Текст книги "Волчий зарок"

Все присутствующие поднялись и молча выпили. Некоторое время в ресторане стояла тишина. А затем то в одном, то в другом конце стола стали раздаваться приглушенные голоса. Постепенно разговоры стали громче, и от торжественного траура обстановки вскоре не осталось и следа. Люди что-то рассказывали друг другу, спорили и даже смеялись. Полунин пытался убедить себя, что все происходящее вполне естественно и никто из этих людей не обязан проливать слезы по погибшим год назад, но все равно ничего не мог поделать с накатывающейся волной раздражения. Владимир почувствовал, что больше не сможет оставаться здесь. Он уже собрался встать, но его задержал Батурин.

– Иваныч, ты можешь уделить мне минут пять? – проговорил Николай. – Дело есть конкретное.

Полунин пожал плечами и, поднявшись, пошел следом за Батуриным в дальнюю часть ресторана, где двумя ровными рядами располагались отдельные кабинеты. Открыв дверь одного из них, Батурин пропустил Владимира внутрь и вошел следом за ним. Николай предложил Полунину сесть, но тот отрицательно покачал головой и прислонился к стене.

– Так что у тебя? – спросил Владимир, скрестив руки на груди.

– Тут такое дело, Иваныч, – сказал Батурин. – В общем, на днях должны нарисоваться двое «кексов» из столицы. Им нужен бензин, но на «Нефтьоргсинтез» они соваться не хотят. Если только в крайнем случае. Они хотят взять конкретного бензина по левой цене. Едут чуваки с «бабками», и у меня есть задумка их кидануть. Нужна твоя помощь...

– Нет, – не меняя позы, коротко бросил Владимир.

– Да ты не гоношись, Иваныч, – Николай похлопал его по плечу. – Они лохи, ни под кем не работают. Одиночки. Так что кипиша никакого не будет. Я им просто левый бензин хочу втулить. А ты у нас мужик головастый! Помоги организовать все, в натуре. Естественно, «бабки» поделим...

– Нет, – еще раз повторил Полунин.

– Ты че, Иваныч, конкретно повелся, что-ли? – Батурин отступил от него на шаг. – В чем дело-то, в натуре? Работы на полдня. Левую горючку я сам найду. Тебе только и нужно, что придумать, как им ее впулить. Разборок никаких не будет. А если какой кипиш и поднимется, так я сам его конкретно разрулю.

– Ты не понял, Коля, – Полунин усмехнулся. – Я сказал «нет» не от того, что боюсь разборок или опасаюсь перетрудиться. Просто я не хочу больше этим заниматься. Я просто решил для себя раз и навсегда, что с криминалом завязываю. Хватит с меня.

– По-моему, это не то, Иваныч, – немного обиделся Батурин. – Я понимаю, сегодня у тебя трудный день: годовщина смерти жены и все такое. Извини, что выбрал неподходящее время для базаров. Давай все это завтра рулить будем.

– Ни завтра, Николай, ни позже никаких базаров не будет, – Полунин посмотрел Батурину в глаза. – Я тебе сказал, что завязываю с этим бизнесом. И так оно и будет. В конце концов и в этой стране можно жить нормальной жизнью. Хватит с меня того, что из-за моих авантюр погибла Анна. Я больше никому не хочу принести вреда. А вот совет тебе могу дать. Не связывайся с этими чуваками. Бензином одиночки не торгуют.

Полунин круто развернулся и вышел из кабинета. Николай некоторое время недоуменно смотрел ему вслед, а затем, пожав плечами, вышел и закрыл за собой дверь. Батурин действительно считал, что Владимир просто перенервничал, и решил повторить этот разговор через пару дней, когда, по его мнению, Полунин должен был успокоиться.

Выходя из полуарки, за которой скрывались ряды кабинетов, Владимир заметил, что и Шакирыч, и Болдин внимательно и настороженно смотрят в его сторону. Оба словно пытались прочитать на лице Полунина, что за разговор у него был с Батуриным, и понять, что им делать дальше. Владимир кивнул им, приглашая выйти вместе из ресторана.

– Что случилось, Иваныч? – настороженно поинтересовался Рамазанов.

