Текст книги "Первая мировая война 1914–1918 годов и Сибирь"

1-я Забайкальская казачья бригада Забайкальского казачьего войска (ЗКВ) прибыла на Юго-Западный фронт и приняла активное участие в Варшавско-Ивангородской операции 28 сентября – 8 ноября 1914 г. В боях забайкальские казаки проявили свои лучшие качества. Так, при отходе с левого берега реки Пилица в спешке отступления бросили раненых пехотинцев. Спасти их вызвались добровольцы из 2-й сотни 1-го Читинского полка, которые под сильным ружейно-пулеметным огнем несколько раз прорывались к раненым и вывезли 30 солдат. За этот подвиг, ставший известным всей армии, казаков наградили Георгиевскими крестами. Всего же за осенне-зимние бои 1914 г. только в 1-м Верхнеудинском полку вручили 78 Георгиевских крестов и 28 медалей. В начале 1915 г., как вспоминает тогда сотник 1-го Нерчинского казачьего полка и будущий атаман Г. М. Семенов, на границе с Восточной Пруссией, его подчиненные «вели разведку и состязались с германскими кавалеристами в небольших кавалерийских стычках и ловкости разведчиков. Немцы придерживались системы разведки не менее полуэскадроном, а мы предпочитали пользоваться мелкими разъездами, имевшими иногда в своем составе не более 5–6 коней. Наш казак оказался лучшим индивидуальным бойцом, чем немецкий регулярный кавалерист. За полтора месяца практики моей в действии разъездом, при регулярной смене казаков, я захватил в плен свыше 50 германских всадников и не потерял ни одного со своей стороны»[71]71
  Атаман Семенов. О себе (Воспоминания, мысли, выводы). М., 1999. С. 40.


[Закрыть].

Прожекторная станция во время работы 4-й Сибирский корпус. Румыния, г. Галац, 1916 г. (Из коллекции Новосибирского краеведческого музея)

Вплоть до апреля 1915 г. 1-я Забайкальская казачья бригада занимала оборону по р. Пилица, а затем прикрывала отход пехоты Северо-Западного фронта из Польши. После прибытия на фронт 2-го Верхнеудинского казачьего полка бригаду развертывают в 1-ю Забайкальскую казачью дивизию. 15 января 1916 г. в Бобруйске состоялся смотр нового соединения императором Николаем II. По итогам боевых действий в 1915 году только в 1-м Верхнеудинском полку в хорунжие произвели вахмистра Подойницына и старшего урядника Кузнецова. Награждены орденами: Св. Анны 4-й степени прапорщик Барахтин, хорунжий, князь Аргутинский-Долгоруков, войсковой старшина Измайлов; Св. Анны 2-й степени с мечами – сотники Лавров и Сенченков; Св. Станислава 2-й степени – ветеринарный врач Мальковский; Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом – хорунжий Горбач; английским «Отличной службы» – есаул Мациевский. Мечи и бант к ордену Св. Станислава получили подъесаул Резухин и сотник Иванов, войсковому старшине Зимину вручено Георгиевское оружие.

В этом году дивизия приняло участие в Брусиловском прорыве. Только за один день боев 1-й Верхнеудинский полк захватил 2 орудия, несколько пулеметов и до 1100 пленных австрийцев. Линия фронта стабилизировалась на реках Стоход и Стырь. За отличие в боях, помимо орденов Св. Станислава 4-й степени с мечами и Св. Владимира 4-й степени, сотник 1-го Нерчинского казачье полка, барон Р. Ф. Унгерн-Штернберг удостоился двойного производства в чинах: 3 сентября 1916 г. его производят в подъесаулы, а на следующий день – в есаулы[72]72
  Жуков А. В. Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом. М., 1913. С. 111.


[Закрыть]. В конце 1916 г. части дивизии направляются в тыл для охраны железных дорог и задержания дезертиров. По признанию Г. М. Семенова: «Мы ловили на станции Узловая до тысячи человек в сутки. Солдатский поток с фронта был настолько значителен, что это явление нельзя было рассматривать иначе, как грозным признаком грядущего развала армии»[73]73
  Корольков Г. Праснышское сражение. Июль 1915 г. М. – Л., 1928. С. 43, 44, 53.


