Текст книги "Красный космос"

– Ручаюсь головой.

– Не сносить тебе ее. – Человек уцепился пятерней за горловой срез пустолазного костюма, где герметизирующая резинка истерлась почти до металлического основания.

– Не в первый раз. – Мартынов покопался в кармане и выудил трубочку. Прикусил мундштук. – Табачку бы.

– Это тебе не фронт и не землянка. Махорки нет, – усмехнулся человек.

– Махорки и тогда вдоволь не было, – в тон сказал Мартынов.

Зоя ощутила, что напряженная атмосфера разрядилась.

– Кроме того, – Борис Сергеевич вновь покопался в кармане комбинезона и извлек обычный конверт, какие туристы любят покупать здесь, на «Гагарине», – с изображением Башни Цандера и колесом орбитальной станции, от которой во все стороны разлетаются корабли самых причудливых модификаций – порождение неуемной фантазии художника. – Вот данные телеметрии. Специалисты говорят о разночтениях, а на мой взгляд – однозначно.

Человек принял конверт и вытряхнул на стол серые снимки с черными звездчатыми точками. Открутил от термоса, изукрашенного китайскими птицами, крышку и плеснул в нее жидкости. Запахло цикорием.

– Так-так-так, – пробурчал под нос, глотнул из крышки, которую держал странно – двумя пальцами сверху. – Хорошо, я еще раз посмотрю на свежую голову. Если таковая найдется, да, капитан? – Он внезапно встретился с Зоей взглядом и подмигнул.

Зое захотелось подскочить, выпрямиться туго натянутой струной, щелкнуть каблуками – столько силы ощущалось в этом человеке.

– Что будет с экспедицией? – тихо спросил Борис Сергеевич, и это был самый важный вопрос, за ответом на который он сюда и пришел.

– С экспедицией, с экспедицией, – пробурчал человек, допил цикорий и подпер щетинистую щеку рукой, которая явно принадлежала человеку, как говорится, от сохи, а еще точнее – от станка. Тяжелая, массивная ладонь, испещренная шрамами, словно обшивка древнего корабля метеорами. – Что с экспедицией? И не надейтесь… – сделал паузу. – Полетите как миленькие.

– Каким образом? – в голосе командира ощущалось огромное облегчение. Зоя была готова теперь поклясться – несмотря на всю уверенность Бориса Сергеевича в том, что старт все равно состоится, каковую он демонстрировал экипажу, он вполне допускал мысль, что экспедицию в силу чрезвычайных обстоятельств могут и отменить. В лучшем случае – надолго отложить.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло. Я долго убеждал комиссию, что «Красный космос» рассчитан под ядерный движитель Кузнецова на коммунии, но там решили перестраховаться. Тише едешь – дальше будешь. Выбрали что понадежнее. Единственное, что тогда удалось, – оставить в силе заказ на сборку ЯДК. Так что полетите еще быстрее, чем рассчитывали. Слыхали о коммунии? – И хотя человек смотрел на Мартынова, Зое показалось, что вопрос обращен к ней.

Конечно же, она знала об этом замечательном элементе таблицы Менделеева, открытом советскими учеными еще в 1947 году. Коммуний – светло-серебристый, очень тяжелый металл из группы актинидов, химически нейтральный и твердый при обычной температуре. Его удивительным свойством являлось то, что под воздействием поля коммунизма и при нагревании до 150 тысяч градусов он распадался, выбрасывая дейтроны, ядра тяжелого водорода. Поле коммунизма выступало своеобразным катализатором ядерной реакции на основе коммуния, собственно, именно поэтому он и получил такое название.

– И еще… – человек перевел взгляд на Зою. – Для этого случая предусмотрено выполнение маневра аэродинамического торможения, только теперь, как понимаете, в атмосфере Марса. Опыт нырять в атмосферу у вас уже есть. В ближайшие дни получите полную программу полета.

Человек надолго замолчал, но Мартынов не вставал, словно чего-то ожидая. Хозяин кельи сидел сгорбившись, какой-то уж очень нелепый в старом потертом скафандре. Потом сказал надтреснутым голосом:

– Все же он остается очень недобрым к нам… Понимаешь?

– Кто? – спросил Мартынов.

