Текст книги "Тодариум"

7

Прошло немало времени, прежде чем я снова вспомнил про свой странный сон и решился рассказать об этом отцу – не как в качестве вопроса, что же это могло быть, а в качестве воспоминания о Мэджи.

Он ударил меня. Слегка замахнулся и дал пощечину, а после взял за подбородок:

– Эта чепуха, а не воспоминание. Сны – это искаженное восприятие, понимаешь, Никлас? – жестко проговорил отец.

Впервые за свою жизнь я испугался отца.

Впервые за свою жизнь я засомневался, является ли сон сном или это может быть чем-то другим. Чем-то настоящим.

Зимой я вновь вспомнил об этом сне, что-то навеяло об этом еще с утра. А вечером приехал Грег Хошт с целым прицепом дров и угля – это была обычная поставка для всех жителей города.

Изначальное желание рассказать об этом сне мистеру Хошту было невыносимым: неизвестное внутреннее желание так и подсказывало, что рассказать об этом будет правильно. Не успел я и начать, как почувствовал на себе властный взгляд отца, так и говорящий: «Не смей этого делать».

Даже когда я отвернулся, его взгляд маячил перед глазами. Про мой сон так никто и не узнал. Мистер Хошт пожал руку мне и отцу, лишний раз поблагодарил за работу и уехал обратно в город по проезженной тропе.

Поздней зимой про сон впервые вспомнил не я, а отец. Попросил рассказать все, что я о нем помню, и когда я это сделал, произнес:

– Сложно не заметить, как этот сон тревожит тебя. Ты винишь себя в том, что Мэджи пропала, но здесь нет твоей вины.

«Она полностью твоя» – практически вырвалось у меня.

Я ничего не ответил, лишь отвернулся в сторону – по непонятным причинам разговор казался мне тошным.

– Никлас, кому ты рассказывал про свой сон? – аккуратно спросил отец.

– Только тебе, – сразу ответил я.

– Это очень важно, сынок. Ты уверен? – он схватил меня за руку.

Мы находились в служебном коридоре церкви. Чтобы не стать жертвой взгляда отца, я глядел на догорающую свечку у деревянной лестницы, ведущей наверх.

– Да, да и еще раз, да! Почему тебя так волнует мой сон? Или это был вовсе не сон? – вырвавшись из его рук, крикнул я.

– Вот! Вот, ну конечно… – отец сделал шаг назад.

Из-за рясы складывалось впечатление, что парит, а не делает шаги.

– Теперь я более чем уверен, что Лео в этом виноват, сынок. Лео, – он схватил меня за плечи, – Он любил беседовать по ночам с Мэджи, она постоянно мне рассказывала про это… Он… Дьявол, сынок. Он – настоящий дьявол, – продолжая смотреть на меня, закончил отец.

Я ждал, когда он меня снова ударит, ведь я ответил, что отчетливо слышал его голос. Мэджи и Ричарда Лонелла.

Удара не последовало, как и ответа. Он молча указал мне рукой на выход из церкви и сам пошел за мной. Из рясы появилась рука и, указав пальцем на сарай, мы пошли туда.

Мне было страшно. По-настоящему. Эти пощечины и рядом не стояли с тем состоянием, которое я испытываю сейчас – опустошение и внутренняя борьба с тем, чтобы зарыть возникающие вопросы в голове.

Пока я открывал сарай, отец подхватил ведро с водой. Вода ледяная, скорее всего, большая часть – растаявший снег. Он зашел первым, поставил ведро и зажег свечу.

Внутри было холодно и сыро.

– Я боялся этого, Никлас, но… Другого выхода нет. Лео подействовал на тебя так же, как и на Мэджи. Я уверен, что если провести повторное крещение… – он подошел ко мне и повлек за собой, – То ты освободишься.

Моя голова без каких-либо предупреждений оказалась в ледяной воде. Лицо жгло, моментально стало холодно, не говоря о том, что воздуха катастрофически не хватало.

