Текст книги "Рассказы об охоте и не только"

В иерархии птичьего населения этих мест нет ярко выраженного лидера по численности. Наверное, больше всего можно встретить коростеля, ну а на пролёте, если повезёт, то бывало и до десяти работ за выход. Второе место держит серая куропатка, но её кратно меньше и на этом поле постоянно обитает всего одна стайка, численностью до двенадцати голов. Она постоянно перемещается, мигрирует на соседние поля, иногда вроде бы пропадает, но неизменно с течением времени возвращается и радует нас. Она нашенская, местная. Её мы не охотим, относимся к ней с трепетом и подкармливаем зимой просом и пшеницей. Зато какое удовольствие весной, когда птица разбивается на пары и готовится к кладкам, наблюдать за работой истосковавшейся за зиму по охоте собаки. Эти весенние работы, радуют нас обоих неизмеримо больше, нежели летне-осенняя охота. Зима прошла, птица убереглась, перезимовала, выжила – жизнь продолжается! Тетеревов ещё меньше, но они есть. Эти большие, красивые птицы, вершина птичьей иерархии наших мест. Они совсем немногочисленны, но иногда дарят нам надежду и наполняют наши скитания по угодьям тайным смыслом охотничьего восторга встречи и обладания редкостным трофеем. Мы позволяем себе только одного петуха в сезон. Глядишь на иссиня-чёрный наряд лесного красавца, выпуклые, словно налитые алой краской брови и душа наполняется сначала восторгом, а затем тихой грустью и неизбежным сожалением о сделанном выстреле. Нам с помощником приблизительно известны места, где эти невообразимо красивые птицы собираются на кормёжку и в начале сентября мы начинаем планомерно обходить их, пытаемся на верный выстрел подобраться к ним. В это время выводки молодых тетеревов почти разбились и ещё довольно хорошо «держат» легавую. Оперение молодых петушков начинает чернеть и их хорошо можно отличить от окраса курочек. Но всё равно опасение выстрелить в самочку так велико, что при подъёме птицы, всегда неожиданном, когда сгусток энергии взрывается неожиданным шумом, ты умышленно затягиваешь момент выстрела, пытаясь окончательно убедиться, что это петух. Иногда эта заминка приводит к промаху и поначалу огорчение и вина перед собакой весьма велики, но через мгновение начинаешь улыбаться, провожая взглядом улетающую птицу. Тетеревов в нашей округе немного, но всё же они есть, и я взял за правило ограничиваться в сезон одной птицей.

Если же вернуться к куропаткам, то моё утверждение, сделанное ранее, что мы её не охотим не совсем правдиво. За сезон я позволяю себе взять пару курочек, но ни в коем случае больше. Найти их не так-то просто и частенько бывает, что два-три часа блужданий по перелескам, полям и опушкам ни к чему не приводят.

Интересное дело, иногда самые незначительные события накрепко откладываются в памяти и при случае сами собой «всплывают», вызывая улыбку. Вновь переживаешь давно прошедшие события, вспоминаешь нежданные встречи и обстоятельства их породившие. Как работает человеческая память, почему иногда пустяшное впечатление надолго, если не на всю жизнь, занимает свою ячейку и при малейшем поводе услужливо «всплывает», словно было вчера, а казалось бы, яркое, действительно важное событие напрочь стирается из памяти? Наверное, тут важен контекст этих событий, их значимость для человека. А уже долгое время всё связанное с охотой чрезвычайно привлекает меня, как правило, на долгое время откладываясь в памяти. Если раньше в основном это были яркие впечатления от удачных выстрелов и добыча тех или иных трофеев, то с годами всё чаще стали запоминаться люди, так или иначе встреченные во время охотничьих скитаний, их особенности и черты характера, нюансы поведения и манера речи. Зачастую человек, занимаясь любимым хобби, расслаблен, чист и предельно естественен в своём поведении, что частенько «сбрасывает» с него всё наносное, искусственное. Вот и сейчас, услышав в глубине леса голос гончей, я улыбнулся и перед глазами возникли мой новый знакомый Сергей и две его гончих – Буря и Партизан.