[Закрыть]. 23 мая 1917 г. полкам 1-й Забайкальской казачьей дивизии предписывается сдать свои знамена в штаб армии с последующей отправкой в Петроград для снятия царских регалий. Однако, на общем собрании казаков и офицеров 1-го Читинского полка принимается решение оставить у себя свое Георгиевское знамя.

На Кавказском фронте в районе Карса воевала 2-я Забайкальская казачья бригада, а на Эриванском направлении 4-я. Забайкальские казаки в 1915 г. приняли участие в боях за Тадван, на битлисском направлении, в турецком Курдистане и в Персии. В 1916 г. они участвовали в боях на мосульском направлении. Весной 1917 г. забайкальцы стали создавать полковые комитеты, проявлять враждебное отношение и недоверие к офицерам[74]74
  Смирнов Н. Н. Слово о забайкальских казаках: Исторический очерк-хроника. Волгоград, 1994. С. 395–523.


[Закрыть].

В свете изложенной информации требует пояснений понятие «сибирское соединение» применительно к перечисленным корпусам и дивизиям. Сам факт их формирования за Уралом в Омском, Иркутском и Приамурском военных округах дает основание предположить, что основную часть мобилизованных в них резервистов составили местные жители, хотя среди них находилось большое количество переселенцев, сравнительно недавно мигрировавших в Сибирь. Были и оставшиеся на жительство отслужившие срочную службу. Яркий пример – будущий герой гражданской войны в Енисейской губернии П. Е. Щетинкин, уроженец Рязанской губернии, который, уволившись в запас в декабре 1909 г., остался на жительство в деревне Красновка под Ачинском. В начале 1912 г. он стал сверхсрочником в 29-м Сибирском стрелковым полку в Ачинске, откуда летом 1914 г. отбыл на фронт.

Но большую часть командного (офицерского) состава в этих воинских формированиях составили уроженцы и выходцы из Европейской России. Доля их в составе частей была незначительной. Так, в 11-й Сибирской стрелковой дивизии на 14397 солдат приходилось 230 офицеров (1,04 %)[75]75
  Фабрика Ю. А. Сибирский щит (становление сибирского воинства и военные деятели Сибири). Новосибирск, 2001. С. 78.


[Закрыть]. Однако часть личного состава 1-го и 2-го Сибирских армейских корпусов, как указывалось выше, составили мобилизованные резервисты из 10 уездов Вятской и Пермской губерний (всего в них насчитывалось 23 уезда). И самое главное. В отличие от германской корпусной системы комплектования и пополнения воинских частей за счет призванных с определенной территории или города, этот принцип в русской армии в годы Первой мировой войны обеспечивался частично. Во-первых, в запасные батальоны и полки сибирских военных округов направлялись призванные не только из Сибири, но из Вятской, Пермской и Уфимской губерний, и не только русские. Так, в 1915 г. из 258 чел., прибывших по призыву в 38-й Сибирский запасной стрелковый полк (в Томске) из Бирского уезда Уфимской губернии, русские составляли 36 чел., остальные являлись башкирами и татарами[76]76
  Тогучинская газета. 2013. 14 авг.


[Закрыть]. Во-вторых, маршевые роты из сибирских запасных частей отправлялись как правило не адресно в сибирские фронтовые формирования, а в запасные полки армий и фронтов. Например, в конце декабря 1917 г. в г. Ржев в 52-й пехотный запасной полк прибыли пять маршевых рот (по 250 чел.) из Томска для пополнения Западного фронта[77]77
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 35. Л. 31–31 об.


[Закрыть]. 77-я маршевая рота из 38-го Сибирского запасного полка из Томска прибыла на станцию Вязьма 17 ноября 1916 г. в 23-й запасной пехотный полк Западного фронта. В кратком отчете о ее осмотре указывалось, что среди военнослужащих были уроженцы Томской, Петроградской, Волынской, Тамбовской, Пензенской, Воронежской, Пермской, Уфимской и Харьковской губерний[78]78
  Там же. Л. 78.