Я делал попытки дышать, и холодная вода заливалась внутрь, отчего замерзали даже пальцы ног. Отец не пожалел усилий, чтобы удерживать меня там долгое время, проговаривая:

– Никлас, все будет хорошо, Никлас!

Мои пальцы хватались за его рясу, тянули ее вниз, пытались за что-то ухватиться, но он убирал их своей свободной рукой.

– Так чей голос ты слышал в своем сне, Никлас? Мэджи и Лео, да? – он вытащил меня из воды.

Лицо жгло сильнее с каждой секундой, а все тело ныло и дрожало. Он смотрел на меня своими глазами, явно оценивая, выдержу ли я еще.

– Нет, – простонал я, – Там был ты и Мэджи.

Моя голова вновь оказалась в ведре с водой.

– Воскрешение скоро произойдет, Никлас! Мы воскресим старого тебя, избавим от проделок дьявола!

Он проделал так еще раз, а когда отпустил волосы, я свалился на грязный пол, ловля ртом воздух. Деревянные балки, служившие полом, впитали в себя запах оставшейся травы, что росла в щелях между балками. Моя щека прилипла к тонкому слою инея, разместившегося на полу. Я слышал, что он стоит позади, не шевелясь. Вдруг, буквально на несколько секунд дверь сарая приоткрылась, казалось, что только я это услышал.

Мама?

Невилл?

Мэджи?

Я закрыл глаза от осознания того, что это не может быть Мэджи.

Стараясь почти не дышать, я вспоминал слова нашей общей молитвы. Я желал, чтобы он ушел. Чтобы все это закончилось.

Но это продолжалось еще какое-то время.

Вопросы не менялись, он каждый раз спрашивал, чьи голоса я слышал, и каждый раз мой ответ был тот же – его и Мэджи.

Через несколько дней мы опять оказались в этом месте пыток – я не хотел предавать себя. Или лучше сказать… не предавать Мэджи?

Я не знаю, в какой из попыток он сломал меня. Продолжая пожирать меня своим взглядом, он вытащил из меня те заветные слова, что он так хотел получить.

– Там были Лео и Мэджи, – выдавил я из себя.

Отец придержал меня, а после передал полотенце со словами:

– Я знал, Никлас. Я знал это.

Выйдя с сарая, он плотно закрыл дверь, чтобы не было сквозняка, как он сам объяснил. Вот так, по ЩЕЛЧКУ пальца, он превращался в заботливого отца.

Лео арестовали в этот же день: Грегу хватило того, как святой отец охарактеризовал своего помощника, помимо прочего, мой рассказ стал решающем в этом деле.

Пока весь город вышел посмотреть на убийцу Мэджи, желая получить правосудие, я лежал в своей маленькой комнатушке, боясь лишний раз пошевелиться. Жгучий взгляд отца, кажется, засядет в моей памяти до конца дней – не хотелось даже видеть его или слышать собственное имя.

Крики на улице были громкими и крайне неразборчивыми, кроме одного слова: УБИЙЦА. Было настолько громко, что создалось ощущение, будто эти люди кричали в моей комнате, рядом со мной. Рядом с моим ухом.

Убийца! Убийца! Убийца! – повторяли они.

Все, что я мог сделать – это лежа в скрюченной позе и жмурясь мокрыми глазами, прошептать:

– Лео, прости меня.

ЧАСТЬ I. ВИКФИЛД-РОУД

1

Июль 2005 года, Ловирдейл

Могло показаться, что старенький форд, зажатый между громоздким грузовиком и быстрым маневренным спорткаром, стоит на этой заправке уже несколько недель, ведь выглядела машина паршиво: темно-синяя краска частично облезла на левом крыле, а боковое стекло разбито вдребезги. В какой-то момент водительская дверь форда чуть отворилась, и на дорогу посыпались окурки дешевых сигарет, прокуренных до самого фильтра. Они свалились прямо на канализационную решетку, проскальзывая внутрь и исчезая в темноте.

