Текст книги "100 великих врачей"

Гоффман

(1660–1742)

XVIII век – век реформы в медицине. Без учета влияния философии и физики на медицину трудно представить динамику развития медицины в целом. Влияние философии является особенно заметным и значительным в отношении учения Гоффмана. То же можно сказать о физике, которая породила новую картину мира. Великие успехи физики в XVIII веке, связанные с именами Я. Бернулли, Эйлера, Ньютона, Франклина, Гальвани, Вольта и др., оказали такое же влияние на медицину, как и открытия в области химии Этьена Жоффруа, Генри Кавендиша, Джозефа Пристли, Хемфри Дэви, Лавуазье и т. д.

Когда Гоффман приступил к врачебной практике, медицина находилась под влиянием самых различных течений и направлений, часто исходивших из совершенно противоположных принципов. Новые идеи и течения вторгались в медицину с двух различных сторон. Прежде всего она испытывала влияние реальных открытий в естественных науках, в которых в последнюю четверть XVIII века наметился огромный прогресс; кроме того, медицина жила под влиянием тенденции одухотворения всех законов природы, – тенденции, нашедшей впоследствии яркое выражение в натурфилософии Ф. Шеллинга.

Врачебной практике Гоффмана предшествовало сочинение Гедеона Гарвея, придворного врача королей Карла II и Вильгельма III Оранского. Сочинение называлось «О суетности философии и медицины» (1700 г.), в нём с убежденностью доказывалось, что философы не нашли зерна истины, а врачи – ни одного верного средства для лечения болезней. И поэтому следует отбросить все искусственные средства и предоставить лечение самой природе. По мнению Гарвея, врач не должен воображать, будто лечит, потому что он полезен только тогда, когда остается в роли трезвого наблюдателя, то есть не вмешивается в течение болезни. Гарвей был сторонником метода экспектации, то есть выжидательного наблюдения, которого придерживался еще Гиппократ, но недостаточно, по мнению Гарвея, радикально. Крайний скептицизм, демонстрируемый Гарвеем, вероятно, был обусловлен уровнем медицинских знаний его времени.

На протяжении первой половины XVIII веке велась борьба между анимистическими и механистическими течениями в биологии и медицине. Первое течение было представлено Шталем, второе – Гоффманом. Сравнивая организм человека с гидравлической машиной, которая питается чем-то вроде нервного флюида. Гоффман стал ярким представителем механицизма в медицине. Однако он не был основоположником этого представления.

Механическое понимание природы ведет свое начало от Демокрита и Эпикура. В Средневековье ученые (ятромеханики и ятрохимики) делали попытки применять законы механики, физики и химии к познанию и количественной оценке различных проявлений жизнедеятельности здорового и больного человека. Так, Санторио (1561–1636), итальянский врач, анатом и физиолог, профессор университета в Падуе (с 1612 г.), для выяснения отношения введенных в организм веществ к процессам питания на протяжении ряда лет производил в специально сконструированной им камере взвешивание самого себя, принимаемой им пищи и своих выделений (потери углекислоты и воды через легкие и кожу). Декарт применял при изучении работы мышц и органов дыхания законы механики и законы геометрической оптики для объяснения механизма зрения. Петербургский академик Д. Бернули (1700–1782) предложил уравнение для изучения движения жидкостей по трубкам, которое и в наше время является основой понимания принципов движения крови по кровеносным сосудам.

Фридрих Гоффман (Friedrich Hoffmann) родился 19 февраля 1660 года в саксонском городе Галле, что на реке Заале. С 1878 года в Галле расположилась Германская академия естествоиспытателей (Academie Natural Curiosorum). Осенью 1651 года городской врач вольного императорского города Швейнфурта И.Л. Бауш начал хлопотать об основании этой академии. 1 января 1652 года состоялось первое собрание, утвердившее устав общества, в 1672 году оно получило санкцию императора Леопольда I, сначала в качестве частного общества, а с 3 августа 1677 года в качестве императорской академии под названием Германская «Леопольдино-Каролинская» академия естествоиспытателей (Sacri Romani Imperii Academia Natural Curiosorum).

