Текст книги "Илиада Капитана Блада"

Глава седьмая
Незавершенный поединок

Я догоню его и убью, – сказал Энтони, когда Лавиния вышла.

– И где ты будешь его искать? – устало спросил сэр Блад.

– Я обшарю все закоулки Мэйна, но я его найду. Клянусь, отец!

– У тебя нет корабля, – еще более усталым и разбитым тоном сказал губернатор.

– Ты дашь мне корабль!

– Тебе нет еще и двадцати лет. Как ты собираешься осилить такое дело?

– Дону Мануэлю едва ли больше двадцати, так же как и мне, но он сумел осилить дело, значительно более хитрое.

– Из твоих слов, Энтони, я заключаю, что ты допускаешь мысль о том, что Лавиния не лжет или не совсем лжет.

Лейтенант в ярости прошелся по кабинету.

– Не знаю, отец. С одной стороны, я ей не верю, но, с другой стороны, меня одолевают такие подозрения... В общем, мне необходимо посмотреть в глаза Элен, и все, что мне суждено узнать, я хотел бы узнать именно от нее.

Губернатор медленно набивал свою трубку.

– Нельзя начинать такое предприятие, не зная точно, что является его целью. Другими словами, ты должен решить, кому ты собираешься мстить – ему или ей.

– Я не знаю.

– Вот видишь!

– Но если я останусь сидеть на месте, у меня просто разорвется сердце!

Сэр Блад раскурил трубку, поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза. Он казался совершенно изможденным и разбитым, несколько часов этого безумного утра превратили его в старика. Метавшийся по кабинету лейтенант наконец обратил на него внимание и остановился вплотную к его креслу. Он собирался что-то сказать, но отец опередил его:

– Знаешь, сынок, что-то мне подсказывает, что вины Элен в этой истории нет. Я не могу поверить в ее предательство по отношению к нам. Боюсь, что она попала в очень неприятную историю. Мы должны выручить ее.

– Мне тоже так кажется.

– Сам я не могу покидать остров.

– Я знаю, отец.

– Я дам тебе корабль.

– Я знал это.

– И даже не буду тебе говорить, чтобы ты был как-то особенно осторожен.

– Я понимаю.

– Найди ее, Энтони.

– Я найду ее.

Меньше чем через три часа, едва взяли на борт бочки с водой, семидесятидвухпушечный красавец «Мидлсбро» вышел в открытое море. Когда очертания Ямайки начали покрываться голубоватой дымкой, в каюту капитана явился штурман Кирк и спросил, каковы будут указания относительно курса. Другими словами – куда плыть?

– Куда нам плыть? – рассеянно спросил Энтони.

– Вот именно, сэр.

– Куда угодно. Можно на север к Кубе, на северо-восток к Наветренному проливу, ничем не хуже и запад с его Юкатаном.

Штурман Кирк с трудом подавил волну профессионального возмущения, поднявшуюся в груди. Ничего себе, выйти в море с таким приказом!

– Извините, сэр, но я не могу решать такие задачи.

Энтони поднял на него глаза и подумал, что старый моряк, вероятнее всего, прав, а он сам сейчас перед ним выглядит полным идиотом. Но тем не менее куда ж нам все-таки плыть? Ни одно из направлений не представлялось ему отличающимся хоть чем-нибудь от всех прочих. В поисках сведений об Элен, вероятнее всего, предстояло обследовать большинство островов Антильского архипелага, а возможно, и Багамского. Так с чего же начать?

– Послушайте, Кирк, мы идем к Санта-Каталане.

Энтони решил начать с этого островка; о нем по крайней мере точно известно, что он как-то связан с похитителем. Дон Мануэль вряд ли туда пойдет, поскольку все на Ямайке знают, что это цель его путешествия и, стало быть, его будут искать именно там. Но, с другой стороны, он может направиться именно туда, потому что его не станут искать там как раз из тех же соображений. Санта-Каталану надо было обследовать в первую очередь – как самый двусмысленный объект в общем списке и не думать о нем.

– Я вас правильно понял, сэр, – Санта-Каталана?

– Именно так.

