Текст книги "Счастью равная даль. 2 книга"
Автор книги: Михаил Зайцев
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
«Ветер с морозцем, мороз с ветерком…»
Ветер с морозцем, мороз с ветерком,
Словно свинцовые пули,
Душу мою обожгли прямиком,
Выстудили и продули.
Холодно ей, моей грешной душе,
Тихой, послушной, влюблённой…
Вот она тянет ручонки уже
К белой берёзе и клёну.
Просит согреться у них и у тьмы,
Просит у света, у просек,
Просит у злой морозящей зимы,
А у людей – не просит.
2011
«На душе вдруг станет тяжко…»
На душе вдруг станет тяжко,
Я – в машину! Еду!
Ну, встречай меня, Лебяжка!
Улыбайся деду!
Ах, Лебяжка, ах, поляна,
Ты – как девица, румяна!
Был когда-то я гусар,
А теперь, как видишь, стар.
Но в жару и в холода
Ведь душа-то молода!
Молода моя душа,
Да в карманах ни гроша!
Но, даст Бог, я дом построю
Здесь и ставенки открою,
Двери свету отворю,
«Будь как дома!» – говорю!
2011
«Не лебяжий пух, а тополиный…»
Не лебяжий пух, а тополиный
Падает, касается руки.
Я иду с головушкой повинной
Берегом петляющей реки.
С рыбкой золотой я не познаюсь,
Но душою к речке прикоснусь,
За свои деяния покаюсь,
За её деянья помолюсь.
Станет на душе светло и ясно.
Пух летит! Спадает в воду с плеч.
Пух летит! И всё вокруг прекрасно!
Как в душе всё это уберечь?!
2011
«С думой о Боге, с мечтою в груди…»
С думой о Боге, с мечтою в груди
Радостно мне по тропинке идти.
Мимо опушки, оврага, ручья…
– Кто там идёт?
– Это, милые, я!
Сладко и солнечно слышать в ответ:
– Что припозднился-то нынче, поэт?!
2011
Речка
Эта речка тем и хороша,
Что её улыбчива душа.
Возле речки в светлом доме жить,
Ни о чём особо не тужить.
Всю-то жизнь на реченьку смотреть
И в конце смиренно умереть.
У калитки во земле лежать,
Реченьку встречать и провожать.
2011
«Ранняя дорога…»
Ранняя дорога.
Сумрак. Тишина.
Но – душе с отрога
Вся земля видна.
Потому и рады
Мне рассвет и тишь
Гулкой эстакады,
Свисшей на камыш.
Ах, какое счастье
Оттолкнуться и
То взлетать, то мчаться
Краешком земли!
2007
«Рассвет постарался лесок раскроить…»
Рассвет постарался лесок раскроить
На полосы света:
Пчеле – над полоскою жёлтой роить.
Траве – зеленеть у кювета.
В ковыльное поле слетела зима.
Синеют за соснами тропки.
В глазах удивлённых – цветов кутерьма!
А в мире – сплошные потёмки!
2007
«Трещит мороз! В России Святки…»
Трещит мороз! В России Святки!
Душа полна восторга! И
Летят мне в рот не без оглядки
Со сковородки пироги!
Дружков призывен заоконный
Весёлый клич, насмешлив уж —
Вчера – жених и вот – законный
По всем статьям я нынче муж!
Жены венчальное колечко
Играет в отблесках огня.
И пироги летят из печки,
Находят вновь и вновь меня.
Я сыт по горло! Но для прока
Летит последний из огня.
…Жена, касаясь печки боком,
Глядит с прищуром на меня.
2007
«Эти семена душе ясны…»
Эти семена душе ясны:
Сею-вею по гряде редиску,
Словно шлю земле родной записку
О приходе солнечной весны.
А посеял – сразу же дожди
Многоточиями застучали,
Да и сердце в радостной груди
На задворки сдвинуло печали.
Ну, а в мире – тишь и благодать!
И в душе такой царит порядок,
Что до края света мне видать
С этих ровных увлажнённых грядок!
2006
«И лесов, и речек…»
И лесов, и речек,
Вёсен, зим и лет
Радостен, сердечен
Утренний привет.
И дорог, и тропок,
Километров, вех
То шумлив, то робок,
То чуть слышен смех.
Гляну: словно это
Свата встретил сват —
В полдень у рассвета
Погостил закат.
Гляну: по-над речкой
Гладью лёгких вод
В платье подвенечном
Облако плывёт.
