Текст книги "Кулуангва"

Глава 4

Начальнику Разведывательного

управления Генерального штаба РККА

генералу Ильичеву И. И.

начальник Второго управления, С/Л №174

подполковник Литвинов К. М.

Англо-американская резедентура

27 ноября 1942 года

ОПЕРАТИВНОЕ ДОНЕСЕНИЕ

Товарищ генерал,

нашим резидентом «Роквуд» выявлено, что интересующий нас объект присутствовал во время так называемого Балтиморского эксперимента. Установлено, что агентство «Никсон, Крафт энд Локсмит», представленное компанией J. P. Morgan мистера Дж. П. Моргана, имело договор с Военным ведомством США на поставку секретного оборудования. В день проведения эксперимента г-н Тесла был тайно доставлен секретной службой «Тэнджерин» в порт Балтимора из Нью-Йорка пятиместным самолетом (борт. номер 685-АС).

БАЛТИМОРСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ (справка)

По нашим данным, Военное ведомство США попыталось создать судно, невидимое для радаров, а также магнитных мин противника. Используя расчеты, сделанные г-ном Эйнштейном, на эсминец «Олдридж» установили специальные генераторы. По нашим сведениям, к проекту был привлечен г-н Никола Тесла. Его участие в эксперименте было максимально засекречено. Причина, по которой участие г-на Теслы придана высшая степень секретности, подтверждает нашу гипотезу, что в эксперименте г-н Тесла использовал неизвестный механизм, по всей видимости, его собственного изобретения. Кроме того, нам известно, что высокая степень активности немецкой контрразведки Абвер была нацелена не на результат эксперимента, а на объект, с которым Тесла взошел на борт эсминца.

Во время испытания, проведенного 28 октября 1942 года в доке №4 в Балтиморе, произошло следующее – корабль, окруженный разрядами мощного электромагнитного поля, исчез не только с экранов радиолокаторов, но буквально испарился в самом прямом смысле этого слова в зеленом облаке. Через некоторое время «Олдридж» материализовался вновь, но совсем в другом месте, на выходе в акваторию, вблизи дока №12. Экипаж на борту был, по заключению врачей, полностью обезумевшим.

Нашей агентурой были опрошены все возможные свидетели эксперимента. В частности (за мзду в 465.00 долларов), мы получили наиболее интересное свидетельство от старшего матроса Ромиреса Альенде с транспортного корабля «Эндрю Фьюресет» – судна, входившего в группу контроля Балтиморского эксперимента.

Он лично видел, как растаял в странном зеленоватом сиянии «Олдридж», слышал гудение окружающего эсминец силового поля и знаком со многими из тех, кто все это наблюдал тоже. Свидетели указывают, что сразу после обнаружения корабля на борт были брошены спецподразделения, которые блокировали все подходы к кораблю и все выходы на борту. Затем на борт на скоростном катере доставили человека (по фотографии Альенде со стопроцентной уверенностью определил г-на Теслу). Он был немедленно эскортирован на капитанский мостик, откуда вскоре вернулся. В руках он нес металлический саквояж. Во время посадки в скоростной катер, по свидетельству Альенде, человек (Н. Тесла) вдруг с возгласом «Ах, черт!», словно от ожога, выпустил саквояж из рук, отбросив его в сторону. Саквояж от удара раскрылся, и на палубу выкатился небольшой шар, который излучал поразительное по силе зеленое свечение, похожее на огонь электросварки. Свечение продолжалось несколько секунд, после чего прекратилось. Сопровождавшие г-на Тесла вооруженные лица убрали шар в металлический ящик. На палубе корабля отчетливо был виден след выгоревшей древесины.

Самое интересное в свидетельстве Альенде нашему агенту – это описание последствий эксперимента. С вернувшимися «из ниоткуда» людьми стали через некоторое время совершаться невероятные вещи. Люди как бы выпадали из реального хода времени (использовался термин «замерзали»). Были случаи самовоспламенения: так, однажды двое «замерзших» неожиданно «воспламенились» и горели на протяжении восемнадцати дней. Спасателям в госпитале никакими усилиями не удавалось остановить горение тел. Происходили также и другие странности, так, например, один из матросов «Олдриджа» исчез навсегда, пройдя сквозь стену собственной квартиры на глазах у жены и ребенка. Подтвердить эти сведения мы не можем, есть вероятность, что Альенде приукрашивает некоторые показания, отрабатывая гонорар.