* * *

Жилище дона Диего напоминало в известной степени бандитское гнездо, и, надо сказать, он этим в глубине души гордился. Располагалось оно в глубине укромной, маленькой бухты на южном побережье испанской части Гаити. Места эти были еще плохо колонизированы и в окрестностях поселения, которое сделал своей стоянкой испанский гранд, промышляющий морским разбоем, слонялось много беглых рабов, ссыльных и прочего отребья. Дон Диего постепенно сделался у них чем-то вроде племенного вождя, ему, а не местному алькальду принадлежала реальная власть – и военная, и судебная.

Как уже упоминалось, губернатор Гаити прекрасно был осведомлен о том, что за птица гнездится у него под боком, но закрывал на этот факт глаза. Он ненавидел англичан тайно и поэтому всячески содействовал человеку, способному ненавидеть их открыто.

Встречать дона Диего, возвращающегося из удачного рейда, собралось довольно много народу. Здесь были команды двух принадлежащих ему кораблей, вытащенных на берег для ремонта, испано-язычный сброд со всего света, торговцы, прачки, маркитантки, мулаты, негры, индейцы – пестрая шумная толпа. Среди встречающих было несколько человек, одетых в приличное европейское платье. Это были чиновники из канцелярии губернатора. Им дон Диего отдавал всякий раз двадцатую часть добычи, это было частью негласного договора испанского корсара с наместником его католического величества. Дон Диего презирал губернатора за его крохоборство, но вынужден был мириться.

Сразу после того, как корабль пришвартовался, Элен и Тилби были препровождены в небольшой замок из розового туфа, увенчанный круглой, мавританского стиля башенкой, – именно там располагалась резиденция хозяина здешних мест.

Бухта была с обеих сторон сдавлена высокими холмами, подступавшими к самой воде. Холмы густо поросли марцелиновыми и мангровыми деревьями.

– Это похоже на какое-то логово, – сказала Тилби, глядя по сторонам. Она не знала, что местные жители так примерно и называли между собою это поселение. В подобной бухте не слишком удобно жить, зато ее достаточно удобно защищать. На языке коренных жителей, которых, впрочем, совсем уж тут не осталось, бухта имела очень звучное и длинное название, перевести которое правильнее всего было бы как Мохнатая Глотка.

Знатной пленнице и ее камеристке отвели в мавританском замке дона Диего большую, но не слишком удобную комнату. В жилище испанского пирата, кроме прислуги, не было женщин. Этот аристократ любил ходить к портовым девкам и никогда не чувствовал себя обделенным по части женской ласки, потому что ему было чем платить!

– А зачем держать корову, когда молоко продают на базаре, – любил он повторять старую испанскую поговорку.

Английские пленницы были неприятно удивлены внутренним убранством жилища кастильского аристократа. В самом деле: грязный каменный пол, два деревянных топчана, застланных грубыми шерстяными одеялами. Голые окна, простой глиняный кувшин с водою в углу – и это все.

– Может быть, это тюремная камера? – осторожно спросила Тилби.

– Боюсь, это покои для высоких гостей, – ответила Элен. – Я предчувствовала что-то подобное, вспомни нашу каюту на корабле.

– Да, правда, – вздохнула камеристка.

Появившийся без всякого стука управляющий, или, точнее сказать, дворецкий Фабрицио, объявил, что обед будет подан с минуты на минуту.

– Если вы хотите, чтобы я переодевалась к обеду, надо было похищать меня не только с камеристкой, но и гардеробом, – заявила Элен дону Диего, когда он вошел в столовую. – И объясните своему горбатому итальянцу, что, когда собираешься войти в комнату дамы, надо предварительно постучать.

Дон Диего только подергал усом.

– Когда я буду похищать вас во второй раз, я позабочусь о вашем гардеробе и вышколю предварительно слуг, обещаю вам.

Столовая, естественно, соответствовала общему стилю дома. Среди посуды и приборов было много дорогих и даже изящных вещей, но вместе они производили удручающее впечатление. Хозяина это обстоятельство, судя по всему, занимало мало. Он решительно приступил к еде. Как готовили у дона Диего, выяснить Элен не удалось, потому что она не притронулась к тому, что было подано на серебряных и золотых блюдах.

