Текст книги "Ирисы Негева"

– Ну, все. Кладу трубку.

– Почему?

– Потому что такую хрень я бы точно не забыл. Так что, пока.

– Подожди, подожди. Человек из-за тебя стал инвалидом, а ты даже не хочешь извиниться?

– Инвалидом?

– Да. Ему пришлось делать дорогостоящую операцию.

– Вот черт…

В трубке повисло молчание. Я притормозил у перекрестка. И попытался припомнить те дни, которые проводил в «Сарона-баре». Неужели и вправду что-то подобное могло произойти?

– Так что скажешь? – спросил страховщик.

– Ну… Если все это правда …

– Мы бы не стали беспокоить, если бы не были уверены.

– Бред какой-то. Я должен увидеть записи своими глазами.

– Конечно. Когда сможешь подъехать?

– Не знаю. Нужно как-то переварить все это.

Загорелся зеленый и я тронулся с места.

– Само собой. Хочешь что-то передать пострадавшему?

– Пока нет.

– И тебе даже не интересно узнать его имя?

– Не знаю, что мне это даст.

– Ну, мир сейчас довольно открыт. Посмотришь социальные сети. Увидишь, что я тебе не вру.

– О’кей…

– Имя Тимур тебе о чем-то говорит?

Я ударил по тормозам. Сзади тут же загудели.

– Тадам-с! – в трубке раздалась барабанная дробь. – Скажи, ведь, купился?

Я смахнул выступивший на лбу пот.

Это, конечно, было вполне в духе Тима. Просто ответить на телефон он не мог. Нужно было придумать что-то более эффектное.

– Черт…

– Ха-ха-ха!!! Так что передать твоему другу?

– Передай, что на это раз я и в самом деле сделаю его инвалидом.

* * *

Через несколько минут позвонил сам Тим. Я как раз припарковался и вышел из машины, чтобы купить сигарет.

– Ну, как розыгрыш? – без приветствий спросил он.

– В какой-то момент я и вправду поверил, что такое могло произойти.

– Иначе и смысла не было!

Голос в трубке казался знакомым, но слегка надтреснутым, как будто Тим говорил откуда-то издалека.

– Рад тебя слышать, – сказал я, закуривая.

– И я, старик.

Мимо прошли несколько солдат. Я посмотрел им вслед, сделал несколько затяжек. Молодые ребята. Когда-то и мы были такими.

Рюкзаки у них за спинами выглядели так, будто парни собрались в экспедицию на край света и взяли с собой все, что могло пригодиться для выживания.

– Ну как ты? – спросил Тим. – Рассказывай.

– Да как сказать? – я отошел от киоска и присел на скамейку. – Вроде все в порядке. А ты?

– Нормально. Могло быть и хуже, – Тим помолчал. – Или не быть вообще.

– О чем это ты?

– Да, как-нибудь в другой раз…

День медленно угасал. Улицы наполнились вечерней прохладой.

Мы не общались слишком долго, и я мог только догадываться, о чем Тим недоговаривает.

– Что с твоей мечтой о кино? – спросил он.

– Так и осталась мечтой.

– Может, и к лучшему?

– Может.

Судя по возне в динамике, Тим переложил трубку к другому уху.

– Чем кормишься?

– А, – я машинально махнул рукой. – Работаю таксистом.

– Женат?

– Мы с Полиной все еще вместе.

– Ого! Ничего себе.

– Да уж.

– Дети есть?

В голове сама собой возникла картина нашего последнего разговора с Полиной. И фотография девочки Маши.

– Нет, – я затушил окурок. – А ты? Нашел кого-нибудь?

Тим помолчал.

– Ну, гнездо пока не свил. Есть одна зазноба. Правда, замужем.

Странно, если было бы иначе, подумал я. Это же Тим. По-другому у него не бывает.

– Но! Собирается разводиться, – продолжил он.

– Ясно. А про Гришу что-то знаешь? Как он?

– Свалил в Канаду. Все вроде ровно.

– Ну, он всегда хотел туда перебраться.

– Да.

