Текст книги "Диверсанты из инкубатора"

Глава 12
Подсадная утка

1

У Дарио Гардиана сегодня с утра испортилось настроение.

Последний месяц он неотлучно находился на вилле Тичино. Его день начинался перед зеркалом. Он умывался, чистил зубы, придирчиво оглядывал их. После водных процедур Гардиан надевал парик с короткими седыми волосами, который старил его на пять-шесть лет.

Он изучил это место, как полигон на своей военной базе в Анконе, на побережье Адриатики. Он не боялся выстрела снайпера. Если стрелок вооружен дальнобойной винтовкой типа английской AW-50 калибра 12,7 миллиметра, то из-за особенностей его местонахождения сможет разве что отстрелить своей жертве ногу.

Эта странноватая мысль не могла принести Гардиану успокоения – он и так был спокоен, холоден как лед. Но вот сегодня утром подчиненные увидели на лице шефа недовольное выражение.

Скрываясь в тени комнаты, он, вооруженный цейсовским биноклем, стал первым зрителем, который мог наградить неизвестных велосипедистов аплодисментами, а мог и смешками. Он не мог точно сказать, первое это их выступление или второе. Двое катались неплохо, отрабатывали сложные трюки с грацией дрессированных медведей, а на бис можно было вызвать лишь одного. Пожалуй, за риск Гардиан выставил бы им высшую оценку, за усердие – на балл ниже. Порой парни и девушка, возраст которых читался по их поведению, направляли горные велосипеды на препятствия, попросту говоря, спускали их с горки. И смотрели, как велосипед сам развернется, как завалится набок. «Дурака валяют», – рассудил Дарио Гардиан.

Но, увидев их впервые, не смог сдержать изумления:

– Что за цирк? Откуда взялись эти акробаты?

Он поманил пальцем чернокожего Мартина.

– Садись в машину, объедь местные гостиницы, загляни в молодежные кемпинги. Узнай, откуда эти циркачи.

– Они все ближе, – сказал Мартин.

– Что?

– Они все ближе, босс.

Дарио покивал. Он понял, о чем говорит его подчиненный, со второй попытки. Пара горных маршрутов пролегала выше и западнее Читино. Обычно там можно было встретить экстремалов на горных мотоциклах и велосипедах.

Он целый день провел в наблюдениях. Не чувствовал угрозы со стороны молодых людей, оттого охотничий инстинкт спокойно дремал в груди майора Гардиана.

«Катание на горных велосипедах не входило в мои планы». Эта фраза рассмешила Дарио. Его высокий лоб покрылся морщинами, холодные глаза потеплели. Странно, но он поначалу не мог решить простой, казалось бы, вопрос: как избавиться от назойливой ребятни. Ведь она могла реально отпугнуть крупную рыбу, настоящего хищника, которого майор Гардиан поджидал с нетерпением.

Он несколько раз спускался в винный погреб, куда временно поместили генерала Фокина, наливал себе вина и поднимался наверх.

Доклад Мартина оказался короток. Велосипедисты – брат с сестрой и их приятель. Приехали из Хорватии. Остановились в семейной локанде Аньелли. В отсутствие молодой хозяйки Мартин проник вначале в холл, где на ресепшен заглянул в учетные карточки гостей, а потом в комнату постояльцев. Обыск не принес ничего необычного. В карманах джинсов он обнаружил евро и хорватскую валюту – банкноты по пятьдесят и сто кун, а также мелочь – от десяти до пятидесяти лип. Списал данные с паспортов: Анжелина Мирович, Слава Мирович, Григорий Плиев. Ровесники. Родом из Загреба.

Гардиан успокоился. Он получил возможность открыто выходить во двор, потому что хорватские велосипедисты стали живым индикатором. При них ни один разведчик не решится на наблюдение, на выстрел. Однако разведки не миновать – поздним вечером, ночью, ранним утром. Возможно, хорваты заставят наблюдателя ошибиться.

А пока что Гардиан продолжал удачно исполнять роль русского генерала. Он стал его двойником. И заманивал противника: «Доберись до меня». Майор Гардиан слыл мастером расставлять силки и заманивать противника в ловушки. Он по праву считался одним из лучших среди бойцов антитеррористических групп.

