Текст книги "Иллюзии свободы. Российские СМИ в эпоху перемен (1985-2009)"

Эти заметки не претендуют на то, чтобы представить какой-либо анализ современного состояния нашей пропаганды и информации. Они лишь попытка объективно и критически оценить положение дел в этой сложной сфере, с тем чтобы облегчить поиски путей коренного обновления идеологической деятельности в условиях становления демократического общества.

«Правда». 8 августа 1990 г.

Печать: уроки независимости

Не назову другое столь противоречивое время в жизни коллег-журналистов, как нынешнее. Время, в котором так необычно сочетаются и невиданная популярность печати, и с каждым днем увеличивающееся число претензий читателей к прессе, критика ее справа и слева, сверху и снизу.

Размышляя над этим парадоксом, понимаешь, что противоречивость оценок – неизбежное порождение нашего противоречивого времени, отражение сложности тех процессов, которые происходят в обществе на таком крутом повороте его развития.

Тот, кто сегодня профессионально связан с прессой, каждый день мучительно размышляет над тем, как выполнить тяжелую миссию летописца своего беспокойного времени, как сохранить свое гражданское и журналистское достоинство. Знаю, что все серьезные, даже самые резкие, нелицеприятные, полные тревоги за судьбу Отечества публикации написаны журналистами после мучительных исканий, сомнений, больших душевных терзаний. Сегодня в нашей стране непросто жить, но еще тяжелее каждый день сопереживать происходящее, писать о нем. Говорю об этом, ибо убежден: менее всего полезно сейчас огульное осуждение прессы и обвинение ее служителей во всех бедах. И более всего нужен внимательный и честный анализ той ситуации, в которой пребывает сегодня периодическая печать. Попыткой такого анализа и является данная статья.

Одна из реальностей нашего времени – резко возросшее общественное влияние средств массовой информации – печати, радио, телевидения. Именно они сегодня во многом определяют политическую и моральную атмосферу в обществе.

Гласность, свобода печати, отсутствие цензуры во многом раскрепостили творческую деятельность, создали благоприятные условия для проявления профессиональных способностей журналистов. Появление множества новых изданий поставило многие известные газеты и журналы в состояние творческой и коммерческой конкуренции, что, несомненно, активизировало деятельность редакционных коллективов, а читателям дало возможность широкого выбора информации. В то же время нельзя не видеть и некоторые противоречивые явления и тенденции. О них и хотелось бы поразмышлять.

После принятия Закона о печати в стране по существу возникла принципиально новая ситуация. Что для нее характерно? Прежде всего появление огромного числа новых (по своей принадлежности, профессиональной и содержательной направленности) периодических изданий.

По состоянию на апрель 1991 г. только в Госкомпечати СССР зарегистрировано 1805 газет и журналов, рассчитанных на общесоюзную аудиторию, из которых 862 – новые издания. Кому они принадлежат? Учредителями 812 изданий стали государственные организации, 235 – редакции и издательства, 292 – общественные организации (из них лишь 27 – КПСС), 126 – ассоциации, 26 – акционерные общества, 103 – кооперативы, 54 – совместные предприятия, 19 – религиозные организации. Новое для нас явление в сфере печати – частные издания. Отныне 245 изданий будут выпускаться гражданами, являющимися их владельцами.

Я привел данные по изданиям, зарегистрированным лишь на союзном уровне. В действительности же их значительно больше. Только в Москве зарегистрировано около 2,7 тыс. периодических изданий, из них более половины – новые. Однако дело, разумеется, не в количестве изданий. Их может быть и больше. Куда более важным является то обстоятельство, что до сих пор не определено, кто в едином союзном государстве должен заниматься координацией регистрации периодических изданий. Не дает ясного ответа на этот вопрос и Закон о печати, где не предусматривается даже необходимость получения каких-либо статистических данных о регистрации изданий периодической печати. Не определены до конца в законе и правовые взаимоотношения издания и зарегистрировавшего его государственного органа. В связи с этим отсутствует механизм правовой инспекции, экспертизы зарегистрированных изданий. Никто не анализирует, как редакции соблюдают объявленные при регистрации учредителем программные цели и задачи издания, требования, изложенные в Законе о печати.