– Космос. Мы стараемся, жилы рвем, кладем животы на алтарь, а он… Он остается прежним, словно и нет никакого поля коммунизма… Холодный, злой… Крышка, а не свод небес, – человек сжал кулаки и ударил по коленям. – Ладно, все это стариковское брюзжание… Идите, работайте.

– Борис Сергеевич, – Зоя решилась нарушить задумчивое молчание командира только тогда, когда они вернулись на станцию «метро» и ожидали вагончик. – А с кем это мы сейчас, то есть вы сейчас разговаривали?

– Что? – Мартынов оторвался от дум. – Разве я тебе не сказал?

– Нет, не сказали.

– Это – Ковригин. Генеральный конструктор нашего корабля.

– Кто там? – спросили из-за двери глухим прокуренным голосом, словно говорил древний и больной старик.

– Кей Джи Би, – насмешливо ответил Георгий Николаевич.

– Шуточки у вас, – покачал головой Тульев. Он приоткрыл дверь шире, как раз достаточно для того, чтобы Багряк протиснулся внутрь. Перед тем как ее вновь запереть, он просунул голову в щель и осмотрел лестничную площадку. Именно так и должен себя вести шпион в дрянном детективе.

Георгий Николаевич прошел по коридорчику, постукивая своей тросточкой по стенками, будто выискивая там скрытые пустоты с притаившимся кладом, и оказался в зале, до отказа набитом всем тем, что у мещан почиталось за непременные атрибуты уюта и материального благополучия. Огромная люстра чешского хрусталя отражалась сотнями огоньков в мерцающей полировке немецкой стенки. Ноги утопали в пушистом ковре. Все емкости стенки заполняли хрустальные вазы, фужеры, сервизы с пошлыми пасторальными картинками, а также солидные с золотыми обрезами подписные фолианты. Магнитола, огромный телевизор, переносной магнитофон аж на две кассеты – «Фишер» или «Грюндик», Багряк не рассмотрел, – дополняли обстановку образцового мещанского быта. Низкая кушетка с небрежно скомканным пледом, два кресла около журнального столика завершали бытописание явочной квартиры резидента ЦРУ в Москве.

– Вы еще и фарцуете в свободное от основного занятия время? – кивнул Георгий Николаевич на стенку. – Наверное, и золотишко имеется?

– Интересуетесь? – поинтересовался Тульев. – Уиски? Водка?

– Водка, – сказал Багряк и опустился в низенькое кресло, дотянулся тростью до телевизора и включил его. – Сами пейте свой самогон.

– Не самогон, а скоч он вэ рокс, – Тульев плеснул ему в стакан «Столичной». – Так как насчет золота? Могу с хрусталем помочь, книгами, антиквариатом. А может, вы иконами интересуетесь? Сейчас модно. Повесите у себя в каюте.

– Как сообщает наш корреспондент на орбитальной станции «Гагарин», нештатная ситуация, которая произошла с тяжелым межпланетным кораблем «Красный космос», благодаря смелым и решительным действиям экипажа благополучно разрешилась.

– Вот оно как. – Багряк сглотнул водку, подцепил пальцами селедку, закусил. – Надо же, что на белом свете делается.

– С утра передают в каждом выпуске, – кивнул Тульев на экран, сел в другое кресло, покачивая квадратный стакан, наполненный льдом и желтоватой жидкостью. – У вас в стране других новостей нет? Два канала – и никаких шоу. Как так можно жить, скажите мне, Багряк? Вот у нас, там, – он неопределенно кивнул в сторону окна, – телевизор работает без перерывов. А у вас днем перерыв на обед, как в магазинах, так еще и вечером только до одиннадцати работает. Программа «Время», унылый фильм из жизни партии – и спать? Не понимаю!

– Нам некогда телевизор смотреть, – сказал Багряк. – Мы очень много работаем. У нас утро в одиннадцать часов ночи начинается. Поэтому и в сутках у нас на час больше. И все равно ничего не успеваем.

Тульев сморщился, разгрыз попавший в рот кубик льда.

– Вы это так шутите, Георгий Николаевич? Это у вас такое чувство юмора прорезалось? Переметнулись на сторону КГБ и решили меня идеологически обработать? Доказать превосходство коммунизма над свободой частного предпринимательства?

