Текст книги "Терракотовые сестры"

Глава 6

– … и три вот этих больших помидора, пожалуйста! – Казакова улыбнулась самой располагающей своей улыбкой. – Домашние, они самые вкусные всегда.

И даже через по-восточному непроницаемое лицо торговки-калмычки проглянуло что-то доброе, довольное.

– Бусы у тебя красивые, городская, – вдруг заметила она. – У моей бабки похожие были. Это же соль. И у тебя она тоже не осыпается.

На загорелой шее Маши Казаковой действительно ярко выделялись бусы из неровных мелких белесых кристаллов. Их даже бусами трудно было назвать. Скорее уж обруч, так плотно сидели они на нитке. Тускло поблескивали и привлекали внимание своей необычностью эти «бусины». А в центре – большой бесформенный сгусток, удивляющий своей сложностью и неправильностью.

– Точно, – засмеялась Казакова, – только не вашей бабки точно. Мне их подружка вырастила в бутылке.

Маша хотела добавить, что, собственно, из-за этого подарка сюда на Баскунчак и приехала, но что-то ее остановило. Возможно, старая поговорка «Болтун – находка для шпиона» или девиз, всплывающий на экране ее компа в редакции: «Побольше слушай, меньше говори!» Тем более что все, что нужно, она уже узнала. С самым невинным и довольным видом Маша Казакова, коротко стриженная девица двадцати шести лет от роду, расплатилась с продавшей ей творог, зелень и помидоры женщиной, уложила покупки в холщовую сумку с надписью «Смерть п/а пакетам!» и зашагала дальше, от местного рынка к местному же магазинчику с гордой надписью «Бакалея-булочная».

Оттуда она вынесла буханку хлеба, несколько а-ля национальных лепешек и еще дополнительные сведения. Казакова улыбнулась своим мыслям: это уже профессиональное – уметь разговорить кого угодно. За то ее и ценили в редакции.

– Ты, Казакова, университетов не кончала, опыта жизненного у тебя мало, но можешь ты, шельма, даже помидор разговорить! И чего тебя в разведку не берут? – смеялся ее шеф-редактор Сан Саныч, толстый грузный дедок, бывший оппозиционный журналист с раздутым, как самомнение, животом. – Журналист ты никакой, а вот репортер – да, уже интересный!

Машка дергалась поначалу, обижалась. А потом решила, что это Саныч так самоутверждается, как герой вчерашних дней, переживший свою славу. И что хороший репортер тоже дорогого стоит. Даже в плане гонорара, если, конечно, найти свою тему.

А тут как раз и появилась у нее эта цепочка кристаллов.

– Кое-кто из моих оболтусов из школьного кружка по химии принес бутылку, а в ней вода с озера Баскунчак, туда он летом к бабушке ездил, – рассказывала бывшая одноклассница, теперь сама учительница химии. – Мы опустили туда нитку, и через пару дней там кристаллики соли появились. Мы – давай изучать насыщенные растворы и выкристаллизовывать разные вещи разной формы. Короче, процесс тебя вряд ли интересует, а результат налицо, точнее, на шею.

Почему-то запало Маше Казаковой в душу название озера. И так кстати понадобился редакции репортаж об экзотической жизни. Но жаркие страны уже смотрелись как реклама турфирм, а Европой никого не удивишь, Казакова же, как девица свободная и легкая на подъем, взялась съездить на самое большое соленое озеро России. Пусть даже в счет отпуска. И как ни странно, Сан Саныч ее поддержал. Вот теперь Маша шагала по пыльной улице Нижнего Баскунчака и своими по-русски грустными и по-восточному раскосыми очами высматривала детали для будущего репортажа.

Вид, конечно, вокруг – обнять, закрыть глаза и плакать. Типичный рабочий поселок и куча детей, похожих на цыганят, которые носятся по улице без дела, дергают тебя за рукав и пристают:

– Заблудилася? Давай дорогу к озеру покажу! Сто рублей!

