Текст книги "Первая мировая война 1914–1918 годов и Сибирь"

Во второй половине 1914 г. в результате мобилизации возник дефицит рабочей силы, хотя количество наемных рабочих увеличилось с 537,7 тыс. чел. в 1908 до 668 тыс. чел. к февралю 1917 г. Одновременно «усилилась их концентрация, но более слабым стал кадровый состав из-за мобилизаций, притока новых рабочих из деревни, из иностранцев (особенно китайцев в Восточной Сибири), из беженцев и военнопленных. В период войны снизились реальные заработки рабочих, стал продолжительнее рабочий день, усилилась эксплуатация, с 1916 г. стал ощущаться дефицит продовольствия»[261]261
  Серебренников И. И. Претерпев судеб удары. Дневник 1914–1918 гг. Иркутск, 2008. С. 138, 152, 164, 195, 218–219, 225, 227, 245–246, 248, 249, 253, 261.


[Закрыть].

Недостаток рабочих рук восполнялся за счет включения в производство военнопленных, беженцев, реквизированных «инородцев». Число военнопленных в регионе достигло пика в 353 тыс. чел. летом 1915 г. Они могли работать в соответствии со своими профессиями и иногда даже выбирать место работы. Офицеры имели возможность подыскивать хорошо оплачиваемые должности (учителя, инженеры, музыканты, врачи и т. д.). Так, в Омске в рассматриваемое время насчитывалось 16 тыс. пленных, городская управа «старалась использовать дешевую рабочую силу в первую очередь на строительстве новых зданий… Чернорабочий зарабатывал 10–18 рублей в месяц, а квалифицированный – 30–50 рублей. Благодаря профессиональным отделочникам из пленных в Омске появились здания с красивыми фасадами и интерьерами. Музыканты создали оркестр, с успехом демонстрировавший свое искусство не только соотечественникам, но также выступавший часто в Омском коммерческом собрании… Много было мастеровых – профессионалов сапожного, слесарного, столярного, часового, гончарного, печного, портняжного дела. Своими ремеслами они значительно расширили услуги для омичей, приблизили их к сервису Западной Европы»[262]262
  Селюк В. И. Пленные Первой мировой // Омский краевед, 2012, № 5. С. 15–16.


[Закрыть]. В Усть-Каменогорске «австрийцы» работают «в качестве портных, музыкантов в оркестре, каменщиков, плотников, ювелиров. Некоторые же заняты исключительно ажурными работами: делают рамки и другие вещи, разносят их по квартирам»[263]263
  Сиб. жизнь, 1915, 18 марта.


[Закрыть]. В Петропавловске благодаря военнопленным был ликвидирован дефицит обуви на местном рынке. К началу 1917 г. в сапожной мастерской, открытой здесь военно-промышленным комитетом, работало 60 пленных-сапожников, выпускавших ежемесячно 2 тыс. пар сапог[264]264
  Талапин А. Н. Военнопленные Первой мировой войны в Степном крае (1914–1917 гг.) // Степной край Евразии: историко-культурные взаимодействия и современность. Омск, 2003. С. 126.


[Закрыть]. На горных предприятиях Сибири трудилось 4,5 тыс. военнопленных, т. е. 5,8 % от общего числа горнорабочих, а в углепромышленности – даже 18,3 %. На золотые рудники принимались только пленные с горными специальностями[265]265
  Зиновьев В. П. Указ. соч. С. 34.


[Закрыть].

Уже традиционно использовался труд каторжан, поскольку даже в последней по времени редакции «Устава о ссыльных» 1909 г. предписывалось ссыльнокаторжан отправлять «в рудники, на заводы и в другие работы в Сибири». Всего за Уралом на начало марта 1915 г. находилось 10 537 заключенных этой категории. Из них были заняты работами: на строительстве Амурской железной дороги 3370 чел., усилении провозной способности Кругобайкальской железной дороги – 1300 чел., на Бархатовских каменноугольных копях в Иркутской губернии – 335 чел., на золотых промыслах в Нерчинском горном округе Кабинета ЕИВ – 1932 чел., направлены на строительство Усинского тракта – 1000 чел.[266]266
  Зиновьев В. П. Очерки социальной истории индустриальной Сибири XIX – начало ХХ в. Томск, 2009. С. 194, 193.


[Закрыть]

Большие сдвиги произошли и в составе рабочих. Во время войны железнодорожники 68 специальностей освобождались от призыва в армию, хотя могли откомандироваться на прифронтовые железные дороги. Увеличивается доля женского и детского труда. Об изменении национального состава к 1917 г. наглядно свидетельствуют данные Особого совещания по обороне по Сибирскому району: из 104 408 учтенных рабочих на май 1917 г. было: русских – 50 020 чел. (47,9 %), иностранцев – 37 710 (36,1 %), представителей коренных народов региона и Средней Азии – 9790 чел. (9,4 %)[267]267
  Зольников Д. М. Рабочие Сибири в годы первой мировой войны и Февральской революции. Новосибирск, 1982. С. 33.