Нельзя не видеть, как, пользуясь Законом о печати, особенно теми положениями, где определяются права журналистов, отдельные издания – газеты и журналы – нередко проявляют субъективизм в оценке тех или других политических событий. При этом в материалах журналистов все заметнее становятся групповые пристрастия, проявляющиеся чаще всего под лозунгом независимости и самостоятельности.

Ряд печатных изданий идет в авангарде той борьбы суверенитетов и законов, которая сегодня раздирает единство нашего общества, делает все, чтобы обострить эту борьбу, углубить противостояние центра и республик. Предметом особых концентрированных и объединенных нападок печати в последнее время оказалась центральная законодательная и исполнительная власть. Небесспорно в этой связи довольно распространенное утверждение о прессе как носителе четвертой – ни от кого не зависимой – власти в обществе. Любопытно, что призывы и рассуждения о независимости чаще всего звучат в наиболее зависимых и тенденциозных изданиях.

Много в нынешних острых спорах говорится о том, что прессе не хватает объективности. Но что она такое, эта объективность, если применить это понятие к профессиональной практике? В немалой степени лишь принцип, в котором реализуется всякий раз субъективная позиция журналиста, рожденная его взглядами и интересами. С этим непосредственно связаны и так часто теперь произносимые на страницах газет суждения о зависимости и независимости печати. Каждая газета, журнал живут и работают в реальных условиях огромного переплетения различного рода связей и отношений, многочисленных зависимостей – экономических, социальных, политических, духовных. И когда журналисты редакции газеты, журнала объединены взглядами на жизнь, целями, они свободны, независимы, но только в жестких рамках этих взглядов, целей, интересов, ибо их зависимость от собственных убеждений, пристрастий тоже столь же неизбежная и столь же жесткая, как и всякая другая. И конечно, не мелкие страстишки и амбиции, а лишь великие стремления к благополучию своего народа, горесть за свою больную страну могут оправдать эту зависимость.

С интересом прочитал в «Независимой газете» короткие, но очень интересные заметки Ярослава Голованова, которые полностью разделяю. Он справедливо замечает, что под независимостью СМИ подразумевается признание инакомыслия, терпимости к различным точкам зрения и небоязнь критики.

Хотел бы заметить, что в настойчивых призывах к полной независимости нередко присутствует еще один серьезный аспект. Под флагом независимости в печати ныне все чаще отчетливо проглядывается лукавый прагматик – конъюнктурщик, который в угоду коммерческой корысти активно протаскивает все то, что еще вчера было недозволенным, вплоть до порнографии, а для прикрытия умело напускает туман свободомыслия и новаторства.

Одна из наиболее острых проблем, возникших с первых же дней действия Закона о печати, – это проблема учредительства действующих средств массовой информации. Как известно, трудовые коллективы ряда известных изданий («Огонек», «Знамя», «Литературная газета», «Человек и закон» и некоторые другие) вступили в конфликт со своими прежними и давними учредителями-издателями и осуществили единоличное учредительство. В ответ последовали обвинения в самозахвате изданий. Подобные конфликты возможны и в дальнейшем. Спрашивается: кто должен быть «арбитром» в подобных случаях? Закон о печати и постановление Верховного Совета СССР о введении его в действие, к сожалению, не дали соответствующих полномочий органам регистрации в решении этих вопросов. Народные суды тоже пока не имеют практики рассмотрения подобных дел. Созданный по нашей инициативе при Госкомпечати СССР экспертный совет хотя и оказал в ряде случаев помощь конфликтующим сторонам, но и он не имеет каких-либо полномочий решения.