Зазывали показать дорогу к соленому озеру все, кто не был занят домашней работой. А кто был занят, останавливались при виде иногородней девицы и предлагали снять у них комнату, «а потом к озеру отвезем». Те же сто рублей в одну сторону.

– А на гору? – спросила для надежности Казакова. – Там заповедник, разрешение надо брать в Актубинске.

– И на гору отвезем, тоже сто рублей. Без разрешения отвезем.

И так не отвязалась бы от предприимчивой детворы Маша, если б мимо не проезжало чудо: к двухколесному мотоциклу местный народный умелец приделал что-то среднее между мотоприцепом для овощей и тентом от «газика». Через прорезанные сбоку входы Казакова увидела, что в этом моторикше уже сидят такие же бледнотелые любители соленых купаний. Душетряско подпрыгивал прицепчик, хозяин его не спешил, да еще и притормозил перед ней, отмахивающейся от назойливых юных экскурсоводов. И Казакова сделала то, что раньше только видела в кино, но всегда втайне мечтала сделать: прямо перед носом пацанят впрыгнула в мотокибитку и показала детям язык.

Те не обиделись, а ответили тем же, да еще и прибавили пару слов на международном понятном языке да пару горстей песка вслед.

Уверила пассажиров, что она не зайцем, и доказала то же водителю путем вручения купюры с Большим театром прямо на ходу. «Да ты циркачка!» – отметили в кибитке. Кое-кто прибавил шепотом еще и пару эпитетов на непечатном, но выразительном.

– Да нет, – взмахнула бесшабашно развеселившаяся Казакова стрижеными кудрями, – я – Маша, просто Маша.

И все потеснились и заулыбались, а «циркачка» с радостью бухнулась на освободившееся место. Тут же узнала: попутчики просто Серега, просто Жека, просто Саня, просто Ксюша и просто Лена едут просто посмотреть и искупаться, а Василий Петрович и его супруга Марина Львовна – уже не первый раз, подлечить суставы. Все везут с собой воду, чтобы ополоснуться после купания, а ребята еще кое-что, что получше воды. Саня подмигнул Маше.

– А не противно пить теплую? – чисто профессионально поинтересовалась та. Девчонки захихикали:

– У нас не теплая, все продумано, – и еще не загорелыми, но уже в шортах ногами выпихнули из-под лавки на середину дорожный холодильник.

Вот где пригодились купленные помидоры и лепешки! Поездка на тряской мотоциклетке превратилась в посиделки в дружеской компании.

– Жаль, соли не взяли! – сокрушался кто-то. – Вот вечно так: к соляному озеру и без соли!

– А мы у Маши займем, – предложил один из парней, – бусами посолим!

– И не думай даже, – Казакова прикрыла рукой ожерелье. – Много соли вредно для глаз и потенции!

Все восприняли шутку на ура и съели закуску и так, без соли. К моменту, когда новые приятели опомнились, вокруг уже расстилались пейзажи в стиле мультфильмов Миидзаки.

На практически плоской долине у горизонта возвышалась гора, а по ослепительному небу расстилался громадный хвост черного дыма. Это маленький паровоз из прошлого века тащил несколько вагонов из озера куда-то. То и дело попадались настоящие перекати-поле. Одно даже стукнулось о борт прицепа. Шлагбаумы в степи с запрещающими надписями, под которыми все проходят, и щиты – с приветствиями туристов в промышленной зоне, где никого по идее быть не должно, «ломали мозг» и придавали веселья молодой компании. Сама же Казакова просто обмерла от восхищения, когда увидела фантасмагорическую картину: на пустой лоснящейся поверхности озера лежали подернутые ржавчиной рельсы в никуда, а впереди по ним сами собой катились, кажется, шесть грузовых двадцатитонных вагонов!

– Охренеть! – только и смог сначала сказать на увиденное уже совсем веселый Саня, которого развезло на солнышке и растрясло в прицепчике. – Но там же бульдозер, смотри!