По сведениям агента «Роквуд», руководство ВМФ США открещивается от Балтиморского эксперимента, заявляя, что ничего подобного в Балтиморе в 1942 году не случалось. Однако мы обнаружили документы, подтверждающие, что в 1942 году Альберт Эйнштейн состоял на службе в Морском министерстве в Вашингтоне. У нас есть копии листков с расчетами, выполненными рукой Эйнштейна, обладающего весьма характерным почерком. (Копии переведены и пересланы во 2-й отдел ГРУ.)

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Карл Лайслер – физик, один из ученых, работавших в 1942 году над этим проектом. Находится в нашей разработке с момента получения задания. Лайслер, по нашим сведениям, рассказал на закрытых слушаниях в Конгрессе по этому делу, что ученые, под руководством военных, хотели сделать невидимым для радаров военный корабль. На борту корабля установили мощный электронный прибор. Этот прибор был способен дать энергию, мощности которой хватило бы, чтобы снабдить электроэнергией небольшой город.

Приводим дословную стенограмму разъяснения.

…Эксперимент очень интересный, но страшно опасный. Он слишком сильно влияет на участвующих в нем людей. В опыте использовались магнитные генераторы, так называемые «размагничиватели», которые работали на резонансных частотах и создавали мощнейшее поле вокруг корабля. Практически это могло дать временное изъятие из нашего измерения и могло бы означать пространственный прорыв, если бы только было возможным удержать процесс под контролем!

Интересно, что сам Лайслер никогда не видел этот прибор, однако, по его представлениям, тот должен был бы занимать минимум треть судна. Тем не менее он не наблюдал за все время ни одной крупномасштабной погрузки на борт электрооборудования крупного формата.

Идея эксперимента состояла в том, что очень сильное электромагнитное поле вокруг корабля будет служить экраном для лучей радара. Карл Лайслер находился на берегу, чтобы наблюдать, фиксировать и контролировать проведение эксперимента. Когда прибор заработал, корабль исчез. Через некоторое время он вновь появился, но все моряки на борту были мертвы. Причем часть их трупов превратилась в сталь – материал, из которого сделан корабль. Во время нашего разговора Карл Лайслер выглядел очень расстроенно, было видно, что этот старый больной человек до сих пор чувствует угрызения совести и свою вину за смерть моряков, находившихся на борту «Олдриджа». Лайслер и его коллеги по эксперименту полагают, будто они послали корабль в другое время, при этом судно распалось на молекулы, а когда произошел обратный процесс, то и случилась частичная замена органических молекул человеческих тел на атомы металла…

Мы предположили, что в проекте, возможно, участвовал Никола Тесла как возможный владелец прибора, однако Лайслер это категорически отрицает. По словам Лайслера, Военное ведомство не ставило команду ученых, занятых в проекте, в известность о том, кто был производителем прибора.

Эсминец «Олдридж» через неделю после проведения эксперимента был выведен в резерв флота США. Судовые журналы «Олдриджа» исчезли. По нашим сведениям, они находятся в собственности 7-го оперативного отдела ЦРУ.

Подполковник Литвинов К. М.

РЕЗОЛЮЦИЯ

(верхний левый угол, чернила частично размыты водой)

Немедленно начать опер йствия, вленные на выяс деталей Балтим экспе та. Устано имеющиеся у нас факты и аген рмацию, связанную с деятельнос Николы Теслы в амках Военного мства США до экспер

Докла лично, еже но.

Ильичев И. И.

Глава 5

45°27’57» N

9°11’21» E

Милан, Италия.

Май, 1991 год

Эта пробка казалась бесконечной. Даже если принять во внимание, что случилась она в одном из прекраснейших городов Европы, мировой столице моды – Милане, сидеть в этом липком, горячем, наполненным выхлопами воздухе не доставляло большого удовольствия.

 
Soli
la pelle come un vestito
soli
mangiando un panino in due
io e te
soli
le briciole nel letto
soli
ma stretti un po’ di piu’
solo io solo tu44
  Вместе / кожа вместо одежды / вместе / едим бутерброд на двоих / я и ты / вместе / крошки в постели / вместе / прижавшись друг к другу теснее / только я, только ты (ит.). Припев из песни Адриано Челентано «Soli».