[Закрыть]. И только 72-я маршевая рота из того же томского запасного полка 8 декабря 1916 г. прибыла на укомплектование 244-го Красноставского пехотного полка 61-й пехотной дивизии[79]79
  Там же. Л. 86.


[Закрыть]. Таким образом, в сибирских формированиях начального периода войны сибиряки, по всей видимости, преобладали. Их доля уменьшалась в ходе военных действий, хотя и была достаточно внушительной.

В связи с этим встает вопрос о степени привязки отдельных полков русской императорской армии к городу, в котором они формировались и данное обстоятельство увековечивалось в их названии. Так, в числе кадровых армейских частей еще до войны были 9-й гренадерский Сибирский генерал-фельдмаршала Великого Князя Николая Николаевича полк, 38-й Тобольский, 39-й Томский, 40-й Колыванский, 41-й Селенгинский, 42-й Якутский, 43-й Охотский, 44-й Камчатский пехотные полки. Например, Томский егерский полк был сформирован в Томске 29 ноября 1796 г. В 1808 г. в составе 24-й пехотной дивизии его вывели к западным границам России и больше в Сибирь он не возвращался. В 1864 г. он становится 39-м пехотным Томским. Накануне Первой мировой войны часть дислоцировалась в городе Козлове (Мичуринске) Тамбовской губернии, а с началом боевых действий вошла в состав 10-й пехотной дивизии вместе с другими «сибирскими» формированиями: 37-м Екатеринбургским, 38-м Тобольским и 40-м Колыванским пехотными полками[80]80
  Ульянов И. Э. Регулярная пехота 1855–1918. М., 1998. С. 260; Голиков В. И., Чернов К. А. Томский пехотный полк в боях и сражениях в XVIII – ХХ веках. Томск, 2012. С. 327.


[Закрыть]. Судя по отсутствию информации о призыве в него томичей и жителей Томской губернии, можно предположить, что полк не был «сибирским», и в период развертывания в июле 1914 г. в него пришли резервисты в основном из Тамбовской губернии. В качестве противоположного примера можно назвать третьеочередной 533-й Новониколаевский пехотный полк 134-й пехотной дивизии, который был сформирован уже во время войны из новониколаевцев и доблестно сражался на фронте. Причем городские власти и обыватели поддерживали связи со своими родными и земляками, собирали для них теплую одежду, продукты и подарки, на фронт приезжали делегации горожан[81]81
  Шулдяков В. А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1917–1920. М., 2004. Кн. 1. С. 29–31.


[Закрыть]. В Томске же в 1910 г. на базе местного пехотного батальона развертывается 42-й Сибирский стрелковый полк 11-й Сибирской стрелковой дивизии, командиром (командующим) которого назначили полковника Н. М. Пепеляева (отца В. Н. и А. Н. Пепеляевых)[82]82
  Чернов К. А. Томский гарнизонный батальон – 42-й Сибирский стрелковый полк // Тр. Томск. обл. краеведческ. музея. Томск, 2002. Т. 12. С. 93


[Закрыть].

Определенное представление об офицерском составе сибирских воинских формирований периода Первой мировой войны, их мужестве и героизме дают собранные Д. Г. Симоновым сведения на 534 кавалера военного ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия, участвовавших в боевых действиях в составе сибирских частей[83]83
  Сибирская историческая энциклопедия. Новосибирск, 2010. Т. 3. С. 647–655.


[Закрыть]. Как известно, орден этот давался только за военные подвиги. Всего с момента учреждения в 1769 г. и до конца 1917 г. орденом Св. Георгия 4-й степени награждено свыше 6 тыс. чел. Все 534 офицера удостоились этой степени, а трое – генерал-майор А. С. Карницкий, командир 2-го пограничного Заамурского полка, а затем 1-й Заамурской конной бригады; генерал-лейтенант В. И. Соколов, командир 4-го Сибирского армейского корпуса и полковник В. Н. Токарев, командир 9-го гренадерского Сибирского полка – стали еще и кавалерами этого ордена 3-й степени.

