Текст книги "Первая мировая война 1914–1918 годов и Сибирь"

Недовольство в адрес офицеров военного времени выразил и сам командующий ОмВО, генерал-лейтенант Н. А. Сухомлинов, в воспитательных целях разразившийся приказом по войскам объединения от 15 августа 1915 г.: «13-го августа вечером я встретил в городе [Омске] двух обер-офицеров, которые не отдали мне установленной чести, в виду вечернего времени этот случай не особенно удивил бы меня, если бы далее я не встретил целую группу офицеров, которые по явной невнимательности, тоже не отдали мне надлежайшей чести». Ну, а дальше нижестоящим командирам предписывалось усилить воспитательную работу с младшими офицерами, обратить самое строгое внимание на их дисциплину и т. д. и т. п.[156]156
  Там же. Д. 1. Л. 127 об.


[Закрыть]

Но были и положительные моменты. «Высочайшим приказом от 26 августа сего года, – говорилось в приказе по 38-му батальону от 18 сентября 1915 г., – за отлично ревностную службу и особые труды, вызванные обстоятельствами текущей войны с 1 января сего года прапорщику вверенного мне батальона Грищенкову пожалован орден Св. Станислава 3-й степени. Приказываю означенную награду занести в послужной список прапорщика Грищенкова»[157]157
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 274.


[Закрыть]. Кстати, как было установлено в предшествующем параграфе из 534 награжденных за время войны орденом Св. Георгия 4-й степени офицеров из сибирских формирований прапорщиков насчитывалось 60 чел. К тому же нужно иметь в виду, что после 9 месяцев службы в запасных частях, прапорщика с очередной маршевой ротой отправляли на фронт. Поэтому их пребывание в тылу можно рассматривать как своеобразную форму повышения квалификации.

Пулемет «Максим» на ручной треноге. 5-й сиб. стр. полк (из коллекции Новосибирского краеведческого музея)

Минимальные сроки подготовки людей, которые в принципе не собирались и не должны были служить в армии, пестрота социального состава, сложный процесс адаптации к военной повседневности формировали нелицеприятный имидж офицеров военного времени[158]158
  Там же. Л. 238.


[Закрыть]. На бытовом уровне популярностью пользовался куплет:

«Раньше я был кучер, звать меня Володя, А теперь я прапор, Ваше благородие».

Выше я уже приводил факты негативного отношения к прапорщикам, в том числе инцидент между рядовым П. Матвеевым и офицером Даниловским. Тот же И. И. Серебренников, восторженно отзывавшийся о прапорщике-сибиряке К-в, в марте 1916 г. на основе письма брата, служившего в Забайкалье (Даурия) в ополченческой дружине, воспроизводит печальную историю: «Прапорщик стал избивать солдат. Один из последних, озлобленный, пытался ударить рукоприкладчика. За эту попытку солдат был предан суду и через 11 часов после приговора был расстрелян. Эта история произвела крайне гнетущее впечатление на брата.

Безусые юнцы, прапорщики, бьют по лицу солдат, часто пожилых, волосы которых уже посеребрены сединою. Прапорщицкая среда ведет вообще себя так, что возбуждает большое недовольство общества. Боже мой, как плохо все складывается!»[159]159
  Серебренников И. И. Указ. соч. С. 208.


[Закрыть]. Показательная в этом плане история произошла в феврале 1916 г. в 23-м Сибирском стрелковом запасном полку в Новониколаевске. Призванный из Барнаульского уезда рядовой Казанцев во время дежурства поставил винтовку, закурил папиросу и отказался назвать свою фамилию командиру роты. Вместо дисциплинарного наказания прапорщик Степанов приказал под угрозой расправы избить нарушителя воинской дисциплины. У Казанцева было сломано 9 ребер и их осколками порвана печень. Вскоре он умер, а прапорщика перевели в другую роту на должность младшего офицера. Произошедшее, согласно информации жандармов, вызвало «большое недовольство» солдат[160]160
  Горюшкин Л. М., Бочанова Г. А., Цепляев Л. Н. Новосибирск в историческом прошлом (конец XIX– начало ХХ в.). Новосибирск, 1978. С. 222–223.


[Закрыть].

С другой стороны, на этих офицеров военного времени из числа студентов, инженеров, отличившихся в боях нижних чинов, легла тяжелая задача подготовки солдат из неграмотных и малограмотных сибирских крестьян, руководство ими на фронте. При этом они в первую очередь подвергались опасности быть убитым или раненым, как это произошло с бывшим землеустроителем, прапорщиком запаса из Томска С. К. Майковским. Призванный в августе 1914 г. в 31-й Сибирский стрелковый полк, в начале 1915 г. он был тяжело ранен, перенес несколько операций, признан инвалидом, но вернулся на фронт нестроевым офицером и назначен интендантом полка[161]161
  Ращупкин Ю. М. Иркутский военный округ во второй половине XIX – начале ХХ веков: формирование, специфика и деятельность. Иркутск, 2003. С. 163–164.