Хозяин ел жадно и много, он ловко расправлялся с седлом барашка при помощи двух латинских кинжалов, вытащенных прямо из-за пояса, по усам и бороде у него обильно тек мясной сок, смешанный с красным вином, которым он то и дело запивал ягнятину.

Элен молча рассматривала его, вращая пустой бокал тонкими бледными пальцами.

Хозяин несколько раз исподлобья посмотрел на нее, потом спросил с некоторым ехидством в голосе:

– Что с вами, мисс? Может быть, вас мучают последствия морской болезни?

– Нет, последствия этой болезни меня не мучают, просто в обществе людоеда кусок не лезет в горло.

– От страха, мисс?

– От отвращения!

Дон Диего стукнул рукояткой своего кинжала по столу:

– Я солдат, мисс, и занят в основном тем, что стараюсь перерезать глотки как можно большему количеству англичан, и мне некогда думать о соблюдении правил английского этикета.

– Вы говорите очень витиевато и очень гадко, сэр.

Дон Диего с грохотом вонзил кинжал в стол.

– Вы мне портите аппетит, мисс, – прорычал он и вышел из столовой.

– А у меня аппетит начинает появляться, – тихо сказала Элен. Положила в рот маслину и запила вином, которое показалось ей превосходным.

Вечером этого же дня в комнату, где содержались пленницы, было доставлено несколько ковров и два сундука с разного рода вещами, которые могли понадобиться женщинам в повседневном обиходе.

– Что это с ним случилось? – спросила Тилби, воодушевленно роясь в принесенных тряпках.

– Точно еще не знаю, но думаю, что это знак скорее хороший, чем плохой.

* * *

Энтони всю ночь провалялся без сна, мучимый своими бесплодными мыслями, и заснуть ему удалось только под утро, так что, когда первый помощник лейтенант Логан и штурман Кирк его разбудили, вид у него был удивленный и взъерошенный, и он не сразу понял, что они говорят.

– Повторите, Кирк, что вы сказали?!

– Если вы изволите подняться, то увидите сами, сэр. Прямо по курсу в десяти кабельтовых перед нами – «Тенерифе».

Энтони перевел взгляд с Кирка на Логана, они оба улыбались, но не шутили.

– Один шанс из тысячи, сэр, – сказал Логан.

– Он просто решил спрятаться к папочке под крыло, – сказал Кирк.

Удостоверившись, что его не разыгрывают, Энтони сказал:

– Хорошо, господа, я сейчас оденусь, а пока дайте ему приказ лечь в дрейф.

– Вряд ли после всего, что он сделал, ему будет легко на это согласиться, – заметил Кирк.

– Это для очистки совести. Когда я поднимусь, мы решим, что нам делать дальше.

Появившись на юте, Энтони выяснил, что «Тенерифе» убрал паруса. Это не вполне укладывалось в уже нарисовавшуюся в голове лейтенанта картину, но он решил пока не ломать себе голову.

– Они несомненно узнали нас, – сказал он Логану.

– И поняли, что сопротивляться бесполезно, против «Мидлсбро» они не выстоят и часа.

– Не забывайте, что у них есть на борту аргумент против нашей немедленной атаки, Логан.

– Так точно, сэр, возможно, они и легли в дрейф, чтобы предъявить нам его.

– Возможно, возможно, – пробормотал Энтони, впиваясь глазами в корму галеона. Первоначальная радость от того, что испанец так легко отыскался, прошла. Ему вдруг стало понятно, до какой степени трудно будет освободить Элен. Правда, неизвестно, хочет ли этого сама Элен?

Оказалось, что не он один размышлял над деталями предстоящей операции.

– Сэр, – сказал Логан, – если они предложат вам подняться на борт «Тенерифе», не соглашайтесь. Почти наверняка это ловушка.

– Тогда придется приказать дону Мануэлю зайти к нам.

– Здесь он может говорить все что угодно. Как мы проверим его утверждение, что мисс Элен нет у него на судне?

– Но, задержав дона Мануэля здесь, я могу отправиться туда сам и все проверить.

– Они все равно захватят вас. Он наверняка оставит им такое указание на случай своего невозвращения с «Мидлсбро».