И верно, иллюзия самостоятельного движения из ниоткуда в никуда по соляным гладям оказалась только иллюзией. Маленький и тоже изрядно поеденный солью бульдозер толкал вагоны впереди себя, поддымливая выхлопом.

– Смесь кино и помойки, – фыркнула Ксюша. – Промзона, одним словом!

А пацаны решили, что тут похоже на игру в «Сталкера» или «Бордерленд», только домов разрушенных не хватает. И небо меняется с необычной скоростью, того и гляди мутанты полезут или выброс начнется!

Но развенчание сказки Машу не огорчило, она уже была вся в этих сказочных снежных и слегка шизанутых пейзажах. Скинула кеды и пошла босиком по смеси песка и соли. Девчонки выпучили на нее глаза, а парни, кто был в состоянии, сделали то же и заулыбались, как коты на солнцепеке. Берег оказался упругим и мягким одновременно, пятки тихо радовались.

А Казакова носилась со своей «мыльницей» и фотографировала, фотографировала: вот вырезанные кубы соли, вот толстая грубая полоса торчит на глади озера, как шрам, вот замурованы в соль насекомые, вот Серега и Ксюха в очень летней одежде целуются на фоне «снежного» пейзажа, а вот разъеденные солью деревянные столбики, у которых добывали соль еще сто лет назад. Они, как странные черные грибы, вылезают на снежно-белую поверхность ровными рядами, и ряды эти тоже тянутся к горизонту. Кадры должны были получиться что надо! Будет из чего выбрать и что рассказать!

«Вот ведь место: все так и норовит убежать за горизонт! Словно там что-то особенное ждет, нереальность какая-то. – Казакова не помнила, сказала ли это вслух или просто подумала. – Так и назову репортаж: «Заглянуть за белый горизонт». Девушка чувствовала, что нашла свое. От понимания, что схватила удачу за хвост, или что там у капризной дамы, и от выпитого в веселой компании приятно кружилась голова и хотелось делать глупости и безрассудства. На что, похоже, Саня уже рассчитывал. Как обычно сегодня, Казакову спас случай. Или судьба?

– Говорят, под этими столбиками – черная грязь. И она очень целебная, как в спа-салонах, – блеснула эрудицией Лена. – Лечит и расслабляет. – Опытные супруги закивали головами, мол, так оно и есть. Вот только сильно прыгать тут не надо, провалишься в жижу. Красота неописуемая будет.

«То, что надо, чтоб отвадить кавалера», – решила Маша.

– Я хочу попробовать, мне как журналисту надо, – воодушевленно и вполне искренне заявила она. – Саня. Ты меня за руку подержишь, вдруг там глубоко…

Разомлевший Саня, конечно, не отказался. И Казакова стала переходить от одного столбика к другому, обламывая то тут, то там леденцовые краешки и окуная ступни в смоляную грязь. Верный Саня таскался за ней от столбика к столбику, пока это не надоело остальным из группы. И ребята отправились дальше, не дождавшись окончания эксперимента. Догоните, мол.

Саня расценил исчезновение друзей как повод пойти в атаку. У одного из столбиков он потянул загулявшую журналистку к себе и уже сомкнул руки у нее на талии, намереваясь спуститься чуть ниже. Та и не думала сопротивляться, лишь отклонилась назад, сдала полшага. От нее пахло солью, степью и новым завоеванием. Планов Саня не строил, а плоть уже настраивалась на новое приключение. И оно действительно состоялось.

Девица лукаво смотрела на парня. Расценить такой взгляд иначе как приглашающий вряд ли возможно. И Саня послушно сделал шаг к Марии, не разжимая объятий. А та сделала прыжок вверх, оттолкнувшись босыми ножками от хрупкой соляной корки, и повисла на парне. Радовался тот меньше мгновения: под двойным весом поверхность тут же проломилась, и герой-любовник по колено провалился в черную жижу. Да еще и плюхнулся от неожиданности задом в ту же лужу. А стервочка успела соскочить и, легкая, как пушинка, стояла в метре от грязного Сани и хохотала, хохотала.

