Текст книги "Оболганная империя"

Глядя на этого «героя дня», воочию видишь, что делают с человеком деньги. Он даже не замечает, как он пошл со всем своим богатством, даже смешон на своей в двести тысяч долларов коняге. Каким тленом несет от него, молодящегося старика. Наберетесь ли вы смелости лечь под скальпель этой разрекламированной звезды «самой гуманнейшей профессии» – хирурга-глазника, зная, что и в человеческом глазу таковому видится не что иное, как только доллар?

То, что происходит ныне в нашей стране, – никак не может вместиться в нормальное сознание. С ошеломляющей ясностью открылось, как плохо знали мы то общество, в котором жили, как далеки мы были от понимания «человеческой природы», не представляя себе, до каких глубин низости, нравственного извращения может дойти человек, пораженный страстью к наживе. И узнали мы на собственной шкуре, на собственной судьбе, что значит власть «финансовой олигархии», когда пять еврейских банкиров вмиг (как только был объявлен «рынок») захватили восемьдесят процентов нашей государственной, народной собственности. Добрался и до нас «ревнивый бог Израиля» – всевластие «золотого тельца», денег, во имя мирового владычества «избранного народа».

Но этим «сынам дьявола» (слова Спасителя в Евангелии от Иоанна) мало одного материального, экономического господства. Они хотят поработить наши души, истребить в них качества, данные свыше, сделать нас рабами. Мы должны четко уяснить, с кем имеем дело. Казалось бы, уму непостижимо: народ русский спас евреев от гитлеровского истребления, и что же в ответ? Одна ненависть, всепожирающая ненависть. О, тогда, в годы войны, они горланили оды русским, упивались стихами о том, как «умирали солдаты, по-русски рубаху рванув на груди» (это ли не «по-русски» сказано?). Небезызвестный Василий Гроссман в грозную зиму сорок первого написал очерк о деревенской старухе, как она встретила их, военных журналистов, накормила, уложила спать. И какие слова о «величии народной души» нашлись у автора, у того самого автора, который потом с такой злобой писал о рабстве той самой души! Перелистайте газеты, журналы последнего десятилетия (со времен «перестройки»), посмотрите, как отмечался в них День Победы, – и вас буквально захлестнет вал публичной ненависти к «русскому фашизму», «русским антисемитам» и т. д.

Ныне дети, внуки тех, кто были спасены от нацистского уничтожения, с расистским остервенением творят геноцид русского народа. Гайдары-Чубайсы стали проводниками грабительских реформ с помощью «либерализации цен», «ваучеров», «приватизации», именно с этими именами связаны те неисчислимые беды и страдания, которые обрушились на наш народ, именно этими именами открывается черный список врагов России, за злодеяния которых еще придется держать ответ породившему их племени (как не раз случалось с ним еще здесь, в земной жизни).

Итак, нам агрессивно навязывают такие условия существования (вернее, вымирания), когда мы должны забыть свою историю, свою религию, все самое заветное и взять за образец «этику» двуногих хищников.

Да, такие, как Федоровы, с их мертвой, вовсе не медицинской, хваткой, – процветают, но вот люди с задатками гениев – наподобие Лобачевского, Менделеева, Пирогова, – что им делать в этом «рыночном» мире, где ни в грош не ставится наука? Что делать талантам – цвету народа? Что делать самому народу, призванному к историческому творчеству, созиданию, в то время как из него хотят сделать барахольщиков, ненавидящих честный труд, чернорабочее быдло, обслуживающее колонизаторов, когда все здоровое, имеющееся в нации, не принимающее нынешней «демократии», объявляется балластом, «лишним населением», подлежащим беспощадному устранению с «исторической арены» (и эти требования заокеанских тэлботтов из мирового правительства повторяются здешними Федоровыми). Что делать с духовной заразой, проникающей в социальные поры, в массовое сознание, – с тем страшным злом, которое на общественном языке именуется «американизацией»?