Встреча эта произошла всего несколько недель назад, в середине сентября, всего лишь спустя пару дней после открытия охоты на зайцев. В тот день я бродил по лесу и занимался «тихой охотой». Наконец-то прошли долгожданные дожди, высушенная летней засухой земля немного насытилась влагой и, выждав несколько дней, я отправился в лес. Всё же я немного поторопился, и тихие лесные обитатели ещё не успели набрать силу и грибов было не очень много. Тем не менее несколько десятков благородных представителей грибного племени удобно расположились на дне не по добыче большой корзины. Основными трофеями осеннего леса были словно калиброванные, с почти одинаковыми по размеру шляпками, тёмно-коричневые подберёзовики на тонких, совсем хлипких ножках и несколько штук крепеньких красноголовиков-подосиновиков. Истосковавшийся по дождям лес одарил меня и царскими грибами – белыми, которых было всего четыре штуки, но так хороши были их светло-коричневые упругие шляпки, так крепки, объёмисты толстенькие бочкообразные ножки, что одно их присутствие в корзине разом облагораживало её содержимое, делая его значительным и роскошным. Мой неутомимый напарник в этот раз остался дома, так как несколько дней назад наколол переднюю лапу и теперь неловко скакал на трёх. Я решил оставить пса дома и всё время недолгих сборов, мои передвижения по дому сопровождал пронзительный и умоляющий взгляд верного друга. Через два часа прогулки по лесу, я решил возвращаться и вышел на хорошо знакомую мне просеку, по которой до дома было не более получаса ходьбы.

Через пятьсот метров была своротка на уже вполне приличную лесную дорогу, хорошо укатанную автомашинами. Я собрался было свернуть на неё, как неожиданно услышал собачий лай и треск сучьев. Прямо на меня из густых кустов выскочила небольшая гончая, и мотнув хвостом, потрусила вперёд. Для меня это было большой неожиданностью, потому что впервые за много лет я увидел гончую в наших лесах. Похоже, что эта традиционная охота навсегда покинула наши места. И вот такая нежданная встреча! Я с интересом двинулся за собакой и через несколько десятков метров увидел стоящего на дороге охотника. Я сразу решил не выказывать свою принадлежность к охотничьему сообществу, ведь находясь в чуть более выигрышном положении, человек раскрепощается и полнее раскрывает себя. Мне было интересно. Мужчина средних лет и такого же среднего роста с любопытством поглядывал на меня, а вокруг него крутилась пегая гончая. Неспешно подойдя, я остановился возле него, поздоровался и решил сразу «взять быка за рога», то есть поговорить на беспроигрышную тему – о собаках. Редко какой из владельцев охотничьих собак устоит перед соблазном просветить новичка по поводу достоинств своих питомцев.

