Текст книги "Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства"

Еще одно удивительное открытие внука. Он неожиданно открыл в нас с женой неведомые нам богатства нерастраченных родительских чувств и способностей, обнаружить которые в себе мы совсем не ожидали. Сколько оказалось сохраненной доброты, привязанности к этому маленькому человеку, сколько желания передать ему все тo, что мы сами не смогли получить. Понимаю, когда росли собственные дети, мы были еще слишком молоды и нам не хватало мудрости, терпения, и только теперь пришла осмысленная взрослая любовь к тому, кто будет нас продолжать. Думаю, что любовь эта от позднего (к сожалению, свойственного всем нам) осознания, что вырастить детей, внуков достойных, способных сделать больше и пойти дальше, – главное твое назначение на земле. И когда меня спросили в одной из недавних бесед с журналистами: «Есть ли у вас теперь, когда большая часть активной жизни пройдена, мечта?», я ответил: «Есть такая мечта – передать своему внуку все, что я знаю, умею, чтобы, взяв от меня и усвоив все, чему я научился и понял в этом мире, пошел он дальше меня, прожил жизнь более интересную и более счастливую».

Глава II
У партии на службе

Приходит время, когда начинаешь задумываться над тем, как измерить свою жизнь, какими вехами ее обозначить. Конечно, у каждого своя мера и свой взгляд. Такими вехами чаще всего становятся крутые повороты жизни, когда приходится изменять ранее намеченные планы, профессию, привычное место работы и многому учиться заново.

Я готовился быть учителем в школе, преподавателем в вузе, в этом видел свое призвание, посвятил ему многие годы учебы. Работа в институте приносила удовлетворение, позволяла реализовать многое из приобретенного на пути к профессии. Но судьба распорядилась по-своему. В январе 1963 года на партийной конференции меня избрали секретарем Магнитогорского городского партийного комитета. Это неожиданное событие разрушило многие намерения и стало началом первого крутого поворота в жизни.

1. Партийная провинция: облик, обычаи

Насколько готов и расположен был я к деятельности профессионального партийного работника – партократа, как принято теперь говорить?

В своей педагогической профессии к этому времени я был уже достаточно опытным. Стаж вузовской работы приближался к восьми годам. За эти годы прошел все должностные ступени педагогической деятельности – от ассистента до старшего преподавателя, доцента. Последние два года заведовал кафедрой общественных наук. А вот знаний профессиональных канонов партийной деятельности, конечно, не было. Однако читатель может меня понять: когда тебе только чуть за тридцать и кажется, что вся жизнь еще впереди, когда бушуют неутоленные страсти честолюбия, а желание утвердить себя, измерить свои, еще не изведанные возможности, силы, по сути, безгранично, этот крутой поворот в жизни не представлялся в облике большой беды.

Признаюсь, беспокоило совсем другое, то, к чему не был привычен. Впервые приходилось приступать к новой работе не по собственному выбору, а по воле людей, стоящих у партийной власти. Это многое меняло, особенно для человека, уже познавшего пусть относительную, но все же реальную вузовскую самостоятельность. С этого времени я становился работником так называемой партийной номенклатуры, и за меня теперь в обкоме, ЦК КПСС решали, как распорядиться моей судьбой.

В отличие от многих других ведомств и организаций партия довольно серьезно занималась отбором кадров для профессиональной партийной и государственной работы. Отделы организационно-партийной, а по существу кадровой работы, самые многочисленные по составу и самые влиятельные в партийных комитетах, внимательно анализировали и регулировали движение кадров, изучали социальный состав, профессиональные качества работников, активно использовали в этих целях курсы повышения квалификации, высшие партийные школы, Академию общественных наук при ЦК КПСС. Правда, в самих кадровых решениях о персональном перемещении работников было много субъективного, ибо принимались они изначально первыми лицами и только затем утверждались вышестоящими партийными органами, но это была хорошо отработанная система, действовавшая многие годы.