[Закрыть]
 

Песня из разбитой автомагнитолы на мелодичном итальянском, в исполнении хрипловатого мужчины и прекрасноголосых девушек, тоже отнюдь не скрашивала поездку. Задыхаясь в старом «Фиате» черт знает какого цвета и года выпуска, с пятнами кофе, красного вина и еще чего-то непонятного и отталкивающего на заднем, когда-то велюровом сиденье, Родион Карлович Тейхриб отчетливо понял, что на рейс он опоздает. Даже при самом лучшем раскладе, если вдруг прямо сейчас, по велению всех святых, почивающих в Милане, расчистится автострада до аэропорта Мальпенса, он все равно уже не успеет на рейс 065 компании «Алиталия» до Москвы. А это значит, что Сергею Тихолапову, коллеге Тейхриба, переводчику и ассистенту, который уехал в аэропорт два часа назад, придется добираться до Москвы в одиночку.

Симпозиум Европейского общества историков традиционно проводился под патронажем Королевского общества историков Великобритании и непременно в старинных городах Европы: Лондон, Амстердам, Брюссель, Лиссабон. В позднюю весну 1991 года, для 29-го симпозиума, принимающим городом стал Милан.

Родион Карлович Тейхриб – еще нестарый профессор, пятидесяти четырех лет, из новой волны, как подобных ему называли в эти перестроечные годы, с рано поседевшей кучерявой шевелюрой, огромными глазами за толстыми стеклами огромных же очков в роговой оправе, – проходил у студентов исторического факультета МГУ под уважительной кличкой Доктор Живаго. Истфак, как и следовало тому быть, являлся передовиком преподавания предмета в СССР, широко охватывал – географически и хронологически – историческую действительность. Дюжина кафедр и несколько сотен человек профессорско-преподавательского состава преподавали историю фундаментально, со своей школой и традициями. Даже введенное в тридцатых годах изучение истории Коммунистической партии СССР не повлияло на качество обучения. Репрессии в те годы коснулись университета лишь частично. Школа оставалась Школой.

Родион Карлович Тейхриб преподавал на двух отделениях – истории и искусствоведения (археология, этнология и искусство Древнего мира). Словно бы оправдывая данное ему прозвище, Тейхриб все свои документы, книги и тетради носил в старом докторском саквояже, который достался ему в наследство от деда. От деда через отца. Такая вот вышла профессорская династия саквояженосителей.

Компания «Братья Веснины», производившая эту повседневную докторскую необходимость в начале XIX века, а также и все остальные чемоданные атрибуты богатых путешественников, не жалела на создание своей продукции лучшей свиной кожи, самой что ни на есть высококачественной выделки.

Рыжие, стершиеся за столетие бока саквояжа, имели около дюжины небольших отверстий, обработанных бронзовыми клепками. Так что при плотном закрытии и длительном хранении содержимое саквояжа не отсыревало и не задыхалось.

Замок же у «Братьев Весниных» был такой крепкий и хитрый, что ему могли позавидовать любые современные дорожные замки. Ключ существовал в единственном экземпляре. Профессор однажды попытался заказать дубликат, да какое там! Увидев клеймо производителя, за изготовление копии ключа не брались никакие мастера. «Храните как зеницу ока, а не то, если потеряется, бока саквояжа придется взрезать и такой продукт испортить!» Однако и «испортить продукт» представлялось делом нелегким: бока докторского саквояжа были армированы китовым усом. Именно поэтому Родион Тейхриб брал с собой ключ только тогда, когда отправлялся в командировки, участившиеся в последнее время. Даже сдавая свой саквояж в общий багаж, профессор не утруждал себя пленками для защиты от шереметьевских грузчиков, падких до сокровищ дорогостоящих чемоданов из капстран. Во-первых, саквояж не мог похвастать лоском, как большинство его собратьев по путешествию, а во вторых, вскрыть предмет было никому не под силу.

В остальное же время, время лекций и часов в полуразрушенной Ленинке, ключ дожидался профессора в холостяцкой (на двоих с матерью) двухкомнатной квартире недалеко от станции метро «Кропоткинская».

Улыбаясь и показывая крупные зубы, поблескивая линзами очков, Родион Карлович говорил на лекциях тихо, вполголоса, но твердо, заставляя тем самым аудиторию прекратить шушуканье и внимательно вникать в его лекции. Как сравнительно молодой, чрезвычайно начитанный и мыслящий по-новому преподаватель, он не страдал от недостатка уважительного внимания со стороны студентов. Многие из них боготворили его, иногда сбегая даже с других занятий, чтобы прослушать продвинутые лекции Доктора Живаго.