Форд 87-го выпуска стоял там не две недели, вовсе нет: он появился здесь в восемь вечера и исчезнет через 12 часов в восемь утра, как по расписанию. Судя по записям навигатора, водитель форда не изменял своему правилу появления: в восемь вечера он стоял здесь каждую среду и субботу, следуя по одному и тому же маршруту, раз за разом, из недели в неделю, он появлялся здесь на парковке. Останавливалась машина недалеко от придорожной заправки с рекламным щитом, твердившим о переизбрании шерифа Ловирдейла – Рэймонда Некса Йергесса, который был изображен в темных очках-авиаторах, садившийся в полицейскую машину.

Внешний вид водителя форда резко контрастировал с его машиной – он был одет в белоснежную рубашку с закатанными рукавами и новенькие джинсы «Верконти» которые, правда, уже запачкались, когда он садился в машину вечером. Цепочка с узором гарибальди свободно болталась на его руке, когда тот нервно постукивал фотоаппаратом по колену.

«Черт» – подумал он, – «Как я могу появиться в таком виде? Это непростительно».

Вдруг из ниоткуда появляется красная иномарка, заставая мужчину врасплох – он перестает шуметь и резким движением опускается, минуя свет фар. Красная машина проезжает мимо и, пару раз подскочив на кочке, останавливается на заправке. Водитель, медленно вывалившись из салона и вставив шланг в бак, побрел оплачивать бензин.

Вновь приподнявшись, герой облегченно выдохнул – пронесло. Но, увидев пустой кофейный стаканчик и два смятых контейнера из-под сэндвичей, он решил прогуляться до заправки, ведь журчание внизу живота подсказывало, что подкрепиться просто необходимо.

Поправив зеркало заднего вида, которое никак не хотело двигаться в его руках, он положил фотоаппарат на соседнее кресло и открыл дверь. Вытянувшись, мужчина уставился на неоновую вывеску заправки – «Фулл Тэнк».

«Полный бак, значит» – про себя сказал водитель и отправился прямиком к заправке.

Толкнув стеклянную дверь, он оказался внутри небольшого магазинчика. Свет был приглушенным, и только в углу помещения за небольшим столиком лампочка выдавала всю мощность: работяга-дальнобойщик решил подкрепиться парой гамбургеров с жареной картошкой.

Герой продолжал стоять около входа, осматривая помещение, что привлекло внимание парня за стойкой. Только сейчас он понял, как выделяется своей белой рубашкой и новенькими джинсами среди этого тусклого и серого места.

– Вам подсказать? – парень за стойкой поправил свою нелепо большую кепку.

Герой уже давно нашел автомат с едой, тот стоял рядом с дальнобойщиком. Но, дабы не выделяться, все же спросил:

– Где у вас автомат с едой? – он пытался сделать голос как можно мягче.

– В том углу, за последним столиком, – ответил работник заправки, вернувшись к прошлому клиенту.

Водитель форда в быстром темпе дошел до автомата, чувствуя на себе взгляды вокруг. Руки слегка тряслись, когда он закидывал монеты в автомат, ведь на него давил возможный факт того, что он уже пропустил то, ради чего сидит здесь всю ночь. Дождавшись, когда пружина проедет чуть вперед и выдаст ему заветные чипсы, он вытащил их и уже хотел уже идти обратно, как вдруг рядом с ним появилась другая работница заправки, судя по бейджику на футболке – Сьюзанна.

Сьюзи, осмотрев его с ног до головы, выдала:

– Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Рика Джервейза?

Мужчина моментально ответил:

– Нет, вы первая, кто это заметил, Сьюзанна, – его взгляд быстро сместился на ее бейджик.

– Зовите меня Сьюзи. Жаль, что у вас нет своего бейджика, мистер Джервейз. Что, пришли в эту дыру, чтобы сыграть стенд-ап глухому Сету? – она показала большим пальцем на дальнобойщика.