Думаю, не будет большим откровением мое признание, что в уставном руководящем принципе демократического централизма самого демократизма было меньше всего. Первый секретарь райкома, горкома или обкома КПСС подбирал себе ближайших сотрудников, сообразуясь со своими интересами, профессиональными и личными пристрастиями, и основное слово в этом, несомненно, принадлежало ему как первому лицу, хотя, разумеется, какие-то коррективы могли внести и иногда вносили вышестоящие партийные инстанции. Что касается выборов партийных комитетов снизу доверху, то тоже, не стану лукавить, влияние их было не столь значительным, ибо они практически не допускали какой-либо альтернативы. Список кандидатур в состав партийного комитета обычно вываривался в глубокой тайне весьма ограниченным кругом лиц, и партийный актив мало что мог изменить в этих безальтернативных выборах.

Централизм представлял не единственное препятствие партийной демократии. Серьезно мешала декларированному демократизму и строгая закрытость деятельности партийного аппарата, начиная от обязательного грифа «секретно» на каждом партийном решении от райкома и выше и кончая заседаниями бюро, партийными совещаниями различного уровня, которые тоже строго регламентировались, и персональным составом участников и дозированной гласностью о них в средствах массовой информации. Я обращаю внимание на это обстоятельство для того, чтобы сказать: только изнутри, работая непосредственно в партийном аппарате, можно было понять профессиональные особенности и все своеобразие содержания партийной работы.

Горком Магнитки, где я начинал свою профессиональную партийную работу, в отличие от других партийных комитетов городов областного подчинения, имел свои особенности. Главная из них состояла в том, что это был город-завод. Основным промышленным предприятием города был крупнейший в мире металлургический комбинат, выпускающий около 14 миллионов тонн стали в год, многие миллионы тонн различного профиля проката. На этом гиганте работало более 40 тысяч человек. Вся жизнь города, его энергетическое, коммунальное, транспортное обеспечение полностью находилось в руках металлургического комбината. В городе работали и другие крупные предприятия: метизно-металлургический, калибровочный, цементный заводы, однако они не могли даже сравниться с металлургическим комбинатом, влияние которого было всеобъемлющим. Это означало для горкома партии необходимость поступаться своей партийной властью, уметь ладить, быть в хороших деловых отношениях с руководителями металлургического комбината. К тому же по давней традиции директор Магнитогорского металлургического комбината был членом ЦК КПСС, и это ставило его в табели партийного ранга выше первого секретаря горкома КПСС. Помогало то, что директором комбината был человек с большим опытом, профессиональным и общественным авторитетом, который умел проявить необходимый такт, чтобы не допустить возникновения конфликта с партийной властью. В то время директором Магнитогорского металлургического комбината работал Феодосий Дионисович Воронов – человек среди металлургов страны известный, крупный специалист в области сталеплавильного производства. Он был членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета РСФСР, позднее работал в Москве первым заместителем министра черной металлургии СССР. Взаимоотношения с ним не были безоблачными, но понимание существовало. Вторым по значимости хозяйственным руководителем города считали управляющего строительным трестом «Магнитострой». Это был тот самый трест, который построил гигант металлургии и город Магнитогорск. В годы войны «Магнитострой» возглавлял известный в стране хозяйственник, Вениамин Эммануилович Дымшиц, ставший позднее заместителем Председателя Совета Министров СССР. Управляющим трестом «Магнитострой» в это время работал Леонид Григорьевич Анкудинов, человек, прошедший путь от первостроителя-землекопа Магнитки до первого руководителя треста. Человеком он был скупым на слова, но заботливым и щедрым в делах.

Очевидно, еще не наступило время, чтобы можно было беспристрастно оценить, кто они были на самом деле, партийные работники провинции. Какие черты времени несли в своем облике, образе жизни и деятельности эти самые партократы, кого сегодня называют виновниками всех бед нашего Отечества. Нужно было пройти профессиональную школу Магнитки, чтобы на собственном опыте понять то, что было присуще всему нашему обществу, – партия была основным механизмом административной системы, который управлял всеми сферами жизни огромной страны. Для меня, человека, пришедшего на партийную работу из института, вопрос о том, чем является партия, впервые стал вопросом непосредственной профессиональной практики. Вся хозяйственная сфера города практически напрямую управлялась партийной властью, советская же власть постоянно пребывала в роли просителя и щедро критиковалась со всех сторон. Это вызывало много вопросов, на которые трудно было ответить. На живом примере Магнитогорска, рожденного в годы советской власти, было особенно заметно противоречие между интересами производства и человека. Во всех декларациях партия утверждала, что главное в ее деятельности – человек и забота о нем. В жизни же складывалось так, что человек с его интересами и нуждами отодвигался далеко на задний план.

