Текст книги "Тетерев мечты"

Диана

С Дианой мы встречались около двух месяцев. Стройная, озорная, с незабываемыми серыми глазами. Извивающиеся в мерцании софитов тела, танцы на барных стойках, прогулки по берегу Юрмалы в первых лучах солнца. Диана жгла время, утягивала его в какую-то огромную воронку, состоящую из музыки, коктейлей, безумных танцев и долгого секса. Первый раз после расставания Диана позвонила в субботу.

– Привет… А ты видел, какой сегодня был закат? Изумлённый, уставший город, требующий передышки, будто застыл на эти прекрасные мгновения… Я давно не видела такого многоцветья. Мы сидели на балконе, пили кофе, и Рига нам пела. Нет, не просто пела… Она баюкала нас, она кутала нас своей любовью. Ты видел закат, милый? Ты слышал его мелодию? Ты чувствовал настроение города? Оно ведь передаётся. Оно бежит по невидимым струнам, от которых исходит свет и тепло.

– Да. Видел, – говорю. – Краем глаза. Было много работы, Диана.

– Жаль… мы поставили Zodiac. Старый город у ног, багровые всполохи, запах весны, наша музыка. Мы говорили с городом, а он отвечал нам.

– Дианочка, поздно уже.

– А сколько сейчас?

– Сейчас ночь. Три часа и пятнадцать минут.

– Да… действительно. Это и не рано, и не поздно. Уже скоро утро будет манить нас своей палитрой…

– Ты выпила?

– Немного. Немного выпила. Чуток. Ладно… ты не хочешь говорить, и я желаю тебе спокойной ночи.

Второй звонок раздался ровно через неделю. Через семь нервных, опустошающих дней. За это время я успел слетать в Москву, в Белосток, влюбиться в польку Марику и потерять права. Голос Дианы манил, он стелился бархатом.

– Знаешь… Я ехала сегодня по городу, я наслаждалась весной, я пела. (Пела Диана и вправду хорошо.) А потом поехала на юрмальскую трассу – погонять. И почти до оргазма! Вот правда! Просто всё выжала из машины. Боковое зрение еле улавливало крыши домов, кроны деревьев. В Юрмале было чудесно. Такого воздуха нет нигде! Ни в Испании, ни во Франции, ни в Швейцарии. Ты случайно не был сегодня в Юрмале?

– Нет. Я был в Каунасе. А потом в Старой Риге. И там снова сломалась канализация.

– Как сухо… как протокольно… был в Каунасе… ничего не видел, ничего не слышал. В Старой Риге ты уловил только запах канализации. Ты не улыбнулся памятнику бременским музыкантам, не подумал о высоком и вечном, глядя на шпили и брусчатку.

– Диана, половина пятого утра.

– Ты стал смотреть на время… раньше было по-другому. А сейчас… время ест тебя, ты поедаешь время… Половина пятого утра! Это же сказка, дорогой! Скажи, а с чем у тебя ассоциируется половина пятого утра?

– В это время особенно активны автомобильные воры (в голову не шло ничего путного).

– Господи! Раннее утро, ощущение рождения нового дня! И вдруг автомобильные воры. Ты с ума сошёл, милый! Ты превращаешься в сухой лист. В сухой осенний листочек…

– Ты выпила, Диана?

– Да. Выпила. Я выпила. И что?

– Да ничего. А мало выпила или много?

– Мало или много? Я выпила до хуя! Тебя устраивает такой ответ? До хуя.

– И что сподвигло?

– Мы ездили к Лёше. Было весело. Лёша, он весёлый и добрый! Было хорошее испанское вино и вкусное мясо на углях. Были песни под гитару.

– Окуджавили?

– Тьфу, как это мерзко! Спокойной ночи.