Не будем абсолютизировать это зло, видеть в нем нечто беспримерно апокалиптическое в истории. В ней, в истории, никогда не прекращалась борьба сил разрушительных, революционных с силами охранительными, консервативными. Не меньшее, пожалуй, нынешнего разлагающего влияния американизма имело в Европе разрушительное действие идей французской революции в конце XVIII – начале XIX века. Любопытно читать, например, «письмо из Германии» немца, напечатанное в одном из русских журналов начала XIX века. Речь идет о «перемене, которую испытала Германия от слишком тесного общения с Францией». «Какая причина сему низвержению Германии с нравственной ее высоты? Франция, Франция! – кричат все немцы, единая виновница всех наших бед». Французы – «ловкие подлипалы у немецких жен и девиц. Язык для них совсем новый, и их ласковые обольщения понравились немкам. Красотки восхищались, когда у ног их млели сии обожатели, упадали в обморок и хотели умирать. Ах! как они милы, ловки! – кричали они, – как, напротив того, наши грубы, неотесанны». «При всех немецких дворах, во всех здешних домах болтали и наряжались по-французски». «Германия! Германия! Ты противоборствовала мечу всеобладавшего Рима, иго его тебе было чуждо, а теперь ты, пред скипетром французских модных торговок, преклоняешь ты свою выю… Угнетения, ухудшения и обман явились в Германию, и старинная немецкая честность сказала: прощай!»

Увы, то же самое наблюдалось в России, и, что поразительно, – сразу после победы над Наполеоном, и даже во время войны с ним. Те же самые французы, «ловкие подлипалы» у русских жен и девиц, о чем много писалось в тогдашних русских журналах, вроде следующего о военнопленных французах: «…Не бывает ни одного собрания, ни одного бала, куда бы французы преимущественно приглашены не были… Они имеют вход во все дома… Некоторые русские дворяне с ними о России рассуждают, слушают их и любуются их красноречием и даже берут их в учители к детям своим». «Благородные девицы не погнушались руку свою предложить – кому? Тем, у которых кровь свойственников или ближних, несчастным сим девицам принадлежавших, не успела еще на руках обсохнуть! Тем, от которых, может быть, вкусили тяжкую смерть отцы, братья, сродники их, друзья, не говоря уже о соотечественниках, ибо для мудрых космополитов, или обитательниц вселенной – ни сего звания, ни сей связи не существует… И после содеяния нынешними пленными в Отечестве нашем неслыханных святотатств и насилий».

«Доселе на дворян наших жаловались в безрассудной страсти подражать во всем иностранцам; ныне, и что всего удивительнее! после 1812 года, купечество наше, носившее доселе русское платье особого покроя, вдруг вздумало гнушаться столь почетным и прекрасным одеянием… Сия часть почетного нашего купечества нарядилась, конечно, неумышленно, в платье, присвоенное ныне выходцам земли иудейской!!» «Когда перестанем мы применяться к иноземцам?., есть такие, которые Россию почитают Америкою».

История показала, что не только высшие, образованные сословия, так называемая интеллигенция, но и народ в целом подвержен разлагающему влиянию, тому, что Достоевский называл развратом (надеясь, что народ все-таки избежит этого. Каждый сейчас может судить, оправдались ли надежды писателя).

После разрушения Советского Союза главным врагом для «мировой демократии» стало Православие в нашей стране. Об этом откровенно говорят официальные лица Америки, и это хорошо известно.

