Текст книги "Начало и конец"

Глава 3

Четверг. 7 августа 2014 года

– Весь вечер тебя ждали, мать чуть с ума не сошла. Еле остановил её от того, чтобы в полицию заявление о пропаже твоей не пошла писать. Пообещал, что до полудня если не объявишься, то позвоню в полицию, лично Томасу, его снова шерифом выбрали недавно…

Джереми сидел на кухне, буквально заталкивая в рот ложкой за ложкой куриный бульон с макаронами. Чувство голода исчезло, как только он притронулся к еде, а вот похмелье наступало с новой силой: помимо подташнивания возвращалась и головная боль. Ему сильно повезло, что его мама, Шая Уилборн, не была чрезмерно эмоциональной женщиной и не встретила его рыданиями и истериками – когда он добрался до дома, она с дорожками от слёз на щеках тихо вышла ему навстречу, обняла и сразу же поспешила на кухню, накрывать на стол. Его отец также никогда не устраивал сцен. Вот и теперь он ни разу не повысил голоса, сидя напротив Джереми он говорил спокойным ровным тоном, постукивая подушечками пальцев по кухонному столу.

– …Так, а где ты провёл ночь?

Джереми отставил тарелку и посмотрел в глаза отцу. Он думал о том, рассказать ли о произошедшем ночью или же не стоит. По своему характеру Джереми никогда не был эгоистом, а потому прекрасно понимал, что у всех людей, в том числе и у его родителей, существует своя жизнь и свои проблемы. И что своим появлением здесь он и так создаёт им массу неудобств – если не сегодня, то завтра следует ждать журналистов, уже узнавших даже его новоиспечённый мобильный номер. А если кто решит ещё и отомстить ему… Неудобства, граничащие с опасностью для жизни. Стоит ли ещё больше пугать, рассказывая о том, что он собственноручно влез в какую-то тёмную историю? С другой стороны, кто остался у Джереми, кроме отца с матерью? И кому, если не им он может и должен доверять целиком и полностью?

– Я был у Анны. Анны Штейт, – произнёс, наконец, Джереми. Отец лишь грустно посмотрел на него, но сразу же отвёл взгляд и больше никак и ничем не выдавал своих эмоций, продолжая внимательно слушать сына. Джереми всегда подозревал и даже был уверен, что отцу никогда не нравилось его общение с дочерью закоренелой алкоголички, которая и сама не отличалась примерным поведением и высокими оценками в школе. Но ни раньше, ни теперь он ни единого слова не сказал Джереми. – Вчера весь день провёл в пабе, переборщил немного. Телефон, как нарочно, разрядился, хотя чего таить, я так и не догадался зарядить его на все сто процентов в пабе. В общем, вечером я попытался добраться до дома, но слегка заблудился. Вышел на окраину, у кого-то поля – темно уже было, точно не опишу. И, в общем…

Джереми опустил глаза в тарелку и принялся, прижав указательные пальцы рук с двух сторон перемещать её по кругу по столу. Голова раскалывалась всё сильнее, но он изо всех сил старался сформулировать то, как объяснить отцу произошедшее. А отец молча ждал, не мешая сыну думать и никак не проявляя нетерпения.

– Кажется, кто-то гнался за Анной. Я тогда ещё не знал, что это она – услышал крики и бегущий в темноте силуэт…

– Ничего себя! Как они выглядели? И как тебе удалось отогнать их? – взволнованно спросил отец, когда Джереми запнулся и молчал.

– Если честно – я не видел их. Меня предупредила Анна, что за ней кто-то гонится. А утром мы не успели обсудить произошедшее. Я уснул у неё в доме, а как проснулся – она собирала дочь в садик, а потом вспомнила о собеседовании на работу и убежала на него. Кстати, у её дома стоял подозрительный пикап. Я отвёл её дочь в садик, а когда вернулся посмотреть на пикап ещё раз, то его уже не было. Странное совпадение…

Теперь они сидели друг напротив друга, каждый о чём-то задумавшись. Случайно увидевший их в этот момент сильно бы удивился, сколь схожи они не только внешне в профиль в тусклом свете половины зажженных в кухне лампочек, но и мимикой: у обоих были нахмурены брови, глаза смотрели сосредоточенно в дубовую столешницу, будто в ней скрыт ответ, а на лице размеренно ходят желваки. Они были почти что зеркальным отражением друг друга, только лишь Уилборн-старший чуть ниже ростом, а на голове больше седых волос. Правда, Уилборн-младший, судя по последним событиям в своей жизни, намеревался догнать отца в этом показателе, да и кончики волос на висках уже начали выцветать.