[Закрыть]. Как справлялись офицеры военного времени с подготовкой пополнения? мы еще постараемся разобраться ниже. Что касается ругани и мордобоя, то арестованный уже после свержения самодержавия за эти пороки поручик признавался: «Я никогда не готовился и не думал о военной карьере, я студент, надевший военный мундир семнадцать месяцев тому назад. Я так воспитан, что никогда, даже будучи только что выпущенным офицером, не допускал мысли о рукоприкладстве. Я смотрел на это, как на нечто дикое, недостойное человека. И вот, как это произошло, я даже не могу объяснить. Я, надевши золотые погоны, впитал в себя традиции «умения обращаться с людьми». Даже в самое последнее время перед арестом у меня было разъедающее сознание чувство, что я делаю не так, как думал, что я иду против себя самого, против своей совести. Но я уже не мог себя побороть»[162]162
  Цит. по: Кожевин В. Л. Российское офицерство и Февральский революционный взрыв… С. 105.


[Закрыть].

Что касается дисциплины в запасных частях в Сибири в рассматриваемое время, то она была в пределах армейской повседневности. Имели место самовольные отлучки и факты дезертирства. В приказе по 38-му Сибирскому запасному стрелковому батальону от 25 августа 1915 г. можно прочесть: «Самовольно отлучившегося 21-го сего августа молодого солдата 5-й роты досрочного призыва 1916 г. Андрея Дрягина и зачисленного в учебную команду, до сих пор невозвратившегося и неразысканного, исключить из списков батальона и полагать в бегах»[163]163
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 159.


[Закрыть]. Если в августе-декабре 1915 г. из 31-го Сибирского запасного стрелкового полка (Томск) самовольно отлучилось 97 чел. и 51 из них вернулись обратно, то в июле-декабре 1916 г. количество «самовольщиков» достигло 324 чел, из них добровольно вернулось 77 чел.[164]164
  Майдурова Н. А. Социал-демократические организации Западной Сибири в борьбе за крестьянство и солдатские массы в годы нового революционного подъема и империалистической войны (1910 – февраль 1917 гг.). Автореф. дис. канд. истр. наук. Томск, 1983. С. 16.


[Закрыть] Имелись претензии к нижним чинам постоянного состава, которые «позволяют себе надевать во время занятий и даже при хождении в город вольную одежду, а также нашивают на погоны тесьму из серебреного галуна». «Не все кадровые, даже унтер-офицеры, умеют отдавать честь, некоторые не имеют надлежащей выправки. Между тем кадровые как учителя должны служить примером молодым солдатам и ратникам»[165]165
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 28.


[Закрыть].

Интенсивность подготовки пополнения составила в целом по России в 1914–1915 гг. 300 тыс. чел., ежемесячно поглощаемых фронтом. Тогда же только из Омского военного округа ежемесячно вывозили по 25 тыс. чел. (по 100 маршевых рот). В 1916 г. этот показатель составил 15 тыс. чел (62 маршевые роты)[166]166
  ГАНО. Ф. П-5. Оп. 3. Д. 76. Л. 2.


[Закрыть]. Как правило, отправляли в действующую армию «солянку» из новобранцев, запасных и ратников ополчения. Так, в мае – июне 1915 г. из 43-го Сибирского запасного стрелкового батальона в Брест-Литовск выбыло две маршевые роты по 250 чел. В 3-й роте числились 1 младший унтер-офицер и 249 ратников ополчения призывов 1900–1915 гг., в том числе 1900 г. (34–35 лет) – 30 чел., 1901 (33–34 года) – 41, 1902 (32–33 года) – 25, 1903 – 70, 1904 – 20, 1915 г. – 20 чел. В общей сложности 186 (74,4 %) были в возрасте старше 30 лет. Основная масса была призвана в Бийском (114 чел.) и Павлодарском (116 чел.) уездах. Личный состав 5-й маршевой роты составляли призывники Змеиногорского (161 чел.), Павлодарского (58), Омского (39) и Барнаульского (1 чел.) уездов[167]167
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 6. Л. 2–5, 15–18.


[Закрыть].

