Текст книги "Сказка жизни"

…Дед Мороз проснулся. Кое-как разлепил глаза. Электронный будильник где-то в далеком углу большой комнаты ядовито-режущим зеленым светом показывал четыре-тридцать, но он сразу понял, что уже больше не уснет. «Еще пять часов до света, – подумал он, – Чертовы карлики со своим зимним временем…» Осторожно вылез из-под одеяла и почти на ощупь отправился на кухню.

Зажег лампу и тихонечко прикрыл за собой дверь. Вытащил из-под раковины пару разнокалиберных бутылок, осторожно наклонил. Капли жидкости стекали по стенкам мучительно долго, но граммов тридцать с обоих живоносных источников нацедить удалось. Тут же опрокинул. Через мгновение благостно обожгло пищевод. «Это алкоголизм, – сказал он сам себе, – Бессмысленно отрицать и отнекиваться, надо смотреть правде в глаза». Но потеплело. «Пойти, что ли, попробовать, может, вырвет?» – но тут же вспомнил, что не делал этого уже двадцать с лишним лет. По крайней мере, после спиртного. Осторожно вернулся в комнату. Глаза постепенно привыкали к темноте.

Все было не так. Развод, вылет с работы, запои, следовавшие один за другим почти без пауз, случайные заработки, разбитая подвеска и полетевшие «мозги» на оставленной ему бывшей супругой древней самобеглой коляске. Еще и сороковник ломился совсем некстати, и была ли там за ним жизнь – еще не было известно. И тут…

Глаза привыкли окончательно, и он снова посмотрел на Нее. Задумался – что же это было: нелепый каприз, случайная прихоть, или – указующий перст Судьбы?

Спящая Снегурочка была прекрасна. Волосы, разметанные, как водится, по подушке, слегка прикрытая грудь и так далее, все дела и остатки сказочного макияжа. А еще…

И неглупая ведь совсем. Нет, правда, как-то сразу завязалось и зацепилось, и никаких тебе нагоняющих дикую тоску «ситуационных комедий» – а сразу про то, что знаменитый бард и менестрель, нет, в свое время был хорош и практически бог, но со временем как-то незаметно испелся, а выдающий писатель – исписался, а откровенно и бесстрашно балансировавший на грани гениальности кинорежиссер – исснимался…

Да, а хата-то ее, это точно. Папаша-то вон, то ли «зам. пред.», то ли «пред. сов. дир.», то ли в самом сказочном совете какая-то шишка. Так, по виду-то – из организованных, но теперь вполне легализовавшихся и лояльных. Вон, точно – фотография с ним. И она, совсем еще маленькая, в бантах и с плюшевым медведем… да она тебе в дочери годится! Да, при определенном раскладе – и могла бы… Отцу-то так, если навскидку – максимум сорок пять, видно, что в форме мужчина, и вон уже какой, а ты? Неудачник, актеришко второго плана, жалкий клоун на сезонных побегушках… Праздники пройдут – и куда? Долги, алименты…

Он снова посмотрел на нее, скользнул взглядом вниз – и опять уткнулся в эту татуировку. Изящно, ничего не скажешь, и ненавистный бело-голубой знак так идет к ее молочно-белой коже…

«Она работала с Санта-Клаусом…»

– Милый, но ведь это – просто прошлое. Оно никогда не вернется, даже если очень захотеть… Это же глупо, ревновать к тому, чего на самом деле вовсе и не было, правда?

– Да, – соврал он, единственный раз за весь вечер.

Одно твое слово, и все твои проблемы будут решены. Сразу и очень надолго, а скорее всего и насовсем. Одно. Как в сказке. Так случается только под Новый год.

Она проснулась. Села, изящно подперев голову кулачком и целомудренно подтянув одеяло.

– Ты ведь останешься? И мы будем вместе с тобою всегда, правда? Я тебя люблю.

– Да, – просипел он, – Спи, я просто встал водички попить…

Она послушно откинулась и закрыла глаза. Даже, кажется, сразу уснула, трогательно засопев.

