Текст книги "Цитадель тамплиеров"

Глава X. …Король иерусалимский

От основной территории «нижние пещеры» отделяла глинобитная стена. Ход сюда был через ворота, охраняемые стражниками. В углу огромного двора каменный пласт, возделывавшийся из земли, был изъеден глубокими щелями, а к нему пристроили крепкий сарай для содержания наказанных прокаженных.

Тут была монастырская тюрьма. Притом заключенные, почему-то не тронутые болезнью, обитали рядом, в менее гнусном бараке. Все это называлось «пещерами». Нижними…

Между «пещерами» находилась кухня, где работали полдюжины привилегированных узников. Им позволено было ходить за ворота, и возле кухни они были относительно сыты.

Анаэль обречен был мыкаться в заточении и изнывать от безделья, жары и жажды. Тут убивало безделье… Анаэль раньше умел лежать сутками без движения и месяцами молчать, притворяясь глухонемым сумасшедшим. Но тогда была достижимая цель. А теперь?..

Он попытался вспомнить несколько упражнений, но получил дубинкой по пояснице, плечам и почкам. Одноглазый надсмотрщик Сибр, который в тюрьме был главным, сказал:

– Не сметь!

– Я не делаю ничего плохого.

Сибр повертел свою палку.

– Ты что, не понял?

Анаэль сидел в жидкой тени, прислоняясь к горячему камню. Из каменного сарая медленно, как во сне, тащились уже не похожие на людей прокаженные. Месяц назад, когда он впервые увидел здесь это шествие к пище, он содрогнулся, его стошнило. Теперь привык. Получив свои порции варева, жуткие существа оставались на солнцепеке. В сарае они задыхались, а тут был воздух, пусть и горячий.

К Анаэлю приблизился и устроился со своей миской рядом некто, от кого еще неделю назад Анаэль, ругаясь, отсел бы подальше. Лысая голова непрошеного соседа была вся в язвах, а вместо верхней губы висели зеленоватые ошметки. Он держал свою миску двумя руками и отхлебывал из нее, постанывая. На левой его руке не хватало фаланги большого пальца. Анаэль отвернулся.

– Послушай, – тихо, но четко сказал вдруг сосед по-арабски, – не хочешь стать прокаженным? На время.

Беспалый еще отхлебнул из миски.

У Анаэля не было сил разозлиться.

– Не понимаю, – вяло сказал он.

– Я выбрал тебя, – произнес беспалый на лингва-франка.

Взгляд его был пытлив.

Анаэль сплюнул. Беспалый продолжил:

– Скоро умру. А может, и нет. Но не хочу унести с собой тайну.

– Какую? – спросил Анаэль, не глядя.

– Всё! – заорал Сибр. – Всё! Прокаженные – под замок!

Беспалый допил свое, наклонился к уху Анаэля и прошептал, брызнув слюной:

– Я – король Иерусалимский.

Ясное дело, решил Анаэль, рехнулся бедняга. Но на завтра старик подсел снова.

– Я не сошел с ума. Стань прокаженным.

Взгляд его был осмысленным. Он отошел. Исподволь наблюдая за ним в этот раз и еще два-три дня во время еды, Анаэль уверился, что он франк и, возможно, не сумасшедший. Но с какой стати зовет себя королем? И что за тайны держит в себе? И зачем уговаривает Анаэля стать прокаженным?.. Было о чем подумать, и Анаэль загорелся.

Через неделю старик опять возник рядом.

– Я не могу ждать, – тихо и твердо сказал он. – Как объявиться больным, я тебя научу. А то прощай.

В тот день Сибр застал некоего заключенного итальянца врасплох: тот разглядывал пятна на своем теле. Вызван был монастырский лекарь, и воющего от ужаса бедолагу поволокли в сарай к прокаженным.

Анаэль решил немедленно оттолкнуться от дна и барахтаться, сколько есть сил. Наудачу.

Сибр беседовал с лекарем, сидя на лавке. Анаэль подошел и сокрушенно сказал, что, кажется, тоже болен.