Сьюзи была заметно ниже и полнее его. Волосы были жирные и закреплены двумя облезлыми резинками, которые сдерживали ее волосы. Она не была поклонницей макияжа – прыщи были заметны невооруженным взглядом, а передние зубы пожелтели от курения. Воротник ее служебной футболки был испачкан жиром, а сама футболка была смята и неизвестно, когда в последний раз постирана. Когда она начала убирать со стола, он заметил, как пятна пота выступили на ее спине. Несмотря на ее внешний вид, она ловко передвигалась между столиками, в несколько секунд убирая все со стола.

– Стенд-ап – явно не мое, – попытавшись улыбнуться, ответил водитель форда.

– Да? – она продолжала протирать стол, – А! Я поняла, ваша работа – красоваться в задрипанных кафе своими новыми джинсами? – она перекинула поднос с остатками на последний столик.

Честно говоря, в тот момент он понял, что ему не нравится, куда движется их разговор, и то, какая Сьюзи оказалась наблюдательной.

– Вам понравились мои джинсы?

Сьюзи выпрямилась.

– Полный отстой. Не знаю, где вы их купили, но ясно, что с Вас просто срубили зелень. Что, взяли их на Шортен-авеню и 8-ой? Так продают только…

– Так, мне пора.

Он ускорился и как можно быстрее отправился к дверям, но ближе к выходу Сьюзи его окликнула:

– Рики! Последний вопрос.

Водитель форда остановился, сжимая пакетик чипсов.

Сьюзи поставила поднос на один из столов и почти вплотную подошла к нему:

– Где ваша машина, мистер Джервейз?

Сьюзи пыталась уловить хоть какое-то сомнение в его глазах, поймать его на заплетающихся словах от паники, которая должна захлестнуть его, но… ничего. Он ничего не ответил и вышел из магазина, пойдя в сторону припаркованных машин. Его еще в детстве научили этому приему: даже если тебя прижали к стенке ребята из соседнего класса – нельзя давать виду, что ты сдался. Нужно продолжать стоять на своем, быть невозмутимым и смотреть на это как очередное испытание. И будем честны, в школе у него это не выходило, но вот сейчас, стоя напротив Сьюзи, которая явно что-то заметила, он сделал это. И хоть внешне он никак не изменился, внутри него был торнадо, состоящий из сомнений, подозрений и лжи.

Сьюзанна, смотря на спину уходящего мужчины, вытащила блокнот и записала номер его форда. Все это казалось ей максимально странным, начиная с того, что неизвестный мужчина зашел в этот магазинчик, находившийся далеко от города, и заканчивая тем, что он в абсолютно новой одежде, будто переоделся. И Сьюзи знала, что переодеваются обычно после того, когда совершают что-то плохое, что-то поистине ужасное. Такое поведение Сьюзи объяснялось просто: она настолько устала от выходок новых лиц на заправке, что стала более наблюдательной, чем раньше.

Она записала номер машины, а рядом дописала «переодетый в ужасные джинсы Рики». Посмотрев на его машину еще пару минут, она забрала подносы и двинулась на кухню.

Мужчина быстро открыл дверь машины и захлопнул ее со всей силы. Он сразу же посмотрел в сторону заправки и увидел Сьюзи, записывающую что-то в блокнот.

– Отлично, отлично, черт тебя возьми! – он хотел ударить по рулю, но она все еще смотрела, поэтому он просто сжал его со всей силы.

Отрегулировав кресло обратно в сидячее положение, он открыл бардачок, который в буквальном смысле разваливался на глазах от всевозможного хлама внутри: таблетки, очки, штрафы за парковку, крем для лица, кредитки, сборник рассказов малоизвестного писателя Даррена Люка и даже набор черных ручек! И если бы полиция решила провести обыск в машине, она бы явно обратила внимание не на штрафы за парковку, а на то, что завернуто в белый платок. То, что никто не должен увидеть. Признаться честно, даже он не хотел лишний раз разворачивать платок.