– А у тебя как с работой?

– Работаю гидом. Вожу экскурсии по иудейским горам.

– Ничего себе. И когда в тебе проснулся интерес к древностям?

– Разве мы сами – ещё не древности?!

Я усмехнулся.

– Нам только по тридцать.

– Для зумеров мы уже хреновы тираннозавры, – продолжил Тим. – Вымирающий вид.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся я. – Что же ты скажешь в сорок?

– Не знаю. Дожить нужно.

– А что за экскурсии?

– Вожу туристов по руинам. Приезжай как-нибудь. Покажу тебе, где пустыня встречается с горами.

– Звучит как начало песни.

– И не говори! Настоящая, мать ее, рок-баллада!

Глава 6

Самые пронзительные воспоминания всегда связаны с утратой. Возможно, именно осознание того факта, что мы не в состоянии ничего поменять и делает их уникальными.

После известия о смерти Моран я понял это совершенно отчетливо.

Время планомерно уничтожает все, что нам дорого. Таков порядок вещей. И в конечном итоге, из множества прожитых лет у нас остается только несколько пронизанных светом дней, в которые мы будем возвращаться до самого последнего вздоха.

* * *

По дороге домой я зашел в киоск возле трассы. Взял сухого вина, и немного подумав, бутылку бренди.

Продавец предложил мне лотерейный билет.

– На прошлой неделе кто-то выиграл полтора миллиона! Но за выигрышем так и не явился. Представляешь?

– Может это просто рекламный трюк? – ответил я.

– Да какой трюк? Такое уже бывало. Купит человек билет, сунет куда-нибудь и забудет.

– Ужас.

– И не говори. Представляешь, как обидно найти такой билет потом? Когда они уже заново разыграют эту сумму?

– Даже не хочу представлять.

– Так возьмешь билет?

– Нет, – отказался я. – Мне точно не повезет.

– Почему?

– У меня жена красивая.

– Ха-ха-ха! Тогда ладно.

Когда я вышел из киоска, солнце уже зашло за горизонт. На город опустилась ночь. Черная, как битум иудейских гор.

Где-то на их отрогах Тим рассказывал туристам о древних царствах и империях.

Интересно, что на самом деле загнало его в пустыню?

* * *

– Когда-то я влюбилась в то ощущение, что мы можем без умолку болтать обо всем на свете, – сказала Полина. Она сидела в углу дивана, свив гнездо из пледа и подушек. – Кажется, с тех пор прошло сто миллионов лет.

– Неплохой срок для семейной пары.

– Как думаешь, мы еще не разучились разговаривать как раньше?

Я присел рядом и ответил:

– Надеюсь, что нет.

– У меня чувство, будто мы свернули не на ту дорогу, но продолжаем делать вид, будто все нормально.

– Ты просто устала.

Полина покрутила в руках бокал с вином и взглянула на меня.

– Фраза на все случаи жизни?

Я повел плечами.

– Не понимаю, что не так?

– Правда? Не понимаешь?

Вино закончилось слишком быстро. Я молча подлил себе бренди. По вкусу оно напоминало дешевый коньяк, но пилось легко.

– Ты приходишь, я сплю. Я ухожу на работу, ты просыпаешься. По шаббатам каждый сидит по своим углам. Примерно раз в месяц мы ходим в ресторан.

– А ты хотела бы ежедневно покорять Эверест?

Она сделала большой глоток вина и покачала головой.

– Нет. Эверест мне не нужен.

– Тогда что?

– Хватило бы и кометы.

Я почувствовал легкий укол в сердце.

– Они не каждый год приближаются к Земле.

– Но их же сотни. Там, в высоте?

– Не таких ярких. У некоторых даже нет имен.

– Тогда мы могли бы купить телескоп. И придумывать им названия. Представляешь, сколько бы их накопилось?