– А разве это не так? – усмехнулся Багряк. – Я ведь понимаю, почему у вас тут все барахлом забито.

– И почему? – озлился Тульев. – Ну? Ну?

– Потому что никому у нас это барахло не нужно.

Тульев сник, присосался к стакану.

– Ваша правда, товарищ коммунист, – признался он. – Я прошелся по вашим магазинам – убогий выбор, пустые полки…

– Ну, не надо преувеличивать, – поморщился Багряк.

– Хорошо, признаю – минимум необходимого имеется. Одна пара туфель. Одно платье. Один костюм. Но ведь человек так устроен – ему нужно больше! Вот как здесь, – Тульев обвел широким жестом свои владения. – Вы думаете, что я действительно, как вы выразились, фарцую? Чепуха! Это все для меня самого. Понимаете? Меня бесит вид голых стен, ваш аскетизм, убогость, равнодушие к красивым вещам.

– У советского народа своя гордость, – объяснил Георгий Николаевич. – Наши корабли бороздят просторы космоса. И даже в области балета мы впереди планеты всей.

– Понимаю-понимаю, – усмехнулся Тульев. – Но вернемся к нашим негритятам.

– К нашим баранам, – поправил Багряк.

– Простите?

– У нас говорят – вернемся к нашим баранам, – сказал Георгий Николаевич.

Тульев до хруста прикусил очередной кубик, подошел к телевизору и прибавил звук:

– Хлеборобы Заполярья рапортуют о досрочном сборе и отгрузке в закрома родины первого миллиона тонн зерна нового урожая, – сказала симпатичная дикторша. Картинка сменилась со студийной на полевую, где под множеством висящих искусственных солнц, превративших вечную мерзлоту в новую житницу СССР, шла битва за урожай – сквозь плотные ряды колосьев двигались комбайны на атомном ходу, а в кузова атомных грузовиков могучими водопадами обрушивались потоки золотистых зерен.

– Очень хорошо, – сказал Тульев. Он вернулся в кресло. Побарабанил пальцами по подлокотнику. – Просто отлично. А теперь не соизволите объяснить, почему мы сидим здесь и слушаем дурацкие новости с этих ваших целинных земель? Почему я не вижу на экране в траурных рамках портреты погибших на посту членов «Красного космоса»? Почему не слышу под звуки «Лебединого озера» сообщение партии и правительства о страшной катастрофе на орбите, в результате чего вошел в плотные слои атмосферы и сгорел новейший межпланетный корабль, гордость и краса советской космистики? У вас есть ответы на эти вопросы, Багряк? Где вы опять напортачили?

– Нигде, – пожал плечами Георгий Николаевич. – Действовал строго в соответствии с вашей инструкцией. Заменил перфоленты. Дали бы взрывчатку, заложил батон взрывчатки. Но вы взрывчатку мне не дали, так? Вам подавай элегантные решения. Уронить корабль с орбиты, чтобы все выглядело как неумелые действия впавшего в панику вахтенного. Вот и получите. Только расписаться не забудьте.

– Мы не ожидали маневра входа в атмосферу, – нехотя признался Тульев. – В метеоритном рое скрывалась парочка «гостинцев».

– Ну, вот видите, – с облегчением вздохнул Багряк, – сами лоханулись, сами и расхлебывайте. Хотя чего вам переживать? Старт все равно отложат. Вы ведь к этому и стремились?

– Да, – сказал Тульев. – Программа-минимум намечалась именно такой. Нам нужен был гандикап, чтобы… чтобы…

– Чтобы оказаться на Марсе первыми, – завершил Георгий Николаевич фразу замявшегося резидента. – Так ведь, Тульев? Вам, точнее – вашим хозяевам, покоя не дают успехи советской космистики. Первый полет в космос человека – русские. Первый запуск спутника – русские. Первая посадка на Луне – русские. Есть отчего в тоску впасть, – Багряк хохотнул.

– Очень хорошо, прекратим обоюдно неприятный разговор. И приступим к разбору плана Б, а на всякий случай – планов В, Г и Д, если вы опять соизволите что-то сделать не так.

Тульев подошел к книжной полке, извлек из-за фолиантов тонкую папочку и положил ее перед Багряком:

– Тот, кто нам мешает, тот нам и поможет. Вы ведь знаете этого человека?