В 15-летнем возрасте Фридрих остался без родителей, которых унесла эпидемия 1675 года. Юноше пришлось строить свою судьбу самостоятельно. По окончании в 1683 году Йенского университета, где он учился у профессора Георга Вольфганга Веделя (Wedelius, 1645–1721), пользовавшегося большой известностью в области ятрохимии, Фридрих совершенствуется в Лейденском университете у крупнейшего медика Европы Германа Бургава. Получив ученую степень, он переезжает в Англию для обучения под руководством ятрофизика Роберта Бойля, основателя (1662 г.) и президента (1680–1691 гг.) Лондонского Королевского общества (Академии наук). Бойль занимался своими исследованиями вдали от городского шума, в одном из своих поместий, и охотно приглашал туда всех знаменитых людей, посвятивших себя изучению наук.

В 1688 году Гоффман занимает должность физиолога в Гальберштадте, а шестью годами позже – профессора клинической медицины только что созданного университета родного города Галле. В 1709 году его приглашают лейб-медиком к Фридриху I. Вскоре, вследствие закулисных интриг, он оставляет Берлин и возвращается в Галле, где до кончины, последовавшей 12 ноября 1742 года, занимается преподаванием.

По мнению Гоффмана, изложенному в его основном девятитомном сочинении «Medicina rationalis systematica» (1718–1740 гг.) – («Система рациональной медицины»), жизнь, здоровье, болезнь, излечение подчинены исключительно законам механики. «Механика есть причина, источник и закон всех явлений», – говорил Гоффман. Гоффман полагал, что «жизнь заключается в движении; сокращения сердца препятствуют смерти, предохраняют тело от разложения; все зависит от известных движений фибр, их расположения и известного соотношения движений в накоплении жидкости». Для объяснения этого движения, называемого Гоффманом жизненным, «нет нужды прибегать к понятию природы, души, жизненных сил, «археи», или какому угодно другому «гению» или жизненному началу», которые ранее использовали ученые.

В переписке с Гоффманом Лейбниц обсуждал не только вопросы химии, но и философские проблемы. Старый философ одобряет его направление и побуждает написать «Рациональную теорию медицины». Лейбниц сообщает своему корреспонденту, что не разделяет взглядов Ньютона, говоря, что тот, кто старается объяснить тяготение первичной силой притяжения, грешит против истины и прибегает к чуду. Лейбниц согласен с Гоффманом, что каждый организм есть механизм, но при этом добавляет: «Только более тонкий и божественный». Лейбниц говорит, что органические тела природы суть божественные машины; допустить в них что-нибудь, что было бы чуждым механизму, – нельзя. Он не желает идти против известного положения своего времени: «В теле все подчиняется механическим, то есть рациональным основаниям».

Фридрих Гоффман допускает существование нервного флюида, обнаруженного английским анатомом и врачом Томасом Уиллисом (Виллизием) (Willis, 1621–1675), и полагает, что «сердце и плотные движущие части организма получают способность к движению и сокращению, силу, тонус и эластичность от очень малых флюидов, находящихся в мозговых желудочках, нервах и самой крови». Отсюда движением мозга часть флюида по нервным трубочкам распространяется по всему организму, другая – циркулирует с кровью. Обе системы находятся в определенной связи. Во всех частях тела нормальный тонус ткани регулируется флюидом. Если нервный флюид протекает в слишком большом количестве, наступает патологическое состояние, спазм, если в малом – развивается состояние атонии. Эти малые флюиды Гоффмана имеют, однако, большое сходство с древними «силами» (spiritus), несостоятельность которых была подчеркнута выше самим же Гоффманом.