Парень выругался и мгновенно остыл. Даже больше: потерял интерес к «циркачке», так как забрызгал лицо и измазал все, что мог.

– Да ну тебя! – процедил он сквозь зубы, обиженный. Гордо отверг протянутую девичью ладошку и, выбравшись на твердую поверхность, собрался догонять своих.

«Изрядно ощипанный, но не побежденный!» – проводила его взглядом Маша. Осталась она совсем одна, – ее спутники ушли далеко вперед, занятые собой и друг другом. Несостоявшийся кавалер тоже, чертыхаясь, шагал прочь. И журналистский интерес вперемешку с женским любопытством повел было Казакову дальше к горизонту. Но тут снова вмешалась судьба.

Соляные бусы оборвались прямо в расковырянную черную лужу. Казакова встала на колени, чтобы нашарить украшение. Но найти его оказалось не так-то легко. И когда она уже нащупала и зацепила шнурок, вдруг почувствовала пинок под зад. И без того не галантный, а еще и обиженный Санек решил устроить месть сумасшедшей девахе. Та, конечно, не ожидала, и теперь наверняка барахталась в луже грязи, как он пару минут назад. Только вытаскивать ее сразу в женоненавистнические планы не входило. Пусть побарахтается пару минут для успокоения. Или даже нет: вообще пусть сама выбирается! Не утонет, тут не больше метра глубины!

И отвесив Маше пинка для ускорения, Санек, довольный, развернулся не глядя и зашагал в сторону ушедших товарищей. Он не видел, как Казакова без крика и шума булькнулась в черный рассол и не вынырнула больше. От бедовой журналистки в реальности остался только дешевенький фотик на краю соленой лужи. Маша вынырнула в другом месте…

Глава 7

…Мать появилась сразу после пятого взрыва. Она медленно выходила из моря, зажав пузырек в руке. Шла покачиваясь, напевала что-то:

 
В поле деревце одно
Грустное томится.
И с ветвей его давно
Разлетелись птицы.
Кто к востоку, кто на запад,
Кто подался к югу,
Бросив деревце в полон
Всем ветрам и вьюгам.
 

– Я принесла, – закричала она, стоя почти по грудь в воде. – Забирай.

– Подойди сама. – Кайно почувствовал недоброе. – И быстрее, женщина! Мы еще успеем выбраться без лишних потерь.

Но Мириам вдруг пошатнулась, обессиленная. Было видно, что этот поход дался ей нелегко. Вода стекала с лица, с опущенной головы, а она даже не вытирала ее. Плечи вздымались, показывая, как тяжело дышать. И сыну ничего не оставалось, как самому отправиться за трофеем. А женщина пыталась подняться и все шептала:

 
Видишь, мама, плачу я,
Сил у птицы мало:
Ах, зачем любовь твоя
Крылья мне связала!
 

– Давай, давай склянку. – Сына выбрасывало из соленой воды. Море так же, как и раньше, не принимало его. Но он добрался до матери пешком, не вплавь, стараясь не брызгаться, берег глаза. Времени оставалось катастрофически мало, но вполне могло хватить, чтобы добраться с вожделенным грузом до мобильного в машине и сделать контрольный звонок. – Давай же!

Мокрыми пальцами мать ухватилась за протянутую руку и повисла на ней, поднимаясь. Кайно не ожидал, что она такая тяжелая. Ему пришлось даже нагнуться, чтобы выдержать ее вес.

– Лови! – и с неожиданной ловкостью женщина бросила каменный пузырек в машину сына, а сама, оттолкнувшись от дна, повисла у Кайно на шее. И тут раздался последний, шестой взрыв.

