Текст книги "Черный оазис"

«Неправда! – вспыхнуло в мозгу. – Есть еще…» Мысль тут же угасла, так и не успев оформиться.

У подъезда фары «девятки» осветили борт микроавтобуса с надписью «Родничок». В самом подъезде оказалось непривычно темно. Сзади хлопнула дверца…

– Артем Михайлович?

Горин обернулся: возле микроавтобуса обозначился чей-то силуэт.

– Да, а в чем дело? – отозвался он, машинально ища рукой отсутствующую кобуру.

– Мы вас уже полдня ждем. У вас утечка воды в ванной, соседи жалуются, – монотонно бубнил силуэт у микроавтобуса, но с места не двигался.

«Что за чушь?» – подумал Артем, медленно отступая в темноту.

Он успел подумать, что лампочка вывернута не случайно. Двигатель микроавтобуса завелся, машина чуть сдала назад, словно собираясь уезжать, но затем снова приблизилась, напрочь перекрыв решеткой радиатора выход из подъезда.

Но прежде чем фары микроавтобуса ослепили Горина, буквально за какую-то долю секунды до этого, он вдруг понял, что кроме него в подъезде сейчас находится еще кто-то. Тот, кто затаился в темноте и напряженно ждал, когда подъезд осветится.

И свет вспыхнул. Артем зажмурил глаза, успев разглядеть трех крепких ребят в темных очках, которые защитили их зрение от внезапного освещения. Горин не сопротивлялся, когда ему заломили руки, а в нос ударил резкий отупляющий запах хлороформа…

Это происходит в среднем каждые триста лет с тех самых пор, как одержимый проклятьем Кархашим был повержен доблестным Тумалехом. Случается это в наиболее жаркие годы, когда засуха порабощает все живое. Когда днем нещадно палящее солнце сжигает траву, а ночью в небе можно увидеть необычно яркую звезду. Когда люди и животные заболевают страшной чумой, от которой выпадают волосы и ногти, а вместо пота на теле выступает кровь.

В такое страшное время у одной из крокодилиц, в кладке оказывается черное яйцо. Крокодилица-мать аккуратно уложит яйца в песок и больше уже никогда не вернется к ним. А вскоре это место покинут и все остальные аллигаторы, хотя для этого им тоже придется бросить свое потомство.

Пройдет какое-то время, и на свет появится он – Черный Аллигатор. Его тело – словно обуглившееся при пожаре дерево. Лишь безжизненные белки глаз выделяются на фоне этой черноты. Он рождается слепым и остается слепым навсегда, ибо Тумалех, повергнув Кархашима, запретил ему взирать на бога Солнца.

Изо всей кладки Черный Аллигатор рождается единственным способным к жизни. Его собратья тоже не увидят солнца, но лишь потому, что черный первенец, едва освободившись от скорлупы, тут же искромсает все остальные яйца и пожрет своих не родившихся сородичей.

После этого, подставив солнцу поглощающую свет спину, он уползет в джунгли, в тропические болота, чтобы повзрослеть и стать исчадием мира мертвых, проклятием мира живых.

Тогда же, помимо чумы, люди в близлежащих селениях сталкиваются с невиданными вспышками ярости: псы схватываются друг с другом и бросаются на своих хозяев, да и сами люди становятся раздражительными и озлобленными. Достаточно малейшего повода для начала раздоров. Но особенно буйствуют умалишенные, даже те, кто всю жизнь до этого был тих и безобиден.

Как только все это начинается, люди, памятуя наказ предков, срываются с насиженных мест, бросают хозяйствoи уходят так далеко, как только могут. Им надо успть уйти, пока Кархашим растет. Потому что, когда он придет, застонут даже мертвые.

