Текст книги "Василий Лановой. Самый обворожительный офицер"

Путеводная звезда

Если у человека нет ни одного подлинного увлечения, он подобен деревянному идолу, который стоит там, где его поставили.

Хун Цзычэн

Вместе с новой квартирой Василий Лановой получил и друга на всю жизнь. Это был Володя Земляникин.

Однажды ребята бесцельно бродили по улицам родного района. Проходя мимо Дворца пионеров автозавода имени Сталина они заметили большую афишу, извещавшую всех и каждого о том, что сегодня здесь будет дан спектакль по книге М. Твена «Том Сойер» – «Друзья из Питсбурга». Друзья решили посмотреть его. Каково же было их удивление, когда они увидели, что все роли в этой пьесе играли их ровесники, мальчишки и девчонки тринадцати-четырнадцати лет. Это было круто, как выразились бы теперешние школьники.

Вася и Володя, особенно не раздумывая, тоже решили заняться этим. После спектакля они разыскали руководителей театральной студии и напористо так заявили: «Запишите нас в артисты!» В это сейчас, может быть, не все поверят, но случилось чудо. Два сорванца, регулярно причинявшие своими уличными выходками головную боль родителям, враз стали приличными, воспитанными ребятами. Они словно выпали из всей своей предыдущей жизни, с ее воровством, глупой удалью, курением и драками в подворотнях. Все их свободное время теперь занимал самодеятельный театр, в котором пацаны, что называется, дневали и ночевали до десятого класса. Вот и не верь после этого в «волшебную силу искусства».

Справедливости ради стоит заметить, что в описываемые времена именно эта театральная студия считалась одним из самых сильных самодеятельных коллективов столицы. В решающей степени потому, что в ней преподавали опытные наставники. Сценическое движение вели педагоги из Большого театра, речь – Лидия Михайловна Сатель, знаток русской литературы, режиссуру – студент театрального института Игорь Таланкин, впоследствии известный кинорежиссер.

А душой и локомотивом студии являлся Сергей Львович Штейн. О нем мы еще расскажем обстоятельнее. Пока что лишь отметим, что в становлении личности Василия Ланового этот человек сыграл едва ли не решающую роль. Штейн как никто другой умел создать особую ауру. Он увлекал ребят собственным интеллектом и одержимостью театром, приходил в аудиторию, снимал пиджак, вешал его на спинку стула и садился за пианино. Лилась музыка Моцарта, Бетховена, Шопена, Чайковского. Кроме режиссерской профессии он в свое время получил еще и хорошее музыкальное образование, сам сочинял музыку к некоторым пьесам. Песня, написанная им к спектаклю «Овод», стала гимном студии. Сергей Львович учил своих юных воспитанников творить, фантазировать, воспитывал у них нетерпимость к штампу, к равнодушию как в искусстве, так и в жизни.

Студийцы больше всего любили репетировать. Конечный результат не сильно их обременял. Им нравилась атмосфера поиска, в который их вовлекали педагоги. Очень скоро все так сдружились, что уже не мыслили себе существования друг без друга, без студии. Мальчишки и девчонки читали стихи или отрывки из литературных произведений. Они спрашивали друг друга, где находится город, в котором происходит действие «Ревизора», как звали отца Гамлета, какую кличку носила лошадь Дон-Кихота, как пострижены деревья и кусты в парке Версаля.

Здесь особенно хороша была Лидия Михайловна Сатель. Она вела занятия по художественному чтению и старалась привить своим питомцам любовь к большой литературе. Под ее влиянием ребята погружались в некое силовое поле высокой культуры. Лидия Михайловна ориентировала учеников на классику, на самую высокую литературу. Например, первым произведением, с которого начались сценические занятия, была «Война и мир» Л. Н. Толстого. Давая каждому из студийцев по отрывку из романа, она помогала им докапываться до глубин толстовской мысли, до истинной красоты художественного слова.

Пройдут годы, и Василий Семенович, вспоминая Лидию Михайловну, признается:

«И с тех пор я хожу по «Войне и миру» как по большому дому, где много комнат, но мне они все известны».

Кстати, однажды Сатель подготовила целую программу художественного слова под названием «Наташа Ростова».