Антиправославная политика нынешнего режима (при всем показушном лобзании с иерархами) поощряет всякого рода экстремистских «реформистов» внутри церковной жизни. Стараниями «демократической» печати раздута известность священника Георгия Кочеткова, настоятеля храма Успения Божией Матери в Печатниках (Москва). В заслугу этого «реформиста» ставится его «собственный путь внутри Православия» – с отказом от уставных форм богослужения, канонической строгости при совершении Евхаристии, с «обновлением» Православия путем внесения в него элементов других, чуждых ему конфессий и т. д. Одним словом (если не говорить о чем-то сходном в прошлом, вроде секты жидовствующих в начале XV века, «обновленцах-живо-церковниках» в двадцатых годах двадцатого столетия), пред нами те заносчивые, нигилистические умствования, которые нам, литераторам, обрыдли в своей литературной среде, нестерпимой от гвалта всех этих «апрелевцев» о «демократии», «правах человека», «свободе слова» и т. д. Впрочем, и там и здесь – один и тот же национальный состав, одна и та же «паства». То главное, что ставит своей практической целью Кочетков, – это «расширение границ церковности», двигателем чего должна стать «воцерковленная интеллигенция». Затея не новая. В свое время, в семидесятых годах двадцатого столетия, небезызвестный Александр Мень проповедовал особую миссию гуманитарной интеллигенции в деле «новой евангелизации» страны (кстати, в своей книге «Бодался теленок с дубом» Александр Солженицын также говорит об особой роли в общественном пробуждении тех же самых гуманитариев, типа «Люши» Чуковской, нетерпимой, по словам самого же автора, к Православию). Читателю, мало-мальски зрячему, понятно, что это за «гуманитарная интеллигенция», долженствующая в «современном духе» «очистить» Православие, церковность от традиционализма. (Кому попадались на глаза статьи, например, диссидентки Зои Крахмальниковой, тот может представить, сколько нескрываемой злобы у таких «православных» к Русской Православной Церкви, к Патриарху.)

Но оставим все эти разглагольствования о «воцерковлении» через культуру и перейдем к событию, поразительному даже и для наших дней. Случилось это в упомянутом храме Успения Божией Матери. Службу вели Георгий Кочетков и недавно назначенный в приход второй священник Михаил Дубовицкий. И до этого были неизбежные конфликты между двумя священниками, один из которых уклонялся от уставных правил богослужения, а второй строго следовал им. На этот раз о. Михаил отказался выполнять неканонические требования настоятеля храма Кочеткова, и здесь последовало то, что мы увидели в телепрограмме «Русский дом» 1 августа 1997 года. Вышедшего из алтаря о. Михаила окружила группа «прихожан» с явно семитскими физиономиями, и началось избиение священника, громким криком звавшего на помощь. Затем последовал кадр, как избиваемого священника заталкивают в машину неотложной помощи и отправляют в психушку.

Фантастично, что все это записано на пленку «прихожанами» – «кочетковцами», видимо, для публичного, по тому же телевизору, устрашения своих противников – чего осторожничать, сегодня все в их власти, и они могут творить что угодно и безнаказанно. И страшно становится; ведь любого из нас, кто будет отстаивать чистоту Православия, могут схватить, как преступника, и засадить в психиатричку. К счастью (как стало известно из газет), о. Михаила в больнице не признали психически больным, и на следующие сутки он был выпущен.

Эта вопиющая история вынудила обычно сдержанного, даже благосклонного к «старшим братьям-иудеям» Патриарха Алексия II своим указом отстранить организатора погрома Георгия Кочеткова от обязанностей настоятеля храма. Но остается приход, «монолитный, внутренне спаянный», как его характеризует лукавая «Независимая газета» (приложение к «Независимой газете» – «НГ – Религии», № 7, 1997). Приход, не терпящий «чуждого ему по духу священника», то есть любого священника, если он не отвечает их бейтаровскому темпераменту. Ведь из этого «внутри спаянного» отряда, как пишет та же «Независимая газета», и объявился тот врач-психиатр, по специальному вызову которого был увезен в психбольницу о. Михаил.

* * *

В «Независимой газете – Наука» № 1, сентябрь 1997, говорится о физике Л. Ландау: «Из физиков XX века он на первое место ставил Эйнштейна» на втором сверхуровне из советских физиков упоминал только себя. В опубликованном здесь же в газете «Рейтинге выдающихся физиков-атомщи-ков XX века» на «первом высшем уровне» значатся немцы Карл Вайцзеккер и Вернер Гайзенберг (по признанию самых авторитетных физиков – физик № 1 XX века). Фамилия Л.Ландау стоит в «третьем уровне» в числе тридцати шести имен, в том числе тринадцати советских ученых. Что касается «величайшего ученого двух тысячелетий» – Эйнштейна, то этот «корифей» заключает список самого последнего, «четвертого уровня» («до 1939 года Эйнштейн отвергал прогнозы практического использования атомной энергии»).