Солнышко покато
Катится в кювет –
Вот и у заката
Погостил рассвет.
2006
Зимнее утро
Бабушка месит тесто
И на меня ворчит.
Детскому сердцу тесно,
Скучно сидеть на печи.
Клонится к свету сердечко —
Тянет простор пруда
Так, что чуть-чуточку печка
Сдвинулась тоже туда.
2006
«Погляжу в окошко – осень…»
Погляжу в окошко – осень
Занимается:
Есть не просит, пить не просит —
Улыбается.
И под солнышком прохладным
Зябко щурится.
Листья гонит по нарядным,
Чистым улицам.
И в окне моём лучится
Лаской ясною,
И рябиновой стучится
Кистью красною.
2005
«Когда любимого не ждёшь…»
Когда любимого не ждёшь,
Он тут как тут! В начале мая
Ворвался в сад весёлый дождь,
Листву водицей омывая.
Стою под деревом, гляжу
На облачко в просвете чётком,
Ладонью влажной провожу
По листьям, веточкам, по щёкам…
2005
Волна
То ль ей залило глаза?
То ль чудить пытается? —
Как бодливая коза,
В грудь мне упирается.
И плывущего меня
Силой сумасшедшей
Из непрожитого дня
Гонит к дням прошедшим.
Вдруг всей массой на меня
Рухнет всемогущей —
Из непрожитого дня
Бросит в день грядущий.
Свянет вдруг… В моих глазах
Гладь засеребрится,
И на место в небесах
Солнце угнездится.
2005
«Склонился хмурый бор…»
Склонился хмурый бор
Над озером, шумит.
У озера костёр
Чуть теплится, дымит.
Глаза слезоточат
Мои от дыма – всё ж
За поплавком следят,
Как и, наверно, ёрш,
Летящий на крючок,
Как и, чуть-чуть дыша,
На жале червячок,
Скакнувший от ерша.
2004
«Набегает с шумом пена…»
Набегает с шумом пена.
Ветер свищет над водой.
Пласт растрёпанного сена
Загибает над скирдой.
Молодой, хмельной, весенний
Всех поднял в высоку даль,
И реку, и скирды сена,
Никого ему не жаль!
…Вдруг – затих и добрым взглядом
Всем в глаза посмел взглянуть
И ко всем мостится рядом,
Мол, подвиньтесь-ка чуть-чуть.
1977—2011
«В печке пыхают дрова…»
В печке пыхают дрова.
Мне тепло, учу уроки.
Нажимаю на слова:
Даль. Дорога. День высокий.
Ах, морозец! За окном
Он с упрямством забияки
По стеклу скрипит пером,
Ставит солнечные знаки.
– Я – прочёл родную речь!
– Я – изрисовал окошко!
Грузно выдохнула печь:
– Я – согрела вас немножко.
1978—2011
«С рассвета до заката…»
С рассвета до заката
Колодками стучу –
Работа пимоката
Мне тоже по плечу.
Верстак пропитан шерстью,
Застрявшею в пазах.
Мамаевым нашествием —
Слёзы на глазах.
А папка за спиною
Прокашляет в кулак:
– Полегче – кислотою,
Ох, наказуем брак.
…Колхозный план почти что
Мы с папкою даём,
А сами вот в подшитых
Пимах домой идём.
1977—2011
«Против ветра мокрого…»
Против ветра мокрого
вдоль речушки маленькой
По зализам снежным волочусь домой.
Ветром снег сдувается, обметает валенки,
И в ковригу смёрзся ранец за спиной.
Первый класс, каникулы!
В табеле – пятёрки!
До села добраться б, ну а там…
А там
Оседлаю ранец да скачусь я с горки
На восторг и зависть местным пацанам.
Коченеют пальцы, мёрзнет подбородок.
Жаркие сугробы пухнут на пути.
Тяжелеют веки… Витька-одногодок
Подбегает: «Мишка, с горки прокати!»
1977
«Когда бежал вдоль огорода…»
Когда бежал вдоль огорода,
Не видел: у озябших слив
Спит беззащитная природа,
Устало голову склонив.
Не видел звёзд на небе чёрном,
Но видел свет перед собой.
И шторки с выбитым узором.
И дверь с горячею скобой.
Не помню, как вбежал, как рама
Блеснула, шторка отекла…
– Ты что, сынок?
– Мне страшно, мама!
