Текст книги "Великий закон славян"

 
По своему установлению,
о Митра-Варуна прозорливые,
Вы охраняете заветы (богов),
волшебной силой Асуры.
Благодаря закону вы царствуете во всей вселенной.
 

(РВ V.63.7)

Варуна называется «хранитель закона богов» (РВ V.2.8), и вместе с тем, обращаясь одновременно к обоим богам, поэт подчеркивает великую, практически непостижимую для человеческого разума тайну риты:

 
Законом сокрыт ваш крепкий закон
(Там), где распрягают коней солнца.
 

(РВ V.62.1)

Французский исследователь Рену истолковывает это место как указание на то, что космический закон Митры-Варуны скрыт от людей на высшем небе, а их глазам открыт лишь закон круговращения солнца. Однако, с учетом исследований Ф.Б.Я. Кейпера, мы знаем, что это место говорит о подвластных Варуне глубинах мировых вод, что отождествляет риту с глубинной мудростью. Забегая немного вперед, скажем, что аналогичный взгляд на непостижимость вселенского закона существовал и в Иране, где он был известен как Арта. Напомним, что в уже приведенном выше фрагменте «Авесты» Заратуштра, избранный самим Ахура-Маздой в качестве посредника между ним и людьми, говорит о том, что постижение (по всей видимости, в данном контексте подразумевается полное постижение) Арты выше его сил:

 
Арта-Правда, Дух огня, разве в силах я постичь, понять
Boxy Ману и тебя, хоть и ведаю, где к Мазде путь.
 

Эти красноречивые свидетельства из двух индоевропейских традиций подтверждают высказанное в начале главы мнение о причинах отсутствия у народов данной языковой семьи специальных произведений о вселенском законе.

В РВ отмечается и следующее общее космогоническое деяние обоих богов:

 
С тех самых пор, о Митра-Варуна,
когда за пределы Закона
Вы поместили Беззаконие – своим рвением…
 

(РВ I.1392)

Данное противопоставление вполне соответствует другой хорошо известной мифологической оппозиции – Космос и Хаос. Из этого деяния вытекает и их следующая общая функция:

 
Они ведь каратели за многие беззакония —
Митра, Арьяман, Варуна.
Они возросли в обители закона,
Мощные сыновья Адити, не поддающиеся обману.
 

(РВ VII.60.5)

Тема подавления беззакония обоими верховными богами поднимается в самом начале другого посвященного им гимна:

 
Вы оба одеваетесь в одежды из жира.
Ваши непрерывные мысли – непрерывные потоки.
Вы подавили все беззакония.
О Митра-Варуна, вы следуете закону.
 

(РВ I.152.1)

Аналогичные представления о богах, карающих за нарушение законе, существовали и у скандинавов, как это следует из «Саги об Эгиле»: «Тогда Эгиль обернулся и сказал:

– Я беру в свидетели тебя, Аринбьярн, и тебя, Торд, и всех, кто теперь слышит мои слова, и лендрмянов, и знатоков законов, и весь народ. Я запрещаю заселять и использовать земли, которые принадлежали Бьярну. Я запрещаю это и тебе, Берганунд, и всем другим, как жителям нашей страны, так и чужеземцам, как знатным, так и незнатным. Всякого, кто это сделает, я обвиняю в нарушении законов и порядков страны и призываю на него гнев богов»[14]14
  Исландские саги. – М., 1956. – С. 173.


[Закрыть].

Еще один ведийский гимн рассматривает Варуну, вооруженного петлями (в данном гимне они приписываются обоим богам), как преграду для беззакония, но вместе с тем отмечает, что эти боги помогают людям (очевидно, следующим рите) пересекать трудности:

 
Они, имеющие много петель, – это две преграды для беззакония,
Через которые трудно проникнуть обманщику-смертному.
О Митра-Варуна, (идя) путем закона, пусть благодаря вам
Мы пересечем трудности, словно воды, на лодке!
 

(РВ VII.65.3)

Варуна называется «вождем закона» (РВ VII.40.4), и закон является его украшением (РВ V.66.1). Однако это грозное божество было не только карающим по отношению к вершащим беззаконие, но и направляющим и поддерживающим по отношению к соблюдающим закон людям. Арии обращались к нему как

 
К соблюдающему закон Адитье,
поддерживающему народы,
К царю, поддерживающему народы!
 