– Конечно, Анна могла ввязаться в какую угодно историю… Если это всё не плод её воображения – произнёс отец, Джереми с удивлением во взгляде посмотрел на него. – Не хочу тебя расстраивать, я помню о том, что ты явно чувствовал к ней в школьные дни… просто потом было хуже. После того, как ты уехал. Из подростков все становились взрослыми людьми: искали работу, пытались найти своё место в жизни – а она скатывалась по наклонной всё ниже, ниже и ниже. Не знаю, чем она занималась и чем зарабатывала, врать не буду, но когда семь или уже восемь лет назад умерла её мать, Анна крепко подсела на наркотики. Конечно, быть может, она и до этого уже сидела на них, но здесь был разрушен последний сдерживающий фактор. Хотя, кто знает, не являлась ли её мать первопричиной в принципе. Но не нам судить. Итак, пять лет назад она забеременела и была отправлена в наркологический диспансер, на лечение. Всю беременность провела там, потом её отпустили, вроде, посчитав, что она излечилась от зависимости. Такая вот невесёлая история.

– А кто отец?

– Никто не знает. Слухи ходят разные, но слухи в нашей деревушке… если окажутся правдивыми, то не потому, что кто-то что-то знал, а потому, что так много версий, что одна-то может и оказаться верной.

– Невесёлая история, – повторил Джереми, соглашаясь.

– Что же по поводу пикапа, случайно, он был не чёрного цвета? Глянцевый такой, будто прямо после мойки.

– Нет. Тот был весь ржавый, в сколах. И коричневый. Точно коричневый. А почему ты упомянул про глянцевый чёрный?

– Да приезжал тут буквально за полчаса до твоего появления парень какой-то. Спрашивал о тебе, здесь ли живёшь и дома ли вообще. Шая с ночи сидела у окна – ждала твоего возвращения – потому, как пикап подъехал, бросилась встречать. Если бы я первым к нему вышел, то прогнал бы к чертям. Но Шая… не обижайся на маму, но она сказала ему, что да, живёшь ты здесь. Этот паренёк сразу приободрился, попросился зайти – но тут уже я появился. В общем, думаю, журналист это был. По твою «историю» явился, так скажем.

За не пропускающими свет шторами по окну начали бить первые капли. Отец и сын ещё некоторое время сидели на кухне в тишине, каждый думая о чём-то своём под шум всё усиливающегося и усиливающегося дождя.

– Я пойду, полежу немного, – сказал Джереми, поднимаясь из-за стола и хватаясь за облокоченный об стул костыль.

– Хорошо. Если болит голова, в верхнем ящике за тобой таблетки.

– Не откажусь.

Джереми повернулся и, открыв указанный ящичек, принялся рыться в горах пачек всеразличных таблеток. Отыскав нужные, Джереми устало побрёл в свою комнату. Он уже был в дверном проёме, который вёл из кухни в коридор, как отец остановил его.

– Да, кстати, мы там положили тебе на тумбочку несколько писем. Их принёс почтальон утром.

– Хорошо, спасибо.

Ковыляя в свою комнату и чувствуя всё больше и больше охватывавшую его усталость, Джереми уже даже не хватало сил размышлять над тем, кому же принадлежат письма. Войдя в комнату, он бросил костыль на пол, а сам завалился на кровать, обнимая подушку. Засыпая, он увидел тумбочку, на которой лежала целая стопка писем – но его сознание было уже в мире сновидений, потому он лишь закрыл глаза и окончательно провалился в забытие.