Доктор Гоффман был чрезвычайно рассудительным, гибким и осторожным практиком. Подобно Гиппократу, он полагал, что природа – лучший врач. К этой формуле он лишь добавил, что природа излечивает «механически». Гоффман являлся противником фармакологии и рекомендовал менее сильные средства; одним из первых причислил к лечебным средствам ванны и минеральную воду. Он был рьяным сторонником возбуждающих средств: рейнского вина, летучих и маслянистых солей, средств, уменьшающих кислотность пищеварительных соков. Гоффман первым советовал употребление в качестве слабительного воды Зедлицких источников, открытой в 1717 году. В детской терапии он назначал белую магнезию – как средство послабляющее, мускус и амбру – как возбуждающее. Нашатырь и олений рог прописывались им при параличах; употреблять кофе он советовал старикам. Дизентерию он рекомендовал лечить опийной настойкой, устраняющей понос, а уж потом давать больным настой трав.

Вопреки своему афоризму: «Если заботишься о здоровье – остерегайся лекарств и врача», он пользовался лекарствами в большой тайне от других. Особенно охотно он прибегал к изобретенному им в качестве «бальзама жизни» эликсиру (Elixir viscerale Hoffmanni) и к пользовавшимся мировой известностью «гоффманским каплям» (комбинация этилового спирта с медицинским эфиром) как возбуждающему средству при сердечной слабости, и так же liquot anodynus. Эти лекарственные средства употребляются до сих пор.

Профессор Гоффман не только выдающийся терапевт, обрисовавший клиническую картину хлороза (анемия), он – химик, описавший в 1722 году способ получения белой магнезии (жженой магнезии MgO) из минеральных источников, и он – бактериолог, написавший сочинение «О контагии и миазмах» (1738 г.). Может быть, к созданию этого сочинения его подвигла так поразившая его в юности потеря родителей от эпидемии.

При всем своем механическом понимании явлений жизни даже Декарт допускал для объяснения явлений человеческой психики представление о «животных духах». Гоффман неуклонно придерживался механистического отождествления живого организма с механизмом. В дальнейшем преодоление ограниченности взгляда Гоффмана сопровождалось выпячиванием различия и взаимоисключения некоторых свойств живого и неживого, заслоняло их единство и взаимопроникновение, в том числе физического и биологического.

Шталь

(1660–1734)

Фридрих Гоффман не забыл пригласить в 1694 году своего товарища по Йенскому университету Шталя вторым профессором медицины в университет Галле, где сам занимал место первого профессора. Шталь и Гоффман долгое время были в университете единственными преподавателями медицины. Они делили между собой преподавание всех медицинских наук. Шталь читал ботанику, физиологию, цитологию, диетику, materia medica[9]9
  Materia medica – практическая медицина – труд Комена.


[Закрыть] и энциклопедию, Гоффман – все остальное.

Вначале Шталь был другом, затем он стал соперником и, наконец, противник Гоффмана. Между ним и Гоффманом возникла неприкрытая вражда, чему во многом способствовали успехи Гоффмана и с чем не мог смириться честолюбивый и обидчивый Шталь. После разрыва их отношений Шталь в 1716 году покинул университетский Галле и переехал в Берлин, где до конца своих дней состоял лейб-медиком при дворе Фридриха Вильгельма I, короля Пруссии.

Георг Эрнст Шталь (G. E. Stahl) создал теорию, согласно которой душа управляет всеми отправлениями организма человека, его телом. Формы жизни и приспособление ее к различным (климатогеографическим, например) изменениям среды, по мнению Шталя, являются выражением мудрости (intelligens) и подвижности (movens) души.

Пруссак Георг Шталь – оригинальная фигура «эпохи гениев» – родился 21 октября 1659 году в Ансбахе, где его отец был секретарем консистории. После окончания в 1863 году медицинского факультета Йенского университета (где он учился, как и Гоффман, под руководством Веделя) Шталь с 1687 года состоял на службе герцога Саксен-Веймарского в качестве его придворного врача.

Собственную диссертацию («Fragmenta aetiologiae physico chemicae», 1883) Шталь посвятил своему учителю Веделю – последователю ятрохимиков ван Гельмонта и де ла Боэ – и своему отцу. Между учеником и учителем уже в этой первой научной работе наметился раскол. Шталь открыто выразил скептическое отношение к ятрохимикам и призывал в известном смысле отделить химию от медицины. Доктор Шталь вел борьбу с ограниченным односторонним учением «ятрохимиков» и «ятрофизиков» (они же и «ятромеханики»). Это противостояние сыграло определенную роль в истории медицины.