[Закрыть].

Параметры стачечного движения выглядят следующим образом: вторая половина 1914 г. – 20 выступлений; 1915 г. – 44, 1916 г. – 82; январь – февраль 1917 г. – 17[268]268
  Блинов Н. В., Зольников Д. М., Плотников А. Е. и др. Стачечная борьба рабочих Сибири в период империализма: хроника, статистика, историография. Томск, 1978. С. 283–315.


[Закрыть]. Во время войны из-за обострившегося дефицита рабочей силы трудовые конфликты стремились разрешать более цивилизованно при деятельном участии полицейских чиновников. В качестве примера сошлемся на два случая, произошедших в конце 1914 г. 24 октября 1502 шахтера Судженских угольных копей Л. А. Михельсона не вышли на работу. Разбиравшийся в конфликте томский уездный исправник установил, что «обстоятельства, вызвавшие в данном случае забастовку рабочих, представляются в следующем виде: управляющий копями Михельсона швейцарский подданный (француз) Филипп Генрихович Лонг, с разрешения горного окружного инженера, четырьмя своими объявлениями от 23 октября, ввел новую расценку платы, взимаемой со служащих и рабочих за квартиры, за доставку угля, дров, воды и за очистку навоза от коров и лошадей, что в среднем составляло на семейного, имеющего корову и лошадь, новых удержаний приблизительно на сумму двадцать рублей в год».

Русская граната образца 1914 г. с гравировкой Земгора на крышке

Недовольные «новым на них налогом» «отказались производить работы». Всего таковых было 2256 чел. «Управляющий копями, видя остановку работ, 26 октября вывесил объявление, в котором говорилось, что за самоуправный невыход на работу рабочие на основании ст. 100 Извл. из Пост. Законов, определяющих права, обязанности и ответственность рабочих, не вышедших на работы в течение двух смен подряд, будут подлежать немедленному увольнению, но это объявление должного воздействия не оказало». Тогда 26 октября Лонг пошел на уступку, отменив все свои распоряжения от 23 октября, за исключением пункта о повышении квартирной платы. «Рабочие, ознакомившись с этим объявлением, считали себе не вполне удовлетворенными, ввиду лишь временной отмены нововведений и отсутствия в нем указаний по поводу квартир», и забастовка продолжилась.

Прибывший на копи 27 октября уездный исправник присутствовал в кабинете управляющего при подписании последним дополнительного объявления «об отмене предположенных удержаний за квартиры и за очистку навоза, а также в том, что все останется по старому». Встретившись с забастовщиками, исправник предложил им избрать двух своих представителей от каждой шахты «для изложения ему своих нужд и назначил последним явиться к 1 часу дня в контору, при этом указал на незаконность их выступления вообще, а тем более в настоящее тяжелое, переживаемое родиной время». Прибывшие в оговоренное время представители потребовали отмены объявления управляющего от 23 октября и сформулировали еще несколько требований экономического характера. «Выслушав рабочих, исправник передал требования управляющему копями, который заявил, что порядок, который он вводит на копях, давно существует на Донецких рудниках, где он служил долгое время и отменить предъявленные требования отказался, кроме первого, которое уже было отменено».

В тот же день шахтеры вышли на работу. Дополнительно и. д. томского губернатора 30 октября 1914 г. наложил взыскания (арест при полиции на три месяца каждого) на двух рабочих «за принудительное снятие ими с работ товарищей, не примкнувших к забастовке». Управляющий Лонг, спровоцировавший конфликт, по требованию губернских властей Михельсоном был отозван, а о действиях окружного инженера, разрешившего бывшему управляющему объявить 23 октября о введении дополнительных платежей, «сообщено его начальству»[269]269
  Шиловский М. В. Экономическая эффективность принудительного труда в Сибири в начале ХХ в. // Иркутский историко-экономический ежегодник 2011. Иркутск, 2011. С. 146–147.


[Закрыть].

12 ноября 1914 г. в ночную смену рабочие Иннокентьевского прииска Ленского золотопромышленного товарищества (г. Бодайбо Иркутской губернии) «в числе 33 человек не стали на работу, предъявив требования экономического и технического характера. 13 ноября утром 70 рабочих также не пошли на работу, предъявив такие же требования». Исправник с окружным инженером объехали казармы рабочих, разбирали их претензии и «предложили приисковому управлению немедленно удовлетворить некоторые справедливые законные претензии рабочих. После этого рабочие в 10 часов утра приступили к работам. Предупредительные меры приняты. Настроение рабочих спокойное»[270]270
  Там же. Д. 23. Ч. 2. Л. 19.


[Закрыть].