(PB IV.12)

 
В другом гимне они призывают:
Самых лучших из всех существ,
Митру-Варуну, мы хотим усилить для вас хвалебными песнями
(Тех двоих) несравненных, правящих лучше всех,
Что вместе правили народами, словно уздой, своими руками.
‹…›
Даруйте нам, о Митра-Варуна, неодолимую
Защиту, (все) заслоняющую собой, которая (есть) у вас,
о (боги) с прекрасными дарами!
 

(РВ IV.67.1–2)

Тема защиты была весьма актуальной для ведущих непрерывные войны ариев, и она неоднократно повторяется в их обращениях к божествам:

 
Даруйте нам безошибочную,
О Митра-Арьяман, мужественную,
О Варуна, достойную хвалы тройную защиту, о Маруты!
 

(РВ VIII.1821)

Или:

 
Мощной пусть будет поддержка троих (богов):
Пребывающая на небе (поддержка) Митры, Арьямана,
Трудноодолимая – Варуны!
 

(РВ X. 185.1)

Как видим, хотя функция защиты и поддержки принадлежала многим богам, но, как и карающая функция, в первую очередь она соотносится именно с Варуной. Из его собственных слов следует, что именно этому богу принадлежит владычество над продолжительностью жизни человека:

 
Мне изначально принадлежит царство, владыке
Всех сроков жизни – как (знают) о нас все бессмертные.
Боги следуют решению Варуны.
Я правлю народом, чье тело наилучшего вида.
 

(PB IV.42.1)

Эта же тема с констатацией того, что Варуна царь как над людьми, так и над богами, звучит и в другом гимне:

 
Ты Варуна – царь для всех,
И для тех, кто боги, о Асура, и для тех, кто смертные.
Даруй нам увидеть сто осеней!
Мы хотим достигнуть хорошо установленных,
прежних жизненных сроков!
 

(РВ 11.27.10)

Относительно людей гимны подчеркивают следующую роль обоих богов:

 
Вы двое, о Митра (и Варуна), объединяете
Этот народ и ведете его вместе.
 

(РВ V.65.6)

Поскольку прямой путь соотносился с правдой, законом и истиной еще в индоевропейские времена, именно по нему боги и вели объединенный и возглавляемый ими народ ариев:

 
Прямо ведущий Варуна,
Митра-знаток пусть поведет нас,
(А также) Арьяман вместе с богами!
 

(РВ 1.90.1)

 
В другом месте особо подчеркивается:
Ведь они истинные, соприкасающиеся с законом,
Творящие закон в отношении каждого человека,
Добрые поводыри, добрые дарители,
Создающие широкий простор даже из узости.
 

(РВ V.67.4)

Или:

 
Они два истинных повелителя, усиливающих закон,
Действующих по закону в отношении каждого человека.
 

(РВ V.65.2)

При этом именно Варуна позволяет смертным достичь источника закона, соприкоснуться с ним. Певец молит его:

 
Ослабь грех на мне, словно пояс!
Пусть будет нам удача (в том, чтобы достигнуть)
источника твоего закона, о Варуна!
 

(РВ 1128.5)

Опять-таки одному ему приписывается создание молитвы – средства общения между людьми и богами:

 
Варуна создает молитву.
К нему, ведающему путь, мы обращаемся.
Он открывает сердцем мысль!
 

(I.105.15)

В другом гимне отмечается, что во время жертвоприношения уже оба бога способствуют поэтическому творчеству риши:

 
Волосатые жены криками приветствуют закон,
Когда вы, о Митра, о Варуна, воспеваете путь (жертвы к богам).
Сами выпустите на волю, сделайте набухшими поэтические мысли!
Вы двое управляете мыслями вдохновенного.
 

(РВ I.151.6)

В развитие этой темы другой поэт говорит:

 
Дорогое священное слово, которое установлено богами,
Я (получаю его) у Митры, у Варуны (то),
которое оберегает.
 

(РВ V.422)

Следует отметить, что с певцами связаны оба верховных бога. Так, Варуна своей силой даровал прозрение Васиштхе и сделал из него божественного певца и провидца, как об этом от имени самого Васиштхи рассказывается в одном из гимнов Ригведы:

 
Когда мы двое восходим на корабль: Варуна и (я),
Когда выводим (корабль) на середину океана,
Когда движемся по поверхности вод,
Мы будем вдвоем качаться на качелях – для блеска.
 