Я уже говорил о той острой проблеме загазованности и запыленности города Магнитогорска, которая вела к серьезным конфликтам, ибо мощности комбината увеличивались, а очистные сооружения практически бездействовали. Усилия же горкома партии максимально направлялись на дальнейшее развитие металлургического комбината: строительство новых доменных печей, листопрокатных цехов. В то время на Магнитке вступили в строй крупнейшие в стране прокатные цехи по производству белой жести и широкополосного листа для изготовления кузовов автомобилей, завершено было строительство самой мощной в стране 9-й доменной печи с годовым производством более миллиона тонн чугуна и сразу же начато строительство 10-й домны. Партийные работники месяцами сидели на крупных стройках, выступая в роли главных администраторов и снабженцев строительства. С не меньшим старанием горком и его аппарат обеспечивали решение всех других производственных вопросов, где самым первоочередным было выполнение планов поставок металла в сотни адресов. Десятки телеграмм поступали ежедневно со всех концов страны, и с ними не покладая рук работали в роли толкачей работники промышленного отдела.

Партийный комитет города, выступая в роли главного административно-распорядительного органа, идеологическую деятельность рассматривал лишь как вспомогательную, призванную обеспечивать выполнение производственных дел. Хотя было очевидно, как велики и невосполнимы потери от невнимания к людям, неспособности решать многие острые вопросы быта, образования, культуры трудящихся. С болью я думал и открыто говорил тогда в своих выступлениях в обкоме КПСС о непропорциональных затратах средств, направленных на развитие производства и социальные нужды жителей города. Предприятия Магнитогорска приносили стране сотни миллионов прибыли, объемы производства города в денежном выражении, в ценах того времени, составляли более 2 миллиардов рублей, а затраты средств на решение жилищных нужд, медицинское обслуживание, народное образование составляли в сравнении с прибылями нищенские суммы.

Учреждения культуры и искусства в городе были самыми нищими и без поддержки предприятий существовать не могли. Многое в городе держалось только на энтузиазме подвижников культуры, людей бескорыстных, самоотверженных. В городе популярен был драматический театр, возглавляемый преданным своему делу главным режиссером, заслуженным артистом РСФСР Анатолием Андреевичем Резининым.

Пользовалась любовью горожан Государственная хоровая капелла во главе с народным артистом РСФСР Семеном Григорьевичем Эйдиновым. Капелла в немалой степени благодаря его высокому дарованию была в числе известных профессиональных хоровых коллективов страны. В городе же Семена Григорьевича знали как человека, отдававшего все свое время музыкальному просвещению. Актеры, музыканты, работники домов культуры, клубов, библиотек – сколько доброго, светлого несли они людям и как мало получали в ответ.

Настоящим генератором культурной жизни города была Наталья Павловна Платонова – заведующая отделом культуры горисполкома. Это редкой души человек, отличающийся удивительным бескорыстием и добротой. Многолетняя дружба с ней, с тех пор и до сего дня, помогает мне и моей семье в самые тяжелые времена сохранять веру в добрых людей.

С того давнего времени помню, как много приходилось партийным работникам провинции тратить сил, проявлять терпения и такта, чтобы убедить хозяйственных руководителей в том, что не хлебом единым жив человек. При всех усилиях отдача не была велика, так что нынешнее пренебрежение властей к культуре – явление не новое.

Памятным для этих лет было проведение весной 1966 года первой Всесоюзной встречи первостроителей Магнитки. Это были удивительные встречи с теми, кто в тяжелых 30-х годах создавал металлургический комбинат и город Магнитогорск в степях Южного Урала. К слету был воздвигнут памятник первостроителям, сооружена на правом берегу Урала бетонная палатка, созданные известным уральским скульптором Львом Головницким. Теперь здесь вырос парк первостроителей Магнитки.