– Но тогда, – вспылил Энтони, – у нас вообще нет никакого выхода. Это тупик!

– Не думаю, сэр, – спокойно сказал Логан, – просто нам надо в наших размышлениях вернуться на два шага назад.

– То есть?

– Мы пригласим этого испанца к нам и, если он согласится и прибудет, потребуем от него, чтобы он позволил нам осмотреть его корабль. И пусть он напишет об этом бумагу своему помощнику.

– А если он откажется?

– Это будет, во-первых, явным доказательством того, что мисс Элен находится у него на борту, а во-вторых, тогда и будем думать, сэр.

Дон Мануэль согласился навестить своего английского друга с угрожающей легкостью. Вместо того чтобы испытать чувство облегчения оттого, что все складывается так, как ему хотелось бы, он еще больше напрягся, ожидая за всем этим внешним дружелюбием каких-то особенных, дьявольских каверз. Он был даже не уверен в том, что ему удастся выдержать любезный тон в беседе с человеком, который в столь недавнем прошлом так много для него сделал.

Капитан «Тенерифе» спокойно поднялся на борт «Мидлсбро». Нельзя сказать, что внезапное появление у него в кильватере корабля Ямайской эскадры не показалось ему странным. Оставалось лишь надеяться на то, что эта встреча случайна и что капитану этого корабля вряд ли известны те не вполне корректные шаги, предпринятые им по отношению к мисс Элен. И если честно, то испанец вовсе не горел желанием встретиться с молодым Бладом – он чем дальше, тем больше жалел о том, что в свое время решил повести себя благородно, вместо того чтобы повести себя разумно. Получи он тогда за голову Энтони свои сто тысяч песо, все стояло бы сейчас на своих местах, не было бы этой встречи с голубоглазой блондинкой, разбившей ему сердце.

Так вот, когда дон Мануэль поднялся на борт «Мидлсбро» и увидел своего английского друга, то понял, что тот тоже не в восторге от их встречи. Тогда к чему это столь настоятельное приглашение прибыть на борт «Мидлсбро?»

Вскоре все объяснилось, но довольно неприятным для гостя способом. По команде Логана два сопровождавших дона Мануэля испанских солдата были мгновенно разоружены.

– В чем дело, сэр Блад?! – возмутился гость.

– Это сделано в целях вашей безопасности, – объяснил Логан, но в данной ситуации его объяснение прозвучало довольно издевательски.

Дон Мануэль повернулся к Энтони:

– Не многовато ли за то, что я пытался ухаживать за вашей сестрой, сэр?

– Но маловато за то, чем в результате закончились эти ухаживания, сеньор.

– Я не понимаю вас.

– Не надо делать из меня идиота!

Когда с ним обращались подобным образом, дон Мануэль вспыхивал и мог сказать слова и совершить поступки, которые были ему явно не на пользу.

– Нет, это вы перестаньте делать из меня идиота. Я теперь знаю, что Элен, будучи вашей сестрой, больше привлекает вас как женщина, чем как родственница.

– Вам не кажется, что вы вторгаетесь туда, куда вам вторгаться не стоит?

– Я, сэр, привык сам определять, куда мне стоит вторгаться, а куда нет.

– Придется вам объяснить, что это очень вредная привычка. – Энтони с этими словами взялся за эфес своей шпаги.

– К вашим услугам. – Испанец легко вытащил свою шпагу и отбросил в сторону шляпу.

Никто из присутствующих не посмел им помешать. Зазвенели клинки. Испанец оказался великолепным фехтовальщиком. Энтони, считавшийся одним из лучших клинков острова, это чувствовал. Нанося и отражая удары, молодые люди не прекращали вести еще и словесную дуэль.

– Ответьте мне, сэр, – говорил Энтони, энергично атакуя, – куда подевались ваши хорошие манеры. Вам ничего не стоит задеть честь девушки, которой вы совсем еще недавно оказывали знаки внимания.

– Не знаю, как у вас, сеньор, а у нас не принято обижаться на правду. Я просто произнес вслух то, о чем молчат некоторые.

– Кого вы имеете в виду, когда говорите «некоторые»?

– Ну хотя бы нашу общую знакомую, мисс Лавинию Биверсток. – Дон Мануэль изящно уклонился от удара.