Василий Лановой читал в ней описание первого выезда героини на бал:

«Наташа с утра этого дня не имела минуты свободы и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей. В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах, – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла все то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале, и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале».

В другой программе он исполнял отрывок из «Тараса Бульбы» Н. В. Гоголя:

«И погиб козак, пропал для всего козацкого рыцарства. Не видать ему больше ни Запорожья, ни отцовских хуторов своих, ни церкви Божией».

Лидия Михайловна часто и много рассказывала студийцам о Гоголе, Толстом, Пушкине и других писателях, об их творчестве, жизни, произведениях. Она водила учеников по Москве, знакомила их со столичными достопримечательностями, связанными с гениями русской литературы. Так постепенно, ненавязчиво Сатель открывала перед ребятами целые пласты великой культуры, существенно расширяла для них школьную программу, пробуждала любовь к художественному слову. Конечно же, такие уроки для Василия Ланового не могли пройти бесследно.

Если говорить предельно откровенно, а по-иному нет смысла, то в театральной студии он ничем особенным не выделялся. Не скажу, что его ставили на третьи или четвертые роли. Мудрые педагоги не допускали никакой уравниловки, но и ущербным никто из студийцев себя не считал. В этом тоже заключалась особая аура студии. Однако объективно получалось так, что, скажем, Володю Земляникина в спектаклях задействовали чаще, и в целом он выступал с большим успехом. Некоторое время Вася даже находился в тени друга, поскольку заикался и долго не мог избавиться от злосчастного украинского фрикативного «г». Но не нами сказано, что терпение и труд все перетрут. Вася поставил перед собой цель избавиться от «гекания» и даже маме родной не давал спуску. Он просил ее, даже требовал общаться с ним только по-русски. Она улыбалась и приговаривала, ничего, мол, сынок, полюбят тебя и такого. Никто и никогда так не верил в счастливую звезду Василия, как его родная мама.

Друг Земляникин

Все почести этого мира не стоят одного хорошего друга.

Ф. Вольтер

Как я уже говорил, с другом моему герою откровенно повезло. Вася и Володя были самыми обыкновенными московскими подростками, похожими друг на друга во многом, даже в том, что оба заикались, но все же разными. В отличие от Герцена и Огарева, они не давали совместной клятвы, глядя с Воробьевых гор на любимый город, однако пронесли свою дружбу через долгую жизнь, ничем не омрачили детских мечтаний и устремлений.

В их непростых отношениях случалось всякое. Они вздорили, мирились, опять ругались. Не было только предательства. Это, дорогой мой читатель, была образцовая мужская дружба настоящих людей. И потому я с особым удовольствием расскажу здесь о цельном человеке, актере театра и кино, заслуженном артисте России Владимире Михайловиче Земляникине.

Тоже москвич. На год старше Ланового. Пережил первые бомбежки Москвы.

«Все помню. Бомбежки помню. Как тащили меня в бомбоубежище, помню. Потом я заикался. Видимо, так эмоционально воспринял зловещие те налеты на Москву. Уже в эвакуации меня водили к какой-то бабке. И чего-то она там сливала. То ли, какой-то воск, то ли что иное. Молитвы надо мной читала. Давно все это было, а вот помню. Отец мой работал на ЗИСе. Очень боялся, что из меня бандит вырастет. И не без оснований. Я шкодливым пацаном рос. Но на счастье мое мы с Васей Лановым записались в театральную студию, и уже нам было с ним не до глупых проказ. Вместе мы сыграли главные роли в спектакле «Аттестат зрелости». За эту работу получили первую премию на Всесоюзном конкурсе художественной самодеятельности. Вася все деньги отдал матери, а я купил себе коньки и шарф».

После такого успеха решение поступать в театральное училище для Владимира было вполне естественным. В пятьдесят первом году он подал документы сразу в Школу-студию МХАТ, Щепкинское и Щукинское училища. Еще и в строительный институт. Так, на всякий случай.

Он попал в Щукинское училище, окончил его в 1956 году. Мамы к тому времени не стало, она не дожила и до пятидесяти. Так что на дипломный спектакль пришел только отец. Сын его играл такого подленького пацана со скверным характером.

Батя сказал, что роль плохая, но сыграна хорошо, и добавил:

«Вот теперь я за тебя спокоен. Не пропадешь».