Что касается уровня жизни, то по справедливому, на мой взгляд, заключению В. П. Зиновьева, «положение сибирских рабочих и служащих мало чем отличалось от такового в Европейской России. Но здесь имелись свои особенности, связанные с тем, что Сибирь переживала процесс хозяйственного освоения, была слабо заселена, менее развита в социальном и техническом смысле, имела слабую инфраструктуру и более суровый климат. Рабочие здесь эксплуатировались еще более дикими методами, имели неустроенный быт, более тяжелые условия труда, были обделены образовательными и медицинскими услугами»[271]271
  Зиновьев В. П. Индустриальные кадры старой Сибири. Томск, 2007. С. 152.


[Закрыть]. Основной причиной стачек являлось отставание заработной платы рабочих от рыночных цен. В Иркутской губернии в конце 1916 г. ежедневная зарплата шахтеров колебалась в пределах 2 руб. 80 коп. – 3 руб. 50 коп. В составленной же горным инженером справке отмечалось, что «ввиду вздорожания жизненных продуктов и предметов первой необходимости месячный бюджет семейного рабочего при современных ценах приближается к 100 руб., следовательно, рабочий в день должен зарабатывать не менее 4 руб. на поденщину, чтобы не выйти из своего бюджета»[272]272
  Касаров Г. Г. Стачечная борьба рабочих Иркутской губернии в годы первой мировой войны (июль 1914 г. – февраль 1917 г.) // Исторический ежегодник Омского гос. ун-та. Омск, 1997. С. 81.


[Закрыть].

§ 2. Сельское хозяйство

Первая мировая война стала серьезным испытанием для аграрной сферы региона. Массовый призыв трудоспособных мужчин (примерно каждого второго) резко обострил проблему трудовых ресурсов, которую не удалось решить за счет привлечения к сельскохозяйственному производству военнопленных и беженцев. Существенно сократились масштабы переселенческого движения (в 1915 г. – 28 165 чел., в 1916 г. – 7478 чел.). Из-за реквизиции лошадей понизилась обеспеченность деревни тягловой силой. До сих пор этот сюжет не изучен на региональном уровне. Осуществлялась реквизиция на основе специально составленных списков в ходе военно-конской переписи 1912 года и каждый крестьянин знал сколько коней он должен сдать и по какой цене. Изъятие лошадей началось параллельно мобилизации осенью 1914 г. Так, в предписании пристава 10-го стана Барнаульского уезда Томской губернии (с. Берское) от 8 ноября 1914 г. волостным старостам сообщалось: «Барнаульский уездный исправник предписанием от 6 сего ноября за № 365 дал мне знать, что с 10 сего ноября предстоит поставка лошадей от населения уезда для нужд армии, ввиду чего предлагаю Вам совместно с чинами сельской полиции оказывать полное содействие заведующему военно-конским участком в районе волостей своевременному и безостановочному сбору подлежащих поставке лошадей в волостные пункты и доставления таковых затем в г. Барнаул в назначенное воинским присутствием время»[273]273
  ГАРФ, ДПОО. Оп. 1914. Д. 77. Ч. 2. Л. 17–21.


[Закрыть].

Лучше всех провели реквизицию в Забайкальской области, в которой 21 800 домохозяев сдали приемным комиссиям по набору лошадей и транспортного инвентаря 20 353 лошади. «Однако из жалоб полковых командиров следовало, – замечает Ю. П. Горелов, – что план постоянно срывался, так как крестьяне за взятки подсовывали в полки разбитые повозки, ветхую упряжь, недоброкачественных лошадей. Против таких хозяев комиссиям приходилось возбуждать уголовные дела. Особенно много таких нарушителей было в Красноярском уезде, где на первую декаду августа [1914 г.] недокомплект лошадей для 8-й Сибирской дивизии составил 639 голов. Выход находили не только с помощью правоохранительных органов, но и за счет дополнительных мобилизаций в других уездах»[274]274
  Горелов Ю. П. Сибиряки на защите Отечества в войнах начала ХХ века. Кемерово, 2003. С. 154.


[Закрыть].

0 масштабах акции можно судить по косвенным данным. Так, поголовье лошадей в Томской губернии в 1915 г. по сравнению с 1914 г. сократилось с 2714,2 тыс. до 2525,1 тыс., т. е. на 189,1 тыс. голов. В результате реквизиции обеспеченность сибирской деревни тягловой силой понизилась: в 1912 г. на одну рабочую лошадь в крестьянских хозяйствах приходилось 1,9 дес. посева, а в 1917 г. – 2,3 дес.[275]275
  Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. Новосибирск, 1983. С. 251.


[Закрыть] Как сообщала одна из местных газет в январе 1915 г., «Некоторые села совсем обезлошадели: всех сильных лошадей забрали на войну»[276]276
  Там же.


[Закрыть]. На уровне отдельно взятой семьи новониколаевец С. В. Чернышев вспоминал по этому поводу: «С первых дней войны дед Денис сдал в казну трех молодых лошадок, получив за них небольшую сумму. Остался у него один рыжий мерин, которого забраковали из-за малого роста… И скоро проели все, что получили от казны за лошадок, а затем проели упряжь, телеги, хомуты, сани и другое имущество. Дед Денис напрягал все силы, чтобы не заморить семью голодом»[277]277
  ГАНО. Ф. Д-78. Оп. 1. Д. 210. Л. 102.