23 октября 1915 г. из 38-го запасного полка на Северо-Западный фронт в г. Минск убыли 22, 23 и 24-я очередные роты пополнения. 22-я рота состояла из 2 старших унтер-офицеров, 3 младших, 16 ефрейторов и 229 новобранцев призывов 1900–1903 гг. – 4 чел., 1913 – 4, 1915 – 3, 1917 г. – 239 чел. По месту призыва: Новониколаевск и окрестности – 80 чел. (30,2 %), Бийский уезд – 48, Барнаульский – 44, Тюкалинский – 38, Томский – 21, Каинский – 5 чел. и т. д. Начальное военное обучение в объеме более 9 недель прошли 14 чел., 8 недель – 167, 9 недель – 119 чел.[168]168
  Там же. Д. 2. Л. 109–110.


[Закрыть] В составе маршевой роты, отправленный на фронт 1 февраля 1916 г. находились призывники: 1910 г. (25 лет) – 6 чел., 1911 (24) – 7, 1912 (23) – 27 (10,8 %), 1913 (22) – 44 (17,6 %), 1914 (21) – 41 (16,4 %), 1915 (20) – 53 (21,2 %), 1916 (19) – 22 (8,8 %), 1917 г. (18 лет) – 13 чел. (5,5 %)[169]169
  Там же. Д. 6. Л. 183–186.


[Закрыть]. 77-я маршевая рота из того же полка, прибывшая на фронт 17 ноября 1916 г., состояла из ратников ополчения 1 и 2-го разрядов, молодых солдат досрочного призыва 1918 г. и запасных-эвакуированных (призванных после лечения в госпиталях и переосвидетельствования). Они были уроженцами Томской, Петроградской, Волынской, Тамбовской, Воронежской, Пензенской, Пермской, Уфимской и Харьковской губерний[170]170
  Там же. Д. 35. Л. 78.


[Закрыть]. 72-маршевая рота 38-го запасного полка, прибывшая в действующую армию 8 декабря 1916 г., имела в своем составе нижних чинов действительной службы 166 чел, ратников 1-го разряда 23, ратников 2-го разряда 28 и запасных – 3 чел. сроков призыва 1916, 1917, 1918 гг., а ратники – 1903–1905 гг., все уроженцы Томской губернии[171]171
  Там же. Л. 86.


[Закрыть]. 73, 74, 75, 76-я роты пополнения отправились из Томска 11 декабря 1916 г. В их списках значилось 4 прапорщика, 27 унтер-офицеров, 51 ефрейтор, 903 рядовых. Нижние чины состояли из ратников ополчения 2-го разряда и новобранцев призывов 1916–1918 гг. уроженцев Томской и Вятской губерний.

Гимнастика на лошадях (из коллекции Новосибирского краеведческого музея)

Наконец, в январе-феврале 1917 г. из 38-го Сибирского стрелкового запасного полка предполагалось отправить на фронт 4 роты (82, 89, 90, 91-я) «менее четырехнедельного обучения. Состоят из нижних чинов запаса, ратников ополчения 1-го и 2-го разрядов разных мобилизаций, белобилетников разных мобилизаций и молодых солдат досрочных призывов 1916, 1917 и 1918 гг.». «Одна рота (87-я) шестинедельного обучения состоит из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 25 октября 1916 г., белобилетников мобилизации 1 октября 1916 г. и молодых солдат досрочных призывов 1916, 1917, 1918 гг. Одна рота (86-я) десятинедельного обучения, состоит из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 25 октября 1916 г. Три роты (83, 84, 85-я) двенадцати недельного обучения состоит из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 20 сентября 1916 г. и белобилетников мобилизации 1 октября 1916 г. Одна рота (82-я) тринадцати недельного обучения состоит из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 20 сентября 1916 г. и белобилетников мобилизации 1 октября 1916 г. Одна рота (81-я) пятнадцати недельного обучения состоит из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 20 сентября 1916 г. Две роты (79, 80-я) шестнадцати недельного обучения состоят из ратников ополчения 2-го разряда мобилизации 20 сентября 1916 г. Одна рота (78-я) девятнадцати недельного обучения состоит из ратников ополчения 2-го разряда разных мобилизаций и молодых солдат досрочных призывов 1916, 1917 и 1918 гг.»[172]172
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 17 об., 23.


[Закрыть].

