Текст книги "Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства"

В суждениях Л. Оникова много справедливого, хотя в них упрощается сам процесс управления таким сложным, гигантским образованием, каким была партия, ибо совсем не учитываются разделение партийной власти и особенности ее проявления во всех структурных партийных подразделениях, начиная от первичной партийной организации. Партия, если попытаться ее образно представить, – это гигантский линейный корабль, движение которого управлялось сотнями рук, стоящих у различных механизмов, без которых оно было бы невозможно, хотя у штурвала стоял всего один человек. Чтобы объективно оценить систему управления партии, надо хорошо знать характер взаимоотношений всех ее звеньев с центром, знать, чем управляли и за что отвечали в обкоме, горкоме, райкоме, партийном комитете завода, совхоза. Не вмешиваясь в большую партийную политику, в решении же социальных, хозяйственных вопросов на местах вся полнота власти принадлежала обкомам КПСС. Возможности управлять регионами у первого секретаря обкома КПСС, думаю, были куда выше, чем у царского генерал-губернатора.

С чем можно полностью согласиться, так это с тем, что внутреннюю и внешнюю политику партии действительно определяли 32 человека из самого верхнего эшелона власти и влияние здесь партийной провинции действительно было почти нулевым. Думаю, не учитывается Л. Ониковым и тот факт, что со времени смерти Сталина и XX съезда КПСС существенно изменилось положение ЦК КПСС, сам факт продолжительной и обстоятельной работы команды Брежнева – Суслова с членами ЦК КПСС, чтобы убрать Хрущева, убедительное тому доказательство. Скажу, что и после XXVI съезда ЦК КПСС располагал огромными возможностями радикально влиять на положение дел в партии, и только старая инерция послушания, отсутствие настоящих лидеров в регионах мешали этому, но об этом речь впереди.

Содержание и стиль работы Секретариата в то время от начала и до конца определял М. А. Суслов. Большая часть присутствующих секретарей, и тем более приглашенных на заседание Секретариата работников отделов, исполняла обычно роль статистов, внимающих, поддерживающих, возражения были редким исключением. Вместе с тем я бы не стал однозначно оценивать М. А. Суслова как человека ограниченного, ущербного, исполняющего лишь роль серого кардинала. Говорю об этом, ибо многое, что написано на эту тему, не разделяю. Признаюсь, мне не по душе в оценках нашего недавнего прошлого представлять себя в роли этакого всевидящего и всепонимающего персонажа типа Федора Бурлацкого, а людей, с которыми довелось иметь дело, изображать в виде дремучих ретроградов, ограниченных и невежественных. Не разделяю такого подхода, ибо в нем попирается истина в угоду возвеличиванию своей персоны и в угоду конъюнктуре времени. Да и в поименовании «серый кардинал» всегда вижу больше дани историческим параллелям, чем сути. По отношению к ЦК М. А. Суслов не был «серым кардиналом», ибо умело, не выпячиваясь и практически неограниченно управлял аппаратом ЦК КПСС. По своей сути он был живым олицетворением партийного консерватизма, начиная от своей старомодной одежды и всем известных калош и до принципов, которые он исповедовал: не думай, не изобретай, делай только так, как было. М. А. Суслов с наибольшей полнотой и старательностью в своей деятельности отразил политику партии эпохи Брежнева, суть которой сводилась к тому, чтобы незыблемо сохранить существующий порядок вещей.

Вместе с тем утверждаю: М. А. Суслов был личностью. Он был одним из тех, кто верил в коммунистическую идею, таким же верующим из лидеров партии того времени я бы назвал только Ю. В. Андропова. Он лишен был какой-либо позы: всегда оставался самим собой – высокоорганизованным человеком, педантом с манерами учителя времен царской гимназии. Всегда четко, лаконично, не позволяя славословить, вел Секретариаты. Только чрезвычайный случай мог стать причиной того, что Секретариат мог продлиться более часа. На выступления – 5–7 минут. Не уложился – уже через минуту М. А. Суслов говорил: «Спасибо», и смущенный оратор свертывал свои конспекты. Признаюсь, М. А. Суслова мы, участники тех заседаний, редакторы газет В. Афанасьев, Л. Толкунов, вспоминали не раз, когда его председательское место в Секретариате ЦК заняли Черненко, Горбачев… и неудержимые многочасовые словопрения захлестнули мутной волной заседания исполнительного органа партии.