– Доброе утро! Ого! Вы что же охотник? Это что за собака у вас такая, борзая? – я специально провоцировал мужика на лекцию о породах собак и их предназначении, – Никогда не видел таких собак, они по какой зверюшке приспособлены? По утке? – я простодушно смотрел на него в ожидании ответа. Мужик с хода заглотил наживку и набрал полную грудь воздуха, – Ага, борзая, по утке, по чему же ещё! – он лучился сарказмом и добродушием. В этот момент мне вспоминались наши поселковые придурки, которые сопровождали меня вопросами, – Где утки? – и радостно ржали, не ожидая ответа. Дело в том, что, возвращаясь с охоты, мы с псом вынуждены были проходить по центральной улице и все встречные особи мужского пола задавали нам этот сакраментальный вопрос. Попытки объяснить что-то про легавую и красную дичь, что для нас утки это, как для рыбака ротан, ни к чему не приводили и только время немного успокоило наших неутомимых шутников. Впрочем, шутки эти были довольно добродушными, только очень надоедливыми. В один из дней я не выдержал и громко – на всю улицу пропел им известную частушку, – «Мимо тёщиного дома я без шуток не хожу, то ей…..» дальше по всем хорошо известному тексту. Вместе поржали, да и разошлись по своим делам. И вот теперь я старательно изображал такого же доброжелательного балбеса. Мой расчёт полностью оправдался и Сергей – так звали моего нового знакомого, начал подробно объяснять мне отличие собак гончих пород от борзых, нюансы охоты с ними, особенно упирая на добычливость. Мне оставалось только послушно кивать головой и вставлять восхищённые междометия. Через пять минут я знал, что у него две гончих собаки, Буря и Партизан. Буря – вот она, ещё совсем молодая, ей только чуть больше года, и он её только начал наганивать, а Партизану уже восемь лет, он очень опытен и в прошлом сезоне из-под него он взял больше двух десятков зайцев и сколько-то там лисиц. В паре он их пока не пускает, так как опытный выжлец совсем замотает молодую сучонку. И вообще, Партизан очень вязкий, ни за что не отпустит зверя, будет гонять его до тех пор, пока не выставит под выстрел – настоящий Работяга. В это время в глубине леса, но не так уж и далеко раздались звуки лая собаки. Сергей прислушался и улыбнувшись, произнёс, – Партизан! По следу идёт! Старый вояка, теперь ни за что не отпустит. Ладно Миша, пойду под гон попробую подстроиться, неровён час и ушастый проскочит, надо не прозевать! – Мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

Я продолжил путь домой, а Сергей юркнул в кусты и быстро скрылся в лесной чаще. Через несколько сот метров на пересечении дороги и слегка заросшей просеки я увидел Партизана. Он сидел столбиком на этом перекрёстке и изредка побрёхивал высоко подняв морду. Пёс был крупный, я так думаю, что не меньше семидесяти сантиметров в холке и имел нарядный трёхцветный бело-рыже-чёрный окрас. Неспеша приблизившись к кобелю, я остановился и обратился к нему с укоризненной речью, – Что же ты, Работяга, творишь? Хозяин твой по лесу бегает, под гон подстраивается, а ты брешешь тут, прохлаждаешься, – пёс, услышав человеческий голос улыбнулся (все, наверное, видели эту собачью улыбку) ещё выше задрал морду и вновь гавкнул. Было видно, что кобелю совершенно не хочется бегать по лесу сломя голову и он получает истинное наслаждение от этого созерцательного занятия. Я продолжал разговаривать с ним и увещевая, и улыбаясь, – Ну, ты бы поискал хоть немного, ну нельзя же так, ты же Работяга! – пёс ещё раз гавкнул, встал и отойдя от меня на несколько метров опять сел, – Понятно! – я засмеялся и направился прочь. Теперь мне было ясно, почему Сергей не пускал вместе со старым бездельником выжловку. Такая учёба могла привести только к одному – молодая сука вполне могла перенять подобные хитрости и уже смычок гончих «гонял» бы беспокойное племя длинноухих по окрестным лесам. Думаю, хозяин был прекрасно осведомлён о нраве и повадках Партизана, но кто из нас не прощал своим любимцам огрехи воспитания и дефекты в работе? Так, продолжая улыбаться, вспоминая хитрого и ленивого пса я и добрался до дома, где меня восторженно встречал у калитки мой любимый друг.

На следующее утро я встал совсем затемно, проглотил чашку обжигающего чая. Извинился перед псом и опять не взял его с собой. Долго объяснял ему, что в засидке ему делать нечего, да и прилечь негде, мол вода кругом. Но на этот раз он ничего не хотел слушать и помимо умоляющего взгляда меня сопровождал негромкий, но очень художественный, похожий на арию Каварадоси вой.