Школа «ятрохимиков» XVII века, основанная выдающимся голландским врачом Франсуа де ла Боэ (Francisci Sylvius (Sylvii), Deleboё (Le Boё) F. de, 1614–1672), более известным под именем Сильвий, жила идеями, заложенными в X веке, когда для очень многих врачей химия нераздельно сливалась с медициной, а школа «ятромехаников» представляла собой порождение XVII века. Теоретической основой врачей, исповедующих ятромеханические взгляды, являлось представление об организме как о машине, автомате, приводимом в движение особыми материальными «духами» (spiritus). В физиологии и патологии для них основой являлась теория кровообращения, открытая У. Гарвеем. Целый ряд болезненных явлений объяснялся механически: остановкой движения крови в различных отделах тела. Некоторое влияние этой доктрины обнаруживается у Шталя, но гораздо ближе, конечно, примыкал к ней Гоффман.

Георг Шталь – основатель системы «анимизма», учения о первенствующей роли души. «Анимизм» – термин, обозначающий представления о духах и душе. Ученик Эпикура в Древнем Риме Лукреций (ок. 99 – ок. 55 до н. э.) нашел термин для обозначения неизъяснимо тонкой безымянной материи Эпикура. Он назвал ее в отличие от anima (душа) animus – (дух). Будучи разновидностью материи, душа, по Лукрецию, активна, деятельна, способна подчинять тело. Термин animus введен в этнографическую науку английским ученым, исследователем первобытной культуры Э.Б. Тайлором (1832–1917), который считал веру в отделимых от тела духов древнейшей основой возникновения религии, созданной «дикарем-философом» в результате размышлений над причинами сновидений, смерти и т. п.

Стоит заметить, что еще в древности бытовала идея о том, что регулятором процессов в организме служит душа. Финикиец Фалес Милетский (636–546 до н. э.), родоначальник античной философии и науки, считал началом движения во всех предметах природы нечто вроде мировой души. Все тела, приводимые в движение присущей им внутренней силой, одарены душою; весь мир населен богами; магнит и янтарь имеют душу. Этот разум или душу Фалес представлял как нечто вещественное, существующее отдельно от видимого мира.

Георг Шталь как истинный творец анимизма утверждал, что между жизненными процессами и фактами физики и химии имеется только поверхностное сходство и что ни одна органическая функция не осуществляется автоматически, но все происходящее в организме контролируется чувствующей душой. Декарт ограничил функции души мышлением – ясным и отчетливым созерцанием идей. Шталь возложил на нее работу по непосредственной регуляции жизнедеятельности – все то, для чего, согласно Декарту, достаточно телесного устройства и движения материальных частиц.

В предисловии к своей «Истинной теории медицины» Шталь словами Сенеки говорит: «Возвратиться к природе – значит восстановить себя в том положении, из которого нас изгнали ошибки, – вот в чем заключается мудрость. Болезни – это ошибки, в которые впадает тело; чтобы привести его к выздоровлению, необходимо следовать по пути самой природы: изучать его и сообразовывать с ним врачевание. Но здесь приходится сталкиваться с модными увлечениями: механицизмом и химизмом, которые затемняют истинное понимание природы и внимание врача отвлекают в сторону».

Критикуя ван Гельмонта, Шталь при этом отдает ему должное; он не ругает Декарта и с почтением отзывается о Гиппократе и Аристотеле. Для подкрепления своих воззрений Шталь, также как и Гоффман, опирается на Гиппократа. «Природа» Гиппократа сродни anima Шталя, она такая же, как «архей» Парацельса и ван Гельмонта. Тем не менее Шталь отделяет свое учение от воззрений последних.