– Ничего особенного, – усмехнулся Полунин. – Просто мне надоела эта компания. Да к тому же сын ждет. Вы едете со мной или здесь останетесь?

– А зачем тебя Колян с собой позвал? – Шакирыч внимательно посмотрел на Владимира. – Потом расскажу, – усмехнулся Полунин. – Так вы едете со мной или еще задержитесь?

– Не вопрос, – улыбнулся Славка. – Конечно, едем...

Все трое пошли к своим машинам, а через широкое окошко ресторана за ними наблюдали гости, приглашенные на поминки. Никто не мог понять, почему Полунин с друзьями покинули торжество. И лишь услышав от Батурина, что у Владимира появились неотложные дела, бригадиры успокоились, и вспыхнувшая было в них обида постепенно сошла на нет.

Когда Полунин с друзьями приехал к себе домой, Антон уже проснулся. Он гонялся по дому за радиоуправляемым джипом, пытаясь задавить им пестрого котенка, которого принес с собой несколько месяцев назад из детдома. Котенок, который давно перестал быть маленьким пушистым комочком и уже стал заглядываться на дворовых кошек, играть не разучился и лихо уворачивался от урчашей игрушечной машинки, иногда ударом лапы опрокидывая ее на бок. Антону это здорово нравилось, и его звонкий смех заливал весь дом.

Светлана, поджав под себя ноги, расположилась на кожаном диване в гостиной и с легкой улыбкой наблюдала, как Антон резвится с котенком. Услышав звук открывающегося замка, она поднялась и вышла навстречу Полунину. Антон тоже на секунду замер, а потом, услышав знакомые шаги, бросился навстречу отцу.

– Папа, папа, – закричал он с порога гостиной. – Иди посмотри, что там Пушок с моим джипом вытворяет!

– И что же он вытворяет? – улыбнувшись, поинтересовался Полунин.

– Да он на него, как тигр, прыгает, – захлебываясь от восторга и размахивая руками, кричал Антон. – Честно-честно! Знаешь, как классно!

– Антон, оставь отца в покое, – поворачиваясь к малышу, строго проговорила Светлана. – Ему еще руки вымыть нужно. И вам за стол пора...

– Вечно вы, тетя Светочка, все портите, – шмыгнув носом, обиженно пробормотал Антон. – Что ему, на котенка посмотреть только с мытыми руками можно? Он же не есть котенка будет!

– Точно, есть я его не буду, – рассмеялся Полунин. – Но тетю Свету слушаться нужно. Поэтому идем мыть руки и сядем за стол.

На несколько секунд на душе у Владимира стало вдруг легко и спокойно. В какие-то мгновения Светлана напомнила ему покойную жену, которая так же ласково и твердо осаживала заигравшегося Антона и так же тепло смотрела на Полунина, возвращавшегося с работы. Иллюзия оказалась настолько полной, что Владимиру вдруг захотелось подойти к Светлане поближе и обнять ее. Так, как он прижимал к себе Анну.

Но длилось это не более секунды. Сначала Светлана слегка отодвинулась к стене, давая ему пройти. Затем она мимо Полунина направилась встречать поднявшихся по лестнице Шакирыча и Славку. Раздались слова Антона:

– Папа, а почему я должен тетю Свету слушаться? Она же не мама...

Полунин вздрогнул. Действительно, Светлана не была Анной. И никогда ей не будет. Как никогда не сможет вернуться то ощущение счастья и спокойствия, что давала Полунину Анна. Глупо было тешить себя иллюзиями того, что все еще может вернуться.

Всего две женщины оставили в сердце Владимира глубокие следы. И обеих нет с ним. Рита Слатковская не смогла пойти против отца, сделав все, чтобы забыть зэка Полунина. А Анну Владимир погубил сам, принявшись играть в игры без правил. И Полунин решил, что третьей женщины в его жизни не будет. Его сердце навсегда будет принадлежать Анне. Как некий обет покаяния за прошлые грехи.

– А почему ты слушался дядю Ильдара? – сумев взять себя в руки, улыбнулся сыну Полунин. – Он же тоже не твой папа?

– Ну ты скажешь, – фыркнул Антон. – Дядя Ильдар вон какой большой и сильный. Разве его можно не слушать?