Он на цыпочках вышел в коридор. Кое-как натянул джинсы и толстовку. Сунул ноги в валенки. Напялил халат, синтетический, на экипировке как всегда сэкономили, совсем не греет. Искусственную бороду, скомкав, запихал в карман. Машинально пощупал рукой – на дне обнаружился мятый стольник, вложенный туда, видать, каким-то сердобольным родителем, скорее всего, астральным собратом по несчастью. «Ну вот, – удовлетворенно сказал он сам себе, – Как говорится, все всегда произойдет, все всегда сбывается. На „маленькую“ у метро и даже шоколадку закусить хватит, а там разберемся…» И, аккуратно прикрыв за собой дверь, он вышел в пургу-метель…

Однажды после занятия к Морихею Уэсибе подошел ученик и, робко прокашлявшись и густо покраснев, тихим голосом спросил:

– Учитель, мне нравится одна наша ученица… Но я уже две полных луны не могу добиться от нее взаимности. Я рассказывал ей о Просветлении, рассуждал об Истине и анализировал различные техники – и смог приблизиться к ней лишь на одну тысячную ли. Как мне поступить? Как, фигурально выражаясь, добиться, чтобы ее острые лопатки коснулись покрытого листьями лотоса татами?

– Худая такая, с косичками? – живо откликнулся О-сэнсей. Ученик покраснел пуще прежнего, и учитель понял, что, как и всегда, не ошибся.

– Попробуй применить технику отхвата с захватом руки под плечо. Она не требует наличия кимоно на контрагенте, – мудро сказал О-сэнсей.

– Спасибо, Учитель!!! – закричал ученик и резвым саигако скрылся в зарослях сакуры.

Учитель вздохнул. Не зря он считал ученика безнадежным, раз тот даже не спросил, как перед отхватом избавиться от кимоно, и нужен ли будет после этого сам отхват…

Он был по-настоящему велик, этот Морихей Уэсиба. Он знал, что даже самые простые Истины не следует спешить понимать буквально.

Итак, если коротко – то сказочники делятся на сказочников-стратегов и сказочников-тактиков, сказочников-новаторов и сказочников-ретроградов, на молодых-перспективных и «едущих с ярмарки», либералов и диктаторов, мотиваторов, тонких психологов, делающих упор на «физику», или наоборот – на тонкую «химию» любви, и еще целый ряд других немаловажных подкатегорий. Ретрограды до последнего вздоха настаивают на классической схеме «герой – возлюбленная – негодяй», в то время как новаторы с упоением экспериментируют, добираясь иной раз до столь запутанных конфигураций и многоугольников, что взглянуть на них без легкого ужаса в глазах способны далеко не многие, не говоря уж о «понять и простить». Сказочники-либералы ведут себя с персонажами запанибрата, не чураясь вечерком пропустить с ними по кружечке-другой, а после навестить какую-нибудь общеизвестную даму сердца – а диктаторы могут за все чистое время сюжета даже ни разу не поговорить с глазу на глаз с каким-нибудь исполнителем из числа второстепенных, ограничившись сухим «играешь крайнего подонка». Сказочники-«мотиваторы» делают упор на так называемые «морально-волевой настрой» и «желание победить», используя для этого самый действенный метод в виде яростных прыжков у кромки поля битвы и истошных воплей во всю глотку. Сказочники же стратегического толка требуют от подчиненных беспрекословного «хоть трава-мурава не расти» следования предсказочной установке, продолжающей подчас едва ли не дольше, чем сама сказка, и на которой любой маневр расписывается до мельчайших подробностей. «Физики» всеми способами добиваются мощного начала сказки, здраво отдавая себе отчет в том, что проиграть сказку можно за три подвига, а отыгрывать упущенное затем можно вплоть до «по усам текло, а в рот не попало», да так и не отыграть. И далее – по аналогии.