Доктор Шталь, как и Сиденгам, проповедует возвратиться к Гиппократу, но в отличие от Сиденгама это не возвращение блудного сына в лоно семьи. Терапевтические воззрения Шталя во многом сходны с учением Сиденгама: различие – в терминологии. Там, где Шталь употреблял слово «душа», Сиденгам как более последовательный приверженец учения Гиппократа пользуется словом «природа». Шталь отклоняется от учения Сиденгама, когда провозглашает, что «жизнь» регулируется своими собственными законами, отличающимися от законов физики, химии и механики. Верное понимание Шталем того, что природу живого нельзя объяснить только физикой и химией, тем не менее заслоняло важность изучения физических сторон жизнедеятельности организма. Несмотря на предпринятый Шталем, с одной стороны, и Гоффманом, с другой, штурм основ жизнедеятельности организма, диалектика физического и биологического еще долго не будет раскрыта.

Учение Шталя о душе как источнике всей органической жизни оказало большое влияние на биологию. И в этой связи представляет несомненный интерес полемика анимиста Шталя с механицистом Лейбницем. Столкновение этих светил науки и возникшая между ними перепалка высветили различия в двух господствовавших в то время мировоззрениях. Когда появилась «Истинная теория медицины», Лейбницу исполнилось 62 года. Симпатиями Лейбница пользовался Гоффман, поэтому для сочувствия его противнику Шталю не было места в душе великого ученого.

Доктор Шталь иронически относится к гипотезе тех, кто утверждает вслед за Декартом, что животные – простые машины. По мнению Шталя, душа связана с телом и даже мысленно ее нельзя от него отделять. Химия не может объяснить, каким образом душевные волнения вызывают сильные «потрясения» в теле. Наблюдаемые Шталем факты говорили о том, что душевные волнения резко влияют на физическое состояние тела; страх, гнев, сильное желание изменяют кровообращение и общий тонус тела. Подобные случаи Шталь отметил в одной из своих ранних работ, а также, что желтуха возникла от ужаса, кровотечение – от страха. Повторим, что в этих высказываниях отчетливо слышатся первые наметки психосоматического направления в медицине, и таким образом Шталя можно назвать одним из родоначальников этого направления.

Лейбниц думает иначе: из данных химии можно заключить, что в теле происходят взрывы, подобные огненным. Поэтому наше тело можно назвать «машиной не только гидравлическо-пневматической, но и огненно-взрывчатой». На тезис Шталя о том, что душа не может быть отделена от тела и все действия и помыслы души направлены на телесное, Лейбниц отвечает, что не может с этим согласиться. И это говорит тот, кто в отношениях души и тела заходил так далеко, что признавал особого рода тело, соединенное с душой до рождения и после его смерти. Он не может согласиться со Шталем, что все действия и помыслы души направлены на телесное, так как разум теснее связан с Богом, чем с телом. Оппонент Шталя спрашивает: «Если душа имеет власть над «телесной машиной», почему бы ей не приказывать телу что угодно. Например, если мы прыгаем с помощью душевной силы, почему мы не можем прыгнуть на любую высоту».

Доктор Шталь утверждал, что между жизненными процессами и фактами физики и химии имеется только поверхностное сходство и что ни одна органическая функция не осуществляется автоматически, но все контролируется чувствующей душой. Болезнь, учил Шталь, – это «сумма движений, вызываемая душой для освобождения тела от внедрившихся в него вредностей. Человеческое тело не просто соединение разнородных частей, но живой организм, и его жизненные отправления подчинены верховному началу, разумной душе». По мнению Лейбница, всякое движение происходит только в материи, оно связано с телесным, а не с душой – монадой.

Получив послание Лейбница, обидчивый Шталь рассердился, хотя тон возражений Лейбница был учтивый и сдержанный, и он отдавал должное проницательности и знаниям Шталя. Возмущался Шталь тем, что Лейбниц не прочел до конца его трактат: его возражения остановились на 160-й странице, а их более тысячи. Лейбниц сравнивает Шталя с материалистом Гоббсом, а это Шталь отказывается признать. Шталь негодует: «Не будучи врачом, Лейбниц вступает в спор на медицинские темы, которые я вынашивал десятилетиями».