Это задание в корне отличалось от предыдущих. Но было интересно тем, что Гардиан, каждое утро надевая парик, очки, изображал русского генерала. Ему понравилась такая работа. Он словно говорил с невидимым противником: «Ты видишь во мне того, кем я не являюсь. Я голос, дыхание на другом конце провода. Я палец на спусковом крючке».

2

– Ну и как маунтинбайк? – спросила Тамира, отрываясь наконец-то от бинокля.

– Руки, ноги забились. – Михей с удовольствием оставил седло велосипеда, демонстративно поковылял на полусогнутых ногах. – Два дня езжу – никак не привыкну. Как на лошади. – Он помассировал окаменевшие мышцы, поводил плечами, словно разгонял лопатками боль в натруженной спине. – Что у тебя? – в свою очередь, спросил он.

– У меня четверо охранников. – Дикарка передала бинокль товарищу и указала на южный портик, где в тени колонн можно было увидеть дверь. – Это своего рода флигель. Там обитают охранники. Похоже, смены у них не суточные. Может быть, через неделю меняются. Пока вы катались, видела во дворе двух подруг. Гарды посадили их в машину, они уехали. Ровно через пятьдесят три минуты они вернулись с бумажными пакетами. Явно из фирменного магазина, название не разглядела. Держи отчет.

Наймушин снял с головы защитный шлем, вытер рукой взмокший лоб и углубился в чтение.

Почерк у Дикарки был плохой, к тому же она сокращала даже самые короткие слова. Вряд ли, кроме Михея и Скоблика, кто-то мог разобрать ее зашифрованные каракули.

– На нас внимание обращали? – спросил Наймушин и отложил листы бумаги в сторону.

– Первые два дня глаз не спускали. Сегодня пару раз глянули. Успокоились.

Накануне агенты обнаружили, что в их комнате проводился обыск. Они не оставляли специальных меток, чтобы не выдать себя в случае проверки, но кое-какие специальные меры приняли. «Молнии» на багажных сумках, где хранились хорватские паспорта, они не застегнули до конца, оставив где три, где четыре зубчика. Позавчера вечером оказалось, что «молнии» на всех сумках застегнуты до упора. На хозяйку не похоже. Зачем Аньелли лазить по сумкам, наживать неприятности, к чему терять клиентов и деньги.

Дикарка частенько оставляла точку наблюдения и составляла парням компанию. Опираясь лишь на педали и не работая рулем, она разворачивала велосипед на одном месте. Выбрав неприступный с виду валун, легко взлетала на него и вскидывала руку в знак покорения еще одного ноздрястого булыжника. Выкрикивала что-то нечленораздельное, улыбалась, принимала дружественные шлепки от товарищей. Потом снова скатывалась к точке наблюдения; оттуда она видела все пространство двора, обитателей дома, ее же, кроме Михея и Скобликова, не видел никто.

Вынув из пакета сэндвичи, Михей передал один Скоблику, второй – Тамире. Сам он отщипывал маленькие кусочки и отправлял их в рот, изредка запивая колой.

– Что интересного заметила? – спросил Михей.

– По двору шныряет кошка, собака из будки почти не вылезает. Через оконное стекло рассмотрела птиц в клетках, рыбок в аквариуме. Может, он не Фокин, а Ной?

– Что насчет нервной системы дома?

– Днем сигнализацию не включают.

– Кроме четверых комодов, никого не заметила?

– Генерала, двух путан и толстого мужика. Голимый Карлсон.[7]7
  Завхоз на жаргоне.


[Закрыть] Скорее всего – консультант, журналист, соавтор, не знаю. Они с генералом часто сидят за одним столом, беседуют, делают записи на бумаге, стучат на ноутбуке.

Сегодня Михей встретился у железнодорожного вокзала с полковником Матвеевым. Матвеев едва не погрозил ему пальцем.

– Чему улыбаешься?

– Выглядите вы здесь по-другому, на себя не похожи.

– На туриста похож?

– Нет.

– То-то и оно, – улыбнулся в ответ Матвеев. – Ничего в облике, одежде и поведении от меня, а узнать трудно.

