Текст книги "Оборонная инициатива"

– Ты думал я не узнаю тебя, немчура?! – выкрикнула она, запуская руку в сумочку.

– Плевать!

Противники остановились в нескольких шагах друг от друга. Лютер выкинул руку с чемоданом вперёд, но грохота пальбы, который должен был разразиться, не последовало, оружие не издало даже холостого щелчка. Пока Вольф копалась, Лютер дважды, трижды попробовал перезарядить штурмвинтовку – никакой реакции. У него ёкнуло сердце. Торжествующая арабка вытащила из сумки пистолет; целясь, она прошипела что-то по-арабски и в конце перевела дословно:

– Сдохни, шакал!

Лютер машинально зажмурился в ожидании конца, но ничего не произошло; когда он открыл глаза, арабка, враз взмокшая от напряжения, трясла свой пистолет, как вставшие часы. Несколько секунд Лютер тупо созерцал, пока над самым ухом не заверещала какая-то очумевшая женщина:

– Джихадистка, джихадистка! У неё оружие!

От этого крика Вольф затрясло, из неё вырвался целый ком гневно-испуганных слогов. Лютер бросился на асфальт, на лету расстегивая кейс, и стал выдирать винтовку из креплений; тут Вольф, издав победное «ага-а!», наконец-то догадалась выключить предохранитель.

– Проклятье!..

Лютера уже снова держали на мушке, а он успел только в очередной раз передёрнуть затвор, но вдруг на вытянутой руке, в которой Вольф держала пистолет, повисла гирей чья-то машин-моська; через мгновение крупный робот запрыгнул к арабке на спину, повалил её на асфальт и подмял под себя. Машин-псы мчались к ней со всех сторон, даже через дорогу; они набросились гурьбой и азартно принялись обезвреживать «джихадистку»: бить лапами и электричеством, душить слезоточивым газом. Через несколько мгновений отыскать Вольф в круговороте механических челюстей и конечностей было уже невозможно. Обыватели забились в укрытия, кто какое нашёл, и боязливо наблюдали за расправой. Лютер, едва залившись в победном хохоте, оборвался на вдохе: у обочины остановилась полицейская машина, из неё выскочили двое в форме. Один из полицаев рванулся было к свалке, но остался у машины, не зная, что предпринять; тот, что был за рулём, прозондировал улицу взглядом и уверенно задержал его на Лютере, который всё ещё сидел на тротуаре со штурмвинтовкой в руках.

– Ты! Бросай оружие! – приказал полицай, вскидывая автомат; второй завертел головой, соображая, кому это сказано. Лютер поспешно навёл ствол на машину и зажал спусковой крючок – но, не сделав и пяти выстрелов, штурмвинтовка замолкла, подавившись. Все пули бесполезно улетели куда-то в пространство, полицаи спрятались за автомобилем. Лютер передёрнул затвор и тремя выстрелами, до следующей осечки, раскрошил лобовое стекло патрульной машины. Пара машин-псов, оставив первую жертву, бросилась к стрелку, но тут прямо через окно выскочил на асфальт полицейский робот. Он был далеко, но появился так резко, что Лютер отшатнулся, а штатские машин-псы неожиданно сменили приоритеты и атаковали казённого сородича. Одного робота стрелок выбил парой вынужденно-коротких очередей. Полицай с автоматом наизготовку встал в рост и что-то кричал, но Лютер не слышал его через звон в ушах; на пространстве между ними кружили волчком и сшибались машин-псы. Выпустив по полицейской машине последние патроны, Лютер подхватил лежавший в чемодане запасной магазин и бросился наутёк; услышав, как за спиной ударили автоматы, он припустил ещё быстрее, выписывая зигзаги, и скрылся за углом.

Неуловимая логика отбора

Преступление и осмысление

Морозов бросил брошюру курсовой на стол.

– Что это за такое, молодой человек? – спросил он.

– Выполненный согласно задания эскизный проект орнитологического беспилотника, – ответил Воротников.

– А, по-моему, это отписка.

– Требования техзадания выполнены «от» и «до».

– Коэффициент привнесённых решений значительно меньше требуемого.

– Задание легко выполняется и с меньшим значением КПР. Я обосновал это в выводе.

Морозов презрительно фыркнул.

– Скажите-ка, молодой человек, как называется мой предмет?