 
В самом деле, Васиштху Варуна посадил на корабль,
(Он), мастер, сделал (его) риши (своими чудесными) силами,
Певцом, (он), вдохновенный, в счастливейший из дней,
Пока продлятся небеса, пока – зори.
 

(РВ VII.88.3–4)

Как уже отмечалось в книге «„Голубиная книга“ – священное сказание русского народа», Варуна был богом изначальных космических вод, и, посадив человека на корабль, он показывает ему сокровенное чудо – смену дня и ночи (VII.88.2). Воочию узрев одну из тайн мироздания, недоступную взорам простых смертных, Васиштха обретает мудрость и поэтический дар. Показательно, что чудо прозрения происходит не где-нибудь, а именно в середине океана – родной стихии Варуны. Анализировавший это место Ф.Б.Я. Кейпер отмечал, что провидец не может получить последнего видения до тех пор, пока бог не сажает его на корабль. С другой стороны, и Митра «приводит в порядок людей, благосклонен к певцу» (РВ III.59.5). Даруемое ими духовное богатство очень рано стали соотносить и с богатством материальным. Называемый вместе с землей Митра получает эпитет «щедрый» (РВ IV.3.5), а относительно второго верховного бога, упоминаемого вместе с Индрой, который частично взял себе его функции, говорится:

 
Ведь эти Индра и Варуна лучше всех наделяют сокровищем
Мужей, которые так трудятся при обряде.
 

(РВ IV.41.3)

В послеведийский период, когда Варуна окончательно превратился в простого бога моря, он изображался с петлей, раковиной, лотосом и коробкой с драгоценностями. Однако основа этих представлений была заложена еще в ведийский период, когда арии молили Индру, к которому перешла функция верховного божества, даровать им мощное богатство, описываемое ими так:

 
Дающее хорошее оружие, хорошую помощь, хорошее руководство,
Исходящее из четырех морей, основу богатств,
Заслуживающее воспевания (и) восхваления, многожеланное —
Нам даруй яркое, мощное богатство!
 

(РВ Х.472)

Если море было стихией Варуны, то и число четыре не было случайным – ниже мы увидим, что на Руси оно соотносилось с Морским Царем Перуном.

С одним этим богом Веды связывают и космогонические деяния. Сам о себе Варуна говорит:

 
Я сделал набухшими текучие воды,
Я поддержал небо в сидении закона.
По закону сын Адити, хранитель закона,
Трояко распластал землю.
 

(РВ IV.42.4)

Другой гимн констатирует:

 
Среди деревьев протянул он воздух,
Волю к победе Варуна (вложил) в скакунов, молоко – в коров,
Вдохновение – в сердца, Агни – в воды,
Солнце поместил на небо, сому – на гору.
 

(РВ V.85.2)

Вновь ему одному приписываются следующие действия:

 
Варуна проложил пути солнцу.
Он вы(пустил) потоки рек, впадающие в море.
Словно скаковых кобылиц, (чей) бег отпущен, (он),
соблюдающий закон.
Он создал могучие русла для течения дней.
 

(РВ VII.87.1)

Солнце воспринималось как глаз Митры, Варуны, Агни (РВ I.115.1), однако только от двух верховных богов оно получает свой цвет:

 
Сурья принимает этот цвет Митры (и) Варуны,
Чтобы быть видимым в лоне неба.
 

(РВ I.115.5)

Это утверждение следует понимать в том смысле, что светлый облик солнца во время его дневного пути связан с Митрой, а его темный облик во время ночного пути – соответственно с Варуной. В 8-м и 10-м четверостишиях гимна 24 мандалы I РВ отмечаются такие деяния этого божества:

 
Ведь широкий сделал Варуна
Путь для солнца, чтобы следовать (ему).
‹…›
Вон те звезды, что вверху укреплены, —
Ночью они видны. Куда же днем уходят?
Непреложны обеты Варуны:
Озирая (все вокруг), бродит ночью луна.
 

Движения солнца, луны и звезд здесь изображаются как частные проявления вселенского закона рита, охраняемого Варуной. Отдельно подчеркивается, что «реки движутся по (вселенскому) закону Варуны» (РВ II.28.4). В гимне, посвященном Агни, космический закон приравнивается к воде, стихии Варуны: «кто достиг потока, вселенского закона» (РВ I.67.7–8).