А растет Черный Аллигатор быстро, очень быстро. Судьба лишила его зрения, и он компенсировал это слухом и чутьем. Когда где-то в джунглях какой-нибудь хищник настигает жертву, Кархашим чувствует запах ее крови. Он слышит, когда с дерева падает сухой лист. Питается Черный Аллигатор всем, что попадается у него на пути: будь то беззащитный червь или свирепый зверь. Никому нет пощады и никто не в силах противостоять этому чудовищу…

Но что, если отбросить сковывающий рассудок страх и вспомнить истинное предназначение Кархашима? Ведь он при жизни был оплотом справедливости и защищал своего повелителя Тумалеха от злых и темных сил. Значит, и теперь Черный Аллигатор является, чтобы вершить справедливость, чтобы очистить мир от накопившегося в нем зла, коего за время отсутствия Кархашима накопилось слишком много.

Всем, чьи помыслы темны, всем, кто безумен, чей рассудок болен, не избежать карающих мечей, унаследованных аллигатором от Изурдага. Чего же тогда бояться тем, чей разум не таит в себе черных мыслей? Что заставляет нормальных людей бежать прочь? Быть может, ни один из них не может поручиться за себя самого ? Что ж, в таком случае им всем придется иметь дело с самым беспощадным и эффективным судьей.

Но людьми Кархашим займется позже, а сначала его цель – отыскать своего предшественника, родившегося триста лет назад, теперь уже дряхлого и беспомощного. Найдет, повергнет его, даже не сопротивляющегося, заберет его душу и станет полновластным хозяином джунглей в течение следующих трехсот лет…

Артем медленно и безмятежно плыл к источнику оранжевого сияния, покачиваясь на теплых волнах, когда резкий назойливый писк вырвал его из сна. Вода, поддерживающая его, мгновенно исчезла, и он рухнул в пустоту.

Вздрогнув, Горин проснулся. Источником мерзкого писка являлись два будильника, стоящие на тумбочке возле кровати: они словно пытались перекричать друг друга. Артем, подавив в себе желание размозжить их о стену, терпеливо поочередно их выключил. Наступившую было тишину нарушил звук низколетящего самолета и невнятный женский голос, усиленный громкоговорителями.

Горин огляделся. В маленькой комнате помимо кровати и тумбочки был еще стул, на котором висели его брюки и рубашка. Под стулом стояла спортивная сумка. Похоже, что это был номер дежурной гостиницы при аэропорте.

На тумбочке помимо будильников лежал загранпаспорт на его имя с какими-то вложенными в него бумагами, авиабилет, две стодолларовые бумажки и около пятисот российских рублей. В сумке оказался стандартный бритвенно-гигиенический набор, полотенце, комплект нижнего белья и несколько упаковок с обезболивающими таблетками.

Судя по времени в билете, до регистрации еще было около часа. Артем за это время умылся и позавтракал и буфете аэропорта.

Регистрация, проверка документов и досмотр багажа протекали без каких-либо сложностей. После хлороформного «похмелья» голова все еще продолжала болеть, и Горин, заняв свое место в самолете, задремал, даже не дождавшись взлета.

На этот раз сновидения его были сумбурными, рваными и перенасыщенными знакомыми и не очень людьми. Разбудила Горина тряска от касания колесами самолёта посадочной полосы. Головная боль переместилась в область ушей, что было связано с перепадами давления.

В Каире была все та же жара, что и на Родине. К ней вдобавок еще примешивалась повышенная влажность.

«Придется снова привыкать к этой бане», – подумал Артем, памятуя о своей давней службе в этих местах.

В зале ожидания Горин сразу заметил человека, держащего в руках табличку с его фамилией, и проследовал за ним в микроавтобус. Еще несколько часов они тряслись, петляя по каким-то проселочным дорогам. Пыльные степи за окном, покрытые скудной растительностью, постепенно сменились более живыми пейзажами. Артем едва уловил уже забытый специфический запах джунглей и догадался, что микроавтобус держит путь в сторону побережья Нила.

Дорога, окаймляющая джунгли, вскоре свернула в чащу. Микроавтобус замедлил ход, объезжая рытвины и подпрыгивая на ухабах. Ветви деревьев скребли по кузову и стеклам.

– Если бы не засуха, хрен бы мы здесь проехали! – впервые за все время раздался голос водителя. – Развезло бы так, что только на танке сунешься.

– Далеко еще? – спросил Артем.

– Да не, почти приехали.