Фридрих Вильгельм I не любил энциклопедиста Лейбница и подбил Шталя дать отповедь своему оппоненту. Шталь собрал всю переписку, прибавил новые аргументы против возражений великого философа, снабдил все предисловием, в котором изложил историю полемики и издал в 1720 году в виде книги под названием «Negotium otiosum» («Праздное занятие»). Своей цели он не достиг, Лейбница уже давно не было на свете. Он умер 14 ноября 1716 года при странных обстоятельствах. В последние годы жизни Лейбниц страдал подагрой. Из всех лекарств доверял тому, которое было ему когда-то подарено приятелем-иезуитом. Приняв лекарство, он почувствовал себя очень дурно. Прибывший врач нашел положение настолько опасным, что сам поспешил в аптеку за лекарством. Пока он ходил, к Лейбницу пришла смерть. Произошло это около десяти часов вечера. Ходили слухи, что философ был отравлен. Ганноверцы равнодушно встретили известие о смерти выдающегося соотечественника: тело философа целый месяц лежало в церковном подвале без погребения.

Доктор Шталь противопоставил механистическим представлениям о сущности болезней свое учение – анимизм, носящее выраженный виталистический характер и основывающееся на постулате: «Целесообразная деятельность живых существ и их самосохранение зависят от разумной anima, которая сама строит себе тело, управляет и движет им без посторонней помощи». Шталь говорил, что врачи ряд симптомов ошибочно принимают за болезни, в то время как они представляют целительные приемы природы. Например, во время болезни anima борется с болезнетворной причиной и стремится освободиться от нее с помощью различных «благотворных припадков», а потому не следует их подавлять. По его мнению, лихорадка – полезное явление, служащее выражением борьбы природы или anim`ы против вредной мокроты, для изгнания последней из организма, местное воспаление также является защитным актом. Сюда же относятся кровотечения, особенно геморроидальные, так что вмешиваться следует очень осторожно. Эту же мысль о необходимости «кризисов» высказывал ван Гельмонт, а также другие врачи и мыслители до и после Шталя. В общем, Шталь возобновил учение Гиппократа об исцеляющей природе.

Георг Шталь издал в 1730 году сочинение «Экспектация как искусство лечения». Он, как и Гедеон Гарвей, сторонник выжидательного лечения, ограничивает до минимума задачу врача: «Человек носит своего врача в самом себе, природа является врачом болезней». Шталь говорил, что «выжидательный метод лечения – превосходный метод, но при условии, что он не голое выжидание, а вооруженное». Отсюда напрашивалось введение выжидательного способа лечения с назначением исключительно легкой диеты и индифферентных средств: селитры, кремортартара и небольшого количества горечей. Шталь против хины, опия, железистых минеральных вод, которые рекомендовал Гоффман и за которые ратовал Лейбниц.

Своеобразие взглядов Шталя выразилось, в частности, в том, что он считал знание врачами анатомии и физиологии, а также вообще всякое занятие ими наукой излишним. Он утверждал, что хорошие теоретики являются плохими практиками. К себе, вероятно, он это не относил. Врачебный авторитет Шталя был столь высок, что в 1726 году его даже приглашают в Петербург для лечения А.Д. Меншикова. И это происходит в то время, когда Шталь советует при запорах, которые он разделяет на активные и пассивные, свое излюбленное средство – кровопускание, применявшееся им не только к своим пациентам, но и к себе самому: к 70-му году своей жизни он насчитал 102 произведенных ему кровопускания. Удивляться нечему, мы еще не один раз будем говорить при анализе врачебных приемов других медиков, что кровопускание с древних времен и вплоть до XX века было универсальным методом лечения.