– Слушай, сын, что я тебе скажу, – Владимир опустился перед Антоном на корточки и потрепал его по щеке. – Человека слушаются, любят и уважают не только за то, что он большой и сильный. Еще очень нужно, чтобы этот человек был добрым и мудрым. А для этого совсем не обязательно быть большого роста. И, поверь мне, далеко не всех сильных людей стоит слушаться...

– Ага, конечно, – мальчишка скептически посмотрел на отца. – Если здорового мужика не слушаться, то он тебе просто даст в ухо, и все. Куда от него денешься?

– Никуда, – рассмеявшись, согласился Полунин. – Но если маленький человек мудрый и добрый, он не станет вести себя так глупо, чтобы ему могли дать в ухо.

Оказалось, что Светлана приготовила шикарный стол. Полунин не собирался устраивать каких-либо поминок. Единственное, что он собирался сделать, так это выпить с Шакирычем и Славкой по рюмке водки и вспомнить Анну. Однако судьба внесла поправки в его планы. Сначала Батурин организовал пиршество в «Оливере», а вот теперь и Светлана собрала у него дома поминальный стол. Полунин беспомощно остановился посреди кухни, глядя на расставленные по столу разнообразные блюда.

– Зачем это? – поинтересовался он у няни Антона, разогревавшей что-то на плите. – Я же ничего не просил.

– А вам и не нужно было о чем-то меня просить, – пожала плечами Светлана. – Я прекрасно знаю, что сегодня за дата. И догадываюсь, что вы сами не стали бы собирать стол. К тому же мама Ильдара Шакировича просила меня о вас позаботиться.

– Ну что же, спасибо, – Полунин подошел к столу. – Хотя я и не думаю, что это было необходимо.

– А вы и не думайте, – Светлана даже не повернулась от плиты. – Просто садитесь и обедайте.

Владимир не нашелся, что ответить на это. Он почувствовал, что его слова задели молодую женщину, кажется, искренне желающую о нем позаботиться. Но что-то помешало Полунину попытаться снять возникшее между ними напряжение.

Может быть, то, что шикарно накрытый на кухне стол напомнил Владимиру ресторан «Оливер», заполненный безразличными к его трагедии людьми. А может быть, то мимолетное наваждение, что посетило его по возвращении домой. Полунин не стал размышлять об этом. Он лишь пожал плечами и сел за стол на свое место возле окна.

– Эх, ни фига себе, пироги! – закричал Антон, забегая на кухню и забираясь ногами на стул. – И что мы сегодня празднуем?

На несколько мгновений в комнате повисла напряженная тишина. Взрослые не нашли, что ответить ребенку на такой простой вопрос. Полунин не хотел напоминать малышу о смерти его матери, а Светлана почему-то почувствовала себя неловко.

– Во-первых, молодой человек, прекратите выражаться. Это вас не красит, – проговорила она, снимая Антона со стула. – Во-вторых, забираться с ногами на стул неприлично. В-третьих, невежливо начинать есть до того, пока все гости не займут свои места. Ну и в-четвертых, пироги кушают вместе с компотом. А это третье блюдо. Если вы, сударь, учились считать, то должны знать, что перед цифрой «три» есть еще «один» и «два».

– Ладно, присаживайтесь к столу, – проговорил Владимир. – Разливай, Шакирыч, по стопочке. Нам сегодня есть что вспомнить...

Обед протекал размеренно и неторопливо. За столом почти никто не разговаривал. И даже Антон, почувствовав напряжение взрослых, притих. Он изредка растерянно всматривался в знакомые лица, словно пытаясь что-то вспомнить.

Светлана первой заметила это. Она тут же разрядила обстановку, сунув мальчишке два куска домашнего пирога и стакан компота. Антон принялся уплетать одно из самых любимых лакомств. Съев один кусок, мальчишка пробормотал с набитым ртом, обращаясь к отцу:

– Пап, там по телеку «Черепашки-ниндзя» начинаются. Можно я пойду в зал и доем пирог там?

Получив разрешение, Антон схватил кусок пирога и умчался включать телевизор.