Приведенные факты показывают, что с лета 1915 г. на фронт в составе маршевых рот стали отправлять ратников ополчения. Одновременно «подчищали» получивших отсрочки и льготы. Если до и в начале 1915 г. ратников в основном отправляли отдельно, то потом их начали смешивать с молодыми солдатами, к тому же досрочных призывов 1916–1918 гг. Как установил И. А. Еремин, «Ополченцы оставались ратниками только на момент их явки на призывной пункт. Направленные в запасные армейские батальоны, они переставали быть ополченцами, становясь армейскими нижними чинами (рядовыми). Им брили по-солдатски головы и бороды; их солдатские фуражки и папахи украшала общевойсковая кокарда, а не ратнический крест – эмблема, унаследованная от народного ополчения 1812 г. Накануне войны 2/3 ополченских частей предназначались для службы внутри страны. Война потребовала иного соотношения тыловых и фронтовых подразделений ополчения. В результате лишь 113 из 738, или менее 1/6 всех дружин, было выделено для нужд тыла, а 625 было передано фронту»[173]173
  Еремин И. А. Томская губерния как тыловой район России в годы Первой мировой войны (1914–1918 гг.). Барнаул, 2005. С. 113.


[Закрыть]. Но и такие «коктейли» из новобранцев и ополченцев не спасали положение. Поэтому в 1916 г. начали призывать льготников старших возрастов и белобилетников, т. е. освобожденных ранее от службы по семейным или медицинским обстоятельствам. Так, из прибывших в середине октября 1916 г. в 38-й запасного полка 302 ратников ополчения 1-го разряда 67 чел. (22,1 %) имели возраст 42 года (призыв 1894 г.), 97 (32,1 %) – 41 год (1895 г.), 100 чел. (33,1 %) – 40 лет (призыв 1896 г.)[174]174
  Там же. Д. 21. Л. 45–64.


[Закрыть]. Даже со стороны ополченцы воспринимались как старики. Применительно к Иркутску И. И. Серебренников в ноябре 1916 г. свидетельствовал: «Тяжело проходить через Тихвинскую площадь. Здесь мужики, уже старые, бородатые, в своем неуклюжем деревенском одеянии, учатся ходить, маршировать.

– Раз-два, левой! Правой! – слышится команда взводного. И бородачи грустно вздымают то левую, то правую ногу, загребая снег. Безумная расточительность людьми!»[175]175
  Серебренников И. И. Указ. соч. С. 281.


[Закрыть].

Подготовленное в запасных частях пополнение в составе маршевых рот отправлялось в действующую армию. Перед этим военнослужащие проходили через процедуру формального медицинского освидетельствования, результаты которого фиксировались в удостоверениях, одно из которых воспроизводим ниже: «Дано сие в том, что солдаты 81-й очередной роты пополнения 38-го Сибирского стрелкового запасного полка перед отправлением на фронт, 12-го сего апреля [1917 г. – М. Ш.] осмотрены комиссией в составе: старшего врача полка Прейсмана, командира 3-й кадровой роты подпоручика Эгауста и подпоручика Разкакотова, причем солдат осмотрено 255 человек, из коих признанными негодными к походу не оказалось»[176]176
  Кожевин В. Л. Российское офицерство и Февральский революционный взрыв. Омск, 2011. С. 103.


[Закрыть]. Большинство просмотренных мной подобных удостоверений фиксируют годность личного состава маршевых рот, за исключением 2–3 случаев, когда 1–2 чел. признавались не годными к отправлению в действующую армию.

Что происходило дальше, можно судить по рапорту начальника эшелона № 40199 подпоручика 38-го Сибирского стрелкового запасного полка Меркулова командиру полка от 15 января 1917 г.: «Доношу, что эшелон № 40199 отправился со ст. Томск II 10 декабря в 11 часов 45 минут ночи. На ст. Томск II была посадка 125-й маршевой роты 25-го Сибирского стрелкового запасного полка. Рота явилась в полном порядке на посадку и была принята мной в количестве 250 человек. Со ст. Томск II эшелон прибыл на ст. Томск I в 12 часов 30 минут ночи, где была произведена посадка 73, 74, 75 и 76-й очередных рот 38-го Сибирского стрелкового запасного полка. Роты были приняты мною полностью в количестве 1000 чел., и посадка произведена в образцовом порядке. В 1 час 38 минут ночи с 10 на 11 декабря эшелон отбыл к месту назначения и прибыл в гор. Ржев в 3 часа ночи с 28 на 29 декабря и по прибытию в г. Ржев эшелон получил назначение в 52-й запасной полк 27-й бригады. Во время следования поезда отстали от эшелона 8 нижних чинов 73-й маршевой роты, 5 чел. 74-й роты, 1 чел. 75-й роты и 1 чел. 76-й роты. Из отставших нижних чинов один стрелок прибыл в полк в день смотра и в списки акта не занесен, а два нижних чина явились к этапному коменданту гор. Ржев и им были направлены прямо на фронт. О других отставших сведений нет. Больных в пути сдано 25 чел., в том числе в Вятке – 16 чел. (с повышенной температурой»[177]177
  Там же. Л. 31–31 об.