– Лавиния?! Что вам сказала эта интриганка?

– Вы быстро поумнели, лейтенант, – усмехнулся дон Мануэль, переходя в атаку, – вы уже поняли, что она интриганка.

– В данном случае важно не то, что она вообще интриганка, а то, каким образом она интригует против меня.

– Вы так говорите, как будто обвиняете меня в сговоре с нею.

– А разве вы не ее сообщник?! – воскликнул Энтони.

Своей шпагой он задел левый локоть испанца, и на доски настила упало несколько капель крови.

– Отвечайте, вы, любитель срывать покровы с истины и говорить правду!

Дон Мануэль сделал вид, что не заметил укола, и спокойно продолжал поединок.

– Признаюсь, – сказал он, – мисс Лавиния пыталась мне помочь, но из этого ровно ничего не вышло.

– Вы хотите сказать, что Элен нет на борту «Тенерифе?» – со злой иронией в голосе спросил Энтони, усиливая ярость своих атак.

– Бог свидетель, – сказал дон Мануэль и неожиданно нанес укол в бедро своему противнику, – мисс Элен на моем корабле нет, хотя, признаюсь, я бы мечтал об этом.

Энтони прислонился спиной к грот-мачте и опустил шпагу.

– Я не могу поверить вам на слово, сэр.

Дон Мануэль, увидев, что поединок потерял смысл, вернул шпагу в ножны и, достав из кармана платок, приложил к раненому локтю.

– Это такое дело, где вряд ли можно вести себя по-другому, поэтому я не сержусь на вас. А чтобы вы имели возможность избавиться от подозрений, я приглашаю вас обыскать корабль.

Энтони тоже вложил шпагу в ножны.

– Более того, – продолжал испанец, – я готов остаться у вас на борту в качестве заложника и написать своему помощнику, чтобы он содействовал тем людям, которых вы пошлете, в поисках мисс Элен.

Лейтенант повернул голову к стоявшему рядом Логану и сказал ему упавшим голосом:

– Элен нет на «Тенерифе».

После благополучного завершения спонтанной дуэли молодые люди беседовали еще около двух часов, даже пообедали вместе, но уже без прежнего дружелюбия и сердечности. В конце стало понятно обоим, что они тяготятся обществом друг друга.

Энтони рассказал все, что ему было известно о налете на Бриджфорд. Дон Мануэль его выслушал, но ничего не сказал. Он сразу понял, кто был автором ночного рейда и у кого в руках находится в настоящий момент Элен. Подлая натура дядюшки Диего выдавала его с головой, и это не оставило равнодушным дона Мануэля. Нет, ему не было дела до ограбленных бриджфордских обывателей; другая мысль взволновала его – не дай Бог, дон Диего де Амонтильядо и Вильякампа, это кровавое чудовище, обратит свой бешеный темперамент на утонченную, образованную и воспитанную в холе и неге белокурую Элен. Именно об этом с содроганием думал дон Мануэль, рассеянно слушая Энтони. Тем не менее дон Мануэль не стал скрывать от своего бывшего друга, какую роль сыграла Лавиния во всей этой истории.

– Если бы она была мужчиной, я бы знал, что мне делать! – воскликнул лейтенант.

Испанец развел руками и тут же слегка поморщился – рана давала себя знать.

– В том-то и дело – только женщина могла построить такую коварную ловушку для Элен. Да, можно сказать, и для меня тоже.

Энтони вопросительно посмотрел на него.

– Да-да, она же мне не сказала о том, что вы с Элен не брат и сестра, и только позже мне стало понятно, что Элен отвергает мои ухаживания, потому что у нее были вы. Французы говорят – «ищите женщину», в данной ситуации правильнее было бы сказать – «ищите мужчину».

– Пожалуй, – согласился Энтони.

– Да и действия мисс Лавинии объяснялись тем же.

– Чем?

– Неужели вы так до сих пор и не сообразили? Припомните ваши последние с нею беседы. И не надо краснеть, нет ничего предосудительного в том, что вас любят сразу две красивые девушки.