* * *

На следующий день Полина прислала мне сообщение:

«Не подумай, будто я трушу сказать это лично. Просто, глядя вчера на тебя, я поняла, что это не имеет смысла. Все, что я хотела спросить – и так написано у тебя на лице. Я верила, что эта девочка, Маша, может стать мостиком. От меня к тебе. Или, наоборот. Неважно. Впрочем, почему «верила»? Я и сейчас в это верю. Но, к сожалению, одной моей веры недостаточно».

Я перезвонил, чтобы выяснить, что это значит. Автоответчик сообщил мне, что телефон абонента отключен.

Остаток дня я занимался работой. Развозил клиентов. Пытался, когда это требовалось, поддерживать разговор. Надеялся, что Полина откликнется сама. Но солнце село за горизонт. Наступил вечер. За ним ночь. А Полина так и не перезвонила.

Ночевать она тоже не пришла. Кажется, впервые за все годы.

Я звонил ей несколько раз. Безрезультатно.

Что какие-то вещи исчезли, я заметил не сразу. А когда до меня дошло, что Полина забрала их, я почувствовал себя так, будто меня обокрали.

Я выключил все лампы и сидел в темноте, допивая вчерашнее бренди.

Сквозь открытые жалюзи в комнату проникали отблески уличных фонарей. Этого хватало, чтобы различать очертания предметов и мебели.

Где-то в глубине парка подростки слушали модную электронную музыку. На небе, как назло, не было ни тучи. А я мечтал, чтобы начался дождь. Под шум его капель можно забыть о многом.

В районе полночи пришло второе сообщение:

«Не волнуйся. Со мной все в порядке. Насколько это, конечно, возможно. Думаю, какое-то время нам стоит пожить раздельно. Пожалуйста, не воспринимай это как шантаж. Ты просто не готов. И с этим ничего не поделаешь. Сегодня мы должны были поговорить с директором детского дома. Но в итоге, не поговорили даже друг с другом:(Вот видишь, я все же струсила. Оказывается, написать что-то по-настоящему важное значительно проще, чем сказать вслух».

* * *

Несколько дней не происходило ничего примечательного. У меня включилась какая-то скрытая программа экономии энергии. Я бесцельно бродил по квартире, которая встречала меня такой пустотой, что хотелось разговаривать с самим собой.

В эти дни я мечтал только о том, чтобы быстрее отработать смену, а после – упасть на кровать и разглядывать потолок.

Пока улицы тонули в сумерках, я думал обо всем, что произошло за последнее время. И пытался сложить разрозненные события в единую картину. Получалось как-то не очень.

Несколько раз я звонил Полине. Но телефон молчал. Сообщения тоже не приходили.

Тогда я позвонил ей на работу. Надеялся, кто-то позовет ее к телефону, и мы сможем поговорить. Ну, или хотя бы перекинуться парой слов.

Трубку взяла какая-то девушка.

– Привет! – сказал я. – Меня зовут Матвей, я муж Полины.

– Да, – ответила она, – слушаю.

У нее был слегка усталый голос. Но, тем не менее, звучал он вежливо.

– Хотел поговорить с ней. У нее что-то с телефоном. Можно позвать ее?

На другом конце провода замолчали. Я немного напрягся, гадая, что это может значить?

– … а она ничего не сказала?

– Я только что вернулся из командировки, – ляпнул я первое, что пришло в голову. – Поэтому, не успел прослушать сообщения. Решил сразу позвонить.

– Ясно…

Видимо, моя импровизация прозвучала не очень убедительно. Но девушка все же ответила:

– Полина взяла отпуск за свой счет.

– Совсем закрутился. Она же говорила, что собиралась…

– В Эйлат.

Я мысленно поблагодарил свою собеседницу за разговорчивость.

– Точно. Мы же вместе искали отель…

– Что ж, – произнесла девушка. – У меня звонок по второй линии. Так что, если это все, то…

Конечно, это было не все. Вместо одного вопроса у меня теперь целая сотня.

– Да-да. Большое спасибо.

– Приятного вечера, – сказала она и отключилась.

* * *

Эйлат… Туристический центр юга.

Тысячи туристов с разных концов страны. Иностранцы, Красное море, белоснежные яхты и шикарные отели. Круглосуточные развлечения.

