Текст книги "Загоняя овец"

Сам Генри Роунс, можно сказать, избежал наказания – пара выговоров, хоть и с внесением в личное дело, можно сказать, не в счёт. Зак Хильц получил заслуженное пожизненное, ни одна апелляция, в том числе о том, что при задержании ему не были зачитаны права – не сработали. Косвенным пострадавшим стал Рик – для него вся эта история была сущим кошмаром – он уже давно закончил академию, уже работает в полиции и все свои усилия направляет в сторону отдела расследований – то есть уже не свернёшь с пути, лучшие годы вложены в эту профессию. Тогда он думал, что его карьеру ничто не спасёт. Уж тем более, что его спасёт чистка в кадрах, он себе и представить не мог. Помимо же переживаний о своей карьере, в голове Рика никак не могло уложиться, как же так! Как его всегда правильный и строго соблюдающий законы и правила, бывший пару лет военным, чуть не молящийся на дисциплину отец, да ещё и полицейский на тот момент – и такое решение в виде применения агрессии при задержании.

– Я лично понимаю отца, Рик. Не только как психолог в плане мотивирующих его действия обстоятельств, но и как просто человек, – закусив губу после очередного глотка шампанского, сказала Элис, – я и сама бы поступила так. Я так думаю.

– Как человек с агрессивными наклонностями? Уберём для объективности личность отца.

– А что, если и с агрессивными? Они же направлены не на невиновных. Да и разве может быть хоть кто-то одногранным? Во всех нас есть и свои демоны и свои ангелы, Рик. А вообще, Хильц заслуживал и посильнее наказания!

– Так оно и есть. Но представь, с чисто профессиональной точки зрения. Прав ли сотрудник полиции, который избивает до полусмерти, пусть и заслуживающего того человека?

– Прав, не прав… Боже, Рик, ты никогда же не был мямлей. Даже тогда ты скорее волновался по поводу своей карьеры и больше в шуточной форме рассуждал о «добре и зле». Что с тобой случилось?! – Элис дружески толкнула Рика в плечо, но Рик никак не отреагировал на это, будто остолбенел.

– Поверь, я и сам, не раз перебарщивал.

– В плане?

– На допросах. По большей части. Есть ещё парочка грехов конечно, но не о них сейчас.

– Рик, я не смогу понять тебя, если ты будешь говорить загадками, – Элис старалась сохранить спокойное выражение лица, но на самом деле она безумно волновалась – неужели Рик готов поделиться хоть чем-то после стольких лет? После того, что переломило его жизнь.

– Да тут не сложно понять, Элис, – он помолчал. – На допросах, иногда, я чувствую, будто какая-то волна гнева поднимается во мне, пожирает меня целиком. Иногда мне хочется сдавить допрашиваемому горло, всеми силами сдавить прямо пальцами… А потом выбить из него всю правду. Да так, чтобы он заговорил не только по делу, а вообще готов был рассказать вплоть до того, во сколько лет начал онанировать.

– Но если напротив тебя преступник…

– Не только, когда преступник. С разными приходится иметь дело людьми. И ведут они себя по-разному.

– Рик, но ведь…

– Тебе просто будет рассуждать, чем виноват алкаш, который сидит напротив меня и вместо нормальных ответов на вопросы, пытается, словно набить себе цену, ждёт, что мы накинем ему на бутылку. Юлит, делает вид, что не помнит, хотя уже даже известно, что он всё видел не более часа назад собственными глазами. А время идёт, преступник отдаляется от наказания, а этот сидит перед тобой и бахвалится. Или какая-нибудь стерва начинает тебе чуть ли не всю жизнь свою рассказывать, отвечая на вопросы так, что там вода только и льётся, хорошо если ещё не начинает придумывать от себя, привыкшая к сплошным сплетням и додумкам. А когда укажешь на то, что этого не могло было быть, ответ по типу: «Почему нет? Ведь возможно…» и понесла-а-сь…

– Я понимаю, Рик. Мне же тоже приходится работать с людьми. И это бывает не просто. Поэтому и существуют те, кто может помочь, кто…

– Элис, сколько раз мы обсуждали это? Нет и точка. Мне не нужны мозгоправы.

