Текст книги "Первая мировая война 1914–1918 годов и Сибирь"

§ 3. Подготовка пополнения для действующей армии в 1914–1917 гг.

Во второй половине 1914 г. призвали всех годных по состоянию здоровья и не имеющих льгот запасных нижних чинов, новобранцев (700 тыс. 20-летних мужчин), большую часть ратников ополчения 1-го разряда. Общее количество мобилизованных за пять месяцев (август – декабрь) составило 5115 чел.[102]102
  Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке. М., 1986. С. 15.


[Закрыть] В 1915 г. состоялось 6 наборов новобранцев и ратников 1-го и 2-го разрядов, в 1916 г. еще 6, до марта 1917 г. – 2. До войны в русской армии насчитывалось 1423 тыс. чел., в ходе нее призвали 13 700 тыс. Под ружье поставили в общей сложности 15 378 тыс. чел. В армию ушла половина трудоспособных мужчин (474 на 1000 чел.); из каждой сотни крестьянских хозяйств убыло 60 мужиков самого трудоспособного «тяглового» возраста, поэтому более половины дворохозяйств остались без кормильцев[103]103
  Россия и СССР в войнах ХХ века: Статистическое исследование. М., 2001. С. 91.


[Закрыть]. Масштабность этого процесса на низовом уровне можно уяснить на примере деревни Шабановой Касьминской волости Кузнецкого уезда Томской губернии, где форму надели 183 крестьянина из 347 трудоспособных[104]104
  Ильиных В. А., Ноздрин Г. А. Очерки по истории сибирской деревни. Новосибирск, 1995. С. 149.


[Закрыть]. В селе Ирбизино Чернокурьинской волости Барнаульского уезда той же губернии мобилизации затронули более половины, 55,6 % дворов (157 хозяйств). Причем в 98 хозяйствах призвали по 2 чел., а в 8 – даже по 3. Всего в армию ушло 212 чел.[105]105
  Храмков А. А. Село Ирбизино Чернокурьинской волости Барнаульского уезда в 1917 году // Алтайский сборник. Барнаул, 2000. Вып. ХХ. С. 148.


[Закрыть]

Наблюдавший отправление призванных в запасные батальоны в июле 1915 г. иркутянин И. И. Серебренников пишет: «…На многих станциях Сибирской железной дороги мне пришлось наблюдать проводы новобранцев, совсем еще зеленой молодежи. Рекруты держались бодро, но матери их и сестры проливали на проводинах потоки слез. Местами стоял сплошной вой и крик, среди которого можно было разобрать причитания той или иной плачущей. Море слез и горя… Чувствовалось, что война эта – какая-то особенно жестокая, что она едва ли пощадит кого, прикоснувшегося к ней… Сами же рекруты держались крепко. Иногда попадались нам навстречу целые поезда с ними. Это везли их, видимо, на выучку в Иркутск или другие крупные города Восточной Сибири. Новобранцы приветствовали нас криками «ура!»[106]106
  Туркул А. Дроздовцы в огне. Картины гражданской войны 1918–1920 гг. // Я ставлю крест… М., 1995. С. 7.


[Закрыть].

Поскольку подавляющая часть призванных во время войны никогда в армии не служила, встала проблема подготовки пополнения для действующей армии. Этим должны были заниматься запасные пехотные батальоны (полки). Так, на основании приказа командующего Омским военным округом от 28 августа 1914 г. в Новониколаевске началось формирование 4-й Сибирской стрелковой запасной бригады в составе 17, 18, 21, 22, 23 и 24-го Сибирских стрелковых запасных батальонов[107]107
  Еремин А. Т. Указ. соч. С. 112.


[Закрыть].

В советской историографии основное внимание обращалось на негативные явления тыловой армейской повседневности – плохие жилищно-бытовые условия содержания призванных, отвратительную организацию питания, издевательство офицеров и унтер-офицеров, тяжелые заболевания, порождающие массовое дезертирство, негативное отношение к войне и самодержавию. Все это должно было демонстрировать наличие в армии предпосылок к мощному социальному катаклизму 1917 года. В качестве примера сошлемся на монографию А. Н. Баталова, не потерявшую своей научной ценности до настоящего времени. Итак, «…солдаты находились на положении „бессловесной серой скотинки“. В армии процветало рукоприкладство. За малейшее неповиновение солдату грозила смертная казнь или в лучшем случае каторга»; «Солдаты в сибирских гарнизонах были еще хуже одеты, чем солдаты на фронте и в других районах страны», «Питание солдат сибирских гарнизонах было крайне неудовлетворительным. Полуголодные солдаты доходили до того, что вынуждены были заниматься попрошайничеством»[108]108
  Баталов А. Н. Борьба большевиков за армию в Сибири 1915 – февраль 1918 г. Новосибирск, 1978. С. 38, 40, 41.