Неплохое место для перезагрузки.

А, может, и поиска новых возможностей?!

Я походил по квартире. Заглянул в холодильник. Достал бутылку арака. Разбавил его водой и добавил льда. Получилось крепко, но как раз то, что нужно. Не то, чтобы мне сильно нравился этот напиток, но другой выпивки дома не было.

Выкурив несколько сигарет, я наполнил стакан снова. И вернулся в комнату. Рухнул на кровать. Попытался разобраться в своих чувствах. Но лишь сильнее запутался.

На тумбочке завибрировал телефон. Я схватил его в надежде, что пришло сообщение от Полины, но это была сводка погоды:

«На севере – кратковременные дожди. На юге – сильные порывы ветра».

Я удалил это сообщение, а затем зашел на страничку Полины в Facebook. Никаких фоток или новых постов. Похоже, ей сейчас не до этого. Последнее обновление она опубликовала месяц назад.

Ревности я не чувствовал. Не думаю, что Полина способна переключиться так быстро. Хотя, конечно, случается всякое.

Разве история с Моран тому не подтверждение?

За окном стемнело. Я вслушивался в звуки улицы: гул машин, обрывки разговоров, звон посуды из соседних квартир, далекое дыхание моря. Через какое-то время все это слилось в единый поток.

От свалившегося на меня безделья я совершенно потерял счет времени. Цифры на дисплее телефона подсказывали, что сейчас около десяти вечера.

Лед в стакане растаял, арак приобрел насыщенный молочный цвет. Медленными глотками я вливал его в себя и чувствовал, как тиски, сжимающие голову, постепенно слабеют.

Лента Facebook пестрила фотками, новостями и рекламой. Я пробежал по ней глазами, автоматически поставил несколько лайков, почитал комментарии. Безо всякой цели прокрутил ленту вниз.

И понял, что мне снова хочется посмотреть на страницу Моран.

Там ничего не изменилось. Да и что могло измениться? То же фото профиля. Лучезарная улыбка. Фотки с подругами, посты о киношколе, поздравления с Днем рождения.

Это выглядело так странно, что я поспешил закрыть приложение и отложил телефон. Человека уже нет, а его электронный слепок души все еще функционирует. В этом было что-то неправильное.

Пока я думал – что же именно? – веки налились тяжестью. И мое сознание ускользнуло во тьму.

* * *

Снова аэропорт.

Тишина, впитавшаяся в поры стен.

В прошлый раз, кажется, шел дождь.

Поднимаю голову к стеклянному куполу – нет, ни капли. Только низкие тучи нависают фиолетовыми гроздьями. Кроме них, вокруг нет ничего, что оживляет замершее время. Может, оно и не замерло насовсем, но течет очень медленно. Тянется как смола.

За окнами – хмарь. Клубы тумана стелется по дикой траве. Взлетная полоса пуста. Ни один авиамаршрут не следует через воздушное пространство этой земли. Информации о ней нет ни в одном справочнике.

Это знание живет во мне само по себе. Никто меня ему не учил.

Откуда же оно пришло?

Подхожу к окну. Прислоняюсь лбом к стеклу. Чувствую холод, который проникает в кровь, и разносится по каждой клетке организма.

Самолеты стоят на своих местах. Тронутые ржавчиной крылья безвольно раскинуты в стороны. На стеклах – разводы и пыль.

Ничего не течет. Ничего не меняется.

– Эй! – кричу я. – Есть кто-нибудь?

В ответ – только эхо. Оно прокатывается по пустому вестибюлю. Отражается от стен и снова возвращается ко мне.

– …не будь…

Это и есть ответ. Чтобы понять это место нужно «не быть». Отказаться от ощущения собственного «я». Но кому такое под силу? Разве что музыканту?

Кстати, его в этот раз нет.

Ищу его взглядом. Но интуиция подсказывает, что напрасно.

Жаль. Мне так о многом нужно поговорить с ним.

Например, о гетерохромии. И мелодии «Old town rain». О заброшенном стадионе – откуда там взялся его портрет?