[Закрыть].

Реквизиция лошадей

По сравнению в предвоенным четырехлетием посевные площади в рассматриваемое время в четырех сибирских губерниях и Забайкальской области увеличились с 6441,6 тыс. дес. в 1913 г. до 7131,4 тыс. в 1917 г. при среднегодовом показателе в 6748,8 тыс. дес.[278]278
  Крестьянство Сибири…. С. 252.


[Закрыть], но среднегодовые темпы прироста резко снизились: с 8,6 % в 1910–1913 гг. до 0,8 % в 1914–1917 гг. Сократились и посевы на душу населения. После урожайного 1914 года в 1915 г. сельское хозяйство Сибири пережило засуху и неурожай. В 1916 г. поздние заморозки и засуха повторились в Западной Сибири. В основном сохранилась структура посевных площадей. Кризисные явления в полеводстве проявились в том, что при стабильном уровне цен в 1914–1915 гг., например, в Томской губернии на 25 % выросла оплата труда сельскохозяйственных рабочих. Данное обстоятельство свидетельствовало о нарушении трудового баланса в сельском хозяйстве и уменьшало доходы крестьян от полеводства[279]279
  Рынков В. М. Первый год Первой мировой войны – сельское хозяйство Томской губернии во второй половине 1914 – первой половине 1915 г. Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: материалы VI Международ. научно-практ. конф. Омск, 2006. Ч. 1. С. 255.


[Закрыть].

Валовый сбор продуктов полеводства в 1917 г. в Сибири был на 47 % выше, чем в 1913 г., продовольственных сортов пшеницы – на 51,5 %. Правда год тогда был урожайным, но и в остальное военное время, исключая 1915 г., валовый сбор зерна не понижался ниже уровня 1913 г. Поэтому, как установил Н. А. Свешников, на четвертом году войны Сибирь имела избытки хлеба в размере 84,9 млн пудов[280]280
  Чернышев С. В. В те времена… // Память сердца. Воспоминания новониколаевцев. Новосибирск, 2006. С. 39.


[Закрыть]. По данным Центрального статистического комитета МВД на 1 сентября 1916 г. общее количество торговых запасов хлеба (исключая приобретенный для армии) достигло по империи 165 523 882 пуда, в том числе в Сибири и Средней Азии 26 381 242 пуда. По территориям: Енисейская губерния – зерно – 208 897 п., мука – 180 681, всего зерна и муки – 389 578 п., в том числе в элеваторах – 108 806 п., на железнодорожных станциях – 5444 п.; Забайкальская область – зерна – 34 522, муки – 37 654 п., всего 67 176 п., в элеваторах – нет, на ж. д. – 3000 п.; Иркутская губерния – зерна – 65 736, муки – 25 025, всего – 106 843 п.; Тобольская губерния – зерна – 1 776 013, муки – 453 033, всего – 2 251 646 п., в том числе на ж. д. – 146 000 п.; Томская губерния – зерна 7 991 188, муки – 1 266 068, всего – 9 257 256 п., в том числе на ж. д. – 15 047 п., в том числе муки – 8047 п.[281]281
  ГАРФ. Ф. 930. Оп. 1. Д. 36. Л. 14–14 об., 28 об.


[Закрыть] Существенно уменьшилась товарность выращенного зерна: с 50 % в 1914 г. до 15 % в 1917 г.[282]282
  Ильиных В. А., Ноздрин Г. А. Сельское хозяйство Сибири в 1890–1920-е гг. Новосибирск, 2007. С. 40.


[Закрыть] Крестьянство предпочитало использовать его в качестве фуража для скота.

Поголовье продуктивного скота в рассматриваемое время в Азиатской России увеличилось, в частности, крупного рогатого с 6624,3 тыс. голов в 1913 г. до 7810,1 тыс. в 1916 г., а свиней с 1065,5 до 1841,4 тыс. голов[283]283
  Крестьянство Сибири…. С. 254.


[Закрыть]. Однако, в 1915 г. уменьшилось поголовье овец, а в 1917 г. существенно сократилось поголовье всех видов скота, особенно крупного рогатого (на 365,9 тыс. голов). Из-за недостатка рабочих рук стали меньше заготавливать кормов, ухудшилось ветеринарное обеспечение и как следствие рост эпизоотий. Существенно сократилось производство масла. Осенью 1915 г. последовал запрет на вывоз, оптовую торговлю и сдачу масла на хранение в частные руки.