– Что-о?! – оба воззрились.

Анаэль показал свои ноги с язвами и чесоточной сыпью.

Лекарь, покряхтывая, осмотрел их.

– Ну, что? – поинтересовался Сибр. – Да ты погляди на его рожу… Это – проказа, он знает сам.

– Я здесь пять лет, – сощурился лекарь, – но не видел еще дураков, желающих перейти к прокаженным.

Надсмотрщик встал, охватил рукой подбородок Анаэля, повертел его голову и поставил диагноз:

– Лепра.

Лекарь перекрестился, пожал плечами.

Внутри сарай был разделен кирпичными переборками. Образовалось два ряда стойл. Левый ряд был утоплен в камень скалы, в отделениях правого ряда под потолком светились окошки. Они смотрели в безоблачное небо. Сарай был пропитан запахом тления плоти людей. Треть больных разлагалась заживо. Им приносили еду самые сердобольные из ходячих. Умерших из сарая вытаскивали крючьями, их тела принимала свалка.

«Король Иерусалимский» лежал в глубине сарая, в особо темном и затхлом «номере». Анаэль отыскал его, как только глаза привыкли к темноте, а обоняние – к вони.

– Наклонись ко мне, – повелел «король», чтобы как следует рассмотреть внезапного гостя. – И займи соседнюю келью.

Анаэль послушно заглянул туда и ощутил мощный смрад.

– Там кто-то есть.

– Перетащи его в угол, где деревянная колонна. Он не почувствует.

Перебарывая отвращение, Анаэль взялся за край подстилки и отволок тихо стонущего бородача куда было велено.

– Ложись на его место и вынь два кирпича из стенки.

Анаэль, превозмогая себя, брезгливо лег на еще теплый каменный пол, нащупал в переборке незакрепленные кирпичи… Образовалось окошко. «Король» спросил:

– Как ты проник к нам?

– Вы же велели…

«Король» зашипел:

– Я спрашивал твоего согласия и думал тебя научить… Тебя смотрел лекарь?

– И Сибр. Я показал им следы своих старых ожогов.

Король пошамкал отсутствующими губами.

– Может быть, ты действительно болен? Тогда ты не нужен.

– Нет, ожоги воспалены. Так бывает.

Физиономия «короля» исчезла. Из его кельи доносились бульканье и покашливания. Анаэль никак не мог понять в чем дело! Что он сделал не так?! И чем это грозит?

– Ладно, – «король» всплыл из мрака, как спрут из подводной расщелины. – У меня нет выбора. Раз уж я выделил тебя… А знаешь, почему? Ты страшен. Тебе легко притвориться прокаженным.

– Понятно.

Старик отвратительно захихикал.

– Не спеши так говорить. Но то, что тебе надлежит понять, ты поймешь, клянусь ангелами, архангелами и престолом Господним.

– Слушаю вас, ваше величество.

– Ты притворяешься или поверил, что я – Бодуэн IV?

Слова эти произнесены были свирепым свистящим шепотом.

– Да, ваше величество, верю.

– Ты поверил мне, я поверю тебе. Если ты умный, сам догадаешься, кто меня посадил сюда. На троне – двойник. Его научили ходить, как я, так говорить. А когда я заболел…

Старик замолчал, тяжело дыша. Отдышавшись, хихикнул:

– Они легко отделались от меня, но главного не получили, хотя отняли у двойника трапезную. Ты меня слушаешь?.. Сама трапезная ни при чем, – старик говорил все быстрее. – Однако под ней находились…

– Я слушаю, ваше величество, – прошептал Анаэль.

– Под ней находились конюшни царя Соломона, – теперь и он снизил голос до шепота. – А в этих конюшнях скрыты огромные ценности. Они не сумели их отыскать. Тайник не дается псам. Это – скала! – Старик захлебнулся кашлем, его колотило. – Богатство у них под носом, они его чуют. А я отдам остаток своей никчемной вонючей жизни за то, чтобы кто-то увел сокровища.

– Кто они? – осторожно справился Анаэль.