[Закрыть]. «Каждый день из Иркутска отправляются в поход все новые и новые маршевые роты, – записывает в дневник 3 мая 1915 г. И. И. Серебренников. – Идут бодро, с песнями. Не знаю, что у солдат на душе, но внешняя выправка их превосходна»[178]178
  Серебренников И. И. Указ. соч. С. 119.


[Закрыть].

0 качестве подготовки пополнения можно судить по разным параметрам и источникам. Например, инспектировавший Томский гарнизон генерал-лейтенант Н. А. Сухомлинов в приказе по округу отметил: «17 августа [1915 г.] осмотрел запасные батальоны, расположенные в Томске. Во всех батальонах люди выглядели молодцами, особенно прошедшие 3-х и 4-х недельное обучение. Молодые солдаты, прибывшие всего 2–3 дня тому назад, уже имеют воинскую выправку, хорошо отвечают на приветствие. Вид людей здоровый, веселый. Ответы дают спокойно, разумно. Видна работа начальствующих лиц и сердечное отношение к нижним чинам. Обучение в общем поставлено вполне правильно и идет успешно. Маршевые роты хорошо одеты и снаряжены; лучше в 25-м батальоне (подполковник Еремеев), слабее других в 18-м запасном батальоне (полковник Калина)… В общем батальоны представились хорошо, видна усиленная офицерская работа и забота начальствующего состава»[179]179
  Данилов С. Потерянный сад // Сиб. старина (Томск), 1993, № 5. С. 36.


[Закрыть].

Более жестко оценивали прибывшее пополнение фронтовики. По прибытии маршевых рот в прифронтовую полосу в запасной полк или непосредственно в боевую часть их командованием назначалась специальная комиссия из числа офицеров для осмотра прибывшего пополнения, по результатам которого составлялся отчет. В качестве примера воспроизвожу «Краткий отчет об осмотре 73, 74, 75 и 76-й маршевых рот 38-го Сибирского стрелкового запасного полка и 121-й маршевой роты 25-го Сибирского стрелкового запасного полка, поступивших на укомплектование 52-го пехотного запасного полка». Об этих подразделениях уже сообщалось выше. Вот как оценили их состояние в действующей армии.

«1. Личный состав: офицеров – 4 (прапорщики) унтер-офицеров – 27, ефрейторов – 51, окончивших учебную команду – 32, рядовых – 903. Нижние чины ратники 2-го разряда призыва 1903–1905 гг. и новобранцы призыва 1916–1918 гг. Уроженцы Томской и Вятской губерний разных уездов

2. Сроки обучения: 73-я рота с 11 октября и остальные с 8 сентября сего года.

3. Боевая подготовка: а) обязанности рядового в рассыпном строю усвоены хорошо; б) стрелковая подготовка: начальное обучение – произведена стрельба 6 уменьшенными зарядами, 3 подготовительных и один боевым патроном; в) обучение штыковому бою: 73-я рота удар сильный, сноровистый, остальные удовлетворительно; г) рассыпание в цепь, переползание и перебежки: 73-я рота очень хорошо, 74-я и 76-я – хорошо и 75-я -удовлетворительно; д) окопное дело: 73-я, 75-я и 76-я роты показано, 74-я рота одиночному самоокапыванию обучены, разбивки окопа не знают;

Обучение штыковому бою

е) сторожевая служба (на практике): 73-я рота знают хорошо, 74-я рота не вполне удовлетворительно, 75-я рота удовлетворительно и 76-я рота знают;

ж) дозорная служба (на практике): 73 и 74-я роты знают, 75-я рота удовлетворительно и 76-я рота слабо; з) приемы ведения разведки (на практике): 76-я рота слабо, остальными усвоено.

4. Строевая подготовка:

а) выправка – хорошо;

б) дисциплина строя: 75-я рота удовлетворительно, остальные хорошо;

в) шаг – хорошо, бег – втянуты;

г) сомкнутый строй в составе взвода – хорошо.

5. Сведения: из уставов внутренней службы, гарнизонной службы, дисциплинарного и общие сведения, обязательные для рядового: 73 и 74-я роты – хорошо, 75 и 76-я роты – удовлетворительно.

6. Внутренний порядок: число отставших – 2 ефрейтора и 17 рядовых, из которых 11 оставлены в пути по болезни.

С ротами прибыли прапорщики Сафонов, Грудачев, Расторгуев и Донской. Начальник эшелона подпоручик Меркулов, его помощник прапорщик Даниленко и 23 сопровождающих нижних чина.