Вскоре микроавтобус начал делать остановки. Вооруженные люди в камуфляже заглядывали в салон, водитель о чем-то коротко беседовал с ними на арабском. У одного из таких кордонов Горин услышал и русскую речь.

Наконец, они выехали на очищенную от растительности поляну, и взору Горина предстал настоящий военный лагерь. Он аж привстал от удивления. На поляне разместились палатки разного калибра, два «сто тридцать первых» «ЗИЛа» с будками, ящики с каким-то оборудованием и даже прикрытый маскировочной сеткой танк «Т-80».

Артем выбрался из микроавтобуса и пару раз присел, разминая затекшие ноги. В лагере кипела жизнь: работало несколько дизельных генераторов, по территории бродили вооруженные люди в униформе без каких-либо знаков отличия и просто в обычной повседневной одежде. Опытный глаз Горина заметил едва видимый провод, тянущийся куда-то за пределы лагеря. Похоже, что это была сигнализация, дополнительно страхующая лагерь от визита непрошеных гостей…

– Как добрались? – Навстречу Горину вышел загорелый до бронзового цвета человек. На вид ему было около сорока лет, одет он был в выцветшие шорты, опоясанные ремнем с кобурой, такую же жилетку, наброшенную на голое тело, и армейские ботинки. Голову его покрывала панама. С виду он мог бы походить на какого-нибудь натуралиста, отлавливающего сачком редких бабочек, если бы не многочисленные шрамы, покрывающие его тело и лицо.

– Без осложнений.

– Подполковник Вараксин, – он подал для пожатия руку, и Горин заметил, что на ней не хватает пары пальцев. – Главный на этой лужайке.

– Горин, лейтенант запаса, – ответил Артем. – А вы здесь неплохо обосновались. Это-то откуда? – он махнул рукой в сторону танка.

– Подогнали с ближайшей базы на всякий случай, – ответил Вараксин. – Технику не успели всю вывезти отсюда в свое время, которое вы должны помнить, – он фамильярно хлопнул Артема по плечу. – Теперь вот пригождается.

«На этом с правдой и покончим, товарищ подполковник, – подумал Артем. – Танк „Т-80“ был принят на вооружение как минимум лет через десять после нашего боевого участия в Египте…»

– Сроки у нас сжатые, поэтому перейдем сразу к делу, – продолжал Вараксин. – Сейчас перекусите, отдохнете пару часов, познакомитесь с группой. Потом я кратко объясню задачу и начнем подготовку к операции.

Краем глаза Горин заметил, как из одной палатки двое солдат вынесли деревянный ящик и загрузили его в микроавтобус, на котором он только что приехал. Он также заметил, какое недовольное выражение лица было у водителя.

– Накормят вас там, – Вараксин указал на одну из палаток. – Там же расскажут, где туалет, вода и прочие необходимые вещи. По всем остальным вопросам пока обращайтесь лично ко мне. Я размещаюсь вот в этом самом большом чуме.

Горин кивнул и направился в сторону кухни, осматривая лагерь и при этом следя за подполковником. Как только тот скрылся внутри своей большой палатки, Артем развернулся и неспешно направился в сторону микроавтобуса. Убедившись, что за ним никто не следит, он забрался внутрь и откинул брезент, закрывающий деревянный ящик, который только что загрузили. Судя по цвету и маркировке, это был ящик из-под какого-то военного снаряжения. Горин отщелкнул стальные замки и открыл его…

В ящике лежал труп человека. Точнее, только его половина. Нижняя часть тела, начиная от живота, отсутствовала. Останки были как попало обмотаны полиэтиленом и пересыпаны какой-то химической дрянью, от которой Горина обдало зловонием.

– На растяжку напоролся.

Артем вздрогнул и обернулся: в дверях микроавтобуса стоял полковник Вараксин. Горин захлопнул крышку ящика, вернул на место брезент и выбрался на улицу.

– Отвыкли, наверное, уже от такого зрелища? – спросил Вараксин.

Артем кивнул.

– Что поделаешь – война. Смерть на каждом шагу подстерегает, – продолжал Вараксин. – Аппетит-то не пропал? – он снова хлопнул Артема по спине.