Наши оценки ситуации, в которой ныне пребывает периодическая печать, были бы неполными, если бы мы не сказали о том, что газеты, журналы живут и работают в условиях становления рыночных отношений. Это обстоятельство неизбежно порождает в деятельности редакционных коллективов серьезные трудности, противоречия, конфликты. Они до крайности осложнены дефицитом бумаги, полиграфических материалов, средств доставки печати, затруднены несовершенным правовым механизмом защиты потребителя, а впрочем, и производителя. Встреча с рыночными отношениями периодической печати, как известно, произошла осенью 1990 г. в период массовой подписки, которая стала серьезным испытанием на прочность газет и журналов. В результате этой подписки газеты и журналы утратили значительную часть (в целом более 30 %) своих тиражей в связи с резким повышением их цен – в 2–2,5 раза на полиграфические работы, на доставку и другие затраты. Однако испытания на этом не кончились. В начале 1991 г. периодические издания снова оказались в критическом положении в результате требования производителей бумаги увеличить цены в 3–4 раза. Попытки установить фиксированные цены за тонну бумаги в размере 880–900 руб. пока результата не дали.

Переход на рыночные отношения сложен в любой сфере, но он стократ сложнее в издательском деле, ибо напрямую определяет состояние культуры, всей духовной жизни общества как на ближайшую, так и на дальнюю перспективу. Существует реальная опасность (и симптомы ее уже на лицо), что в условиях погони за прибылью, конкуренции на издательском рынке проигравшей стороной окажутся издания, удовлетворяющие «стратегические» духовные потребности общества. К сожалению, в настоящее время у нас не предусмотрен какой-либо механизм правовой и финансовой защиты изданий, имеющих особую общественную значимость. Я имею в виду учебные и научные издания, издания для детей и юношества, для малочисленных народов и тому подобные, а также аналогичные периодические издания, рассчитанные на многомиллионную аудиторию. Нельзя допустить, чтобы они были вытеснены с рынка (а стало быть, и из наших домов) развлекательной или политизированной продукцией, к тому же нередко сомнительного содержания.

Нам кажется, что в условиях становления рынка следовало бы принять специальное постановление или закон Верховного Совета, который обязывал бы Кабинет министров определить политику государственного протекционизма по отношению к печати. Речь идет о том, чтобы определить круг изданий, относящихся к сфере государственных приоритетов, обеспечить со стороны государственных органов их поддержку – льготный налоговый режим, дотирование, первоочередное обеспечение материальными ресурсами для издания по государственным ценам и т.д.

В ряду важнейших проблем, требующих решения в новых условиях, – распространение периодических изданий. Как известно, раньше – до введения в действие Закона о печати – при создании нового издания одновременно директивным путем решался вопрос о его распространении. Ныне введены договорные отношения между органами распространения и редакциями периодических изданий или их издателями. Многие редакции оказались к этому практически не готовы, что породило массу конфликтных ситуаций.

Возможности организаций Минсвязи СССР по распространению, как оказалось, весьма ограничены, и это уже сейчас приводит к отказам многим изданиям в их реализациии. Нам кажется, что следовало бы активнее поощрять создание альтернативных структур, занимающихся распространением печати. К тому же Закон о печати разрешает редакциям и издателям при реализациии изданий привлекать и отдельных граждан. К сожалению, ныне эти инициативы пробиваются с трудом. Уже есть случаи применения судебных санкций к сотрудникам редакций, занимающихся распространением своих изданий, в том числе и тех, которые официально зарегистрированы. Возникают весьма странные ситуации. Самиздатовские издания распространяются, ибо их исполнители умело откупаются штрафом на месте, а вот распространители легальных изданий наказываются судом.

Говоря о позитивном и негативном, что несет обществу печать, не могу не обратиться к тому, кто является нашим главным и объективным судьей, – к читателю. Совершенно очевидно, что нельзя просто отмахнуться от результатов прошлогодней подписки на газеты и журналы, как нельзя свести ее итоги только лишь к повышению цен на периодическую печать. Нельзя потому, что при повышении цен практически на все издания результаты подписки слишком различны. К тому же потеряли подписчиков и те немногие издания, которые вообще не повысили цену или повысили ее весьма незначительно. Подписка (если учесть ее масштабы) стала, таким образом, своеобразным референдумом, в котором проявилось отношение людей к печати и к тому, что и как эта печать отражает.