Спрятанные в нем фотографии, грязные и пошлые, сделанные глубоко ночью в кустах вблизи Окфис-авеню, где расположены дома набирающих популярность звезд, вызывали у него смешанные чувства.

Достав сигареты из бардачка, он закурил. Взяв ручку, он в несколько круговых движений опустил стекло под скрипящие звуки, выпуская дым. Мужчина, уронив голову на подголовник кресла, снял свои ботинки и затянулся еще раз.

Ночью все идет намного медленнее, кроме как сигарет, моментально сгорающих до кончиков пальцев. Окурок бесшумно упал в канализационный люк рядом с кучей еще таких же. Внезапно появилось какое-то шевеление рядом с одной из машин на парковке.

«Нет, ты же выпила, ты не сядешь за руль» – подумал он.

Он потянулся рукой к ключу зажигания, в то время как женщина резко развернулась и пошла в противоположную сторону.

Натянув ботинки обратно, он завел машину и, под едва заметную улыбку в отражении зеркала заднего вида, выехал на дорогу.

2

2007 год, Ловирдейл

Гаражная дверь с грохотом поднялась вверх, впустив солнечный свет, который моментально осветил поднявшуюся пыль. Лучи света заполнили просторный гараж, не доходя лишь до настенного шкафчика, лишенного дверцы: прошлым летом Невилл резко дернул дверцу, и та с грохотом упала вниз. По правде говоря, я уже и не помню, когда он заглядывал сюда в последний раз, возможно, в прошлом году? Да, точно! Он тогда еще оценил мой форд, купленный на автоярмарке вблизи с Дерк-Куттом.

Поставив задвижку для двери, я двинулся к машине, накрытой тонкой тканью. Пальцы в махровых тапочках уже замерзли от слегка ощутимого ветра, овладевшего гаражом.

Скинув ткань, тем самым еще больше поднимая пыль, я осмотрел машину.

– Если это и правда сработает, я подарю ей билет из этого Богом забытого места – сказал я вслух, осматривая машину, словно не видел ее никогда.

Форд, купленный на ежегодной автоярмарке, является не только моей американской мечтой, но и главной проблемой – эту груду железа отказываются ремонтировать после аварии все автомастерские. Стоит отдать должное моему психотерапевту Лайле – если бы она не зацепилась за мое упоминание о машине, я бы давно избавился от него – давно пора навести порядок в гараже, но пока он здесь…

Как говорит Лайла, если я буду каждую неделю садиться за руль форда, то я что-то вспомню.

– Ну, посмотрим, – буркнул я, садясь в машину и поправляя халат.

Ключ зажигания, радио, зеркало, сиденье, коробка передач. Руки на руль. Зажмурившись, я пытаюсь вернуться туда, к исходной точке – дороге на Патрикс-милл, тоннелю Рикс, светофору между 72-й и Донвел-бульвар, южной части парковки «Гепп-Центра». Я уже там, я чувствую это, я еду по этой дороге, измученной месяцами, но ничего не вспоминаю. Я не могу.

Это как выключатель, который не хочет переключаться.

– Да, черт возьми! – закричал я, безжалостно колотя руль.

Я опустил голову вниз, тяжело вздыхая.

– Видимо, Лайла верит в мою победу больше, чем я сам, – промямлил я и вышел из машины.

Выругавшись про себя, я оббежал машину и вновь закинул ткань – та вновь ровно расположилась на машине. Возвращаясь в дом, я услышал звуки приближающейся машины.

Почтальон? Уже приезжал.

Мороженщик? Рано.

Соседи? У меня же нет соседей.

Выйдя на заросшую лужайку, мой взгляд упал на большой фургон, мелькающий обычно при перевозке мебели или чего-то крупного. Огромная махина была без опознавательных знаков фирмы – скорее всего, ее взяли в аренду. Кто-то уже копался за фургоном, доставая несколько коробок и, судя по разговорам, диван. Игнорируя дорожку, я прошел по лужайке и с малым энтузиазмом начал копаться в своем почтовом ящике, который уже несколько недель пустует.