7. Обмундирование полностью ношенное, но годное к употреблению; от продолжительной езды по железной дороге слишком загрязнено.

8. Снаряжение полностью ношенное, но годное.

9. Теплые и годовые вещи полностью. Ватные вещи значительно поношенные, частью рваные. В 76-й рот нет рукавиц.

10. Шанцевый инструмент полностью по числу людей.

11. Перевязочные пакеты выданы полностью.

12. Жалоб не заявлено.

13. Общее заключение: в общем прибывшие нижние чины по своей боевой и строевой подготовке отнесены 75-й роты к 6-й и остальные роты к 7-й неделе обучения согласно программы, установленной приказом армиям Западного фронта 1916 года. Снабжение рот всем положенным: 76-я рота – удовлетворительно и остальные роты вполне удовлетворительно. Подписали: председатель, командующий 52-м пехотным запасным полком полковник Кудруг, начальник хозяйственной части, капитан Пиотровский, командир 4-го батальона, капитан Лопатин»[180]180
  Фабрика Ю. А. Новониколаевск и его жители в Первой мировой войне // Военно-исторический журнал, 2010, № 6. С. 41; Смирнов А. В., Мазаник Т. А. Правовое регулирование подготовки мобилизации в дореволюционной России // История государства и права, 2013, № 4. С. 7.


[Закрыть].

Сокращенный вариант подобного отчета об осмотре 72-й маршевой роты 38-го запасного полка, прибывшей на укомплектование 244-го Красноставского пехотного полка от 8 декабря 1916 г., фиксирует, что в ней «нижних чинов действительной службы 166 чел., ратников 1 разряда 23, ратников 2 разряда 28 и запасных 3. Сроков службы 1916, 1917 и 1918 гг. и ратники 1903, 1904 и 1905 гг. Уроженцы Томской губ. Срок обучения 9 недель. Стрельб произведено: одиночный подготовительный 3 упражнения и одиночный боевой 2 упражнения. Боевая подготовка: обязанности стрелка в рассыпном строю знают удовлетворительно, наводка со станка и установка прицела правильная. Штыковому бою обучены удовлетворительно, рассыпание в цепь, перебежки и применение к местности удовлетворительны. Сторожевая и дозорная служба удовлетворительны. С действием лопаты в бою ознакомлены. Строевая подготовка: стойка, ружейные приемы и повороты усвоены удовлетворительно. Шаг вялый, колка чучела удовлетворительная. Обмундирование: шинели суконные хорошего качества. Шаровары исправны. Снаряжение хорошего качества. Теплые и годовые вещи выданы всем и хорошие, а сапог негодных к носке 146 пар. Жалоб заявлено не было. Общее заключение: строевая и боевая подготовка роты комиссией найдена удовлетворительной»[181]181
  Там же. Л. 86.


[Закрыть].

Как видим, пополнение, подготовленное в сибирских запасных частях за 6–9 недель обучения, относилось, по непритязательным оценкам фронтовиков, к категории «твердых троечников», но их последующая военная судьба во многом зависела от тех первоначальных азов солдатского ремесла, которые они получили в Сибири.

Отдельные факты, которыми я располагаю, опровергают сложившейся в советской историографии стереотип о негативном отношении к войне призванных в армию сибиряков и массовых их протестных акциях во время пребывания в запасных полках и по пути на фронт. Подобные случаи вплоть до весны 1917 г. носили единичный характер и вообще являются типичными для любой армии, формируемой на основе всеобщей воинской повинности, включая советскую и современную российскую. Да, имели место факты дезертирства, и жандармы, например, сообщали, что 7 ноября 1915 г., «при проследовании воинского поезда с маршевыми ротами 25-го Сибирского запасного батальона через разъезд Сураново Томской ветки, прапорщиками Михайловским и Филипповским, находившимися в составе эшелона, было произведено несколько выстрелов по самовольно отлучившимся и убегавшим от эшелона нижним чинам, коими убит один и ранены: один в колено, другой в кисть руки и стоявшая у своего дома местная крестьянка – в ногу с раздроблением кости. Пострадавшим своевременно оказана медицинская помощь. Эшелон проследовал спокойно»[182]182
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 48.


[Закрыть].

Землянка нижних чинов, состоящих при штабе 4-го Сиб. корпуса (из собрания Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи)

При следовании на фронт солдаты часто отставали от своих эшелонов. Об этом свидетельствует воспроизведенный выше рапорт начальника эшелона № 40199 подпоручика Меркулова (декабрь 1916 г.). Во время следования 77-й очередной роты пополнения из 38-го з. п. (ноябрь 1916 г.) самовольно отлучилось 7 чел.[183]183
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 78.