Кайно, здоровый, крепкий мужчина, оборвавший не одну жизнь, вдруг стал слабым, как ребенок. А его мать, бабушка Мириам Казафи, как давно уже называли ее все местные, висела на его шее, словно мельничный жернов. И тащила его на дно. С такой же силой, с какой женщины бьются за своих детей, она вцепилась в самые родные кудри на свете. Ей нипочем была соленая вода, нехватка воздуха ее не пугала. Она тянула Кайно вниз и не отпускала, даже видя, как он задыхается, как пузырьки воздуха выходят из его рта, носа, из ушей, чувствуя, как бьется он, словно маленькая рыбка. Как меняется выражение его лица: удивление, злость, страх и снова удивление. И понимала со злостью, что в нем совсем нет сил ей сопротивляться, как будто он уже однажды умер. Когда же бессилие осознал и он, на лице Кайно появилось что-то вроде обреченного спокойствия. А сверху над ними грохотали взрывами три гранатомета. Осколки прошивали соленые воды часто и беспорядочно. Мириам оглохла почти сразу же. Но сын закрыл ее собственным телом, сознательно или нет, уже не узнать. Только кто-то из боевиков все же умудрился попасть в людей. Тело Кайно разорвало на части прямо в руках у матери. Только тогда она почувствовала резкую боль в области сердца.

Когда же взрывы прекратились, Мириам вышла на берег, так и не разжав рук. Она положила к себе на колени его голову и, перебирая волосы, укачивала, как маленького, напевая:

 
Снова деревце одно
И тоской томится —
Ведь с ветвей его давно
Разлетелись птицы.
 

Она сидела так, полубезумная, истекающая кровью, до того момента, как чьи-то руки не подняли ее. И она с трудом, но узнала Мэтра, нынешнего главу Ордена Равновесия. За его спиной стоял мужчина в зеленом костюме. Каждый его глаз имел по четыре зрачка. Только тогда Мириам упала без сознания.

Тело Кайно не нашли.

Зато по всему миру прокатилась волна глупейших сделок и странного поведения. Сотни специалистов высшего уровня в самых разных сферах деятельности – от ювелиров и директоров женских колледжей до владельцев табачных плантаций в Африке и политиков – вдруг словно потеряли все свои деловые навыки и умение убеждать. Они сами, разумеется, никому не сказали, что лишились водительства их страшной госпожи Кали. Она замолчала и не давала советов и приказов своим адептам. И ловкие интриганы на время стали беспомощны, как младенцы. Конечно, никто не связывал факты их необычного поведения с терактом на Мертвом море. Внешнему миру Терры, или Земли, как называют ее местные жители, было невдомек, что уже несколько тысяч лет он является ареной испытаний сил Хаоса, ищущих средства разорвать привычное равновесие, найти ключ к вратам бездны, в которую могут рухнуть все времена и силы Упорядоченного. И в тот день, когда маленькая, высохшая, сильно постаревшая женщина с серьезным осколочным ранением была доставлена в одно из отделений иерусалимской больницы, испытания вышли на новый уровень.

Часть третья
Альтерра Мэй

Глава 1

Чужие сдавленные крики, холод, твердые камни под боком. Почувствовав себя снова на берегу, Мэй сначала напряглась, приготовилась отразить любой удар, а уже только после этого открыла глаза.

Озеро, берег, горы. Мокрый как мышь турист из Ордена Равновесия трет глаза и рычит от боли. Ее и не замечает вовсе. Никого больше не видно. Но свет, совсем другой свет разлит вокруг. Нежное радужное сияние исходило из озера, словно прорывалось через толстый слой воды. Невозможно не залюбоваться.

– Я умерла, и это бардо? – спросила она вслух сама не зная кого. Вокруг же только пытающийся проморгаться европеец. Ответа она не ждала. Но мужчина перестал рычать и сказал, отплевываясь от собственных слез:

– А Ракот его знает, что это! Но мы точно не умерли. Слишком больно телу, чтоб его не было. Глаза бы промыть!!! Эх, хаоситка проклятая, испортила нам все-таки переход!!!

«Точно – бардо; раз мы тут застряли, оказались не там, где надо, то ответ один. Бардо, промежуточное состояние…» – только уверилась в своих выводах Мэй, но спорить не стала. Тут же она начала вспоминать все, что знала о перемещениях в мирах после смерти, карме, нирване, Тибетской книге мертвых и прочем, что смогла узнать за годы жизни в коммунистическом, а потом и демократическом Китае. Голова гудела и, наверное, потому всплывали лишь отрывочные сведения и образы: то избиваемый односельчанами странствующий монах-буддист смотрит почему-то именно на маленькую Мэй. То вечерняя лекция в школе о научном коммунизме – ведет русский преподаватель, Мэй не пускают, как четвертого ребенка в семье, и она подслушивает под окном вместе с другими малышами. То мамины сказки о красавицах, купающихся в озере, смывающем запах жизни с человека. Много еще чего, но практического – только необходимость делать добрые дела, чтобы улучшить карму, например, не убивать комаров, даже если тебя кусают. Прикинув, что ей не нравится перспектива висеть здесь, в переходном месте, целую вечность, ибо кто их знает, эти повороты сансары и цепи перерождений, Мэй решила, что заниматься улучшением кармического счета нужно немедленно, и двинулась к новоиспеченному попутчику.

– Давайте посмотрю, что там, – предложила она и приложила свои узкие и изящные по форме, хотя уже давно не белые ладони на лицо мужчине. – Смотрите вверх. – Тот повиновался. – Это просто вода попала. Сейчас пройдет. – Мэй подула ему на глаза и хотела уже по привычке добавить какое-нибудь «магическое» слово для эффекта, но не понадобилось. К ее собственному удивлению, воспаленные красные белки глаз, сильно раздраженные соленой водой и холодом, тут же побелели и приобрели здоровый вид. – Вот так.

Мэй скромно потупилась, чтобы не выдать своих чувств. Да, она с детства могла усмирять боль, но не больше. Это бардо так подействовало? Надо его изучить, может, тут не так уж плохо. Да и доброе дело она все же сделала – пусть учтут.

Удивился и исцеленный. Рик, да, он назвался Рик, вспомнилось проводнице. Он посмотрел на Мэй с недоверием и с восторгом одновременно. А ее трясло от холода. Мокрый шелк совсем не грел в этом переходном месте, продирало до костей, как обычно. Не спасало даже двойное термобелье. Заметил это и Рик, хоть и меньше продрогший в своем пуховике.

– Нам надо согреться, даже если мы и умерли уже и смерть от пневмонии нам не грозит, – пошутил он. Пошарив в карманах, он достал зажигалку. Но вместо веселого огонька та выдала только хиленький пучок синюшных, как кожа Мэй, искорок. Женщина отвела глаза: кому приятно показывать свои неудачи. Зуб на зуб не попадал, но опыт показывал, лучше потерпеть, а не злить мужчину. Себе дороже может выйти, да и карма опять же…

– Вы очень хорошо говорите по-китайски, – произнесла она, желая отвлечь от недобрых мыслей человека, если они были. Тот перестал чиркать зажигалкой.

– Я плохо говорю по-китайски. А сейчас вообще на английском разговариваю. Хотел вам сделать комплимент за оксфордское произношение, но дело тут, похоже, не в языковых способностях.

И вместо чирканья зажигалки женщина услышала громкий хлопок и многозначный возглас: «Ага!». Обернувшись, она увидела: прямо на ладони Рика сиял сгусток огня размером с кокос. Мужчина удовлетворенно улыбался.

Дрожащей Мэй было все равно, как добыть огонь. Единственное, что она поняла, так это, что если они умерли, то находятся еще на нижних уровнях, в мире страстей, раз тут присутствует разница температур и хочется согреться.