Помнится, как в шестидесятых годах под сурдинку «физиков и лириков» муссировалась в печати фамилия Ландау как несравненного гения-физика с неземным даром сверхскоростного мышления. Певец этой особой популяции «физиков-теоретиков» Д. Гранин в своем романе «Искатели» вывел Ландау под именем Данкевича, Дана – как «просто» зовут обожающие его ученики (видимо, знающие особую миссию колена Данова). «Поспеть за ходом мысли Дана было невозможно… Дан двигался огромными прыжками». Один из его поклонников говорит о нем: «А ты знаешь, как он мыслит? Это молния». Известно высказывание Эйнштейна о том, что в течение двух лет, предшествовавших 1916 году, когда появилась общая теория относительности, у него в среднем возникала одна идея каждые две минуты, и каждый раз он отвергал эти идеи, заменяя их новыми. Сколько же идей провертелось в теоретической голове за эти два года… под силу справиться, пожалуй, лишь компьютеру…[5]5
  А. И. Солженицын с гордостью говорил своему западному биографу о своей жене Наталье Светловой (математике по образованию): «Она думает со скоростью ЭВМ… В мгновение она способна найти самый сильный аргумент… У нее всегда много идей о том, как действовать
  и как ответить…»


[Закрыть] Впрочем, в этих немыслимых мыслительных прыжках-полетах возможны явные конфузы, что и случилось с такого же рода интеллектуалом Матиссеном в «Эфирном тракте» А. Платонова. Инженер-агроном Матиссен убежден, что одной только мыслью, одним только словом «о-р-о-си-т-ь» можно без всякого приложения сил полить капустный участок. Более того, мыслью можно обстрелять вселенную, черт знает как наколобродить в ней. Увы, мозг бедного Исаака Григорьевича не выдержал, он умирает от мозгового штурма Вселенной, хотя, по свидетельству простодушного современника, «Млечный Путь лопнул от мыслей Исаака Григорьевича». «Кроме Млечного Пути, Исаак Григорьевич навеки испортил одну звезду и совлек Солнце с Землею с их спокойного гладкого пути. От этого же, я так думаю, и какая-то планета отчего-то прилетела на Камчатские полуострова».

Любопытно, как научный революционизм соединяется в этих людях с радикализмом общественным, политическим. Тот же Ландау в 1938 году в возрасте тридцати лет был арестован как автор листовки, призывающей к свержению Сталина – «фашистского диктатора», «сталинского фашизма», к «решительной борьбе против сталинского и гитлеровского режима», против «сталинских палачей, способных только выдумывать нелепые судебные процессы о несуществующих заговорах», и т. д. Молодой ученый призывал «организовываться», «вступать в антифашистскую Рабочую партию и налаживать подпольную технику» и т. д. (Подлинность авторства Ландау в составлении этой листовки не подвергалась сомнению даже в девяностые годы. «Известия ЦК КПСС», № 3, 1991.) Молодого физика, не такого уж чудака-теоретика, призывавшего «сбросить фашистскую диктатуру Сталина», – Иосиф Виссарионович нашел возможным пощадить, отдав его на поруки академику Капице (хлопотавшему за него). С учетом этой революционности физика нам понятнее будут его научные амбиции.