– Усилился, – вяло отозвался Горин и побрел в кухонную палатку. У него было такое состояние, когда абсолютно безразлично – что случится в ближайшие мгновения. Состояние полной апатии.

Горин поел, хотя и не чувствовал голода, поспал, хотя и не был уставшим, бесцельно послонялся по лагерю, неохотно отвечая на вопросы, задаваемые ему разными людьми, пока наконец Вараксин не позвал его на совещание.

Около пятнадцати человек разместилось кружком прямо на траве. Одеты все были по большей части в штатское, и все, как один, были довольно крепкими на вид мужиками. Возраст присутствующих колебался от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Создавалось впечатление, что все эти люди мало знакомы друг с другом. Возможно, что всех их, как и Горина, разыскивали, основываясь на каких-то досье и личных делах, и привезли сюда также на днях.

– В общем-то, все уже успели более или менее познакомиться, – произнес Вараксин, когда все расселись. – Мне осталось лишь представить всем лейтенанта Горина, – он указал на Артема, и все повернули головы в его сторону.

– Лейтенанта запаса, – уточнил Горин.

– Почти всех нас сюда со скамейки запасных вытолкали, Горыныч, – скороговоркой проговорил русоволосый парень с раскрасневшимся лицом, одетый, несмотря на жару, в спортивный костюм. Он довольно ловко перебирал пальцами барабанную палочку, заставляя ее вращаться подобно пропеллеру.

– Это Лушников, – прокомментировал Вараксин. – Взял на себя роль весельчака нашей компании. Уже успел дать всем прозвища, очень острый язык у парня…

– Слишком длинный у него язык, а не острый! – вмешался хмурый коротко стриженный шатен с массивным оголенным до пояса загорелым торсом. – Ты бы, Лушников, пореже его изо рта доставал, а то обгорит на солнце и облезет так же, как спина.

– Ух ты, Порось, а у тебя, оказывается, тоже проблески юмора бывают! – воскликнул Лушников. – Мозг ещё слабо стероидами накачан, не знаю, правда, радует это тебя или нет.

Пока они препирались, подполковник Вараксин пояснил Артему, что владелец прозвища Порось, данного Лушниковым, на самом деле носит фамилию Порсейский.

– Если бы мы с тобой в одних окопах землю глотали, Лушников, то меня, возможно, и интересовал бы твой треп, – произвел очередной выпад Порсейский. – А с первыми кусками свинца я познакомился без тебя. Ты в это время, поди, в каком-нибудь военном оркестре барабанил своей палочкой долбаной, так что прикуси свой язык…

– Гляжу я на вас и думаю, – вмешался Вараксин. – У нас тут профессионалы собрались или пацаны из пионерлагеря?

– Да это мы так, время убиваем, товарищ подполковник, – улыбнулся Лушников. – На самом деле, Порось, я бы рад был в военном оркестре постучать, да только на заре моих патриотических устремлений мне один правоверный ножом сухожилие на руке повредил.

– Ты, я надеюсь, помог ему после этого с Аллахом свидеться? – спросил Порсейский.

Вместо ответа Лушников показал пальцем на одну из многочисленных зарубок, аккуратно нанесенных на барабанную палочку.

– А правда, Горыныч, что ты в этих местах уже работал? – обратился он к Артему.

– Приезжал как-то, с гуманитарной помощью, – ответил Горин.

– Понятно, а пирамиды видел?

Артем покачал головой:

– Не довелось.

– Ну ты даешь! – Лушников взмахнул руками. – Быть в Египте и не наведаться в одно из чудес света! Я вот после «работы» сразу туда отправлюсь. Кстати, подполковник, а когда к делу-то приступим?

– Я пытаюсь, но перебивать тебя, Лушников, как-то неудобно, – съязвил Вараксин. – Ну ладно, развлеклись и будет. Работа впереди серьезная, – он расстелил на траве топографическую карту. – Около часа назад сигнал с захваченного оборудования был обнаружен здесь, – он показал пальцем точку на карте. – Еще пару суток назад они были вот здесь. Судя по траектории, можно предположить, что противник движется вот в эту область, так как она наиболее близкая из тех, куда может сесть большой вертолет. Учитывая их среднюю скорость, можно ожидать их там примерно через шестнадцать-восемнадцать часов.