0 процедуре заготовки масла для нужд армии можно судить по телеграмме томского губернатора барнаульскому уездному исправнику от 4 ноября 1915 г.: «Правительством сделано распоряжение взять из закупленного до запрещения оптовой купли продажи у частных торговцев все соленое сливочное и топленое коровье масло, купленное не дороже 20 руб. за пуд по действительно уплаченной ими цене, все остальное масло разрешено отправке большие города России. Предлагаю: 1. Немедленно силами местной полиции опечатать все хранилища масла. Объявите владельцам о приемке для армии соленого и топленого масла по действительной цене со включением накладных расходов, но не дороже 20 руб. за пуд, остальное будет освобождено. 2. Объявите владельцам масла недействительность всяких сделок на масло с момента запрещения перевозки масла железными дорогами. 3. Составить комиссию под председательством Вашим из лиц: местного представителя заготовки масла, представителей местных маслоторговцев по их избранию, представителя города или поселка и двух сведущих лиц по Вашему усмотрению. 4. Этой комиссии составить опись масла с выяснением в бочках или ящиках в пудах и определением по торговым каналам и документам действительной стоимости пуда масла; далее составить ведомости масла годного для приемки для армии и отдельные ведомости масла непригодного. 4. Прием годного для армии масла будет производиться уполномоченным в Омске Кочергиным. 6. Порядок исполнения и наблюдения за исполнением сего распоряжения возлагается на уполномоченного по заготовке масла. 7. Масло, принадлежащие датским подданным, свободно от принудительного приобретения. 8. Розничная частными лицами продажа масла для удовлетворения местного населения не воспрещается»[284]284
  Свешников Н. А. Экономика Сибири в период империализма. М., 1975. С. 61.


[Закрыть].

Исключительное право на заготовку масла предоставляется Главному управлению землеустройства и земледелия. В Западной Сибири для армии было заготовлено в 1-й операционный год (с начала войны по 15 июня 1915 г.) 1226,5 тыс. пудов по 12,22 руб. за один пуд; во 2-й год (с 16 июня 1915 г. по 30 июня 1916 г.) – 1904,9 тыс. пудов по 20 руб.; в 3-й год (с 1 июля 1916 г. по 31 июня 1917 г.) – 3162,5 тыс. пудов по 18,5–20 руб. за пуд (до 31 августа 1916 г.), 27–28 руб. с 1 сентября 1916 г. по 31 января 1917 г. и по 49,5–50,5 руб. с 1 февраля 1917 г. по 31 августа того же года. В июле – августе 1917 г. армия и города получили из Сибири еще 913 тыс. пудов сливочного масла[285]285
  Пронин В. И. Сибирь в составе всероссийского и мирового рынков в начале ХХ в. (1897–1917 гг.). Материалы к спецкурсу. Новосибирск, 1999. С. 80.


[Закрыть]. Поэтому 2 декабря 1916 г. из отдела заготовок министерства земледелия (Заготсель) в адрес Российской экспортной палаты отправляется телеграмма следующего содержания: «Запасов масла в Сибири не имеется; вырабатываемого там масла недостаточно для удовлетворения неотложных нужд фронтов и крупных городских центров»[286]286
  ГАРФ. Ф. 934. Оп. 1. Д. 445. Л. 14.


[Закрыть]. Тем самым был поставлен окончательно крест на экспорте сибирского масла.

Сократилось производство сельскохозяйственных орудий, выросли на них цены. «В сельскохозяйственных машинах большая нужда, но их негде купить», – сообщал корреспондент «Сибирской жизни» из Степного края[287]287
  Сиб. жизнь, 1916, 17 июля.


[Закрыть]. Как отмечает И. И. Кротт: «В 1914–1917 гг. темпы роста оснащенности сельского хозяйства Западной Сибири были не столь велики, как в предвоенные годы, но говорить о стагнации в этом направлении неправомерно. По насыщенности земледелия машинами и орудиями регион не уступал европейской части империи. На 100 дес. посева в Томской губернии, в частности, приходилось 14,35 плуга, 2,0 жнейки, 4,16 веялки. В Европейской России это соотношение выглядело как 10,2–1,07 – 2,58 соответственно. В этой же губернии к 1917 г. по сравнению с 1910 г. число сеялок увеличилось в 10 раз, косилок – в 6 раз, молотилок – в 4 раза».

Реклама завода сельско хозяйственной техники

На примере села Белоглазово Змеиногорского уезда Томской губернии Д. И. Кравченко показывает уровень технического прогресса в земледельческой полосе региона к 1917 г.: «Соха, которая была самым распространенным видом инвентаря на протяжении многих лет, уже не используется, она встречается лишь в нескольких хозяйствах, и то, уже в негодном состоянии. На смену ей пришел однолемешный плуг, который используется в большинстве хозяйств. Широкое распространение получили железные бороны, так как крестьяне уделяли огромное внимание обработке почвы после посева «для борьбы с вредными действиями засух и сорных трав». Очень много было в хозяйствах телег на железном и деревянном ходу, но часть их была негодной для применения. Достаточное распространение получили косилки, конные грабли и жатвенные машины, их использовали около трети хозяйств. Конных молотилок зафиксировано всего лишь 19, в основном сохранялся старый способ молотьбы – железными цепами. Единицами встречаются сеялки рядовые, жнейки-самосброски, жнейки-сноповязалки и то, в самых зажиточных хозяйствах. Весьма развита была аренда сельхозинвентаря, причем крестьяне брали в пользование достаточно нераспространенные орудия: дисковые бороны, конные молотилки, сеялки, жнейки-сноповязалки и другие»[288]288
  ГАРФ. Ф. 934. Оп. 1. Д. 445. Л. 188.