Полковник прилетел на самолете вчера вечером, спустя час уже распаковывал свой багаж в гостинице. Проверил спутниковую связь с агентами, заодно назначил встречу.

Первичные данные порадовали руководителя операции: Фокин на месте. Словами Михея, осторожен, как паук, выше пояса не показывается.

– Разумеется, осторожен, – покивал Матвеев. – Если бы он вернулся в Россию, оказался бы на скамье подсудимых вместе с главным финансистом Минобороны. Проще говоря, на него свалили бы вину. Как носитель секретной информации, он очень опасен. Да, натовская разведка сливает из него яд, но отрава не портится даже в склянках, понимаешь?

Михей кивнул: «Да».

– Хорошая работа, – еще раз похвалил Матвеев, за руку прощаясь с агентом. – Сегодня же переправлю ее в Москву, а завтра с ней уже начнут работать агенты основной группы. Кстати, как прошла встреча с хорватским агентом?

– Нормально. Только мне показалось, он коренной итальянец.

– Хорват. Родом из Истрии. А там в лексиконе много итальянских слов. Другое дело – Далмация, там у россиян не возникнет языкового барьера. Что касается моего агента, он держит лавочку сувениров из дерева. – Матвеев был вынужден дать ту информацию на агента, которая исключит дальнейшие вопросы о нем. Сувенирную лавочку держал двоюродный брат Фалкони, Иво же прикрывал его маленький бизнес. Матвеев не знал об инициативе Иво, который вручил агентам сувениры из лавки своего родственника, и они, будто состояли в сговоре, дали в руки Михея выход на хорватского агента.

Полковник тут же сменил тему.

– Скажи честно, Миша, ты ждешь смены?

– Пока не очень. Нравится здесь. Может быть, за две недели надоест. Чувствуется, что мы работаем, а не отдыхаем.

– Придется еще поработать. Завтра сделайте вот что…

Михей поднялся на сто пятьдесят метров по дороге и увидел сквозь заросли дикой фисташки поляну. Он искал ее; а впервые обратил на нее внимание сегодня утром, когда Скоблик вел машину, а он всматривался в придорожный кустарник – маквис. Перед глазами мелькали плотные миртовые заросли, земляничные деревья, и только за дикой фисташкой обнаружилось открытое пространство.

Сейчас он прошел его и уперся в каменистый участок, поросший карликовой пальмой. Он с трудом продрался сквозь него и снова оказался на открытом пространстве. Пока что можно ехать, размышлял он, представляя себя за рулем «Фиата». Кузов и подвеска у него не такие прочные, как у «копейки», но он легко протаранит кусты, преодолеет каменистые участки. Главное, чтобы и дальше не было препятствий, вплоть до шоссе, которое соединяло Равенну и Феррару. Но с этой загородной дороги, которая обрывалась у ворот виллы, на шоссе можно было попасть в объезд. А там уже в первые минуты перестрелки на вилле выставят пост.

Михей прошел полкилометра, когда услышал рокот двигателей. Через десять минут пути он увидел ленту шоссе, окаймленную диким кустарником.

Он прошел до конца и не увидел препятствий, лишь нагромождение камней в одном месте, которое можно разобрать за пару часов. И путь основной диверсионной группе будет открыт.

Сегодня Михей нашел место, где в обозначенный час их старших товарищей будет поджидать резервная машина. На дорогах, ведущих в глубь страны, контроль со стороны карабинеров и полицейских не будет таким жестким, как в другом направлении, к морю, ближе к Римини, с его сорокакилометровой пляжной зоной, где расположены знаменитые курорты, где затеряться троим молодым людям будет так же легко, как иголке в стоге сена.

Вот это направление, по сути, на аэропорт, железнодорожный вокзал, автовокзал, на перевалочную туристическую базу и станет для полиции ключевым. Возможно, они будут искать двух хорватских парней и девушку, поскольку их личности уже давно были установлены. Но к тому часу они будут далеко от Равенны. Может быть, в России или ближе – в Хорватии. Кто знает, вдруг полковник Матвеев задействует разведгруппу на более раннем этапе.