За какие заслуги награждали этой высокоценимой в армии наградой, можно судить из представления на награждение орденом Св. Георгия 4-й степени будущего генерал-лейтенанта сибирской белой армии А. Н. Пепеляева: «Будучи в чине штабс-капитана, в бою 18 сентября 1915 года, командуя отрядом из четырех команд конных разведчиков 11-й Сибирской стрелковой дивизии, одной пешей командой разведчиков 44-го Сибирского стрелкового полка и полуротой того же полка, лично управляя боем под сильным пулеметным и ружейным огнем, удержал свою позицию. Отбив атаки германцев силою около двух батальонов пехоты с 6 пулеметами, когда же позиция правого боевого участка у д. Боровая была захвачена противником, и был неизбежен наш отход по всему фронту, штабс-капитан Пепеляев, получив разрешение отойти из д. Клетище, по собственной инициативе решил держаться на своей позиции, отбил все атаки немцев и, выждав благоприятную минуту, перешел сам в наступление, отбросив противника и своим наступлением угрожая левому флангу немцев, занявших д. Боровую, заставил их бросить занятую ими позицию и отступить за р. Неман»[84]84
  Цит. по: Звягин С. П. В. Н. Пепеляев: судьба либерала из Сибири в начале ХХ века. Томск, 2012. С. 18–19.


[Закрыть].

Орден Св. Георгия (слева) и Георгиевский крест (справа)

По годам войны награждения распределяются следующим образом: 1914 – 5 (0,93 %), 1915 – 185 (34,6 %), 1916 – 125 (23,4 %), 1917 – 217 (40,6 %), 1918 – 2. По родам войск: пехота – 322 (60,3 %), казаки – 35 (6,5 %), артиллерия – 64 (12,0 %), саперы (инженеры) – 12 (2,3 %), военнослужащие Заамурских пехотных и конных полков – 61 (11,4 %). Среди награжденных присутствует один врач – Е. А. Матушкин, лекарь, и. д. врача 21-го Сибирского стрелкового полка. Список свидетельствует о появлении нового рода войск – военной авиации, поскольку в каждом армейском корпусе по штатному расписанию полагалось авиазвено, выросшее до авиаотряда. Из 15 награжденных летчиков 8 можно считать кадровыми авиаторами. Например, прапорщика Б. И. Мерцалова, летчика 3-го и 5-го Сибирских корпусных авиаотрядов. Еще 7 офицеров пришли в авиацию в ходе боевых действий из артиллерии, пехоты, кавалерии, саперных частей. В качестве примера можно назвать поручика 31-го Сибирского стрелкового полка Ф. Ф. Василевского, фактически служившего военным летчиком 8-го авиационного отряда истребителей или штабс-капитана 77-й артиллерийской бригады Н. В. Евсюкова, служившего летчиком-наблюдателем 1-го Сибирского корпусного авиационного отряда.

Среди награжденных – представители 54 стрелковых полков, 13 артиллерийских бригад и дивизионов, 10 казачьих полков СКВ и ЗКВ, всего – 77 частей. Больше двух награжденных служило в 57 полках, бригадах и дивизионах. Максимальные показатели: 14 орденоносцев – в 7-м, по 12 – в 4-м, 6-м, 9-м, 14-м, 21-м Сибирских стрелковых полках, 11 – в 8-м, 37-м Сибирских стрелковых, по 10 – в 47-м пехотном и 7-й Сибирской артиллерийской бригаде. По 9 награжденных воевало в двух полках, по 8 – в двух, 7 – в одном, по 6 – в шести полках и двух артиллерийских бригадах, по 5 – в пяти полках.