– Слушай, Иваныч, – густым басом пророкотал Рамазанов, стараясь поймать взгляд Полунина. – Мы все любили и уважали Анну. Нам тоже непросто было смириться с тем, что ее больше нет. Но жизнь-то продолжается! Тебе придется научиться жить без нее. И не нужно себя винить. Ты ничего бы не смог изменить тогда.

– Первый раз старая перечница сказала что-то умное, – попытался было вставить слово Болдин, но Шакирыч оборвал его:

– Заткнись, Славка, – тихо, но твердо проговорил Рамазанов и вновь обернулся к Полунину: – Перестань себя терзать, Иваныч. Лучше возьми сына и поезжай куда-нибудь. Смени обстановку.

Полунин ничего не ответил. Он долгое время сидел молча, не поднимая головы от тарелки. Владимир знал, что Шакирыч прав. Занимаясь самобичеванием, он никому не делает лучше. Но Полунин был уверен, что никто никогда не снимет этот грех с его души.

Однако Владимир считал, что сейчас бессмысленно пытаться объяснить друзьям свои чувства. Редко случалось, что Рамазанов с Болдиным не понимали его. Но сейчас был именно такой случай. Он просто не мог объяснить друзьям, что творится у него на душе. Не мог и не хотел. Поэтому и долго молчал.

– В чем-то ты прав, Шакирыч, – наконец, прерывая затянувшуюся паузу, проговорил Полунин. – Мне с Антоном нужно действительно куда-нибудь съездить. Я перед смертью Анны обещал ему, что посмотрю вместе с ним Европу. Думаю, сейчас самое время выполнить свое обещание.

– Вот и молодец, – Рамазанов широко улыбнулся. – Прокатишься по Европе, развеешься. А там, глядишь, с новыми силами и за дела можно браться.

– Да, Иваныч, кстати, – встрепенулся Болдин. – Так что тебе Колян в «Оливере» говорил?

– Вот про дела он мне и говорил, – усмехнулся Полунин.

На мгновение он задержал взгляд на Светлане, раздумывая, стоит ли в ее присутствии пересказывать разговор с Батуриным. Она поняла этот взгляд и, сославшись на какие-то дела, поднялась из-за стола и покинула кухню. Полунин, посмотрев ей вслед, продолжил:

– Колян собирается кинуть каких-то залетных чуваков, приехавших за бензином. Предлагал мне поучаствовать.

– И что ты ему ответил? – лицо Шакирыча мгновенно потемнело.

– Сказал, что я больше этим не занимаюсь, – чуть улыбнулся Полунин. – Хватит. Хочу пожить спокойной жизнью.

– А вот это правильно! – расцвел Рамазанов. – Наигрались уже в жмурки с законом. Давно пора перестать выискивать приключения на свой зад.

– Ни хрена не правильно! – возмутился Болдин. – Это ты мхом порос. А Иваныч хоть и седой, но мужик еще в полном расцвете сил. Успеет он еще на печке с самоваром в обнимку насидеться. А сейчас нужно брать деньги, если они сами в руки идут...

– Нет, Славка. С авантюрами покончено, – устало проговорил Полунин. – В конце концов, в жизни каждого человека должен наступить момент, когда, кроме жажды наживы, должно появиться еще что-то. Более ценное. Иначе мир превратится в кошмар. Подумай над этим, Славка!

– Как скажешь, Иваныч, – пожал плечами Болдин и потянулся за бутылкой. – Ты у нас голова...

Глава вторая

– Володя? Полунин? Вот это встреча! – седовласый мужчина, сидевший в раскладном шезлонге на четвертой палубе теплохода, услышав голос, отложил в сторону англоязычный вариант «Аргументов и фактов», купленный недавно в Дувре во время недолгой экскурсионной стоянки, и обернулся к говорившему.

По направлению к нему от противоположного борта двигался худощавый парень лет двадцати семи. Он был одет в белую футболку с эмблемой фирмы «Найк» и шорты цвета кофе с молоком. Голову парня укрывала от солнца бейсболка с длинным козырьком, а глаза скрывались за продолговатыми зеркальными солнцезащитными очками. Полунин сразу узнал его.

– Димка? Миронов? Какими судьбами? – Владимир поднялся с шезлонга навстречу парню и протянул для рукопожатия руку. – Ты в каком порту сел?