[Закрыть]. А вот как оценивал хозяйственное состояние сибирской деревни немецкий военнопленный, оказавшийся в деревне Голоустное на берегу Байкала: «Плуги времен Наполеоновских войн… но это ничего… Косы вполне подходящие, насколько можно судить… конечно, не клингенберговские, но все-таки… Телеги допотопные, на деревянных осях, бог ты мой!.. Сколько такая повозка берет, моя Анна поднимает на одних вилах… Клячи, настоящие казачьи одры… Коровы, крупные овцы… в жизни не чистили»[289]289
  Двингер Э. Армия за колючей проволокой. Дневник немецкого военнопленного в России 1915–1918 гг. (пер. с нем.). М., 2004. С. 183.


[Закрыть].

Закупки хлеба, масла, мяса, фуража осуществлялись уполномоченными ГУЗиЗа (с 1915 г. – Министерство земледелия), прежде всего через кооперативные объединения. Уполномоченным для заготовки продуктов в Сибири назначается С. М. Кочергин, в помощь которому прикомандировывается 14 чиновников, а всего в его штате к началу 1915 г. работало (в Омске и на местах) около 50 чел.[290]290
  Рынков В. М. Государственное регулирование аграрного рынка Сибири в годы Первой мировой войны в оценках Омского сельскохозяйственного и кооперативного съезда (2–12 января 1916 г.) // Исторический ежегодник. 2007. Новосибирск, 2007. С. 90.


[Закрыть] Уполномоченными в губерниях и областях стали губернаторы, уездах и городах – исправники и полицмейстеры. При них создавались приемные комиссии в составе местных чиновников и представителей общественности, прежде всего, кооперативных организаций.

Мясо заготавливала Монгольская экспедиция во главе с видным ученым-географом, путешественником, полковником П. К. Козловым на территории Степного края, юге Восточной Сибири, в Монголии и Маньчжурии. В 1916 г. ею было закуплено 93 тыс. головы скота, 27,5 тыс. тонн масла, 2313 тонн сала, 175 584 штуки кожи, 125 944 овчины[291]291
  Кротт И. И. Сельскохозяйственное предпринимательство: поведенческие стратегии и практики в условиях трансформации сибирского общества (1914-1920-е годы). Омск, 2010. С. 115.


[Закрыть]. Всего за первый год войны только сибирская кредитная кооперация заготовила 7 млн пудов муки, 850 тыс. пудов зерна, 500 тыс. пудов сена. Всего регион за указанное время поставил более 46 млн пудов зерна на 20 млн руб. (8 %) из 250 млн руб., отпущенных правительством на эти цели[292]292
  Еремин И. А. Указ. соч. С. 36–37.


[Закрыть].

Чиновники пытались монополизировать заготовки. В августе 1914 г. С. М. Кочергин заключил договор с правлением Сибирского союза маслодельных артелей о том, что объединение будет скупать сливочное масло как контрагент казны не только у своих артельщиков, но и вообще у частных производителей. Под предлогом борьбы с недобросовестной конкуренцией частников и их попытками извлечения сверхприбылей 21 октября 1914 г. принимается решение о проведении реквизиции продуктов у частников, сопровождаемое запретом их погрузки в вагоны для вывоза за пределы Сибири. Поскольку объем продовольственных заготовок оставался недостаточным, с 17 февраля 1915 г. разрешается по всей стране реквизиция продуктов «в случае их нехватке на рынке». Применительно к региону командующий Омским военным округом 27 февраля того же года разрешил губернаторам изымать продовольствие по ценам на 20 % ниже, чем объявленная закупочная цена на товар.

0 том, как действовал этот механизм, можно судить на примере Новониколаевска. Здесь для организации реквизиции масла по твердым ценам уполномоченным назначается городской полицмейстер, коллежский советник Г. Г. Бухартовский, а при нем создается общественная приемная комиссия. Цену на сливочное масло устанавливало Особое совещание под председательством командующего ОмВО. Так в июне 1915 г. она составляла 11 руб. 80 коп. за пуд, с сентября для алтайского района устанавливалась в 17 руб. 50 коп., для новониколаевского – 17 руб. С 12 декабря 1916 г. воспрещался свободный вывоз мяса из Сибири. Под председательством того же полицейского чиновника создается еще одна комиссия, а в местных газетах за подписью полицмейстера появляется объявление следующего содержания: «Предлагается всем имеющим запасы мяса немедленно предоставить о том в Комиссию… письменные сведения с указанием количества, сорта и места нахождения мяса. Все сделки на мясо с 17 января считаются недействительными»[293]293
  ГАНО. Ф. Д-127. Оп. 1. Д. 3. Л. 8, 193; Д. 5. Л. 8.