Глава 4

Пятница. 8 августа 2014 года

Джереми проспал весь четверг. На часах было шесть утра – чувствовал он себя хоть и бодрым душой, но совершенно разбитым телом. После несколько попыток подняться с кровати было принято стратегическое решение сделать небольшой перерыв. Переворачиваясь на другой бок, Джереми краем глаза увидел стопку писем, которые оставил на прикроватной тумбочке. Ухватив их кончиками пальцев, он теперь рассматривал их одно за другим одним полуоткрытым глазом. Всего их было с десяток, но большинство, как сразу же и предполагал Джереми, были с предложениями дать тому или иному изданию интервью, в котором высказать свою позицию и свою правду относительно его заграничного провала. Среди них затесалось одно рекламное, без марок и каких-либо иных отметок, кроме как имени и адреса дома его родителей – а ведь стоило всего лишь приобрести сим-карту, и теперь все, кто хотел, знали его место пребывания. Обуреваемый яростью, Джереми уже подумывал над тем, не подать ли ему на мобильного оператора и его дырявые базы данных в суд, как наткнулся на письмо, которое выделялось из общей пачки. Адрес отправления, как и в случае с рекламным письмом, указан не был. На белом конверте были печатным шрифтом нанесены имя и адрес получателя, а также слово «сезам» и уже синей ручкой аккуратная стрелочка к линии, по которой конверт был запечатан.

– Не может быть… – тихо произнёс Джереми, выискивая на конверте что-нибудь ещё, какие-нибудь пометки и подсказки, но тщетно.

Наконец, перестав вертеть письмо, Джереми сел поудобнее, оперевшись спиной об изголовье кровати и аккуратно, подцепив давно не стриженным длинным ногтем край конверта, отклеил его. Аккуратно не получилось, но на лучшее Джереми и не рассчитывал – в некоторых местах бумага рвалась, оставляя на клее лоскуты. Справившись с конвертом, Джереми сначала рассмотрел его изнутри, светя вспышкой телефона, а затем перешёл к изучению самого письма. Это был лист бумаги, свёрнутый пополам. Исписана была лишь половина страницы, обратная же сторона сложенного листа была кристально белой:

«Здравствуйте! Спешим пригласить вас в наш кинотеатр «Кинопарк» в сентябре второго числа на кинопоказ культовой киноленты Стивена Спилберга под названием «Поймай меня, если сможешь». Не упустите! Повторный показ будет уже только лишь в январе следующего года!

Также мы с удовольствием готовы представить вам новинки кино! Фильм «Судья» с Робертом Дауни-младшим и Робертом Дювалем в главной роли – кинопремьера тринадцатого октября. А также детективный триллер «Исчезнувшая» пятого числа того же месяца. В главных ролях Бен Аффлек и Розамунд Пайк. А режиссёром этого фильма является сам Дэвид Финчер!

Ждём вас в нашем кинотеатре! Широкоформатный экран, удобные мягкие кресла и объёмный 3D звук позволят получить вам максимум от просмотра фильма.»

«Поймай меня, если сможешь»… Что ж, это не может быть простым совпадением. Именно на этот фильм он ходил в кинотеатр в столице с подругой, работавшей, как и он когда-то, в разведке… Но тогда в письме должна быть подсказка, как он может связаться с ней – иначе бы он не держал этого письма в руках. Цифры. Номер телефона? Джереми принялся выписывать числа из текста письма: 2, 13, 5. Слишком мало. Месяцы? «сентябрь» – 9, «январь» – 1, октябрь – 10… 921 131 05. Всё же номер телефона?