Как уже отмечалось, теснее всего этот бог был связан с водами, и в одном месте (РВ VIII.41.8) он даже называется «тайным океаном, мощным». Там же (шестистишия 2-е и 9-е) постулируется его связь с реками:

 
(Он тот), кто (живет) у истока рек;
Окруженный семью сестрами, он (находится) посредине.
‹…›
Прочно сиденье Варуны,
Он правит семью (потоками).
 

Ведийские риши периодически обращались к этому образу:

 
Надзирает за местом этих рек
Варуна, грозный, тысячеокий.
(Он) царь царств, украшение рек.
Непоколебима его власть, длящаяся весь век.
 

(РВ VII.34.10–11)

«Воплощающий блеск власти» Варуна находится в водах, откуда и надзирает за всем:

 
Варуна, чей завет крепок,
Расположился в водах
Для безраздельной власти, (он) очень умный.
 
 
Оттуда все сокрытое
Наблюдает внимательный,
Сотворенное и что будет сотворено.
 

(РВ I.25.10–11)

 
Именно оттуда он следит за поступками людей:
Среди кого движется посредине царь Варуна,
Взирая на правду и ложь у людей,
(Те), что медом сочатся, прозрачные, чистые,
Эти божественные воды пусть мне здесь помогут!
 

(РВ VII.49.3)

Обращаясь к русскому язычеству, мы, в первую очередь, должны ответить на вопрос, существовали ли и там два верховных бога, типологически сходных с индийскими Варуной и Митрой. Ответ нам дают русские летописи. Единственной божественной парой, устойчиво фиксируемой ими, являются Перун и Волос. То, что они были не просто богами, а верховными богами языческой Руси, явствует из того, что совместно они выступают небесными гарантами соблюдения русскими договоров с Византией, в то время как с греческой стороны гарантом является христианский бог. Одно это наглядно свидетельствует о месте Перуна и Волоса в древнерусском языческом пантеоне. Именно своими главными и наиболее почитаемыми богами клянутся стороны при заключении важнейших международных договоров, определяющих на будущее взаимоотношения обоих народов.

Повествуя о славном завершении похода Вещего Олега на Константинополь в 907 году, летописец пишет: «Царь же Леонъ со Олександромъ миръ сотвориста со Олгом, имшеся по дань и ротѣ заходивше межы собою, цѣловавше сами крестъ, а Олга водивше на роту, а мужи его по Рускому закону кляшася оружьемъ своимъ, и Перуном, богомъ своимъ, и Волосомъ, скотьемъ богомъ, и утвердиша миръ»[15]15
  ПВЛ. – М.; Л., 1950. – Ч. 1. – С. 25.


[Закрыть]. Итак, мы видим, что при заключении мира византийские императоры целуют крест, а Олег идет на роту, причем его люди клянутся оружием, Перуном и Волосом. Вполне логично будет предположить, что между обоими языческими божествами и ротой существовала какая-то связь, и притом достаточно тесная, поскольку в противном случае в роли ее гарантов выступили бы другие боги.

Второй раз эта ситуация повторяется в договоре Святослава с Византией в 971 г., в тексте которого опять фигурирует эта загадочная рота: «Азъ Святославъ, князь руский, якоже кляхъся, и утверждаю на свѣщаньѣ семь роту свою…»[16]16
  Там же. С. 52.


[Закрыть]. В этом договоре предусматриваются следующие последствия его несоблюдения: «Аще ли от тѣхъ самѣхъ прежереченыхъ не съхранимъ, азъ же и со мною и подо мною, да имѣемъ клятву от бога, въ его же вѣруемъ в Перуна и въ Волоса, скотья бога, и да будем золоти, яко золото, и своим оружьем да исѣчени будемъ»[17]17
  Там же. С. 52.


[Закрыть]. – «Если же не соблюдем мы чего-либо из сказанного раньше, пусть я и те, кто со мною и подо мною, будем прокляты от бога, в которого веруем, – от Перуна и Волоса, скотья бога, и да будем желты как золото, и своим оружием иссечены будем». Помимо того, что здесь вновь обозначается роль пары Перун – Волос как гарантов договора, здесь также обрисовываются те последствия, которые ожидают русов в случае нарушения ими клятвы и роты: они пожелтеют, как золото, и будут иссечены своим оружием. Последнее наказание будет подробнее рассмотрено ниже, а о первом следует отметить, что корни представлений о подобной каре как о божественном наказании были настолько древними, что нашли отражение даже на лексическом уровне: «В вологодских говорах сыпь от золотухи на лице называется божье: Вишь, как у него божье-то выступило»[18]18
  Меркулова В.А. Народные названия болезней // Этимология, 1970. – М., 1972. – С. 196.