[Закрыть] Согласно рапорту сопровождающего офицера от 13 января 1917 г. во время перевозки из личного состава 72-й маршевой роты того же полка один солдат отстал в Новониколаевске, двое на станции Татарской, причем «все трое вернулись в полк»[184]184
  Там же. Л. 97.


[Закрыть]. Как видим, массовых побегов не было, и большей частью личный состав маршевых рот благополучно добирался до места назначения. В качестве примера можно сослаться на приказ командующего ОмВО от 6 августа 1915 г., в котором сообщается о том, что отправленная в середине июля из 28-го Сибирского стрелкового запасного батальона маршевая рота в количестве 411 чел. по дороге не потеряла ни одного нижнего чина, за исключением трех заболевших[185]185
  Там же. Л. 58–58 об.


[Закрыть]. «Прапорщик Константинов, – информируется в приказе по 38-му запасному батальону, – отправившийся в действующую армию 25 сентября [1915 г. – М. Ш.] с 16-й и 17-й очередными ротами пополнения, составленными из 1-й и 11-й рот, рапортом 9-го сего октября донес мне, что обе роты прибыли к месту назначения полностью, за исключением одного заболевшего в пути, отставших совершенно не было. Это указывает на порядок и отличное воспитание сознательного исполнения долга, существующие в этих ротах»[186]186
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 78.


[Закрыть].

Ситуацию с отставшими от воинских эшелонов в какой-то степени проясняют материалы дознания, произведенного прапорщиком Смирновым по приказу коменданта г. Вязьма 5 января 1917 г. в отношении «доставленного без документов, который назвал себя рядовым 11-й роты 38-го Сибирского запасного полка Федором Тимофеевым Бокутиным срочной службы досрочного призыва 1918 года, происходящего из крестьян Каинского уезда Булатовской волости, деревни Оселок-Васильевский, православного, грамотного», который на станции Вязьма «самовольно от своего эшелона и от своей роты отлучился в гор. Вязьму к своей сестре на Духовщинской улице, где пробыл два дня. 5 января я выехал от своей сестры и направился на станцию, [где] меня задержали военно-полицейские патрули»[187]187
  Там же. Д. 5. Л. 69.


[Закрыть].

По всей видимости, подобного рода случаи имели распространение, особенно среди солдат из числа переселенцев, когда они проезжали мимо своей «малой родины», и появлялся соблазн побывать у родственников и односельчан. Более того, им в этом способствовали сопровождающие офицеры. Так, командир 52-го запасного пехотного полка сообщал в Томск о том, что «командиры 73, 74, 75 и 76-й очередных рот пополнения прапорщики Сафонов, Грудачев, Расторгуев и Донской во время пути следования эшелона проводили нижних чинов через оцепление и отпускали их домой, отчего было в пути 22 самовольно отлучившихся нижних чина, из которых нагнали эшелон 14 человек»[188]188
  Там же. Д. 35. Л. 44.


[Закрыть].

«Как ты, милая моя, поживаешь без меня» (Открытка Первой мировой войны)

Показательную историю, в этой связи, приводит в своих воспоминаниях новониколаевец С. В. Чернышев, дружину государственного ополчения которого из Читы весной 1915 г. отправили на запад. «С дороги я дал телеграмму о дне нашего прибытия в Ново-Николаевск. Почти вся наша дружина состояла из жителей Томской губернии, к которой относился и Ново-Николаевск. И у всех появилось неодолимое желание во что бы то ни стало заехать домой, несмотря на последствия такого рискованного дела. Уже перед Мариинском начался массовый побег солдат по домам. Они на ходу выскакивали из вагонов и скрывались в кустах. Остановить их никто не пытался, и только офицеры пугали страшной карой, но это никого не останавливало. Чем ближе подходил поезд к Ново-Николаевску, тем больше пустели вагоны». Здесь разбежались последние, и в Омск эшелон ушел пустой, где его загнали в тупик. Сам герой повествования «два дня гостил дома, находясь под воздействием крепкой браги, а на третий день попрощался с семьей и уехал… К этому времени на вокзале для всех беглецов был подготовлен новый поезд, на котором мы добрались до Омска, а там пересели в „свой“ поезд. И двинулись дальше». По прибытии к месту назначения, в г. Николаев, «командир дружины полковник Заингковский построил свою дружину и крепко стал распекать беглецов. В заключение обложил нас матом и дал приказ всех поставить под ружье с полной выкладкой на двенадцать часов. С перерывами через каждые два часа. Но когда мы отстояли четыре часа, командир выстроил дружину еще раз и, еще раз отругав нас, дальнейшую стоянку под ружьем отменил. Вот так легко мы отделались за самовольный побег по домам»[189]189
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 169


[Закрыть].