С месяц я выполнял функции телефона доверия для алкоголиков. Узнал, что бабушка Дианы была диктатором в юбке и сукой, а брат отсидел по малолетке за разбой. Слушал, как она страдала, когда заболел хомяк Сенатор и Диана усыпила его в дорогой клинике. Я убеждал её бросить возлияния. Советовал обратиться в общество анонимных алкоголиков. Диана перечила, не слушала, убеждала, что далека от алкоголизма. Субботней ночью позвонил Артур:

– Не ты с Дианой отдыхал сегодня?

– Мы уже давно отдыхаем порознь.

– Мало ли. Просто Дианочка погусарила немного.

– Ты тоже, судя по всему. Четыре часа утра, сука! Четыре! А мне вставать в семь и ехать в Таллин.

– Ты мне в прошлый раз в пять звонил. И ничего. Я слушал про выставку Рериха и новый спектакль в драме. Короче, Диана презрела правила дорожного движения и решила, что одностороннее движение для лохов.

– Жива?

– Жива и так же восхитительна! Был успешно подбит припаркованный «мерс», взята на таран «девятка», и две тачки Диана пыталась уничтожить по касательной.

– Охереть…

– Ещё нет. «Охереть» началось, когда приехали менты. И Диане несказанно повезло, что менты появились раньше владельцев машин. Но она не оценила. Орала: «Вы чего, блядь, охерели? Вы знаете, кто я? И я еду с дис-ко-теки! Вас всех уволят, блядь!»

– Странно. Раньше она была интеллигентнее.

– Это ещё не всё. Менты были настолько обескуражены, что упустили момент, когда Дианочка взобралась сперва на капот своей тачки, а потом и на крышу. Люк был открыт.

– Жаль, я этого не видел…

– Короче, она полезла в салон за освежителем дыхания, и финал. Из крыши торчат дрыгающиеся стройные загорелые ножки, белеет полоска стрингов, а Диана орёт так, что люди в окна домов стали высовываться. Перебудила всех. Менты пытаются её достать, а она орёт ещё громче. Короче, Дианочка сильно сломала руку и сильно ушибла нос.

– Какой адов кошмар, Артурик… И где она?

– В больнице. Я тоже здесь. Жду, пока её в гипс закуют.

– Ты настоящий мужчина и человечище, Артур. А вдруг это судьба? Вдруг это ваш шанс?

– Нет уж. Пьющие и безгранично свободные женщины – это твоя аудитория.

Диану из полиции выкупил авторитетный двоюродный брат, и всё закончилось благополучно. Кости срослись, нос принял прежнюю форму, ущерб был возмещён. В середине лета я набрал номер Дианы.

– Доброго утра, милая фея! Сегодня вспоминали тебя, Дианочка. Делали шашлыки у Алика и вспоминали… Алла говорила, какая ты красивая, умная. Юра восхищался твоим пением. Рассказывал, как полный зал караоке долго аплодировал тебе.

– Пять утра, вообще-то.

– Ну и?

– Ну и не надо звонить в такое время, да ещё и нетрезвым.

– Ты зашилась, Дианочка?

– Иди на хер и забудь этот номер.

Я долго смотрел в потолок и думал, что иногда пороки делают женщину намного прекрасней, намного ярче и человечнее.

Махаон

Встретил на рынке Элю Басину. Тут же волосы начала поправлять, воротничок, нервно сумочку застегнула. Сказала, что работа не даёт ей почувствовать себя женщиной, жалела уехавшую в Израиль подругу, поведала, что у её болонки Фиры течка. Я кивал, картинно сострадал, покусывая иссохшие губы. Пожелал Эле здоровья, терпения и скорейшего окончания течки у Фиры. Думал, отпустит. Но Эля тут же начала жаловаться на то, что ей перестал звонить Роберт. Пыталась пустить слезу, упрашивала поговорить с возлюбленным. А я не могу смотреть на страдания брошенных женщин, даже если эти дамы не в моём вкусе.

Роберт потягивал виски и смотрел на подвешенный к потолку телевизор. По экрану носились хоккеисты, задорно кричал в микрофон комментатор, с уст бармена-болельщика считывался матерный шёпот. Телефон Роберта заиграл классикой, на экране высветилось имя Элина и её пошловатое фото с розовыми тюльпанами. Роберт отодвинул мобильный и перевернул его экраном вниз.