3

Михею не спалось. Везде, куда бы он ни бросал взгляд, ему чудились оливковые глаза Андреа. Они смотрят на него из темного угла комнаты, заслоняют другие глаза цвета восточной ночи, манят к себе.

Он назвал Скоблика кайфоломом. Тот уже в третий раз ходил в туалет.

– Слабительного нажрался?

– Мочегонного. – Скоблик на секунду задержался в гостиной. – А ты чего не спишь?

– С документами решил поработать. Завтра отчет Матвееву отдавать.

– С документами? Ты прямо как мент. Ну давай, работай.

Скоблик ложился и моментально засыпал, будто его как робота отключали от сети.

Михей выждал некоторое время и тихонько вышел из номера. Он предчувствовал, что в этот поздний час Андреа тоже не спит.

Он спустился в холл неслышно. Подошел к стойке, над которой горел дежурный свет, и сказал:

– Глаза испортишь.

Андреа вздрогнула и едва не выронила книгу из рук. Ее глаза стали еще больше и еще красивее. Михей улыбнулся:

– Испуганное выражение тебе к лицу.

На ней был все тот же сарафан, в котором она встретила клиентов. Он смотрел на грудь девушки.

Андреа загородила откровенный вырез книгой и в такой позе облокотилась на стойку, вольно или невольно подалась вперед, и ее лицо оказалось близко к лицу Михея. Он наклонился над ней и коснулся губами ее губ. Андреа не противилась. Михей языком приоткрыл ее губы, и она ответила на поцелуй. Он обнял ее за плечи, развернул к себе, перелезая через стойку и освобождая девушку от книги. Приподняв ее за бедра, он посадил ее на краешек стойки, одну за другой расстегнул пуговицы на сарафане. Провел пальцами под лямкой лифчика и спустил ее с плеча.

– Не здесь, – горячо прошептала Андреа. – Пойдем к мне.

Она обняла его за шею, предлагая унести себя на руках.

Дикарка проснулась среди ночи. Михея рядом не оказалось. Не было его и в гостиной. Она зашла в спальню к Скоблику. Тот мирно спал. Она растолкала его.

– Где Михей?

– Сказал, что хочет поработать с документами, – не сразу ответил Скоблик. – Завтра Матвеев ждет очередного доклада.

Она вышла в коридор, дошла до туалета. Спустилась в холл, где горел дежурный свет. Входная дверь была заперта на задвижку. Тамира послала взгляд за стойку, на дверь, за которой находились жилые помещения хозяев. Она опустила глаза и увидела на полу книгу. Подняла ее и положила на стойку.

Она вернулась в номер и села на кровать, кусая губы. Гоня прочь черные мысли, готовые вызвать из глаз слезы, Дикарка мысленно перенеслась в Венецию, очутилась в гондоле, скользящей по воде. Навстречу плывет черная гондола, у причала ждет пассажиров черная гондола. Все гондолы черного цвета. Почему? Красивый гондольер, не спуская глаз с Тамиры, лишь изредка бросая взгляд на воду, рассказывает легенду. И Дикарке кажется, он рядом, она слышит его голос:

«Престарелый дож, женатый на юной красавице, узнал, что его супруга тайно встречается по ночам с возлюбленным, приплывающим на черной гондоле. Мудрый дож не стал проливать кровь, преследовать молодых людей или препятствовать их встречам. Он просто издал закон, позволяющий ему скрыть позор, – теперь, когда все гондолы стали одинаковыми, кто рискнул бы утверждать, что одна и та же лодка причаливает каждую ночь к его дворцу? С тех пор по водам венецианских каналов скользят только черные гондолы…

Дикарка не заметила, как уснула. Ее разбудил стук двери.

Михей вернулся в половине восьмого утра. Бодрый, с влажными после душа волосами, с полотенцем через плечо.

– Где был? – спросила уставшим голосом Дикарка.

– Мусолил твои слова.

– Ах ты мусолил… Как я тебя понимаю. О чем же шел муслеж?

– О том, что мы толком не жили. Ни ты, ни я, ни Скоблик.

– Значит, жизнь только начинается?

– Не заводись.

– Погоди. – Тамира не смогла выговорить имя Андреа. – Она лучше меня?