[Закрыть].

Попытаемся разобраться в этой проблеме на примере 38-го Сибирского стрелкового запасного батальона, который осенью 1915 г. преобразуется 38-й Сибирский стрелковый запасной полк (с. з. п.) и переводится из Новониколаевска в Томск. В двух сибирских военных округах во время войны находились следующие запасные формирования: Омск – 19, 20, 26, 27, 28, 36, 37-й Сибирские стрелковые запасные полки, численность гарнизона с другими частями колебалась от 60 до 90 тыс. чел.; Томск – 18, 25, 32, 38, 39-й запасные полки (до конца 1915 г. батальоны), 50–70 тыс. чел.; Иркутск – 9, 10, 11, 12-й запасные полки, 35–50 тыс. чел.; Новониколаевск – 19, 21, 22, 23-й запасные полки, 35–45 тыс. чел., Красноярск – 14, 15, 30-й запасные полки, 25–35 тыс. чел.; Ачинск – 13, 31-й запасные полки, 20–25 тыс. чел.; Канск – 16, 29-й запасные полки, 15–20 тыс. чел.; Барнаул – 24-й запасной полк; Тюмень – 35-й запасной полк, Курган – 34-й запасной полк, Петропавловск – 33-й запасной полк. Численность гарнизонов в этих городах колебалась от 10 до 12 тыс. военнослужащих[109]109
  Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся. СПб., 2000. С. 269–271.


[Закрыть].

Ополченский билет (Из фондов Краснозерского художественно-краеведческого музея)

Стрелковый запасной полк состоял из 10–12 рот численностью каждая от 250 до 1 тыс. чел. при общем количестве военнослужащих до 10 тыс. чел. Его командный состав (38-й с. з. п.) состоял из командира, в данном случае подполковника Доброхотова, 31 прапорщика, командовавших взводами и ротами, 2 зауряд-прапорщиков, одного старшего врача, одного младшего врача, двух зауряд военных чиновников[110]110
  Новиков П. А. Указ. соч. С. 212–213, 222–223, 248.


[Закрыть].

Прежде всего возникли серьезные проблемы с размещением призванных. Существующий казарменный фонд не обеспечивал даже меньшей их части. В России вплоть до 1917 г. сохранялась постойная повинность, за которую отвечали органы городского общественного самоуправления. Под размещение военнослужащих передавались прежде всего общественные здания (учебные заведения, общежития и т. д.). В Новониколаевске к началу октября 1914 г. под воинские части, лазареты и размещение военнопленных было занято 13 школьных зданий[111]111
  Новосибирск. 100 лет. События. Люди. Новосибирск, 1993. С. 90.


[Закрыть]. Так подразделения 38-го Сибирского стрелкового запасного батальона в этом городе размещались поротно в доме № 40 по улице Асинкритовской, в Александровском городском училище. После переезда в Томск полк обосновался в бараках в дачном поселке Степановка, две его роты квартировали в помещении богадельни, одна – в общежитии духовной семинарии. Применительно к Иркутску И. И. Серебренников постоянно фиксирует его перенасыщение военными («Куда ни взглянешь, видишь солдат, офицеров, в особенности прапорщиков запаса»)[112]112
  Серебренников И. И. Претерпев судеб удары…. С. 83, 97, 142.


[Закрыть]. «Войска продолжают прибывать в Иркутск, – замечает он 30 сентября 1915 г. – Под расквартирование их занято сейчас все, что только можно было занять, имея в виду казарменный способ размещения солдат. Заняты также помещения различных собраний, клубов, иллюзионов, ресторанов и пр. Заняты также помещения многих учебных заведений. Пустует от солдат один городской театр, но и он – на очереди»[113]113
  Там же. С. 148.


[Закрыть].

Ситуация усугублялась низким уровнем бытовой культуры военнослужащих, слабой требовательностью командного состава. Данное обстоятельство неоднократно отмечалось в приказах по части. 21 сентября 1915 г.: «под нарами пыль, постельных принадлежностей нет; кухня содержится не особенно опрятно; двор загрязнен; выгребы отхожих мест и помойные ямы переполнены и почва вокруг них загрязнена»; 8 октября 1915 г.: «в 8-й роте полы в казарме не посыпаны опилками, нары грязные, печи не топились»[114]114
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 291; Д. 2. Л. 28.