Знакомый путь преодолевается быстро и через полчаса я уже был на подходе к лесному озерку, которому по своей давней привычке я дал собственное название – «Тайное озеро», тайное, похоже, только для меня. Конечно, я припозднился и только вышел из леса на зыбкую, трясинистую почву, как с озера шумно поднялась небольшая стайка кряковых. Они сделали небольшой кружок, словно прощаясь с приютившей их на ночь заводью, и растворились в ещё по-утреннему сумрачном осеннем небе. Будут ли ещё утки, или утрянка теперь будет неудачна? Повезёт ли мне на этот раз? Эти обычные вопросы крутились в голове, когда я, недовольно сопя и чертыхаясь, залезал в скрадок. Оставалось только ждать и надеяться. Я уселся на раскладной стульчик, пристроил поудобнее ноги, прислонил ружьё к стволику сосенки и приготовился к длительному ожиданию. Если рассудить, то вся охота, как это не парадоксально, сплошное ожидание. Взять, например, загонную на копыта. Сначала ждёшь, когда начнётся загон и вот выстрел, началось! Ждёшь, не выйдет ли на тебя зверь, потом – окончания загона и когда тебя снимут с номера. На пролёте на утку, тоже сплошное ожидание. Даже при охоте с легавой, когда много двигаешься, ходишь, а работ собаки нет и нет. Всё равно ждёшь этого момента, когда собака найдёт дичь и замрёт в стойке. Ждать надо уметь, без этого никуда.

Вот и в этот раз я застыл, слился со скрадком, только дымок от сигареты мог выдать моё местоположение наблюдательному зрителю. Во время ожидания сами собой в голову лезут разные мысли и, как правило, у меня они, конечно, связаны с охотой. Полная тишина, тишина такая, что кажется, что обострившийся слух улавливает стук падающих с сосновых иголок капель росы, плотно окружила меня, убаюкала. Нахлынули неспешные воспоминания, как же давно всё это было! Почему я сижу сейчас в этом скрадке, почему какая-то неведомая сила вот уже более тридцати лет вышвыривает меня из тёплой постели в сырую зябкость осеннего утра, заставляет наматывать за отпуск сотни километров по оврагам, полям и лесам? Что это за мощь такая, что не отпускает меня, да и не отпустит, наверное, до последнего моего вздоха?! Как же я дошёл до жизни такой?

Начало

Начать, наверное, надо с того, как вообще я стал городским охотником и прошёл длинный путь от восторженного, начинающего неуча до столь же восторженного лысого и пузатого легашатника. Всё это весьма странно и как говорится ничто не предвещало. Обычно подобные рассказы начинаются с того, что имярек вырос в охотничьей семье, с соответствующими традициями, окружённый охотничьей литературой, охотничьими собаками и родственниками, поколениями одержимыми различного рода охотами. У меня этого не было и в помине. Среди многочисленной родни не было ни одного охотника, среди друзей семьи таковых также не наблюдалось. Да, что там охотников, даже и рыбаков-то не было. Самое большое приключение, связанное с природой, был ежегодный выезд всей семьёй на электричке для сбора грибов. На этих выездах, как истинные горожане мы держались рядом одной кучкой дабы не потеряться и каждый найденный гриб приводил нас в неописуемый и искренний восторг. Я рос тихим городским мальчиком, для которого знакомство с дикой природой ограничивалось посещением Зоопарка и телепередачей «В мире животных». Семья наша была читающая, и естественно я с младых лет с большим удовольствием поглощал одну книгу за другой. Набор книг доступный школьнику тех лет был стандартным, он чуть варьировался в зависимости от интересов юного читателя, но в целом был представлен признанными мастерами выбранного жанра. Как любого мальчишку как тогда говорили среднего и старшего возраста меня привлекали путешествия, приключения и авантюрный исторический жанр, который столь блестяще реализовал Вальтер Скотт. Джек Лондон, Луи Буссенар, Майн Рид, Жюль Верн, Густав Эмар и Фенимор Купер, Томпсон были моими любимыми авторами. Я засыпал под строчки их книг и просыпался в предвкушении новой встречи с героями приключений. Конечно, моим любимым героем был ловкий и немногословный следопыт Натаниэль Бампо, практически все герои Джека Лондона и, конечно, Белый Клык.