Следует отметить, что приведенная классификация не является в строгом смысле «линейной». Так, иной сказочник может до седых висков проходить в «подающих известные надежды», а другой уже в сорок лет будет вести себя как замшелый старый пень. А либеральная составляющая вполне может сочетаться с зацикленностью на какой-нибудь одной, пусть и актуальной схеме, и нет ничего печальнее для персонажей, чем властный наставник, железной рукой вбивающий в их головы одновременно до десятка моделей будущего поведения, даже если вероятность их реального осуществления стремится к нулю быстрее, нежели пресловутое «о-малое».

Очевидно, что хорошая собственная физическая форма является для старого сказочника условием хотя и не достаточным, но абсолютно необходимым. Вспоминается в этой связи забавный случай, когда после первых трех действий сказки он в компании помощников задумчиво курил на свежем воздухе. Это был молодой, но уже достаточно опытный сказочник, который понимал, что сперва надо дать благородным героям отдышаться и прийти в себя и лишь затем лезть к ним в душу с коррективами и прочими ценными указаниями и советами.

Неожиданно в поле зрения тренерского совета попал читатель, направлявшийся в их сторону самой решительной походкой. Подмышкой читатель держал книжку со сказкой не то чтоб совсем недружественной, но и не полностью лояльной, а на данном этапе – и конкурирующей. «Едва ли он собирается взять у нас автографы и сделать совместное фото на память!» – смекнул сказочник и, приняв вызов, тут же мощным встречным движением обездвижил оппонента.

«Извините, – только и просипел прижатый к асфальту читатель, когда ему заново открыли доступ к атмосфере, – Я только хотел спросить, где у вас тут туалет…»

Откуда же все-таки берутся сказочники? Ответ на этот вопрос очевиден – в большинстве своем это закончившие выступления на высшем уровне персонажи, причем как благородные герои, так и негодяи вкупе с представителями нечисти. Последние порой добиваются на новом поприще даже более впечатляющих результатов. Если вдуматься, особого парадокса тут нет, ибо они в силу привычки гораздо более вольны в выборе средств достижения цели, и запустить в качестве последнего взбадривающего аргумента сапогом-скороходом в голову неслушающегося или сбившегося с настроя исполнителя им гораздо проще, чем скованному различными моральными императивами герою. Равно как из героев среднего звена, не снискавших в свое время особой славы, наставники получаются более мастеровитые – ведь герой-«звезда» может все показать новичку сам, но зачастую не может внятно пояснить предъявляемые требования.

Разумеется, при переходе на новый уровень развития и самосовершенствования сказочник остается в основном верен своему выработанному в годы буйной молодости неповторимому стилю. Так, если он любил активно почесать языком с судейским корпусом и соперниками – скорее всего он продолжит свои яркие выступления, теперь уже не только во время самой сказки, но и на последующей обязательной пресс-конференции по итогам, и штатной пиар-службе придется затем немало попыхтеть и попотеть в попытках разъяснить, что же он на самом-то деле хотел сказать и выразить многочисленными «ну и?» и «и чего?» Хотя случается и так, что благородный герой, не чуравшийся пыльцы и волшебных напитков, да и вообще слабо соблюдавший общепринятый героический режим – сделавшись наставником, начинает вдруг свирепствовать в этом ключе, используя воистину драконовские методы наподобие ночного обхода помещений для отдыха персонажей с фонарем и секундомером в руках. Занятно, что обратных примеров при этом не наблюдается никогда. То есть, невозможно представить себе «режимящего» героя, устраивающего затем лихую вольницу для подопечных. Это только лишний раз доказывает ту нехитрую истину, что пыльца Аленького цветочка разрушает мозг неумолимо – но отказ от нее приводит к полностью непоправимым уже последствиям.

Иногда неплохие, крепкой руки сказочники вызревают и из рядов обслуживающего персонала, из личных возниц или некогда приставленных толмачей, но подобные эпизоды проходят по линии «чудес», которые, несмотря на то что мы в них не верим, все-таки иногда случаются.