У Шталя были поклонники: сам ректор университета Галле М. Альберти разделял его доктрину. Нельзя не сказать и о другом апостоле учения Шталя Юнкере, который содействовал своими трудами распространению воззрений своего кумира. Иоганн Юнкер (1679–1759) – сначала богослов и филолог, преподаватель в королевском педагогиуме в Галле, затем, занявшись в 1717 году изучением медицины, – доктор медицины, в 1730 году – профессор медицины университета Галле. Ему принадлежит заслуга введения в университете клинического преподавания. Фридрих Вольф открыто заявляет, что он придерживается взглядов Шталя, но при этом избегает термина «душа» и говорит о «vis essentialis». В конце концов анимизм Шталя перешел в витализм. Взгляды Шталя оказали влияние на «школу медицины» Монпелье, сформировавшую витализм умами Бортеза, Бордё и Биша в конце XVIII века. Легче понять развитие школы, если удается указать точку ее отправления, что мы и сделали.

Отдельного внимания заслуживает попытка Шталя ввести психическое лечение душевнобольных. В 1708 году он выделил две группы психозов: первая – простые, первичные психозы, которые являются первичными заболеваниями души без участия тела, вторая – возникает в результате телесных болезней. Шталь утверждал примат души, примат психологического анализа психозов. Положение Шталя о простых психозах впоследствии развивалось школой «психиков», а его положение о сложных психозах – «соматиков». Так, в первое десятилетие XVIII века дано начало двум направлениям в психиатрии.

Лишь небольшое число врачей посчитало идеи Шталя привлекательными, поэтому, вероятно, он и не создал собственной школы. Гораздо большее влияние приобрела концепция «человек-машина» Гоффмана, учение, обязанное как вражде личной, так и презрению к системе ненавистного Шталя. В таком положении несколько причин, главная – в том, что при непосредственном сравнении с Гоффманом Шталь проигрывал. Шталь характеризовал своих противников в нелестных выражениях, что дало повод упрекать его в «непомерной гордыне». Шталь женился три раза и воспитывал семерых детей – это еще одна причина для обвинений в моральном падении.

Доктор Гоффман – жизнерадостный, открытый человек, излагал свою систему хорошим немецким языком, Шталь – на латыни, причем тяжелым слогом, длинно и путанно. Шталь – желчный, замкнутый ипохондрик, облекающий свое абстрактное учение покровом темного, крайне сухого изложения. К старости, встречая недопонимание своих взглядов, Шталь стал еще более угрюмым и замкнутым, даже меланхоличным. Глубоко религиозный Шталь каждый раздел своих книг, среди которых только на медицинские темы он издал свыше 250 сочинений, заканчивал хвалой Богу. Может быть, этим объясняется принятие прогрессивным миром не Шталя, а Гоффмана.

Гоффмановское понимание соотношения строения человеческого тела и его движения было вполне закономерным, необходимым и соответствовало развитию науки XVI–XVIII веков. И лишь позже, благодаря возникновению клеточной теории, эмбриологии, гистологии, физиологии, эволюционному учению, т. е. примерно к середине и второй половине XIX века, когда природа предстала перед учеными не только как совокупность статичных предметов и явлений, но и процессов, в науке постепенно начинает складываться понятие «динамических структур», их последовательности, цикличности, изменчивости. Но все ли сопоставления живого с механическим (физическим) бесплодны или среди них есть такие, которые могут быть плодотворными для развития теоретической биологии и подспорьем для более быстрого выявления внутренней диалектики живого?

Картина будет не полной, если не сказать, что Шталь не только великолепный врач, он еще крупный ученый – химик-технолог и металлург. Одна из важнейших его работ («Anweisungen zur Metallurgie») посвящена металлургии. Шталь сформулировал (впервые в 1697 г., подробно в 1703 г.) в «Experimenta, observationes, animadvertiones chimical et physical» («Экспериментах, наблюдениях и замечаниях в области химии и физики») первую общую химическую теорию – теорию флогистона (от греч. phlogistуs – воспламеняемый), благодаря которой химия освободилась от алхимии, то есть от мистического истолкования превращения веществ. Теория флогистона сыграла положительную роль в развитии теоретической и практической химии XVIII века, позже, как известно, ее опроверг Лавуазье.

Великий ученый Георг Эрнст Шталь скончался 14 мая 1734 года.