Георгий Николаевич нехотя открыл клапан папки и заметно вздрогнул:

– Вы шутите? Совсем с ума сошли, Тульев? Такого человека невозможно завербовать…

– Завербовать можно всех, – отрезал Тульев. – И если мы кого-то еще не завербовали, то это не достоинство данного человека, а наша недоработка. Которую, кстати, поможете ликвидировать вы, Багряк. Будем действовать тоньше.

– Все равно ничего не получится, – Георгий Николаевич перелистал странички. – Образцово-показательная биография. Без сучка и задоринки. Прямая, как светлый путь коммунизма. Что вы там могли нарыть?

– Читайте-читайте, – Тульев демонстративно зевнул. – Идеальных людей не бывает, в каждом своя червоточинка.

– Насколько изложенное здесь является правдой?

– Правдой? – делано изумился Тульев. – Помилуйте, Георгий Николаевич, что такое есть эта ваша правда? Газета цэка капээсэс? Мы не оперируем правдой, мы оперируем фактами. Факты нашего объективного контроля подробно изложены в соответствующем разделе данного досье. Ну, еще там имеется документик несколько сомнительного свойства, но, согласно нашим специалистам-мозголомам, объект вербовки обладает пониженной критичностью. Поэтому ваша задача – обставить все с максимальной убедительностью. И советую при этом не брать с собой нейтрализатор… простите, вашу трость. Добавка некрополя помогает успешной вербовке.

Багряк захлопнул папочку:

– Я могу ее взять? Почитаю на досуге.

– Конечно-конечно, Георгий Николаевич! Для того мы ее и сочинили – доставить вам на досуге истинное эстетическое удовольствие.

– Ну, – Георгий Николаевич поднялся, – пора и честь знать. Выпили, закусили, а теперь домой и на боковую.

– Попрошу остаться, – Тульев тоже встал. – Наша встреча еще не завершена.

– Бросьте, Тульев, я все понял, повторять мне не нужно. Сделаю точно так, как вы хотите.

– Конечно, сделаете. Но всякий проступок, даже самый невинный, требует наказания. А у нас тут целая проваленная операция.

Тульев извлек из стопки видеокассет в потертых коробках нужную и сунул в кассетоприемник видеомагнитофона, нажал на воспроизведение. По экрану поползли помехи, но изображение быстро установилось. Съемка велась с рук, к тому же в скверном освещении.

– Что это? – Багряк почувствовал беспокойство. – Порнографией решили побаловаться?

– Нет, документальным фильмом из жизни астронавтов, которым первым посчастливилось испытать загоризонтные корабли. Канал «Дискавери», для любознательных то есть. Вы ведь любознательны, Багряк? Желаете знать – что с вами происходит сейчас и будет происходить в ближайшие месяцы?

Багряк, не отрывая глаз от происходящего на экране, взял со стола бутылку, да так и замер, прижимая ее к себе, будто грелку.

– Звука по техническим причинам нет, ну да вы бы и не поняли, там все на английском. Позволю лишь кратко прокомментировать. Вот это – первый командир загоризонтного корабля «Аполлон-1» Армстронг. Вернее, то, во что он превратился. Хотя… – Тульев делано наклонился к экрану, будто всматривался в изображение. – Здесь он еще фотогенично выглядит. Если гниль подретушировать, да темные очки надеть. Первая стадия процесса. Тогда думали, что все дело в каких-то мутациях вируса гриппа. Представляете, Багряк? Вирус гриппа! А… вот и вторая стадия… Сейчас лучше покажут, на медицинском освидетельствовании. Разденут голубчика. Смотрите, Багряк, смотрите, не зажмуривайтесь. Вы попали под удар загоризонтного мотора вскользь, поэтому процесс развивается не столь стремительно. Но не обольщайтесь – скоро вашей трости вам не будет хватать. Поэтому не останется другого выхода, как самому приложить усилия к генерации некрополя внутри «Красного космоса».

В дверь постучали.

– Кого-то еще ждете? – спросил Багряк. – И прошу вас, выключите эту дрянь… и так тошно. Я все понял, шеф. Больше не повторится, шеф.