Крайняя политизация всех средств массовой информации, их зачастую однозначно критическая направленность все больше вызывают среди значительной части читателей, зрителей, слушателей неприятие, а нередко и просто раздражение. Думаю, что это раздражение (оно и проявилось в ходе подписки) порождено неплодотворностью, безрезультативностью критики печати, ибо на шестом году перестройки в ряде социальных сфер мы оказались еще дальше от реализации наших намерений, чем в апреле 1985 г., когда провозгласили их необходимость.

Обобщая высказанные суждения, очевидно, следует выделить два наиболее важных направления деятельности.

1. Актуально дальнейшее развитие и совершенствование правовой основы регулирования деятельности в сфере печати и других средствах информации. Речь идет о накоплении предложений для будущего совершенствования Закона о печати, разработке законов об основах издательской деятельности, радио, телевидения, авторском праве и др. При этом уже сейчас наиболее существенным является механизм исполнения законов.

2. Второе приоритетное направление деятельности сводится к практическому повседневному взаимодействию вновь созданных государственных структур с периодической печатью и другими средствами массовой информации: созданные в стране тысячи новых газет и журналов, агентств и издательств настоятельно нуждаются в правовой, профессиональной журналистской помощи, в информационном обеспечении. Нужно во многом создавать заново систему материального и кадрового обеспечения работы как старых, так и вновь созданных газет и журналов, редакций радио, телевидения.

Словом, необходимо сделать все, чтобы средства массовой информации стали по-настоящему конструктивной силой в обновлении нашего общества.

«Известия». 14 апреля 1991 г.

Иллюзии свободы

Мы все чаще обращаемся к авторитетам, ищем аргументы, чтобы преодолеть смятение, растерянность и понять то несуразное, что произошло сегодня с нами и нашим обществом. Пытаемся понять, что стало с перестройкой и ее лидерами. Мучительно размышляем над тем, так ли неисповедимы, как и пути господни, пути российской демократии после августа 1991 г.

Справедливо замечено: поле боя после победы обычно остается в руках мародеров. Случилось так, что наши представления идеалистов от перестройки о том, как будет складываться наша жизнь после того, как мы покончим с административно-тоталитарным режимом, откажемся от партийной гегемонии, решительно разошлись с тем, что получилось в реальной жизни. Свобода от диктата административно-командного центра, от КПСС представлялась ничем не затуманенной, голубой мечтой. Привлекательные идеи свободы в представлении того же Бердяева выглядели такими благородными, что, казалось, ничто не могло омрачить их превращение в практическую плоть, стоило лишь разрушить старый государственный механизм с его несправедливостью и насилием.

В наших представлениях преобладало наивное ожидание того, что свобода все устранит и все наладит сама, а дитя свободы – вожделенный рынок – образует, организует и расставит все по своим местам. Но вот уже не один год торжествует официально провозглашенная свобода, и мы видим, как сначала помутнела, а затем и вовсе превратилась в нечто несуразное наша голубая мечта.

Государственные институты, вооруженные многочисленными законопроектами, оказались неспособными защитить человека, и он не может воспользоваться провозглашенной свободой. А сама свобода на наших глазах превратилась в ничем не ограниченную свободу насилия и грабежа, беспредельного воровства и легализованного мздоимства.

Что же случилось с нами и со страной? Как могло случиться, что современная демократическая власть, на знаменах которой были начертаны лозунги равенства и справедливости, бескомпромиссной борьбы с привилегиями, не только не отменила привилегии, а во много раз увеличила их? Почему, разрушив центр, на обломках старых государственных структур был создан еще более громоздкий и дорогостоящий бюрократический аппарат, обслуживающий преимущественно себя?

Как могло случиться, что более 70 % населения страны, по данным статистики и социологии 1992 г., в результате реформы, осуществляемой во благо народа, оказалось в положении нищих и начался процесс вымирания нации? Впервые за многие годы вследствие социальной катастрофы в стране стало больше умирать людей и меньше рождаться. По данным статистики по итогам 1992 г., население России сократилось более чем на 70 тыс. человек. За прошедший год число родившихся сократилось почти на 200 тыс., превышение умерших над родившимися составило 185 тыс.