– Расстроил девушку, – говорю. – Она к тебе с любовью, с открытым сердцем. И она интересная.

– Их много. И открытых, и интересных, и любвеобильных.

– Роберт! Скажи как на духу. Почему ты отвергаешь тонкую и хрупкую ладошку Эли?

– Не паясничай. Эля липкая, понимаешь?

– Потеет в смысле?

– Не смешно. Эля звонит мне по пятнадцать раз на дню.

Роберт тут же начал передразнивать Элину. Голос у Эли тонкий, интонации деланые.

– Котик, а что ты сейчас делаешь?

– Работаю.

– Ко-о-отик, ты чего такой грубый? Ты вредняшка, котик? Ты царап-царап?

– У меня важная встреча.

– Ну, ко-о-отик… А я перед зеркалом любуюсь собой в новых стрингах.

Представил Элю в стрингах. Ей бы подошли красные с кружевами и камушком.

– Эля в стрингах – это романтично, – говорю. – Бёдра широкие для стрингов и созданы.

– Какой на хер романтично?! Передо мной второй человек в Сведбанке по Восточной Европе, а она рассказывает, как жопой перед зеркалом крутит.

– Ну… там есть чем крутить. И ты стал раздражителен, Робби. Нельзя так реагировать на любящих женщин. Многие из них не видят грани между назойливостью и заботой. Эля из таких.

Роберт выпил, и в нём снова ожил голос Эли: «Котик, а мы поедем в субботу к моим родителям на дачу? Котик хочет стать барбекюшкой?» – «В субботу у меня преферанс в компании с отцом», – отвечаю. «Ко-о-отик, мамочка Асечка и папочка Боречка по тебе соскучились, котик. Ты их любимка и вкусняшка!» – «Передай им привет». – «Они тоже тебе передавали. Передавали привет и передавали, что ждут внуков. Они хотят няньки-масяньки с внучками. Уа-уа они хотят».

Мне стало смешно, и я не сдержался.

– Барбекюшкой, сука! Ты представляешь? Барбекюшкой, блядь! Я любимка и вкусняшка. А как иначе? Я её папу Борю отмазывал от братвы. Мудак со знаком качества. Ему ремонт сделали дорогущий и качественный, а он решил недоплатить.

– Да, папаша у неё знатный мудак. И мама не отстаёт. Она в гимназии Мамедова преподаёт. Изводит детей как гестаповка.

– Ну и как у таких родителей могло уродиться что-то путное?

На этой фразе я отправился в туалет. Роберт допивал второй виски. Теперь он сам решил излить душу. Вопросов я не задавал.

– Она звонит по 15 раз на дню! Котик, блядь! Я раз 50 просил не называть меня котиком. А ей не слышно, сука. Она хочет показать своё упрямство и власть. «Котик, а ты чего не звонишь?..», «Котик, а ты вчера так сухо похвалил мои куриные карманы…» Да потому что карманы у тебя на джинсах и пальто, а эти загнувшиеся в муках, пересушенные ошмётки спортивной курицы – это не карманы, а хуйня! «Котик, Илона сказала, что видела тебя с какой-то возрастной тёткой…» С тёткой возрастной меня Илона видела! Ирочке 32, рельеф, воспитание, губы натюрель, вся в собственном соку. И Илона, которая в 26 лет выглядит на 49 и вообще похожа на гомосека из «Модного разговора».

– Приговора, вообще-то, но это неважно. Не знал, что ты смотришь такие передачи, Робби.

– Я смотрю?! Это Эля смотрит. Смотрит и комментирует.

Роберт стал красным. Роберт уже не любил Элю, он её люто ненавидел. Роберт врубил все маховики самонакрутки. Маленькие человечки крутили механизмы ненависти.

– «Котик, твои розы завяли на второй день. Неужели ты дарил их не от души?..» Так она даже розы обрезать перед тем, как в вазу поставить, не может!