– У меня нет такого опыта, как у тебя, чтобы ответить правильно. А если честно…

Дикарка вскочила с кровати и выбежала в коридор.

Из спальни появился заспанный Скоблик. Он кивнул на распахнутую настежь дверь:

– Не пойдешь за ней?

– Зачем мне идти за ней?

Скоблик провел рукой по горлу и высунул язык.

– Вдруг вздернется?

Михей боялся не этого. Он вышел из комнаты. Зашел в туалет, постучал в дверь кабинки.

– Открой.

– Пошел в задницу!

Михей надавил на дверь плечом и сорвал шпингалет. Заломив Тамире руку за спину, приволок в номер.

– Договоримся так. Здесь мы работаем.

– Значит, устраивать парные заезды для тебя работа?

– Не кричи. Тебя могут услышать. Ты провалишь нашу легенду. Мы брат с сестрой, или ты забыла?

– Ты прав. Отныне мы родственники – брат и сестра.

Но еще вчера они занимались любовью чуть ли не на виду у генерала Фокина, отчего Дикарка завелась как пружина. Ее завела и другая эмоция: возможно, на нее сейчас смотрит человек, которого вскоре не станет.

Дикарка не знала, что еще сказать «двоеборцу», ей хотелось сказать ему не только пару ласковых, но и отвесить пару оплеух. Она бросила взгляд на Скоблика:

– Скоблеж, приходи сегодня ко мне.

– Не могу, извини.

– У тебя кто-то есть?

– Ну. И ты его знаешь.

– Уроды! – Тамира толкнула плечом Михея и ушла к себе.

Глава 13
Рождение оппонента

1

Пальмиро Сангалло возглавлял службу безопасности аэропорта Чампино, являющегося вторым после главного столичного аэропорта Леонардо да Винчи.

Один день Сангалло был похож на другой. Он вставал в семь утра, делал гимнастику, ходил по дому с чашкой кофе, читая вчерашнюю прессу. Без четверти восемь он спускался в подземный гараж, садился в «Ниссан» и ехал в аэропорт, расположенный в двадцати километрах к юго-востоку от центра города. По пути ему встречались автобусы, следующие из аэропорта, и он приветствовал знакомых водителей сигналом.

На территории аэропорта он оставлял джип на служебной парковке и неторопливо шел к месту работы.

У него был просторный кабинет, где три стены были из прочного стекла. Восседая за рабочим столом, он мог видеть приемную, вместительный центр слежения и наблюдения, терминал.

Сегодня в 15.30 Сангалло вышел в центр, перекинулся парой слов с начальником смены. Вынув из упаковки бумажный стаканчик, налил себе кофе. Стоя за спиной оператора паспортного контроля, он смотрел на выстроившуюся толпу к этому участку терминала. Машинально проводил глазами молодую женщину: она прошла паспортный контроль и направилась в зону таможенного контроля, где работал другой оператор. Женщина словно перешла из одного монитора в другой, ждала очереди, находясь уже в другом ракурсе: видеокамера снимала ее в три четверти. При желании Сангалло мог подойти к прозрачной стене и понаблюдать за объектом невооруженным взглядом с расстояния примерно семидесяти метров.

– Это российский рейс? – спросил Сангалло подчиненного.

– Да, доктор, чартер, – подчеркнуто вежливо отозвался оператор.

Сангалло добился расположения подчиненных легко. Ровно полгода назад он впервые перешагнул порог офиса службы безопасности. Следом шагнул директор аэропорта и представил Сангалло: «Ваш новый босс». К тому времени служащие Чампино уже знали часть биографии Сангалло. Он пятнадцать лет работал в финансовой полиции и носил серую форму с желтыми лампасами. Поначалу занимался вопросами ухода от налогов, затем перешел в отдел по борьбе с торговлей наркотиками, также относящегося к финансовой полиции. Он заслужил более спокойную и высокооплачиваемую работу.

Сангалло допил кофе, бросил пустой стаканчик в корзину для бумаг. Прежде чем удалиться в свой кабинет, он снова бросил взгляд на монитор. Наморщил лоб, вглядываясь в пассажира лет тридцати у стойки паспортного контроля…

Он никогда не жаловался на память, и она ему подсказала: он раньше видел этого человека. И ему помогла не эмоциональная память, а моторная – память-привычка, неожиданно включившаяся в работу.