[Закрыть].

В конечном счете, как установил В. М. Рынков, за три года войны из Сибири вывезли 1230 тыс. пудов масла, из них нелегально – порядка 10 %.

Вагоны-ледники для перевозки масла на Транссибе

«Все же следует отметить, – пишет он, – что маслоделие значительнее пострадало от вмешательства государства, чем другие отрасли сибирского сельского хозяйства. Перспективы его дальнейшего развития были крайне неутешительны. За годы Первой мировой войны цены на масло регулировались таким образом, что сделали производство этого продукта нерентабельным, разорительным для крестьянского хозяйства».

Поставки продовольствия проходили в обстановке ухудшения положения в аграрном секторе региона, в том числе массовом закрытии маслодельных заводов. Тем не менее, только алтайскими кооператорами в 1916 г. было заготовлено 120 тыс. пудов мяса, 170 тыс. пудов пшеницы и 1 млн пудов сена. Однако большая часть мяса пропала. Зимой 1916–1917 гг. на станциях между Барнаулом, Бийском и Семипалатинском скопилось 4 млн пудов заготовленного мяса. Вагонов не хватало, не было соли и посуды для засолки продукта. «Мясо сложено при станциях под открытым небом. Его клюют голуби,… собаки там выводят щенят». Эту жуткую картину видят «проезжающие по Алтайской железной дороге», она их нервирует, они становятся «невольными наблюдателями гибели продукта народного труда». Весной заготовленное мясо сгнило[294]294
  Еремин И. А. Указ. соч. С. 47, 50; Сиб. жизнь, 1917, 13 янв.


[Закрыть].

В целом, Сибирь внесла весомый вклад в общий продовольственный фонд государства. Максимальный показатель в перевозках хлеба по железной дороге регион имел в 1915 г. – 81,3 млн пудов (раньше перевозки никогда не выходили за 60-миллионный рубеж). В дальнейшем железнодорожные перевозки хлеба резко пошли вниз, составив в 1916 г. 53,6 млн пудов, а в 1917 г. – 35,5 млн[295]295
  Кравченко Д. И. Демографическое и хозяйственное описание села Белоглазово Змеиногорского уезда по материалам Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 г. // Алтайская деревня в первой половине ХХ века. Барнаул, 2007. С. 82.


[Закрыть].

Заготовки зерна и мяса сдерживались незначительным количеством складских помещений. Например, на январь 1916 г. хлебозалоговые операции осуществляли 204 кооперативных товариществ на сумму 2,54 млн руб., но только у 82 из них имелись склады «амбарного типа» и только на станциях Лебяжье и Курган кредитные товарищества построили элеваторы с механическим оборудованием вместимостью 200 и 300 тыс. пудов соответственно»[296]296
  ГАРФ. Ф. 934. Оп. 1. Д. 179. Л. 36 об., 11 об.


[Закрыть]. Поэтому отдел зернохранилищ Государственного банка наметил строительство элеваторов вместимостью 200–300 тыс. пудов на станциях Мишкино, Иссиль-Куль, Петухово, Макушино, Каргат, Коченево, Чик, Матково, Ояш, Болотное, Мариинск, Тяжин, Канск и еще одного на 1 млн пудов в Новониколаевске, «имеющем первенствующее значение в хлеботорговом деле края»[297]297
  Там же. Л. 12 об, 41 об.


[Закрыть]. Впрочем, к реализации проекта так и не приступили.

Сокращаются объемы промысловой деятельности крестьян, прежде всего добыча пушнины из-за острой нехватки пороха, свинца и дроби. Свертывается столярное, бондарное, кузнечное производство, уменьшаются объемы извоза. С другой стороны, увеличивается количество пчелосемей и отмечается рост пчеловодства, которым могли заниматься старики, женщины, инвалиды. Увеличивается заготовка дикоросов (грибы, ягоды, кедровый орех). В связи с сокращением объемов розничной торговли из-за прекращения завоза ширпотреба происходит натурализация повседневной жизни сельских жителей, особенно в отдаленных от железной дороги районах.