В литературной среде еще нагляднее, пожалуй, видна эта пузырящаяся амбициозность. Сколько было шума вокруг романа В. Гроссмана «Жизнь и судьба». Как только его не именовали: вторая «Война и мир», «роман века» и т. п. Сам Гроссман виделся исходящим из плена египетского и одновременно входящим на Олимп литературы. Я начал читать его сочинение после «Колымских рассказов» Шаламова и не мог пересилить скуку: после страшной шаламовской правды (с ее «Оставь надежду…») о лагерной жизни – какой-то интеллектуальный сиропец на «зловещую тему»: два героя-умника на лагерных нарах, как за «круглым столом», нудят о тоталитаризме, правах человека, свободе, рабстве. Ради этих лозунгов, навязших в зубах, и написан роман, ныне благополучно скончавшийся. А что осталось от других смельчаков – беков, анатолиев рыбаковых и всех других? Впрочем, престарелому автору «Детей Арбата» нельзя не отдать должного в его неугомонной, не слабеющей с годами настырности в обвинении русских в антисемитизме. Старческая память, да, видимо, и вся жизнь бедолаги только и поддерживается одним этим «огоньком». Вот отрывок из его «Романа-воспоминания» («Независимая газета», 10 июня 1997 года). В полувековой истории советской, русской литературы вылавливает он дрожащими руками всех тех, кого считает антисемитами, начиная с Ф. Панферова сороковых годов и кончая нынешними В. Астафьевым, В. Беловым, В. Распутиным. Оплевывает он, например, того же Ф. Панферова, а видно, как этот русский самородок, пусть не ахти какой писатель (во всяком случае, не хуже рыбаковых), до небес возвышается над обличителем. Вы посмотрите, какое великодушие (а можно сказать – какая дурацкая русская черта): только что встретился с незнакомым типом, не успел узнать его, а уже готов все сделать для него. Сам Рыбаков пишет о нем: «Отстоял мне в Союзе писателей квартиру, потом и дачу в Переделкине, рекомендовал и в члены редколлегии «Октября», выдвинул роман на Сталинскую премию…» Панферов был главным редактором журнала «Октябрь», имел вес не только в Союзе писателей, но и в высших партийных инстанциях, и наш сорокалетний «начинающий автор», конечно же, извлек для себя из всего этого максимум «житухи». Но если главный редактор «Октября» был с ним, что называется, «душа нараспашку», то не из таких простаков наш герой. Ночуя по приглашению Панферова на его даче, Рыбаков был начеку касательно своего портфеля с полученным гонораром: «Положил под подушку портфель с деньгами и заснул». Уж не сомневался ли гость в порядочности хозяина и его жены – писательницы, единственных, кто был в это время на даче? И не от них ли он упрятал под подушку портфель?

Но что же все-таки было причиной того, что осталось незаживающим рубцом в старческой памяти воспоминателя? А вот что. Как-то между ними зашел разговор о Волге (в связи с парфеновским романом).

«– Да, вам этого не понять.

– Кому это вам!

– Вам не понять, – повторил он, – в этой поездке я показываю читателю Волгу – нашу Волгу, великую русскую реку, дорогую каждому русскому человеку, матушку нашу Волгу, кормилицу, а вам, конечно, не понять.

– Кому это вам? – переспросил я… – Так кому это вам?

– Вам, инородцам.

– Ах, так. Мало того, что ты графоман, ты еще и антисемит».

Знакомый «мотив» – и известная почти ядерная реакция на него. В «Детях Арбата» Рыбакова есть такая сцена. Двое молодых приятелей – Саша Панкратов и Боря Соловейчик (из детей «борцов ленинской гвардии, пострадавших от сталинизма») в ссылке удостаивают вниманием старика Антона Семеновича, бывшего царского повара. За выпивкой заводят речь о его доме.

– Где он, дом-то? В Бердичеве?

Борис встал, подошел к двери, накинул крючок.

– Вы чего, ребята? – беспокойно забормотал Антон Семенович. – Я ведь в шутку.

– Последний раз шутишь, стерва, – усмехнулся Саша.

Борис навалился на Антона Семеновича, прижал голову к столу.

– Ребята, пустите, – хрипел Антон Семенович.

– Не до конца его, Боря, на мою долю оставь, – сказал Саша… – Падаль! Задумал над нами измываться! Гад! Рванина!

– Извиняйся, гад.

– Извиняюсь, – прохрипел Антон Семенович.

Борис вытолкал его за дверь, сбросил с крыльца, устало опустился на скамейку».