[Закрыть]. Старший врач Новониколаевского лазарета уведомлял 1 августа 1915 г. командование частей: «Части войск гарнизона высылают в лазареты больных не только не мытыми, но даже в грязном белье и с паразитами». Далее он предписывал присылать больных вымытыми и в чистом белье, поскольку «в лазарете нет ванн»[115]115
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.


[Закрыть]. В начале августа того же года в частях Новониколаевского гарнизона фиксируются случаи заболевания брюшным тифом и расстройством желудка, поэтому дежурным офицерам предписывалась не допускать в расположении частей торговли мороженым, фруктами, арбузами, огурцами и другой зеленью, а также квасом[116]116
  Баталов А. Н. Борьба большевиков за армию в Сибири. 1916 – февраль 1918 г. Новосибирск, 1978.


[Закрыть]. Но ситуация не улучшалась, и приказом по 38-му запасному батальону от 3 сентября 1915 г. предписывалось: «Для борьбы с холерой запрещается торговля зеленью, хождение на железнодорожную станцию в поселки Порт-Артур и Нахаловку и покупка молока»[117]117
  Там же. Л. 195.


[Закрыть].

Прибывшие для прохождения службы в запасные полки получали комплект обмундирования и пару сапог. Окончательная экипировка военнослужащих осуществлялась при отправлении маршевой роты на фронт. На 250 чел. полагалось: нательных рубах 500, исподних брюк (кальсон) 500, утиральников 250, носовых платков 500, холщевых портянок 750, сапог 250 пар, шинелей 250, погон 500, шаровар 250, фуражек защитных 250, набрюшников 250, поясных ремней 250, фляг-бутылок с чехлами 250, котелков 250, вещевых мешков 250, сухарных мешков порционных 750, нагрудников-патронташей 250, поясных патронных сумок 500, запасных патронных сумок 250, шинельных ремней 250, плащ-палаток 250. Кроме того на роту полагалось: лопат с чехлами 175, топоров с чехлами 38, киркомотыг с чехлами 37[118]118
  Там же. Л. 10 об.


[Закрыть].

За время пребывания в «учебке» обмундирование изнашивалось, поэтому при приемке маршевых рот на фронте в кратких отчетах постоянно фиксировалось: «Обмундированное ношенное, но годное к употреблению; от продолжительной езды по железной дороге сильно загрязнено… Ватные вещи значительно поношенные, частью рваные»[119]119
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 48.


[Закрыть]. Поистине ахиллесовой пятой для призванных была обувь. Командир 38-го запасного батальона отдельным пунктом в приказе от 28 августа 1915 г. «в виду ограниченного отпуска сапог из интендантства», предписывал командирам рот и учебной команды «при выдаче новых казенных сапог нижним чинам разъяснять, чтобы выдаваемые им сапоги носили бережно, так как при отправлении их с маршевыми ротами вторично им сапоги выдаваться не будут»[120]120
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 140.


[Закрыть]. Увещевания не помогали, и 14 октября того же года, «ввиду недостатка ружей и сапог, предписываю ротным командирам организовывать занятия таким образом, чтобы каждое отделение по очереди могло производить все назначенные по расписанию занятия»[121]121
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 49.


[Закрыть]. Уже в действующей армии при приемке 77-й очередной роты пополнения 19 ноября 1916 г. обтекаемо констатировалось: «Обувь к походу не готова»[122]122
  Серебренников И. И. Претерпев судеб удары. Дневник 1914–1918 гг. Иркутск, 2008. С. 132.


[Закрыть]. Конкретнее по этому поводу высказались офицеры, осматривавшие 72–ю маршевую роту 38-го Сибирского стрелкового запасного полка 8 декабря 1916 г.: «Теплые и годовые вещи выданы всем и хорошие, а сапог, негодных к носке, 146 пар», и это на 250 военнослужащих[123]123
  Там же. Л. 86.


[Закрыть].

Подготовка пополнения осуществлялась в ротах и учебной команде, по окончанию которой личный состав распределялся в маршевые роты по 250 чел. для отправки на фронт. Срок подготовки колебался от 4 до 20 недель в зависимости от целого ряда факторов. Ее можно выявить из «Сведений об очередных ротах пополнения 38-го полка по состоянию на 10 февраля 1917 г.» Итак налицо имелось: 4 роты (88, 89, 90, 91-я) с менее чем четырехнедельным сроком обучения, состоявшие из нижних чинов запаса, ратников ополчения разных мобилизаций, белобилетников и молодых солдат досрочных призывов 1916, 1917 и 1918 гг.; одна рота (87-я) шестинедельного обучения из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 25 октября 1916 г., белобилетников и молодых солдат досрочных призывов 1916–1918 гг.; одна рота (86-я) десятинедельного обучения из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 25 октября 1916 г.; 3 роты (83, 84, 85-я) двенадцатинедельного обучения из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 20 сентября 1916 г. белобилетников мобилизации 1 октября 1916 г.; одна рота (82-я) пятнадцатинедельного обучения из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 20 сентября 1916 г.; 2 роты (79, 80-я) шестнадцатинедельного обучения из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 20 сентября 1916 г.; одна рота (78-я) девятнадцатилетнего обучения из ратников ополчения 2-го разряда разных мобилизаций и молодых солдат досрочных призывов 1916, 1917, 1918 гг.[124]124
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 58–58 об.