[Закрыть].

В тексте договора 944 г. Волос отсутствует, однако объясняется это, по всей видимости, не какими-то глобальными причинами, а личным характером Игоря. Все остальные компоненты предшествовавшего и последующего договоров с Византией (рота, Перун и клятва на оружии) там присутствуют. Летописец отмечает, что когда послы привезут договор с Византией Игорю и его людям «и ти, принимающе харатью, на роту идуть хранити истину, яко (же) мы свещахом (и) написахом харатью сию, на нем же суть имена наши написаны. Мы же, елико нас хрестился есмы, кляхомъся церковью святаго Ильи… А некрещении Русь (да) полагаютъ щиты своя и мечи своя наги (и) обручи свои и (прочаа) оружья, (и) да кленутся о всемь, яже суть написана на харатьи сей…»[19]19
  ПВЛ. – С. 38.


[Закрыть]. Однако текст и этого договора подчеркивает связь, существовавшую между Перуном и обрядом роты: «Заутра призва Игорь слы, и приде на холмъ, кде стояше Перунъ, и покладоша оружье свое, и щиты, и золото, и ходи Игорь ротѣ и люди его, елико поганыхъ Руси…»[20]20
  Там же. С. 39.


[Закрыть]. – «Утром призвал Игорь (византийских) послов и пришел на холм, где стоял Перун; и сложили оружие свое, и щиты, и золото, и ходил Игорь по роте и люди его – столько было язычников на Руси…». Следовательно, особо торжественный обряд хождения по роте при заключении важнейших международных договоров совершался князем и его дружиной у идола Перуна, выступавшего верховным гарантом соблюдения роты и в случае ее нарушения обрекавшего преступившего ее на смерть. В самом тексте договора 944 г. вновь подчеркивается, что нарушитель его с русской стороны «…будеть достоинъ своимъ оружьемъ умрети, и да будеть клятъ от бога и от Перуна, яко преступи свою клятву»[21]21
  Там же. С. 38–39.


[Закрыть]. Имеются некоторые следы того, что не только Перун, но и Волос в одиночку был связан с заключением договора. В летописи он именуется «скотьем богом», из-за чего Волоса некоторое время считали богом – покровителем скота. Однако казна на Руси до XVI в. называлась «скотницей», и в настоящее время в науке прочно утвердилось мнение, рассматривающее Волоса как бога богатства вообще. В условиях Древней Руси богатство можно было добыть либо путем войны, либо путем торговли. Поскольку патроном военной сферы был Перун, можно предположить, что торговле покровительствовал Волос. Но торговля автоматически предполагает договор между продавцом и покупателем. Этимология происхождения имени Волос окончательно не выяснена, но можно предположить его связь с человеческим волосом. Последнее слово, по мнению В.В. Мартынова, является заимствованием в славянском языке из иранского[22]22
  Мартынов В.В. Глоттогенез славян // ВЯ. – 1985. – № 6. – С. 48.


[Закрыть]. Если имя бога и название волос действительно связано, то любопытную аналогию мы находим у западных славян, теснейшая связь которых с северной частью восточных славян в различных областях была показана в части I. Рассказывая о верованиях лютичей-волотов, Титмар, епископ Мерзебургский, отмечает: «Мир заключают они, отрезывая на голове несколько волос, смешивая их с травою и подавая правую руку»[23]23
  Стасюлевич М. История средних веков. – СПб., 1886. – Т. 2. – С. 652.


[Закрыть]. Как видим, обряд заключения мира у западных славян своими корнями опять-таки восходил к зафиксированным «Голубиной книгой» представлениям об антропоморфном Первобоге и подобии ему человека: наряду с деревьями трава вполне могла восприниматься как волосы Первобожества. Мир в буквальном смысле «связывался» смешанными между собой божественными и человеческими волосами. Близкородственные представления мы видим и у восточных славян. Автор поучения против русского язычества «Беседа Григория Богослова об испытании града» пишет: «А инъ градъ чьтетъ; овъ же дрьнъ въскроущь на главе покладая, присягоу творить. Овъ присягы костьми человечами творить»[24]24
  Аничков Е.В. Язычество и древняя Русь. – СПб., 1914. – С. 94.