Сангалло вышел на связь по рации, с которой не расставался ни на минуту, с начальником смены паспортного контроля.

– Сангалло, – представился он. – Проверь: человек, который только что прошел контроль, носит фамилию Левицкий? – Сангалло в это время смотрел в другой монитор и видел пассажира российского чартера на таможенном посту. – Увеличь изображение, – попросил он оператора и сместился ближе к нему. «Да, это он, Вадим Левицкий», – уверенно покивал Сангалло. И мысленно перенесся в 2004 год.

Оперативное управление ГРУ и финансовая полиция Италии готовили совместную операцию по обезвреживанию международной преступной группировки. Сангалло был одним из руководителей операции с итальянской стороны, капитан Вадим Левицкий возглавлял российскую группу захвата. У преступников были обширные связи в главном аэропорту столицы Италии. Они прошли регистрацию в терминале «С», упаковали сумки с наркотиками в пленку, заплатив по шесть евро за каждую и получив чеки. Зарегистрировали багаж и направились в таможню – получить отметки на всех чеках, чтобы без очереди сдать багаж, пройти паспортный контроль и получить наличные по своим чекам. Такой наглости и жадности Сангалло не замечал даже у своей бывшей жены. Он нервно посмеивался над скупостью наркокурьеров и едва не прозевал их. Его из кратковременной неподвижности вывел Левицкий: «Полковник, давайте команду на задержание». Восьмерка русских спецназовцев в гражданской одежде и вооруженная короткими автоматами для скрытого ношения, повторила маршрут преступников, ломанувшись через отдел регистрации и паспортный контроль, и тоже без очереди, и настигла их у таможенной стойки. С другой стороны к ним примкнули итальянские спецы и положили членов банды лицом в пол. Результат этой операции – арест четверых наркоторговцев с двадцатью килограммами героина, предназначенного для «российского потребителя».

Сейчас Сангалло вспоминал об этом с улыбкой. Он ждал подтверждения: «Вы правы – паспортный контроль прошел Вадим Левицкий», – и приготовился выйти навстречу, ответить на вопрос: «Что вы здесь делаете, Пальмиро?» – «Встречаю вас, Вадим». А дальше изъясняться только жестами. И этот линейный язык приведет гостя в роскошный офис службы безопасности.

– Доктор Сангалло, вы слушаете?

– Да, – он ответил на вызов по рации.

– Его имя Глушко Алексей Викторович.

– Повторите еще раз, – попросил Сангалло, ничего не понимая.

– Глушко Алексей Викторович.

– Мы говорим о человеке, который в данную минуту проходит таможенный досмотр?

– Да. Я смотрю на него.

Сангалло мотнул головой, будто прогоняя наваждение, подошел к прозрачной стене и посмотрел вниз, как через широкоугольный объектив. Он видел и стойку паспортного контроля, на которую облокотился начальник смены, и таможенную, где прямо, словно демонстрируя военную выправку, стоял российский спецназовец. Прибывший в страну под чужим именем.

Однажды совместная спецоперация принесла Сангалло повышение. И сейчас в голове билось схожее определение: очередная операция. Против кого она направлена? Совместная ли она? Если да, то где встречающие? Где итальянские полицейские, карабинеры, «финансисты», контрразведчики?

Много вопросов. Они звучат как набат, говоря о необходимости срочного вмешательства, как сигнал к сбору людей. Чтобы ответить хотя бы на пару вопросов и хотя бы немного отделаться от тревоги, нужно время.

Сангалло вызвал на связь таможню.

– Под благовидным предлогом задержите пассажира у стойки.

Он отчетливо представлял действия начальника смены. Тот не примкнет к подчиненному, который вел досмотр вещей русского, он сменит его. Давно отработанная тактика, не дающая повода к сомнениям. Взгляд на часы, короткая фраза: «Тебя ждут в медпункте, не забыл?» – «Ах да, черт! Спасибо, что напомнили. Вы подмените меня?» – «Разумеется. Поэтому я здесь». И досмотр не продолжится, он начнется сначала с участием нового лица.