– Дима Монгол гол забил, – кивнул я на экран, а бар взорвался неимоверным грохотом.

– Да и похер! И на гол, и на Монгола! Я хочу жить комфортно! – кричал Роберт. – Я не хочу быть котиком, кисиком, сомиком и прочей уменьшительно-ласкательной тварью! А котлеты, блядь! Ну как можно сделать из мяса вулканизированную резину?! И ведь жрёт сама, давится. Делает вид, что вкусно, чтобы не признавать свою кулинарную немощность.

– Так скажи ей! – проорал я в ухо Роберту. – Гавкни на неё, в конце концов!

– Вот ты и гавкни! – коротко крикнул он в ответ, и мы заказали ещё.

Меня разбудил звонок: громкий, настойчивый, сверлящий. Рука автоматически поползла в сторону тумбочки с бокалом и не промахнулась. В голосе Эли звучал неделаный трагизм.

– Утро недоброе! Утро омерзительное и противное. Скажи, это всё правда?

– Что правда? – Глоток виски помог отлепить язык от нёба. Я даже представил те белые нити, что были разорваны каплями благородного напитка.

– Правда, что вы с Робертом уже три года являетесь прихожанами секты «Новое поколение» и ходите в свингер-клуб… в свингер-клуб «Махаон»… – зарыдала Эля. – Правда, что… что… что Роберт взял приз «Ходок года» в этом долбаном свингер-клубе, а три дня назад подал заявление в загс с какой-то Ирой, которая вся натюрель и прекрасна в позе наездницы?

– Почему ты плачешь, Эля? Разве стоит так убиваться по мелочам?

– А мне что, блядь, смеяться?! Мне хохотать? И что ты сейчас сказал? По мелочам? Так это правда?! Правда про «Новое поколение», «Махаон», этого грёбаного «Ходока года» и натюрель наездницу Ирину?

– Кто тебе это сказал?

– А-а-а… понятно. Ты допился уже до той стадии, что не помнишь, с кем говорил, о чём говорил и когда говорил?

– И когда говорил?

– Под утро говорил! Ну и ладно. Пусть эта правда меня и не устраивает, но это всё же правда. Правда же? Ну, скажи! Правда?

– Почти…

Через несколько дней Элина разнесла мой пьяный бред по всей Риге. Но поисковые системы не находили в Риге клуб «Махаон», а в то, что мы можем прибиться к «Новому поколению», не поверил бы даже наш заклятый враг. Элину жалели и делали вид, что верят. Роберт не знал, как меня отблагодарить, Элина ушла в загул по ночным клубам и мужчинам значительно старше себя, а мои угрызения совести закончились через пару загулов.

Сантехник

Полина дрожала. Несколько раз подносила палец к экрану и зажмуривала глаза. Наконец решилась.

– Юрий Григорьевич, это Полина.

– А что с голосом?

– Юрий Григорьевич, тут такое дело…

– Полина, говори! Не жуй сопли, говори!

Девушка увидела за окном витрины счастливую пару. Он держит её за талию, она улыбается, откинув голову. Полине очень захотелось быть на месте этой девушки.

– Юрий Григорьевич, в котельной потекла труба.

– И-и-и? Как потекла труба? – Голос Солина заставил переживать.

– Ну-у-у… как…

– Я спрашиваю! Как потекла труба? Как ручеёк, как селевой поток, как львица во время течки?

– Как пиво из крана, Юрий Григорьевич. Хорошо потекла, бодро. В общем… ресторан пришлось закрыть во избежание…

– Во избежание чего, дура?

– Во избежание последствий.

Юрий притормозил, закрыл глаза и вцепился в руль. Он представил солидных бизнесменов, богатых туристов, отвязных мотов со шлюхами, которые увидят табличку «Ресторан закрыт». И эти твари пойдут в другой ресторан, оставив Юру без прибыли. Перед глазами закрутились барабаны с долларами и евро. Двести евро, пятьсот баксов, восемьсот евро…

– Полина, сантехника вызвали?

– Да. Он уже едет, Юрий Григорьевич.