Но Тульев не обращал на него внимания. Он шагнул к занавескам, выглянул в окно. Странно, на цыпочках, что выглядело бы смешно, если бы не исказившееся страхом лицо резидента. Вернулся к распахнутому бару и извлек оттуда пистолет – длинный, черный, с насадкой глушителя.

– Что? Вы что? – забормотал Георгий Николаевич, но Тульев жестом приказал ему молчать и так же на цыпочках вышел в коридор.

Стук повторился. Гораздо настойчивее.

– Кто там? – Багряк не сразу узнал голос Тульева. Звонкий, детский. Так мог говорить юный пионер, оставшийся один дома и строго выполняющий наказ мамы не открывать дверь посторонним. Ни в коем случае.

– Вам телеграмма, – сказали из-за двери. – Открой, мальчик. Это, наверное, от папы.

– Мама не велела никому открывать. У меня и ключей нет. Бросьте телеграмму в почтовый ящик. Когда мама пойдет с работы, она ее достанет.

– Это очень срочная телеграмма. И за нее надо расписаться, – сказал почтальон, но вдруг изменил тембр голоса: – Хватит придуриваться! Немедленно открывайте! Вам все равно не уйти!

Странные звуки, будто рвалась тонкая струна. Вновь возник Тульев. Резко запахло порохом. Отбросив в сторону пистолет, он полез под кушетку («Прятаться», – возникла у Багряка идиотская мысль), вытащил нечто похожее на рюкзак и опять же жестом приказал Георгию Николаевичу его на себя напялить. Подтянул ремни, защелкнул застежки. Рюкзак походил на парашют. И действительно, Тульев подскочил к окну, распахнул его и показал пальцем – прыгай, мол, прыгай.

В дверь уже ломились. Глухие удары перемежались с хрустом петель.

Багряк вскочил на подоконник и прыгнул в узкое ущелье высотных жилых домов. Его тут же дернуло, падение замедлилось, и он заскользил по пологой кривой туда, где виднелись плотные шапки парка. Обернувшись, он увидел, что это не парашют, а портативное монокрыло, что стоят на вооружении спецподразделений. Земля медленно приближалась.

Проводив глазами фигуру Багряка, Тульев оглядел комнату. Как не вовремя! Еще много чего следовало подчистить. И тут же усмехнулся своим мыслям. Эти люди всегда приходят не вовремя. Работа у них такая – заставать врасплох. Тульев ударил ногой по столику и опрокинул его. Бутылки и стаканы полетели на ковер.

– Жабы, – пробормотал Тульев. – Какие же вы все жабы.

Посмотрел на валявшийся у самых ног пистолет. Поднял его, проверил обойму.

– Не стоит, господин Тульев, – сказали из-за спины. Спокойно так сказали. Вроде бы и утешали – всякое, мол, бывает. Вчера ты нас обвел вокруг пальца, сегодня мы тебя накрыли на конспиративной квартире, да еще чуть ли не во время встречи с агентом, а завтра еще что-то произойдет. Игра. Большая игра.

Тульев повернулся, не отпуская холодившую ладонь рукоятку.

Трое. Тот, что говорил, посередине. И лицо у него из тех, что называют мужественным – рубленые черты, упрямый подбородок, серо-стальные глаза, ежик волос с проседью.

– Майор Пронин, – представился человек. – А вы, насколько могу предположить, господин Тульев – резидент разведки США в СССР?

– Ви есть ошибаться, – умело изображая иностранный акцент, сказал Тульев. – Я есть иностранный гражданин. Я есть дипломатик. Я требую свой консул.

– Пистолет бросьте, – сказал молодой парень слева от Пронина. Бисеринки пота проступили на его верхней губе. Дуло автомата подрагивало. Темный штурмовой комбинезон припорошило побелкой.

– Пистолет? – Тульев изобразил непонимание. – Какой есть пистолет? Не понимать. Я есть дипломатик. Ах, это! Сорри. Зажигалка. Это не есть оружие, это есть зажигалка.