[Закрыть] Как видим, срок подготовки был ниже у служивших уже в армии и более молодых солдат (18–20 лет). Можно предположить, что распределение по ротам с разными сроками военной подготовки зависело еще от образования, национальной принадлежности, знания русского языка, места проживания (деревня, город). Конечно, 4 или даже 19 недель (почти 5 месяцев) несопоставимы с тремя годами действительной срочной службы в мирное время, поэтому следует посмотреть на тех, кого готовили для фронта, как их готовили и кто готовил.

Прибывшие в запасной полк, после получения обмундирования и разбивки по ротам и взводам, принимали присягу. Из приказа командира (командующего по терминологии того времени) 38-го запасного батальона подполковника Доброхотова от 19 октября 1915 г. узнаем, что «завтра, в 11 часов утра, на площади у Ярлыковской церкви [Преображенская церковь в г. Томске – М. Ш.] я приведу к присяге не принимавших еще присяги молодых солдат всех призывов и ратников ополчения 1-го и 2-го разряда… 22, 23 и 24-й очередных рот пополнения, а также не принимавших еще присяги молодых солдат всех призывов и ратников ополчения 1-го и 2-го разрядов только православного исповедания». 25 октября сообщалось: «Завтра, 26 октября, в 9 часов утра, во дворе мечети на углу Татарской улицы и Татарского переулка За истоком, я приведу к присяге нижних чинов (молодых солдат всех призывов и ратников ополчения 2-го разряда) всех рот только магометанского вероисповедания». Наконец, 26 октября извещалось, что «завтра 27-го октября, в 9 часов утра в Духовной семинарии в помещении 7-й роты я приведу к присяге молодых солдат и ратников ополчения 2-го разряда всех рот – только язычников и старообрядцев»[125]125
  Баталов А. Н. Борьба большевиков за армию в Сибири… С. 27–30.


[Закрыть].

Новониколаевский гарнизон на учениях (из фондов Новосибирского краеведческого музея)

Подготовка пополнения осуществлялась в рамках жесткого и напряженного распорядка. Подъем в 5.00. С 5.30 – утренний осмотр, уборка, чай. С 7 до 10.30 – утренние занятия. С 10.30 до 12.00 – купание. В 12.00 -обед, до 15.30 – отдых и чай. С 15.30 до 19.00 – вечерние занятия. В 19.45 -ужин и чай. В 20.45 – поверка, в 21.00 – отбой. Занятия заканчивались поверкой выправки и отдания чести продолжительностью по 20–25 минут. Для уяснения солдатами значения присяги зачитывался полностью ее текст с объяснениями. На занятиях по самоокапыванию окопы рыли только для стрельбы лежа. При прохождении наград за боевые подвиги изучались те, за которые жалуется Георгиевский крест[126]126
  Там же. Д. 1. Л. 7–8.


[Закрыть].

Расписанием занятий предусматривалось изучение подготовительных упражнений к стрельбе и уколы чучела, боевая подготовка взвода, организация сторожевого охранения, караульной службы, гарнизонная служба, обязанности часового и подчаска, дозоров и секретов, чинопочитание и правила воинской вежливости, самоокапывание, составление донесений и т. д. Проводились практические стрельбы (только в мае – июле 1915 г. в 38-м с. з. б. израсходовали на эти цели 60 125 трехлинейных винтовочных патронов[127]127
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 193–193 об.


[Закрыть]), отрабатывались на практике ружейные приемы, штыковые упражнения на чучеле, самоокапывание, несение дозорной и разведывательной службы и т. д. Отдельно изучалось назначение солдата, знамя, присяга, сдача в плен (наказания и последствия), награды за боевые подвиги, примеры доблестного исполнения долга в прежние и настоящую войны[128]128
  Там же. Л. 7–8.