– Обижаешь, Иваныч! – фыркнул Дмитрий. – Я не только не сел, но и садиться не хочу. Я, как говорят моряки, был взят на борт...

Они крепко обнялись, и Миронов занял соседний с Полуниным шезлонг. Владимир вгляделся в загорелое лицо парня. Знакомы они были уже давно. Лет восемь. И хотя встречались очень редко, испытывали друг к другу искренние дружеские чувства.

Миронов был сыном одного из крупнейших и авторитетнейших воров в законе. Полунин познакомился с его отцом еще тогда, когда сидел в зоне. Их свел Леня Бык, земляк Полунина и зоновский авторитет. Миронова посадили перед самым освобождением Владимира и Быка, и он принимал эстафету от Лени, чтобы стать нелегальным главой зоны.

Позже, после освобождения Миронова, Полунину в силу различных обстоятельств несколько раз приходилось встречаться с ним. В основном в Москве, где обосновался Миронов. И на одной из таких встреч он и познакомился с Дмитрием.

Миронов-младший был совершенно не похож на своего отца. Как внешне – отец высокий, крепкий и черноволосый, сын худощавый и рыжий – так и по характеру. В отличие от Василия, Дмитрий не хотел иметь никаких дел с преступным миром. Он учился в Гарварде и страстно увлекался компьютерами. И, насколько знал Полунин, достиг на этом поприще немало успехов.

Владимир и Дмитрий разговорились. Оказалось, что Миронов только что сдал последнюю сессию в Гарварде и теперь решил немного отдохнуть, чтобы окончательно определиться, чем заняться дальше. Он сел на теплоход во время последней остановки туристического круиза в Дувре и собирался две недели путешествия до Стамбула бездельничать и кадрить девушек. В Стамбуле Дмитрий собирался задержаться еще на неделю, а затем самолетом отправиться в Москву.

– А ты почему один? – хитро прищурившись, поинтересовался Миронов. – Решил сбежать от жены? Кстати, как она поживает?

Лицо Полунина мгновенно потемнело. Несколько секунд он медлил с ответом, словно собираясь с силами. Затем, посмотрев Дмитрию прямо в глаза, отрывисто произнес:

– Анна погибла.

– О господи! Извини, – Миронов покачал головой. – Я не знал. Мне никто ничего не говорил. Как это случилось?

– Как обычно. Парочка ублюдков расстреляла из автомата машину, в которой она оказалась, – сглотнув слюну, заполнившую рот, ответил Владимир. – Но не будем об этом.

– Хорошо, Иваныч. Без вопросов, – быстро согласился Дмитрий и осторожно спросил, опасаясь услышать худшее: – У тебя вроде сынишка был? Он не с тобой?

– Как не со мной? – слегка натянуто улыбнулся Полунин. – Вон он с негритенком играет.

– С негритенком? – удивился Миронов и повернулся в указанном Владимиром направлении.

Антон, загорелый почти дочерна, возился на специально оборудованной для детей площадке четвертой палубы. Вместе с чернокожим мальчишкой они сидели у неглубокого бассейна и старательно разбирали модель парусника, которую перед этим спускали на воду.

Некоторое время Полунин с Мироновым молча наблюдали за ними. Владимир глядел на сына и думал о том, как хорошо было бы в мире, если бы все люди могли так же понимать и ладить друг с другом, как Антон с молодым темнокожим англичанином. А еще Полунин думал о том, что Анна бы сейчас непременно порадовалась за сына. Шустрого и самостоятельного.

– Иваныч, может, пойдем что-нибудь выпьем за встречу? – сказал Миронов.

– Давай лучше позже, – предложил Полунин. – Сейчас слишком жарко. Уложу Антона спать, тогда и посидим спокойно, поговорим.

– Как скажешь, – согласился Дмитрий. – Тогда в десять в баре на шестой палубе?

– Заметано, – согласился Владимир.

Миронов встал с шезлонга и попрощался. Он повернулся и пошел к противоположному борту. Полунин несколько секунд следил за ним. До тех пор, пока Дмитрий не подошел к молодой длинноногой девушке, видимо, ждавшей его там все время, пока они с Полуниным разговаривали. С улыбкой посмотрев на них, Владимир покачал головой и вспомнил день, когда они с сыном выезжали из города.