– Сколько их и кто они? – спросил Порсейский.

– Десять или двенадцать человек. Предположительно – представители одной из исламских террористических группировок, – ответил Вараксин. – Если с ними наши пленные, то это еще семь человек. Плюс захваченное оборудование.

– Теперь-то вы скажете нам, что представляют собой эти железяки? – спросил, в свою очередь, Горин. – Ради чего такие затраты? Не из-за пары же спутниковых телефонов, правда?

Все сидящие уставились на Вараксина. В его глазах промелькнула неуверенность.

– Я понимаю, что все здесь присутствующие неоднократно побывали в самом пекле, воевали в таких точках планеты, о которых догадывается не каждый учитель географии, но все-таки это настолько серьезная проблема, что в тонкости даже я не посвящен, – подпол-конник старался долго не задерживать свой взгляд на ком-либо. – Все, что я знаю, расскажу, хотя и получил приказ молчать. Это – стратегическая штучка, а значит, попахивает мировым скандалом.

– А поконкретнее? – не отставал Горин.

– А поконкретнее я вам вот что скажу, мужики, – сквозь загар на лице Вараксина проступила краснота, от чего шрамы на нем стали более отчетливыми. При этом голос его приобрел наставительный отеческий тон. – Была сверхдержава, а превратили ее в помойку. Теперь у американцев конкурентов нет, и они неспешно совершенствуют всякие свои ракеты, спутники, херутники. И думают, что мы в это время только и озабочены тем, чтобы жрать их химические окорочка и тырить по углам их фальшивые баксы. Хрен-то! Еще не всех они своими баксами купили там, – Вараксин показал беспалой ладонью вверх. – Вовремя одумались, собрали умные головы и замудрили штуковину, от которой у всей штатовской братии полосатый флаг на задницах проступит…

Лушников присвистнул.

– Ты погоди, дослушай до конца, молокосос! – распалился подполковник. – В этой железке такие технологии задействованы, для понимания которых ни моего, ни ваших мозгов, вместе взятых, не хватит. Поэтому вместо того, чтобы попусту трепаться, уясните-ка лучше то, что в этот аппарат вложена немалая часть занятой у Международного валютного фонда зелени, и как-то неудобно получится, если информация о том, как мы расходуем кредиты, станет доступна общественности. Мы же теперь все-таки демократическое, мать его, государство…

– Так что она собой все-таки представляет и на что способна? – не выдержал Порсейский.

– Все, что вам достаточно знать – это ее примерная стоимость, – ответил Вараксин. – Сразу предупрежу: если отыщете ее, ни в коем случае ничего не трогайте и не нажимайте для своей же безопасности. Да и вообще обращайтесь с ней как можно бережнее, особенно когда будете отнимать железку у тех ублюдков. В связи с этим, кстати, вооружены вы будете только огнестрельным оружием – никаких гранат…

– Мне, в конечном счете, наплевать на вашу игрушку, подполковник, – перебил его Горин. – А вот без подствольного гранатомета я и шагу отсюда не сделаю. Эта штука один раз уже спасла мне жизнь, а она мне по-всякому дороже, чем ваше сверхсекретное чудо-оружие.

– А представь, что твоя граната угодит в устройство, – обратился Вараксин к Артему тоном терпеливого учителя. – Сколько понадобится средств, чтобы его восстановить?

– А оно у вас разве не застраховано? – спросил Лушников, чем вызвал дружный гогот.

– Вам все шуточки! – снова вспыхнул Вараксин. – О себе только думаете, а расхлебывать всей стране придется!

– Послушайте, подполковник, – Горин поднялся на ноги. – Меня сюда привело вовсе не чувство патриотизма, как и всех остальных, думаю, поэтому либо на моем «калаше» будет подствольник, либо вычеркивайте меня из профсоюзного комитета.