Бедному старику еще повезло, могло кончиться и хуже. Не такая ли нота угрозы звучит и в словах самого Рыбакова, обращенная к вчерашнему благодетелю? И за что же? За то, что тот сказал, как «дорога каждому русскому человеку Волга», и этого не понять «вам», «инородцам». И что же здесь такого криминального? Разве не то же самое могли бы сказать индусы о своем Ганге, египтяне о Ниле, немцы о Рейне и т. д.? Но главное – человек завалил «инородца» немыслимыми для того времени щедротами (публикации, повышенный гонорар, квартира, дача, членство в редколлегии, Сталинская премия) и в ответ получил пожизненную ненависть за одно безобидное, в сущности, слово. Даже и когда умирающий от рака Панферов хотел его видеть, этот «гуманист» отрубил: «Не имею желания».

О, русское простофильство и доверчивость! Добившийся все-таки встречи с «непримиримым», умирающий Панферов исповедуется перед ним: «…Вот и Анатолий пришел. Я знал, что он придет, я любил его, как брата… Большие надежды на него возлагал и сейчас возлагаю. Анатолий себя покажет…» И показал. И все же, при всей нравственной приниженности перед ничтожеством, не высится ли этот Панферов, как глыба, характером своим, самой человеческой природой над своим обличителем, у которого за душой ничего нет, кроме непомерной амбиции, интриганства, иссушающего злопамятства? Только такими «творческими возможностями» и могут блеснуть подобные писаки.

* * *

Но ведь такого же рода «деятельность» собратьев их и на других поприщах. В свое время Сталин провозгласил: «Кадры решают все!» Эти слова основывались на вере в безграничные силы народа, способного из недр своих выдвигать талантливых руководителей, знающих свое дело кадры. В докладе на Пленуме ЦК ВКП (б) 3 марта 1937 года Сталин говорил: «Можно бы назвать тысячи и десятки тысяч технически выросших большевистских руководителей, в сравнении с которыми все эти Пятаковы и Лившицы, Шестовы и Богуславские, Мураловы и Дробнисы являются пустыми болтунами и приготовишками с точки зрения технической подготовки». С ликвидацией «пятой колонны» (помимо всего прочего, поставлявшей болтунов и невежд) появилась целая плеяда молодых – чуть больше тридцати лет – наркомов, блестящих организаторов промышленности, народного хозяйства, таких, как А. Н. Косыгин, Н. А. Вознесенский, Д. Ф. Устинов, В. А. Малышев и многие другие. Это было время рождения, творческого взлета выдающихся авиаконструкторов, создателей новейших образцов вооружения, военной техники, что позволило стране подготовиться к отражению вражеского нашествия. Из народной же толщи выковывались в годы Великой Отечественной войны кадры военачальников, наших известных полководцев.

И вот захватившие власть в стране «демократы», поддерживаемые мировой закулисой, уничтожают то, чем было сильно наше государство, – питающий его источник народных талантов. Молодежи из рабочих, крестьянских семей закрыт доступ к высшему образованию, ставшему привилегией нового класса грабителей. Это значит, что уже не будет того патриотического научно-культурного слоя, который создавала прежняя государственная система образования, и место его займет космополитический сброд, для которого Родина везде, где больше платят. Путь открыт не будущим Курчатовым, Королевым, Мишиным, а «гарвардским мальчикам», с их научной бездарностью, но зато с двойным-тройным гражданством, а «ненужный» героизм Юрия Гагарина вполне компенсируется рекламируемым по телевидению фиглярством в Центре подготовки космонавтов на центрифуге лоснящегося от сытости какого-нибудь госчиновника. Какое обилие «талантов» в нынешнем «российском правительстве» – ив теннис играют, и в футбол, и в сауне с девочками резвятся-соревнуются, и на центрифуге крутятся – ну, до дел ли государственных? Хотя Ельцин не нахвалится своими любимцами: «Какая умная команда работает из молодых реформаторов! Главное – умная!»[6]6
  Вот что пишет об этих «реформаторах», «слывущих в стране очень умными», даже их собрат по «демократии» В. Белоцерковский («Независимая газета», «НГ– Сценарии», 10 сентября 1997 года): «Один из них, например Борис Немцов, объясняя свое решение перейти в правительство, говорит, что «единственно важным» для него аргументом было «заявление президента о желании войти в историю не Борисом Годуновым, но Ярославом Мудрым, чтобы оставить после себя процветающую Россию». Чтобы дать такое объяснение, надо кроме всего прочего не иметь и чувства юмора. Как и в случае с гениальным предложением пересадить всех министров с иномарок на «Волги»…
  «Еще один умный – Анатолий Чубайс… на экономическом форуме в Давосе на весь мир заявил, что война в Чечне полезна для экономики России. Идиотизм здесь двойной: во-первых, утверждать это – значит путать экономику для страны с экономикой для номенклатуры, для мафиозных олигархий, а во-вторых, не следовало так откровенничать с трибуны, да еще международной. Только в нашей тотально деморализованной стране такое выступление могло сойти с рук их автору». В данном случае речь может идти не только об умственной неполноценности Чубайса (первый вице-премьер!), но и о причастности его к той группе военных преступников, которая в своих интересах развязала и одобряла кровавую бойню в Чечне.