– Те, кто держит в железной перчатке сердце Святой земли. Кем пугают паломников. Кто построил эту тюрьму под видом богоугодного заведения. Кто носит белый плащ – символ чистоты – с красным крестом, символом крови, пролитой за веру…

– Рыцари Храма…

– Тише! И среди умирающих есть шпионы. Может быть, их наймиты таятся и в шкурах ангелов Господних.

Вымолвив это, король замолчал. Анаэль его не торопил. Король спросил:

– Ты не христианин?

– Почему вы решили, ваше величество?

– Я богохульник, и всякий истинный христианин считает долгом вслух осудить мои речи, хотя бы он разделял мои чувства.

– Я не смел перебить вас и молча перекрестился.

– В самом деле, не мог иноверец попасть в тюрьму христианского лепрозория. Что же ты молчишь?

– Мне нечего сказать, Ваше величество, я жду, что скажете вы.

– Не лги своему королю. Ты должен страстно желать, чтобы я выдал тебе приметы… Тайник.

– Да, ваше величество, я желаю… И жду с великим смирением вашего благословения на подвиг веры.

– Ты притворяешься благочестивым, – уверенно сказал старик. – И притворяешься правильно. Стало быть, не слишком глуп. И я надеюсь, что ты их обманешь.

Король приглушенно захохотал. Так смеялась бы жаба-гигант, если бы кто рискнул ее щекотать.

– И не воображай, – сказал он, – что я тебя полюбил. Ты мне отвратителен, потому что здоров и можешь как-нибудь уцелеть, улизнуть отсюда и даже разбогатеть. Но они мне противны. Держи…

Король просунул в отверстие изувеченную болезнью руку, на ладони его лежала металлическая пластинка.

– Что это? – тихо спросил Анаэль.

– Объясню. Но сначала ты мне обещай…

– Что именно?

– Если доберешься до сокровищ, ты попытаешься меня вызволить. Это возможно. Везде, где тамплиеры, всем правят деньги. Придется потратить их много, но поклянись – ты сделаешь это!

– Клянусь!

– Ты поспешил ответить. А стоило бы подумать. Ведь если обманешь, я тебя прокляну. А проклятия прокаженных всегда сбываются. Тем не менее ты?..

– Клянусь!

– Ну, так слушай. Ты знаешь Сионский холм в Иерусалиме?

– Я не бывал там.

– Это неважно, всякий его покажет. На нем стоит здание их капитула. Проникни на территорию. Остальное – на этой табличке. Пометки процарапаны иголкой. Это – тонкое серебро. Если что, сверни ее в пальцах и проглоти. Но уж испражняйся тогда в укромном месте.

Анаэль принял табличку, она была меньше лепестка мака. И что на ней можно изобразить?..

Старик отвалился от амбразуры и тяжело дышал.

– Жаль, – сказал он в темноте.

– О чем вы, ваше величество? – снова припал к проему в стене Анаэль.

– Не представляю, как ты уберешься отсюда. – Но даже если у тебя получится, во что я, признаться, не верю, и ты войдешь в Святой город, ты не попадешь в капитул. Правда, есть столб. Единственный.

– Какой же, Ваше величество?

– Не кричи так, а то кое-кто удивится, услышав наш разговор. А чтобы наверняка войти в капитул, придется тебе стать тамплиером.

– Но здесь, по-моему, не принимают в рыцари Храма, – сказал Анаэль.

Королю понравилась шутка подданного, он захихикал. Но Анаэль не шутил. Он пытался представить толщу преград, загородивших путь к свободе и поиску сокровищ, в существование которых хотелось верить. Могло статься, что он до конца жизни будет мечтать о них, валяясь, в компании заживо гниющих арестантов. Постепенно он задремал. Его разбудил свистящий шепот старика:

– Послушай, дикарь, у меня предчувствие. Что-то случится. С тобой, со мной – я не знаю. Какая-то перемена.

– Не понимаю.