По окончании училища Земляникин пробовался в Театр Советской армии. Он вроде и приглянулся там, но в итоге оказался в театре-студии киноактера. Снялся в мелодраме Василия Левина «Повесть о первой любви». Потом была картина «Дом, в котором я живу», вышедшая на экраны в 1957 году. На международном кинофестивале в Брюсселе она получила один из главных призов – Премию Генерального комиссариата ООН. В нем впервые снялась Жанна Болотова.

Многие из тех, кто делал «Дом, в котором я живу», были фронтовиками – режиссер Яков Сегель, оператор Вячеслав Шумский, актер Евгений Матвеев. Но Володя среди них не затерялся. Наверное, фильм получился таким пронзительно искренним в том числе и поэтому.

По замыслу режиссеров главный герой фильма Сережа Давыдов должен был стать для зрителей своим парнем, человеком, которого можно встретить в любом дворе. Для кинопроб пригласили восемь актеров. А чтобы найти актрису на роль Гали, режиссеры даже дали объявление в газету. Конкурс получился еще тот. Школьницу Жанну Болотову отобрали из нескольких тысяч девушек. Некоторые зимние сцены снимали летом. Заливали двор специальной пеной, похожей на снег.

Многие думают, что в фильме показан настоящий московский дом. На самом же деле специально для съемок была построена декорация. Крышу, на которой Сережа и Галя тушат зажигалки, сделали на студии имени Горького. Во время работы над этим эпизодом Земляникин сорвался с нее. Его в последний момент успели поймать ассистенты.

В другом эпизоде актер уже сам выступил в роли спасителя. Снимался эпизод возвращения. Появляется Сергей, ему машут, зовут. Он делает то же самое и вдруг замечает мальчонку, стоящего на трамвайных рельсах.

Владимир рванулся мимо камер и выхватил бедолагу буквально из-под колес. Резко затормозивший трамвай сбил Земляникина, отбросил его на несколько метров. Впоследствии одна газета вышла с заголовком «Подвиг артиста».

После этого знакового фильма Владимир Земляникин стал настоящим любимцем публики. Открытку с его изображением можно было купить в каждом киоске «Союзпечати». Порой ему непросто было пройти по улице. Особенно докучали молоденькие девушки.

Одной из них – Любе Лифенцовой – посчастливилось. Она вышла замуж за любимца публики. Однако через пять лет они разошлись. Люба стала женой Олега Стриженова, а Володя продолжал сниматься в кино. Картины у него следовали одна за другой: мелодрама «Солдатское сердце», киноповесть «Улица молодости», комедии «Неподдающиеся» и «Черноморочка». Фильмы эти простоватые, незатейливые и наивные, но молодежи они безумно нравились. Земляникин стал для сверстников по-настоящему своим парнем – солдатом, шофером, соседом.

На экране он жил как все, так же любил, страдал, нисколько не рисовался, не жеманничал и не толкал пропагандистских речей. Да, он был как все, только чуть-чуть симпатичней и добрее других людей. Именно таким воспринимал его и мой герой.

Я уже говорил здесь о похожести Ланового и Земляникина. У них на самом деле наблюдалось много общего в характерах, поступках и даже в мыслях. По логике вещей они должны были отталкиваться, как ядра атомов с одинаковыми зарядами. Однако в жизни происходило обратное. Василий Лановой дополнял Владимира Земляникина, и наоборот. Полагаю, что временами эти неотразимые красавцы даже друг другу завидовали. Это нормально, дело житейское. Но у обоих хватало мозгов на то, чтобы видеть дальше собственного носа, трудиться в профессии с полной отдачей, не отвлекаться на докучливые мелочи, типичные для обывательской психологии. Испытание славой – на самом деле большая и серьезная проблема. Многим людям бывает под силу пройти огонь, воду, но они непременно споткнутся на медных трубах. Ланового и Земляникина их глас, слава богу, не оглушил.

В 1959 году Владимир Земляникин пришел в театр «Современник». Кстати, по совету и даже по настоянию Ланового. Василий всегда твердил, что сниматься в кино не только можно, но и нужно. А вот работать актер должен только в театре. Под крылом у Ефремова Земляникин сыграл что-то около полусотни больших и маленьких ролей, всяких эпизодов.