В. М. Карнаухов применительно к северу Иркутской губернии (с. Братское) вспоминает: «Не было чая. Население приготовляло чай само. Для этого использовались дары природы. Широко применялась для заварки чага – грибковый нарост на березе, который заваривался в кипятке. Навар из чаги и по цвету, и по запаху напоминал чай. Напаривались вместо чая также высушенные цветы лесных растений «Ваньки-чая» и саранок. Использовались шиповник и листья брусники. Не было в те годы и мыла. Вместо мыла население использовало широко древесную губку, дававшую некоторое количество мыльной пены и обладавшей способностью отстировать белье. Не было красителей. Население опять находило выход, используя дары природы. Для крашения использовались сушенные листья многих ягодников – брусники, клубники, смородины. Особенно широкое применение, как краситель, находила лиственничная кора. Напаренная при высокой температуре, она хорошо красила полотна самотканного холста… Вместо спичек – чикалки-огнивы. Это были стальные пластинки с отполированными бортами. Ударяя чикалкой-огнивом по кремню – крепкому камню, который специально собирали по берегам рек, высекали искру, искра поджигала трут – волокнистую сетчатку, полученную в результате специальной обработки березовых, сухих губок»[298]298
  Сибирская советская энциклопедия. Новосибирск, 1932. Т. 3, стб. 542.


[Закрыть].

Проанализировавший промысловые занятия сельского населения Алтая по данным сельскохозяйственной переписи 1917 г. В. Н. Разгон приходит к следующим выводам: «…Практически все промыслы полностью еще не оторвались от земледелия, а у представителей некоторых видов промысловых занятий, в особенности имевших сезонный характер, вовлеченность в земледельческие занятия имела весьма существенный характер. Вместе с тем, почти треть хозяйств, занимавшихся промыслами, вообще не имела посевов, а еще одна треть принадлежала к низшей посевной группе, у которой промыслы были более значимым хозяйством, чем земледелие. Но поскольку в части таких хозяйств земля обрабатывалась трудом тех членов семьи, которые не были заняты в промыслах, учтенные в ходе переписи сведения о занятости лиц, занимавшихся промыслами, в земледельческих работах показывают еще большую степень оторванности промыслов от земледелия. 2/3 от общего их числа не принимали участия в пахотных работах в собственном хозяйстве (по разным видам промыслов от 33,4 до 100 %), 55 % – в сенокосе, 57 % – в уборке урожая. Все это свидетельствует о достаточно далеко зашедшем процессе отделения промыслов от земледелия, происходившем в экономике и социокультурном пространстве алтайской деревни процесса общественного разделения труда, отражением которого был довольно высокий уровень профессионализации промысловых занятий»[299]299
  Разгон В. Н. Промысловые занятия сельского населения Алтая по материалам сельскохозяйственной переписи 1917 г. // Алтайская деревня в первой половине ХХ века. Барнаул, 2007. С. 64.


[Закрыть].

Вместе с тем промыслы играли важную роль в северных районах Западной Сибири и в Горном Алтае, где они являлись основным занятием населения. В Нарымском крае промысловые хозяйства составляли 95,2 % от всех хозяйств. Преобладало рыболовство, дававшее ежегодно продукции на 358,9 тыс. руб., в то время как общие доходы от земледелия и скотоводства не превышали 15,2 тыс. руб. В Горном Алтае доходы от промыслов и скотоводства были одинаковыми[300]300
  Иванцова И. Ф. Западносибирское крестьянство в 1917 – первой половине 1918 гг. М., 1993. С. 62–63.


[Закрыть].

Недостаток рабочей силы в сельском хозяйстве региона решался прежде всего за счет увеличения доли женского труда. К 1917 г. женщины составляли почти две трети всех работников в деревне[301]301
  Рынков В. М. Государство, кооперация и частные предприниматели: маслозаготовки в Сибири в 1914–1916 гг. // Роль государства в хозяйственном и социокультурном развитии Азиатской России XVII – начала ХХ века. Новосибирск, 2007. С. 127.


[Закрыть]. Усиливается роль межсемейной взаимопомощи, когда крестьяне пользовались трудом поденщиков или родственников и уплачивали им за работу из «пайковых» денег. В начальный период часто проводились «помочи»[302]302
  Горюшкин Л. М. Наемный труд и источники его формирования в сибирской деревне в 1914–1917 гг. // Промышленность и рабочие Сибири в период капитализма. Новосибирск, 1980. С. 205.


[Закрыть]. Дефицит работников пытались решить путем привлечения на сельскохозяйственные работы, особенно уборочную страду, нестроевых нижних чинов из запасных формирований (об этом шла речь в предшествующей главе), военнопленных, беженцев, горожан. В феврале 1915 г. Совет министров утвердил «Правила об отпуске военнопленных на сельскохозяйственные работы», которые допускали их посылку партиями от 100 чел. и более на срок не менее трех месяцев. Предполагалось направлять прежде всего из числа славян (чехи, словаки, поляки). По данным Л. М. Горюшкина, весной 1915 г. в Тобольской губернии на сельскохозяйственных работах использовалось более 30 тыс. пленных[303]303
  Горюшкин Л. М. К вопросу о влиянии первой мировой войны на сельское хозяйство и положение крестьянства Сибири // Сибирь периода капитализма. Новосибирск, 1967. Вып. 3. С. 203.


[Закрыть]. В Томской губернии летом этого же года на уборке урожая находилось до 25 тыс. пленных[304]304
  Кротт И. И. Указ. соч. С. 105.


[Закрыть].