– Но это не совсем мозгоп…

– Нет! – Рик стукнул кулаком по столу. – Нет и точка!

Элис прекрасно знала, что может получить такую реакцию, но всё равно поникла и как-то вся сжалась. Это не ускользнуло от глаз Рика, хоть Элис и постаралась сделать вид, что ничего не произошло.

– Прости…

– Всё в порядке, – Элис решила перевести тему, чтобы Рик не успел уйти в себя. – Слушай, а почему нельзя найти убийцу девушки Стивена по камерам?

Рик побарабанил пальцами по столу, налил себе ещё полный бокал шампанского и, развалившись на стуле, опёр коленку о край кухонного стола.

– Потому что их просто нет. На центральной площади развесили и всё, – коротко ответил он.

– Погоди. Как нет? Их же обещали установить по всему городу!

– Обещать то обещали. Но имеем, что имеем… Зато, думаю, у нашего будущего мэра будет прекрасная возможность пообещать нам ещё грёбаные камеры.

Время неостановимо шло, стрелки на настенных часах над столом показывали уже половину трёх часов ночи, когда брат с сестрой решили, что они достаточно наговорились и устали. Они наскоро убрали со стола, хотя руки уже отказывались их слушаться, после чего Элис направилась в гостиную, где стоял широкий диван.

– А вот и моё спальное местечко, раз мой брат оказался всё же настолько добрым, что не выпроводил меня нафиг из своего дома, – икнув, радостным голосом провозгласила она. – Не найдётся для меня пледик?

Рик стоял позади неё, о чём-то явно задумавшись. Элис повернулась к нему, удивлённо вскинув брови.

– Эй, Рик! Ты уже уснул, что ли, стоя там?

– Я думаю, тебе было бы уютнее не на этом продавленном диване… иди за мной, – словно рассуждая, произнёс Рик.

– Неужели ты решил уступить мне тот чулан, который называешь своей комнатой? И неужели у тебя там менее продавленный диван?

Но Рик молча прошёл мимо действительно самой, пожалуй, маленькой комнатки в доме. В конце коридора располагались две двери, в которые Элис не заходила вот уже как три года. Ей начало казаться, что она уснула там, на кухне – Рик никак не мог бы решиться вновь зайти в эту часть дома, тот Рик, которого она знала эти последние три года. Элис почувствовала, как слёзы подступили к её глазам, а комок в горле не давал вдохнуть полной грудью. Рик дрожащей рукой открыл правую дверь – самой же большой комнаты дома. Комнату, которая раньше была самой уютной и самой весёлой в этом доме. Лишь соседствующая к ней комната в самом конце коридора должна была потеснить её с этого пьедистала. Должна была…

– На прошлых выходных я прибрался там… ну и постельное бельё сменил, – губы Рика слегка дрогнули, хотя слова было всё равно сложно различить – как будто что-то не давало ему сказать их, что-то глубоко в его душе.

– Ох, Рик…

– Спокойной ночи, Элис, – бросил Рик и резко вышел из комнаты, направившись к своей комнатке.

– Спокойной…

Элис огляделась. В этой комнате время будто застыло. Видна была далеко неидеальная уборка Рика, не такая, какая раньше проводилась: всё же тогда не Рик её и делал. Но в остальном – все предметы так и остались на своих местах, не сдвинувшись, казалось, ни на сантиметр.

Пройдя по комнате и оглядев каждый уголок, Элис остановилась у прикроватной тумбочки. Над ней висела фотография, обрамленная простой деревянной рамкой. С этого материального воплощения прошлого на Элис смотрели двое счастливых человека – её брат, сильно моложе чем теперь, полный сил, энергии и счастья – его лицо повёрнуто боком и губы, расплывшиеся в искренней улыбке, слегка прикасаются к щеке девушки, которая, смеясь, нехотя будто отталкивает его, смотря наполненными жизнью, словно искрящимися глазами прямо в камеру, а с фотографии – как будто прямо в глаза Элис. Глазами, в которых уже как три года вместе с жизнью потухла и последняя искра.

– Где тебя опять черти носили?