Энтони решил перевести разговор на другую тему, но не нашел ничего лучшего, как спросить:

– А как вам кажется, не могла ли мисс Лавиния состоять в сговоре с этим негодяем, ну с этим, что организовал налет на Бриджфорд?

– Лавиния Биверсток – испанская шпионка? – хохотнул дон Мануэль. – Это, по-моему, вы хватили, мой друг.

Внезапно дон Мануэль отчетливо осознал, до какой степени он ненавидит этого счастливчика в форме лейтенанта английского флота.

Расстались молодые люди почти холодно, хотя и пожелали друг другу удачи. Дон Мануэль хотел было на прощание пообещать лейтенанту Бладу, что если он первым отыщет мисс Элен, то немедленно отправит ее на Ямайку, но понял, что это была бы явная ложь. Его язык отказался бы произнести подобную клятву. «Ну что ж, – подумал капитан „Тенерифе“, – значит, объяснение состоялось».

Глава восьмая
Что задумал управляющий

На следующий день после отплытия Энтони на «Мидлсбро», у дома Стернсов, что стоял в самом конце улицы Картроуд, остановилась карета мисс Лавинии Биверсток. Она приехала навестить раненого Джошуа. Ни сам мистер Стерне, ни тем более его супруга миссис Стерне не любили богатую и гордую девушку, но отказывать ей в приеме было бы неприлично. У них не было мысли о том, что она могла бы увлечься их сыном, который, даже по их представлениям, звезд с неба не хватал и пороху изобрести не пытался. Поэтому этот визит был неожиданным.

После принятых в таких случаях любезностей, миссис Стерне проводила гостью в комнату сына. Она тяжело вздохнула, когда Лавиния попросила оставить ее с Джошуа, но согласилась.

Рана юноши была неопасной, и визит красавицы его очень обрадовал.

– Я ни о чем не жалею, мисс Лавиния, ни о чем! – с жаром заявил он.

– Что вы имеете в виду, Джошуа, дорогой?

– Я ранен, да, – он попытался приподняться в постели, – но я не мог поступить иначе. Я лишь сожалею, что испортил вам праздник, мисс.

– Пустяки, – улыбнулась красавица. – Зря вы так волнуетесь.

– Но честь! Согласитесь, что этот испанец вел себя очень нагло. Элен не хотела с ним танцевать, да, по-моему, и видеть его было ей неприятно.

Лавиния перестала улыбаться.

– Поймите, вы напрасно волнуетесь, Джошуа, уверяю вас.

Юноша откинулся на подушки. Лавиния достала из складок платья небольшой пузырек и, оглянувшись, вылила его в чашку, стоявшую на столике рядом с постелью больного. Он продолжал о чем-то бормотать, закрыв глаза.

Еще раз оглянувшись, Лавиния протянула ему чашку.

– Вот, выпейте, вам надо успокоиться.

Джошуа недоверчиво поглядел на питье, но, находясь под влиянием магнетического взгляда Лавинии, выпил.

– Ну вот и прекрасно. Теперь вам надо заснуть.

– Но вы не сердитесь на меня, мисс? – потянулся он к ней с подушек.

– Нисколько. Я даже благодарна вам за тот рыцарский поступок, который вы решили совершить именно в моем доме.

Встретившись в гостиной с миссис Стерне, она сказала ей:

– Джошуа чувствует себя неплохо, но на вашем месте я бы все-таки вызвала лекаря. Кто тут у вас живет поблизости?

– Мистер Эберроуз.

– Вот и отлично, он хороший врач. У него лечился мой отец.

Миссис Стерне поблагодарила гостью и, когда та уехала, немедленно послала за доктором.

Доктор Эберроуз осмотрел Джошуа, никакого ухудшения, конечно, не обнаружил, но на всякий случай дал молодому Стернсу хлебнуть своего личного, всему городу известного бальзама.

Тем не менее ночью сыну банкира стало хуже, к утру у него начался жар, а к вечеру следующего дня он скончался от сердечного приступа.

* * *

– Вы довольны вашим новым гардеробом? – спросил «людоед» за завтраком свою пленницу.

– Да, в присланном вами сундуке есть очень хорошие вещи, но я ничего не смогла себе подобрать.