По воинским званиям изучаемая совокупность распределилась следующим образом: прапорщики (корнеты, хорунжие) – 60 (11,23 %), подпоручики – 78 (14,6 %), поручики (сотники) – 87 (16,2 %), штабс-капитаны (подъесаулы) – 61 (11,4 %), капитаны (ротмистры, есаулы) – 92 (17,2 %), подполковники (войсковые старшины) – 64 (12 %), полковники – 54 (10 %), генерал-майоры – 23 (4,3 %), генерал-лейтенанты – 6 (1,1 %), генерал от инфантерии (Е. А. Радкевич, командир 3-го Сибирского армейского корпуса) – 1. Среди полковников 44 служили командирами полков, т. е. являлись ключевыми фигурами в непосредственной организации и ведении боевых действий. За что их награждали, можно судить по описанию подвига командира 39-го пехотного Томского полка М. Г. Пацевича, который «в бою 15 авг[уста] 1914 г. у поселка Лащов, командуя левым боевым участком в составе трех батальонов его же полка, воодушевляя подчиненных личным мужеством, энергичной атакой опрокинул превосходные силы неприятеля на узкую переправу у дер. Пукаржева, что привело к разбитию австрийской дивизии и пленению значительной части ее. При этом полком было взято знамя, одна батарея и несколько сот пленных». Сам М. Г. Пацевич был убит в бою 13 февраля 1916 г.[85]85
  Смирнов Н. Н. Слово о забайкальских казаках. Волгоград, 1994. С. 494.


[Закрыть]

Мужество и героизм проявили рядовые воины-сибиряки. Не случайно в изданном в Австро-Венгрии в начале 1917 г. справочнике «Русская армия» 2-я, 3-я, 7-я, 8-я, 9-я, 12-я Сибирские стрелковые дивизии именовались «ударной силой», а 10-я Сибирская стрелковая дивизия характеризовалась следующим образом: «Пользуется очень высокой репутацией, особенно при наступлении»[86]86
  Ульянов И. Э. Указ. соч. С. 155.


[Закрыть]. Отличившиеся в боях награждались Георгиевскими крестами и медалями. В качестве примера можно привести представителя известной купеческой династии Белоголовых чаеторговца Силу Васильевича, который в качестве добровольца-санитара участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 гг. и был награжден медалью. С началом Первой мировой опять же с одним из сформированных в Иркутске стрелковых полков ушел на фронт. В Иркутске он появился в конце ноября 1914 г. Как сообщает И. И. Серебренников: «Приехал доброволец С. В. Белоголовый, получивший уже три степени Святого Георгия и представленный к 4-й. Он служил в конно-разведочной команде и участвовал в делах на восточно-прусском фронте. Здесь доброволец будет держать экзамен на офицера и затем снова вернется в армию»[87]87
  Энциклопедический словарь по истории купечества и коммерции Сибири. В двух томах. Новосибирск, 2012. Т. 1. С. 71; Серебренников И. И. Претерпев судеб удары. Дневник 1914–1918 гг. Иркутск, 2008. С. 68.


[Закрыть].

Бойцы 5-го Сибирского стрелкового полка (из коллекции Новосибирского краеведческого музея)

Информация с театра боевых действий постепенно формирует в общественном сознании представление о героическом и жертвенном подвиге сибирских стрелковых полков, находившихся в самом пекле сражений. В качестве примера опять сошлемся на дневник иркутского общественного деятеля И. И. Серебренникова. 3 декабря 1914 г. он записывает: «О сибирских полках все чаще и чаще начинают писать и говорить. В деле под Варшавою они покрыли себя неувядаемою славою».

 
«От Варшавы немца гнали пред собой,
Что ни лес, что ни деревня – славный бой.
Будут немцы долго помнить про стрелков,
Про сибирских наших чудо-молодцов».
 

12 февраля 1915 г.: «Думаю, то при отступлении из Восточной Пруссии пострадали сильно, сильно опять-таки наши сибирские стрелки, принявшие на себя тяжесть войны с германцами». 25 июня того же года: «Вести с фронта пока идут успокоительные. Наши серые герои творят подлинные чудеса»[88]88
  Атаман Семенов. О себе (Воспоминания, мысли, выводы). М., 1999. С. 54.