Удар. После него ещё один удар – уже тыльной стороны ладони. Губа трескается и он чувствует, как его рот наполняется кровью.

– Что тебе было сказано, гадёныш? А? Что?! Я тебя спрашиваю!

Он видит её разъярённое, уже всё опухшее, красное, с вылезшими на лбу венами лицо. Её пьяное дыхание обжигает его лицо, щипит в носу. Он слышит её вопрос, но молчит. Он понимает: что бы он не сказал – будет только хуже. Лучше молчать. Так быстрее всё закончится.

– Что ты молчишь?! Совсем все свои мозги растерял? Ты как твой папаша! ТВОЙ ПАПАША!

Снова удар. Он падает на пол, рюкзак сваливается с его плеча, отлетая куда-то в угол. Боль отдаёт в руке, на которую пришёлся вес всего его, хоть и худощавого, тела. «Лишь бы не сломал…» – пролетает мысль в его голове. Хотя… если сломал – его же заберут в больницу, хотя бы на пару дней…

– Ты точь-в-точь он! Тоже любитель пошляться! Мразь! Сука!

Она верещит так, что ему кажется, что ушные перепонки сейчас взорвутся. Её голос, срывается, из-за чего её визг перемежается с кашлем и треском в груди вместо слов.

– Пошёл вон!! Пошёл вон, чтобы мои глаза тебя не видели! ВОН!

Пинок ногой. Ему больно опираться на руку, но он вскакивает и пытается открыть входную дверь. Трясущиеся, ослабшие пальцы не слушаются. Вкус металла во рту сушит горло. Он понимает, что слишком долго копается с замком, зажмуривает глаза и втягивает шею, ожидая очередного удара. Но его нет. Осторожно открыв сначала один глаз, потом и второй, он оборачивается. Она лежит в дверном проёме, оперевшись спиной о косяк. Её голова низко опущена, губы шевелятся: она что-то шепчет себе под нос.

– Мама?

Он осторожно, с опаской делает к ней шаг.

– Ма?

Она лежит словно совершенно потерявшая рассудок. Без перерыва что-то шепчет себе под нос. Он берёт ей обоими руками за голову, не обращая внимания на боль, и аккуратно поворачивает её голову на себя. Она смотрит остекленевшими глазами, словно, куда-то выше него, не обращая никакого внимания на его взволнованное лицо, с посиневшей щекой и разбитой губой, с которой струйка крови стекает на подбородок.

– Мама, всё хорошо?

Спустя пару биений сердца её глаза останавливаются на его лице и в них появляется капелька тепла – капелька того самого тепла, которым она иногда одаривала его в детстве. Кажется, будто она вновь узнаёт его, её рот открывается и закрывается как у рыбки, которую море выкинуло на смертельный для неё песчаный берег. Глаза наполняются слезами. Она как будто что-то хочет сказать ему, но не может подобрать нужные слова.

– Всё хорошо, я с тобой. Я с тобой, мама…

Внезапно её лицо перекашивается, глаза суживаются. Он, испугавшись, отскакивает – успев вовремя увернуться от её руки, пальцы которой словно когти попытались схватить его за рукав.

– Убл… ублю-юдок! Выродок!

Он вжимается в выходную дверь. Видит, как она медленно, цепляясь слабыми руками, пытается подняться, опираясь на дрожащие тонкие ноги.

– А ну, подошёл ко мне! Быстро!

Но он больше не может совладать с собой. Ему всего одиннадцать лет… Он чувствует, как его штаны намокают, что-то предательски начинает капать на пол…

– Ты обоссался? Какого хера, скажи мне! Кто будет это убирать? Я?! Опять я?! Беспомощный сучонок!

Он вновь хватается за замок и одним движением ему удаётся повернуть его.

– СТОЯТЬ!

Но он уже бежит по лестнице вниз и выбегает на улицу. Уже холодеющий осенний ветер пронизывает его, всего потного, мокрого в легкой тонкой курточке и насквозь промокших штанах. Он бежит, не видя ничего перед собой, зная только, что бежит к ближайшему к дому лесочку, в котором он сможет спрятаться.