[Закрыть]. Задачи подготовки пополнения командующий войсками Омского военного округа генерал-лейтенант Н. А. Сухомлинов в приказе по войскам округа от 28 августа 1915 г. определял следующим образом: «Вновь напоминаю, что для действующей армии необходимы одиночные бойцы, умеющие хорошо стрелять, колоть штыками, применяться к местности, преодолевать препятствия, вести разведку и нести сторожевую службу»[129]129
  Там же. Л. 202.


[Закрыть].

Не забывали и о пище духовной. В приказе по Новониколаевскому гарнизону от 27 августа 1915 г. подчеркивалось: «Для всенародного поста 26/27 августа [в] воинских частях надлежит совершение богослужения, желающих допустить [к] исповеди и причащению, песен не петь, пища постная, занятия производить»[130]130
  Там же. Л. 164.


[Закрыть]. Начальник Томского гарнизона 20 октября того же года приказывал: «21-го сего октября в день восшествия на Всероссийский престол Государя Императора Николая II Александровича в Троицком кафедральном соборе будут отслужены отдельно божественная литургия и молебен. На богослужении присутствовать всем свободным от службы гг. офицерам и классным чиновникам гарнизона. Форма одежды – военного времени при орденах»[131]131
  Там же. Д. 2. Л. 78.


[Закрыть].

«Зимний холод, летний зной Все снесет наш часовой»

В каждом учебном полку имелась учебная команда (от 100 чел.), которая готовила ефрейторов и унтер-офицеров из числа личного состава рот и для них же. Срок обучения в ней составлял 2,5 месяца[132]132
  Там же. Л. 26.


[Закрыть]. Как вспоминал бывший унтер-офицер русской императорской армии, маршал Г. К. Жуков: «Основным фундаментом, на котором держалась старая армия, был унтер-офицерский состав, который обучал, воспитывал и цементировал солдатскую массу. Кандидатов на подготовку унтер-офицеров отбирали тщательно. Отобранные проходили обучение в специальных учебных командах, где, как правило, была образцово поставлена боевая подготовка»[133]133
  Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 37.


[Закрыть]. Приказом командира 38-го с. з. б. от 23 августа 1915 г. в состав учебной команды зачислялось 108 рядовых из разных рот успешно сдавших аж 8 экзаменов (испытаний): чтение, арифметика, письмо, подготовительные к стрельбе упражнения, владение штыком, строевая подготовка, гимнастика, сведения, обязательные для рядового по топографии. Экзамены носили формальный характер, поскольку прошедшие через них получили одни тройки[134]134
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 144.


[Закрыть].

«За отличную стрельбу»

Прошедшие в «учебке» курс обучения сдавали в течение трех дней экзамены на знание пройденного по следующим предметам. 1-й день: 1. Устав полевой службы и наставление для действий пехоты в бою. 2. Наставление для обучения в стрельбе из винтовки, карабинов, револьверов. 3. Денежное и вещевое довольствие. 4. Устав дисциплинарный. 2-й день: 1. Устав внутренней службы. 2. Устав гарнизонной службы. 3. Сведения из топографии. 4. Наставление по самоокапыванию. 5. Сбережение здоровья. 3-й день: 1. Строевой пехотный устав и практическая поверка [в поле] тактической и полевой подготовки[135]135
  Там же. Д. 2. Л. 59.


[Закрыть]. Окончивших обучение отправляли по ротам. Успешно прошедшие курс приказом командира полка производились (переименовывались) в ефрейторы или унтер-офицеры. «П. Мулик и Д. Пешковский за хорошее поведение и твердое знание службы переименовываются в младшие унтер-офицеры» (из приказа по 38-му с. з. п. от 16 октября 1915 г.)[136]136
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 78.


[Закрыть]. Аналогичный приказ от 1 августа 1915 г.: «Ефрейторы 1-й роты Е. Колбин, М. Китов, И. Хорошилов и Ф. Савин за хорошее поведение и твердое знание службы переименовываются в младшие унтер-офицеры на основании рапорта командира роты»[137]137
  Там же. Д. 1. Л. 2.


[Закрыть]. Еще один от 8 сентября 1915 г.: «Рядовой Федор Горбунов и ратник ополчения Максим Морозов 12-й роты, за хорошее поведение и твердое знание службы, переименовываются в ефрейторы, означенную перемену внести в послужные списки этих нижних чинов и выдавать жалование по званию»[138]138
  Там же. Л. 221.