Среди ветеранов присутствовал прекрасный поэт Магнитки Борис Ручьев, человек с трудной, трагической судьбой, испытавший многолетние муки ГУЛАГа и вернувшийся в Магнитогорск только после 1953 года. Своим светлым поэтическим талантом Б. Ручьев получил широкую всесоюзную известность. До сих пор я слышу его хриплый, простуженный в сибирской тайге голос и стихи:

 
Мы жили в палатке с зеленым оконцем,
Промытой дождями, просушенной солнцем,
Да жгли у дверей золотые костры
На рыжих каменьях Магнитной горы.
 

Вспоминая о Борисе Ручьеве, не могу не сделать одно короткое отступление. В одной из наших бесед я спросил его о том недобром чувстве, которое он должен испытывать к старшему поколению, по чьей вине он, самый молодой в 30-х годах член Союза писателей, рекомендованный М. Горьким, и участник I съезда писателей СССР, затем на много лет безвинно, по злой воле был брошен в лагеря ГУЛАГа. Он помолчал и сказал: «В этом вопросе вижу, как ты еще молод и как в тебе еще бушует безоглядность. А я думаю, нельзя судить впереди идущих, ибо надо всегда помнить, за тобой тоже идут».

Известно, что для торжества зла необходимо лишь одно условие, чтобы хорошие люди молчали и не перечили тому недоброму, что происходит в жизни. Теперь, когда так много намерений порушить все связи поколений, ожесточить людей к прошлому, я думаю о Магнитке и старшем поколении. В чем может быть вина этого поколения перед нынешними молодыми хозяевами жизни? В том, что они, недоедая и замерзая в холодных бараках, в суровых 30-х годах построили этот гигантский металлургический комбинат и громадный город, где живет теперь более 400 тысяч человек. Они искренне верили, что построили не просто город, а создали стальное сердце Родины, трудовым ритмом которого живет вся огромная страна. От того, как билось это стальное сердце, во многом зависело, отстоим ли мы страну в смертельные годы Великой Отечественной войны. Старшее поколение жило трудно, оно многого не знало из того, что знаем мы, оно многого не получило из того, что заслуживало, но оно умело работать так, как не работал никто. Нет, не верю я в то, что разрушится связь времен и молодые перестанут уважать и ценить тех, кто шел по трудной дороге впереди.

Прошло четыре года с того времени, как пришлось изменить профессию и весь образ жизни. Время было насыщено до предела совещаниями, собраниями, встречами с людьми. Пребывание в самой гуще бытия города, многообразные заботы, которыми приходилось заниматься ежедневно по 10–12 часов, давали немало пищи для понимания тех проблем, которыми жили люди. Признаюсь, что перегруженная до предела многочисленными повседневными заботами работа секретаря горкома не располагала к тому, чтобы размышлять и анализировать те сложные процессы, которые проходили в жизни страны, ибо больше была рассчитана на исполнение указаний свыше. А между тем это было время бурной реформаторской деятельности Н. С. Хрущева. Время шумных, широко рекламируемых межобластных совещаний по проблемам сельского хозяйства, на которых Н. С. Хрущев строго экзаменовал на познание сельскохозяйственных проблем областных руководителей. Жертвами такого экзамена в Свердловске в 1962 году стали первые руководители Челябинской области – первый и второй секретари обкома Н. В. Лаптев и В. В. Русак, председатель облисполкома А. А. Бездомов.

Это время известно проведением одного из самых оригинальных по форме и самых нелепых по сути экспериментов разделения партийных комитетов в каждой области на городские, промышленные и сельские, аграрные. Нелепость такого разделения была очевидна, ибо, с одной стороны, еще больше усиливалось превращение партии в хозяйственно-административную структуру, а с другой – еще больше становился разрыв между городом и деревней, который для отсталого сельскохозяйственного производства был просто губительным. Однако, повторюсь, думать провинциальным партийным работникам было некогда, да и не приучены мы были серьезно размышлять над тем, что происходит в партии и в стране. Поэтому с одинаковым усердием по указанию ЦК КПСС на местах сначала создавали, а потом ликвидировали сельские обкомы, комитеты партийного и государственного контроля, совнархозы, привычно аргументируя одними и теми же ссылками на положения и цитаты В. И. Ленина.