Немного повзрослев, я открыл для себя Хемингуэя, Тура Хейердала, С.Т.Аксакова с его изумительными «Записками об ужении рыбы» и, конечно Сабанеева. Позднее в мою жизнь пришли Пришвин и Паустовский, Бианки и Пермитин, Соколов-Микитов. Вместе с Пришвиным я искал волшебный корень жень-шень в Приморских сопках, с Паустовским бродил по лесам и болотам Мещеры, а с Пермитиным охотился в Приамурской тайге. Уже тогда в совсем «нежном» возрасте я нередко представлял себя с винтовкой в руке, выслеживающим какую-нибудь сторожкую антилопу. Не знаю, так ли это на самом деле было? Строки эти пишутся почти пятьдесят лет спустя, что я могу помнить? Но, думаю, именно эти детские впечатления и увлечённость дремали во мне до поры, до времени.

И время это пришло! Кому-то из знакомых отца пришла в голову мысль предложить ему вступить в охотничье общество! Отец, бесконечно далёкий от охоты человек, неожиданно согласился и через год показал мне членский охотничий билет. Некоторое время спустя он принёс купленное по блату (тогда многое было по блату) новенькое, в смазке охотничье ружьё! Наверное, даже если я со временем превращусь в растениеподобного идиота, я и тогда без запинки смогу совершенно безошибочно назвать марку и модель этого первого в нашем доме оружия – это была горизонталка 16 калибра ИЖ-58 МАЕ, с эжектором, облечённая в ореховый приклад и цевьё. Чудо это произошло в середине семидесятых годов и, наверное, это и стало отправной точкой в моём становлении, как охотника. Более счастливого человека в нашем доме в этот вечер чем я, совершенно точно не было. Как же приятно было вдыхать этот терпкий запах густой смазки, перебирать твёрдые кругляши папковых патронов, а потом с усилием загонять их в ещё совершенно тугие и плохо поддающиеся ячейки бурского пояса! Эти подростковые впечатления останутся со мной до конца жизни. Также отец принёс набор для чистки ружья, номерной нож и книжку в мягком переплёте «Охотничий минимум». Эта с виду совсем неказистая книжечка стала моим любимым чтением на долгие месяцы, а название «настольная» из идиоматического оборота превратилось в буквальное.

Дальше началась просто сказочная жизнь! Летом мы с батей поехали на первую нашу охоту. Никогда мне не забыть Горицкое охотхозяйство, что в Калининской области, а ныне в Тверской, уже тогда заброшенную всеми крошечную деревеньку и сплошь заросшую густым камышом небольшую речку, названия которой я не помню, да и не знал никогда. Речка была совсем невелика, около сорока метров в ширину и напрочь заросшая густым, плотным камышом. Иногда среди камыша встречались крошечные прогалы чистой воды размером в несколько метров. Думаю, в нормальную речку она превращалась только в период весенних паводков, а затем неотвратимо зарастала. Берега этой речушки были заполнены по обе стороны охотниками, которые стояли бивуаками через каждые сто метров. Через какое-то время по обе стороны реки затеплились небольшие костерки, окрестности затянуло дымом и посередине дня образовался дымный туман. Мужики весело перекрикивались через речку, весело постукивали топорики, трещали и бухали костры, сладко пахло кулешом, лаяли собаки. Обстановка неведомого мне раньше праздника придавала остроту ощущениям, дурманила голову и обещала новые, неизведанные ранее приключения! Много позже я понял, что наша первая с отцом охота пришлась на открытие охоты по перу, чем и объясняется многолюдство, весёлое поведение охотников и замотанность егерей. Мне повезло, я попал сам того, не ведая на главный охотничий праздник года – открытие охоты!