– Что случилось, мальч…

Но он не останавливается, он врезается в кого-то, делает оборот и бежит дальше. Наконец, спасительные деревья. Он забегает глубже в чащу и падает у широкого дуба. Он весь трясётся, слёзы градом орошают мох. Когда-нибудь… когда-нибудь он покажет кто он такой! Он всем покажет! Докажет, чего он стоит!

Через пару часов из дрёмы его вырывает знакомый голос матери, которая зовёт его по имени. В нём борются желание остаться навсегда под этим дубом с желанием выйти к матери – видимо она пришла в себя, проспалась и теперь ищет его. Вновь он слышит оклик сорванным голосом, не хочет идти на него, но ноги как будто сами поднимают его. Утерев нос, он идёт на голос. У самой опушки, еле передвигая ногами, идёт его мать. Увидев его, она бежит к нему, обнимает его, целует в лоб, щёки, макушку, умоляет его о прощении, обещает, что такого больше никогда не будет. Обещает точно так же, как уже и много раз до этого, но он послушно идёт с ней, взяв её за руку. Идёт – и в этот момент снова верит, что теперь точно всё будет иначе…

И никто никогда не узнает,

Кто же пал под подошвой твоей,

Только ты иногда вспоминаешь

До скончания прожитых дней.

Теверовская Е.Г.

Часть 2. «Первое письмо»

Луиза Ферминья сидела на краю кровати, уже одетая в ночную сорочку. Она не знала, что ей делать – ждать Маргарет или уже ложиться спать. В конце концов, она обещала заехать и отдать часть причитающихся Луизе денег. Но начасах уже минула полночь. Если бы не тот раз, когда Маргарет утаила от неё её часть… Из-за этого Луиза обязала в конце каждого рабочего дня Маргарет, известную также в их кругах и кругах их клиентов, как Люси, отдавать ей причитающийся процент. Луиза вообще не очень любила, когда её пытались надуть, а особенно – когда это получалось. Сначала она хотела выкинуть эту девчонку из её бизнеса, но клиенты так её любили. Ни у кого больше из девочек Луизы не было столько постоянных клиентов. Когда-то такой популярностью обладала она сама, но всё же годы шли, да и работу теперь Луиза делала только для своих старых знакомых клиентов. И то больше для себя – бизнес сутенёрши приносил ей и так неплохой доход.

Луиза сидела в аккуратно обставленной комнате отеля, принадлежавшей только ей одной, собственно, как и сам отель. Стены были обвешаны фотографиями её молодой в различной степени откровенности нарядах. Часто она смотрела на них и вздыхала, вспоминая какой она была. У дальней от двери стены располагалась двуспальная кровать с толстым мягким матрасом и кучей подушек разных форм и размеров. Вдоль стен висели деревянные полочки со стёклами, за которыми хранилась обожаемая Луизой коллекция музыки на CD-дисках и старых кассетах. Проигрыватель стоял около ноутбука на столе. У самой же двери расположился объёмный шкаф, с буквально выпирающими дверцами, от количества набитых в нём вещей. Отличительной особенностью этой комнаты от других в отеле, кроме её элегантной наполненности, была исключительная чистота. Вообще, отель сдавал остальные комнаты и просто для ночёвки или жизни на столько дней, на сколько хватит денег, так что Луизу можно было назвать ещё и администратором этого отеля. Хотя всё же больший доход приносила вторая часть бизнеса, в которой отель играл также немаловажную роль.

В общем, дела у Луизы Фурминьи шли просто замечательно. И в этот день всё было также прекрасно, пока вот не приехал этот Вудс, любитель потрахулек в своей фуре.

– Как будто из-за размеров его машины у него член станет больше! – злобно прошипела Луиза.