Признаюсь, так же спокойно и буднично было принято в партийной провинции к исполнению осенью 1964 года и решение об освобождении от должности Н. С. Хрущева. Произошло это не только оттого, что в партии преобладало бездумное послушание, но связано было и с тем, что бесконечные реформы и перемены вызывали беспокойство и неуверенность в партийных комитетах. А между тем дела в народном хозяйстве, в жизни советских людей от этого не улучшались, а ухудшались, обещанные же Никитой Сергеевичем народу пироги и пышки задерживались. Зла большого на Н. С. Хрущева не держали, но и верить ему перестали, и потому освобождение его не воспринималось тогда как заговор и переворот, а встречено было как естественный уход человека, потенциал которого как первого руководителя был исчерпан.

Перемены в партийном центре неожиданно оказали влияние и на мою судьбу. В октябре 1967 года я был утвержден заведующим отделом науки и учебных заведений обкома КПСС и переехал в Челябинск. Признаюсь, что, как ни сложна была работа в горкоме, я был там более самостоятельным в своих действиях и мне не хотелось его покидать, а главное – тяжело было оставлять город, которому так многим был обязан, но делать было нечего, партийная дисциплина обязывала к послушанию.

Переезд мой в Челябинск, как позднее стало известно, был связан с предстоящим отъездом в Москву Е. М. Тяжельникова, работающего в это время секретарем Челябинского обкома партии. Так и произошло, что его должность в обкоме КПСС в июне 1967 года довелось унаследовать мне. Работа в Челябинске в обкоме КПСС имела и свои преимущества. В немалой степени я это связываю с появлением в руководстве Челябинской областной партийной организации Н. Н. Родионова, человека с немалым интеллектуальным и профессиональным потенциалом. До Челябинска Николай Николаевич Родионов уже был известен как первый секретарь Ленинградского горкома, второй секретарь ЦК Казахстана в период освоения целины. Не поладив с местными лидерами в Казахстане, он вернулся в Ленинград в совнархоз, а в 1966 году по воле случая был рекомендован в Челябинск первым секретарем обкома партии.

Челябинская область среди других отличалась прежде всего гигантскими объемами промышленного производства, ибо входила в десятку самых крупных в стране. Кроме Магнитогорска в стране были известны такие города, как Златоуст, Копейск, Миасс, ряд закрытых, но всем известных городов, специализирующихся на производстве грозного атомного оружия. Вследствие этого жители области первыми в 50-х годах испытали страшные, подобные чернобыльским последствия радиационных катастроф. Всем известны были и крупные промышленные предприятия: Челябинский тракторный завод, Челябинский и Златоустовский металлургические заводы, Челябинский трубопрокатный, Миасский автомобильный заводы и десятки других. Область отличалась своими замечательными делами, особенно в военные годы, когда Челябинск стал одним из основных арсеналов оружия и широко известен был во всем мире под именем Танкограда.

Челябинцы оставили благодарную память тем, что в самые тяжелые для Отечества годы войны и послевоенный восстановительный период многое сделали, чтобы создать в области могучий промышленный потенциал, который ценой многих неоплаченных жертв простых людей служил стране, помог ей устоять и победить в тот ответственный период, когда была утрачена индустрия западных регионов. Известный в прошлом, а ныне оболганный ретивыми обличителями принцип моего поколения – раньше думай о Родине, а потом о себе, – пожалуй, в самой наибольшей мере был свойствен тем, кто жил и работал в Челябинской области, определяя их главную особенность и образ жизни. Тружеников области и ее руководителей отличала традиционная скромность и неприхотливость, неумение отстоять свои интересы перед центром, в отличие от своих северных соседей, свердловчан, оттого, думаю, так трудно челябинцам и сегодня защитить свою самостоятельность и решать оставшиеся от прошлого многочисленные и трудноразрешимые социальные проблемы.

Обком партии, сосредоточив в своих руках всю наличную власть, проявлял ее и в Челябинске, и в других регионах прежде всего в меру тех волевых и профессиональных качеств, которыми обладал первый секретарь. В то время, чтобы та или иная область нормально развивалась, нужна была очень сильная личность первого секретаря партийного комитета, и потому так много зависело от того, повезло или не повезло области с тем, кого назначали первым секретарем обкома. Не случайно говорю о назначении, ибо от других секретарей обкома и тем более от коммунистов области это мало зависело. Решалось такое назначение на самом высшем уровне, в Политбюро ЦК КПСС, рабочие же предложения обычно готовил организационный отдел ЦК КПСС, другие отделы ЦК в этом чаще всего не участвовали. Уходящий же первый секретарь обкома, если он, конечно, перемещался, а не освобождался, в лучшем случае мог высказать лишь свои пожелания, но не больше.