[Закрыть] – заявил он на встрече со школьниками 1 сентября 1997 года. При словах об этих умниках всегда свирепая в распекании неугодных (вроде русских силовиков) физиономия Ельцина обливается эдаким физиологическим умилением от сознания, видимо, приобщенности к «интеллектуальной элите».

Итак, каков же выход для нас, русских, из того угла (почти резервации), куда нас загнали? Исторические, параллели здесь мало чем могут помочь. После монголотатарского вторжения, в XIII веке епископ Владимирский Серапион в проповедях своих, призывая людей к покаянию, как бы накладывал бальзам на измученные души их в условиях иноземного ига, укреплял веру, тем самым приуготовлял почву для будущего народного подвига. Но еще целое столетие отделяло проповедника от Куликовской битвы. Могут ли рассчитывать на такое отдаленное торжество нынешние проповедники? Восстанавливается храм Христа Спасителя, вступают в строй другие храмы, но не окажутся ли они в скором времени без паствы? При входе во двор Литературного института, где я работаю, висит огромное объявление: «Продажа квартир правительством Москвы». По дороге на автобусе от метро «Юго-Западная» (где я живу) до конечной остановки Очаково вы встречаетесь с приветливым предложением на громадном щите: «Продажа квартир. Мы построим вашу мечту». Здесь за короткий срок уже вырос целый район шестнадцатиэтажных домов, и нетрудно догадаться, кто в них вселился. На всех окрестных рынках – одни и те же кавказские лица, нерусская речь. Почти то же самое – в автобусах.

Еще одна черта к характеристике умственно-морального уровня «реформаторов». В «Дневнике» (запись от начала ноября 1988 года) писателя, ректора Литературного института С. Есина говорится: «Институт делает экспертизу по текстам Коха и Чубайса. Проходя в кабинет, вижу, как из приемной выносят магнитофон с большими вертикальными дисками. Слушали телефонные переговоры этих двух фигурантов современной истории, записанные на пленку. «Спецы» говорят, что тексты совсем криминальные по

лексике, с большим количеством мата, речений из быта качков и бандитов. Будто переговариваются не два премьер-министра, а служащие «Коза Ностры»».

Поэт Юрий Кузнецов рассказал мне о забавном случае, как он был ошарашен, парализован, когда, впервые приехав в Москву, увидел в автобусе негров. Ему показалось, что ими заполнен весь вагон. А приглядевшись, подсчитал: их, негров, всего четыре, а остальные, человек тридцать, русские. В сем казусе есть нечто оптимистичное, эдакий здоровый национализм – зрячесть насчет того, сколько наших, и не перебор ли не наших. Но ныне-то уже выходит наоборот: четыре наших, а «остальные, человек тридцать», – кто они? Недаром старший братец А. Чубайса выкрикивает с трибуны, что Москва – город еврейский, чеченский и т. д. И, конечно же, сладкоголосые зазывания «рыночной» сирены «построить вам мечту» доходят не до наших обобранных русских, а до интернациональной мафии разных калибров. И если мы не имеем денег, чтобы купить квартиру, то должны иметь что-то в голове, чтобы понимать, что происходит вокруг и какие выводы нам надо делать. Как мы реагируем, когда, например, русофобское телевидение сладострастно смакует такой «сюжет»: в Грозном из окна второго этажа дома чеченка, вопя по-дикому, грозит кулаком стоящей внизу плачущей русской женщине, выброшенной из собственной квартиры. Представьте, что в Москве русская женщина выгнала из квартиры чеченку, – какой вой подняли бы «демократы». А там, в этой «Ичкерии», десятками тысяч убивают, изгоняют из домов русских, и мы не просто молчим, а не хотим даже знать об этом. Но эти «злые чеченцы» попридержали бы свои кинжалы и автоматы, если бы знали, что такое же, как у них в «Ичкерии» с русскими, будет и с чеченцами в Москве. И во всей России!