[Закрыть]. Согласно этому свидетельству, присягу на Руси совершали, либо положив на голову вырезанный кусок земли с травой, либо на человеческих костях. В первом случае параллелизм между травой на куске земли (божественными волосами) и волосами на голове человека налицо. Что касается человеческих костей, то они, согласно духовному стиху, произошли от камней, которые, в свою очередь, исходя из реконструкции утраченной части «Голубиной книги», воспринимались как кости Первобога. Соответствующий параллелизм в клятве на них мы вновь видим у западных славян: «И удерживаемы были славяне… от того, чтобы клясться на деревьях, источниках и камнях…»[25]25
  Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и крещение Руси. – М., 1988. – С. 201.


[Закрыть]. Отмеченный устойчивый параллелизм языческих клятв на частях человеческого тела и объектах природы, воспринимаемых мифопоэтическим сознанием как части Первобога, позволяет нам понять их сущность. Как было отмечено выше, разделенные части Первобога пребывают в порядке благодаря вселенскому закону, изначально присутствующему в них. Человеческие клятвы являются частным проявлением этого космического принципа, которому они должны соответствовать. Торжественно подтверждая это, как восточные, так и западные славяне смешивали или просто соприкасали человеческие части тела с аналогичными частями тела Первобожества, представленными на земном уровне. Соответственно, если человек нарушал свою клятву, он совершал преступление не только против своего партнера по договору, но и против бога. Посягнувший не только на земной, но и на вселенский порядок обеспечивал себе соответствующую реакцию разгневанного божества: «Да будеть клятъ от бога… яко преступи свою клятву».

С учетом данной особенности становится возможным понять некоторые странные черты, отмечаемые у различных славянских народов. Рассказывая о храме Святовита на Рюгене у руян, Гельмольд отмечает почтение к божеству и его взаимосвязь с принесением клятвы: «С удивительным почтением относятся славяне к своему божеству, ибо они не легко приносят клятвы и не терпят, чтобы достоинство его храма нарушалось даже во время неприятельских нашествий»[26]26
  Гельмольд. Славянская хроника. – М., 1963. – С. 130.


[Закрыть]. В другом месте немецкий писатель вновь возвращается к этой теме и подчеркивает: «Клятву они с большой неохотой приносят, боясь навлечь на себя гнев богов, ибо клятва у славян равносильна ее нарушению»[27]27
  Там же. С. 186.


[Закрыть]. Если осмотрительный и ответственный подход западных славян к принесению клятвы, равно как и гнев богов, следующий за ее нарушением, был подмечен Гельмольдом правильно, то в последнее утверждение вкралась ошибка. Тем не менее, указание-предупреждение на то, к чему может привести нарушение клятвы, сохранилось у болгар, принадлежащих к южной группе славянства, даже на языковом уровне: «Проклятие соотносится и с клятвой (болг. клетва – и „проклятие“, и „клятва“)»[28]28
  Седакова И.А. Структура и семантика болгарских проклятий (постановка проблемы) // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. 1. – М., 1988. – С. 118.


[Закрыть]. Наличие подобных близкородственных воззрений у представителей всех трех групп славянства однозначно свидетельствует об их присутствии еще в общеславянскую эпоху.

Аналогичные представления засвидетельствованы и у многих других индоевропейских народов. Описывая Орка, божество, персонифицирующее понятие клятвы в греческой мифологии, Гесиод дает ему такую показательную характеристику:

 
И, наиболее горя несущий мужам земнородным,
Орк, наказующий тех, кто солжет добровольно при клятве[29]29
  Гесиод. Полное собрание текстов. – М., 2001. – С. 27.


[Закрыть].
 

Э. Бенвенист приводит еще другие этимологические параллели к данной идее: «В латыни… понятие предания проклятию (sacramentum) (откуда фр. serment „клятва, присяга“) подразумевает sacer наделение свойством sacer [„обреченный подземным богам, проклятый, мерзкий, неприкасаемый“]. Клятва соотносится со свойством „быть проклятым“, – самым страшным, что может ожидать человека. Клятва, sacramentum, осознается, таким образом, как условие стать „sacer“, если обещание не будет выполнено. Напомним, что проклятого вправе был убить любой.