Когда начальник смены ждал ответа на вопрос: «У вас нет багажа?», Сангалло спускался по ступеням и выглядел, как всегда, безукоризненно: распахнутый пиджак, белоснежная рубашка, дорогой галстук, изящные туфли. Высокий, лысоватый, импозантный, он выглядел моложе своих сорока пяти лет. Он отвечал улыбкой на приветственные кивки служащих аэропорта, к которым иногда машинально примешивались знаки приветствия незнакомых людей, пассажиров, встречающих и провожающих. Он оставил в офисе две вещи, которые, на его взгляд, могли помешать внезапно родившемуся мероприятию: бейдж с его именем и должностью и носимую радиостанцию «Кенвуд». Хотя бы первые минуты Левицкий не должен знать о его назначении шефом безопасности аэропорта.

– У меня нет багажа, – на приличном итальянском ответил Левицкий. – Только ручная кладь.

Он обернулся, проследив за таможенником, который едва не свернул голову, и его желваки пришли в движение. В отличие от Сангалло, он тотчас узнал его. Так же быстро согнал выражение тревоги с лица.

– Полковник Сангалло? – Левицкий умело изобразил удивление. – Здравствуйте. Никак не ожидал увидеть вас здесь.

– А я – напротив.

Пожалуй, в Италии так искусно могли улыбаться только два человека. Один из них – Сильвио Берлускони. Он улыбался и как премьер-министр, и как бизнесмен, владелец нескольких национальных телеканалов и газет. Второй – Пальмиро Сангалло, как начальник безопасности аэропорта… и полковник финансовой полиции, но только для одного человека, по паспорту – Глушко.

– Мы ждали тебя, – начал игру искушенный полковник, – Глушко Алексей.

Он увидел маску под названием «Провал», купленную Левицким в магазине беспошлинной торговли «Приехали». Сангалло не сомневался – он угадывал мысли военного разведчика. Где и как он прокололся? Нет, не он, утечка информации произошла в профильном отделе военной контрразведки.

Сангалло остался доволен произведенным эффектом и паузой, которую сделал Левицкий.

– У нас есть возможность поговорить в кабинете шефа службы безопасности аэропорта. Ты и я. Согласен? Говорю искренне: я готов помочь тебе, Вадим. – Он увидел проходившего мимо подчиненного в деловом костюме, остановил его и распорядился:

– Свяжись с офисом. Пусть для меня освободят кабинет твоего шефа.

Его многозначительный взгляд не ускользнул от подчиненного. Бывший оперативник полиции понял Сангалло с полуслова. Глядя вслед пассажиру чартерного рейса и Сангалло, он позвонил в приемную:

– Пальмиро возвращается на рабочее место. Убери со стола его семейную фонографию в рамке. Сделай удивленное лицо, когда увидишь шефа. Отмени все звонки и встречи… до очередного распоряжения Сангалло. Не спрашивай, я ничего не знаю. Может быть, переборщил, за что получу втык от босса.

На выходе из таможенного терминала взгляд Левицкого перехлестнулся со взглядом Родионова. Перекидывая «дипломат»-полуторку из одной руки в другую, Левицкий успел скрестить пальцы двух рук, изображая решетку.

Родионов, встречающий Левицкого, грязно выругался.

И неожиданно для себя вспомнил уставшего, немного нервного, капельку рассеянного пограничника-толстяка в аэропорту Марко Поло. Он посчитал его лучшей кандидатурой для встречи Левицкого.

– Жаль, что сегодня тебя нет с нами, – зло бросил под нос Родионов.

Он вышел на вокзальную площадь. Прикурил сигарету и глубоко, будто лесной воздух, втянул в себя табачный дым.

В машине на вопрос Матвеева: «Что случилось», Родионов передал знак, символизирующий тюремную решетку.

– У тебя язык есть? Или ты рунами решил объясняться?

– Руны – это древние письмена…

– Докладывай, – прошипел Матвеев.

– Взяли его тихо и мирно. Макаронник лет сорока подошел, расшаркался, что-то передал жлобу из службы безопасности, тот что-то передал по рации. Левицкий изобразил решетку и поплелся за итальяшкой. Вид у него был обреченный. Что будем делать, шеф? Ждать посольскую машину? Первое, что должен сделать Левицкий, – потребовать российского консула.