– «Практика решения изобретательских задач», – монотонно прогудел Воротников. Предмет этот и сам доцент практической кафедры Морозов А. А. были остро нелюбимы всеми без исключения студентами факультета робототехники. Воротникову дважды везло выбрать другого преподавателя из распределительного листа, но в этот раз его опередили более расторопные, и Воротников остался на съедение ПРИЗовику-затейнику.

– Правильно! А где у Вас тут изобретательство? Где инновационный подход? Вы пытаетесь впарить мне типовое решение двухвинтового коптера, лишённое какой-либо оригинальности вообще!

– Для безопасности птиц вместо винтов применены фенестроны77
  Фенестрон – воздушный или гребной винт, заключённый в канал (кольцевую оправу).


[Закрыть], для подвижности на земле – шагоходное шасси, для автономной работы – специальные алгоритмы. Всего этого на обычных коптерах нет. А почему не нужны ещё усложнения, в тексте работы указано. Мне было задано спроектировать беспилотник, а не истребитель шестого поколения.

– И Вы решили легко отделаться? Подсунуть банальщину – мне?!

«Банальщина!» была у Морозова любимой отрицательной резолюцией.

– Не вижу смысла в изобретательстве ради изобретательства и в бесцельном усложнении простого.

– А я вот с удовольствием приведу Вам в пример курсовой проект Трудягина из вашего потока. Он применил в курьерском БПЛА такие решения как крыло двоякоизменяемой геометрии и мотор-винт с изменяемым вектором тяги, обеспечивающие великолепную маневренность.

– А для чего «почтальону» уметь делать «кобру Пугачёва»88
  «Кобра Пугачёва» – фигура высшего пилотажа, выполняя которую, самолёт «задирает нос», продолжая лететь прежним курсом, а затем возвращается в нормальный режим полёта. Впервые была продемонстрирована публично советским лётчиком-испытателем В. Г. Пугачёвым на Су-27 в 1989 г.


[Закрыть], Алексей Алексеич?

– Трудягин сконструировал свой для будущих городов сверхплотной застройки, в которых БПЛА придётся протискиваться в узости между зданиями.

– Он натянул сову на глобус, чтобы было зачем увеличивать КПР.

– Ну, допустим… Допустим. Но он справился с заданием, в отличие от вас.

– И я справился.

– Вы? Нет, вы не справились. Чтобы довести КПР до нужной величины, вам придётся полностью переработать конструкцию. И я даже не знаю, что вам посоветовать, кроме как начать с начала и побыстрее. – Морозов улыбнулся. – Эту банальщину я к защите не приму.

Лицо Воротникова стало из канцелярски-бесстрастного хмурым.

– Значит, я пойду к завкафедры и решу этот вопрос с ним, – заявил он.

Теперь уже Морозов изменился в лице. Сидящие в аудитории студенты издали глухой, короткий и нескладный аккорд удивления.

– Ах, во-от какой разговор у нас начинается?!

– Именно такой. Работа выполнена «от» и «до» и в срок. И вам придётся потрудиться объяснить, что с ней не так и почему Вы отказываетесь её принимать.

– Значит, на принцип идём?

– На принцип, – кивнул Воротников.

– Ну-ну-ну-ну-ну… Вылетишь отсюда.

– Посмотрим ещё.

– Посмотришь-посмотришь… Свободен.

Воротников скорчил на прощание вежливую ухмылочку и отправился на своё место.

– Поздравляю, ты попал, – шепнул Костенко.

– Я разберусь.

– Или ты правда думаешь, что Палыч за тебя заступится?

– Учитывая, какая у них с Морозко любовь – да.

– Даже если и так, больше трояка Морозко не расщедрится.

– Зато сколько удовольствия.

– Велико удовольствие без стипендии остаться.

– Я разберусь. У меня-то подработка есть… А у тебя что? – Воротников подтянул к себе раскрытую курсовую Костенко; на видах в ней был изображён беспилотник с двумя винтами, на носу и на хвосте, и длинным, почти во весь фюзеляж, блистером под брюхом. – Жесть какая-то.

– У меня работы нет, поэтому приходится потакать хотелкам Морозко, – усмехнулся сосед. – Скоростной экологический монитор.

– Надо было его в форм-факторе «летающей тарелки» сделать. Чтобы наверняка.