Дряблость «всепрощения», «понимания» других в ущерб себе, своим национальным интересам и губит нас.

И это безволие мы готовы оправдывать некой нашей загадочной природой, данной нам, в отличие от других, неслыханной свободой воли. Этой «внутренней свободой» некоторые объясняют и беспримерное нынешнее терпение народа: для него слишком узкая цель – противостоять, объединяться, бороться на «внешних началах» (экономических, социальных, политических, патриотических и т. д.), «русская душа живет чем-то большим». Пьер Безухов у Толстого хохочет, оказавшись в неволе: «Ха-ха, ха!…Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня? Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха! – смеялся он с выступившими на глаза слезами». Вот так и каждого из нас (как французы – Пьера) могут запереть, засадить в тюрьму, в сумасшедший дом (как о. Михаила), и что? Мы также будем хохотать от радости, что все это чепуха, вздор для нас с нашей «свободой воли», «бессмертной душой»? Пусть оно и так, но ко времени ли? Ведь ныне даже сам Патриарх Алексий II стал призывать: «Все мы должны защищать Отечество и от врагов внешних, и от врагов внутренних» («Независимая газета», 24 февраля 1998 года).

Ныне важнее всего, пожалуй, осознание нами себя как русских, как нации, осознание не только своих слабых сторон, своих недостатков (в этом мы преуспели, как никто в мире), но и своих сильных качеств, своих достоинств. В свое время даже такой либерал, как В. Г. Короленко, после поездки в Америку писал: «И много у нас лучше. Лучше русского человека, ей-богу, нет человека на свете». И, пожалуй, нет человека, народа сильнее. Историк Н. Костомаров, малороссиянин, не чуждый украинского национализма, писал: «…Можно уже в отдаленные времена подметить те свойства, которые вообще составляли отличительные признаки великорусской народности: сплочение сил в собственной семье, стремление к расширению своих жительств…» О «еще неслыханной в мире стойкости, живучести и силе распространения» русского народа писал Н. Н. Страхов (в книге «Борьба с Западом в русской литературе»), видя в то же время «высший интерес» его в «духовной области». Ведь мы действительно великий, самобытный народ, и не только вкладом в мировую культуру, но и своим опытом бытия – общественного, религиозного. Ведь это русский народ объединил вокруг себя сотни наций, племен в великое государство, которое враги наши оклеветали как «империю зла», но которое навсегда останется в истории прообразом человеческого братства.

С разрушением великого государства историей поставлен вопрос: на что способен русский народ без этого щита нашей национальной независимости? Насколько он жизнеспособен сам по себе, без традиционной в России самодержавной, авторитарной власти? Имея в виду именно авторитарное будущее нашего государства, сознавая временность, историческую бесперспективность на нашей земле беспощадно навязываемой нам «демократии», мы должны в это кризисное время трезво оценить свои возможности, чтобы опереться на собственные силы, которыми мы не обделены. Необходимо осознание своей принадлежности к нации особой – по своей стойкости, живучести. Другой народ, пройдя через все то, что испытали мы в XX веке, перестал бы существовать, а мы все еще ненавистный «имперский народ». Нас оккупировали, уничтожают, а мы видим не «великодушие победителей», а еще большую ненависть к нам. Значит, есть что-то в нас большее, чем наше собственное представление о себе как о потерпевших поражение.