– О, дьявол! Я сам не понимаю, я чувствую. Быстро тащи на место того бородатого… И уходи отсюда подальше, в любую свободную келью. Ты понял?..

– Я понял, – сказал Анаэль.

Глава XI. Разговор на рассвете

С нового места подняли его до зари два стражника. Они связали ему сзади руки и молча вывели за ворота.

Занимался рассвет. После теплой вони сарая воздух казался холодным. Анаэль решил, что его казнят. Ну и пусть. Хорошо, что успел проглотить серебро. Правда, насухо, и оно оцарапало что-то внутри. Пищевод?..

С мертвой равнины моря поднялся и наплывал на крепость липкий туман. Час тумана – лучший для нападения на обитель Святого Лазаря… Хорошо бы, напали сельджуки…

Анаэля вели не к конюшням, где виселицы и эшафот, а почему-то в собор, из которого слышалось пение монахов. Навстречу медленно отворились широкие двери и вышли десятка два согбенных послушников в опущенных на глаза капюшонах.

В соборе было темно. Стражникам темнота не мешала. Держа Анаэля с обеих сторон за предплечья, они провели его к алтарю и втолкнули в дверь слева от возвышения.

В хорошо освещенной комнате перед распятием на коленях стоял молившийся человек. Не развязав Анаэлю рук, оба стражника испарились.

Человек поднялся. Анаэль вспомнил и замок Алейк, и Агаддин. Он напрягся, предчувствуя разговор, который снова ввергнет его в кошмар.

Новый хозяин его судьбы оказался огромен. Лицо его закрывала белая маска. Анаэль приготовился ко всему. После улыбки короля Иерусалимского его вряд ли что-то могло потрясти. Но все же вздрогнул.

Белолицый великан молча рассматривал Анаэля сквозь прорези маски.

– Как тебя зовут? – спросил он наконец хрипловато. – Впрочем, я знаю. Ты – Анаэль.

– Я Анаэль, – подтвердил тот, поклонившись. Поклон не бывает лишним.

– А меня зовут брат Ломбарде. От меня здесь зависит многое, если не всё.

Анаэль пошевелился. Кисти его рук затекли, теперь стали неметь предплечья.

– Неудобно? – участливо спросил брат Ломбарде. – Потерпи. Я задам тебе один вопрос. Догадываешься, какой?

– Нет.

– Нет? – белое полотно колыхнулось, брат Ломбардо, видимо, усмехнулся. – Ты не прост, хотя и стараешься. Где тебя изувечили?

– Был пожар…

– Не хочешь ответить. В конце концов, не мое дело. Меня интересует другое – зачем ты выдал себя за прокаженного? Я давно за тобой присматриваю.

Анаэль не имел никакой убедительной версии, поэтому предпочел молчать.

– Ну же? – в голосе маски проявилось раздражение. – Ответь. – Было так тихо, что слышался треск горевшего в светильнике масла. – Скажешь, вправду подумал, будто тебя прихватила наша болезнь?

– Да, я так решил, – разлепил сухие губы Анаэль.

– Но ты же не мог не знать, что в лепрозории не выживают. Почему ты не захотел побыть на свободе, притворяясь здоровым?

– Мне опротивела жизнь, – заявил Анаэль.

– Зачем же ты перед тем пытался бежать из монастыря? При господине де Шастеле тебе было неплохо.

– Опротивела ваша тюрьма, – рискнул сказать Анаэль, снова уверяясь, что ему все равно конец.

Белая маска снова всколыхнулась.

– А, ты свободолюбив! Не сумев обрести полную свободу, решил пренебречь частичной?

– Читаешь в моей душе, – огрызнулся Анаэль в преддверии виселицы.

– Напрасно показываешь клыки. Ты мог бы начать совсем новую жизнь, если…

Анаэль снова вспомнил и Агаддин, и ночную беседу в капелле:

Тем временем брат Ломбардо туманно сказал:

– Наш орден несколько необычен. Мы не воинственны и работаем не за деньги. Наш орден Святого Лазаря объединяет людей с благородным сердцем, не обязательно благородного происхождения. И, если хочешь знать, организован он знатными итальянцами, но принимает к себе христиан любой нации… Однако ты словно не понимаешь…

– Нет, я слова понимаю, но, Господь свидетель, я никак не могу уловить общий смысл, – сказал Анаэль, продолжая игру.