[Закрыть].

Во многом соответствующий имидж формировался целенаправленно официальными телеграммами. Одну из них воспроизводит И. И. Серебренников: «Сегодня [12 декабря 1914 г.] агентские телеграммы сообщили о сибирских стрелках следующее: „11 декабря. Выясняются лихие действия наших сибирских стрелков в течение трех ночей подряд с 6 по 8 декабря, нанесших жестокие поражения немецким войскам, пытавшимся переправляться через Бзуру на участке ее между впадением реки Равки и Сохачевым. В первую ночь были почти совершенно уничтожены 7 батальонов, принадлежавших большею частью к полевой Вюртембергской дивизии, незадолго перед тем перевезенной на наш фронт из Франции и укомплектованной до полного состава.

В ночь на 7 декабря подобная участь постигла две роты, переправившиеся в течение 6 декабря по пешеходному мостику близ устья реки Писи.

На следующий день на том же участке Бзуры немцы при поддержке сильнейшего артиллерийского огня опять успели накопить на правом берегу около двух батальонов. Однако в ночь на 8 декабря и эти батальоны были уничтожены, несмотря на то, что своевременно заметили наше наступление еще за версту до своих окопов, осветили всю впереди лежащую местность прожекторами и ракетами и осыпали наши штурмовые колонны градом ружейных и шрапнельных пуль.

Ввиду ожесточенности боев и работы наших войск почти исключительно штыками потери немцев убитыми были огромны. В одну только последнюю ночь ими оставлено на месте боя свыше 1200 трупов.

Взятые в плен германские офицеры высказывали мнение, что они прямо не представляли себе, чтобы можно было атаковать с такой стремительностью, каковая была проявлена нашими стрелками“»[89]89
  Серебренников И. И. Указ. соч. С. 71–72.


[Закрыть].

Война 1914–1918 гг. подтвердила сформировавшееся в Русско-японскую войну 1904–1905 гг. устойчивое мнение о высоких боевых качествах воинов-сибиряков. «Я помню, – свидетельствовал А. В. Туркул, – как эти остроглазые и гордые бородачи ходили в атаку с иконами поверх шинелей, а иконы большие, почерневшие, дедовские. Из окопов другой норовит бабахать почаще, себя подбадривая, а куда бабахает – и не следит. Сибирский же стрелок бьет редко, да метко… Губительную меткость их огня и боевую выдержку отмечают, как известно, многие военные писатели, и среди них генерал Людендорф.

А своими победами перед другими солдатами сибирские бородачи были горды, что называется, до черта. Едва зайдет при них солдатский разговор, что такому-то полку дали георгиевские петлицы или что там снова прославилась гвардия, как сибиряк уже щурится презрительно и говорит с равнодушием: „Да брось ты про георгиевские петлицы… Гвардея тоже… Что гвардея, когда мы, сибирячки, с ашалонов Аршаву атаковали“»[90]90
  ГАНО. Ф. Д-132. Оп. 1. Д. 2. Л. 13–14 об.


[Закрыть].

Бывшие алтайские крестьяне, ставшие матросами Е. Субботин и И. Черепанов, воевали в составе экипажа крейсера «Аскольд», входившего в состав Сибирской военной флотилии на Дальнем Востоке. С начала военных действий боевой корабль вошел в состав союзной эскадры (Англия, Япония, Россия) с целью поиска и уничтожения немецких рейдеров в Индийском океане. В этот период крейсер захватил немецкий пароход и уничтожил два небольших парусных судна. Осенью 1914 г. его направили в Средиземное море, где в составе англо-французской эскадры «Аскольд» участвовал в боевых действиях против Австро-Венгрии и Турции, в частности в Дарданелльской десантной операции[91]91
  Муравьев А. С. Неизвестный Алтай. Далекое – близкое. Барнаул, 2011. С. 101.


[Закрыть].