Сделавшаяся одно время распространенной практика приглашения сказочников из далеких, три– и более-десятых царств и королевств, и даже из смежных областей Прекрасного – при всей своей внешней привлекательности в общем и целом самоокупается и оправдывает себя крайне редко. Причина этого кроется в местных особенностях, национальном колорите и общей ментальности. Прибывший из Заморья варяжский гость наивно полагает, что принцип «Дал задание – люди работают. Сказал сделать сто раз, отвернулся – все сделали сто раз, а лучшие – сто двадцать», на котором основана его сказочно-воспитательная концепция, принесет свои неминуемые плоды и здесь. Однако ж не приносит, так как стоит на секунду выпустить вожжи – и в лучшем случае ты обнаружишь благородного героя или в обнимку с негодяем в каком-нибудь придорожном кабаке, или в спальне дамы сердца, а еще лучше все вместе и сразу, а в худшем случае – не обнаружишь никого и вовсе. Так что до первых холодов дотягивают очень и очень немногие, из числа тех, что готовы наступить на горло собственной песне и смириться с имеющимися правилами игры.

Теперь для лучшего закрепления этого сложнейшего и важнейшего материала – взглянем на обычный день среднестатистического старого сказочника.

Старый сказочник просыпается. Даже не просыпается, а просто приходит в себя. Он давно уже не засыпает и не просыпается в привычном для людей смысле – а как будто отключается, но через незначительное время вихрь рваных мыслей начинает снова крутиться в голове с бешеной скоростью. Снова и снова, все то же самое, и от начала до конца, и опять по кругу. Что, что не так, где ошибся, как надо было сделать… И опять его уносит к тому растреклятому дню, когда он, едва повесив шлем и латы на гвоздь, шагнул на эту скользкую тропинку. Ведь можно же было – да, в конце-то концов, просто отдохнуть от тревог, пожить для себя, пристроиться необременительно внештатным обозревателем, или комментатором, предложения были, сидел бы сейчас вразвалочку, деланно хмуря брови и изображая мыслительную работу… Но шагнул, под всеобщий одобрительный гул «Он сможет! Наше всё, плоть от плоти… Кто, если не он… опыт… понимание… знание изнутри…» и ведь поверил. Искренне поверил, что уж у него-то получится лучше, чем у всех его многочисленных предшественников, ну а как же, ведь должно же на ком-то закончиться проклятие и прерваться черная полоса… это же он, он самый, а не кто-то другой!

Включает радио. Гнетущая тишина тут же взрывается отвратительным голосом диктора: «Вчерашняя неудача некогда прославленной сказки… чудовищный провал… необъяснимая концовка…» Переключает. «Ставит жирный крест… окончательно похоронены надежды… Кто, как не старый сказочник, должен признать, что именно он…» Ну конечно. Если все хорошо, так не дождешься – а случись чего, так пойдет с красной строки и хедлайнером по всем волнам. Ставит на чисто музыкальный канал, но и там, не доиграв коды – «…вообще нам обычно все равно, но в данном случае неутешительный результат, показанный вчера одной по-прежнему популярной сказкой, заставляет нас… многочисленные преданные читатели шокированы… призвать к ответу… доколе…» Завтракает холодными макаронами, даже нет желания разогреть. А вдруг включишь плиту – а из нее тоже раздастся?

Выходит на улицу. Надев темные очки, бредет к газетному киоску, но его все равно узнают и заранее отводят глаза и переходят на другую сторону. Надо идти…