Джереми в тот же момент, как увидел письмо, верно определил его отправителя – Джули Коэн. В то время Джереми только-только окончил курсы подготовок и прошёл все необходимые тесты и экзамены, теперь ему было необходимо в кратчайшие сроки подтянуть польский язык. На это ему было выделено всего шесть месяцев. В лингвистической группе он и встретил Джули, оставшуюся в его памяти единственным светлым пятном тех мучительных для его ума дней. Она была настоящим полиглотом: учила один язык за другим. Когда Джереми поражался тому, как она все их помнит и, самое главное, не путает, Джули провела ему долгий ликбез на тему того, что чем больше языков знаешь, тем легче изучать новые, так как в языках в принципе много общего. А не путаться в них возможно, если запоминать некоторые особенности языка, словно «ключи», вспоминая которые много проще ориентироваться в определённом диалекте. Из её почти получасовых рассуждений Джереми понял для себя только одно – легко запоминать другие языки, если ты не тупой, как валенок. Джереми никогда не претендовал на звание гения, а потому не слишком расстраивался тому, что ему сложно даётся один новый польский язык, тогда как Джули параллельно изучала ещё и чешский. Да и для потенциальной задачи Джереми его подхода было вполне достаточно. Вот для Джули, раскрывшей ему как-то по секрету, что стажируется в криптологическом отделе, языковой багаж был необходим для успешной карьеры взломщика шифров. Она всячески пыталась помочь Джереми и щедро раздавала ему советы – в конце концов за эти полгода они неплохо сдружились и даже ходили пару раз в неделю прошвырнуться по ночной столице, чтобы отвлечься от рабоче-учебных дел.

Джереми не верил в то, что это письмо может быть ловушкой, в конце концов, что нового о нём и его местоположении могут узнать те, кто и так знает о нём больше, чем он сам. Или же не желал верить в это. Джереми до безумия хотелось в ту же секунду набрать зашифрованный в тексте письма номер, но он понимал, что делать этого нельзя. Ему нужно раздобыть чей-то чужой номер, никак не связанный с его именем… Он решил посветить всё ближайшее время решению этого вопроса. Поднявшись с кровати, Джереми оценивающим взглядом осмотрел оставшийся у него в единственном экземпляре костыль. Натёртая опорой подмышка теперь постоянно будто горела, но делать было нечего – каждый шаг и с костылём отдавался давящей болью в ноге. Внезапно громыхнула входная дверь. Остолбенев посередине комнаты, Джереми прислушался. С улицы доносились обрывки разговора, начинающего переходить на стадию повышенных тонов. Голос одного из участников “беседы” принадлежал его отцу.

Как только Джереми открыл дверь, ведущую на крыльцо дома, то сразу же понял, в чём дело. За воротами стояла машина с символикой одного из довольно крупных федеральных каналов. На тротуаре рядом с ней собрались двое мужчин и девушка, о чём-то оживлённо беседуя с отцом Джереми, всё чаще срывающемуся на крик. В отличие от коллег, явно одетых в свободной форме, на девушке были бежевые брюки, белая блузка и короткий женский пиджачок.

– Я ещё раз повторяю, убирайтесь отсюда! И вчера говорил то же самое вам, чёрт возьми!

– Сэр, мы хотим помочь вашем сыну…

– ПОМОЧЬ?! И как же вы поможете? Будете поливать его грязью, а ваши мерзкие никому неизвестные псевдоэксперты будут цокать и приговаривать всякую ересь?

– Мы не представители ток-шоу. Наш формат – это новостные выпуски. Повторюсь, мы предлагаем сделать репортаж, в котором ваш сын сможет высказать свою позицию…

– Если мой сын захочет что-то высказать вам, он сам обратится к вам! Вчера, сегодня – сколько еще раз надо сказать вам «нет»? И прошу не забывать о презумпции невиновности! Раз Джереми здесь, дома, не в тюрьме, прошу вас заметить это уже, наконец, значит, он невиновен. И его довольно долго пытались обвинить, но как-то не вышло, согласитесь. Вот и сделайте об этом репортаж… – Отец Джереми вёл свою тираду громко и уверенно, словно политик на дебатах, не позволяя произнести ни звука репортёрше, которая, тем не менее, не оставляла безуспешных попыток вставить своё слово.

Джереми же, стоя на крыльце, чувствовал, как внутри него начинает закипать ярость. Он видел раскрасневшуюся шею и лицо отца, понимал, сколько нервов ему всё это стоит. И винил себя за то, что именно он является причиной всего этого. Оглянувшись на дом, Джереми увидел в окне кухни лицо матери. Она слегка одёрнула занавеску и теперь испуганно наблюдала за происходящим. Всегда тихая и скромная, до глубины души интроверт, она не могла, как бы не хотела, пересилить себя, чтобы помочь мужу. Джереми потерял контроль над мыслями и действиями – образ матери сработал в роли пускового крючка.