Четкая организация работы Секретариата, следует, однако, признать, не отличалась особым творческим подходом. Его проявить было просто невозможно, ибо все шло из года в год по строго заведенному порядку и подчинялось только аналогам. Докладывают, к примеру, от Академии наук: «В Сан-Франциско состоится 7-й Международный конгресс океанологов, от СССР поедет группа ученых, просим согласия», М. А. Суслов обязательно спрашивал: «А на предыдущем, 6-м конгрессе сколько было советских ученых?» Докладчик, заранее подготовленный к этому вопросу, без заминки отвечал, что на 6-м конгрессе наша делегация была больше и затрат было тоже значительно больше, в результате следовало согласие на утверждение. Если же на рассмотрение Секретариата предлагалось что-то не имеющее аналогов, скажем, к примеру, впервые должна проводиться конференция по проблемам разоружения, да еще с участием социал-демократов, следовала реплика-вопрос: «Впервые?» – затем возникала пауза, и за ней следовало привычное многозначительное: «Надо подумать». Подумать в устах Суслова означало, что решение Секретариата по этому вопросу, не имеющему аналогов, не будет принято и к нему уже не стоит больше возвращаться.

Не могу не сказать и о том, что М. А. Суслов по своему опыту, знаниям, общей культуре был на голову выше других секретарей, таких, как А. Кириленко, И. Капитонов… Он был изощренным тактиком, олицетворяющим всю практику и все изменения политики партии от Хрущева к Брежневу, где он, несомненно, играл первую скрипку. Именно он был тем человеком, который больше других сделал, чтобы застудить «оттепель» и предать забвению все то, что было провозглашено на XX съезде КПСС. Со смертью Суслова ушла целая эпоха, ибо он был одним из последних представителей сталинской школы, ее наследником и продолжателем в позиции, в стиле и методах работы.

В аппарате ЦК КПСС работали разные люди, и было бы несправедливо и нечестно в угоду нынешним конъюнктурным пристрастиям рядить их всех в черные одежды. Я уже говорил о том особом положении, которое занимали в аппарате помощники секретарей ЦК КПСС. Но и помощники не были по своим личным и профессиональным качествам одинаковыми. У Л. И. Брежнева в ближайшем его окружении, кроме представителей так называемой днепропетровско-кишиневской хунты, как ее тогда именовали в аппарате ЦК, в лице известных всем своими недобрыми закулисными кознями Н. Щелокова, С. Цвигуна, Г. Цинева, С. Трапезникова, В. Голикова, Г. Цуканова, были люди и совсем другой школы и культуры, такие как А. Александров-Агентов, А. Блатов… За время пребывания в аппарате ЦК КПСС мне так и не стало известно, чем был занят и занят ли вообще каким-либо полезным делом официальный помощник генерального секретаря ЦК – В. А. Голиков. Кроме его охотничьих и застольных пристрастий, о нем мало что было известно. Зато я и мои коллеги хорошо знали и сотрудничали с помощниками Л. И. Брежнева – А. Александровым и А. Блатовым.

Среди людей, хорошо известных мне уже многие годы, не могу назвать другого, обладающего столь разносторонними знаниями и редкой памятью, как Андрей Михайлович Александров. Эрудиция и высокая культура этого человека всегда сочетаются с удивительной простотой и доброжелательностью. Закончив в 1940 году Ленинградский университет, А. М. Александров все годы войны работал в Швеции в советском посольстве, где был одним из ближайших сотрудников известного советского посла А. М. Коллонтай. Пройдя хорошую школу дипломатической работы и владея практически всеми европейскими языками, он после продолжительной работы в Министерстве иностранных дел, где он исполнял должность советника А. А. Громыко, в 1963 году оказался в роли помощника Л. И. Брежнева, а затем, единственный в своем роде, остался помощником всех последующих генеральных секретарей ЦК КПСС до самого того времени, пока не попросил Горбачева отпустить его на свободу. Знаю, сколько добрых государственных дел свершил и от каких многочисленных глупостей во внешнеполитических решениях избавил ЦК КПСС этот человек. Очень надеюсь, что он еще напишет о себе и своем времени, не сомневаюсь, это будет интересная и поучительная книга. Так случилось, что одна из давних встреч с А. М. Александровым в период летнего отпуска в Крыму стала началом моих добрых дружеских отношений с ним на многие годы, которые в немалой степени облегчили мое трудное вживание в столичное бытие.