– Смысл? Ты ведешь себя странно. Взятый с плантации раб не бросает теплого места ради призраков свободы. Человек с рабским сердцем никогда не пойдет в тюрьму-лепрозорий по доброй воле.

Нам нужны сильные духом сподвижники. Рыцари ордена Святого Лазаря не обладают земными благами, не совершают великих воинских подвигов. Ты это понял?

– Боюсь, и теперь… Ты хочешь, чтобы я стал…

– Именно. Можешь стать рыцарем. Не рыцарем вообще, для чего все же требуется хоть капля голубой крови в жилах, но рыцарем ордена Святого Лазаря.

– А если не соглашусь?

Брат Ломбарде ответил не сразу. Он был разочарован.

– Если не согласишься, отправишься на свою вшивую подстилку.

Анаэль попробовал двинуть плечами, он их уже не чувствовал. Шею ломило. А предложения брата Ломбарде казались очередной ловушкой. Интуиция подсказывала Анаэлю, что, если он согласится надеть черный плащ с красным крестом, он тем самым покончит со своим будущим. Лучше – сарай тюремного лепрозория.

– Я не согласен, – произнес он угрюмо.

– Хорошо, – быстро сказал брат Ломбардо, как будто не удивясь, что само по себе было весьма удивительно. – Иди, дикарь.

С этими словами Ломбардо откинул ткань со своего лица, и Анаэль увидел округлую, слегка улыбающуюся, не тронутую болезнью физиономию. В руке у брата Ломбардо нарисовался кинжал.

– Повернись-ка ко мне спиной.

Он не вонзил Анаэлю кинжал под лопатку, а лишь перерезал веревки и подтолкнул его к выходу из комнаты.

Там Анаэль попал в руки тех же молчаливых стражей. Его вывели из простого собора в утро. Звучал колокол, и к собору брели монахи. Стражники препроводили Анаэля к главным воротам. Там стояли четыре оседланные лошади, рядом топталось несколько рыцарей, экипированных в путешествия по неспокойным дорогам Святой земли. Стражники подвели Анаэля к ним. Один спросил, дернув носом:

– Чем от тебя разит?

– Проказой, – ответил за Анаэля стражник.

Рыцарь сказал бывшему прокаженному:

– Поскачешь на рыжем коне. К нам не приближайся. У седла мешок с едой.

– Кто вы? – спросил Анаэль.

Рыцарь приблизил железную рукавицу к его лицу и брезгливо сказал:

– Если бы не было мне противно, я бы вбил твой вопрос тебе в глотку.

Анаэль повернулся к указанной лошади, попытался перекинуть повод, а руки не слушались.

К чему же теперь готовиться?

Его спутники были в седлах, не оглядываясь, они поскакали к воротам. Их уже отворяли сонные стражники. Кое-как Анаэль влез на рыжего коня, дернул повод, животное рысью пошло на дорогу.

У надвратной башней вкопаны были две свежие виселицы. В одной петле висел надсмотрщик Сибр, в другой – колыхался лекарь.

Глава XII. Ночная серенада

Перед каждым ночлегом спутники связывали Анаэля. Во время очередной процедуры Анаэль рассмотрел на пальце одного из них перстень с печаткой, изображавшей двух всадников на одном коне. Точно такой был у господина де Шастеле. Возможно, перстень свидетельствовал о том, что обладатель его имеет отношение к ордену тамплиеров. Если сопровождающие его рыцари, подумал Анаэль, служат ордену Храма, все становилось значительно интереснее.

Господа рыцари обращались к нему нечасто и с бранью. Нетрудно было понять, что путешествуют они вместе с ним не по своей воле и, если бы не какие-то обстоятельства, с удовольствием вздернули бы его на первом суку. На привалах Анаэль получал косые взгляды и обглоданные кости. Они ехали по густозаселенным землям, по возможности объезжая стороной деревни и постоялые дворы.