Занялись бы делом в одном из номеров, Маргарет отдала бы уже деньги Луизе, и та спокойно легла бы спать. А теперь в её голове боролись мысли от подождать ещё немного, до злости на Маргарет, смешанной с мыслями, что девчонка опять решила обмануть её. Ну не мог же этот хрен заниматься сексом уже с четыре часа подряд! Луиза, не выдержав, схватилась за мобильный телефон и набрала номер Маргарет. После долгих протяжных гудков вызов сбросился – из-за превышения времени ожидания. Остальные звонки закончились тем же. В этот момент, Ферминья начала волноваться. Волноваться за саму Маргарет. Она вообще была очень эмоциональной женщиной и сильно прочувствовалась к Маргарет, видя в ней что-то похожее на неё саму когда-то. Поэтому, возможно, и простила ей её грубую оплошность. Луиза вскочила с кровати и начала мерить комнату, расхаживая из одной стороны в другую. Что же предпринять, что же предпринять… Луиза вспомнила, что Маргарет собиралась не оставаться на ночную работу, так как собиралась пойти танцевать в какой-то там бар… Позвонив ещё раз пять своей работнице и так и не получив ответа, Маргарет нашла в интернете номер бара. Ей ответили, что Маргарет Филс ещё не приходила и если не придёт в течение получаса, то там её уже никто ждать не будет. И тогда Луиза Ферминья набрала номер полиции…

Глава 1

Среда. 7 мая 2014 года

Детектив Роунс сидел в кресле в своём кабинете, закинув ногу на ногу и, выкуривая уже третью сигарету подряд. Со стороны выглядело так, будто он остолбенел, изредка прерывая своё остолбенение лишь на очередную затяжку. Но на самом деле в этот самый момент он не сидел просто так – в его голове вновь и вновь прокручивались факты и полученные сведения по «ночному убийству». Прошло уже больше недели с убийства, но у следствия, по сути, не было зацепок, кроме Оливера Худ – персонажа из описанного Стивеном Дирайнсом конфликта.

– «Ночное убийство»… это надо было прессе придумать настолько банальное и тупое название, – недовольно пробормотал детектив.

Пресса уже вполне успела пройтись по работе полиции в целом и детектива в частности. Почему-то журналисты не особо вспоминали про отсутствие камер, с которыми, возможно, дело было уже раскрыто. Какая-то мелкая газетёнка упомянула вскользь, но Роунс не был уверен, что кто-либо пробился к этой статье из даже её постоянных читателей, не завязнув по дороге в куче бездарных статей про мировые заговоры, скорую всеобщую смерть и уже надвигающуюся атаку то ли инопланетян, то ли упырей.

Погасив сигарету об пепельницу, детектив откинулся на спинку кресла. Его взгляд остановился на полученном им несколько дней назад заключении дактилоскопической экспертизы. Фрэнк Моррис подразочаровал на этот раз – в квартире, помимо отпечатков и биоматериалов прибывших сотрудников скорой помощи с чистейшим алиби, были обнаружены улики на жертв того преступления – Стивена Дирайнса и Елизавету Лоу. Также эксперты обнаружили биоматериал, вернее волос, не принадлежавший никому из вышеперечисленных. Всего один волос. Либо преступник был очень хорош и волос не его, либо ему повезло, что потенциальная улика всего лишь одна и с той ещё нужно повозиться. Либо же экспертов пора менять, если они не могут найти ничего дальше своего носа. Больше у Роунса идей на этот счёт не было.

Ещё в начале недели детектив со своими помощниками наведались к хозяйке злополучной квартиры, Элизабет Линч. Добродушная старушка сразу же согласилась встретиться с детективами, как только Роунс объяснил ей по телефону кто он и по какому вопросу беспокоит её. Она пролила не мало слёз, пока детективы задавали ей вопросы по поводу арендовавшую у неё квартиру девушку. Буквально каждые полминуты промачивая свои слегка припухшие глаза платочком, Элизабет Линч поведала детективам, что Лиза была тихой девушкой, почти всегда платила аренду в срок: один раз только опоздала с платой, но предупредила об этом заранее. Соседи на неё никогда не жаловались, кроме вечно всем недовольной соседки снизу, хотя в последние месяцы и она всё меньше могла придумать поводов помотать ей нервы при встрече и судачила скорее уже о других соседях. На вопрос детективов о том, какие взаимоотношения были у Лизы со Стивеном, Элизабет Линч сказала, что несколько раз виделась с ними обоими, и каждый раз эта пара производила на неё впечатление одной из самых счастливых пар в мире – ни разу она не видела, чтобы они поссорились или в чём-то были не согласны друг с другом. По поводу же возможных врагов у молодых студентов, женщина заявила, что уверена, что их просто быть не могло у таких умных, воспитанных и добрых людей. Она была уверена, что сделавший это – просто съехавший с катушек маньяк, которому чужое счастье – что соль на рану. Для продолжения расследования дела по найденной улике – волосу, детективы попросили женщину предоставить для лаборатории образец её волос. Элизабет Линч сделала это без промедлений, прямо при детективах вырвав целый клок седых волос.