[Закрыть]. Основанием для производства (переименования) являлось наличие у нижнего чина хотя бы элементарного образования. Как вспоминал новониколаевец С. В. Чернышев: «Среди солдат нашей роты я считался наиболее грамотным, поэтому в декабре 1914 года меня произвели в ефрейторы. С тех пор я уже не стоял на посту, а выполнял обязанности разводящего»[139]139
  Чернышев С. В. В те времена… // Память сердца. Воспоминания новониколаевцев. Новосибирск, 2006. С. 41.


[Закрыть].

Поскольку, как показано выше, даже элементарно грамотных среди призывников из сибирской деревни, да и городов, было очень мало, в войсках постоянно испытывался дефицит ефрейторов и унтер-офицеров. По штатам 1910 года в пехотной (стрелковой) роте на 180 рядовых полагалось: 1 фельдфебель, 4 взводных унтер-офицера, 16 младших унтер-офицеров, 20 ефрейторов. Всего 41 чел.[140]140
  Ульянов И. Э. Регулярная пехота 1855–1918. М., 1998. С. 239.


[Закрыть] Реально же, в четырех маршевых ротах, отправленных из Томска на фронт 11 декабря 1916 г. на 903 рядовых приходилось 27 унтер-офицеров, 51 ефрейтор и 32 окончивших учебную команду[141]141
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 48.


[Закрыть], т. е. на роту приходилось 6–7 унтер-офицеров и 13 ефрейторов, всего около 20 младших командиров. В маршевой роте, отправленной оттуда же 8 декабря на 212 рядовых имелось в наличии 7 унтер-офицеров и 3 ефрейтора[142]142
  Там же. Л. 86.


[Закрыть]. Поэтому в конце сентября 1915 г. перед отправлением в Псков четырех очередных рот пополнения в 38-м Сибирском запасном стрелковом батальоне сразу 60 рядовых переименовали в ефрейторы[143]143
  Там же. Д. 1. Л. 319–319 об.


[Закрыть].

Данное обстоятельство заставляло командование выдвигать на должности даже взводных командиров более-менее расторопных рядовых. В связи с этим в архиве сохранилась информация о показательной в этом плане истории, имевшей место в августе 1915 г. в Новониколаевске в тогда еще 38-м запасном батальоне. Представляет она заключение военно-прокурорского надзора Омского военно-окружного суда от 5 сентября 1915 г. по делу о стрелке части Прокопии Матвееве, который обвинялся: «1. В том, что он 1 августа 1915 года в день отправления его с маршевой ротой он, самовольно отлучившись около 6 часов утра в гор. Ново-Николаевск из места своей службы, из 38-го Сибирского стрелкового запасного батальона, расположенного в это время лагерем около означенного города, пробыл в отлучке до 2-х часов дня того же 1-го августа, когда добровольно явился в лагерь; 2. В том, что тогда же и там же, во время нахождения описанной в п. 1 самовольной отлучке, привел себя в нетрезвое состояние до потери приличного для воинскому званию вида… 3. В том, что тогда же и там же, будучи задержанным по дороге к лагерю капитаном Ксиопеком и направляясь, согласно приказанию названного капитана Ксиопека, в сопровождении прапорщика Даниловского, в свою часть, он, обвиняемый, умышленно позволил себе по отношению к нему сказать, обращаясь к названному обер-офицеру, что он не имеет права забирать его, обвиняемого, так как он такой же взводный как и он, обвиняемый, а на приказание прапорщика Даниловского молчать и следовать за ним, возразил «Вы только здесь такие прыткие, а вот посмотрим, что на войне»[144]144
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 73, 111, 115.


[Закрыть].

Подготовка новобранцев в запасных частях сибирских военных округов в рассматриваемое время осуществлялась унтер-офицерами и фельдфебелями постоянного состава под руководством офицеров. Уже говорилось, что к осени 1917 г. львиную долю офицерского корпуса составляли выходцы из крестьян. Подтверждают этот вывод и данные по Сибири. Так, сословный состав юнкеров Иркутского военного училища на 1 января 1915 г. выглядел следующим образом: из 316 обучавшихся, детей дворян насчитывалось 31 (9 %), чиновников и офицеров – 59 (18,8 %), почетных граждан – 14 (4,5 %), духовенства – 48 (15,1 %), купцов – 5, мещан – 75 (23,7 %), крестьян – 84 чел. (26,5 %). На 1 декабря 1916 г. эти показатели на общее количество юнкеров в 279 чел. составили: дворяне – 17 (6,4 %), детей офицеров и чиновников – 31 (11,1 %), почетных граждан – 22 (8 %), духовенства – 39 (14 %), купцов – 3, мещан – 48 (17,2 %), крестьян – 112 (40 %), прочих – 7 чел. На середину января 1917 г. в 1-й Омской школе прапорщиков из 196 обучавшихся выходцы из крестьян составили 104 (53 %), мещан – 68 (34,7 %)[145]145
  Волков С. В. Русский офицерский корпус. М., 2003. С. 395.