– ПОШЛИ НАХРЕН ОТСЮДА! – рявкнул Джереми, сбегая с крыльца, скорее цепляясь за бетонные ступеньки костылём, чем опираясь на него.

– Сэр, мы бы хотели записать с вами интервью, – заметив приближающегося хромого Джереми, пролепетала репортёрша, после чего обратилась к одному из мужчин. – Включай камеру, быстро! Дайте мне диктофон!

– Я тебе диктофон засуну в задницу, а твоему дружку туда же его чёртову камеру!

Наклонившись, Джереми схватил за колпак фигурку красного садового гнома и запустил ею в направлении репортёров. Та лишь каким-то чудом пронеслась в паре сантиметров над головой оператора, уже готовящего камеру. Но Джереми было плевать на всё, его глаза были словно закрыты пеленой гнева. Он хотел схватить оставшегося зелёного гнома, но костыль предательски скользнул по мокрой от утренней росы траве, и Джереми упал правым плечом на землю, едва не потеряв сознание от пронзившей всё его тело резкой боли.

– Это частная территория, я запрещаю вести съёмку! Или вы уезжаете немедленно, или я вызываю шерифа!

Тем временем, Джереми попытался подняться, но ему не удалось сделать этого. К нему подбежал отец, встревожено всматриваясь в лицо сына, а затем проверяя, не окрасились ли кровью бинты на месте ран. Джереми предпринял ещё одну попытку встать, но перед тем, как отец прижал его к земле, сумел разглядеть, как машина репортёров отъезжает от дома.

– Всё-всё, тихо, спокойно. Лежи спокойно.

– Что с ним, милый? – раздался где-то над головой Джереми голос матери.

– Всё в порядке, не волнуйся…

– Репортёры уехали?

– Похоже на то. Видимо, знают, что я был мэром, решили не проверять, остались ли у меня дружеские связи с шерифом.

Спустя пару минут Джереми, наконец, перестал тяжело и часто дышать, и теперь покорно лежал на спине, невидящим взглядом уткнувшись куда-то сквозь летящие по небу облака. Его характер всегда был взрывным, но он умел сдерживаться, предпочитая действовать рационально под эгидой ума, а не бездумных эмоций. В особенности неконтролируемых чувств по типу ярости.

– Давай помогу встать, пойдём лучше в дом, – отец протянул Джереми руку, которую тот безмолвно принял и не без усилий со стороны отца поднялся на ноги. – Швы, вроде, не разошлись, боли нет? И ничего не сломал во время падения?

– Нет, всё в порядке, – прошептал Джереми. Это было ложью, так как он совершенно точно не чувствовал себя в порядке. И не физические раны волновали его в этот момент. Джереми было страшно. Страшно от того, что он осознал, что не чувствует в себе прежнего себя. Что, если он сходит с ума? Или уже плывёт в безумии, пока что не осознавая этого…

Глава 5

Пятница. 8 августа 2014 года

Остановившись у самой двери, Джереми с несколько секунд стоял как истукан, держа руку над кнопкой звонка, расположенной по правую сторону от облупившейся двери дома Анны. Он не понимал, чем вызваны обуревающие его смешанные чувства, но всё же сумел усилием воли преодолеть колебания: Джереми трижды нажал на кнопку звонка.

– Ты правда швырнул в них садовым гномом?

Окна небольшой гостиной плотно занавешены шторами. В царящем здесь полумраке будто оживают призраки прошлого: в какой-то момент Джереми кажется, что вот-вот из спальни раздастся пьяный голос только что проснувшейся матери Анны, зовущий дочь для того, чтобы она поднесла банку холодного пива из холодильника. Джереми расположился в кресле-качалке и медленно раскачивался из стороны в сторону с тихим поскрипыванием, тогда как не перестовавшая смеяться после рассказанной им истории о полёте садового гнома в репортеров Анна лежала на небольшом диванчике, закинув ноги вверх на спинку дивана. А из-за двери из телевизора доносились звуки какого-то мультика, который Анна включила для Элизы.