Уже позднее детективам пришёл результат, гласивший, что соответствие биоматериалов обнаружено не было, что ещё давало шанс по этой улике. Были запрошены данные по имеющейся базе преступников, когда-либо сидевших в тюрьме. Также никаких совпадений.

Что же касается Оливера Худ – из информации, данной им в понедельник в университете следовало, что он должен был вернуться из-за границы вместе со своими родителями к выходным, крайний срок в воскресенье. Также интересным было замечание одного из преподавателей университета, куратора группы, в которой обучается Оливер Худ, о том, что Оливер Худ нередко использовал в учебных проектах для выполнения заданий истории и статьи по убийцам и насильникам. С точки зрения журналистики, конечно, но всё же… На всякий случай, Роунс не стал названивать самому Оливеру или его семье – не хотел давать им время нанять адвоката или помочь придумать Оливеру правдоподобную историю в случае, если они всё знали и как раз пытались сплести ему алиби. Да и самому парню Роунс хотел сделать сюрприз.

Как детективы и собирались, в воскресенье они встретились с Алсу Наварр. Девушка совершенно не удивилась, когда детективы показали ей свои значки и спросили, не против ли она будет побеседовать с ними. Отец Алсу, мистер Ли Наварр, представительный мужчина средних лет с легкой сединой на висках, несмотря на весьма молодой возраст, всего сорок один год, был вполне сравним по росту с самым высоким из напарников – Ником Чойсом. К сожалению, он был категорически против. мистер Наварр заявил, что если детективы хотят поговорить с его дочерью, то он должен пригласить своего близкого друга, адвоката. Миссис Наварр попыталась успокоить мужа, но её тихий, слегка взволнованный голос никак не помогал Мистеру Наварру прийти в себя. Роунс был уже уверен, что придётся заводить стандартную процедуру и тратить кучу времени, как вдруг Алсу заявила, что ей решать, общаться с детективами или нет – и она хочет общаться. Как уже совершеннолетний человек, она имела полное на это право, но Роунс думал что такой трюк всё равно не прокатит – и сильно удивился, когда уже весь красный Ли Наварр в миг успокоился и, ничего более не сказав, удалился на кухню, буквально потащив с собой свою жену за руку. За их спинами хлопнула дверь с таким звуком, что Роунс ожидал продолжения – например, звука падения стены или на крайний случай люстры.

Достаточно миловидная девушка, с убранными в пучок угольно чёрными волосами и пронзительными карими глазами явно произвела впечатление на Тома Зореджа, который весь расфуфырился как павлин и начал лыбиться как последний осёл, стараясь параллельно строить из себя галантного кавалера, предлагая даме стул в гостиной её же дома. В этот момент Роунс подумал о том, с каким идиотом ему приходится раскрывать сложное дело. И он был безмерно рад, что ему помогает Ник Чойс – опытный и очень грамотный детектив, не спешащий на пенсию. Роунс краем взгляда посмотрел на стареющего Ника. В тот самый момент Ник Чойс активно разминал спину, и гримаса боли на его лице Роунсу очень сильно не понравилась. Он решил обязательно напомнить ему о его спине и если понадобится – потащить его в больницу за шкирку.