Мы с отцом остановились на окраине заброшенной деревеньки под открытым небом. Предварительно принесли старого сена из почти целёхонького сарая, застелили его толстый слой куском брезента и сделали небольшой навес от дождя. Я натаскал из деревеньки сухих досок и вскоре и у нас запылал небольшой костерок. Наверное, это и есть счастье, когда ты в 15 лет вместе с отцом оказываешься в месте своей мечты, на охоте, которая снилась тебе десятки раз и сны эти ты помнишь почти наизусть. К сожалению, понимаешь это спустя многие годы, спустя десятилетия… Уже нет в живых отца, а воспоминания о той самой первой и незабываемой охоте, тех мальчишеских ещё впечатлениях, живы и поныне. Как забыть то тёплое утро, предрассветный сумрак, сухое покашливание отца и себя, дрожащего то ли от сырости, то ли от невозможного волнения? Спасибо тебе батя, ты видел, что со мной творилось. Видел и всё понимал. Ты позволил мне первому сделать прицельный выстрел по этой несчастной утке, первый раз в жизни промахнуться, почувствовать первый в жизни азарт и радость от тяжести ружья в руках.

Но тогда всё это было ещё впереди, а пока к нам на огонёк подошёл усталый мужик, который оказался егерем. Он раскрыл видавший виды планшет и начал выписывать путёвку. На вопрос отца, как тянет утка он пробурчал, – А, чё ей сделаиться, лятает… На этом наше общение с охотничьей администрацией закончилось. Зато началось общение с местным населением в лице самой осведомлённой его части – пастухом. Невзрачного вида мужичок подошёл к нашему костру и поздоровавшись начал беседу с риторического вопроса, – На охоту мол приехали? Получив утвердительный ответ, он удовлетворённо кивнул и сообщил, что утки мало, а сейчас вообще всю разгонят охотнички. Отец поднёс пейзанину бутерброд с салом и традиционную при знакомстве чарку. Пастух, которого как это не удивительно звали Иваном, принял угощение весьма благосклонно и посоветовал пройтись по закрайкам леса – мол там выводки тетеревов поднимались им не раз.

– Собачки-то нет у вас по птице? Нет? А то многие держат. Ну, можно и так, ногами побуровить, авось спугнёте, – Иван уже как должное принял вторую чарку, через некоторое время поднялся и заорал на почти взявших нас в плотное кольцо коров, – А ну, ………, пошли, гойда, гойда! – и ушёл по-английски, не попрощавшись.

Ночь проскочила незаметно. От всех этих дневных треволнений, ожиданий чуда чудного, полного дня новых впечатлений я и не помню, как заснул, по-моему, только опустил голову на туго свёрнутую телогрейку, так тут же и уснул. Проснулся словно от какого-то толчка. Отец уже затеплил маленький костерок и прилаживал над ним чайник. Было совсем не тихо. С обоих берегов речушки доносились приглушённые голоса, едва мерцали в темноте огоньки костров и слышался общий фон некого весёлого оживления – народ готовился к утренней зорьке. Мы быстро выпили по кружке обжигающе горячего чая и пошли к заранее, с вечера присмотренному кусту ивняка, от которого хорошо просматривалось русло реки на приличное расстояние в обе стороны.