* * *

Небо хмурилось, закрывшись от людских глаз темно-синими тучами. Подул резковатый и слишком прохладный для этого времени года ветер, поднимая пыль и мусор с обочин дорог и растрескавшегося асфальта тротуаров. Где-то вдалеке грохотал гром, и вот-вот должен был начаться настоящий ливень, делая погоду совершенно не подходящей для прогулок. Словно сама природа гневалась, не желая отпускать Полунина из города.

– Иваныч, может быть, завтра поедете? – сказал Рамазанов. – Смотри, вон непогодь какая. Видимость совсем никуда. А еще дождь пойдет. Не дай бог, что-нибудь на дороге случится.

– Я, Шакирыч, не первый год машину вожу, – усмехнулся Полунин. – К тому же, говорят, что уезжать в дождь – хорошая примета.

– С каких это пор ты, Иваныч, приметам веришь? – Болдин, проверявший торцовым ключом крепления гаек на колесах, распрямился и с иронией посмотрел на Владимира. – Может, перекрестить тебя на дорожку?

– Это я тебя сейчас перекрещу, – Полунин повернулся к нему. – Монтировкой, например.

Славка в наигранном испуге отшатнулся от Владимира и спрятался за капот «БМВ». Антошка, крутившийся поблизости от Болдина, засмеялся и бросился за машину догонять Славку. Болдин побежал от него, прячась за спины Шакирыча и Полунина. Владимир некоторое время наблюдал за их игрой, а затем поймал Антона и поднял на руки.

– Все. Поиграли, и хватит, – проговорил он, опуская сына на землю. – Сейчас тетя Света спустится попрощаться, и мы с тобой уезжаем.

Однако раньше няни Антона, плавно закатившись под арку в центре дома, во двор въехал сверкающий никелем темно-синий джип. Автомобиль свернул вправо и припарковался неподалеку от «БМВ» Полунина. Мужчины удивленно переглянулись.

– Зачем это сюда нелегкая Веселовского принесла? – ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался Болдин.

Никто ему не ответил. Лишь Полунин слегка пожал плечами, глядя на останавливающийся джип. Дверка внедорожника открылась, выпуская на свет божий низкого, пухлого, лысоватого мужчину в дорогом черном костюме. Мужчина тщательно оправил отутюженные брюки и только после этого направился в сторону Полунина с друзьями.

Веселовский Александр Михайлович был генеральным директором того самого перерабатывающего комплекса «Нефтьоргсинтез», из-за войны за который и погибла жена Полунина. Правда, сам Веселовский к этому никакого отношения не имел. Он лишь умело подстраивался под сменяющихся владельцев предприятия, бессменно оставаясь на своем посту.

Руководил Веселовский «Нефтьоргсинтезом» как ставленник Сатарова. Остался он на посту гендиректора и после окончания операции, проведенной ФСБ в «Аркаде». Так его наградили за оказанную государству помощь. А поскольку Веселовский был угоден многим чиновникам в аппарате мэрии, Полунин не сомневался, что пробудет Александр Михайлович на этом посту до конца своих дней. Если, конечно, не пойдет на повышение.

Владимир не испытывал ненависти к Веселовскому. Но и приятельских чувств к гендиректору у него не было и не могло быть. Полунину всегда были неприятны люди такого типа: «шестерки», умеющие вовремя подлизать нужную задницу и получить за это поощрение.

– Владимир Иванович, я хотел бы с вами поговорить, – Веселовский протянул вперед руку для приветствия, но Полунин не обратил на нее никакого внимания. Гендиректор смутился, но постарался не подать вида. – Я собирался навестить вас завтра. Однако сегодня узнал, что вы собираетесь уезжать, а возникшая проблема требует безотлагательного решения, – как ни в чем не бывало продолжал говорить Веселовский. – Может быть, пройдете в мою машину?

– Зачем? – Полунин равнодушно посмотрел на него. – Не вижу в этом надобности. Во-первых, потому что сомневаюсь, есть ли что-нибудь такое, что я хотел бы обсудить с вами, господин Веселовский. А во-вторых, предпочитаю перед отъездом подышать свежим воздухом. В машине я еще успею насидеться.