Итак, Алсу Наварр подтвердила сказанное Стивеном о конфликте, произошедшем на её вечеринке между ним и Оливером. Но также высказала своё мнение, что не верит, что Оливер был бы способен на убийство. Он был старше их, по словам Алсу, вполне добрый и отзывчивый, ему было уже двадцать пять лет, так как до поступления в группу к Стивену и Лизе Оливер три года отучился на врача, но, как он сам говорил всем – ему просто надоело, он понял что профессия врача совершенно не его, и поэтому решил стать журналистом. Роунс сразу же сделал пометку: «Подозреваемый, знающий куда бить ножом. И как в одно движение сломать шею». Также Алсу без препираний согласилась дать на экспертизу свой образец волос, на всякий случай. Том Зоредж с огромным удовольствием приблизился к ней забрать биоматериал, только что аккуратно срезанный маленькими ножичками. Он как бы невзначай, слегка зацепил её ладонь своими длинными пальцами. «Осёл», – вновь пролетело в голове Роунса. После чего Зоредж дал ей номер телефона отдела детективов на случай, если ей будет что сообщить. И как бы на всякий случай написал на обратной стороне свой личный номер, что заставило его напарников в какой раз многозначительно переглянуться.

От размышлений Роунса оторвала внезапно распахнувшаяся дверь его кабинета.

– Привет, Рик, – в кабинет ввалился Ник Чойс и, не дожидаясь разрешения, крякнув, ввалился в кресло напротив Рика. – Волос Наварр не дал никаких совпадений. Это хорошая новость, но пока единственная.

– Понимаю… Я как раз думал над этим делом.

– Да-а. Все о нём думают. Шефу подогревают жопу журналюги, а он будет передавать эстафету нам.

– Он не будет это делать, думаю, ему хватит ума. Дело не простое.

– Подождите-ка! Неужели у меня уже галлюцинации?

– В плане?

– Неужели сам Рик Роунс сказал пару тёплых слов о шефе Фьюзе? – Ник деланно поднял брови в гримасе удивления.

– Я всегда признаю, когда человек делает что-то правильно, независимо от моего отношения к нему.

– Ну да, ну да. Мне будешь рассказывать?

Ник Чойс расплылся в улыбке, но внезапно дёрнулся и вновь потёр спину. На его лице отобразилось волнение. Как и у Рика.

– Ник, когда ты пойдёшь к врачу уже?

– На этих выходных. Как пообщаемся с Худами.

– Мне будешь рассказывать?

– Ах ты… шельмец какой. Тебе, тебе. Да не, правда пойду. Не нравится мне это.

– Забьёмся? Если не пойдёшь – доложу о твоей проблеме шефу.

– Ва-банк? Окей. Но если пойду – ты наконец сбреешь ту плешивую щётку на лице, которую называешь щетиной, сменишь свою куртку и… и… в общем приведёшь себя в порядок. Ну и с Элис поговоришь, наконец, хватит тебе в кокон свой валиться.

– Без проблем, – Рик улыбнулся уголком рта – с Элис он уже говорил, так что один пункт выполнен.

Ник Чойс взглянул на часы.

– Не соблазнишься сегодня выйти на обед ко всем, как в старые добрые?

– Нет, не сегодня, – Рик демонстративно достал папку по делу о «ночном убийстве».

– И не завтра я так чувствую. Когда ты, наконец, придёшь в себя?

– И не завтра.

– Боже, мы в детском саду? Ладно, слышал, сегодня будет выступать Оуэн Графт?

– Кто?

– Рик, ты меня пугаешь. Скоро же выборы мэра!

– Да хрен с ними. Что один, что другой – мне без разницы, – зевнув, заявил Рик.

– Тогда, получается, ты не слышал предвыборную программу Графта.

– Верно, не слышал. Ничью.

– Так вот, он обещал… не поверишь!

– Что же?

Рик Роунс делал вид, что ему совершенно безразлично, но – он знал Ника. Тот бы ни за что не преподносил ему эту, для Рика новость, если бы там не было чего-то действительно особенного или важного. В детективе просыпалось всё большее любопытство.

– Ну-у… Повесить чёртовы камеры по этому чёртовому городу!

Рик откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки.

– Так-так. Я так понимаю, это дело и ему не даёт покоя?

– Разумеется. Он обещает, что если его выберут, что такое не только больше не повторится – он поставит всю полицию на уши, военных призовёт если понадобится, да хоть самого Сатану – чтобы решить это дело.