Там кто-то есть!
– То ж я была…
1977—2011
«Здравствуй, Ахтуба-река…»
Здравствуй, Ахтуба-река,
Вот тебе моя рука!
Мы с тобой всегда поладим
Вместе радоваться глади,
И волне на вираже,
И спокойствию в душе.
По камням, лежащим сплошь,
Я – пойду, ты – потечёшь.
Всю-то жизнь шагать и течь
И природы слушать речь.
Так, твоя – в моей руке,
Мы исчезнем вдалеке.
2011
«Растеряла осень…»
Растеряла осень
Краски на холмах —
Солнце в строчку просится
Вместе погрустить…
Но не помещается
Солнышко в стихах,
Ну, уж больно просится —
Как же не впустить?!
1972
…Этому мальчиу две тысячи восемь лет…
«Спросонья деревья старые…»
Спросонья деревья старые
потягиваются, скрипя
Грубыми, с почерневшими сучьями,
сухими костями.
Скрипом, пропахшим прахом,
старость свою торопя,
Словно винясь, что зажились,
перед юными деревцами-гостями
Земли и неба.
Им, несмышлёным, ещё не понять,
Что означает
пространство меж землёю и небом,
Им ещё рано на старость и Бога пенять,
Им ещё жить не только водою и хлебом.
Им, ещё сильным, кудрявым и молодым,
Шарахаться под ветром
из стороны в сторону,
И спорить с ним,
и пускать ему в глаза дым
Превосходства
И веткой бить по севшему на них ворону.
Им, как изюм из булки,
выковыривать звёзды с небес,
А старикам таить в себе небеса непросто.
Им, молодым, ещё любоваться полем чудес,
А старикам
закуток на нём выбирать для погоста.
Грустно глядеться в озёра,
когда оказался седым.
Кроны выстраивать юным,
на зависть любому Растрелли.
Им, молодым, не понять,
что значит быть молодым,
Как старикам не понять,
когда же они постарели.
2007
«Ухнет в лесу сова…»
Ухнет в лесу сова,
с дерева шумно падая,
Цепким когтём сорвёт
мышь зазевавшуюся с земли.
Клювом продолбит ей голову,
думая: «А не падла ли я,
Раз перед смертью жертве
не спела: ой, люли, люли?»
Кровь в её жилах,
разбавленная кровью мышиной,
Вздёрнется сумрачным светом
ночного закона любви.
Сова, прировняв все долы
с широкой древесной вершиной,
Как в чёрной норе,
в дупле уснёт от избытка крови.
Во сне размеренном, сытом
она никогда не услышит,
А если даже услышит,
ей будет подумать лень,
Что маленькие мышата
и взрослые страшные мыши
Перегрызают корни у дерева
и близится солнечный день.
2007
«Ветер откинулся на спину…»
Ветер откинулся на спину,
Держит в зубах травинку,
Смотрит на мир вечерний,
На землю и небеса,
Где он бывал не однажды,
И сейчас залетел на побывку,
Где со своею душою соизмерял чудеса.
Как он любил потолкаться
Между людьми и Богом,
Как он любил подслушивать
Их непростой разговор.
Люди с мольбой во взгляде
Бога просили о многом,
Но чего Бог хотел от них,
Он не узнал до сих пор.
2007
«Можно пойти поперёк…»
Можно пойти поперёк
Проторённой дороги…
Но, скажите, какой в этом прок
Бить о камни тяжёлые ноги?
Голос не стали на нас повышать,
Было сказано: вам и решать —
Или потоку машин мешать,
Или (вдруг повезёт)
сесть на попутку
И на конечном пункте
оказаться через минутку.
Так-то оно так…
Но фраза «конечный пункт»
Слишком обречённо звучит,
Как сдержанный шарообразный звук.
Нам бы поехать туда, не знаю куда.
Нам бы рюмашку в пристяжку,
Да девицу в растяжку,
Да выловить из пруда
Рыбку золотую,
а лучше – золотого кита.
Но кита, говорят,
сожрала глиста.
А без золотого кита – жизнь не та,
Одна маета.
Так что поперёк не пойдём.
И прямиком не пойдём.
Здесь переждём.
2007
«За лесами, в которых живут…»
За лесами, в которых живут
простодушные звери,
За горами, на которых лежат
снежные шапки Мономаха,
Есть долина печали, неизбывной потери,
Придавившей своей тяжестью землю,
как плаха.