– Вопрос действительно очень важный, – продолжал упорствовать гендиректор «Нефтьоргсинтеза». – Он напрямую касается и вас, и возглавляемого пока мною предприятия. Может быть, хотя бы отойдем в сторону?

– Нет необходимости, – так же равнодушно проговорил Владимир. Однако слово «пока», которое акцентировал Веселовский, вызвало у Полунина некоторый интерес. – Все, что вы хотите сказать мне, можете говорить при моих друзьях. У меня нет от них секретов.

– Хорошо, – сделав глубокий вдох, согласился гендиректор и начал свой рассказ.

Полунин внимательно его слушал, и постепенно выражение его лица менялось от равнодушного к раздраженному и, наконец, удивленному. От взгляда Веселовского не ускользнули эти изменения в отношении Владимира к новой информации, и гендиректор почувствовал внутреннее удовлетворение. Не так уж часто удавалось людям удивить Полунина...

Чуть больше года назад, когда в городе началась охота за акциями «Нефтьоргсинтеза», Владимир, поддавшись на уговоры Самбиста, решил поучаствовать в этой игре. Для скупки акций была создана фирма, которую возглавил главный инженер «Нефтьоргсинтеза» некто Соловейчик. Позже именно он получил доверенность на право распоряжаться акциями Полунина и Самбиста.

Когда убили Анну и Самбиста и началась охота за Полуниным, в руках Соловейчика оказалось в общей сложности сорок пять процентов акций. Сатаров, который и развязал беспредел, наняв бригаду киллеров, надавил на Соловейчика и заставил главного инженера передать ему акции. Теперь эта история получила продолжение.

– Так вот, – закончил свой рассказ Веселовский. – Поскольку на руках Соловейчика была лишь доверенность на право пользования акциями, то передавать их Сатарову он не имел никакого права. Тогда кое-какие документы были подделаны, но сейчас с этим разобрались. И акции возвращаются их законным владельцам...

Веселовский на некоторое время замолчал, ожидая от Полунина какой-нибудь реакции. Однако Владимир, замерев с окаменевшим лицом, не произнес ни слова. Веселовский шмыгнул носом и продолжил рассказ, едва заметно пожав плечами:

– Насколько мне известно, вы с Самбистом завещали друг другу собственные акции в случае насильственной смерти, – проговорил гендиректор. – Так что, Владимир Иванович, у вас сейчас на руках сорок процентов всех акций «Нефтьоргсинтеза». Пять процентов мы переслали Соловейчику в Израиль. Пять находятся у меня, как вы знаете, и десять процентов в распоряжении Томашевского.

Веселовский вновь сделал паузу, глядя снизу вверх в лицо Полунина. А Владимир словно и не замечал его присутствия. Он смотрел куда-то вдаль, стиснув зубы и сжав кулаки.

– Те сорок процентов, что принадлежали Сатарову и его подручному Романенкову, в ближайшее время поступят в свободные торги, – снова не дождавшись реакции на свои слова, вынужден был продолжить генеральный директор. – Не все, конечно. Около пятнадцати процентов получает администрация области, десять переходят во владение федералов, а остальные будут свободно продаваться. Вы, как крупнейший держатель акций, должны решить, будет ли «Нефтьоргсинтез» участвовать в этих торгах. К тому же кое-какие неотложные дела перерабатывающего комплекса требуют вашего присутствия. Может быть, вы сможете отложить поездку? По крайней мере, хотя бы на месяц?

– Мне не нужны эти акции, – наконец, расцепив зубы, глухим голосом проговорил Полунин.

– Хорошо, – пожал плечами Веселовский. – Тогда я отдам распоряжение отказаться от использования в торгах резервных фондов предприятия...

– Вы не поняли меня, – резко перебил директора Владимир. – Мне не нужны те сорок процентов, которые, как вы говорите, принадлежат мне!

– Извините, Владимир Иванович, – опешил Веселовский. – Как вас понимать?

– А так и понимайте, Александр Михайлович. Я отказываюсь от этих акций.

– То есть хотите их продать? – все еще отказывался понимать очевидное гендиректор. – Хорошо. Я знаю покупателя. Томашевский готов выложить за них круглую сумму...