* * *

На пассажирском сидении рядом с Волковым из «К» сидел некто неизвестный Воротникову. Студент отрывисто махнул куратору рукой, тот кивнул – «залезай». Воротников подошёл к машине со стороны пассажира и через стекло услышал, как тот спросил:

– Твой протеже?

– Ага, – ответил Волков.

– Здрасте.

– Привет, – отозвался незнакомец.

– Здорово. – Куратор протянул руку. – И как оно живётся?

– От сессии до сессии.

– Знакомься: Петровский, Владимир Владимирович, шифр «О-Н». А это Валерка Воротников.

– Расшифровка требуется? – спросил Петровский, обмениваясь со студентом рукопожатием.

– Управление по борьбе с оргпреступностью, отдел по борьбе с наркотиками.

– Правильно. За тебя говорят, ты парень многообещающий, но «в поле» ещё не работал. Это будет твоя премьера.

– Дебют, – поправил Воротников.

– С моей точки зрения именно премьера. Дэн?

– Ага. – Волков достал свой видеофон и показал внештатнику снимок на его экране. – Угадай-ка?

– Выглядит как бытовой квадрокоптер, но всё не так просто.

– Правильно. Один барыга развозит с его помощью миксы и колёса.

– Эту маленькую птичку мы поймали на контрольной закупке, сбросили на диск содержимое её мозгов и отпустили на волю, – продолжил Волков. – Маячки, цеплять не стали, ни хардовый ни софтверный, а послали свою птичку следом. Маленькая птичка долетела до «Эвереста» и крутилась вокруг башни с полчаса, пока не подоспела большая и очень быстрая – она подхватила маленькую птичку на пролёте и унёсла её в неизвестном направлении. Наша птичка не смогла за ними угнаться. Смотри сам.

Воротников принял видеофон из рук куратора и прокрутил трясущиеся кадры: над невзрачным коптером пролетает чёрная тень и он пропадает из поля зрения; камера какое-то время шарит по пустоте, потом опускается вниз, где тень, изогнув крылья, резко выходит из пике. Полицейский беспилотник было направляется в погоню, но тень уносится прочь с невероятной скоростью, петляя между жилых многоэтажек; оператор сопровождает её, пока она окончательно не сливается с фоном.

– Машинка явно сделана на заказ, и есть ненулевая вероятность, что не где-то, а в опытном цехе твоей альма-матер. Прочие мастерские в городе, в которых могут изготовить нечто подобного уровня, у нас на коротком поводке. Мы, конечно, пробиваем и их тоже, но…

– Не далее как вчера, научрук ставил мне в пример одного типа. То, что он наработал для курсача, похоже по описанию, но своими глазами я его проект не видел.

– Подробнее. Что за изобретатель? Ботаник?

– Стасик Трудягин, пятнадцатого года рождения, группа РТПО-31—02, параллельная. Хитрожопый чел, родители – какие-то начальники средней руки. Поступил на платное отделение, почти сразу залез в общественную работу, этим накрутил рейтинг и перевёлся на бюджет. Некоторые преподы его даже котируют. Непосредственно в учёбе ничего особенного, потому что не интересно. Контрольные и курсовые покупает у других студентов, деньги у него водятся.

– Вон как.

– Это только фамилия у него благозвучная, а на самом деле он пальцем о палец не ударит, если с этого не будет навара.

– Раз так, значит, сам он не мог спроектировать такую штуку?..

Воротников кивнул утвердительно.

– …А кого мог подрядить для такого дела? – спросил Петровский.

– С нашего курса – Ермолаева из своей группы или Томашевича из моей. – Опер повертел ладонью – продолжай, мол, и Воротников продолжил: – Ботаники, «наша гордость». Выступают на конференциях, участвуют в межвузовских научпроектах. О них только и слышно: ребята поехали туда, ребята поехали сюда. На парах почти не появляются.

– И что, у кого-то из них есть проблемы с деньгами?

– Не знаю. Но у них хватило бы мозгов сделать такую штуку, чтобы она работала. Этих можно было бы уговорить и за интерес, в смысле научный.

– Ясно. А ещё варианты есть?

– Может, кто-нибудь с пятого курса, но там я никого не знаю. Может, кто-нибудь из преподов.

Петровский скривился.

– Не густо, – констатировал он, барабаня пальцами по торпедо. Воротников пожал плечами.

– Зайдём с другой стороны. Кто имеет доступ к оборудованию? – спросил Волков.

– В опытном цехе?

– Да.