– Тульев, перестаньте кривляться, – устало сказал Пронин. – Вы ведь прекрасно знаете…

Но договорить он не успел. Тульев вскинул руку с пистолетом, будто собираясь выстрелить, но палец не успел нажать на спусковой крючок – автомат молодого парня плюнул огнем, по телу резидента словно ударили молотом и вбили в распахнутый бар. Огромной неуклюжей кеглей он влетел в ряды бутылок. Комната наполнилась звуками бьющегося стекла, разливающегося спиртного и запахом дорогого алкоголя.

– Коля, черт тебя подери, – Пронин покачал головой.

– Товарищ майор, он же сам, – сказал парень. Третий оперативник подошел к распростертому среди осколков телу Тульева, тронул за шею, пытаясь нащупать пульс, поднял пистолет, осмотрел его.

– Патронов нет, товарищ майор.

Коля дрожащей рукой вытер пот со лба.

– Обыщи его, – приказал Пронин. – А ты, мастер-ломастер, вызывай остальных.

– Станислав Лец, журналист, – оперативник прочитал в красной книжечке, которую извлек из кармана пиджака Тульева.

– Журналист, говоришь, – Пронин потер ладонью подбородок и посмотрел на экран телевизора, где продолжалось беззвучное воспроизведение фильма. – Интересно.

До старта тяжелого межпланетного корабля «Красный космос» оставались сутки. На предстартовом табло с резким щелканьем сменялись таблички, отсчитывая последние часы, минуты, секунды. Шли решающие проверки систем корабля. Монтажные бригады в спешке устанавливали оставшееся оборудование, а Борис Сергеевич устал подписывать ворохи приемных актов.

В самый последний момент к кораблю причалил грузовой челнок и заполнил пустовавшее пространство кормового шлюза многочисленными коробками, контейнерами, емкостями. Грузчики в пустолазных костюмах вперемешку с нелепыми грузовыми роботами, похожими на богомолов, носили все это на указанный им склад, а когда дело было завершено, то оказалось – никому и в голову не пришло хотя бы свериться со списком – что же такое загрузили на корабль?

– У нас есть предписание, – в который раз повторял бригадир – белобрысый парень, потрясая ворохом накладных. Колпак пустолазного костюма он зажал под мышкой и облизывал языком пересохшие губы. – Товарищ, у нас ошибок не бывает. Мы смешанная бригада коммунистического труда. Работаем не за страх, а на совесть. Поверьте, я сам лично…

– Молодой человек, – невозмутимо говорил Аркадий Владимирович, – поверьте моему опыту – в условиях предстартовой суматохи возможны всяческие сбои даже в отлаженном механизме снабжения дальних экспедиций. Вот, как сейчас помню, когда мы летели на Весту, то нам по ошибке вместо положенных консервов поставили банки с вареньем. Представляете, что это такое – весь дальний рейс питаться одним вареньем? Я с тех пор на сладкое смотреть не могу, а тогда не до шуток было.

– Мы не привезли варенья, – устало сказал бригадир. – Это исключительно оборудование.

Зоя, которая в предстартовом мандраже не могла найти себе дела, ибо до ее смены еще оставались часы, которые необходимо чем-то заполнить, поэтому она предложила свои услуги:

– Аркадий Владимирович, у меня есть часок перед вахтой. Если не возражаете, я могу сверить инвентаризационный список.

– Великолепно! – величественно сказал Аркадий Владимирович. – Тогда поручаю это вашей совести, – и он сунул Зое планшетку с карандашом.

– Почему ваша бригада называется смешанной? – спросила Зоя у белобрысого, когда они остались одни. Почему-то данный вопрос ее очень занимал.

Бригадир почесал затылок:

– Тут такое дело, в нашей бригаде, кроме комсомольцев и коммунистов, еще и роботы трудятся. Они проходят как оборудование, но мы посчитали, что это оскорбительно для трудящихся масс. У них и интеллект какой-никакой есть, с некоторыми даже в шахматы можно сыграть. Вот и перевели их в штат как полноправных членов. Поэтому и бригада смешанная. То есть из людей и роботов. Такие дела.

– Понятно, – Зоя осмотрела штабеля коробок. – Вы очень торопитесь?

– Очень! – с чувством сказал бригадир. – У нас повышенные обязательства, понимаете, товарищ? Нам еще пяток кораблей под завязку надо загрузить. Сегодня все как с цепи сорвались, столько рейсов предстоит отправить. «Красный космос» у нас в приоритете, конечно, все же такая экспедиция, но ведь и другие ждут.