Такое же „посвящение себя“ вновь обнаруживается в скр. sapatha „клятва“, восходящем к sap – „проклинаю“, в ст.-слав. kleti (то же), русск. клясться. Подобные выражения приоткрывают обстоятельства клятвы. Присягающий предавал себя проклятию в случае нарушения присяги и свой акт освящал прикосновением к предмету или субстанции, обладающим такой карающей силой»[30]30
  Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. – М., 1995. – С. 339.


[Закрыть]. Таким образом, данные древнерусские представления явно восходят еще к эпохе индоевропейской общности.

Возвращаясь к Волосу, следует отметить, что его связь с договором прослеживается и в «Сказании о построении града Ярославля». Восходя, по мнению исследователей, к старинному первоисточнику, «Сказание» неоднократно редактировалось и, что хуже всего, в конце XIX века подверглось литературной обработке. Все это, по всей видимости, привело к потере в тексте многих древних терминов. Тем не менее, там отмечается, что церковь Св. Власия была поставлена на месте старого капища Волоса в окрестностях будущего города Ярославля, а о жившем там языческом населении сказано: «И людии они клятвою у Волоса обеще Князю жити в согласии и оброци ему дати…». Ярослав позднее, укоряя их, говорит: «…Кто убо вы, не суть литии людии, кои клятвою уверяше пред вашим Волосом служити мне, Князю вашему?»[31]31
  Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. – М., 1974. – С. 61–62.


[Закрыть]. Следовательно, клятву, а возможно и роту, местные язычники давали перед идолом Волоса точно так же, как и язычники в Киеве перед идолом Перуна. Кроме того, стоит вспомнить, что и имя Митры, второго члена ведийской пары верховных богов, также переводится как «договор».

Исходя из всего вышеперечисленного, можно утверждать, что как по отдельности, так и вместе (что особенно важно) Перун и Волос были тесно связаны с ротой, являясь ее гарантами и хранителями и обрекая преступивших ее на смерть. Подобная совместная деятельность Перуна и Волоса очень напоминает главную функцию Варуны и Митры по охранению риты. Сходство тем более усиливается, если учесть, что никакой другой пары верховных богов, за исключением Сварога и Дажьбога, в русском языческом пантеоне не было. Однако пару Сварог – Дажьбог можно исключить из числа вероятных аналогий как по полному несовпадению функций с ведийскими богами, так и по различию в родственных отношениях (Дажьбог был сыном Сварога, а Варуна и Митра были братьями). Рассмотрим теперь остальные функции Перуна и Волоса, чтобы оценить, насколько они соответствуют схеме Ж. Дюмезиля.

Сразу обращает на себя внимание общий корень «рун» в именах Перуна и Варуны. Корень этот также имеет индоевропейское происхождение и был распространен от Атлантического до Индийского океанов. Византийский историк VI в. Агафий Миринейский упоминает славянского воина по имени Сваруна. Как было показано в главе 5 части I, этим же именем назывался Первобог в эпоху славянского единства. Повествуя о сильнейшем славянском племени ругов или ран, обитавших на острове Рюген, немецкий автор XI в. Адам Бременский отмечает, что они также назывались рунами. Иордан пишет, что колдуньи у готов назывались галиуруннами, чему соответствует древневерхненемецкое альруна – ведьма, колдунья, прорицательница. Священные знаки письменности, с помощью которых гадали и совершали разнообразные магические действия, у скандинавов назывались рунами, само же слово в германских языках означало «тайна» или «заклятие». В Индии родственным словом является прана – мистическая животворящая энергия, разлитая по всей Вселенной.

Само слово перун означало огонь или молнию. Еще в XVII в. Адам Олеарий отмечал, что русские огонь называют перуном, в это же время в белорусском языке это слово означало гром, а в украинском языке до XIX в. – молнию. Эти связи не ограничивались восточнославянским ареалом: в Болгарии в XVIII в. о. Спиридон объясняет слово «молний или Перун», а в древнегреческом языке κεραυνος обозначало громовой удар, молнию. Гераклит, один из знаменитейших мыслителей Древней Греции, даже возвел его в руководящий принцип. Ипполит так описывает его учение: «Он считает этот огонь обладающим сознанием и причиной управления Вселенной, о чем говорит так: „Всем этим-вот правит Перун“. („Правит“), т. е. „управляет“; „Перуном“ же он называет вечный огонь»[32]32
  Фрагменты ранних греческих философов. – М., 1989. – Ч. 1. – С. 237.