Вспоминая казненных у въезда в монастырь, Анаэль думал о том, что, возможно, с ними расправился кто-то, кто знает, кого Анаэль мог встретить в «нижних пещерах», и не желал такой встречи. Но почему тогда не прикончили Анаэля – носителя тайны?

Когда человек ввергнут в такую неопределенность, в нем нарастает желание вырваться. И Анаэль решил убежать. На этот раз – наверняка. Он присматривался к своим спутникам, изучал их привычки, проверил узлы веревок, какими они его вязали, и их чуткость во сне. Рыцари были во всем добросовестны…

На исходе четвертого дня путешествия они разжились вином в одиноко стоявшей усадьбе. Ее хозяин, старый хромой сириец, увидев ворвавшихся к нему вооруженных людей, решил было, что это – грабители… В конце концов он, причитая, вынес христовым воинам два больших кувшина вина и козий сыр. Рыцари прихватили к сему упитанного барана.

Пиршество устроили, едва отъехав на три полета стрелы, у ручья, за которым стеной стоял виноградник. Шпалеры его поднимались на холм к полуразрушенной башне. Все это скрыла черная теплая ночь.

Анаэль устроился, как обычно, в сторонке. Ему бросили сыр. Пламя костра выхватывало из темноты бородатые лица рыцарей, занятых разделкой барана.

Воины опьянели быстро и сильно. В перерыве между кувшинами они связали Анаэля кое-как. Он слегка напряг мышцы, когда его оплетали веревками, но захмелевшие тамплиеры этого не заметили. Когда он расслабил мышцы, веревки несколько ослабли.

За вторым кувшином они запели канцоны, чего им, монахам, делать не полагалось. Когда зазвучала сирвента Бертрана де Барна в честь его дамы, Мауэт де Монтаньян, Анаэль попытался ослабить узы.

Они лишь на первый взгляд были затянуты кое-как. Рыцари дело знали. Обливаясь потом, ломая ногти, Анаэль трудился изо всех сил, стараясь притом не шуметь. Но сочинение неизвестного ему трубадура оказалось почти бесконечным. Когда оставшийся наедине с сирвентой певец добрался к ее последним словам —

 
Ты, Пагиоль, на лету
Схватив суть жгучих речей,
Спеши к Да-и-Нет, мотив
В дороге не позабыв, —
 

пленник освободился от уз.

Гуляки были уже «хороши». Они не могли уже петь и рассорились, призывая деву Марию.

Анаэль отполз к ручью и перебрался через него. Цепляясь за корневища лоз винограда, косясь на луну, поднимавшуюся из-за холма, Анаэль побежал наверх к башенке между шпалерами винограда и на бегу обсыхал, опасаясь получить в спину пущенную из арбалета стрелу.

Когда виноградник кончился, Анаэль остановился и обернулся, чтобы проверить, нет ли погони. Но кто-то набросил ему на шею кожаную петлю, и сверкнуло у горла лезвие ножа.

– Молчи, – услышал он шепот.

Анаэль и не думал сопротивляться, не видя напавших.

Его подхватили под локти и потащили по склону вверх. Скоро он очутился в подвале со сводчатым потолком, возле костра, горевшего на полу. Его поставили на колени перед сидевшим на камне бритым человеком средних лет. Он был одет в козлиную безрукавку мехом наружу, под ней – голое тело, а в ухе – серьга по моде пиратов. Он ухмылялся.

– Где вы нашли это чудище? – спросил он. Анаэль был похож на лесного дьявола – в грязных лохмотьях, мокрый и бородатый, с жуткими шрамами на физиономии.

– Выскочил из виноградника, – просипел кто-то.

– От кого ты бежал?

Анаэль молчал, лихорадочно соображал, кто эти люди. Разбойники? Или кто? Явно не мусульмане, не христиане.