– Почему же? – В этот раз для разделывания куска мяса бывший испанский гранд применил более цивилизованные приспособления, чем пара кинжалов.

– Если я что-нибудь надену, я почувствую себя соучастницей ограбления.

Дон Диего насупился, лицо его потемнело, но он сдержался и лишь машинально погладил свои усы.

– Знаете, мисс, что я придумал?

– Любопытно будет послушать.

– Вы мне давно надоели, но отдать вас солдатам или повесить я не могу из жадности...

– Приятно слушать разумные речи.

– ...Так вот, отныне, всякий раз, когда вам заблагорассудится меня оскорбить, я не стану шуметь и портить свою мебель. Я буду просто доставать лист бумаги, на котором я написал мои предложения вашему папаше, и к уже намеченным ста тысячам выкупа буду добавлять еще по тысяче песо.

– Вот как?

– Именно так. Чем вольнее будет ваш язычок, тем тоньше будет становиться его кошелек.

Элен пожала плечами и презрительно фыркнула.

– И молите Бога, мисс, чтобы ваши родственники оказались достаточно состоятельны. За все то, что вы имели дерзость наговорить мне за последние дни, у девицы без гроша за душой уже раз пять язык бы вообще вырвали.

Дон Диего отхлебнул вина.

– По этой же причине я не буду торопиться. Вы будете у меня находиться до тех пор, пока не научитесь себя вести, а обучение у столь тонкого знатока манер, как я, стоит очень дорого. – Дон Диего захохотал.

Чем дольше думала Элен над словами дона Диего, тем сильнее начинала беспокоиться. Этот негодяй, судя по всему, сочинил беспроигрышный план. Она пока не могла придумать, каким образом ей удастся его разрушить.

– Хорошо, дон Диего, я поняла, что мне придется задержаться у вас на неопределенно длинный срок, поэтому я хотела бы попросить вас об одном одолжении.

– Я к вашим услугам, – перейдя в благодушное состояние, дон Диего отправил в рот огромный кусок индейки и запил его приличным глотком мадеры.

– Избавьте меня от необходимости питаться за одним столом с такой отвратительной скотиной, как вы!

Дон Диего чуть не подавился от неожиданности.

– Што, што одна... – прохрипел он.

– Что, что?

– Сто одна тысяча песо!

– Замечательно, дон Диего, но я требую, чтобы моей служанке позволено было покупать на пристани что-нибудь для нашего с ней стола. Деньги, необходимые на это, вы тоже можете поставить в общий счет отцу и даже с процентами, что согреет ваше ростовщическое сердце.

– Сто две тысячи, – сказал уже несколько успокоившийся дон Диего.

* * *

Вечером того же дня, когда Джошуа Стерне метался в жару, лакей сообщил Лавинии Биверсток, что в передней дожидается и просит аудиенции управляющий ее бриджфордским домом мистер Троглио. Это было против правил, заведенных в имении Биверстоков. Управляющему надлежало сидеть и ждать, когда его вызовут с докладом, хотя бы ждать пришлось десять лет. Троглио, разумеется, не мог не знать об этом. Значит, поступок этого лысого упыря продиктован какими-то чрезвычайными обстоятельствами, решила Лавиния и приказала пустить.

Мистер Троглио в знак почтения низко наклонил свою яйцеобразную голову.

– Итак? – нетерпеливо спросила Лавиния, успокаивая на коленях роскошную мексиканскую кошку. – Что вы собираетесь мне сообщить?

– Сегодня утром в Бриджфорд прискакал человек из губернаторской канцелярии и велел мне сегодня явиться во дворец для беседы с сэром Бладом.

Лавиния резко сжала кошачье ухо, животное обиженно мяукнуло. Мисс Биверсток в этот момент проклинала себя за непредусмотрительность, как она могла упустить из виду, что этот хитрый старик захочет допросить ее слуг?

– Вы уже были там?

– Я только направляюсь туда.

– Зачем же вы явились ко мне и тем самым заставляете ждать высокопревосходительство?

Троглио посмотрел по сторонам и приблизился на один шаг к своей хозяйке.

– Дело в том, что я догадываюсь, о чем пойдет речь во время этой... беседы.

– О чем?