[Закрыть]. Все это указывает на славянского Перуна как на бога-громовержца. По представлениям белорусов, этот грозный всепобеждающий и карающий бог мчался по небу в грозу в пылающей колеснице и стрелами из лука убивал нечестивцев. Гром воспринимался как грохот его колесницы, а молнии – как его стрелы.

С принятием христианства этот образ почти целиком был перенесен на Илью-пророка, связь которого с грозой была известна у всех восточнославянских народов. Так, например, в одном из народных «плачей» Илья-пророк жалуется богу на нечестивого крестьянина, не соблюдающего религиозных заповедей и пашущего в запретный для работы божий праздник, а затем поражает его стрелой-молнией:

 
Пресвятой Илья-пророк свет преподобной
Пролетал он ко престолу ко господнему,
И проречет Илья владыке многомилостливу:
«Уж я дам да эту тучу неспособную
Уж я на это на чистое на полюшко,
Я стрелу спущу в крестьянина могучего,
Заражу да я грудь-то его белую!»
‹…›
Заразил-побил Илья – свет преподобной
Да он славного крестьянина могучего.
Бела грудь его стрелой этой прострелена…[33]33
  Ершов В. «Он не спас его от грому, от молнии…» // Наука и религия. – 1986. – № 9. – С. 18


[Закрыть]
 

Наложение христианских образов на исходные языческие представления у южных славян дало такой же результат. В сербских песнях Илья-пророк называется «громовитым» и получает молнию и стрелы:

 
Стаде Муне даре диjелити:
даде Богу небесне висине,
святом Петру петровске врутине,
а Iовану леда и сниjега,
а Николи на воду слободу,
а Илiи мунiiе и стриjеле[34]34
  Щапов А.П. Сочинения. – СПб., 1906. – Т. 1. – С. 59.


[Закрыть].
 

Следует отметить, что представление о разъезжающем по небе на колеснице Илье-пророке, вооруженном стрелами-молниями, было чисто народным и представляло собой очередной пример «двоеверия», то есть наложения верхнего слоя новой религии на старую языческую основу. Наиболее принципиальные христиане решительно осуждали подобный синкретизм, и в одном средневековом сочинении мы читаем: «Епифаний рече: по праву ли сие глаголють, яко Илья пророкъ есть на колесницѣ ѣздя гремитъ, молнiя пущаегь по облакамъ и гонитъ змiя? Святый же рече: не буди то чадо, ему тако быти, велико бо безумие есть, еже слухомъ прiимати: человѣци бо умовредни суть, да по своему безумию написали. Илья по на небеса не взыде, ни на колесницѣ сидитъ благодать имѣя на дожди, да ся молить Богу, да въ годину бездождiя дабы Богъ далъ на землю дождь. А на небо не вшелъ есть никтоже, но единъ сынъ человѣчь, иже есть на небеси. Илья живъ есть, и есть на земли во плоти своей, и никто же его не знаетъ»[35]35
  Там же. С. 58.


[Закрыть]. Итак, образ небесного Громовержца на колеснице, смертью пресекающего беззакония (в частности, в крестьянской среде широко распространено поверье, что в Ильин день нельзя косить и убирать сено, так как за это Илья может убить человека громом и сжечь сено молнией), однозначно является наследием языческой эпохи, расцениваемым наиболее последовательными христианами как безумие, и первоначально принадлежал Перуну.

Если функция пресечения беззаконий у ведийского Варуны выражена совершенно отчетливо, то колесница с молниями-стрелами ему в целом чужда. Однако объясняется это тем, что функция громовержца в ведийском пантеоне стала принадлежать уже не ему, а Индре, который также стал восприниматься как небесный царь. Исследователи отмечают глухие отзвуки противоречий между Индрой и Варуной, каждый из которых претендует на верховенство. Мы видим, что в некоторых аспектах индийская мифология уже в эпоху «Ригведы» успела в своем развитии дальше уйти от исходных индоевропейских представлений по сравнению со славянской. В русской мифологии Индра так и остался на уровне зверя, что и обусловило сохранение функций громовержца за Перуном. В Индии же он приобрел антропоморфный облик, стал главой пантеона и отобрал роль громовержца у Варуны. Впрочем, некоторые отголоски в РВ свидетельствуют, что этот свойственный Перуну образ был первоначально присущ и Варуне. Один гимн так определяет любимый атрибут этого бога: