Текст книги "Счастью равная даль. 2 книга"

«Этому мальчику две тысячи восемь лет…»

 
Этому мальчику две тысячи восемь лет,
Семь полных месяцев
                               и двадцать четыре дня.
Этот мальчик зажигает свет
И прибавляет в лампе живого огня.
Расширив глаза, затаив дыханье,
Смотрит на лампу,
                        на огонь и его колыханье.
Томительно смотреть,
                           как чужая душа трепещет.
Близятся сумерки.
Наступает дождливый вечер.
Мальчик берёт лампу,
                       выходит на прохладную улицу.
Прохожие мимо бегут,
                     от дождя проливного сутулятся,
Холодно телу,
                душа где-то теплится в пятках.
Обегают мальчика,
                    надоел им мальчишка порядком,
Пристаёт каждый вечер
                            с одним и тем же вопросом:
«Рожь будем сеять сегодня
                        или всё же посеем просо?»
Глупый мальчик,
                     а может, больной, приставала,
Сеять рожь по асфальту?
                                  Такого ещё не бывало.
Да и лампа зачем ему?
…Но случилось чудо!
Утром двадцать пятого дня
                                      неизвестно откуда
На улицы вышли комбайны
                         и занялись первым прокосом.
Рожь колосится!
Прохожие к мальчику с новым вопросом:
– Кто посеял? Когда?
Как успела заколоситься рожь?
– Так ведь дождик же шёл,
                        благодатный небесный дождь!
 

2008

«Это было давно…»

 
  Это было давно.
  В раннем детстве моём.
  Пчёлка влетела в окно.
  Стала кружить над огнём
  Мирно горящей лампы.
  И обожгла себе лапки.
  Крылья свои обожгла.
  И упала на скатерть стола.
  «Сколько на свете зла!» —
  Мама мне тихо сказала,
  Пчёлку ладонью смела.
  А та вдруг острейшее жало
  В мамину ткнула ладонь.
  Мама лишь вскрикнула: «Ой!»
  В лампе потух огонь.
  Стало темно-темно.
  Хлопнуло ставней окно.
  Звёзды на небе померкли,
  И всё погрузилось в лоно смерти.
  И ветер ужаса прошелестел
  И душу мою ненароком задел.
  «Успокойся, сынок, – мне мама сказала,—
  Это всего лишь пчёлкино жало».
  Был я тогда ещё глуп и мал,
  Многое в жизни не понимал.
 

2005

«Если во сне бутылку водки…»

 
Если во сне бутылку водки
                                    выхлестать залпом,
Плюнуть с раздражением
                          на приблизившийся потолок,
Выйти на балкон, закурить
                              и долго смотреть на запад,
То можно увидеть не только запад,
                                                   но и восток.
 
 
Всё это, конечно, весьма и весьма
                                                  любопытно:
Запад – чернеет, желтеет восток,
                                     ну а север – грустит.
И никому не понятно, где же собака зарыта,
Ясно лишь:
   чёрный снежок так же, как белый, хрустит.
 
 
Да и какая мне разница: белую пить
             иль прикрашенную спелой малиной,
С мягкой блондинкой лежать
       или по смуглым пространствам елозить,
Главное – вовремя смыться
                     и стать или прахом, иль глиной,
Иль на сковородке поджариться,
                       при этом свой нос обморозить.
 
 
Но и этого есть поглавнее:
                       куда б мы с тобой ни спешили,
Там уже кто-то был
          и переговоры вёл с мировой закулисой
О переименовании полюсов Земли.
Вот они и решили:
Всё оставить, как есть.
Так что пора просыпаться с мордою кислой.
 

2009

«Листва шуршит за шифоньером…»

 
Листва шуршит за шифоньером,
Скребутся мыши, дождь идёт,
И осень красным пионером
В лодчонке времени плывёт.
 
 
Есть в жизни множество примеров
Любви осенней… Жизнь права
И в том, что мало шифоньеров,
За коими шуршит листва.
 
 
Всё чаще водка иль заначка
Пылятся в сетях паутин,
Иль соли пятилетней пачка,
Или влюблённый гражданин
 
 
В твою жену… Не то печально,
Что он влюблён в твою жену,
А то, что пошло изначально
Он признаёт свою вину.
 