Ни людей, ни зверей там нет —
только их души!
И они равны меж собой и дружны,
как братья.
И они разговаривают
и рады друг друга слушать.
Это я говорю вам своей душой!
Да и зачем врать мне?!
Вот они и послали меня
сказать вам об этом.
И ещё велели сказать,
что меж вами проживает тайна.
…Не машите, пожалуйста,
перед моим лицом пистолетом,
Пистолеты иногда стреляют
совсем не случайно.
2007
«В мезозойскую эру я нé жил…»
В мезозойскую эру я нé жил,
Но ген мезозойский во мне пыхтит.
И даёт знать о себе, и нежит
Нежнее, чем современный хит.
И в будущих веках, как в чащах,
Я не блуждал, но ощущаю их
Острее зим и лет настоящих,
Любовий и ненавистей моих.
И время, в котором суждено умереть,
Не запомнит меня, но оно запомнит,
Как будет осенний лес гореть
Золотом листвы и светом уже заоконным.
2007
«Над листвой, покрытой росой…»
Над листвой, покрытой росой,
как гусиной кожей,
Осень в лодке плывёт,
конопаченной огненным летом.
Если б был я хотя бы
чуть-чуть помоложе,
Я ни капельки не загрустил бы об этом.
Но грущу, что старость
подкралась вечернею зорькой,
Правда, в старости есть
любопытная прелесть:
Ощущать, как ликует душа
под скорлупкою горькой,
Словно в детстве далёком,
мечтая, надеясь.
Потому
я течению жизни осенней послушен.
Знаю, знаю, зима подойдёт незаметно —
Поплыву,
никомушеньки вовсе не нужен,
К новым вёснам,
к нескончаемым зимам и летам!
2007
«В детстве любил я глядеть на закат…»
В детстве любил я глядеть на закат,
Сидя на берегу, подогнув колени,
Не понимая ещё, что я сын и брат
Жуткой вселенской радости и лени.
А когда закат
становился багряно-свинцов
И когда, проголодавшись,
я вспоминал о хлебе,
Озеро к небу приподнимало своё лицо
И растворялась душа моя
во всём, что мерцало на небе.
Пахнул печкой домашней
румяный небесный ломоть,
Я с домашним в руке
его сравнивал, мерил…
И смотрел мне в глаза,
улыбаясь, Господь,
И сходил с облаков потихоньку на берег.
2007
«Вырву нож из груди и…»
Вырву нож из груди и,
захлёбываясь гортанной кровью,
Скорчусь,
обопрусь о край уползающего стола,
И гляну на тебя
с жестокостью и любовью,
И палец к губам приложу:
«Ты не делал зла».
И ты, набрав воздуха в лёгкие,
облегчённо вздохнёшь,
Закуришь, опять поглядишь на меня
недоверчиво.
И носовым платком мою рану заткнёшь
И в милицию позвонишь:
«Тут один… опрометчиво…»
И приехавшая милиция
в составленном с моих слов протоколе
Отметит,
Всё понимая и узаконивая мою ложь,
Что была попытка
На самоубийство по собственной воле,
Что и подтверждают приятель
и окровавленный нож.
2007
«Утром проснёшься…»
Утром проснёшься —
душа ещё где-то витает.
Спустишь ноги с дивана,
чтобы в тапки худые попасть,
А душа тут как тут!
И платочком своим обметает
тапки стёртые,
Чтоб свою надо мной
не показывать власть,
А смиренье,
услужливость и почитанье,
Восхищённого взгляда
нежнейший вопрос,
Так и жди, что прошепчет:
«А ну почитай мне,
Что ты за ночь, мой гений,
в тетрадку занёс?»
Ах, лукавица, ей ли не знать,
сколько строчек,
Словно на поле бранном
безусых юнцов,
Полегло?
Восклицательных знаков,
отточий,
Рифм невиданных ране,
в конце-то концов?!
Искорёжено всё,
словно груда металла.
Только как не поднять
в удивлении бровь:
Вот же рифма —
душа мне всю ночку шептала
Гениально-бессмертное —
кровь и любовь!
2007
Герой
Если идти по дороге задом наперёд,
То можно перейти в итоге
речку немецкую вброд.
Польшу перейти, Сталинград
и поле, засеянное рожью,
Дать левака мимо родной,
незаметной в траве, деревушки,
Детство вдруг вспомнить,
И понуро шагать в Магадан по бездорожью.