[Закрыть].

Подготовка офицеров военного времени после ускоренного выпуска из военных училищ 1 октября 1914 г. 2,5 тыс. подпоручиков осуществлялась в них и специально открытых школах прапорщиков с 4-х месячным сроком обучения. Принимались подлежащие мобилизации молодые люди с образованием выше начального. К концу 1915 г. открыли 32 таких учебных заведения, в том числе 1 и 2–ю школу прапорщиков в Омске и три в Иркутске (одно на базе военного училища). 6 марта 1915 г. вводятся в действия правила призыва студентов гражданских вузов для обучения в военно-учебных заведениях. В первую очередь вакансии в них закрывались за счет призыва первокурсников 20-летнего возраста, затем второкурсников и третьекурсников. Студенты старших курсов, медики, ветеринары, женатые не призывались. Со временем в школы начали принимать детей служивших в действующей армии и участников войны «без различия национальностей или вероисповедания вне конкурса и не считаясь с существующими иными ограничениями». В сентябре 1915 г. разрешили принимать в военно-учебные заведения выпускников частных средних заведений, учительских институтов, семинарий и школ, а также городских училищ. Основной контингент их составляли фронтовики (рядовые и унтер-офицеры), хотя бы с элементарным образованием, положительно зарекомендовавшие себя в действующей армии и отличившиеся в боях.

Солдатская записная книжка (из коллекции Историко-художественного музея г. Бердска)

Что из себя представляло такое учебное заведение, можно судить по 1-й Иркутской школе подготовки прапорщиков пехоты (данные на 10 июля 1917 г.). По списку в ней состояло: 1 начальник (полковник), 2 командира роты (капитаны), 8 курсовых офицеров (4 штабс-капитана и 4 поручика), 18 помощников курсовых офицеров (прапорщики), один заведующий хозяйством (прапорщик), один адъютант школы (прапорщик), один врач (не имел чина), по одному – казначей и делопроизводитель, 374 юнкера (1 зауряд-прапорщик, 8 подпрапорщиков, 7 фельдфебелей, 24 старших унтер-офицера, 333 младших унтер-офицеров, 1 рядовой), 88 солдат команды обслуживания, в том числе 10 писарей и 51 нестроевой, 3 фельдшера[146]146
  Там же. Л. 67


[Закрыть].

Как установил В. Л. Кожевин, «школьное начальство пыталось привить своим воспитанникам комплекс традиционных моральных и политических норм офицеров, включая представление об офицерской чести и долге офицера перед отечеством и подчиненными. Кроме того, учитывая особенности контингента школ, приходилось просто обучать юнкеров правильно говорить, здороваться, соблюдать элементарные нормы гигиены. Для некоторых из них все эти вещи действительно представляли серьезную проблему»[147]147
  Кожевин В. Л. К истокам гражданской войны в Сибири: политические позиции юнкеров омских школ прапорщиков в 1917 году // Гражданские войны. Политические кризисы. Внутренние конфликты. История и современность. Омск, 1998. С. 73–74.


[Закрыть]. Например, в духе знаменитого «Юности честное зерцала» в 1917 г. в Омске составили «Инструкцию распорядка жизни юнкера в школах подготовки прапорщиков пехоты», в которой имелся раздел «Соблюдение чистоты и опрятности», в котором перечислялись процедуры, естественные для всякого культурного человека: «а) менять белье еженедельно, не менее одного раза; б) ноги содержать в чистоте и по возможности чаще обмывать холодной водой, особенно в жаркую погоду, ногти своевременно стричь; в) на руках ногти должны быть острижены и чисты; г) иметь годные для употребления носовые платки; д) плевать на пол где бы то ни было воспрещается, утром и вечером чистить зубы или полоскать рот водой»[148]148
  Там же. С. 74.


[Закрыть].

Еще одним каналом приобщения к офицерской корпорации являлось производство в прапорщики отличившихся в боях рядовых и унтер-офицеров, а также предоставление добровольцам права сдачи экзамена на звание прапорщика запаса. Поэтому в дневнике И. И. Серебренникова 12 января 1915 г. помечено: «В городе начинают встречаться отпускные из армии: больные и раненые. Много добровольцев из армии прислано для подготовки к экзаменам на прапорщика запаса»[149]149
  Серебренников И. И. Указ. соч. С. 83.