Доброй памятью отмечены многочисленные встречи и профессиональное сотрудничество с Анатолием Ивановичем Благовым – человеком неторопливым, но мудрым и добропорядочным в отношениях к людям.

Время – это прежде всего люди с их характерами, отношениями, поступками. Время работы в ЦК КПСС, в газете «Советская Россия» отмечено и многими мрачными фигурами, которые тоже в немалой мере отражали его черты, являли собой предупреждение неотвратимости перемен, неизбежность крушения власти партийной элиты. Среди этих наиболее одиозных фигур того времени заметно выделялись своей влиятельностью и вельможностью Г. С. Павлов и К. М. Боголюбов. Первый – управляющий делами ЦК КПСС, второй – заведующий общим отделом. Эти люди (завхоз и старший учетчик исходящих и входящих бумаг) довольно продолжительное время были в аппарате ЦК КПСС лицами, пользующимися практически неограниченной властью. Без их участия и протежирования в ЦК КПСС нельзя было решить ни один вопрос. В их приемные робкими просителями приходили не только мы, жалкие, бесправные главные редакторы центральных партийных газет и журналов (вносящие основную часть средств в доход ЦК), униженно прося помощи и вымаливая решение насущных материальных нужд, но и заведующие отделами и секретари ЦК.

Поистине, когда вельможа дряхл и немощен, наступает время буйства и всевластия челяди. Для этих представителей партийной всемогущественной челяди не было ничего невозможного и ничего недозволенного. Они, как в собственной лавке, распоряжались финансовыми и материальными средствами ЦК КПСС, обеспечивая в первую очередь себя. Свою «многотрудную и героическую деятельность» сами они оценивали чрезвычайно высоко и потому посчитали нужным удостоить себя, с высочайшего одобрения, званиями Героев Социалистического Труда и лауреатов Государственных и Ленинских премий. Клавдий Михайлович Боголюбов считал для себя вполне дозволенным регулярно получать в «Политиздате» солидные персональные авторские гонорары за издаваемые аппаратом сборники документов и материалов ЦК КПСС. О полной утрате каких-либо нравственных тормозов и правил приличия свидетельствовала последняя уникальная акция Клавдия Боголюбова: включение себя, собственной рукой, в список для награждения орденом Отечественной войны как участника войны, не принимая в ней никакого участия. Г. Павлов, К. Боголюбов и подобные им тоже отражали своей жизнью и поступками облик своего времени, выражали его суть и черты.

Непродолжительный период работы Ю. В. Андропова в роли первого партийного руководителя – сторонника жесткой системы управления – не мог оставить какого-либо заметного следа в стиле работы аппарата ЦК. Краткое партийное правление Ю. В. Андропова оказалось лишь потенциально обещающим, снова разбудившим у многих давно погасшие надежды. Ныне существует много крайних суждений об Андропове, от Федора Бурлацкого и до Михаила Горбачева. В этих суждениях при всех различиях преобладает одно общее стремление характеризовать Ю. В. Андропова как человека, неспособного на радикальные решения.

Непродолжительная деятельность Ю. В. Андропова в роли генсека КПСС еще ждет своего объективного исследователя. Сейчас же скажу, что я не разделяю стремление принизить его роль. Считаю, что судить о нем нужно по тому, что он сам успел сказать, ничего не добавляя. Я имею в виду его известную статью, опубликованную в начале 1983 года в журнале «Коммунист»: «Учение К. Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР», выступление на июньском Пленуме ЦК КПСС в 1983 году.

В этих выступлениях Ю. В. Андропова внимательный читатель может обнаружить весьма критическое отношение к достижениям социализма и впервые сформулированную задачу о необходимости совершенствования развитого социализма, представляющего исторически длительный этап. В указанном выступлении на пленуме он еще более определенно заявил, что, «если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся…». Думаю, что только в этих принципиальных замечаниях нетрудно увидеть обоснование необходимости радикальных перемен в нашем обществе. И нас не может дезориентировать при всем старании интервью М. Горбачева «Независимой газете» (11 ноября 1992 года) под многозначительным заголовком «Андропов не пошел бы далеко в реформировании общества».