Вараксин какое-то время сверлил Артема взглядом, затем махнул рукой.

– Ладно, кажется, у меня где-то завалялся один комплект. Надеюсь, на этом ваши капризы исчерпаны? – Он свернул карту. – А то, может быть, привезти вам девочек из ближайшего борделя?

– Мы вас за язык не тянули, товарищ подполковник, – ухмыльнулся Лушников.

– Только ведь учти, пока их сюда довезешь, их так уболтает, что позеленеют все, – ответил Вараксин.

– А я могу паранджу с них и не снимать, в общем-то. – пожал плечами Лушников.

– Ну все, – Вараксин тоже поднялся на ноги. – Сейчас вон в той палатке получите все необходимое обмундирование и вооружение. Встречаемся здесь же ровно через час. Медлить больше нельзя.

Через час с небольшим все снова расположились на траве. За это время у всех взяли анализ крови на случай ранения и возможного переливания, а также вкололи какую-то сыворотку от местных видов заразы.

Один из грузовиков был заведен, и выхлопы его дизеля примешались к приторному запаху близлежащих джунглей. На сей раз присутствующие, за исключением подполковника Вараксина, были одеты в однообразную камуфляжную форму. Вооружены все были автоматами, пистолетами и ножами, а у Горина, как и было обещано Вараксиным, под стволом был закреплен «ГП-25», к которому прилагалась сумка с фанатами. Многие по старой доброй привычке уже успели смотать липкой лентой по два калашниковских рожка.

– Примерно через пару часов надо быть в исходной позиции, примерно вот здесь, – подполковник от. метил место на карте. – Дальше дороги нет, придется километра три топать. Примерно вот до этого места, – он прочертил траекторию на карте. – Где-то там снова будет дорога, которая интересует наших клиентов. Здесь придется действовать по обстановке: они могут либо уже проехать к тому времени, либо еще нет. Я бы лично порекомендовал аккуратно пробираться вдоль дороги в западном направлении. Если эти гады уже проехали, вы постепенно выйдете на их лагерь. Если нет – встретите их со всем гостеприимством…

– То есть что значит «я бы посоветовал», подполковник? – прервал его Порсейский. – Получается, что вы с нами не едете?

– А! – Вараксин хлопнул себя по лбу. – Видимо, второпях забыл предупредить. Да, я остаюсь здесь. Старшим группы назначается лейтенант Горин.

– Спасибо, что ставите меня в известность заранее, подполковник, – с издевкой в голосе усмехнулся Артем. – Может, ещё раз похлопаете себя по голове и вспомните что-нибудь такое, о чем так же не успели нас предупредить?

Лушников ехидно усмехнулся и покосился на подполковника.

– Ну вы полегче, лейтенант, – сухо отреагировал Вараксин. – Не забывайтесь, я все-таки старше вас по званию.

– Перестаньте, Вараксин, – Артем перебросил «АКМС» за спину. – Я уже давно гражданский человек и в настоящее время просто зарабатываю деньги,

– Вахтовым методом, – вставил Лушников.

– Давайте вашу карту, компас и командуйте отправку, – закончил Горин.

– И то верно, – кивнул Вараксин. – Вот вам переносной вариант обнаружения нашего объекта, – он протянул Горину приборчик размером с калькулятор и экраном в половину его размера. – Включения и настройки не требует. Когда объект попадет в радиус его действия, на экране появится светящаяся точка. Чем ближе она к центру, тем ближе вы к цели.

– Каков радиус действия? – спросил Лушников, заглянув через плечо Артема.

– Что-то около пяти километров, – ответил Вараксин. – Ну что, а теперь по машинам, если все готовы! – громко произнес Вараксин и отдал Горину планшет с картой. – Желаю удачи, – произнес он уже тише, развернулся и пошел в направлении своей палатки.

Ехали, как и обещал Вараксин, чуть менее двух часов. Во время пути внутри будки грузовика было то светло, когда солнечные лучи проникали сквозь закопченные стекла, то сумрачно, когда со всех сторон дорогу обступала буйная растительность джунглей. Дорога была сносная – на немногочисленных ухабах трясло, но терпимо. Лушников все время громко, пытаясь перекричать дизельный рокот, рассказывал анекдоты и истории из своей бурной молодости. Первую из них Горин, пока не задремал, запомнил.