– Я тоже еду, Полина! Минут за сорок домчу. Сантехник назвал примерную стоимость ремонта?

– Он же не был в котельной.

– А ты не могла ему на пальцах объяснить?

– Я ему сказала, что всё течёт. Он усмехнулся и сказал: «Еду».

Юра вдавливал в пол педаль своего «порше», то включал, то выключал музыку, позвонил и обматерил прораба, сказал любовнице Дине, что хуй ей, а не юбка от «Гуччи». Два раза он набрал Полину и попросил дать трубку сантехнику, но тот, по словам девушки, карабкался по трубам. Радовало, что ресторан был закрыт всего двадцать минут, но это тоже деньги, и их нужно вычесть из чьей-то зарплаты. Припарковав авто, Юрий ворвался в зал, зацепил ногой стул и, воспарив над полом, грохнулся, больно ударив колено. Прихрамывая, хозяин ресторана дошёл до котельной. Это было просторное помещение с высокими потолками и бурыми стенами. Ржавые трубы напоминали сложную головоломку, на тельфере зловеще покачивался массивный крюк, пахло маслом и соляркой.

– Больше не течёт? – обратился Юра к Полине.

– Нет. Вон там текло. – Полина указала пальцем на расположенную высоко трубу. – Но сантехник всё починил. Вставил какую-то новую прокладку, и всё.

– И сколько взял?

– Сорок пять евро взял. Выезд, материал и работа.

Юре показалось, что на его глаза надвинули шоры. Вадимчик подождёт с новой курткой. Анечке сегодня дарить тюльпаны вовсе необязательно.

– Сорок пять евро? – разнесло по котельной крик Юры. – Сорок пять, еби ё мать?! А где старая прокладка, Поля?

– Не знаю, Юрий Григорьевич. Не уследила.

– Потому что дура?

– Потому что за всем не уследишь.

Найдя глазами мусорник, Солин бросился к нему. Открыв крышку, посветил фонариком мобильника. Упаковка от чипсов, пустая пачка сока, газеты. Прокладки не было. Юрий метнулся к лестнице. Но сразу стало понятно, что благодаря стремянке преодолеть удастся только часть маршрута. Резво взобравшись на последнюю ступеньку, Юра аккуратно ступил на бетонную балку, взялся руками за скобы, выше и сделал первые шаги к цели. Всего их было три. Переставляя ногу, Солин понял, что теряет равновесие, замахал в воздухе руками и ухватился за резиновый шланг, что расположился на уровне плеча. Раздался скрежет, шипение, и в следующий момент резинка выскочила из скобы, на Юру полилась ледяная вода, а сам он упал в небольшую пластмассовую ванну с мутной жидкостью.

– Какой эпический пиздец! – воскликнула Полина и прошептала: – Он же, урод, удавится…

– Он самый и есть! Помоги, дура! – орал Юрий.

На крик прибежал официант Рудольф и от неожиданности прыснул. Солин этот смешок заметил.

– Ты уволен, скотина! – истерил Юра. – Помоги! Что ты, блядь, стоишь? Помоги!

– Да шёл бы ты на хер. Помоги ему ещё. – Расстегивая жилетку, Рудольф направился к выходу.

Выбравшись из ванны, Юра сел на бетонный пол и начал считать в уме. Джинсы «Армани» за 250 евро. Поносил три дня. Туфли BOSS за 300 евро. Им нет и месяца. Рубашка Ferre, купленная за 280 евро, носки Zilli – 60 евро. Юра медленно поднял запястье левой руки и застыл. Слёзы появились не сразу. Они взяли паузу, они застыли, как стрелки дорогих сердцу Patek. Юра не слышал, как зазвонил телефон Полины и как она с кем-то коротко переговорила.

– Юрий Григорьевич! Юрий Григорьевич, вы слышите?

– Слышу, да… сейчас я слышу. Мне очень холодно, но я слышу.

– Звонил сантехник. Он у нас бейсболку забыл. Я его спросила о прокладке. Он её выкинул в мусорник, что в туалете. Пошёл руки мыть, там и выкинул.