…Так вот и выросли глаза
на зачесавшейся макушке.
И всё как бы стало на место.
И спешить никуда не надо.
Приказы все приняты.
Уже прокричала команда «Вперед!»
И никогда уже героя затерявшегося
не найдёт награда,
А будет всё как раз наоборот.
Героя смешают с грязью.
«Да и какой герой он,
Мальчишка семнадцати лет,
отродье кулацкое, крот».
И зашевелятся волосы,
и зашуршат на макушке роем.
Вот тогда он и пойдёт
искать правду-матушку задом наперёд.
2007
«Вспомнился мне…»
Вспомнился мне
удивительно радостный май,
Детство несытое,
с утренним лёгким туманом.
Только на старости лет я очнулся:
это был рай
С правдой житейской
и государственным обманом.
Помню быков запряжённых,
везущих детей в райцентр.
Все мы, детишки, притихли —
у каждого рубль в кармане.
Это же счастье: не знать,
что такое у. е. и цент,
С робкой надеждой и верой
спиной прислониться к державе.
Сидя в телеге скрипящей,
с галстуком выпятить грудь,
А заодно прикрыть заштопанную
мамой на рубашке прореху,
Тем и отметить
быками оттопанный путь,
Тем и отметить
державную поступь и веху.
Счастье возможно,
когда беззащитен и мал
И над тобой флаг багровый,
как птица, витает.
Счастье – что в детстве
я многое не понимал,
Горе – что в старости
этого мне не хватает.
2007
«Ветер ещё не проснулся…»
Ветер ещё не проснулся.
Солнышко землю толкает
В бок полегоньку: «Вставай!
Глянь-ка, речушка твоя
прямо в ладонь мне стекает,
Так что давай не зевай!»
Горы распрямили спины,
вытянув длинные шеи,
Смотрят за край горизонта,
ветра пока не слыхать.
Видимо, делят власть
со штормовым суховеи,
Дуть кому во все лёгкие,
ну а кому вздыхать.
Тишь. Тишина… Всем понятно,
что через мгновенье
Ветер задует, начнётся
в мире такой ералаш:
Землю обратно раскрутит,
горы падут на колени.
И на шедевр недописанный
скатится мой карандаш.
Вот и подуло! Но лёгким,
ласковым ветром подуло.
Солнце заулыбалось.
Речка журчит у дерев.
Горы взметнули вершины.
Я лишь один сутуло
Строчки мусолю, зная:
не получился шедевр.
2008
«Лето спешно листает…»
Лето спешно листает
прогретые солнцем страницы
Быстротечного времени,
мыслей о рае земном.
И ушедшие мама, отец
и друзей вереницы
Предо мной, виноватым,
винятся опять перед сном.
И от этого горше на сердце.
В заботах случайных
Я вниманьем не баловал
папу и маму живую мою.
Чаще вот с головою поникшей,
плечами
У могилы стою, и опять же —
так редко стою.
Здесь мне как-то спокойней,
как будто виднее.
Друг Данильченко вспомнился.
Знатным он был рыбаком.
Честным был человеком.
Кому же светлее,
Мне иль им,
запорошенным белым песком?
Всем, наверно, несладко.
Пустое – вздыхать и сердиться.
Жизнь есть жизнь,
В свой черёд кувыркнётся вверх дном.
Станет чёрною-чёрной
сожжённая солнцем страница,
Станут белыми-белыми
строчки о рае земном.
2008
«Старая, почерневшая от времени…»
Старая, почерневшая от времени,
лодка скользит по воде.
Вёсла сырые помнят
всех перевезённых поимённо.
Помнит их всех
каждый волосок у старика в бороде —
Рад перевозчик любому,
на всех он глядит влюблённо.
Вроде бы как безработный,
а нет ни секунды простоя.
Словом, конвейер, текучка,
времени нету зевнуть.
Кто же несчастлив в итоге,
если осенней листвою
Не заметает время
жизненный старца путь?
Вспомнить-то нечего —
старец с самого дня рожденья.
Вечность и та моложе,
старше его лишь сны.
Эк, если б воля его,
занялся б рыбы уженьем,
Знатные в этой речке водятся сазаны.
Это он знает точно.
Но обречённо, хмуро
Вновь окунает в воду вёсла,
глядит во тьму.
Вон она ждёт у берега,
смерть, эта мудрая дура,
Не прошептавшая на ухо тайну свою ему.
2008
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?