– О том, с кем и каким образом его дочь, мисс Элен, покинула ваш дом той ночью.

Лавиния, продолжая поглаживать кошку, с интересом рассматривала своего управляющего. Он, по всей видимости, был не так прост, как казался или хотел казаться.

– И каким же образом и с кем мисс Элен оставила мой дом в Бриджфорде?

Яйцеголовый развел руками:

– Я ведь ничего не видел, я запирал в это время кладовые.

– Ты это и скажешь сэру Бладу?

Троглио помолчал, словно внутренне на что-то решаясь. Потом заговорил:

– Мне кажется, миледи, я нижайше прошу прощения за то, что пускаюсь в рассуждения на эту тему, так вот мне кажется, что вам желательно, чтобы я сказал на допросе у губернатора нечто другое.

Лавиния не спешила отвечать на это рассуждение. Можно ли доверять этому лысому генуэзскому хитрецу? Он служил у Биверстоков уже целых пять лет, зарекомендовал себя исполнительным работником и весьма сдержанным человеком. Никогда он не набивался ни к покойному плантатору, ни к его дочери с предложениями каких-то особых услуг. А в колониальном быту такие ситуации волей-неволей возникали. Может быть, он ждал своего часа все эти годы? И что руководит его верноподданническим порывом сейчас? Что случилось, если этот скрытный и осторожный негодяй (отчего-то Лавиния была уверена, что он негодяй) готов лжесвидетельствовать перед самим губернатором?

– Еще раз прошу прощения, миледи. Мне понятны ваши сомнения, но происходят они, поверьте, всего лишь от незнания вами некоторых обстоятельств. Я сообщу их вам, и ваши сомнения отпадут.

Лавиния сделала ему знак приблизиться. Выхода, кажется, нет, придется вступать в альянс с этим... она не сумела подобрать нужного слова.

– Говорите, что вы хотите получить за то, что вы сегодня скажете губернатору Ямайки, что его дочь по своей воле бежала с испанским графом.

Троглио улыбнулся как человек, предвкушающий, какой эффект произведут слова, которые он собирается произнести.

– Я думаю, миледи, вас значительно больше занимает не то, как я скажу, а то, с кем на самом деле сбежала мисс Элен.

Лавиния замерла.

– И ты...

– Я действительно догадываюсь, с кем и куда.

Черноокая красавица была поражена и не скрывала этого. Она не сразу собралась с силами, а когда собралась, то заговорила медленно, как бы в некоторой неуверенности:

– Не хотите ли вы сказать, что можно прямо сейчас пойти и освободить ее?

– Не прямо сейчас и не просто так, – улыбнулся Троглио, и эффект был такой, будто улыбнулась посмертная маска.

– Договаривайте до конца.

– Извольте, миледи. Я делаю вам вот какое предложение. Я даю сегодня такие показания его высокопревосходительству, что с вас будут окончательно сняты всяческие подозрения, взамен вы назначаете меня посредником в деле выкупа вашей самой близкой и любимой подруги.

– Выкупа?

– Разумеется. Она сейчас находится в руках такого человека, который просто так ее не отдаст. Я думаю, он сейчас как раз взвешивает, сколько ему имеет смысл потребовать с сэра Блада за возвращение его дочери.

– И каков ваш план?

– Мой план основан на том, что, сколь бы сильна ни была отцовская любовь, настоящая ненависть все равно сильнее и вы выложите больше, чем губернатор за... за право решить судьбу Элен Блад.

Лавиния, сузив глаза, рассматривала этого человека. Он был настолько же опасен, насколько мог оказаться полезен. Конечно, он играет какую-то свою игру, и ей не нужно пока делать вид, что она его раскусила.

– А вы умны, мистер Троглио, – сказала она, – даже очень умны.

Генуэзец поклонился и задержался в поклоне, может быть стараясь скрыть выражение лица. Не покраснел ли? Мужчины больше подвержены действию самой грубой лести, чем женщины – действию самых тонких комплиментов.

– Но вы не рассчитали всех вариантов, вы не учли одну возможность. Я сейчас позову слуг, они свяжут вас, и вы под пыткой выложите мне имя этого благородного джентльмена, который собирается продавать мне мою бывшую рабыню.