– А я срочную в ПВО проходил, – начал рассказывать Лушников. – Совсем еще салагой был тогда, меня с первого курса забрали.

– Самолеты, что ли, сбивал? – спросил Порсейский.

– Да нет, мне повезло – в техническое обслуживание попал, – ответил Лушников. – Никаких тебе боевых дежурств и авралов – санаторий, в общем. Свозили к нам всякую допотопную рухлядь, коротко именуемую «изделиями», то бишь зенитные ракеты, а мы их тестировали, ремонтировали и, в конечном счете, списывали. Иногда случались, правда, всякого рода комиссии, перед которыми в части наступал аврал: всё отмывали, красили, восстанавливали работоспособность аппаратуры (зачастую за счет добавления неработоспособности в соседних частях). А во время, пока комиссия находилась на территории, часть преображалась, все вокруг кипело, как в агитационном кинофильме: тарахтели дизель-генераторы, запитывающие аппаратуру, ракеты перегружались из бокса в бокс и тщательно тестировались. И вот в один из таких горячих денечков я заступил на смену. Моей обязанностью было сидеть в боксе возле ракеты, от которой тянулись кабели к стоявшему на улице «ЗИЛу» наподобие этого, в котором мы едем. В будке его была установлена аппаратура для тестирования ракеты, за которой сидели мои сослуживцы. Они нажимали на всякие тумблеры и следили за реакцией ракеты. Я же по их запросам должен был выполнять над «изделием» некоторые манипуляции и докладывать о результатах. Связь мы держали через такую штуку, у которой вместо микрофона были датчики, закрепленные на горле, они отслеживали вибрации голосовых связок. Короче, чтобы шум не заглушал твой базар. Такая связь, хочу пояснить, полностью скрывает оттенки голоса, делая все голоса одинаковыми…

– Да мы в курсе, Лушников, – перебил его Порсейский. – Здесь же не пионеры собрались.

– Ну так вот, – продолжал Лушников. – Сижу я, значит, на табуретке неподалеку от закрепленной в испытательном штативе ракеты, прислонившись к стене, наблюдаю за входной дверью, чтобы в случае визита начальства не быть застигнутым врасплох, и вяло болтаю с пацанами, сидящими на аппаратуре в будке «ЗИЛа». Дело было после обеда, настроение было сонное. Сидел я, борясь со сном, и уже подумывал о том, чтобы тайком посмолить папироску, как вдруг в бокс заходит баба…

– Да ладно гнать-то! – не выдержал Порсейский.

– Не веришь, дело твое, Порось, а я рассказываю, как было, – возразил Лушников. – Женщина та была из комиссии, капитан по званию, и хочу сказать, что рота гудела о ней с первого же дня ее появления в части. Сам я ее увидел впервые и должен признаться, что девочка была просто бесподобная…

– У тебя тогда, поди, с голодняка и на замполита бы встал! – расплылся в ухмылке Порсейский,

– У меня на тебя встает, негодник, – растягивая слова, протянул Лушников «нестандартно ориентированным» голосом, от чего улыбка на лице Порсейского сразу исчезла. – Так вот, мужики, – Лушников вернулся к воспоминаниям. – Это надо было видеть: форма сидела на ней, как по заказу шитая, юбка короткая, насколько позволяет устав. А какие у нее были глаза! Они у нес словно светились в полумраке бокса. Она приблизилась ко мне и по ее манерам я сразу понял: девчонка – просто реактивный огонь. Опомнившись, я метнулся к ракете и начал с умным лицом что-то там рассматривать, продолжая следить за ней боковым зрением. Сердце у меня просто выпрыгивало, руки перестали слушаться. Когда она уже была достаточно близко, я выпрямился, отдал честь и начал лихорадочно соображать – что бы такое ляпнуть онемевшим языком. Но что вы думаете! Капитанша приложила палец к губам, мол, тише, дурачок, обошла ракету и начала ее гладить, прислоняться к Kopпycy, а один раз даже лизнула самый кончик…

– Ну а ты-то чего? – снова не удержался Порсейский.