Он опять женился. Его второй избранницей стала журналистка Людмила Егорова, не написавшая, кстати, о своем популярном муже ни единой строчки. Зато прожили они в любви и согласии более трети века.

Уходя из «Современника», Ефремов не позвал с собой Земляникина. А тот просить за себя не мог, да и не умел.

Надо же, как раз в те самые времена случилась у Владимира Михайловича настоящая жизненная катастрофа. Врачи поставили ему диагноз: открытая форма туберкулеза. Одними лекарствами справиться с такой болезнью заведомо невозможно. Нужны сила воли, фантастическое, нечеловеческое желание жить, настоящий мужской характер. Земляникин продемонстрировал все эти качества себе и миру.

Вот вам, дорогой читатель, почти весь ответ на вопрос о том, почему Владимира Михайловича и Василия Семеновича связывала более чем семидесятилетняя дружба. Они оба – настоящие мужчины.

Земляникин боролся со своей болезнью отчаянно, истово, бесстрашно. Бегал трусцой, занимался всякими упражнениями, мучил себя диетами, не терял веры и в конце концов победил, вернулся на отечественный экран.

Правда, теперь его герои чаще всего оставались на втором плане, как, скажем, в сериале «Следствие ведут знатоки». Но все равно нельзя не подивиться самоотверженности этого большого русского актера, сумевшего превозмочь себя и сняться более чем в полусотне известных отечественных фильмов. Среди них «Вечный зов», «Большая перемена», «Небо со мной», «Из записок Лопатина», «Особо важное задание», «Битва за Москву», «Дополнительный прибывает на второй путь», «Марш Турецкого», «Завещание Ленина», «Псевдоним Албанец».

Жил Владимир Михайлович скромно, никогда не участвовал ни в каких телевизионных тусовках, не порывал человеческих связей с другом юности Василием Лановым. Вырастил дочь, которая тоже пошла по его стопам, стала актрисой. Еще Елена Владимировна, ставшая Крылатовой, преподает актерское мастерство и поет на эстраде. Она подарила отцу аж три внучки. Все они были его любимицами до самой смерти, случившейся на восемьдесят третьем году жизни. В собственный день рождения!

Василий Семенович ежегодно 27 октября бывает на могиле друга, покоящегося на Бабушкинском кладбище столицы.

В поисках себя

Призвание можно распознать и доказать только жертвой, которую приносит ученый или художник своему покою и благосостоянию, чтобы отдаваться своему призванию.

Л. Толстой

Школьные годы Васи Ланового протекали на удивление спокойно и безоблачно. Он обладал крепкой памятью, учился легко, без всякого напряжения и в конце концов окончил среднюю школу с золотой медалью. С учетом многолетних занятий в театральной студии будущее моего героя прорисовывалось довольно четко. Он станет артистом.

Но не все было так вот просто. Где-то в пятидесятом году его судьба запросто могла заложить вираж немыслимой крутости. Однажды школу № 500, где учился Лановой, посетили самые настоящие пилоты-фронтовики. Они так интересно рассказали о своей романтической профессии, что весь тогдашний седьмой класс, включая даже девочек, решил податься в небо. Однако сталинские соколы, оказавшиеся преподавателями летной школы, провели тщательное тестирование ребятишек и остановили свой выбор только на двух учениках. Одним из них оказался Василий. Недолго думая, он собрал необходимые документы и отнес их в школу. Таких начальных учебных летных заведений в стране тогда насчитывалось более полусотни.

Сергей Львович Штейн узнал о решении Ланового случайно. Этот человек, обычно сдержанный и слегка ироничный, буквально взорвался от негодования, потом поехал в летную школу и забрал документы своего любимца.

«Ты еще слишком юн, чтобы решать самостоятельно такие судьбоносные вопросы. К тому же у тебя премьера на носу», – заявил он.

Как раз тогда в студии полным ходом шла подготовка спектакля Лии Гераскиной «Аттестат зрелости», где Лановому поручили главную роль Валентина Листовского. Спектакль получился более чем удачным. Студийцы объездили с ним десяток крупных городов Советского Союза. На Всесоюзном конкурсе самодеятельных театров их работу отметили первой премией. Василию, исполнителю главной роли, досталось 500 рублей – месячная отцовская зарплата. Юноша, не задумываясь, отдал деньги матери, и та закупила обновки его сестрам Людмиле и Валентине.