– Наша популярность только начинается…

– Всё как обычно – закрыл дело, о тебе помнят день. Не закрыл…

– Мы закроем его, Ник. Я чувствую это.

– Что ж, Рик. Буду полагаться на твоё чувство. Забьёмся, скажем, на сотню на то, что камеры не поставят и в этот раз? И чутьё твоё проверим. Если веришь, конечно, что поставят.

– Дай-ка подумать… с таким резонансом – ну парочку то поставят.

– Пойдёт!

Ник Чойс с кряхтеньем поднялся с кресла и направился к выходу, на ходу накидывая на себя своё длинное пальто, похожее на пальто Яна Махульского из фильма Ва-банк 1981 года.

– Мы в кафе в квартале отсюда. «У Янки». Если передумаешь…

И Ник Чойс последовал за толпой, устремившейся к выходу. Он оставил дверь нараспашку. Рик раздражённо встал со своего кресла и плотно закрыл её. В полумраке кабинета он вновь остался один на один со своими мыслями.

Глава 2

Среда. 7 мая 2014 года

Ронсу не особо хотелось возвращаться домой – после того, как Элис уехала за девочками, в нём вновь стало одиноко и тоскливо. Поэтому только лишь когда стрелки часов в его кабинете остановились на восьми часах вечера, Роунс наконец накинул свою кожаную куртку и направился к машине. Медленно уселся, повернул ключ зажигания и с минут десять просто сидел, смотря через лобовое стекло на полицейский участок. Через открытое окно в салон проникали отдалённые звуки небольшого города, сливающиеся в убаюкивающий мерный тон, прерываемый только лишь чьими-то нервными автомобильными гудками.

Потом детектив, наконец, вырулил с парковки и направился в сторону своего дома, но не проехал и сотни метров, как по рации ему сообщили, что произошло убийство за чертой города, на севере. Роунс круто развернул свой автомобиль и помчался по указанным координатам. Параллельно он отзвонился своим помощникам – оба сообщили, что прибудут в течение получаса.

Городские пейзажи пролетали за окном, Роунс старался изо всех сил не превышать скорость. У него был страх, что это убийство связано с «ночным убийством». С одной стороны – тогда больше улик, а значит, возможностей поймать убийцу; а с другой – скандал будет ещё тот. В любом случае возобновление давления от прессы обеспечено. Его-то только Роунсу и не хватало.

Когда детектив прибыл на место преступления, территория была уже оцеплена полицейским нарядом. Старший наряда, капитан Рэй Милов, одна из немногих женщин-полицейских в отделе, ввела Роунса в курс дела. Некая женщина, Луиза Ферминья, позвонила в полицию ещё прошлой ночью и сообщила, что пропала одна из её подружек. Она объяснила, что они должны были встретиться с час назад, на тот момент, а теперь она не может дозвониться подруге, а также никто из знакомых её больше не видел. Пропавшую звали Маргарет Филс. Операторы зафиксировали все данные, но особой тревоги по этому поводу не испытали – они были уверены, что это стандартная ситуация, итогом которой будет встреча подруг в ближайшее время с выяснением отношений и последующим примирением. Тем не менее, к Луизе Ферминье был выслан наряд полиции, в составе уже известного Роунсу вечно попадающего в неприятные истории и косячившего Эрика Далтона и младшего сержанта Ника Глиссона. Они записали все данные и обещали объявить пропавшую в розыск. Также попросили Луизу Ферминью позвонить в случае, если к утру пропавшая не объявится. И, разумеется, в любой момент, если будет найдена. После чего вернулись в участок как ни в чём не бывало. Так как никаких новостей от пропавшей не было, утром в участок вновь позвонила Луиза. Шеф Фьюз как раз был на месте – и он здорово рассвирепел, когда узнал, что поиски не были начаты в тот же день. Особенно, учитывая повышенный интерес со стороны к работе полиции. Таким образом, в районе десяти часов утра начались поисковые операции, которым сильно помешал накрапывающий днём дождь. С привлечением лесников и волонтёров группы прочесывали указанные мисс Ферминьей возможные места. Род деятельности двух подруг, разумеется, стал понятен полиции сразу же, учитывая все детали.