Когда-нибудь я спрошу его обо всем на свете.

О том, почему цепочку Моран нашел именно я? О старых друзьях. О кометах. Об ирисах Негева и замершей беременности…

В углу окна растянута паутинка. Несколько капель росы дрожат на ее полупрозрачных нитях… Какой-то невидимый ткач сплел эту красоту и исчез. Сплел, похоже, без всякой надежды на успех. Ни одна, даже крохотная мушка, не запуталась в ней.

Пока я думаю о пауке, мой мозг улавливает какой-то непривычный для окружающей тишины звук.

Тац-тац-тац…

Будто кто-то бьет мячом о стену.

Стоп. Каким еще мячом?

Отворачиваюсь от окна. Пытаюсь понять, откуда исходит звук.

Кручу головой. Это где-то в противоположном конце зала.

Быстро передвигаю ноги, двигаюсь на слух. Делаю шаг. Другой. Обвожу взглядом зал.

Ряды скамеек пусты. Подходы к паспортному контролю тоже.

Любопытство гонит меня вперед.

Что если музыкант все же здесь?

Тац-тац…

Замечаю чью-то фигуру. Нет, фигурку. Мальчика?!

Точно. Мальчишка. Лет шести-семи. Одет в клетчатую рубашку с закатанным рукавом и синие застиранные джинсы. На ногах – кроссовки.

Мальчик бьет по мячу. Тот ударяется о стену и откатывается обратно.

– Эй…

Собственный голос кажется мне чужим.

Мальчик оборачивается на мой оклик. И замирает. Смотрит мне в глаза. Долго, пристально, изучающе. В его взгляде проскальзывает какая-то эмоция, которую мне тяжело расшифровать. Не то удивление, не то радость. А скорее – и то и другое вместе.

– Привет, – говорит мальчишка.

Говорит легко, словно общается со сверстником.

А я молчу – все не могу оторваться от его серо-голубых глаз.

– Думал, ты уже не придешь, – продолжает он, и поднимает с пола мяч. – Музыкант сказал, что я тебя жду?

– Нет… – удивляюсь я. – Не сказал.

– Хм, странно… Он всегда выполняет обещания. Может что-то случилось?

У меня в голове срабатывает какой-то переключатель. Но сигнал от него идет слишком медленно. И возникшая мысль не успевает облечься в слова. Тем не менее, я должен что-то ответить – мальчишка ждет.

И я отвечаю:

– Да. Случилось.

Мальчишка кивает.

– Я так и подумал.

Импульсы в мозге выстраиваются в цепь. По ней прокатываются яркие всполохи. Но я улавливаю только их отсвет. Он все еще слишком далек от уровня осознания.

Растрепанная шевелюра мальчишки, цвета запеченного яблока, напоминает мне о собственном детстве.

– Расскажи, что произошло, – просит он.

– Если ты про музыканта, то он ранен. И находится в коме.

Мальчик задумывается. Похоже, он собирался что-то сказать, но передумал.

– Кто его ранил? – произносит он после небольшой паузы.

– Плохой человек.

– Но раз ты здесь, значит, музыкант все же нашел способ сообщить тебе?

– Сообщить что?

В это мгновенье передо мной возникает лицо следователя. И в голове снова звучит вопрос: «Почему из всех родственников и близких, этот парень назвал нам твое имя?».

Кажется, до меня, наконец, доходит.

– Похоже, он хотел что-то сообщить мне, только не успел.

– Вот как? – Мальчишка перекладывает мяч под руку и прижимает его к туловищу. – Жаль. Значит, придется мне самому.

Вглядываюсь в черты лица ребенка. Меня пронзает очередная догадка. Но я боюсь даже допустить, что она может быть верной.

Мальчишка улыбается. И я замечаю, что пары зубов у него не хватает.

– Я просто хочу, чтобы ты перестал винить себя, – говорит он. – Поэтому и попросил музыканта.

Мне становится тяжело дышать. Чувствую, как сердце и грудная клетка покрываются изморозью.

– Попросил что?