– Студенты от третьего курса и выше. Нужно иметь на руках допущенный до сборки натурного образца курсач, или диплом, или проект с экономическим обоснованием. Чтобы было, подо что списывать расход материалов, инструмента и так далее. Просто так в цех не пускают.

– То есть, в теории, любой факт работы в цехе фиксируется.

– В теории.

– Можешь выяснить на этот счёт?

– Попробую.

– Попробуй, – согласился Петровский. – Попробуй выяснить это, попробуй выяснить в конкретике, что там наваял этот Трудягин и с чьей помощью. Естественно, без особого шума. Сам понимаешь, беспилотник и его создатель – пока что, во всяком случае – меня интересуют только как ниточка к дилеру. Мало ли, как у них могли выстроиться отношения. Если сейчас лажанёмся – и ниточку потеряем, и человечка подставим.

– Понимаю.

– И особо не тяни. Связь держим через твоего шефа.

– Это тебе, – Волков протянул своему агенту накопитель. – Вытяжка с первой птички и ещё немного любопытностей. Больше для общего развития, но, может, и в дело пойдёт.

– Я разберусь.

Волков покивал с видом уверенности, потом вопросительно посмотрел на Петровского.

– У меня всё, – сказал тот.

* * *

Воротников копался в файлах прошивки, что передал ему Волков, и читал его закомментированные строчки. Беспилотник дилера, как и всякий его собрат, летал по жёстко заданной программе типа «взад-назад», но нетипичной.

«Точка входа не прописана, значит, туда его доставляет носитель. Цель задаётся азимутом, углом места и дистанцией от точки входа, никаких координат, даже пройденное расстояние измеряется по спидометру, а не по ГЛОНАССу. Точка выхода выбирается псевдослучайным образом из списка. Карта от ГИСа99
  Геоинформационная система – электронная система сбора, обработки и хранения информации о географических объектах, «электронная карта».


[Закрыть], кастрированная». Опорными точками служили самые высокие и приметные в городе здания, такие как «Эверест», координаты и трёхмерные модели которых хранились в памяти машины.

«Алгоритмы взлёта и посадки удалены. Добавлен, но заблокирован и не используется алгоритм следования рельефу».

– Значит, не смогли сопрячь его с алгоритмом поиска цели и забыли удалить, – сам вывел Воротников. – Да он и не дописан, похоже…

«…Вместо него к исходному алгоритму ухода от столкновений прикручено вычисление длины дуги и внесение поправок по дальности. Запускают с большой высоты, чтобы основную часть пути пролетать по прямой. Поправки на ветер вычисляются через потери мощности на удержание курса. Перенаправление после запуска невозможно, ввод данных блокируется до завершения программы полёта. Проверка контрольных сумм на выходе из всех подпрограмм, при несовпадении – полная очистка памяти».

– Против софтверных маячков…

«…Против софтверных маячков. Но от физического взлома защиты нет, иначе не писал бы здесь.;) Очистка памяти при сбоях тоже не предусмотрена».

– Недоработки. И про старуху бывает порнуха.

«Физических средств стыковки нет, алгоритма тоже», – гласила надпись под фотографиями «птички». – «Носитель просто подхватывает челнок на пролёте».

– Вот это – фишка. А не крылья двояковыпуклой геометрии. То есть… – Воротников помотал головой. – Двоякоизменяемой. Пора спать…

Часы показывали час и сорок восемь минут ночи.

* * *

В трёхэтажную коробку опытного цеха из главной башни института вела поднятая над асфальтом застеклённая галерея, по ней туда-сюда сновали небольшие группки студентов; некоторые были в белых халатах, некоторые – в замасленных робах и сами вымазанные маслом, как автомеханики.

– Здрасте, – поприветствовал он Ахметова, зайдя в его кабинет.

– Здрасте-здрасте, – ответил главный лаборант. Хотя его должность называлась скромно, на самом деле Ахметов был ни кем иным как начальником опытного цеха, и всяк желающий сделать в мастерских хоть один удар молотком должен был пройти через него. – Воплощаться пришёл?

– Да.

– Бумажки к осмотру. – Ахметов взял у студента папку и не глядя отложил её в сторону. – Вчера заходил Морозов с разговором по твою душу. Просил-требовал не допускать тебя в цех, ни под каким предлогом.

– То есть не давать мне собрать образец?