– Клянусь – буквально сантиметр, и я бы уже стоял в зале суда, – ответил Джереми, радуясь тому, что полумрак гостиной скрывает краску, бросившуюся ему в лицо.

– А есть какой-нибудь аналог премии Дарвина? Для вот таких вот случаев?

– Не слышал о таком. Но новости по телеку крутили бы потрясающие. Слушай, я вот что хотел у тебя спросить… по поводу той ночи – кто тебя преследовал? А то утро вышло какое-то сумбурное, да и моя голова, если честно, работала максимум процентов на десять, – Джереми всё же решился задать сверлящий его аж с самого утра четверга вопрос.

– Я… – Анна резко села на диване, нервно сцепляя и расцепляя руки. Её глаза опущены в пол, словно она чем-то провинилась перед Джереми. – Некоторое время назад… До рождения Элизы, я… в общем, начала использовать всякое… Если честно, крепко подсела на наркоту… и вилась во всяких компаниях Сейчас как вспомню – волосы встают дыбом…

– Я знаю, – признался Джереми. – Но ведь сейчас ты, вроде как, завязала. Разве нет?

– Да, абсолютно! Я не была под кайфом уже как шесть лет, с тех пор, как меня упекли в больничку лечить зависимость. Не подумай, я очень рада, хоть и не понимаю, кто решился выложить за это деньги… Быть может, это был некто, кто думал, что является отцом Элизы…

– Погоди-погоди. А ты знаешь, кто отец Элизы? – Джереми весь напрягся, но внешне изо всех сил старался не показать этого.

– Честно – нет. Это не самая лучшая пора моя жизни, но я безумно рада, что её итог – это Элиза. Всё что ни делается, всё к лучшему.

Джереми не мог согласиться с этой поговоркой, но возражать не стал.

– Ты думаешь, что преследователи – это люди из прошлого? – прервал образовавшуюся паузу Джереми.

– Мне так кажется… Смотри, в среду мне позвонил отец Джонсон, наш священник. Быть может, ты его помнишь, хоть тебя было и не затащить в церковь, даже ради удовлетворения любопытства. Так вот, он пригласил меня на исповедь вечером. Отец Джонсон вообще очень хороший человек, очень сильно помог мне. Когда меня выпустили из клиники, он не осуждал, не обвинял во всех грехах человеческих, а старался помочь всеми силами… всегда был готов выслушать и помочь советом. Так вот, я уже подходила к церкви, как вдруг… Из проезжавшей мимо машины вылетели какие-то люди, схватили меня, завязали глаза и зажали рот – я не могла даже пикнуть – и затолкали в машину, будто мешок. Там мне что-то вкололи в вену на руке, судя по моему состоянию после, это был героин, притом доза немаленькая… Ехали молча. Мне было так страшно… Я не понимала, кто эти люди, что им от меня надо. Зачем это всё…

Руки у Анны начали дрожать. Она крепко сцепила их в замок, стараясь унять дрожь, но это совершенно не помогало. Джереми безумно захотелось сесть рядом с ней, обнять, прижать к себе крепко-крепко… как в детстве… Но он остался сидеть, покачиваясь, в кресле-качалке, не произнося ни слова. Он лишь слушал, не произнося ни слова даже в те моменты, когда Анна замолкала, стараясь собраться с мыслями. Независимо от того, молчала ли она секунду или же с несколько минут.

– … Потом машина остановилась, и меня выволокли из неё, бросили на землю. Героин начинал действовать, я чувствовала, как сознание начинает покидать меня, но всё же ещё слышала и понимала то, что они говорили мне… Ты должна уехать. Уехать… Они повторяли это раз за разом, будто пытались вдолбить мне эту мысль в голову, пока я лежала на земле. Уехать… Тем временем я всё пыталась освободить руки, пряча их под собой – Анна на мгновение показала Джереми оставшиеся на запястьях следы от верёвок, после чего вновь прижала руки к себе, скрывая внутреннюю часть предплечий – но Джереми успел заметить также и следы игл на локтевом сгибе, которые окаймляли лиловые гематомы. – Мне повезло, что они не догадались связать мне ноги. В какой-то момент мне удалось, выворачивая запястье, выдернуть левую руку. Я сразу же вскочила на ноги, сорвала повязку с глаз и побежала… И бежала, пока ты не спас меня…