Повернувшись, я увидел, как парень в синем комбинезоне тащит несколько коробок сразу, а вслед за ним плетется другой, правда, одетый иначе: в летние шорты и белую футболку-поло без воротника.

– О, приятель, доброе утро! – увидев меня, крикнул второй, – Слушай, мне неудобно просить, но может, поможешь? Там куча всего, и я боюсь, мы не управимся здесь до обеда.

Можешь не продолжать, я же не хочу, чтобы мой сосед сразу же разочаровался во мне и на следующий день пожаловался в местную газету, где написали бы, что домовладелец по Уимор-стрит – полный говнюк и продавец «сахара» для детишек с соседнего квартала.

Соседу было за тридцать, точный возраст мешали определить солнцезащитные очки – все-таки по глазам можно узнать многое. За свою карьеру я повидал немало людей, часть из которых я относил к тем, кого забуду уже на следующей недели – вот и парень в футболке-поло относился к ним же.

– Да-да, сейчас! – крикнул я, подумав, как смешно, наверное, я бегаю в этих тапочках.

Схватившись за коробку, мы донесли ее до входной двери, а затем и до импровизированного склада «самых нужных вещей для переезда» прямо в доме.

– Спасибо за помощь, я Фил, видимо, ваш новый сосед.

– Рад помочь, – я пожал ему руку, – Ник. Ник Лонелл. Приятно познакомиться, так что… Нужна еще помощь?

– Нет-нет, спасибо, Ник. Вы уже и так сильно помогли, – сильнее сжав мою руку, ответил Фил.

Он криво улыбнулся, а после затянувшегося рукопожатия отпрянул в сторону.

Понимающе кивнув, я пошел в сторону гаража, чтобы вытащить задвижку для двери. Пару мгновений и дверь снова закрывается, оставляя разбитый форд наедине с пылью до следующей субботы

3

Вентилятор бесшумно разрывает жаркий липкий воздух, витавший в спальне. Окна открыты, и шторка едва колышется от лопастей вентилятора. На прикроватной тумбочке стоят два стакана из-под воды, в которых отражался солнечный свет.

Запив горсть таблеток водой, я поставил третий пустой стакан на тумбочку. Кинув короткий взгляд на будильник, умело спрятавшийся за пустыми стаканами, я растянулся на кровати.

В комнате было так тихо, что мысли сами по себе лезли в голову. Они никогда не спрашивают разрешения, просто заползают, начинают вызывать у тебя вопросы, ответы на которые ты никогда не узнаешь.

Тягучая тишина прервалась громким потусторонним грохотом, явившимся из ниоткуда. Мне понадобилось некоторое время, чтобы проснуться и понять, что этот звук – стук в дверь.

Забыв про тапочки, я вскакиваю с кровати и спускаюсь на первый этаж. Я спешно открываю дверь и вижу перед собой офицера полиции, перебирающего резинку на рации.

Глупая привычка – смотреть в лицо спустя какое-то время.

Офицер ждет около минуты, затем вешает рацию на куртку и проходит внутрь, не сказав ни слова.

Офицер, кинув беглый взгляд, прошел вперед, попутно осматривая коридор. Он был похож на того самого идеального полицейского из сериала: с короткой стрижкой, подтянутым телом и моментальной реакцией – рука продолжала оставаться на кобуре.

– Я… Я заснул, ну, знаешь, после таблеток, – начал рассказывать я, пока офицер не останавливает меня жестом руки.

– Все нормально, Ник? – спросил офицер, – От таблеток мало толку… Но ты же сам понимаешь, что других вариантов нет.

Захлопнув дверь, мы молча дошли до кухни, где он, бросив ключи на стол и выдвинув барный стул, заявил:

– Маме все хуже. Я сегодня был у нее и говорил с доктором Петрикс – по ее прогнозам, ей осталось несколько недель.