Или наши надежды на свободу были лишь иллюзией, которой никогда не суждено воплотиться в реальность? Или свобода действительно лишь осознанная необходимость, строго охраняемая государством? Замечу в этой связи, что в наших намерениях жить по нормам общечеловеческой морали мы должны понять: все извращения действительности, которые ныне делают нашу жизнь невыносимой, – мутная волна преступности, воровства, коррупции на всех уровнях власти – не имеют коммунистической или демократической принадлежности, они аморальны и антизаконны при любых общественных отношениях. Все зависит от объективных условий, благоприятствующих или препятствующих проявлению всех этих общественных деформаций.

Анализировать, что сегодня происходит в реальной жизни, в моем представлении означает выделить то, что было неизбежно как результат естественного развития общества, то есть то, что произошло, потому что не могло не произойти. И отдельно оценить то, что произошло и происходит вопреки естественным условиям, лишь вследствие нашего неумения, неспособности управлять теми или иными явлениями, процессами.

Человек и время – в этом начало многих начал. Уже стало обязательным правилом в нашем отечестве винить время и предшественников – тех, кто шел впереди. По-разному можно относиться к тому, что было в давнем или недавнем прошлом, однако вначале это прошлое нужно понять. Жизнь – это прежде всего понимание того, что происходит вокруг тебя. Большая часть нынешних людских страданий в нашем запутанном до предела бытии – от непонимания того, что происходит. Ненавижу, утверждал мудрец, то, что не понимаю.

Оценка того, что думают по этому поводу наши интеллектуалы, отражается сегодня на страницах в многочисленных материалах периодической печати, в комментариях на радио и телевидении, где нескончаемо повторяется один и тот же вопрос: что происходит в нашем обществе – идет ли мучительный процесс обновления и возрождения России или налицо ее развал, крушение и гибель, означающие полное исчезновение русской цивилизации? Совершенно очевидно, что нет сегодня мыслителя, провидца, способного с исчерпывающей полнотой ответить на этот вопрос. Не могут нам здесь помочь уже надоевшие всем многочисленные опросы социологов, ибо в них слишком много изначально предопределенной неправды, да и просто невозможно, пользуясь опросами, ответить на столь сложные вопросы. Невозможно предугадать, что будет с нами, но понять эволюцию наших представлений о том, что было начато в 1985 г. как перестройка, мы обязаны, чтобы окончательно не заблудиться в ориентирах, обозначенных тогда, чтобы соотнести цели, намерения с тем, что получилось теперь.

Прежде всего следует понять, что борьба различных позиций, противоречивость представлений о перестройке опирались на разочарование в ее целях и намерениях со стороны широких кругов населения по мере того, как шло время, а позитивных изменений в жизни не происходило. Отсутствие практических результатов перестройки было связано с целым рядом серьезных просчетов, которые, разумеется, куда более очевидны сегодня, чем тогда. В целом ряде публикаций справедливо отмечалось, что руководство партии и правительства поверхностно оценило всю глубину того кризиса, накануне которого стояло тогда народное хозяйство СССР. Результатом такого упрощенного подхода явились ничем не обоснованные призывы первых лет перестройки, направленные на ускорение социально-экономического развития, технического прогресса. Серьезным просчетом было и то, что, не определив четко основные направления и этапы экономической реформы и не разработав тактику ее осуществления, Горбачев и его соратники в составе Политбюро ЦК КПСС решили на XIX партийной конференции начать радикальное реформирование политической системы. Пребывание руководства партии в состоянии демократической эйфории вело к тому, что ни один из завоеванных перестройкой рубежей не был закреплен, не был даже до конца осознан трудящимися, а лидер в состоянии реформаторского экстаза звал все дальше вперед, намечая все новые и новые ориентиры и объекты разрушения старых устоев в экономике, политике, культуре.

Особо нужно отметить, что руководство партии и страны наибольший просчет совершило в оценке социально-политического и нравственно-психологического состояния общества. Еще вчера, как казалось, бастионы социалистического сознания, непоколебимая верность социалистическим идеалам были полностью разрушены гласностью с помощью средств массовой информации всего за три года.