Челябинскому обкому в то время, когда я начал там работать, действительно повезло, ибо первым секретарем был рекомендован Н. Н. Родионов. Будучи человеком образованным, сведущим в производственных и социальных проблемах области, он настойчиво ставил их в ЦК КПСС, в Совете Министров СССР, больше, чем кто-либо другой до него, серьезно заботился о решении таких вопросов, по которым область значительно отставала от других, – в сфере науки, образования, культуры. Терпеливо учил он и нас, молодых соратников – секретарей обкома, отстаивать интересы области в Москве, посылая стучаться в двери ЦК КПСС, Госплана, центральных министерств. Помню свои многократные поездки для того, чтобы «пробивать» в высоких инстанциях открытие в Челябинске университета, новых институтов, строительство театра, студенческих общежитий.

При участии Н. Н. Родионова нам удалось в то время открыть в Челябинске университет, два новых института: культуры, физкультуры и спорта, завершить строительство зимнего Дворца спорта, начать строительство нового драматического театра. Н. Н. Родионов не просто по должности, как первый секретарь, выступал в роли покровителя искусства. У него была свойственная далеко не многим партийным работникам органическая потребность заботиться о культуре, защищать ее. Связано это было с пониманием места и роли культуры в жизни людей и с тем, что он сам любил театр, искусство, много читал, посещал все театральные премьеры, концерты известных мастеров. Работать с ним было нелегко, особенно занимаясь вопросами образования, науки, культуры, но поучительно и интересно.

Время обычно отсеивает частное, второстепенное и оставляет для памяти только то, что приносило удовлетворение от полезных дел, радость от общения с интересными людьми. Время работы с Н. Н. Родионовым навсегда осталось в памяти как насыщенное многообразием дел, счастливое добрым товариществом. Из пятнадцати лет служения партии эти четыре года в Челябинске считаю для себя наиболее плодотворными для дела, которому служил, и полезными в осознании своих возможностей делать доброе, нужное для других.

Работа в Челябинске осталась в памяти и как время прямых, откровенных человеческих отношений. Эти отношения определялись теми людьми, что жили и работали в городе и области. Челябинск был расположен к доверию. Здесь я оставил товарищей, дружба с которыми сохранилась поныне и теперь уж навсегда.

В обкоме судьба меня свела с Шарковым Петром Павловичем, который заведовал отделом пропаганды, человеком удивительно добрым, щедрым, открытым для других. Не озлобился он от своей тяжелой судьбы – прошел фронт, попал в окружение, воевал в партизанах, испытал послевоенное подозрение и недоверие, но остался искренним, порядочным, добрым.

Таисия Федоровна Тихоплав, секретарь райкома в Челябинске, заведующая отделом культуры в обкоме, участник войны, нелегко у нее складывалась жизнь, как и у всего ее девичьего фронтового поколения. Но она всегда жила и ныне живет заботой о других, я, наверное, не смогу назвать человека более бескорыстного, чем она.

Римма Сергеевна Алексеева, врач, кандидат медицинских наук, заместитель председателя исполкома областного Совета, человек прямой, острый на словах, но всегда дружелюбный и надежный в отношениях. Она многое сделала для защиты в области многострадальных и обездоленных здравоохранения, народного образования, культуры.

Большой художник и интересный человек, известный на Урале и в стране скульптор Лев Николаевич Головницкий; прекрасная поэтесса Людмила Константиновна Татьяничева, работавшая последние свои годы в Москве, здесь и умершая безвременно. Дружба с ними приносила радость, делая жизнь насыщенной, интересной.

Не знаю, всегда ли я был полезен тем, с кем делил трудные будни партийной работы. Для меня же общение и дружба с людьми, которые открыли мне Челябинск, стали бесценным достоянием на всю жизнь. Многое понял и многому научился я у этих открытых и щедрых людей. Знаю, как не любим мы в этом признаваться, а между тем всю жизнь учимся у других, перенимая все лучшее, чем богаты и интересны окружающие нас люди.