Несмотря ни на что, ему нравится покупать «Сказочное обозрение», нетерпеливо разворачивать его, пока леший-киоскер еще отсчитывает сдачу. Он всегда вспоминает, как брал его еще в детстве, экономя на завтраках и мороженом. Тогда его любимая и единственная на всю жизнь сказка впервые пробилась на международную сцену, а утром, перед ее волнительным дебютом, он отстоял немыслимую очередь, зажав мелочь в потном от волнения кулачке. Два самоназванных эксперта, проведя сравнительный анализ по каким-то совершенно немыслимым критериям и параметрам, включая антропоморфные и совместимость по знакам зодиака и древнему кельтскому календарю, как дважды два доказали ему, что такой пары благородных центральных героев не сыщется даже за Скалистыми горами… а вечером негодяи неожиданно легко выставили сей дуэт полными клоунами, раздев его практически в прямом смысле слова до сатиновых трусов. С тех пор он не верил всем раскладам и прикидкам ни на ломаный грош, но все-таки… А потом… А потом, однажды – его собственный портрет на половину разворота, и кричащий заголовок: «Фантастический старт вчерашнего дублера! Два подвига вышедшего на замену юниора перевернули сюжет!» Ведь должен лежать где-то на антресолях, о, Высшие таинственные силы, как же давно все это было…

Раскрывает газету. Хотя что он надеется там прочесть? Даже если сумел бы угадать накануне с «основой» и начальной расстановкой – так напишут «Не проявил тактической гибкости и не смог своевременными заменами персонажей внести перелом в неудачно складывающийся сюжет». А, положим, если бы и смог – так развернули бы в обратную сторону, «…судорожными метаниями и непродуманными перемещениями так и не исправил допущенные уже на старте оплошности…» А, ну пожалуйста, на всю страницу – интервью «по горячим следам» с ведущим благородным героем. Выглядит сравнительно свежо, не особо расстроенным. Хотя безусловно – «…отдали все силы… по самоотдаче к себе претензий нет… да, план и персональные задания на сказку старались соблюдать… общая линия выдерживалась… не знаю, не понимаю… наверное, это не совсем ко мне вопросы… будем разбираться… сверху виднее…» Ах, милый, ну конечно же не к тебе. Давно ли ты, когда подобрали тебя практически из жалости, не мог даже толком остановить ковер-самолет и стабильно выпустить стрелу не выше цели с расстояния более двадцати шагов… и не у тебя ли был в ту пору один-единственный старый ржавый меч с зазубринами, и ничего, как-то справлялся. А теперь? А теперь – на каждый подвиг отдельный клинок индивидуальной дамасской работы, да с инкрустацией и подсветкой, и подносит его специально приставленный мальчик-паж из начинающих, и райдер по снабжению как у окончательно утратившей края рок-звезды, а что изменилось? Популярный стал… «По самоотдаче претензий нет» – конечно, если сами отдали.

А напротив – дама сердца, так и оставшаяся в лапах дракона и специально подобранной по случаю раскраске «туга-печаль» поверх холодной расчетливости в глазах. «Да, неприятно… но мне кажется, катастрофы не произошло… в конце концов, в первую очередь я мать, и забота о детях… жизнь не кончается… в приоритете…» Ах, девочка, девочка – не ты ли тогда всхлипывала на плече «А я… а я ему – всё… самое дорогое… больше-то все равно ничего не было… как дура… а он… а он… а еще его мама… а молодость одна и проходит…» И ведь утешал по-отечески как мог, дескать, ну бывает, ну ладно, поди, не при царе Горохе, дегтем заборы давно не мажут, да и почти утешил, чуть ведь сам не женился в итоге, но сейчас не время распускать лирические струны…

Нет, нет – один среди вас всех оказался более-менее приличный человек, да и тот – негодяй. Ведь сколько раз предлагал ему перейти на благородную сторону, ведь почти уговорил, формальности оставались какие-то чисто технические. А тот вдруг – и как отрезал: «Меня не поймут читатели…» И всё. Вот и думай теперь, кто из них кто на самом-то деле есть.

Да, как будто уходит время. Ведь в его-то годы – ну какой был выбор: или ты герой, или до тремора верхних и нижних конечностей в терминальной стадии крутишь гайки в механосборочном цеху автогигантов Ковентри. И ведь выбирали, и стремились, и не били в грязь лицом. А у этих? Вот это вот гнусное «трудоустроился» и «мы все профессионалы, всем надо кормить семью, а век героя короток…» То есть, он теперь не мечту всей своей жизни воплощает, а «трудоустраивается», кормилец. А некоторым – еще и не одну. Просто еще одна запись в книге жизни, «прибыл – убыл». Устроился, стало быть, профессионал, все верно: истинный мастер совершает два подвига: один сразу после заключения контракта, а другой – уже перед подписанием нового… тьфу, только в кассе в день зарплаты они все «профессионалы»!

Далее следует уже какое-то полное мракобесие – «недостаточная героеемкость», «пониженная читателеориентированность», «пресыщение благородством» и тому подобная ересь. Ну какая же может быть у героев «емкость»? Тут или герой или нет. Или дама сердца с тобой, или по отдельности. А «ориентированность» – нет, ну а на кого вообще может быть ориентирована сказка, и для чего тогда вообще все это выдумано?

Включает телевизор. Очень вовремя. Прямо посреди какой-то полуденной белиберды врывается кричащая заставка – «Экстренный выпуск! Срочное сообщение!» На экране – как всегда одухотворенное, слегка усталое лицо Главного акционера сказки. Короткое представление с перечислением важнейших титулов, званий и должностей, и вот он, аккуратно поправив очки на цепочке, начинает говорить, искоса сверяясь с лежащим перед ним текстом. «Отдавая себе здравый отчет… Прекрасно понимая охватившие наших преданных читателей чувства… в то же время… о многом хотелось бы поговорить сегодня…» Ну же, ну. Не надо тянуть, поди, не на общегодовом собрании с выплатой дивидендов, ну же… «Тем не менее, именно сейчас хочется подчеркнуть… Особо высказать, это не мое личное мнение, а, так сказать, коллективная точка зрения всех участников и пайщиков… Старый сказочник по-прежнему пользуется нашим доверием… без сомнения… нет никаких причин… стоящих перед сказкой задач никто не отменял… вопрос не ставится… доработает до окончания соглашения… беспочвенные слухи… ничем не подкреплено… будет продолжать поступательное движение, и мы надеемся… в конце концов, со времен царя Гороха не было еще примера того, чтобы сказка, сменившая сказочника прямо по ходу пьесы, добилась бы приемлемого… никаких метаний… однажды избранный путь… спасибо за внимание… набраться терпения… с вами был…»

Это конец. Финиш. Еще теплилась надежда, но теперь – все ясно. Если «безграничный кредит доверия» и «безусловно, продолжит работу вплоть до предусмотренного контрактом срока» – можно паковать имущество. Интересно, сам хоть позвонит сказать или просто через помощника передаст? Или устроит показательное заседание этого своего «совета», будто что-то еще можно изменить и исправить? А, уже все равно. И друзья не звонят, видно, тоже поняли уже… да какие они, к антивысшим силам, «друзья»? То было – телефон не умолкал, до мозолей на ушах и судорог в языке, и вдруг как отрезало – тишина… Может, батарейка села – да нет, все нормально. И эта героиня, тоже хороша была – «Ах, милый, ну мы же просто дружим…» и главное, верил ведь, как сопливый дебютант, черт, опять лезет в голову совсем не то… Куда теперь, к кому – да кто такого возьмет… Эх, а ведь был же тогда шанс, уйти красиво чтоб на самом взлете, и чтоб «живая легенда», а сейчас…

И сходу, не дожидаясь даже условного обеда и даже не перелив в стакан – хватает залпом и навзничь падает на кровать, раскинув руки…

Со стороны может показаться, что это просто день какого-то фантастического невезения, когда все складывается против, и который надо просто пережить, затаившись, ведь вечно все не может идти наперекосяк, и очень скоро ветер сменит направление и наполнит паруса… но нет. Обычный, среднестатистический день. Рассмотрим, однако, еще один пример.