– А что я? Охренел, мягко говоря, – отозвался Лушников после некоторой паузы. – Стою и дрожу. Чувствую только, как гимнастерка к спине прилипает. В коленях сразу такая слабость образовалась, что чуть обратно на табуретку не плюхнулся. Пацаны мне в наушники что-то там говорят, а я словно оглох. И тут что, вы думаете, она делает? Начинает красноречиво показывать сначала на ракету, затем на то, что у меня ниже ремня.

– Немая, что ли, была? – спросил Порсейский.

– Сам ты немой! – отреагировал Лушников. – На мне же наушники были. Ну так вот, заглянул я вниз и вижу, что моя «ракета» так и просится поразить цель. Начал чувствовать, что краснею…

– А она-то молодая была или как? – снова вмешался Порсейский.

– Будто только что с военного училища, – ответил Лушников. – Ну так вот, сначала она скинула китель с капитанскими погонами и нахлобучила его на меня. После этого просто сорвала галстук и начала медленно, пуговицу за пуговицей… Не носила она лифчика, ребята…

Кто-то присвистнул.

– Вернемся – сразу пойду искать местный бордель, – раздался голос Порсейского.

– Да заткнись ты, дай дослушать, – одернул его кто-то.

– Ну и что, парни, а потом эта богиня войны подошла ко мне. Очень близко подошла. Меня словно током пронзило! А она ещё вдобавок продолжала меня гипнотизировать своими бездонными глазищами. Тут я понял, что время терять хватит, только вот куда нам пристроиться? Пол в боксе грязный и твердый, табуретка слишком мелкая для этого, и тогда я ухватил ее за упругую задницу и уложил прямехонько на ракету, повдоль и аккурат между хвостовых стабилизаторов, благо парень я тогда был здоровый. Ну а дальше я, наверное, не буду рассказывать, а то мало ли – знаю я вас всех плохо, пространство у нас замкнутое…

– Лушников, я тебя сейчас пристрелю, понял? – Порсейский щелкнул затвором автомата.

– Ладно, уболтали, – усмехнулся Лушников. – В общем, земляки, все это окончательно пожгло мои предохранители, я спустил штаны и набросился на изнемогающую от желания капитаншу. Стою, значит, в наушниках, делаю свое дело, держу ракету за стабилизаторы, чтобы она не вращалась в штативе, и слушаю всякую белиберду, которую несут мужики из «ЗИЛа». А те, видимо, солярочных выхлопов нанюхались и зачем-то начали, согласно положению, требовать от меня всяких регламентных операций с «изделием». А на кой оно мне сдалось, если передо мной лежит другое «изделие» с роскошными формами. Ну и я, опьянев от этой бабы, на просьбы, звучащие в наушниках – «вращать ракету», «качать ракету» и тому подобное, – распалившись, просто крою дружбанов из грузовика трехэтажными матами, чем завожу мою неутомимую подругу ещё сильнее. Ракета под нами ходит ходуном, заставляя, по-видимому, зашкаливать большинство датчиков на тестирующей аппаратуре. Вдруг девчонка протягивает руки, срывает с меня наушники, а потом микрофон и подносит его к своей шее. В этот момент к моим невероятным ощущениям добавляются еще и слуховые: моя капитанша, оказывается, оглушает бокс стонами. А теперь к нам подключаются и бедолаги из «ЗИЛа», прослушивающие нашу оргию в своих наушниках… «Товарищ капитан, что это вы делаете с ракетой?» – раздался вдруг сзади истеричный голос, в котором смешались гнев, испуг и удивление. Я обернулся: мама родная – у входа столпилось несколько человек, в основном членов комиссии. Вопрос принадлежал полковнику, стоявшему неподалеку. И тут я понял, что они же в полумраке не видят свою коллегу по комиссии, разлегшуюся на ракете, и со стороны могло показаться, что я, придерживая ракету за стабилизаторы, дую ее прямо в сопло…