– Будешь молчать, – сказал краснорожий главарь по-арабски, – мы подвесим тебя на крюке над огнем… Кто ты?

– Я – красильщик, – поторопился вымолвить Анаэль. – И отец мой – красильщик в Бефсане.

Это было первое, что пришло в голову, но, вероятно, не лучшее…

– Что у тебя с лицом? Твой отец размешивал твоей башкой краску?

Разбойники, если они разбойники, захохотали.

– Ты угадал. Красильное дело такое… Я обгорел.

– Ладно, плевать. Так от кого ты бежал?

– Отец послал меня с образцами в Тивериаду. Вооруженные люди на лошадях…

– Поймали тебя на дороге?..

– Ты угадал! – Анаэль изобразил удивление. – Я не успел отпрыгнуть в кусты.

– Куда они едут?

– Не знаю, они не сказали.

– Где они?

– За виноградником у ручья разложили костер.

– Как это ты удрал?

– Они пьют вино и ничего не соображают.

Среди разбойников произошло движение.

– Если ты нас обманул, – сказал главарь в козлиной безрукавке и пожевал толстыми губами, – если там ждет засада, мы тебя просто прирежем. А если не врешь, я подумаю, что с тобой делать, красильщик.

Вожак рассмеялся, он был весельчак. После выяснилось, что он – известный разбойник.

Анаэля связали и бросили в сторонке на какую-то шкуру. Там, в относительном одиночестве и в полумраке, он наконец пораскинул мозгами. Несколько разбойников ушли из подвала с оружием. Если они и не найдут рыцарей, то хоть увидят остывающее кострище. А что будет дальше?..

Размышления Анаэля были недолги. Вернувшиеся разбойники кричали, перебивая друг друга, по-арабски, по-арамейски и на испорченной латыни о том, что нашли становище рыцарей и прирезали их во сне. Это дело тут же отпраздновали винопитием, плясками и восторженным воем.

Анаэля не трогали, и он уснул как убитый.

Утром его разбудил Весельчак Анри. Приложив толстый палец к губам, сделал знак следовать за ним. Округа была залита белым туманом. Восток набух светом восходившего солнца. На западе воздымалась гора Гелауй.

– Там, – сказал Анри, указывая на север, – твой родной город. Мы скоро пойдем туда.

– Зачем? – спросил Анаэль.

Весельчак усмехнулся.

– Узнаешь. Ты нужен мне, понял?

– Готов служить, если сумею.

– Еще бы. Меня зовут Весельчак Анри. Слыхал обо мне?..

Анаэль пожал плечами.

– Ну так учти, красильщик. Комтуры всех городов побережья, от Тира до Аскалона, мечтают меня поймать и объявили награду за мою голову. Я их осчастливил: ушел от них сюда. Пусть копят денежки до моего возвращения. Ты – здешний, и очень мне кстати.

– Я покажу, что знаю, – сказал Анаэль, – не только Бефсан, но и Анахараф, и Безен. Я знаю тайные калитки в крепостных стенах, знаю, где испражняются стражники…

Весельчак Анри кивал, а услышав об отхожих местах стражников, усмехнулся. Ему понравилась тирада пленника.

– Как тебя звать? – спросил он.

– Анаэль.

– Ты иудей? Перс?.. Может быть, армянин?.. Сириец?

– Мне известно, что мать была дейлемитка, а отец – с севера, из Халеба. Но я – христианин. Меня окрестил латинский священник.

Весельчак Анри достал из кармана кожаных штанов перстень с тамплиерской печаткой.

– Ты знаешь, что это?

– Я видел такой у одного из рыцарей, которые захватили меня.

– Я спрашиваю, знаешь ли ты, что это такое?

– Нет, – Анаэль решительно отклонился.

Анри спрятал перстень.

– Так вот, сын дейлемитки, я рад, что ты попал в мои лапы около своего дома и знаешь все потайные калитки. Но важнее другое: поблизости твой отец и… кто еще?

– Две сестры, – тихо ответил Анаэль, – мать умерла.

– Это значит, что ты нас не выдашь. Пока они живы.