– Тоньше: чтобы я собрал его сам, но с допусками типа послаблений в нагруженных узлах. Короче, чтобы качество сборки гарантировало облом, в прямом и переносном смыслах. Дальше от отчисления тебя отделяла бы пара бумажек, шлёпать которые Морозов мастер.

Воротников кисло скривился.

– И что Вы ему ответили?

– Указал адрес, по которому ему уже давно надо бы сходить. Кроме как в дешёвых интригах участвовать, делать мне нечего.

– Спасибо.

– Было бы, за что. А чего это он на тебя зуб точит?

– Я его не удовлетворяю.

Ахметов фыркнул.

– Его никто не удовлетворяет, но с такой гнилой просьбой он приходит впервые.

– Я вывел ему, – Воротников кивнул на курсач, – почему коэффициент привнесённых решений, который он требует, нафиг не нужен, а он меня отфутболил. Тогда я сказал, что пойду к завкафедры, чтобы он нас рассудил.

– Во-о ка-ак! М-да, смело. Ну-ка, что ты там ему написал… – Ахметов пододвинул курсовую к себе, шаркнул ногтями по титульному листу и строго посмотрел на студента. – Что-то я не нахожу здесь ни одной визы.

– Я ещё не дошёл до Кошкина.

– Тогда чего ты сюда-то пришёл? – Главный лаборант, перебирая листы, отрицательно покачал головой. – Есть порядок, – добавил он, опустившись глазами в текст, – сперва утверждаешь у научрука или у завкафедры, а потом уже несёшь воплощаться, и влево-вправо шагнуть не моги.

– Я знаю.

Ахметов, беззвучно шевеля губами, читал вывод Воротникова и чем дальше, тем шире открывал рот и раскачивал головой, а закончив – резко захлопнул брошюру.

– Знаю, что знаешь. Поэтому и спрашиваю. Одобрения что ли хотел? Забирай. – Ахметов оттолкнул курсач, Воротников стянул его со стола. – По научной части одобряю, а войнушке твоей – грош цена. Все знают, что за субстанция Морозов. Кому и что доказать хочешь, мне непонятно.

– Не будет тыкать мне в рожу Трудягиным.

– Ну а кем же ещё? Он даже сам забрал у меня воплощение трудягинской мысли, когда я его изготовил.

– Морозов?

– Ну да. Трудягин пришёл со своим курсачом недели… три назад, отдал – и укатил в Новосиб с какой-то очередной самодеятельностью. Да он и не смог бы сам собрать этот ужас технолога, если бы остался. Ну, и совсем уж по-чесноку, сконструировать тоже не мог. Короче, не знаю, у кого он это купил, собирали это я и Карцев, а забирал Морозов, при этом нахваливал Трудягина за «инновационный подход». Где он там инновации увидел, не пойму: делает кто-то, Стасик сдаёт – банальщина! – Ахметов расхохотался.

– Может, Морозов сам же и сконструировал.

– Для самого себя любимого он не стал бы – ему же надо, чтобы перед ним кочевряжились. Трудягин подключил третью чью-то толковую голову, а она уже родила нечто, приводящее Морозова в экстаз.

* * *

– Слишком просто. – Волков отрицательно помотал головой.

– Морозов не стал бы беспокоиться о трудягинском курсаче просто так.

– Я о другом. Птичка наша, определённо, и Морозов твой явно при чём, но едва ли он работает в одиночку. Это выглядело бы так: университетский препод в свободное от работы время курирует службу доставки колёс на дом. Когда один из студентов приносит ему курсовой проект, препод решает, что эта машинка сгодится для его тёмных делишек, и прибирает её к рукам. Нет, слишком натянуто, не строит. С твоих слов, он кабинетный интеллигент. Такие плохо ориентируются вне своей зоны комфорта. Морозов не мог сам завязать контакты в криминале, скорее, Трудягин – если это он – втянул препода. Как-то так: Трудягин получил заказ на птичку и раскидал его по «подрядчикам», а заодно решил и по учёбе продвинуться на этом заказе. Добыть максимум зайцев минимумов выстрелов. Морозов передал большую птичку заказчику, пока Трудягин был в Новосибе: сигнал о новом распространителе появился две недели назад, так что всё гармонично. Правда, неясно, зачем вообще было поручать это преподу? Чтобы отвести от себя подозрения? Чтобы подцепить Морозова на крючок? Если да, то зачем? Хотя, – Волков отмахнулся, – чего гадать, когда можно узнать из первых уст. Сейчас отзвонюсь Петровскому, пусть берёт и колет эту сладкую парочку.