– Сколько, говоришь, прокладка стоила?

– Сорок пять евро.

– Ни хера, бля… она стоила намного больше. Она стоила несколько тысяч евро. Плюс деньги тех уродов, что пошли в другой ресторан, когда мы были закрыты… Этот сантехник поимел меня, как в самом жёстком немецком порно.

– Он же не со зла, – пропищала Полина.

– Лучше молчи. Молчи, дура…

Прессофил

Боря улетал в свою первую командировку. Волновался, удастся ли заключить хотя бы один контракт, и сказал мне по секрету, что взял с собой на удачу Маген Давид покойного деда.

Перед поездкой решил проконсультироваться:

– Михаил, что лучше привезти в подарок Юрию Григорьевичу?

– Вот! Хорошо, что спросил, – говорю. – Юрий Григорьевич коллекционирует газеты. Причём любые. Он почётный президент РКПБ.

– А что такое РКПБ? Что-то знакомое.

– РКПБ? Ну как же… Это Рижский клуб прессофилов и библиотекарей. Юрий прессофилит с детства, под газеты арендует небольшой загородный дом. От него даже жена из-за этого ушла.

– А я слышал, что из-за блядства, – удивился Боря.

– На самом деле из-за газет. Блядство было надуманным предлогом.

Юра Баскин руководил коммерческим отделом фирмы и благонадёжностью в отношениях с женщинами действительно не отличался.

Возвратился юный Борис из Тольятти в наилучших настроениях. Подписал неплохой контракт, расширил кругозор. Из рассказов похотливой автомобилестроительницы узнал, что рабочих по цехам развозят на автобусе, машины с каждым годом делают всё хуже, а начальником цеха назначили трижды судимого уголовника. Боря выложил на стол конфеты и толстенную пачку газет.

– Михаил, конфеты тебе. И мне нужно заполнить командировочный отчёт. Ну, – замялся Боря, – по расходам, превышающим официальные.

– Это важно. Очень важно, Борис. Садись и пиши.

Боря нахмурился и кивком головы показал готовность.

– Первое. За номер в гостинице на лапу давал? – спросил я.

– Бутылку бальзама и шоколадку Rigonda.

– Пиши: взятка администратору за предоставление номера в переполненной гостинице. Тире, двадцать пять рублей.

– Не многовато будет? – вскинул мощные чернявые брови Борис.

– В самый раз, – говорю. – На такси часто катался?

– Да. Я посчитал. На шестнадцать рублей наездил.

– Пиши: использование таксомоторов для более комфортного передвижения по городу Тольятти. Тире, тридцать пять рублей.

– А Юрий Григорьевич ничего не заподозрит? – полушёпотом спросил Боря.

– Смотря как ты всё преподнесёшь. Идём дальше. На блядей деньги тратил?

– Ну… Я там с этой заводчанкой познакомился. Милая, одинокая, третий размер. В ресторан её сводил. Потом к ней поехали. Душевная такая женщина. – На лице Бори появилась улыбка. – Она, оказывается, про обрезанные только слышала, а тут я.

– Про это не пиши. Юру в детстве не обрезали, а сейчас он боится и жутко по этому поводу комплексует. Пиши: услуги проституток города Тольятти. Тире, сто рублей за два вызова.

– Михаил?.. – испуганно воскликнул Борис. – Она отдалась даром.

– Не даром, а по любви. И скорее всего, это был аванс. Просто ты быстро уехал из Тольятти.

– А с проститутками перебора не будет?

– Ты не за покерным столом, Боря. И вообще… мы здесь не в бирюльки играем. Любой контракт требует умственных, физических и, естественно, материальных вложений, – процитировал я Баскина.

– Юрий Григорьевич тоже так говорит. Слово в слово. Пишу, Михаил, пишу.

– Вот видишь. Так, башлял пенисозависимым грудастым начальницам отделов и управлений рабочего снабжения за подписание сделок?