Старый сказочник просыпается. В то же самое время, в какое и обычно последние десять сезонов. Хотя сегодня, само собой, можно было бы поспать подольше, у ребят ведь законный, абсолютно заслуженный выходной после вчерашней виктории – но привычка, привычка, въевшаяся уже в каждую клеточку тренированного организма. Дело, дело превыше всего. Это в первую голову – личный пример. Ведь и парни могли вчера посидеть, отметить – но нет, он уверен: бокал дистиллированного нектара тот максимум, что каждый себе позволил. И наверняка, хоть сегодня занятие исключительно «по желанию» – выйдут все, кому не надо залечивать болячки. Да и те, чуть залечив, наверняка подтянутся хотя бы к заключительной части. Просто чтобы еще раз побыть вместе, почувствовать себя единым коллективом, а не только сборным составом выдающихся исполнителей современности.

Резко встает. Быстро, по-солдатски, завтракает экологически чистой пищей, ничего жареного и острого – наверняка и его сплоченная команда делает сейчас то же самое. Что ж – ведь так и должно быть. «Дал задание – люди работают», да, да, а как иначе? «Сказал выполнить сто раз, отвернулся – все выполнили по сто раз, а лучшие – по сто двадцать». А у кого-то есть другой рецепт побед? Можно, конечно, включить радио, или телевизор, послушать – но не стоит мешать процессу пищеварения. Да и скромность в быту не повредит. Что слушать, если он вчера все это видел своими глазами. Более того – он сам все это своими руками и сделал! И головой, конечно.

Открывает свежую газету. А вот читать – надо. Это важная часть, профессиональная составляющая. Пробегает по диагонали, методом скорочтения. Хотя на самом деле он читал это еще вчера. Да даже и не читал, а сам и написал… ну а как же, как по-другому – ведь это дело ни в коем случае нельзя пускать на самотек! Мало ли кому что в голову придет написать, сами посудите? Может, человек и сказку не читал, или читал, но, скажем, что-то не понял, или понял, но превратно, отнюдь не сообразуясь с изначально заложенным смыслом? И что тогда путного этот с позволения сказать «читатель» сможет написать? Какое, извините, «мнение» он сподобится высказать? То-то. Так что – только сам. Ну, в смысле – сам-то он давно не пишет, поди, сколько лет у руля, но просмотреть, проверить, что там накалякали своими гусиными перьями труженики профильного отдела сказки – всенепременнейше. Нет, само собой, хранится в редакционном портфеле и оправдательный материальчик на случай неудач и поражений, все бывает, все случается, но он, знаете ли, такой пылью уже покрылся…

Звонок верного помощника. Внимательно, не перебивая и не переспрашивая, выслушивает. Он всегда говорит только в самом конце, но зато – окончательно и бесповоротно. Так, очень хорошо. Как и следовало ожидать – предложение по экранизации, заодно сразу с сиквелом и приквелом, то есть с продолжением и предысторией, и плюс еще пара отдельных второстепенных линий, выводимых на первый план. Выражаясь по-современному – «франшиза». Отлично. Надо соглашаться, но не сразу, конечно. Выдержать паузу, пусть понервничают, потомятся в неизвестности, вдруг конкуренты уже подсуетились и перехватили выгодный сюжет. Процентов на двадцать поднять на этом гонорар можно легко. А то и на все двадцать пять-тридцать, если проявить должное терпение. Скоро, если уж на то пошло, только сказка сказывается. А дело делается – медленно, но верно. И желательно – в полной тишине.

Читает дальше, рубрика «По горячим следам», в ней единственной дается без «домашних заготовок», типа «репортаж с колес». Там вчера друзья-соперники что-то касаемо трактовки ряда спорных эпизодов кукарекали, ну-ка… ну, то есть с нашей точки зрения спорить там особо не о чем, не говоря уж про «развернули сюжет на сто восемьдесят градусов», об этом даже смешно рассуждать… А, вот: «В итоге арбитр искренне судил то, что видел своими собственными глазами». Прекрасно сказано! Шикарная формулировка, обтекаемая такая, и в то же самое время – будто выточенная, не подкопаешься. Надо немедленно выяснить, кто придумал, если кто-то из наших – отметить и, может быть, даже передвинуть на повышение, а если нет – тоже поощрить и предложить подумать о переходе на штатное место. Ишь, стервец, как круто заложил – «…только то, что видел…» Есть, есть у нас и способные молодые авторы! Делает пометку на полях.