– А что будет с тем, кто сконструировал беспилотник для Трудягина?

– Ты выяснил, кто это был?

– Нет. Но Трудягин сразу же выдаст его сам.

– Правильно. Выдаст и попытается спихнуть на него часть вины. Теоретически, если захотеть, можно этого изобретателя прицепить паровозом к святой троице «Трудягин-Морозов-дилер», на практике всё будет зависеть от наличия-отсутствия реальных улик. Трудягин может говорить всё, что взбредёт в голову, но формально-то курсовая с чертежами – его, значит, он её сработал сам. Если изобретатель удалил файлы со своей машины и не сдаст сам себя, то зацепиться будет не за что, если нет – поедет на тюрьму вместе с остальными.

– И что мне делать?

– В каком смысле «и что»? Ничего. Твоя задача выполнена.

– Из-за меня может сесть невиновный.

– Не из-за тебя, а из-за себя. Кто-то ведь перепрошил маленькую птичку – скорее всего, тот же изобретатель, который создал большую, ведь это элементы одного комплекса. И если твой Ахметов не мог предположить, для чего беспилотник был нужен Трудягину на самом деле, то человек, который работал по заказу Трудягина – мог и должен был. Вот и угадай-ка, действительно ли его использовали втёмную или же нет?

– Я не знаю.

– И я не знаю. Вскрытие покажет. Так что не делай глупостей. Никаких.

* * *

В дверь секции позвонили. За нею оказался тот, кто и должен был: Колька Первушин, одноклассник Воротникова, в недавнем прошлом – и однокурсник, а ныне – человек, выглядящий намного старше своих лет.

– Здорово. – Впустив друга в свою пыльную и душную обитель, Воротников захлопнул дверь. – Проходи.

– Слушай, я не планировал надолго…

– Проходи, говорю, не парь мозг. Втыкай чайник, заваривай две кружки.

– Ладно. – Первушин разулся, но никаких чайников втыкать не стал, а просто прошёл в комнатёнку. – Извини, я не могу задерживаться. Забот полон рот, сам понимаешь.

– Как ваши дела?

– Есть позитивные сдвиги. После пробного курса коккиноморфа количество эритроцитов в крови Машеньки резко увеличилось, и вообще состояние улучшилось. Теперь нужен полный терапевтический курс, а он платный. Вот, кручусь, ищу.

– Что это за хренотень-то?

– Коккиноморф? Ну, в общем, он активно регенерирует красный костный мозг. Как оно происходит в деталях, я не в курсе, я не врач.

– А стоит, наверное, дорого?

– С нас просят сто тонн за десять ампул, а в курсе их тридцать.

– Мать честная.

– И не говори. Гораздо дешевле сдохнуть и устроить пышные похороны. Пожалуй, если бы эта грёбанная болячка завелась у меня, я бы так и сделал: доходил бы, сколько бы ноги проносили, да и к чёрту на рога. Но тут сам понимаешь.

– Честно говоря, нет. Такое вряд ли осмыслишь, пока сам не столкнёшься. Ленка, наверное, с ума сходит.

– Не напоминай! – Первушин болезненно поморщился. – Как узнала, что Машуте от коккиноморфа стало лучше, так не заткнёшь: «вот, сейчас мы затаримся этой гадостью, и Машута обязательно поправится, обязательно поправится, обязательно поправится»… Вынесла уже весь мозг. Как будто я против! Естественно, я сделаю всё, чтобы достать это чёртово лекарство, но и какие сложности стоят, тоже надо понимать! Вот, бегаю, ищу деньги, ищу подработки. Наскребли сорок тонн, ещё двадцать мне обещано – уже неплохо.

– Может, в Сети сбор открыть? В какой-нибудь благотворительный фонд обратиться?

– Уже. Обещали помочь, но «вы не одни». На самом деле больных деток столько, что… Короче, говори уже, что хотел сказать, и я пойду.

– Ладно. Иди сюда, зацени аппарат.

Воротников открыл свою курсовую на странице с видами. Первушин хмыкнул.

– Знаешь, за два года я уже подзабыл, чему нас учили. Ну, беспилотник, и что?