Массовое дезертирство, а не самовольные отлучки, началось после Февральской революции в 1917 г. Всего с начала войны и до этого события дезертировало 195 130 нижних чинов, после февраля и до 15 мая 1917 г. – 85 921 чел.[190]190
  Россия в мировой войне 1914–1918 гг. (в цифрах). М., 1925. С. 26.


[Закрыть] Как конкретное подтверждение отмеченного процесса можно сослаться на телеграмму в штаб 38-го запасного полка от сопровождающего маршевую роту офицера от 3 мая 1917 г. из Барабинска следующего содержания: «Бежало 32»[191]191
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 185.


[Закрыть].

Помимо запасных полков (батальонов) в сибирских гарнизонах на постоянной основе располагались пешие дружины государственного ополчения по 8 рот в каждой, которые имели свою структуру управления. Так, в Омском военном округе дислоцировался 5-й корпус государственного ополчения (штаб в г. Омске), в состав которого входили два управления дивизий – 52-й (Новониколаевск) и 53-й (Омск). В Иркутском военном округе находились управления 45-й (Иркутск) и 113-й бригад (Чита). Всего в них числилось 27 пеших дружин государственного ополчения, из них 15 – в Омском и 12 – в Иркутском военных округах. Их дислокация выглядела следующим образом. Омск – 4 пеших дружины государственного ополчения (703, 705, 706, 709-я); Новониколаевск – 2 (615 и 707-я); Тюмень – 2 (700 и 710-я); Чита – 2 (609 и 714-я); по одной – Красноярск (717-я без двух рот), Ачинск (532-я и две роты 717-й), Канск (716-я без четырех рот), Барнаул (712-я), Курган (704-я), Семипалатинск (702-я), Ишим (711-я), Бийск (713-я), Тобольск (701-я), Верхнеудинск (715-я), Нерчинск (719-я), Березовский (562-я), ст. Даурия (720-я), пос. Песчанска (574-я), пос. Антипиха (550-я), ст. Маньчжурия (2 роты 720-й дружины)

Дружины несли главным образом караульную службу, охраняя железную дорогу, прежде всего мосты и тоннели, военные склады, лагеря военнопленных и т. д. В частности четыре роты 550-й пешей дружины охраняли железнодорожный парк близ Верхнеудинска, а такое же количество ополченцев обеспечивала охрану железной дороги от Иркутска до Боготола[192]192
  Баталов А. Н. Борьба большевиков за армию в Сибири 1916 – февраль 1918 г. Новосибирск, 1978. С. 32.


[Закрыть]. Дружина, в которой служил упомянутый выше С. В. Чернышев (по всей видимости 609-я) разместили сначала на ст. Иннокентьевская под Иркутском, а затем в ноябре 1914 г. отправили в Читу, где его рота охраняла железнодорожный мост, а затем тюрьму и гауптвахту в Нерчинске[193]193
  Чернышев С. В. Указ. соч. С. 40–41.


[Закрыть]. Всего за время Первой мировой войны в вооруженные силы Российской империи привлекли: ратников ополчения 1-го разряда, переведенных из запаса – 400 тыс. чел.; ратников ополчения 1-го разряда, не проходивших действительной военной службы – 2705 тыс.; ратников ополчения 2 разряда – 3075 тыс. чел.[194]194
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 1. Л. 158–159.


[Закрыть], всего 6180 тыс. чел. (40 %) из 15 378 тыс., находившихся в армии. В 1916 г. из ополченческих дружин сформировали пехотные полки третьей очереди (397–552-й), в том числе 533-й Новониколаевский и 467-й Кинбурнский, в котором продолжил службу окончивший учебную команду и произведенный в унтер-офицеры C. В. Чернышев[195]195
  Чернышев С. В. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть]. Как считает М. В. Оськин, «к 1917 г. большая часть русской армии, а именно – пехота, насчитывавшая более 90 % в общей цифре личного состава войск, состояла из вчерашних ополченцев»[196]196
  Оськин М. В. Государственное ополчение в период Первой мировой войны // Вопросы истории, 2013, № 6. С. 151.


[Закрыть]. Уже в октябре 1914 г. из состава Омского ВО в действующую армию отправили 18 ополченческих дружин из 28[197]197
  Еремин И. А. Указ. соч. С. 113.


[Закрыть].