– Организовать встречу. Он это умеет.

– Что это значит?

– Ну, сплетать лоскуты.

– Какие еще лоскуты?

Мальчишка замолкает, будто ждет, пока я переварю все сказанное. И затем продолжает:

– Иногда случаются плохие вещи. Но в них нет ничьей вины. Понимаешь? – мальчишка чуть сдвигает брови. – Никто не виноват, что так происходит. Ты не виноват.

К горлу подкатывает комок.

Я, наконец, понимаю, с кем говорю.

И протягиваю вперед руку. Хочу коснуться его волос. Провести по ним ладонью. Но как только я притрагиваюсь к ним, то тут же…

* * *

… просыпаюсь.

Сдергиваю с себя одеяло. Встряхиваю головой. Сознание лихорадочно мечется между реальностями. Какая из них настоящая? Как отличить одну от другой?

Чувствую себя так, будто вынырнул с глубины. И мне нужно заново научиться дышать.

Закашлявшись, поднимаюсь с кровати. Бреду в ванную. Умываю лицо. Долго смотрюсь в зеркало.

Комната начинает плыть. Меня охватывает дрожь.

И в моих – таких же серо-голубых глазах – дрожит целый мир.

* * *

Остаток ночи я провел в кресле. Заварил чай, а потом – молча глазел на тусклые звезды. С каждой минутой их далекий свет становился все слабее. А я понемногу приходил в себя.

Прошло часа полтора. Дыхание выровнялось, дрожь унялась.

В пепельнице множились смятые окурки. Чай успел остыть. На его поверхности образовалась тонкая серебристая пленка.

Небо посветлело. Где-то в кустах запели первые птицы.

Когда часы показали половину пятого утра, я поднялся и сходил за телефоном.

Глубоко вздохнул и набрал номер следователя.

* * *

Что за идиотизм, звонить людям в такое время?

Все должны когда-то отдыхать. Даже следователи.

После пятого гудка во мне проснулась совесть, и я решил сбросить вызов.

Но тут Алан снял трубку.

– Горелик. Слушаю.

Голос не заспанный.

Я снова машинально посмотрел на часы. Так и есть – четыре тридцать утра. Никакой ошибки. Неужели не спал?

– Алан, это Матвей. Извини, что в такое время…

– Все нормально, – он кашлянул. Затем добавил:

– Дети с женой. Ты никого не разбудил.

Мне показалось, что в его голосе прозвучало сожаление.

– Что случилось? Вспомнил какую-то важную информацию? – спросил он.

– Да ничего особенного…

– Тогда в чем дело?

Это прозвучало так, будто он самого начала чувствовал, что в этом расследовании есть нечто, ускользающее от его взгляда. И нужно лишь время, чтобы это нечто раскрылось.

– Просто хотел узнать, что с музыкантом.

– В половину пятого утра?

– Прости. Это, конечно, нелепо.

– Но, тем не менее, ты позвонил.

– Угу…

Мы замолчали одновременно. Будто оба вглядывались в темную комнату, пытаясь разглядеть в ней черную кошку, которой там не было.

– Ты ведь уже спрашивал, – сказал следователь. – А я уже говорил. С тех пор ничего не поменялось.

Я собрался с духом.

– На самом деле, мне хотелось бы навестить его.

– Навестить?

– Это возможно?

Алан замолчал. И молчал секунд десять.

– А какой в этом смысл? – спросил он, наконец. – Парень ведь все еще в коме.

– Я читал, что они всю чувствуют.

– Они?

– Люди в коме.

Алан вздохнул.

– Ты единственный, кто попросил об этом.

– Серьезно?!

– Нет, шучу.

Я посмотрел в окно. Город досыпал последние минуты. Фонари потухли. Воздух пах туманом и свежестью. Подростки из парка разбрелись по домам. Было так тихо, что стало слышно, как гудят кондиционеры на стене соседнего дома.

– Матвей?

– Да?

– Давай так. Я разрешу тебе навестить его, а ты мне расскажешь, что на самом деле происходит.

– Можно подумать, я знаю.