Анна закончила свой рассказ и впервые подняла на Джереми свои красивые зелёные глаза. Они были полны слёз. Анна явно ожидала от него какой-либо реакции, и прежде всего хотела понять, верит Джереми ей или нет. Джереми же чувствовал, что в его сознании образовались словно весы Фемиды, противопоставленные чаши которых каждую секунду кренятся то в одну сторону, то в другую. Перед Джереми сидел единственный человек не из круга семьи, которому он безоговорочно доверял, будучи ребёнком. Но мог ли он теперь так же безропотно верить Анне? Он не видел преследователей. Следы игл вполне могли быть нанесены самой Анной, если она вновь подсела на наркотики. Верёвки… кто знает, в какой компании она могла искать вещества, и каким образом получать их. И всё же… Джереми много повидал странного и казавшегося совершенно невозможным на первый взгляд. Да и он сам – мало, кто верил ему, что он не предатель, и если бы существовал хотя бы одно даже призрачное доказательство против него, в ту же секунду вместо неба над головой в лучшем случае до конца жизни он видел бы потолок тюремной камеры. А Анна верила ему. Так есть ли у него право судить её и взвешиваться роящиеся в мыслях аргументы «за» и «против»?

– Я верю тебе, – наконец, высказал свой вердикт Джереми. Хоть и сам не мог понять, насколько эти три слова соответствуют его уверенности относительно правдивости рассказанного Анной.

– Правда? – Анна в тот же миг улыбнулось той искренней улыбкой, что была некогда для Джереми лучшей в мире наградой.

– Да. Нужно разыскать похитителей. Для твоей же безопасности. Ты не обращалась в полицию?

– В полицию… – улыбка сползла с лица Анны. – Нет… они никогда не поверят мне. Никогда не верили. Знаешь, что они сказали мне, когда я хотела написать заявление об изнасиловании? Я тогда узнала, что внезапно беременна после одной попойки.

– Не знаю… – прошептал Джереми, наблюдая за заблестевшими в глазах Анны яростными искорками.

– Что я сама виновата! – в бессильной ярости она сжала кулаки. – Виновата в том, что не могла отказать и даже не помню произошедшего! Один из полицейских шепнул другому, хотя как шепнул – я слышала каждое слово: «Выпила водку – береги пилотку»… И они смеялись. Смеялись надо мной, Джереми!

Джереми задумался. С одной стороны, ему было безумно жаль Анну, но с другой – он прекрасно понимал, почему полиция не хотела связываться с заявлениями Анны. Ведь она ничего не помнила. Любой, даже самый паршивый адвокатишка стороны защиты, если бы случилось чудо и настоящего отца Анны нашли, с лёгкостью разбил бы сторону обвинения, доставив затем массу проблем полиции.

– А что по поводу шерифа? Сейчас, вроде как, Томас снова избран шерифом. Я помню его с самого детства, они шли бок о бок с отцом, он часто был у нас в доме на праздниках…

– Я… Боже… Ты решишь, что я совсем конченая тварь, недостойная ничего… – Анна вскочила с дивана и начала метаться из одного угла гостиной к другому.

– Обещаю, что не решу. Что ты имеешь в виду? Расскажи мне, пожалуйста.

– Когда я ещё ширялась меня поймал шериф с помощником… в моей сумке было достаточно наркоты для того, чтобы несколько лет я провела за решёткой без права на условно-досрочное. И… чтобы он не заводил дело… Джереми… я отсосала ему прямо в его кабинете…

Чувствуя себя, будто оглушённым молотом по голове, Джереми провалился внутрь своего сознания. Он не видел остановившуюся посередине комнаты Анну, не чувствовал боли в ноге, не слышал явственно доносившейся звуки телевизора из-за двери. Анна, подруга его детства, в которую он был тайно влюблён все те годы… Джереми пытался утешать себя, будто маленького ребёнка, забившегося в угол: что ему плевать на Анну; что она имела право делать, что угодно; что все допускают ошибки… Но ничто не помогало – чувство омерзения охватывало Джереми с ног до головы. Ему хотелось молча встать с этого кресла, выйти из этого проклятого дома, так и не проронив ни слова, и никогда в жизни больше не видеть Анну. Забыть обо всём и забыться.