– Невилл, я… – сухой ком застрял в горле, и, судя по виду Невилла, не только у меня, – У нас хватит денег, чтобы поддерживать ее состояние? Я скоро найду работу и тогда у нас… – я не успеваю договорить, как парень снова делает жест рукой, и я замолкаю.

– Мы же это уже обсуждали – деньги на мне. У тебя процесс выздоровления, поэтому сиди дома, пей таблетки и ходи к мозгоправу, понятно? – он слегка повысил голос.

– Но я здоров! – я вскочил со стула, – У меня частичная амнезия, из которой почему-то раздувают целое психическое заболевание! – мой голос внезапно захрипел от вскрика.

Я виновато глянул на брата, облокотившись на столешницу, где стояла кофемашина и стопка журналов о поиске работы.

Невилл медленно встал со стула и, схватив меня за плечи, заявил:

– Ты не здоров.

– Я…

– Хватит. Не будем об этом.

Забрав ключи и избегая со мной взгляда, он отправился к выходу. Я окликнул его, когда он начал открывать дверь:

– Я не знаю, что произошло. Я не могу знать последствий той аварии для тебя и не могу до конца понять их даже для себя. Если ты считаешь, что я не замечаю, как ты контролируешь меня, то вот тебе ответ – я все вижу. Твои попытки запереть меня в моем же доме… Я не знаю, что чувствуешь ты, стоя здесь, где на стенах следы от картин, которых я не помню, а дверь на чердак закрыта на ключ, который у тебя, – он стоял за дверью, держась за дверную ручку, – Я не знаю причин этого и пытаюсь выяснить их каждый чертов день, – мой голос дрожал, – Но, пожалуйста, умоляю, расскажи, что произошло.

Дверь захлопнулась с оглушающим звоном в ушах.

Расплывчатая фигура начала медленно отдаляться от двери, пока и вовсе не исчезла.

Глаза стали мокрыми, а ноги не слушались: я скатился вниз по стене, продолжая смотреть на дверь, пока силуэт фигуры не появился вновь. Она стояла какое-то время у двери, а затем постучала. Не так, как в первый раз. Намного тише и менее уверенно.

Открыв дверь, я увидел футболку-поло, вспоминая, где же я уже ее встречал.

– Привет… еще раз. Не хочу навязываться, но у меня нет ящика с инструментами, он остался в квартире, ты не мог бы одолжить отвертку? Лучше крестовую, – попросил Фил.

– Конечно, жди здесь.

Ящик лежал на одной из полок в гардеробной второй спальни, куда я стал реже заходить в последнее время.

– Вот, держи весь ящик, вдруг еще что-то понадобится, – проговорил я.

– Ну, теперь я точно знаю, что буду спать сегодня в собранной кровати! Спасибо и да… Не мое дело, конечно, но… Все в порядке? – поинтересовался сосед.

– Ты прав, это не твое дело, – натянув улыбку, сказал я и закрыл дверь.

Вечер подкрался незаметно и застал меня врасплох, когда я курил дома, листая журналы о найме на работу.

Но тут в дверь постучали. Третий раз за день.

– Кровать удачно собрана, – Фил протянул мне ящик с инструментами, – У меня новоселье, а у тебя, видимо, хреновый день выдался. Может… Выпьем? – подняв другую руку, сжимающую две бутылки пива, спросил он.

Я вытащил два раскладных стула, что хранились у меня на кухне, и мы уселись на веранде, наблюдая, как район потихоньку пустеет и охватывает ночь. Мы поговорили про то, куда хотели бы уехать, будь все иначе, про счастливое детство, которое было не у каждого, название футбольной команды, обсудили бедных и богатых, монополию Китая и даже то, действительно ли Кеннеди застрелил Харви Освальд? Обсудили все, кроме сегодняшнего дня. И я благодарен ему за это, что он решил сохранить границы. Он знает, когда нужно остановиться. Он знает.