Разумеется, невозможно было с достаточной достоверностью оценить и предвидеть все социальные и политические процессы, которые вызвала перестройка. Однако трудно представить, чтобы инициаторы перестройки не могли знать, какая роль в содержании жизнедеятельности и сохранении всего своеобразия многонациональной державы – Союза Советских Социалистических республик – принадлежит партии.

Август 1991 г. окончательно разорвал те ограниченные связи, которые еще сохранялись и налаживались с таким трудом на новой основе между суверенными республиками и отраслями народного хозяйства. А разрушив окончательно союзный центр, придав ему однозначный облик врага демократии и независимости, он не привел к наступлению нового созидательного этапа в стране, новых отношений, основанных на согласии и сотрудничестве. Беловежская пуща, ставшая местом гибели СССР, вместе с тем явилась и точкой отсчета в оценке тех событий и процессов, которые она неизбежно вызвала.

Понимая, что пророчествовать задним числом безопаснее и легче, хочу сказать, что после августовских событий именно Россия (парламент, президент, правительство) могла бы первой взять на себя инициативу воспрепятствовать усилившемуся с огромной быстротой процессу дезинтеграции. Я поддерживаю точку зрения тех, кто считает, что Россия обречена быть великой державой и только ей могли быть присущи функции того нового центра, который взял бы на себя миссию постепенной стабилизации обстановки в стране и объединения республик в союз на новой основе. Трудное, но неизбежное участие России ныне в решении сложных национальных и территориальных проблем в Молдавии, в Южной и Северной Осетии, в Ингушетии и Чечне, в Крыму лишь убедительное подтверждение этого. Разумеется, дело не только в России, интеграция отвечает интересам всех без исключения республик бывшего СССР, ибо правильно замечено: государства СНГ не пароходы, чтобы произвольно уйти из системы экономических, финансовых и культурных отношений.

К сожалению, концепция всесильного разрушительного суверенитета с самого начала своим эпицентром имела регион, республику, ибо преимущественно выражала волю политической элиты, руководящих кругов и куда меньше учитывала суверенитет самой личности. Оставаясь по-прежнему во власти иллюзий и мифов, мы считали и считаем, что существует несомненный приоритет интересов наций, автономий перед интересами и правами человека. А между тем страна, имеющая многовековую историю, – это огромная семья, где многие нынешние перемены режут ее сложившиеся связи и отношения в национальных, социальных и культурных сферах прямо по живому. А в каком положении пребывают многие тысячи семей – сколько их, обездоленных, разорванных оказалось вдруг в состоянии зарубежья! Думаю, это социально-психологическое явление, принесшее столько личных трагедий людям, еще полностью не понято, не осознано и чудовищные последствия его невозможно представить.

Как свидетельствует опыт последних лет, здесь мы имели дело с полным игнорированием элементарных норм человеческой морали и гуманности. Известная всем декларация о правах человека и сам человек просто отданы на растерзание амбициозным, рвущимся к власти политическим силам и группам, которые, никого не спрашивая, полностью узурпируют право самим определять интересы той или иной нации и навязывать их отдельной личности или группе людей, не считаясь ни с чем и не останавливаясь ни перед какими насильственными методами и средствами.

Логика практического воздействия российского суверенитета, направленная на разрушение имперского союзного центра, в той же мере и с той же силой оказалась разрушительной и для самой России, представляющей федерацию республик, разнонациональных и разнонародных регионов. В результате в России преобладающими стали процессы дезинтеграции, усилилась дестабилизация политической ситуации, окончательно нарушились экономические связи между регионами, началось разрушение промышленного и сельскохозяйственного потенциала.

Китайская мудрость гласит: «В стране, где есть порядок, будь смел и в действиях, и в речах. В стране, где нет порядка, будь смел в действиях, но осмотрителен в речах». К сожалению, утопив все в словах и не проявив даже минимальной осмотрительности в обещаниях, власти до предела ожесточили общественное мнение, но так и не приступили по существу к экономической реформе в главной ее сфере – в сфере производства.