Наибольшие перемены в деятельности ЦК КПСС последних лет были связаны с именами М. С. Горбачева и Е. К. Лигачева. Эти лидеры, как ни различны они в своих характерах, имели и много общего. Именно они вместе с новыми идеями демократизации и гласности, как представители партийной провинции, принесли в аппарат ЦК КПСС многословный и суетливый стиль обкомов с многочасовыми и многословными заседаниями Секретариата, нескончаемой чередой различного рода всесоюзных совещаний, конференций, встреч, слетов. Именно в это время ЦК заполонили многочисленные всесоюзные совещания по разным хозяйственным вопросам с утомительными назидательными докладами-монологами секретарей ЦК КПСС. Носили они, как правило, агитационно-просветительный характер и были для дела мало-результативными.

Для стиля работы Секретариата ЦК становилась все более свойственна провинциальная торопливость и суета в решениях, делах. В это время в атмосфере всеобщей перестроечной эйфории, когда активно искали, что бы еще отменить, было принято постановление ЦК КПСС, а затем и указ Президиума Верховного Совета СССР о «всеобщей трезвости». Вместе с упрощением и демократизацией громоздкого бюрократического механизма аппарата ЦК началось заметное снижение уровня организационной работы партии. Происходило это оттого, что, разрушая, охотно отказываясь от старых, отживших методов партийной работы, новые провинциальные лидеры не предложили ничего конструктивного, ибо плохо себе представляли цели, пути реформирования партии. В этом, я считаю, состояли истоки неизбежного формирования в ближайшем будущем кризиса КПСС. Партия стояла накануне серьезных испытаний.

3. О предательстве и смерти КПСС

Мне выпала участь непосредственно присутствовать у постели умирающей партии, участвуя в работе последних пленумов ЦК, заседаний Секретариата, комиссий ЦК КПСС. Опыт продолжительного пребывания на самом острие общественного мнения научил меня пониманию того, что чем сложнее, противоречивее общественное явление, тем внимательнее, осмотрительнее и терпимее надо быть в его оценках, допуская неизбежность различных подходов в анализе причин и следствий. Читатель догадывается, что речь я веду относительно вопроса, поставленного в заголовке.

Теперь, когда политическая борьба за власть в стране достигла крайней остроты, а общественное мнение с участием средств массовой информации переполнено страстями, вызванными разбирательством дел коммунистов в Конституционном суде, непросто вести спокойный, несудебный разговор о КПСС, где бы преобладали здравомыслие и объективность. В этих условиях считаю для себя невозможным отмалчиваться и намерен повести такой разговор, ибо имею основания судить о партии не со стороны, не с подачи публикаций газет и комментариев радио и телевидения, а опираясь на свой опыт, собственные наблюдения и оценки, ибо отдал трудному служению партии немалую часть своей сознательной жизни.

Разговор этот не праздный, ибо касается многих сторон общественной жизни. Не оценив объективно, какое место в политической жизни общества принадлежало партии, мы не сможем понять истоки перестройки, не сможем осознать и того, что произошло с нашей страной и с нами. Наконец, о партии нужен честный разговор не только для того, чтобы понять время, в котором мы жили и живем, но и ради потомков – детей и внуков тех 19 миллионов коммунистов, состоявших по доброй воле в ее рядах. Разговор нужен для них, чтобы предостеречь идущих вслед за нами молодых: не делайте ошибок, подобных тем трагическим, что совершило старшее поколение, не будьте в своей жизни и своих поступках лишь послушными исполнителями, выполняющими политическую волю стоящих у власти.

Мои суждения не претендуют на всесторонние исследования деятельности партии последних лет. Обстоятельный анализ места и роли КПСС в истории XX века еще впереди. Нужно время, чтобы можно было приступить к нему, не испытывая воздействия присутствующих сегодня неизбежных пристрастий, связанных с переломностью времени, когда борьба за политическую власть в стране еще впереди. Мои намерения скромнее, они сводятся к тому, чтобы ограничиться лишь отдельными заметками, высказать некоторые суждения и оценки, отражающие субъективные взгляды автора. А выводы читатель должен делать сам.