Начало заметно светать, а ничего не происходило. Оба берега затихли в ожидании, сквозь поредевшую утреннюю мглу были видны силуэты двух наших соседей с противоположного берега. Они, как и мы стояли неподвижно, напряжённо вглядываясь в уже почти просветлевшее небо. Отец держал ружьё на локтевом сгибе, а я стоял чуть сбоку от него переминаясь с ноги на ногу. Утка не «лятала» … Солнце из едва заметной на горизонте робкой полоски призрачного света вдруг осветило окрестности уверенно и ярко. Стояла поразительная тишина, только какая-то упорная пичужка настырно радовалась новому дню и без конца повторяла одну и ту же незатейливую песенку фиу-фиу-фить-фить-фить… В этот момент вдалеке от нас наконец-то глухо прозвучал первый выстрел нового охотничьего сезона! Началось! Я до боли в глазах вглядывался в даль, вглядывался так, что заслезились и начали слегка пощипывать глаза. Через некоторое время отец внимательно посмотрел на меня и чуть улыбнувшись сказал, – Держи ружьё, я покурю пока, – и присел на подстеленную заранее телогрейку. Я благодарно посмотрел на него, расставил поудобнее ноги и застыл в своеобразной стойке для стрельбы, которую десятки раз тренировал дома. Как положено левая нога была опорная и вынесена чуть вперёд. Как же я хотел в тот момент, чтобы мне была дана возможность выстрелить по делу! Как гордо я сжимал цевьё и шейку приклада! Но глубокая, безнадёжная тишина висела словно смог, окутывала нас, приводя в уныние и отнимая надежду. Отец давно уже докурил сигарету, но не торопился забрать ружьё. Конечно, он прекрасно понимал, видел моё состояние и оставил всё, как есть. Вдруг! Ох уж это «вдруг» на охоте! Сколько раз это «вдруг» меняло тоскливое ожидание на искромётное «летит»! Справа от нас по руслу поднялась почти ураганная стрельба, раздались торопливые выстрелы. Выстрелов было так много, что они сливались в очереди переходя в канонаду. Ещё издалека я заметил одинокую, отчаянную крякву, которая лихо уходила от обстрела меняя траекторию движения и постепенно набирая высоту. Уходя от выстрелов в одном месте, она неизбежно попадала под новые, так как оба берега были буквально усыпаны охотниками. Когда она поравнялась со мной, утка была уже на приличной высоте и наверное, можно было не стрелять, но кто же удержится! Все знания о плавной поводке и упреждении были благополучно забыты, и я броском бросил ружьё вперёд птицы опережая её на пару корпусов. Отсалютовал первым в жизни выстрелом и проводил невредимого смельчака взглядом. Больше в это утро ни одной утки мы с отцом не видели. Наверное, так дружно съехавшиеся на открытие охотники изрядно распугали ещё с вечера всю птицу кострами, песнями, громкими разговорами и криками. Думаю, что подавляющая часть птицы благополучно ушла из опасного места ещё совсем затемно, оставив на потеху тщательно проинструктированных смельчаков, один из которых и произвёл такой фурор на нашей безымянной речке.

Надо ли говорить, что этот первый день на охоте, первый выстрел и первый промах навсегда остался со мной, во многом определив главное увлечение жизни. Заряд юношеских впечатлений жил во мне долгие годы, чуть затухая за повседневной суетой и вновь разгораясь в мечтах. Очарование атмосферы праздника, сумрак просыпающейся речки и тугой посвист утиных крыльев остались во мне надолго, наполняя надеждой на скорое чудо, чудо причастности к охотничьему братству, новым, неведомым прежде приключениям и укладу жизни.

Но как же далеко ещё было до воплощения моих надежд! Занятие охотой в то, уже далёкое время было сродни с вхождением в элитарный клуб, в который допускались лишь избранные. Это сейчас любой желающий может подать заявление и спустя несколько дней получить охотничий билет государственного образца. В дни моей молодости всё было намного сложнее. В то время я учился в институте и понятное дело, без протекции попасть в охотколлектив вуза не имел никаких шансов. Всё опять решил так называемый «блат». Тот же товарищ отца, который помог ему получить охотничий билет несколько лет назад, взялся устроить подобным образом и моё счастье. Его знакомый председатель охотничьей первички согласился помочь в этом непростом вопросе. Мне предстояло собеседование с приёмной комиссией на предмет знания охотничьего минимума, охотничьей этики и правил обращения с оружием. Я нисколько не сомневался в своих знаниях, так как эта наиполезнейшая книжка была уже давно выучена мной наизусть. Я прекрасно разбирался в моделях оружия, снаряжении патронов, правилах безопасного обращения с оружием, породах собак и видах охотничьих птиц и зверей. Оставалось только убедить строгую комиссию в своей подготовленности и произвести на неё благоприятное впечатление.