 
А в чём вина? В любви безмерной?
Но ты винишь его за то,
Что он, подлец, за шифоньером
Почти одет в твоё пальто,
 
 
Висящее в том шифоньере…
Ты открываешь шифоньер,
Надев пальто, шагаешь в вере,
Как на линейку пионер!
 
 
И лишь за каменным барьером
Реки прислушаешься вдруг:
Листва шуршит за шифоньером,
Летит и падает вокруг.
 

2009

Одинокая бабушка

 
Вышла бабушка на балкон.
На балконе было сыро.
Открыла бабушка флакон,
Отломила кусочек сыра.
 
 
Из горлá хлобыстнула грамм двести,
Крякнула, закусила сыром.
Посидела, подумала. И на этом же месте
Отошла в мир иной. С миром.
 
 
Хорошая была бабушка: жила,
                                 никому не мешала.
Через неделю приехавшая «скорая»
                                                    подытожила,
Что если б вместо сыра съела кусочек сала
И вместо водки молоко пила,
                                         то ещё бы пóжила.
 

2009

«Бывает и так: выйдешь на улицу…»

 
Бывает и так: выйдешь на улицу,
                                 когда там тебя не ждали,
И отправишься в магазин,
                      где тебя всегда ждут.
Лето в разгаре!
Вот и решил купить лёгкие сандалии,
Которые, согласно гарантии,
                                  пальцы совсем не жмут.
 
 
Купил.
И в обнове шагаю по проспектам и скверам.
Легко мне шагается у мира всего на виду.
В пример всем живущим,
                           пребывающим в полумерах,
Шагающим в полуботинках,
                                   в сандалиях новых иду.
 
 
Вот так и свершаются революции:
                                     плюнет кто-то налево
С дура ума, когда все направо плюют,
И зашуршит муравейник,
                   и с песней «товарищи, смело…»
Не только соседи по дому —
                              народы в шеренги встают.
 
 
Затем – гильотина, реакция, бунты,
                                         террор и так далее.
И старая гвардия пущена новой в распыл.
Газеты пестрят заголовками:
                         «Во всём виноваты сандалии
И тот, кто сандалии эти купил».
 

2009

«Вот и река покрылась льдом…»

 
Вот и река покрылась льдом,
                                         и чего бы это ради?
Вчера ещё шумела волнами
                      на пролетающие по ней лодки.
Вчера и я улыбался,
               когда меня представляли к награде,
А сегодня хмур и замкнут,
             как ротик у целомудренной молодки.
 
 
А всё же приятно скользить по льду
                                          и думать о детстве.
При громкой награде это даже к лицу,
Не только мне, но и всем,
               участвующим в наградном действе,
Ведущим награждённого к лавровому венцу,
 
 
Словно на казнь.
И я помню, что на сцене я чуть не падал
И пытался сдёрнуть с головы
                            окровавленный венец,
А сегодня скольжу,
                       как самая последняя падла, —
Ни стыда, ни совести,
                     ни слезинки покаяния наконец.
 
 
Помню, вчера
            я руки в страхе прикладывал к векам,
Словно у бездны самой, на самом её краю.
Как же легко скользить
                           по тонкому льду и кумекать,
Что хорошо и то, что всё это я сознаю.
 

2009

«Неуютно сидеть на мокром мостке…»

 
Неуютно сидеть на мокром мостке
                        и смотреть на вертлявую воду
Реки, загулявшей на старости лет,
Жизнь вспоминать и проклинать
                  данную мне в ощущенье свободу
Тоже на старости лет. А свободы-то нет!
 
 
Но есть ощущенье её,
                       и оно обдувает озябшую душу,
И не только душу, но и то,
                                     чем на мостке я сижу.
Вертится на языке, как водица в реке:
«Я не струшу!
Я за эту свободу всю им мерзкую правду
                                                            скажу!»
 
 
Толку-то?!
Ну, послушают, снисходительно вдруг
                                                         пожалеют,
Бросят камешек в речку,
                             с народом, мол, мы заодно.
Я бы тоже мог так, но не смог, не умею,
Мой-то камешек скатится смирно на дно.
 
 
Не поднимет он мути
                      и волны не вздыбит – опустит
Сам себя потихоньку,
                              к подводному ляжет кусту
И смешается с жизнью другой
                                        без печали и грусти,
Я вздохну и свободу свою навсегда обрету.
 

2009

«Когда тебе за шестьдесят…»

 
Когда тебе за шестьдесят
                               и разум не ходит налево,
Да и не только разум —
                            размеренна жизни нить.
Утречком выйдешь на улицу —
                                 разрубишь сухое полено
И, как ребёнок малый,
                              куски хочешь соединить.
 