– Давайте ваш акт, – решилась Зоя. – Подпишу на свой страх и риск.

Когда люк был задраен, а легкий толчок известил об отстыковке грузового челнока, Зоя вздохнула, вернулась на склад и погрузилась в увлекательное занятие сверки номеров ящиков с накладной. К счастью, бригада действительно сработала на совесть – все, что нужно, она загрузила. И даже с лишком.

Лишком оказался огромный ящик, на который Зоя наткнулась в самом отдаленном углу склада. Его номер в накладной не значился.

Зоя уцепилась в крепления верхней крышки, потянула, и ящик неожиданно легко открылся, обнажив зияющую пустоту. Точнее говоря, основное его пространство и впрямь было отдано на откуп пустоте, лишь разбавленное мотками легкой синтетической стружки, которые используют при перевозке хрупких приборов, а в изголовье, на что указывали заботливо нанесенные по бокам стрелки, приветливо мигала коробочка непонятного предназначения с шаровыми выступами контактов.

Поскольку никто за это время никакие ящики, коробки, контейнеры не вскрывал и не разбирал, причем столь огромные, что в них легко уместится человек, а то и два человека, то Зоя логически рассудила – содержимое ящика вполне могло встать само и куда-то отправиться вполне самостоятельно.

И словно бы в подтверждение где-то далеко за коробками послышались шаги.

Сквозной отсек склада одной дверью был обращен к жилому модулю, а другой – в переходную трубу, что соединяла модуль с движителем. Зоя, стараясь не шуметь, двинулась в сторону кормы. Штабеля грузов мешали сделать это по наикратчайшей кривой – прямой линии, но это даже на руку Зое, которая могла подобраться к диверсанту на расстояние вытянутой руки.

– Ну, диверсант, погоди, – прошептала Зоя.

Зою подмывало сообщить в рубку, что на корабль проник неизвестный, и попросить подмогу для его поимки, но она боялась ошибиться в своих предположениях, да к тому же отвлечь экипаж от важнейших дел в самый разгар предстартовых процедур.

Нет уж, она сама настигнет и скрутит злодея. Она как-никак стояла на охране рубежей родины и прекрасно обучена выслеживать, нападать и обезвреживать. Правда, делала она это на истребителе-перехватчике, а тут ведь придется сойтись в рукопашной, а у нее из оружия – только планшет через плечо. Поэтому костюм высшей защиты, который, согласно правилам, располагался перед входом в модуль движителя, показался ей вполне адекватной компенсацией ее безоружности.

По счастью, костюм высшей защиты был на то и рассчитан, чтобы надевать его быстро и без посторонней помощи. Зоя провела сварочной иглой по линии на груди КВЗ, и он с легким шелестом раскрылся, точно двустворчатая раковина. Она втиснулась внутрь, заварила шов и сошла с подставки, где он и пребывал до нештатной ситуации. Жаловаться ему не на что – нештатная ситуация наступила.

Зоя сняла со стенда тяжелый противопожарный шест, имевший множество полезных функций для борьбы с огнем, пробоинами, пробоями и прочими напастями, но самой полезной на данный момент являлись его увесистость и длина – идеальное оружие для приведения диверсанта в бесчувствие.

Облаченная и вооруженная, Зоя с большей уверенностью открыла очередной люк, пробралась внутрь отсека и увидела диверсанта. Диверсант стоял у аварийного люка и, как показалось Зое, задумчиво его рассматривал. И еще ей показалось, что на диверсанте напялен такой же костюм высшей защиты, что и на ней, и подобное было вполне разумным – совершив черное дело, враг наверняка должен был выйти в открытый космос, где его ожидали подельники. Не гибнуть же ему вместе с кораблем.

– Стой! – закричала Зоя. – Стрелять буду!

Она не сообразила, что при отключенном интеркоме, который она, конечно же, не озаботилась включить, из недр костюма высшей защиты наружу не доносится ни звука. Но диверсант что-то учуял, так как перестал возиться с люком и повернул неуклюжую башку к несущейся с шестом наперевес Зое. Шест скользнул по металлическому боку диверсанта, не причинив никакого вреда, даже не пошатнув его. Поэтому Зоя, не замедляя набранной скорости, сжала кулаки, выставила перед собой и изо всех сил врезалась в металлическую фигуру.