Еще звонок. Теперь от букмекеров. Здесь обойдемся без помощников. Да, через подставных фигур он ставит на самого себя, а что тут такого? Если хотите знать, ставить против своих, будто бы страхуясь и подслащивая пилюлю поражения – удел неудачников, если не сказать хлеще. А он – не из их породы. В своем успехе он уверен твердо, но без скатывания в самоуспокоенность, конечно.

Так, ну и самая приятная часть – вести из стана этих самых заклятых друзей-соперников. Ну, что у нас там сегодня: «…по заявлению руководящего совета сказки вопрос о немедленной отставке старого сказочника не стоит…» – отлично, значит, стоит в полный рост. «Центральный благородный герой заявил, что отдаст все силы, сотворит все возможное и невозможное и на ближайшем же подвиге докажет, что случившаяся осечка – не более, чем досадная случайность…» – так, стало быть, верно сорока на хвосте принесла, будто не только уже собрался в другую сказку, но и предварительно подписался, включая подъемные. Тоже неплохо. «…несмотря ни на что, атмосфера сохраняется рабочая…» – наверняка уже не разговаривают друг с другом пару недель, а то и кидаются с кулаками. Славненько. Нет, честное слово – читаешь иной раз, и будто не о сказках речь, а о какой-то сугубо несерьезной, антинаучной фантастике ведется! «Разгневанные читатели с бейсбольными битами ворвались на литературно-тренировочную базу и нанесли попытку переломать ноги элитной дикой коняге одного из героев стоимостью в…» Нехорошо, конечно, смеяться – но что поделать! Так, ну и дама сердца. Хорошо на снимке получилась, очень ей этот ракурс идет. Такой будто бы случайный полунаклон-полуповорот головы, стилист, конечно, не зря свои деньги получает… Так, кстати – а чего она не встает-то? Хотя ладно. Ведь встанет – и сразу этот разговор про новую шубу заведет…

Здесь в свою очередь может показаться, что это никакой вовсе не старый сказочник – а живое, нерукотворное воплощение человек-зла, обманным путем и под чужой личиной прокравшийся в расположение, но нет. Все бывает. Все случается.

– Филимонов, а расскажи чего-нибудь доброе! – неожиданно попросил Илья Муромэц, ворочаясь на лавке, – А то не спится что-то…

– Типа сказки на ночь? – живо откликнулся Филимонов, польщенный вниманием.

– Типа того, – согласился Илья.

– Только не очень длинно, – сказал Алеша Беркович, – И, по возможности, без морали в конце, а то я буду потом размышлять над ней всю ночь…

– Ладно, сейчас подумаю… А, ну вот. Слушайте. Был у нас в школе юного героя паренек один, звали его Гера…

– Это где вас Морихей Уэсиба на истинный путь мудрости наставлял? – улыбнулся Илья.

– Ну почти. Вернее, звали его неизвестно как, потому что «Гера» было сокращением от фамилии. Но Гера и Гера, он не обижался. Ну, еще бы…

Наверняка такой «гера» имеется в каждом подростковом коллективе. Здоровенный такой, но нескладный и малокоординированный. То есть, его заклевали бы непременно со свойственной детям жестокостью, но размеры не позволяли. Собственно, он и занимался-то до некоторой степени условно, потому что пары ему никогда не находилось, так, болтался и махал руками в углу и полном одиночестве. Пригождаясь лишь, когда наставник нам новые подвиги на нем демонстрировал – вот, вот в этот момент он был незаменим! А потом – опять в угол. Но Гера не обижался. Давно привык. Ну ладно.