Через три года на «Мосфильме» режиссер Татьяна Лукашевич поставит фильм «Аттестат зрелости». В нем снимутся такие известные советские актеры, как Вера Карпова, Вадим Грачев, Александр Суснин, Татьяна Пельтцер, Лев Борисов, Леонид Галлис, Владимир Кенигсон, Владимир Емельянов, Владимир Андреев, Геннадий Ялович. Из студии в фильм попадут только Василий Лановой – Листовский и его одноклассник по сюжету Владимир Земляникин.

В год смерти Иосифа Виссарионовича Сталина Василий Лановой заканчивал десятый класс. Ему исполнилось 19 лет – возраст, как говорится, вполне подходящий для самоопределения.

Поначалу юноша никаких сомнений не испытывал. Конечно же, надо подаваться в артисты. Он так и сделал, отнес документы в Театральное училище имени Щукина. На предварительном просмотре Василий читал отрывки из «Тараса Бульбы», «Войны и мира» и стихотворения А. С. Пушкина, хорошо отрепетированные еще в студии. Скажу без преувеличения, он делал это блестяще. Подтверждением тому служит статистика. Из полутора сотен абитуриентов приемная комиссия зачислила в училище без всяких экзаменов только двоих: Ланового и Кюнну Игнатову.

Казалось бы, вот она, жар-птица, уже в твоих руках! Но коварная затейница судьба нашептывала юноше:

«Постой, не торопись. У тебя же золотая медаль. Да ты с ней двери любого вуза страны ногой открыть можешь. К примеру, МГУ, журфак. После его окончания весь мир будет у твоих ног. А театр, это ведь так, баловство одно».

Разумеется, это авторские фантазии. Но они простительны хотя бы потому, что мне точно известно, как терзался в своих размышлениях относительно собственного будущего мой герой. Он так истязал себя этой проблемой выбора, что не выдержал и побежал за советом к Штейну.

Здесь как нельзя кстати будет старый анекдот.

Приезжает корреспондент в горный аул и спрашивает у пастуха:

– Скажите, а сколько шерсти можно состричь с одного барана?

– С какого, белого или черного?

– Ну, например, с черного.

– С черного будет три кило шерсти.

– А с белого?

– Тоже три.

Дотошный корреспондент продолжает:

– А сколько молока можно надоить от одной овцы?

– От какой, белой или черной?

– Положим, от черной.

– Два литра.

– А от белой?

– Тоже два литра.

Заметно пригорюнившийся газетчик уже больше на автомате, чем с интересом продолжает:

– Скажите, а сколько травы съедает баран в сутки?

– Какой, черный или белый?

– Ну, пусть черный.

– Черный съедает пять кило травы.

– А белый?

– Тоже пять.

Писака, уже нервно подергивающий левым глазом, решает задать последний вопрос:

– А сколько мяса получится, если зарезать одного барана?

– Какого, белого или черного?

– Да белого, черт подери!

– Если белого, то пятнадцать килограммов.

– А если черного?

– Тоже пятнадцать.

Корреспондент выходит из себя:

– Да что же вы мне голову-то морочите: белый – черный, черный – белый?! Ведь между ними же никакой разницы!

– Ну почему же. Ведь все черные барашки мои.

– А белые чьи же?

– Тоже мои.

Очень похожим на этот бородатый анекдот получился и разговор Ланового со Штейном:

– Сергей Львович, я хочу стать журналистом.

– Очень хорошо, Вася.

– Или мне все-таки податься в актеры?

– Тоже будет неплохо.

Штейн был мудрым и дальновидным педагогом, от которого мой герой перенял так много, что какому-то измерению или вычислению эти приобретения не поддаются. Семиклассника Ланового он полагал нужным удержать от опрометчивого поступка, продиктованного всего лишь юношеским задором. Взрослого человека не счел возможным направлять по своему усмотрению. Кроме всего прочего еще и потому, что знал и твердо верил: Василий все равно станет актером. Природа свое возьмет. Но свою судьбу он должен выбрать сам.