Воевали не только взрослые мужики. В октябре 1915 г. в домой Новониколаевск приехали в краткосрочный отпуск пятнадцатилетние фронтовики Пантелеймон Каменев и Андрей Семенов, которые до войны были разносчиками телеграмм. Тайком от родителей на проходящем через город воинском эшелоне они уехали на фронт, где воевали в разведывательном подразделении. За боевые подвиги были представлены к награждению георгиевскими крестами[92]92
  Новосибирск. 100 лет. События. Люди. Новосибирск, 1993. С. 98–99.


[Закрыть]. Хотя «инородцы» в действующую армию в основной массе не призывались, некоторые из них пошли на фронт добровольцами. В частности, в мае 1915 г. из Якутска в действующую армию отправилось четыре якута-добровольца. В том же году ушел на фронт А. И. Говоров, сын известного якутского общественного деятеля И. С. Говорова. Он служил разведчиком, окончил школу прапорщиков, удостоился двух георгиевских крестов 2-й и 3-й степени[93]93
  Федоров В. И. Якутия в эпоху войн и революций (1900–1919). М., 2002. Кн. 1. С. 214.


[Закрыть].

С другой стороны, многие из призванных из сибирской глубинки не понимали причин конфликта и не воспринимали официальной версии его.

Офицер запаса, впоследствии выдающийся философ русского зарубежья, Ф. А. Степун так отзывался о своих подчиненных по батарее 12-й Сибирской артиллерийской бригады, формировавшейся осенью 1914 г. в Иркутске: «Однажды, будучи дежурным по бригаде, я разговорился у коновязи с группой „стариков“ – за уборкой лошадей солдаты-крестьяне невольно становились откровеннее. Вопросы сыпались один за другим: „И с чего это немец нам войну объявил, ваше благородие?“, „А далеко ли до немца ехать?“, „Крещенный ли немец народ или как турки, нехристи?“, „Может быть, они с того на рожон лезут, что жить им тесно, с хорошей жизни на штык не полезешь, так нельзя ли от них откупиться?“… В первом откровенном разговоре со своими батарейцами, я, к своему величайшему удивлению, заметил, что большинству из них война, правильная война, представлялась чем-то вроде крестового похода. Очевидно, такое представление поддерживалось в них, с одной стороны, церковною молитвою о благоверном императоре и «христолюбивом воинстве», а с другой – солдатскими песнями, связанными с воспоминаниями о турецких походах. Мое сообщение, что немцы христиане, а больше трети из них католики, то есть христиане, каждое воскресенье обязательно ходящие в церковь, крестящиеся в ней и становящиеся на колени, совершенно сбило моих собеседников с толку, так как явно не вязалось с их представлением о враге – турке и японце…

Нельзя сказать, чтобы сибирские крестьяне не были бы патриотами. Свою Россию они любили, и главное, крепко верили в ее мощь, но их своеобразный крестьянский патриотизм носил скорее хозяйственный, чем государственный характер. Сколько раз слышал я в Карпатах общесолдатское мнение: „Да зачем нам, ваше благородие, эту Галицию завоевывать, когда пахать неудобно“. Несмотря на такую гражданскую неподготовленность к войне, бригада воевала на славу»[94]94
  Фабрика Ю. А. Новониколаевск и его жители…. С. 42.


[Закрыть].

В силу целого комплекса причин (хронический дефицит боеприпасов, низкая обеспеченность по сравнению с противником вооружением, некомпетентность высшего командного состава) боевые действия сопровождались колоссальным потерями личного состава действующей армии. В частности, за год боевых действий (ноябрь 1914 – октябрь 1915 г.) 15-й Сибирский стрелковый полк потерял убитыми и умершими от ран 883 чел., ранеными и больными 3968, пропавшими без вести и попавшими в плен 4651 чел., всего 9517 чел. при штатной численности полка порядка 4 тыс. чел. Безвозвратные потери 29-го Сибирского стрелкового полка с 14 сентября 1914 г. по 20 июля 1917 г. составили 1208 убитых и умерших от ран, 4953 пропавших без вести. В 1917 г. несколько изменяются причины потерь. Согласно журналу военных действий 2-го Сибирского армейского корпуса с 24 января по 21 октября три дивизии соединения понесли следующие потери: расстреляно за отказ идти в атаку – 24 чел., 25 убито, 99 ранено и контужено, четверо перебежали к немцам[95]95
  Голиков В. И., Чернов К. А. Указ. соч. С. 423.