В самом начале не могу обойти один из наиболее обсуждаемых сегодня вопросов: какой была КПСС как партия или она и вовсе не была таковой? В ответах на этот вопрос ныне так много сказано и написано, что, казалось бы, должна наступить полная ясность. На самом деле произошло обратное: острота полемики, противостояние крайних позиций еще больше затруднило понимание этого еще вчера очевидного вопроса. Это естественно, ибо, когда бушуют крайности, здравомыслию места не остается.

В оценке – чем была КПСС – общественным объединением, организацией или государственной структурой – нельзя, по моему убеждению, пользоваться крайними суждениями, искать однозначное определение. В своем мнении я исхожу из того, что любая партия, а КПСС в особенности (ибо она, конечно, отличалась от других), – сложное общественное образование – не просто арифметическая совокупность людей и не просто общественная или государственная структура. Применительно к КПСС речь может идти о таком объединении людей, прошедших трудный исторический путь, где нельзя пользоваться однозначными оценками – или общественная организация, или государственная структура. Здесь, я считаю, как раз мы имеем тот необычный случай, когда не может быть применимо привычное «или – или», а более справедливо воспользоваться нетрадиционным «и – и».

Здравый, освобожденный от предубеждения подход требует в самом начале признать, что партия – это прежде всего ее члены и то место, которое им принадлежало в ее деятельности. И здесь, не отрицая всех тех очевидных деформаций, которые произошли в партии со времени завоевания ею власти, и даже вопреки им, мы должны признать, что в КПСС состояли лучшие представители различных социальных слоев общества. И все сетования и спекуляции по поводу того, что практически все лидеры суверенных государств СНГ, демократических движений и организаций, руководители областных администраций – это бывшие коммунисты, лишь убедительное подтверждение этого суждения.

Коммунисты по своему составу не были одинаковыми. Среди них было и немало карьеристов и корыстолюбцев, однако большинство из них искренне верили в коммунистические идеалы и не жалели своих усилий, шли на любые жертвы, чтобы претворить их в практику жизни. Здесь нельзя ничего ни убавить, ни прибавить, что было, то было. Среди них немало было и тех коммунаров, которые посвятили свою жизнь взятию неприступных бастионов, штурмовали небо, и можем ли мы теперь судить их за это.

Смею также утверждать, как бы к этому ни относились многочисленные критики и при всем нынешнем негативном отношении к КПСС, несправедливо всю историю партии оценивать как непрерывную цепь ошибок и заблуждений, неудач и поражений, преступлений и трагедий, ибо это противоречит правде жизни. Той правде, которую ценой невосполнимых жертв и крови поведала людям Великая Отечественная война, где погибли миллионы коммунистов, почти треть всего состава партии. Правда и в том, что коммунисты первыми шли в самые разрушенные войной города и села Белоруссии, Украины, западные области России, подняли из руин Ленинград, Минск, Волгоград… По воле партии и при участии коммунистов был осуществлен прорыв человека в космическое пространство, были созданы грандиозные энергетические сооружения на Волге и Енисее, освоена целина, построены такие гигантские промышленные комплексы, как ВАЗ, Атоммаш, КамАЗ…

Ни я, ни другие, кого еще не покинуло здравомыслие, не можем при ответе на вопрос – чем была партия, отрицать того, что она была реальной политической силой, объединяющей, консолидирующей жизнедеятельность такого сложного в социальном, экономическом, политическом, национальном отношениях государственного образования, каким был СССР. И потому так очевидна органическая взаимосвязь крушения КПСС и СССР.