Многих из тех, с кем тогда довелось мне работать в Челябинске, судьба по воле ЦК КПСС разбросала по разным сторонам. Их много, достойных доброго слова. Среди них Константин Ефимович Фомиченко, воспитанник челябинского ФЗО, а потом секретарь обкома КПСС. Он успел после Челябинска поработать секретарем ЦК в Киргизии, послом СССР в Эфиопии, Монголии и заместителем министра внешних экономических связей СССР.

Виктор Петрович Поляничко, один из наиболее молодых и способных воспитанников Челябинского обкома КПСС, начинал после комсомола профессиональную партийную работу в Челябинском горкоме КПСС, затем, поработав в Оренбургском обкоме КПСС, полной чашей испил от имени и по поручению ЦК КПСС всю горечь трагедий и утрат в Афганистане, Азербайджане и Нагорном Карабахе, вынес вместе с другими крушение былых партийных авторитетов и иллюзий, был многократно и жестоко бит противоборствующими сторонами в печати и на телевидении. Я не назвал многих из тех, с кем вместе проходил и усваивал уроки Челябинска. Надеюсь, они поймут меня и не осудят. Мы редко теперь встречаемся, ибо живем в режиме выживания, на встречи и воспоминания ни сил, ни времени не остается. Однако осознание того, что рядом с тобой живут люди с присущей челябинцам редкой человеческой надежностью, очень помогает нести свой крест. Не будь их, трудно было бы выдержать те нравственные испытания и перегрузки, которые обрушились на нас в это смутное время.

Я не разделяю мнения о том, что для добрых отношений, для дружбы мы открыты лишь в молодые годы. Думаю, многое здесь зависит не только от твоей личной расположенности, а больше от той атмосферы отношений между людьми, в которой ты живешь. Зависит от того, что больше преобладает в этих отношениях: корысть, подхалимство или искренность, доверие. Отношения эти формируют и ту среду, в которой или рождается дружба с доверием и верой в людей, или торжествует принцип «ты мне, я тебе», где бескорыстию места не остается. В челябинской провинции в личных отношениях между партийными работниками преобладало доверие, и потому так было много места отдано бескорыстию – крестной матери дружбы между людьми.

Историку Карамзину принадлежит мысль: «Россия сильна провинцией». Кем же они были – партийные работники провинции? Служивыми удельных партийных князей, опричниками сурового партийного режима, как нередко теперь их представляют в глазах общественного мнения, или страдальцами – жертвами и заложниками сурового времени?

Время обмануть нельзя, оно, рано или поздно, всех расставит по своим местам. Определит оно свое место и партийным работникам провинции. И тогда станет ясно, что они больше других заслуживают и сочувствия, и уважения за то, что несли на своих плечах все несуразности тяжелого партийного прошлого. Они тоже повинны в грехах партии как исполнители ее недобрых дел. Но они же исполняли и все ее добрые дела. Эти люди не умели себя жалеть, беречь и работали обычно столько, сколько требовало дело, не требуя вознаграждения и не получая его. Партийные работники на местах, если пользоваться инженерной терминологией, были теми несущими конструкциями сложного, гигантского партийного механизма, которые своей надежностью и своими повседневными усилиями обеспечивали его прочность и жизнестойкость.

В своем большинстве это были люди высоких профессиональных и деловых качеств. Они обеспечивали ценой неимоверных затрат и усилий жизнедеятельность городов и сел, заботясь о том, чтобы из скромных фондов, дарованных центром, накормить, одеть, обогреть. Не врут критики нынешних управителей, судя по Москве, Ленинграду и многим другим городам и весям, когда говорят, что делали они это куда с большим старанием и умелостью. Они всегда были больше тактиками, и стратегические беды экономики не их вина. В их деятельности я вижу ответ на вопрос, который сегодня не сходит со страниц печати, передач радио и телевидения: почему у административной власти в провинции вновь в руководителях оказались представители партократии? Если не политиканствовать и быть честным, то следует признать неизбежность этого обстоятельства: у руководства оказались те, кто лучше других знал положение дел и кто лучше был подготовлен к управлению регионами в это сложное время.