В назначенный день и час, немного волнуясь я сидел в ожидании собеседования в помещении охотничьего общества. В коридоре помимо меня маялись ещё два претендента на вступление в славные ряды охотников и рыболовов. Так получилось, что в комнату, где заседала экзаменационная комиссия, первым вызвали именно меня. Изрядно волнуясь, я вошёл в кабинет и увидел, как сейчас сказали бы «тройку» старичков. Это были, судя по их почтенному возрасту, наверное, самые опытные и уважаемые люди охотничьего сообщества. Мне кажется, что всем им было далеко за семьдесят и они вполне могли быть участниками штурма Зимнего дворца. Они по очереди рассмотрели поданные мной документы, ознакомились с анкетой и начали по очереди задавать вопросы. Вопросы были лёгкие, если учесть, что все они были в рамках охотничьего минимума. Я без запинки рассказал уважаемой комиссии о номерах дроби при охоте на утку, а также о различиях весенней и осенней охоты на водоплавающих, породах охотничьих собак, правилах и способах снаряжения патронов, безопасном обращении с оружием. Всего было задано, наверное, более десятка вопросов и на все из них я толково и без запинки ответил. Комиссия довольно покачивала головами, взгляды старичков становились всё более тёплыми, а вопросы всё более заковыристыми. Особенно старался один самый дотошный дед, сидевший посередине «тройки». Видимо, он был председателем комиссии. Дедок, хитро посматривая на меня, спросил каких из охотничьих классиков мне доводилось читать и доводилось ли вообще? Не моргнув глазом, я ответил ему, что прочёл «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» Аксакова, «Русскую охоту» Сабанеева, упомянул про Тургенева и Пришвина. Видно было, что ответ привёл пытливого деда в восторг. Он пожевал губами и вкрадчиво, добрейшим голоском спросил, – А что Миша, из ружья-то стрелял уже, пробовал? Бывал на охоте? И вот тут мной была сделана грубейшая ошибка, которая чуть было не перечеркнула все мои блистательные ответы, подготовку и страстное желание наконец-то стать охотником.

Не учуяв подвоха, забыв всё написанное в охотничьем минимуме, я честно признался, – Да, приходилось, отец давал ружьё, стрелял, но пока не доводилось добывать птицу! Волновался очень, вот и мазал несусветно. От этого моего ответа зловредный дед пришёл в совершеннейший восторг. Его глаза радостно блеснули, и он с восторгом несвойственным обычно его возрасту почти прокричал, – А-а-а! Доводилось! Стрелял, а ведь нельзя! Не имеешь ты ещё права оружие в руки брать! Я, как и Штирлиц был на грани провала… Положение спасли два других, более позитивных деда. Они сокрушённо покачали головами и один из них сказал, – Да, уж Миша, нарушение это, серьёзное нарушение. Но молодец, что честно сказал, не утаил, не стал выкручиваться и врать, хорошо, что честно ответил. Ну, всё, иди подожди в коридоре, мы тебя потом вызовем, как закончим свою работу.

Поникший вышел я из комнаты и на вопрос двух претендентов, только расстроено махнул рукой, мол и не спрашивайте. Зачем, зачем я это сказал, зачем был так искренен и правдив? Огорчение моё не знало предела. Тем временем оба моих товарища тоже вышли из кабинета. В коридоре наступило напряжённое молчание. Наконец дверь приоткрылась и один из старичков указав на меня пальцем, произнёс, -Заходи! Меня немного потрясывало, но я старался не показывать вида. Зловредный старикан внимательно посмотрел на меня и неожиданно расцвёл доброй улыбкой. Так, улыбаясь он и произнёс, -Ну что, Миша, отвечал ты бойко, основы знаешь хорошо. Правду говоришь, это тоже тебе в плюс. Правда, Миша она напортить ничего не может, запомни это! В общем, наша комиссия рекомендует тебя к вступлению кандидатом в ряды охотников и членов охотничьего общества. Теперь в течении года ты будешь кандидатом и сможешь на полном основании принимать участие в жизни и мероприятиях своего коллектива. Но! – здесь он сделал небольшую паузу и продолжил, – Без оружия! Оружие потом, через год! Запомни это! – А я подумал, какая же у него добрая улыбка, и что это он показался мне таким ехидным и злым, ведь чудо, а не дед!