– Сейчас он только на бумаге, скоро будет в металле. Препарат – его можно купить только через врачей или в аптечной сети тоже?

– И так, и эдак. По рецепту, по спецзаказу.

– С доставкой на дом по воздуху?

– Не думаю, слишком уж дорогая штука. Ну, допустим. И что?

– Мы можем сделать так. Оформляем заказ. Вносим предоплату. Заказываем доставку беспилотником. Отслеживаем его по трекинговому сигналу. Он теряется где-то на полпути, а эта, – Воротников закрыл растопыренной ладонью фронтальный вид своего «орнитолога», – птичка приносит нам его груз.

– А она сможет? – с сомнением спросил Первушин.

– Сможет.

– Что-то она не похожа на истребитель шестого поколения.

– Так и перехватывать мы собираемся не носитель ядерного оружия.

Первушин, хмыкнув, уставился в окно. Мартовское солнце висело в зените и выплёскивало лучи вниз широкими потоками, за засветкой ничего было не разглядеть.

– Нет, – решительно заявил Первушин. – Твоя схема читается на раз-два. Поймают нас и посадят, и тогда Ленке с Машутой конец. Игра не стоит свеч, да ты и сам понимаешь.

– Понимаю. – Воротников с трудом удержался от усмешки: никто посторонний не знал, что он работает вне штата «К», но последние слова Первушина прозвучали так, будто он о чём-то догадывается.

– При таком риске нечего даже и думать.

– Я был уверен, что ты откажешься, но думал, что под каким-нибудь дурацким предлогом типа «нельзя же подставлять людей!»

Первушин мрачно усмехнулся.

– Не тот случай. В гробу я всех видал. Если бы была хотя бы пятидесятипроцентная вероятность успеха, я бы согласился. Так можно было бы получить два полных комплекта ампул за половину цены одного. Но нет. Вычислят и выловят.

Воротников покивал.

– Тогда так. – Он достал из кармана и положил на стол сложенную вдвое пачку купюр; оказавшись на просторе после предельной тесноты, она поспешила раскрыться, как книга. – Десять тонн. Забирай.

– Я не знаю, когда смогу отдать, – признался Первушин, пряча деньги.

– Я знаю, что отдавать тебе ничего не придётся.

– Спасибо. – Отец крепко стиснул руку Воротникова. – Пойду…

– Давай… Всё наладится!

– Надеюсь.

– Ты только что отказался от преступления. Должна же быть какая-то справедливость, хотя бы максимально возможная.

– Не нам отмерять…

* * *

– Ты в курсе, что Морозко нашего тоже приняли понты? – спросил вполголоса Костенко.

Воротников удивлённо вскинул брови.

– Теперь в курсе.

– Вот так.

– Интересное кино: Трудягин, теперь Морозко.

– И, говорят, ещё какой-то паренёк из дипломников.

– А за что?

– Без понятия.

Воротников хмыкнул.

– А кто теперь будет вести практику ИЗ?

– Ахмэт.

– Нет худа без добра.

– Ага, добро то ещё!

– У него меньше заскоков, чем у Морозко.

– Не меньше, а в другой плоскости: этому сроки соблюдай и угол наклона буковок.

– Всё лучше, чем зубы через зад удалять.

– Старый друг лучше двух подруг. Как бы он не заставил переделывать всё то, что мы нарабатывали под Морозова…

Сидящий за преподавательским столом Ахметов сам выглядел слегка напуганным случившейся переменой. На этот раз он не листал, а внимательно вчитывался в работу Воротникова, по обыкновению, шевеля губами и раскачивая головой.

– Что ж… – Он закрыл курсовую и осмотрел титульный лист. – Я всё ещё не вижу здесь ни одной визы.

– Я так и не дошёл до Кошкина.

– Вот как удачно всё получилось…

Воротников довольно хмыкнул, глядя, как Ахметов расписывается в графе допуска.

– Составь технологическую карту – и можешь воплощаться.

– Вот. – Студент повертел в воздухе второй брошюрой и положил её на стол.

– Ишь ты, какой быстрый!

– А я не ломал голову над привнесением решений. Получилась фора по времени.

– Ну, тогда добро пожаловать к станкам.

– Смотреть не будете?

– Ты же не Трудягин, ты будешь воплощаться сам. – Ахметов подмахнул и техкарту. – И если накосячил с технологией, сам же будешь и расхлёбывать. Практика – критерий истины.