Страна в эти годы стала все больше напоминать семью после развода, где все заняты лишь разделом трудно нажитого имущества. А деяния правительства при этом напоминают ликвидационную комиссию, действующую самоуправно и согласующую свои меры больше с международными организациями и партнерами, заинтересованными после ликвидационного периода в окончательном превращении нашей страны лишь в рынок сбыта и сырьевой придаток сытых западных хозяев.

Размышляя над тем, что происходит с нами и страной, хочу отметить, что больше всего заметны неимоверная усталость и раздражение простых людей, тех, кто составляет понятие «народ». Усталость от невыносимых бытовых тягот, невиданно высоких цен и забот, как выжить. Усталость и раздражение от разгула бесправия и безвластия, от незащищенности своего дома, семьи, своих детей; усталость и раздражение от неуверенности, непоследовательности, непостоянства правительственных решений и деяний, порождающих падение производства, безработицу и незнание, что будет завтра. Наконец, усталость и раздражение от потери Отечества, Государства и унижающей неопределенности своей гражданской и государственной принадлежности. Находясь во власти политических страстей, мы забыли, что человека угнетает не сама по себе нищета, а сопутствующие обнищанию унижение, зависимость от всех, кто его окружает, утрата достоинства, с чем человек никогда не может примириться.

В многочисленных статьях о существе тоталитаризма прошлого справедливо выделяется его основная особенность – отчуждение человека от власти. Естественно, тут же возникает вопрос: а что же происходит сейчас, после того как мы так убедительно раскрыли людям глаза на многолетнее народное безвластие? Даже не слишком обстоятельный анализ сложившейся в последние годы практики общественной жизни показывает наличие не меньшего, чем раньше, разрыва между правящей властью и миллионами простых людей. Если объективно и беспристрастно оценить ныне существующую политическую систему, то можно сказать без всякого преувеличения, что, как и раньше, в недавнем прошлом, когда реально существовало отчуждение власти от населения, умело прикрытое демагогией всевластия народных советов, так и теперь налицо все большая изоляция правящей элиты, живущей в мире своих интересов и стремлений, не совпадающих с жизнью, заботами и интересами основной массы людей, составляющей народ.

Нашему народу, по образному выражению академика Святослава Федорова, следует поставить памятник, как павловской собаке, за то, что он оказался способным терпеть над собой такие социальные эксперименты. Однако это долготерпение, которым мы многие годы себя успокаиваем, прикрывая свою неспособность создать ему достойную жизнь, характеризуя его как основную доблесть и важнейшую особенность народа, не беспредельно. Еще куда более безнравственно это терпение народа объяснять (встречаются в печати и такие суждения) тем, что он никогда не жил в довольствии. Ибо от этого представления всего один шаг к тем, кто любит оценивать с большими сомнениями (в том числе и из нынешних псевдодемократов) способности нашего народа, его профессиональное умение, его талант, объясняя многие из нынешних бед и несчастий страны безволием и инертностью, традиционным российским бездельем и леностью! И это ведь говорят о том самом народе, который в суровые годы Великой Отечественной войны (1941–1945) спас Европу и мир от фашизма и тотального геноцида, тот самый народ, который вопреки бездарному руководству в застойные годы собирал 230 млн тонн хлеба, добывал 500 млн тонн угля и 600 млн тонн нефти. И вовсе не надо быть большим пророком, чтобы со всей определенностью предрекать, что народ можно успокоить только тогда, когда он увидит хоть какой-то просвет, какой-то луч надежды в этих затянувшихся и мучительных для него социальных экспериментах.

Наверное, имеет какое-то основание давнее суждение, часто повторяемое ныне, что каждый народ достоин своего правительства и оно обычно таково, каким народ позволяет ему быть. Однако рассуждения, подобные тому, что все беды в нашем народе от того, что он не заслужил демократии и свободы и не умеет ими пользоваться, не более чем фарисейство. Убежден, всякому понятно: нельзя научиться плавать, не заходя в воду, и послушные крепостные, если будут ждать свободы до тех пор, пока не станут высоконравственными, так и не дождутся ее.