Перестройка вызвала новую волну контактов с зарубежными университетами, заинтересованными в продвижении прогрессивного мышления в страны Союза (от дисков Пола Маккартни «Back in USSR» до ядерных технологий), – советским преподавателям все чаще открывались прежде закрытые двери. Это позволило профессору только за последние три года посетить шесть западных стран! О таких поездках в прежнее время можно было только мечтать (плюс расходы за счет принимающей стороны!).

И вот он сидел в миланском такси по дороге в аэропорт, с блуждающей улыбкой прокручивал про себя разговор, состоявшийся в маленькой пиццерии на виа Каппелини, с молодым коллегой и переводчиком с итальянского Сергеем Тихолаповым. Тейхриб поймал себя на мысли, что продолжает проверять свои знания об удивительном предмете, который достался ему за десяток лир. Собственно, за оплату автобусного путешествия с полуслепым итальянским старьевщиком, которого он про себя назвал Джузеппе Сизый Нос.

А случилось вот что. Успешно оторвавшись от группы отдыхающих (а вернее, от делегации профессоров и преподавателей из стран бывшей социалистической коалиции и престарелого гида – еврея-эмигранта, говорившего, казалось, на всех языках мира), усмехаясь про себя тому, что весь эпизод до неприличия напоминает кадры из фильма «Бриллиантовая рука», профессор Родион Карлович Тейхриб скользнул в тень небольшой цветущей улочки Плени. Пару раз он, словно заметая следы, зашел в мелкие сувенирные лавки, перебирая в кармане брюк монеты из суточных, выделенных ему комитетом по содействию странам Восточной Европы. Наконец он оказался на углу все той же Плени и Пиаццы Лима.

«Неплохо бы изучить и окраины Милана. Не только ведь дворцами красив город, но и его людьми, – оглядываясь по сторонам и щурясь на освещенную ярким солнцем улицу, размышлял Тейхриб. – Иначе так и просидишь всю поездку в аудиториях да конференц-залах».

Именно в этот момент он ощутил какую-то звенящую пустоту в голове, которая спустя мгновение превратилась в тупую боль в области левого надбровья. Он остановился и, сильно нажимая, потер бровь ладонью, помассировал висок, но боль не ушла, а только усилилась. Он даже обхватил голову руками, вспомнив, как Штирлиц учил Мюллера бороться с мигренью.

«Что за черт?» Сняв очки, растерянно и устало оглядел он внезапно опустевшую улицу. Неподалеку, на автобусной остановке, мирно положив загорелые руки на колени, сидел одинокий старик. Он был маленького роста, в клетчатой фланелевой рубахе, в синей велюровой жилетке и в потертой кепке а-ля «одноэтажная Италия».

Тейхриб медленно подошел к пожилому человеку. Глядя в его узкое лицо с длинным сизым носом, даже не задумываясь, как объясниться, Тейхриб постучал двумя пальцами себе по лбу и, нарочито поморщившись, спросил: «Где аптека? Фармасия?» Дальше он стал взывать более эмоционально: «Анальгин, голова. Теста, теста бо-бо, очень сильно – теста малато!» И наконец, в отчаянии воскликнул: «Черт ногу сломит с этим проклятым итальянским!».

Старик, словно он был готов к этой жалостливой просьбе незнакомца, привстал с пластиковой скамейки, коротко махнул сухой, в пигментных пятнах рукой, приглашая Родиона Карловича в – бог знает откуда взявшийся – обшарпанный, донельзя запыленный городской автобус с номером 64W.

Как загипнотизированный, профессор зашел в пустой салон и бухнулся рядом со стариком на сиденье за спиной водителя. Автобус 64W немедленно тронулся, недовольно пофыркивая. Водитель повернулся к старику, глянул ему в глаза, мотнул головой: «Этот?» Сизый Нос только коротко кивнул головой.

Глава 6

55°46’12»N

36°39’21»E

Москва, Россия.

7 сентября 1994 года

– Этот?

– Я чо, знаю?

– Вроде ничо такой, не совсем дохлый…

– Ага! Дохлых они не любят. Прошлого дык ваще отпустили…

– Ну, отпустили… в Москва-реку.

Два мордоворота, вполне в духе своего времени, в дорогих малиновых пиджаках, с квадратными головами, стриженными под бокс, и могучими шеями, остановились на углу Подколокольного и Малого Ивановского переулков. Пристально и с нескрываемым презрением разглядывали они сухонького грязного человека.