Владимир отшатнулся. Ведь именно из-за вмешательства в дела «Нефтьоргсинтеза» Томашевского и началась в городе кровавая бойня. Этот прожженный делец из столицы потихоньку скупил все старые долги предприятия и, явившись к Полунину, потребовал либо немедленных выплат, чего перерабатывающий комплекс не мог себе позволить, либо передачи в его владение в счет погашения долга тридцати процентов акций «Нефтьоргсинтеза».

Ни Полунина, ни Сатарова эти варианты не устраивали. И пока Владимир искал возможность компромиссного решения проблемы, Сатаров разыграл карты по-своему. Он нанял киллеров для устранения партнеров. И именно Томашевского Владимир считал одним из главных виновников разыгравшейся трагедии. Хотя тот был совершенно непричастен к убийствам. Разве только тем, что его появление послужило поводом для развязывания бойни Сатаровым.

– Если ты, паскуда, еще раз произнесешь при мне это имя, я тебя заставлю свой собственный язык откусить, – прорычал Полунин, наклоняясь к Веселовскому. – Понял меня, петух?..

– Понял, понял! – залепетал тот, покрывшись липкой испариной. – Только успокойтесь. Не хотите продавать акции Томашевскому, найдем другого покупателя...

– Ну-ка, иди, мил человек, подожди в сторонке, – неожиданно для обоих вмешался в разговор Шакирыч. – Иваныч, пошли отойдем на пару слов. Спросить кое о чем хочу.

– Ты что, охренел совсем, дурак? – тихо, но возмущенно зарокотал Рамазанов, едва они с Владимиром удалились на достаточное расстояние от Веселовского. – Совсем базары не фильтруешь? Что за пургу ты погнал? Почему от акций отказываешься? За помелом-то следи...

– А я и слежу! – рявкнул на него Полунин. – Эти бумажки гребаные все кровью залиты. Именно из-за них Анна погибла, и я никогда руками больше к этому дерьму не притронусь!

– Дурак тарасовский! – схватил его за грудки Шакирыч. – Анна своей кровью за эти гребаные фантики заплатила. Из-за них ее порешили. А теперь ты хочешь сделать так, что ее смерть напрасной была? Охренел совсем? Хоть бы память ее уважал, раз свое горе не ценишь.

Полунин оттолкнул от груди руки Рамазанова и опустил голову. Шакирыч был абсолютно прав. Если в борьбе за акции «Нефтьоргсинтеза» в жертву была принесена Анна, то, отказываясь от них, Владимир делал смерть жены совершенно бессмысленной. Получалось, что умерла она из-за мимолетной прихоти мужа, решившего немного поиграть в крутого бизнесмена. Полунин покачал головой, стараясь отогнать тот ужас, который почувствовал от одной мысли об этом. Рамазанов заметил его смятение и продолжил уже спокойнее:

– О сыне хотя бы подумай. Этими бумажками ты ему безбедное будущее обеспечишь. От своего автосалона ты крохи имеешь. А тут хоть в Гарвард сына учиться отправишь, хоть еще куда. И Анна будет знать, что не зря погибла.

– Ты прав, Шакирыч, я сморозил глупость, – окончательно сдался Полунин. – Пойдем обратно. Сейчас все и решим...

Отложить туристическую поездку вокруг Европы Владимир наотрез отказался. Он считал, что не имеет права обмануть сына. А поскольку дела в нефтеперерабатывающей компании требовали немедленных действий, Полунин решил выписать доверенность на право использования его акций для решения спорных вопросов внутри фирмы.

Владимир предложил акции сначала Рамазанову, а затем и Славке. Однако оба категорически отказались, сославшись на то, что ничего не знают об этом бизнесе. У них и в собственной фирме Полунина дел хватает с избытком, и взваливать на себя новую ответственность ни Шакирыч, ни Болдин не хотели.

Полунин усмехнулся. Похоже, ничего другого ему не оставалось, как выписать доверенность на имя Веселовского. Владимир вспомнил свои недавние рассуждения по поводу возможности гендиректора хорошо жить при любом начальстве и, грустно улыбнувшись, иронично похвалил себя за прозорливость. Похоже, Веселовский останется на своем месте и при единоличном правлении Полунина.