– Нет. Ни копейки не дал.

– Ну и дурак. Так бы подписал контрактов раза в два больше.

– Так я и без этого подписал о-го-го! Правда… ко мне какой-то товарищ с Кавказа приставал. Мол, готов подписать, если…

– Если ты не откажешь ему в близости?

– Именно, – покраснел Боря. – Но я сохранил и свою честь, и честь фирмы.

– Молодец! Только вот честь фирмы давно продана, перезаложена и снова продана. Пиши: взятки в виде подарков должностным лицам, представляющим управления и отделы рабочего снабжения. Тире, триста рублей. В скобках: духи, поддельная французская бижутерия, турецкие конфеты. Сколько там набежало?

– Набежало на четыре сотни и ещё шестьдесят наших советских шекелей. Многовато… Мне брат рассказывал, как Юрий Григорьевич как-то выпил и сказал: «Да, я такой! Я за копейку на многое готов. Родину, конечно, продать не готов пока, но какие-то земли точно бы отнёс к лишним». А тут четыре сотни с хвостиком. А у Юрия Григорьевича бывает давление под сто восемьдесят.

– Бывают расходы и больше. Особенно в республиках Средней Азии и Закавказья. Пиши: итого, двоеточие – четыреста шестьдесят рублей. Моя фамилия Зейдельман. Всему написанному выше прошу верить. Подпись сделана собственноручно. Месяц, число, год рождения. А потом просто: месяц, число и год по календарю.

– Как в мусарне прям, – удивился Боря.

– А ты бывал? – спрашиваю.

– Нет, дядя на свиданке рассказывал. Он через два года выйдет.

– Ну это Юрий Григорьевич такие правила придумал. Он же раньше в ГАИ трудился. То есть в душе ментом и остался. Можешь идти сдавать отчёт, пока он на месте.

Взяв пачку газет и отчёт, Боря направился в сторону кабинета Баскина. Было слышно, как Юра произносит свою любимую присказку: «М-да… Интересно, интересно, блядь. Как же, блядь, всё интересно в этой жизни».

– Значит… Значит, проститутки города Тольятти и поддельная французская бижутерия, да?

– Именно! И духи, Юрий Григорьевич. И духи тоже. Но оригинальные.

– Отлично. И оригинальные духи с турецкими, мля, конфетами. Использование таксомоторов для комфортного передвижения… Красиво-то как. А чего походы по кабакам не указал?

– Я могу дописать, если надо.

– Обязательно допишешь. Значит, твоя фамилия Зайдельман, Боря?!

– Зейдельман, Юрий Григорьевич. Он самый.

Перед воплем стало тихо.

– Боря, твоя фамилия – Ебанат! Какие проститутки города Тольятти? Какие взятки и поддельная французская бижутерия с духами, дебил? Ты думаешь, что ты пишешь, Боря? Нельзя было написать просто «непредвиденные расходы»? И какие на хер четыреста шестьдесят рублей?! Я бы за эти деньги два женских заводских общежития на день в гарем превратил!

– Юрий Григорьевич, как Ми… Ми…

– Ми-ми-ми, бля!

– Как Ми… Ми… Михаил надиктовывал, так я и писал, – отрапортовал Боря. – Да и вот ещё… Может, это как-то смягчит вас. Это вам как президенту РКПБ.

– Как президенту чего, блядь?!

– Как почётному президенту РКПБ – Рижского клуба прессофилов. Здесь все газеты города Тольятти. Даже одна полупорнографическая есть. Михаил сказал, что вы коллекционируете и собираетесь победить на Международном слёте прессофилов в Бухаресте в номинации «Пресса Восточной Европы и Монголии».

– Где, блядь, я хочу победить, твоя фамилия Зайдельман?

– В Бухаресте… на слёте, Юрий Григорьевич. На слёте прессофилов.

Я представил выражение лица Юры. Рык его был ужасен.

– Ми-и-иша! Су-у-ука! Ми-и-иша! – услышал я через открытое автомобильное стекло, когда отъезжал от офиса.