 
Так и играешь весь день
                           в мыслях о юности, детстве,
Ищешь любимую ложку,
                                   а ложка в твоей руке,
Думаешь, что сериалы смотришь,
                                            а это – вести,
Думаешь, пса прогуливаешь,
                                     сам же – на поводке.
 
 
Старость! Но сдерживает что-то всё же
Сделать глоток последний
                                  из жизненного ковша —
Это с минуткой каждой
                               становится чище, моложе,
Ближе к высокому небу,
                             дальше от будней – душа!
 

2009

«Вот и дача очнулась от зимней спячки…»

 
Вот и дача очнулась от зимней спячки.
«Пора сезон открывать!» —
                       намекает, смотрит пристально.
А у меня ни копейки в кармане,
                                          ни верной заначки,
Весь в долгах как в шелках,
                    так что жди появления пристава
Или Полануера,
                        что не совсем одно и то же, —
Безработный он нынче,
                        найдёныш гремучего кризиса.
Да и ноги болят у него,
                                   что уже никуда негоже,
Обе болят, а у меня одна
          при длительном хождении
                                             капризится.
Старость ко всем подкралась:
                к Полануеру, мне, и стране, и даче.
Шагаем по кромочке,
                             а кромочка – узкая, узкая.
Полануер, наверное, выкарабкается,
                                                а как же иначе,
У него в жилах кровь еврейская,
                                 а у меня – белорусская.
Правда, дачу построил он мне,
                         ах, какая получилась дача —
Красавица! А вся ведь из старого кирпича.
Пора сезон открывать, и, не судача,
Звонить Полануеру, и ехать в машине,
И чувствовать тепло дружеского плеча.
 

2009

«Ну и жара…»

 
Ну и жара!
Тень спрятаться спешит
В тени под лопушистым вязом.
Решетчато штакетником прошит,
Вьюном, словно бинтами, весь обвязан
Наискосок малинник возле бани
И светом, словно картами, шуршит.
Немыслимо, чтобы с такой вот рани
Уже свинцовым воздух стал и грани
Его были видны невооруженным глазом.
Но мы с женой уже стоим под вязом.
 
 
Ключ потеряли дачный, как назло,
Колюче усмехается стекло
Оконное, и ослепляет светом,
И подморгнуть пытается при этом.
Ключи всегда теряются весной —
Весна благополучно миновала.
Но – чтобы летом знойным?! Запасной
Ключ не закажешь – нет оригинала.
Мы тут же плюхнулись, распаренные разом,
На свянувший ковёр травы под вязом.
 
 
Стекает пот с лица единственно прохладный,
Приезд на дачу вышел нам накладным —
Дверь не откроешь в домик, где счастливо
Рядок бутылок прохладительного пива
В зените раскалившегося дня
Ждёт не дождётся в холодильнике меня.
Они душой моей не позабыты,
Они росой холодною покрыты,
В них кровь бурлит, в них жизни ток —
Хотя б глоток, хотя б один глоток!
Уже мостится солнце к нам под вязом,
На двери смотрит жаждующим глазом.
 

2011

«Осень холодная пала на землю мою…»

 
Осень холодная пала на землю мою,
Сеется с неба крупа на луга и на пашни,
В лёгкой фуфайке под ветром сквозящим
                                                            стою,
День провожаю в дорогу вчерашний.
Подзадержался он, мой искуситель, в душе,
С ним вечерком нам пришлось помотаться.
Ну а теперь вот на зябком крутом вираже
Долго прощаемся,
                     так и не можем расстаться.
Много ли выпито было, сказать не могу,
Всё потому, что припомнить я это
                                                   не в силах.
Помню лишь: в дружеском тесном кругу
Нас в день грядущий слегка заносило.
Вот и стоим на дороге, как два дурака,
Смотрим друг другу в глаза
                                с пониманьем, участьем.
И день сегодняшний нам говорит свысока:
«Ладно ужо, чуть замедлюсь, прощайтесь…»
 

2011

«Если взять земной шар…»

 
Если взять земной шар
И разрезать на две равные половинки,
Из них выпустить пар
Негодования
И приблизить друг к другу
Их сгорбленные спинки,
То получится суровое подобие
                                      выпученных глаз
Или без химической начинки
Ягодицы перезрелой блондинки
Без трусиков и прочих прикрас.
В выпученных глазах
Отразятся суетящиеся люди.
На ягодицах, в складках-пазах —
Жирные ленты рек
И горы кропотливых буден.
И только на их «переносице»
Будет то, что этой даме очень хочется.
Может, всё это
Кому-то покажется вздором и срамом,
Ну, а сколько же можно издеваться
Над бедным земным шаром?!
Как на Азию Европу,
Натягивать его глаза на попу
Блондинки с художественным загаром.
 