[Закрыть].

Братская могила погибших в ходе газовой атаки немцев. 5-й Сибирский корпус. (Из коллекции Новосибирского краеведческого музея)

В кампаниях 1914–1915 гг. была уничтожена большая часть кадровых офицеров. К осени 1917 г. в полках только 4 % офицеров имели подготовку в объеме нормального военного училища, а остальные прошли ускоренный курс обучения или были произведены из солдат и унтер-офицеров. Примерно 80 % офицерского корпуса являлись выходцами из крестьян[96]96
  Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов 1917–1920 гг. М., 1988. С. 26–27.


[Закрыть]. Всего за годы войны офицерами стали 220 тыс. чел., и, как верно подметил С. В. Волков, к 1917 г. офицерский корпус «практически соответствовал числу лиц, имевших какое-либо образование: все такие лица призывного возраста, годные по состоянию здоровья к военной службе, становились офицерами, то есть офицерские погоны носила почти вся молодая российская интеллигенция»[97]97
  Волков С. В. На углях великого пожара. М., 1990. С. 53.


[Закрыть]. Не случайно военный журналист Вс. Н. Иванов заметил: «А между тем уже и царская армия последнего периода была армией прапорщиков»[98]98
  Иванов Вс. И. Душа армии // Иванов Вс. И. Огни в тумане: Рерих – художник – мыслитель. М., 1991. С. 154.


[Закрыть]. В литературе утвердилось негативное отношение к ним, поскольку за три – четыре месяца обучения нельзя подготовить полноценного командира. Будущий атаман, а во время войны есаул, Г. М. Семенов квалифицировал их как «суррогат офицеров, который ни по своей подготовке, ни по воспитанию не подходил к предназначенной ему роли. Офицеры военного времени, т. е. офицеры поневоле, естественно, не могли иметь должного авторитета в глазах солдат, не имея сколь-нибудь удовлетворительных военных знаний. Многие из них вышли из среды революционно-настроенной русской общественности и свою роль понимали своеобразно, внедряя в головы подчиненной им массы освободительные идеи революционной догматики»[99]99
  Атаман Семенов. Указ. соч. С. 53.


[Закрыть].

В ходе войны представители различных групп офицерства, прежде всего кадровые и военного времени, постепенно осознавали необходимость радикального изменения ситуации в стране для достижения победы. Их кредо выразил сибиряк, подполковник А. Н. Пепеляев, заявивший: «…Моим знаменем на Германской войне было – победа и величие России. Для этого я не щадил своей жизни, но действительность оказалась иной; боевые полки бестолково гибли, таяли новые пополнения, армия не получала патронов и снарядов… Встал вопрос: кто виноват? Ответ один: бездарное правительство, не способное организовать оборону страны. Поэтому я, как большинство офицеров, спокойно встретил Февральскую революцию и отречение Николая Романова от престола»[100]100
  Цит. по: Петрушин А. Омск, Аян, Лубянка… Три жизни генерала Пепеляева // Родина, 1996, № 9. С. 59.


[Закрыть].

Таким образом, в 1917 г. подавляющая часть офицеров благожелательно встретила свержение самодержавия. Вообще события 1917 года можно назвать революцией прапорщиков. Так, из 54 офицеров – активных участников установления в Сибири советской власти в 1917 – начале 1918 г. (персоналии которых приводятся в монографии А. Н. Баталова) 37 (68,5 %) являлись прапорщиками[101]101
  Серебренников И. И. Указ. соч. С. 69, 90, 130.


[Закрыть]. Руководящий орган новой власти – Президиум Центросибири – состоял из 5 чел., в том числе двух солдат и двух прапорщиков (Р. П. Эйдеман и К. С. Кошкин).