Чтобы быть объективными, мы должны признать и то, что КПСС как партия имела многие общие, свойственные другим – социал-демократическим, республиканским, либеральным и иным – партиям черты. Ее деятельность так же, как и других партий, была подчинена главной задаче – борьбе за политическую власть, и она так же, как и другие, став правящей, формировала правительство и определяла его политику, оказывала влияние на массовые средства информации. Признавая общее, нельзя не видеть того, что КПСС существенно отличалась от других партий. Ее отличие было связано с тем главным обстоятельством, что она с самого начала после завоевания власти была единственной партией, не разделяющей ни с кем своего монопольного положения в государстве и не взаимодействующей на равных ни с одним общественным объединением или организацией. Думаю, что мы лукавим, когда утверждаем, что однопартийность в России сложилась в силу исторических обстоятельств и что возможно было развитие советского общества и на многопартийной основе. Сталинизм антидемократичен по своей сути, он мог существовать только в условиях партийной гегемонии, жестокой диктатуры, и потому многопартийности после октября 1917 года в истории советского общества места просто не было. В этом исток всех последующих деформаций и потерь партии, ее неизбежных бед и трагедий. В этом же потенциальная неизбежность в исторической перспективе политического кризиса и крушения КПСС.

Изменения в партии, ее внутренняя эволюция последних лет неразрывно связаны с перестройкой. Сейчас уже все – и левые, и правые – согласны с тем, что перестройка была вызвана объективной необходимостью ускорения социально-экономического развития советского общества. И как бы мы к ней теперь ни относились, она была неизбежной, ибо в экономических и социальных отношениях, науке и культуре назрели проблемы, требующие радикальных перемен, принципиальных решений. Инициатором этих перемен выступила партия, что было вполне естественно, ибо в то время никому другому эта инициатива просто и не могла принадлежать. Я разделяю мнение Н. И. Рыжкова и некоторых других о том, что основные, принципиальные положения перестройки были подготовлены еще в 1983 и 1984 годах по инициативе Ю. В. Андропова. На апрельском Пленуме ЦК 1985 года и XXVII съезде КПСС, в феврале 1986 года, идеи ускорения социально-экономического развития были одобрены и приняты как курс партии на перестройку всех сторон жизни советского общества.

Перестройка была вызвана серьезными сбоями прежде всего в экономическом развитии общества. 80-е годы были отмечены замедлением темпов роста национального дохода, который составлял всего 2–3 % (вместо 6–7 % в прошлом десятилетии). Подобные темпы развития вели страну в тупик, ибо не позволяли решать главные социальные задачи, обеспечивать рост материального благосостояния советских людей. Особенно неэффективным оказалось, несмотря на многочисленные со времени Н. С. Хрущева реформы, сельскохозяйственное производство, где при низкой урожайности постоянные потери продукции составляли от 20 до 30 %. Бесплодным оказалось и последнее реформаторское изобретение М. С. Горбачева – создание агропромышленных объединений. Злые языки авторство в создании Агропрома как государственной структуры и миллиардные затраты на его содержание приписывали не Горбачеву, а Центральному разведывательному управлению США (ЦРУ).

Легко быть мудрым задним числом. В самом начале инициаторы перестройки плохо представляли ее дальнейшие перспективы. Перестройка виделась как обновление всех сторон жизни советского общества с целью наиболее полного раскрытия потенциала социалистического строя. Хотел бы обратить внимание на то, что в наших оценках не было проявлено интереса к тому, что перестройка была вызвана в немалой степени необходимостью переоценки духовных ценностей, переосмысления многих стереотипов и догм в идеологической сфере.

Как человек, продолжительное время связанный с этой сферой профессионально, хорошо знаю, что длительное время, отмечая на словах единство идеологической деятельности и материальных условий общества, на практике сфера идеологической деятельности существовала всегда в отрыве от жизни, независимо от экономических и социальных процессов, что неизбежно вело к нарастанию противоречий между партийной пропагандой и практикой жизни, словом и реальной действительностью. Попытка преодолеть это противоречие на XX съезде КПСС и сказать народу всю правду была кратковременной. Понимая наличие противоречия между словом и реальной жизнью, руководители партии типа М. А. Суслова сознательно преувеличивали место идеологической деятельности, всемерно поддерживая в ней экстенсивные подходы, надеясь, что по мере увеличения объемов и масштабов пропаганды можно достигнуть желаемого влияния идеологической сферы на общество. Прием этот не был новым, ибо активно использовался правящими верхами во все времена. Однако жизнь, лучший наставник, неумолимо учила другому, и миллионы людей все меньше воспринимали идеи партии, при всей высокой интенсивности их распространения, ибо они не совпадали с тем, чему их учил собственный опыт.