2011

«Что вздыхаешь, мой друг…»

 
Что вздыхаешь, мой друг?
Снова ангел тебя разбудил?
Врёшь, лгунишка, то мысли тебя одолели.
Ни за что ни про что
Ты вчера человека убил —
Словом сердце рассёк
И на душу нагнал снеговые метели.
 
 
А теперь вот винишься, отводишь глаза.
И куда это спесь твоя делась?
Ведь вчера ты глазами сверкал, как гроза,
Даже скатерть от них загорелась
С сигаретой дымящейся… Тут же её
Затушили, ну что ты бормочешь —
Это мелочи. Вот в человека копьё
Слов поганых твоих не воротишь.
 
 
Слово не воробей. Его – не пожалеть,
И копьё не вернуть – поздновато.
Оно будет всю жизнь твою дальше лететь
И пронзит твою спину когда-то.
 

2011

«По велению высшему…»

 
По велению высшему
Всем девятым классам
                        купили по футбольному мячу.
В каждую аудиторию первоклашек
                   притащили пудовые гири.
В учительской,
        размерив по углам, установили каланчу,
Прыгайте в воду, директор,
                                 махайте руками пошире!
Пришлось убрать, конечно,
                                 стенку соседнего класса,
Зато бассейн получился
                      широкий, зеркальный и с эхом.
Да и не нужна она, аудитория, —
           выгнали из школы ботаника-ловеласа,
Любителя малолеток,
ему теперь мерить тюремный дворик пехом.
Отменили черчение, математику,
                  иностранные языки и литературу,
Всё отменили,
кроме физкультуры и собирания металлолома.
И что самое удивительное,
                         и на дом задают физкультуру,
Дураки, да и только:
    кто проверит, чем занимаются дети дома?!
 

2011

«Сверкает на ладони отзывчивое зеркало…»

 
Сверкает на ладони отзывчивое зеркало,
И в зеркале – весь мир и в центре мира – я!
Оно – «Гляди в глаза!» —
                           всю жизнь мне исковеркало,
Смеялось надо мной, кусало как змея!
 
 
Оно мне в тьме ночной высвечивало душу,
В ней шарило, как вор, по тёмным закуткам:
«Ты настоящий – здесь! —
                                 Трясло её как грушу. —
Ты настоящий здесь, а выдуманный – там!
Там, предо мной, ты просто – отраженье
Того, что есть во мне, а не в тебе, мой друг.
Так будь поснисходительней,
                                         имей же уваженье
И не роняй меня нечаянно из рук».
 

2011

Письмо внучки бабушке

 
«Здравствуй, бабушка!
На нашей улице
                     «Зады красных милиционеров»
Живёт один тип с очень симпатичным
                                                        лицом.
Так вот:
Он вчера три часа продержал меня
                                                  под прицелом,
Учил меня нравам, а к вечеру стал мне
                                                          отцом.
Оказывается,
       они давно крутили с мамой шуры-муры,
Боялась мама,
               что я на их женитьбу не соглашусь.
А какая мне разница,
                          что у этой престарелой дуры
Чувак будет ёрзать в кровати,
                                         как на гусыне гусь.
Ко мне вон тоже Витька заглядывает
                                                       вечерами,
Побултыхаемся на раскладушке,
                         а к полночи расстаёмся легко,
Оставлять на ночь опасаюсь —
                          все в семье его были ворами,
А яблоко от яблони откатывается недалеко.
Школу я бросила, нынче я вся при коровах,
Сиськи им дёргаю в хмурой предутренней
                                                                тьме.
Ну а ты как живёшь? Не болеешь? Здорова?
Как там наш дедушка, вышел
                                      иль снова в тюрьме?»
 