Анна же в этот момент сидела на диване, закрыв лицо ладонями и стараясь всхлипывать как можно тише, чтобы не испугать Элизу. Но ей это совершенно не удалось – из транса Джереми вывел тоненький голос девочки, подошедшей вплотную к матери и теперь нежно гладившей её по волосам маленькой ручонкой.

– Что случилось, мамочка?

Анна быстрым движением постаралась смахнуть со щёк слёзы и ласково улыбнулась дочери, крепко прижав её к себе.

– Всё хорошо, милая. Всё хорошо, не волнуйся, – сказала Анна и поцеловала дочь сначала в одну щёку, а потом и в другую.

– Ты чем-то расстроена? – прошептала Элиза, не поверив словам Анны.

– Нет-нет, всё правда хорошо. Просто взрослые… взрослые иногда вспоминают свои ошибки, совершённые ими в прошлом – из-за этого взрослым становится чуть-чуть грустненько. Совсем капельку, правда. Лучше покажи дяде Джереми картинку, которую ты так красиво нарисовала! – вдруг спохватилась Анна, стараясь сменить тему.

Элиза в тот же момент опустила глаза в пол и теперь растерянно часто-часто хлопала ими, пока её лицо покрывало сплошное красное пятно. Прижав плюшевого медвежонка к груди, девочка застыла так, словно хотела превратиться в статую, которую никто и никогда ни о чём не спросит. В этот момент Джереми, ещё не совсем пришедший в себя и чувствовавший, что в горле будто пересохло, всё же сумел найти в себе силы произнести казавшиеся ему верными слова, хоть и слегка хрипловатым голосом:

– Я бы хотел увидеть твой рисунок. Я люблю картинки и рисование. Хоть, признаться, для рисования у меня руки вообще растут не из правильного места.

– Это правда. На уроках ИЗО у него были бы сплошные двойки, если бы не я, – подтвердила Анна. – Так что не переживай. Принесёшь нам свой рисунок?

– Л… ладно, – едва слышно ответила Элиза и всё также пунцовая выпорхнула из гостиной, направляясь в свою комнату.

Джереми дождался, пока Элиза пройдёт весь коридор, после чего полушёпотом обратился к Анне, которая в этот момент усердно старалась избавиться от дорожек от слёз, вытирая лицо краешком надетой на ней длинной розовенькой футболки.

– Я сам поговорю с шерифом. Это раз. Второе…

– Джереми, не надо…

– Не перебивай, пожалуйста, – слова Джереми давались тяжело, желание больше никогда не видеть Анну было ещё достаточно сильным, но он понимал, что никогда не простит себя, если даже не постарается помочь подруге детства. – Я видел подозрительный пикап у твоего дома, когда вёл Элизу в детский садик. Ржавый коричневый пикап. Ты никогда не видела такой у соседей?

– Нет, ни разу, – Джереми увидел в лице Анны вмиг возникший испуг.

– Будь аккуратна. В любом случае…

– Спасибо, Элиза! – нарочито громко, предупреждая Джереми о том, что девочка вернулась в кухню, воскликнула Анна. – Давай покажем его дяде Джереми.

Анна взяла из рук дочери слегка помятый листок, вырванный из блокнота, и протянула Джереми. На нём цветными карандашами была изображена зелёная лужайка, полная разноцветных цветов, по которой рядом шли двое: мужчина и девочка. На спине девочки был небольшой рюкзачок, тогда как на мужчине угадывалась та самая одежда, которая была на Джереми, когда он отводил Элизу в детский сад.

– Очень красивый рисунок… – замявшись, сказал Джереми и протянул его обратно Элизе. – Уверен, ты можешь стать великолепной художницей.