Тем временем в голове Матвеева всплыли инструкции, которыми он пичкал диверсантов-«недоносков».

«При задержании или аресте не оказывайте сопротивления представителям властей. Это может спровоцировать сотрудников правоохранительных органов на применение физической силы, усугубить ваше положение. Не объясняйтесь с ними, не подписывайте какие-либо протоколы и документы на иностранном языке. Такие показания могут быть положены в основу обвинения в совершении преступления. Обязательно дождитесь российского консула».

– Что скажите, шеф? – настырно требовал ответа Родионов от человека, который когда-то работал в «итальянском направлении».

– Ogni scarafone й bello a mamma soja.[8]8
  Каждый дебил матери мил (итал.).


[Закрыть] – Матвеев ответил подчиненному неаполитанской пословицей, словно подслушал мысли Родионова.

– Что вы сказали?

– Тебе я сказал то же, что сказал бы генералу Бурцеву. Не надо наклоняться ко мне, чтобы понять одну вещь: «Маленькие шкафчики остались на месте, большой шкаф упал с оглушительным треском».

Родионов мысленно покрутил у виска пальцем. Он как-то по-книжному рассуждал: почему Матвеев не занимается самобичеванием? Провал операции произошел по его ошибке, считай, на безобидном участке. В столичном Шереметьево Левицкого едва ли не на руках внесли в самолет. Ему оставалось самостоятельно выйти из него, размяв ноги после трех с половиной часов полета, сбежать по трапу, пройти щадящую процедуру досмотра.

Родионов больше не стал докучать шефу вопросами.

2

Левицкий лишь на короткие мгновения словно растворился в роскоши офиса, а потом будто выпал в осадок, заметил наблюдательный итальянский полковник. Что творится с этим человеком? Он легко давал ответы. Ощутил на плечах тяжесть, которую таскал несколько лет. Наверное, только сейчас понял, как сильно и давно он устал. У него не осталось ни моральных, ни физических сил сопротивляться. Источник энергии, деятельности иссяк. Лишь подобие ухмылки исказило его слегка обветренные губы.

– Я знаю, что проносится у тебя перед глазами, – вслух продолжил Сангалло.

– Вы не можете этого знать, полковник.

– Разреши мне сказать. Перед тобой пронеслась самая важная часть жизни: изнурительные тренировки, лихие захваты, штурмы, от которых было тесно в груди. Ты всегда работал на свои чувства, эмоции. Разве ты забыл долгие вечера, беседы за бутылкой хорошего вина? Чувства, эмоции и притупили твою бдительность, навалились на тебя, шепнули: «Ты выполнял приказы, а нами прикрывался». Знаешь, Вадим, чувства – твоя постоянная легенда. И это звучит исповедью. Будто ты открылся в своих сокровенных мыслях передо мной – итальянским полковником, как перед итальянским священником. Кофе? – без паузы спросил Сангалло, считавшийся неплохим психологом. – Или что-нибудь покрепче?

– Воды.

– Вижу, молчание пошло тебе на пользу, – заметил Сангалло, наливая Вадиму минералки. – Вряд ли ты думал о консуле. Ты прибыл по поддельному паспорту. Скажешь мне: «Полковник, хочу видеть российского консула», я тотчас потревожу ваш консульский отдел. Я отдам в руки посольского работника Вадима Левицкого, которого знаю, с которым мне посчастливилось сотрудничать, но не Алексея Глушко. Может быть, консул прихватит твое удостоверение? Или паспорт, если ты, конечно, уволился со службы. Консул может заявить и другое: любой гражданин России вправе поменять фамилию, имя, отчество. Это веский аргумент. Интересно, вы отрабатывали такой вариант? Не уверен. Мне кажется, ваша ошибка в том, что вы не отдались этому делу целиком, поэтому не справились. Тайная сторона жизни – моя, твоя, твоего руковод-ства – скрыта от глаз, но она есть, согласен? И вот сейчас она вскрылась. Со скрежетом ножа, вскрывающего консервную банку. Итак, ты готов ответить на первый вопрос? Мне. Без протокола.