Он сидел, привалившись спиной к водосточной трубе, поджав худые ноги. Трико на коленях порвано. Опухший, в лохмотьях, он что-то клянчил заплетающимся языком у прохожих. Но те только быстро пробегали мимо, иные отскакивали в сторону, опасаясь подхватить какой-нибудь туберкулез, педикулез, или еще что похуже.

Один из пиджаков вынул из кармана брюк белые латексные перчатки и деловито натянул их на волосатые руки; потом, толкнув локтем второго, тихо буркнул:

– Лады, берем этого. Два часа, как идиоты, шмонаем по подворотням. Жрать уже хочется! Если опять не подойдет, хрен с ним – река все смоет…

– Погодь, я клеенку на сиденье кину, не дай божé он мне машину завалит, нелюдь.

Второй амбал повернулся и быстро направился к стоявшему неподалеку черному джипу.

Тем временем первый присел перед бомжем и тряхнул его за костлявое плечо. Оборванец тяжело поднял веки, взглянул на незнакомца очень светлыми, голубыми, мало что отражающими глазами. Он был еще не стар. Вернее определить его возраст было невозможно, не освободив от многодневной щетины, не отмыв от грязи и как следует не накормив.

– Плохо мне, брат, – просипел он запекшимися синими губами, – совсем кранты! Дышать не могу – трубы горят!

– Ну это поправимо, паря. Тебя как звать-то, горемычный? – Нарочито по-доброму и весело заговорил пиджак.

– Олег я. Олег Первушин.

– Вот что, Олег Первушин, вот что, брат, припахать тебя хочу для одного непыльного дельца. У себя на фазенде. Не задарма, слышь! И трубы твои промою, и накормлю, и приодену, братан. Все дела!

Криво улыбнувшись, амбал изобразил грациозное движение пальцами в белой перчатке. Затем, продолжая улыбаться, вынул из кармана пиджака чекушку «Московской», сдернул серебряную «бескозырку» и вложил теплую бутылку в дрожащую руку Олега Первушина. Тот, словно давно ожидал такого поворота событий, тремя большими глотками ровно за три секунды поглотил все содержимое (спаситель только присвистнул от восхищения) и, тихонько рыгнув, опять откинулся к водосточной трубе. Щеки страдальца после нескольких долгих мгновений начали розоветь, дыхание выровнялось, и, открыв глаза, он уже осмысленно взглянул на незнакомца.

– Ну, что те надо, дорогой? – немного растягивая слова, произнес Олег. – Бери меня с потрохами. Хочешь, тебе и участок вскопаю, и колодец вырою, и баню срублю, и…

– Да не, Олежка, – прервал его собеседник, – хочу, чтоб ты, ну, сторожем у меня там поработал. Щас, знаешь, сколько отребья шатается, лазят в окна, воруют, а то и поджечь могут. Ну, может, иногда курьером для нашей конторы сгоняешь. Типа, знаешь, привези то, отвези это…

– А что, почта уже не канает?

– Канает… мимо… Сам, небось, знаешь – каждая вторая посылка тю-тю. Издалека же шлют… Со всех, так сказать, уголков великой Родины. Ну все, айда, пойдем. Детали потом!

– Наркоту что-ли?

– Да боже упаси, ты за кого меня держишь? Я ж свой, буржуинский, – пошутил совсем не к месту бугай и помог бомжу подняться.

Лишь кое-кто из немногочисленных в этот вечерний час прохожих обратил удивленный взор на то, как новый русский ведет под руку и усаживает в дорогую иномарку вонючего бомжа.

Хлопнула правая задняя дверь. Олег повалился на мягкое кожаное сиденье, на всю длину укрытое прозрачным полиэтиленом. Автомобиль медленно тронулся с места, резко зыкнул на неповоротливые кособокие «жиги» и «москвичи», взвизгнул резиной и понесся вверх по Малому Ивановскому города-героя Москвы. Поглазев из окна дорогого авто на огни большого города, Олег сладко задремал на заднем сиденье. На одном из поворотов он и вовсе повалился на шелестящую пленку, свернулся калачиком и заснул, подперев грязным кулаком небритую щеку. Между тем в машине, бухая низкими частотами, надрывался «Наутилус Помпилиус».

Если ты пьешь с ворами,

Опасайся за свой кошелек,

Если ты ходишь по грязной дороге,

Ты не сможешь не выпачкать ног…

– Да выруби ты эту лабуду!

– А чо, последний концерт. Прикольно!

– Чо прикольно-то? Если ты пьешь с ворами, НЕ опасайся за свой кошелек! НЕ опасайся! Поал, как надо?!