Бегать в тяжеленном костюме высшей защиты – занятие для сильных духом и телом. Зоя немедленно взмокла, сбила дыхание, ноги и руки налились свинцом, а диверсант не шелохнулся. Он стоял и ждал, пока Зоя окончательно выбьется из сил и перестанет молотить в него, точно в боксерскую грушу.

– Слушаю ваших приказаний, – прогудел голос. – Слушаю ваших приказаний.

– Руки вверх, – из последних сил прошептала она. – Руки вверх, проклятый диверсант.

– Прошу включить кнопку интеркома, ваш приказ я не могу услышать. Кнопка интеркома в костюме высшей защиты находится в верхнем ряду панели управления…

– Сама знаю! – Зоя наконец-то сообразила, что диверсант на самом деле ее не слышит. – Руки вверх! Шаг назад от люка! Имя! Фамилия! Номер части!

Диверсант послушно поднял руки, отступил от люка и ответил лязгающим голосом:

– Эл эр, модель семнадцать, сектор восемь.

– Что такое эл эр? – спросила Зоя. – Назовите ваше настоящее имя!

– Лунный робот семнадцатой модификации, пункт приписки – восьмой сектор лунной станции «Циолковский», – сказал диверсант.

От неожиданности Зоя отступила от металлической фигуры и внимательно ее осмотрела. Это действительно был робот из того славного неуклюже-металлического племени, что сопровождало человека в его космических странствиях. Новехонькая броня еще блестела заводской полировкой, не нарушенная ни царапинами, ни вмятинами, ни масляными потеками из гидравлики. На груди сияла табличка Ленинградского завода космической тектотехники.

– Вы не подскажете, где находится второй механический отсек? – продолжил лязгать робот. – Согласно инструкции, мне необходимо пройти послеполетную профилактику. Я заблудился. Моя карта, загруженная в память на заводе, не совпадает с реальным расположением отсеков станции.

Зоя не знала, плакать ей или смеяться. Вот удружил белобрысый бригадир так удружил! Протащил по ошибке на корабль целого робота. Хорошо, что еще не лунный комбайн для сбора гелия-3.

– Ты находишься не на станции «Циолковский», – сказала Зоя. – Тебя по ошибке привезли на борт «Красного космоса», который через несколько часов стартует к Марсу.

– Вы ошибаетесь, – возразил робот. – Мое предписание точно указывало пункт назначения. Погрузочно-разгрузочные работы совершаются машинами. Машины не могут ошибаться.

– Зато человек может, – проворчала Зоя.

Зоя не часто сталкивалась с подобными роботами. Человекообразные великаны встречались в земных профессиях исключительно редко в силу малой рентабельности по сравнению со специализированными роботами. Только здесь, в космическом пространстве, они доказали свое превосходство, поскольку такого железного человека при загрузке соответствующих перфолент можно было отправить на лунную поверхность собирать образцы, чинить комбайны и снимать с них полные контейнеры с гелием-3, перетаскивать грузы и поручить еще тысячи различных дел, где именно человекообразность создавала нужный уровень универсальности подобных истуканов.

История ЛР-17 в его изложении была сколь обычна для таких моделей, которые прямо из сборочных цехов отправлялись на большие и малые тела Солнечной системы в качестве универсальных помощников человека в его неукротимой космической экспансии, столь и необычна, ибо он еще на стадии проектирования оказался жертвой жаркого спора, поразившего конструкторское бюро Ляпунова, что, кстати, на самом деле означала буква «Л» в маркировке человекоподобной машины. Тамошние умники внезапно озаботились вопросом – имеет ли столь сложное творение человеческого ума и практики свободу воли или все в ней жестко детерминировано производственными программами? Поставь погрузочного робота между двумя одинаковыми контейнерами, кои необходимо уложить на грузовую платформу, какой из них он возьмет первым, а главное – почему? Все это, конечно же, напоминало известную проблему буриданова барана, которому в теории предстояло умереть между двумя одинаковыми охапками травы, а на деле баран вполне довольствовался обеими, выбирая их совершенно произвольным образом.