[Закрыть]. Как вспоминал Ушаков, накануне 1917 г. в 25-м Сибирском запасном стрелковом полку в Томске «офицерами в то время были большинство из бывших солдат»[150]150
  Там же. Л. 78 об.


[Закрыть].

Наглядно ситуацию с разными типами офицеров военного времени на сибирском материале можно проиллюстрировать на примере упоминавшегося уже П. Е. Щетинкина и Р. П. Эйдемана. Первый – выходец из крестьян-переселенцев, плотник, умевший читать и писать, отслуживший срочную службу и уволенный в запас в 1909 г. старшим унтер-офицером. В 1912 г. он становится сверхсрочником, а во время войны продвигается до командира роты и штабс-капитана. В январе 1917 г. его назначают начальником учебной команды в 59-м Сибирском запасном стрелковом полку в Ачинске. Второй – сын учителя из Латвии, будучи студентом в Петербурге, в апреле 1916 г. был мобилизован и после окончания ускоренного курса пехотного училища выпущен прапорщиком с направлением в г. Канск, где в 16-м Сибирском запасном стрелковом полку встретил 1917 год командиром батальона. В конце 1916 г. находился в двухмесячной командировке в Иркутске для изучения действия газов. Кстати, в г. Шадринске в 139-м запасном полку, после окончания Тифлисской школы прапорщиков, в 1917 г. служил бывший студент Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии и Московского коммерческого института и будущий член политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Жданов[151]151
  Борисов С. Андрей Александрович Жданов и Шадринск // Тобольск и вся Сибирь. Шадринск № 17. Тобольск, 2012. С. 330.


[Закрыть].

Еще один пример приводит И. И. Серебренников, встретившийся летом 1915 г. в поезде по пути в Москву с прапорщиком К-вым, уроженцем подгородного села Усть-Куды: «Он пошел на войну младшим унтер-офицером, с двумя георгиевскими крестами, полученными за японскую войну. А вот теперь, произведенный без экзамена в прапорщики, награжденный еще двумя георгиевскими крестами, а также орденами Св. Станислава и Анны, побывавший уже за Карпатами, в третий раз направляется в действующую армию. «Вот это наш сибиряк!» – думал я, глядя на него; такие-то сибиряки и создали славу нашим полкам.

– Убьют меня, – говорил он мне. – Я готов к этому. Но одно обидно, я уже не буду знать, что даст для России эта война»[152]152
  Серебренников И. И. Указ. соч. С. 133.


[Закрыть].

Офицеры военного времени доминировали не только во фронтовых частях, но и в запасных батальонах (полках) в тылу. Я уже выше сообщал, что в 38-м Сибирском запасном стрелковом батальоне на 1 сентября 1915 г. имелось 38 офицеров и военных чиновников, в том числе 31 прапорщик, т. е. примерно по 2–3 чел. на роту. Регулярно в приказах по части фиксировалось: 3 октября 1915 г. «Прибывшего на службу прапорщика 2-й Иркутской школы прапорщиков Масдовского зачислить в состав батальона. Назначить его офицером 10-й роты»; 5 октября того же года. «Прибывшего на службу прапорщика Иркутской 2-й школы прапорщиков Плотникова зачислить в батальон и назначить младшим офицером в 4–ю роту»[153]153
  Там же.


[Закрыть]. Основным источником пополнения офицерских кадров для упомянутой части стали военно-учебные заведения Иркутска. В свою очередь 9 декабря 1915 г. И. И. Серебренников записал в дневнике: «На днях здесь был произведен выпуск учеников из школы (вернее курсов) для прапорщиков запаса. Выпущено свыше 200 офицеров. Все – самая зеленая молодежь»[154]154
  Серебренников И. И. Указ. соч. С. 70–71.


[Закрыть].

Как они служили, можно узнать из тех же приказов. Так, 3 октября 1915 г. комбат, подполковник Доброхотов, «посетив около 9 часов утра 9-ю роту», «не нашел на занятиях ни командира прапорщика Микулина, ни младшего офицера прапорщика Лебедева, которые пришли уже в 10 часу. Занятия в 9-й роте велись вяло…, выправка не только ратников 2-го разряда, но и молодых солдат находящихся второй месяц в строю – слабая… Принимая во внимание, что прапорщик Микулин уже неоднократно замечался в опаздывании и последний раз даже был арестован домашним арестом на одни сутки, за последнее опоздание, а также беспорядки в роте, арестовываю его на одни сутки на гауптвахте и предупреждаю, что если его деятельность и в будущем будет также плодотворна как теперь, принужден буду принять против него меры, указываемые законом. Прапорщику Лебедеву объявляю в первый раз выговор»[155]155
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 17.


[Закрыть].