Увеличением объема пропаганды, информации нельзя было скрыть того очевидного факта, что партия оказалась не в ладах с духовной сферой и ее творцами – работниками науки, культуры. Все заметнее становилось отставание образования и науки. Никакими заклинаниями, речами о благе народа нельзя было скрыть того, что в самую последнюю очередь, по известному всем остаточному принципу, финансировались жизненно необходимые отрасли: здравоохранение, образование и культура. Не случайно 70-е и 80-е годы были отмечены проявлениями серьезных материальных трудностей в области культуры и искусства, только в Москве в аварийном состоянии оказались большинство театров, музеев, картинных галерей. Зато в это же время в самом центре столицы, словно для того, чтобы подчеркнуть главные магистральные направления политики Советского государства, были возведены мраморные гиганты, целые комплексы зданий Комитета государственной безопасности и Министерства обороны, потребовавшие затрат в сотни миллионов рублей. Проезжая и проходя по центру Москвы, я часто думал над тем, насколько скудоумно и недальновидно было наше партийное руководство, неспособное видеть и понимать того, что любой беспристрастный человек мог без всякой подсказки видеть сам, какие приоритеты в нашем обществе пользовались особым вниманием и заботой партии.

Даже не слишком искушенному в партийных делах человеку были в то время известны факты серьезных проявлений кризиса КПСС. Свидетельствами его были всем известные, искусственно созданные очереди на прием в партию для интеллигенции, продолжительные, бездумные и бесполезные сидения на партийных собраниях, практика отгулов и двойной оплаты за выходы на демонстрации 7 ноября и 1 мая, многолетние, формальные, не дающие ни уму ни сердцу посещения занятий в системе политпросвещения и многое другое. Показателями неблагополучия в партии, ее загнивания были увеличивающиеся среди членов партии личные корыстные злоупотребления. В 1984 году из 54 тысяч писем, полученных Комиссией партийного контроля ЦК КПСС (КПК), более 15 тысяч, то есть треть, были связаны с заявлениями о взяточничестве, хищениях и растратах.

Процессы демократизации общественной жизни в 1985–1986 годах, изменения в сфере экономики, культуры с самого начала опережали перемены в самой партии. Отставание партии происходило оттого, что огромные массы советских людей уже думали и поступали по-новому, а большая часть партийных работников и в центре, и на местах продолжала оставаться во власти старых представлений, пытаясь руководить по-старому, опираясь на авторитет партийной власти. Работники партийного аппарата не хотели понимать того, что происходит в стране, и больше всего боялись возросшей общественной активности людей, инакомыслия, непослушания.

Различное отношение к тем переменам, которые происходили в обществе, все острее начало проявляться и на пленумах ЦК КПСС. Одним из первых таких пленумов стал октябрьский Пленум ЦК КПСС 1987 года. Повестка пленума была посвящена вопросам, связанным с 70-летием Октябрьской революции, однако речь на нем пошла совсем о другом. Пленум получил широкую известность не официальной повесткой, а тем бунтом, который на нем поднял Б. Н. Ельцин, высказав резкие критические замечания Секретариату, Политбюро ЦК КПСС. В своем выступлении на пленуме он резко критиковал Секретариат ЦК КПСС, его руководителя Е. К. Лигачева за сохранение старого директивного стиля руководства партийными комитетами, непродуманность и непоследовательность партийных решений. Основная идея выступления Ельцина сводилась к требованию приступить наконец к перестройке работы партийных комитетов и партии в целом, начиная с Секретариата ЦК. Замечания его были непривычны, но справедливы, ибо действительно в деятельности партии и ее высших органов продолжали преобладать общие декларации и призывы о перестройке форм и методов партийной работы, на деле же все оставалось по-старому. О том, что в партии, не считая длительных разговоров о необходимости демократических перемен, мало что изменилось, свидетельствовала и сама реакция на выступление Б. Н. Ельцина. Естественное и правомерное инакомыслие в условиях провозглашенных самой партией демократии и гласности не было воспринято. Отношение лидеров партии к критике было откровенно негативным, с проявлениями явного недружелюбия и раздражения. В ответ было выдвинуто привычное, взятое из прошлых времен обвинение в незрелости, демагогии, в преувеличении личных интересов в ущерб интересов партии.