2011

«Хочу сказать пару слов…»

 
Хочу сказать пару слов
                    о расслоении в нашем обществе,
Хотя правдивые слова я вряд ли найду.
Одни – парят высоко,
                   где флаг российский полощется,
Другие низенько сидят,
                   аж седалище примерзает ко льду.
А я-то где?!
Хорошенько подумать, то меня как бы и нету,
Вычеркнут даже из списков голосования,
                                          нагоняющих тоску.
Вот и тянется палец
                к незаряженному пистолету,
А пистолет,
        как и положено, тянется дулом к виску.
 
 
Всё это напоминает
       обоюдосогласные игры в кошки-мышки.
Интеллигенция из народа —
     как бельмо на глазу для демократической
                                                             власти.
«Нате кусочек! Издавайте, поэты,
        свои партизанские книжки.
Вы супротив?
        Вот вам и гонорар, и закуска, и сласти».
 
 
Нет, нас не покупали,
                              мы сами купились на это,
Взамен нас причислили к среднему классу,
                     как и всю нынешнюю культуру.
Но – Пушкин?! Но – Лермонтов?!
                          Но – звонкое званье поэта?!
…Ну, это я так, для важности пущей, сдуру!
 

2011

Несовместимое

 
«До основанья!» —
                  решило партийное собрание.
До основанья и разрушили страну,
                                   прикрывшись народом.
Но так и не построили
                              коммунистическое здание,
А Рим до сих пор пользуется
                     доисторическим водопроводом.
 

2011

«Вчера…»

 
Вчера
В семь часов двадцать четыре минуты утра
В дверь постучали. Я глянул в глазок.
                                         Женщина в белом:
– Знаете, милый, вам собираться пора,
Хватит вам мыкаться в этом чаду оголтелом.
 
 
– Вы заходите, что ж вы так сразу, с наскоку,
Надо побриться мне да и понять, что к чему.
Вроде бы я не готов именно к этому сроку,
Да и не скучно мне в мире блуждать одному.
 
 
– Нет, ошибаетесь, я всегда рядом с вами
                                                            бывала,
День и ночь мельтешила за вашей спиной.
И след в след по дорогам за вами ступала,
А теперь вот хочу, чтобы вы зашагали за мной.
 
 
– Дайте мне покурить напоследок.
                                    Эх, спички промокли.
Вы б сходили за спичками,
                                   вы ведь всегда на ходу.
– Я схожу. Только знайте:
                              наступят жестокие сроки,
Звать начнёте меня, умолять. Не приду.
 

2011

«Выпили. Крякнули…»

 
Выпили. Крякнули.
                          Занюхали корочкой хлеба.
По новой налили. Разговорились.
Один из нас и изрёк как пророк:
«Хотите,
   я сейчас заброшу сапог в российское небо,
А вернётся золотом и бриллиантами
                                             набитый горшок.
 
 
За это и выпили.
И озаботились политической
                                         ситуацией в Каире,
Опыт наш партизанской борьбы
                                  там бы мог пригодиться.
План надо срочно разработать.
                              Ночью. В тёмном сортире.
Но перед этим три месяца никому
                                                  не бриться.
 
 
Снова налили. И снова. И снова. И снова.
Очнулись дня через три
                                  у Геракла на сеновале.
Жена забрала детей и ушла.
                Ревёт в хлеву неподоенная корова.
Свет отключили за неуплату.
            Что ж, как всегда, хорошо погуляли…
 

2011

«Снег упал неожиданно…»

 
Снег упал неожиданно.
Много выпало снегу – с чайную ложку.
Вот оно, первое наше
                             автомобильное счастье! —
Снегоуборочная техника
           упёрлась взглядом в снежную крошку:
«Как же убрать эту кроху,
           развалившуюся на проезжей части?!»
Машины столпились,
                            в морду чихают друг другу,
Дальний свет превратился в ближний,
                                       роднее – нету.
Гаишник свистком и матом
                                    покрывает всю округу,
Последний автомобилист в ряду
         задним ходом решил обогнуть планету.
И, ясное дело, свернул себе шею, ключицу.
Демонстранты требуют
                           правого хода без светофора
И обзывают добропорядочную нашу полицию
Поганым словом «милиция». Это —
                                             вершина позора!
Мэр подал в отставку,
                       но дума отставку отставила.
ЖКХ отчиталось о вывозке
            десяти миллионов кубометров снега.
И вдруг заблистало солнышко,
                            и снежная крошка растаяла.
Но я, на всякий случай,
         записался в кружок спортивной ходьбы
                                                              и бега.
 

2011