Через пару минут Рик соорудил что-то вроде огненного круга из пылающих камней. Они с Мэй стали в центре и отогревались.

– Конечно, возможно, жрица предпочла бы обычный костер, но гореть тут нечему. – Рик, разложив огненные сгустки, первым шагнул в огненный круг. Мэй прыгнула за ним, чуть помедлив, стараясь не опалить полы шелкового халата. Чисто женский жест не оставил мужчину равнодушным. – А вообще одежду, конечно, можно снять и просушить отдельно…

Он даже подал пример, скинув пуховик и флисовый джемпер. Под ним белая тонкая фуфайка плотно прилегала к далеко не самому хилому торсу, какие видела Мэй.

– …Но совсем не обязательно всю, если мы не знаем, где находимся и что нас ждет через несколько минут, – вперила в него глаза Мэй. Романтические поползновения в бардо, про такое она вообще ничего не знала, и решила не рисковать. – Нам же надо выбраться отсюда, верно?

– Да, – поутих шутник, но не спешил одеваться, – мы должны были оказаться совсем в другом месте. Наверное, из-за взрыва переход закрылся и мы оказались… где-то здесь.

Огонь согревал быстрее, чем в прошлом мире. Тепло растекалось по телу, пробираясь сквозь почти сразу высохшую ткань. И вместе с теплом охватывало и чувство безмятежности, так неуместное в данном положении. Еще десять минут назад женщина была готова драться даже со своим недавним спасителем и пациентом, две минуты назад каждый из них думал об объятиях другого, но, шагнув в круг огня, оба словно очистились от прежних помыслов, наблюдая за пляшущими языками голубоватого магического пламени. И ее спутник совсем не выглядел опасным. Похоже, он тоже расслаблялся в свете горящих камней.

– Как ты сумел зажечь камни? – спросила Мэй. Сияние озера практически угасло, и Друтсо оказалось почти таким же, каким его знала Мэй.

– Твоя бабка как-то рассказывала, что в ее мире это самое простое из заклинаний, которому маги обучают своих учеников, – как что-то совсем простое поведал Рик. – И что делать показывала. Только на Земле оно не срабатывало у меня, а здесь – получилось.

– А ты – маг?

– Наверное, – был безмятежно-ленивый ответ, – в Орден просто так не попадают. Ты, жрица, разве не чувствуешь?

«Жрица» ничего особенного, кроме обычного живого, сильного, но засыпающего мужчины, в своем собеседнике рядом не ощущала. Но как только огни по кругу стали угасать, ушло и спокойствие. Мэй резко почувствовала, как из водной глади на них кто-то смотрит. Точнее, даже пялится: настолько сильно внимание голодных глаз.

– Мы не одни здесь, – тихо сказала она. Рик, похоже, тоже что-то заметил. – В воде на нас смотрит…

– И со стороны скал… – так же тихо произнес он. Мэй взглянула на Рика: он выглядел разбуженным от глубокого сна, силящимся прийти в норму.

Но все стало ясно без слов: скалы ожили и двинулись к людям. С каждым шагом слетала с них каменная крошка, обнажая скелет, держащийся на базальтовых жилах. Подобие корявого древесного пня и паука, с обломанным стволом и хищными, шевелящимися ветвями-руками, уродливыми, но гибкими торчащими корнями-ногами, с тонкой шеей и тяжеленным раздутым брюхом, но из твердейшей горной породы – вот кто надвигался на Мэй и Рика.

Большие и маленькие, они шли громоподобной поступью и тянули когтистые лапы к живым. Вой и хрип наполнили долину.

– Еееееееиееееесть! Еессссссссть! – вот что свистели чудища. И солнечные лучи совсем не отпугивали монстров. Напротив, их базальтовые тела поблескивали, словно покрытые потом вожделения.

Рик заслонил Мэй собой, сотворил еще один сгусток огня и швырнул его в толпу движущихся камней. Те колыхнулись назад, как большой куст, замерли на мгновение. Один из великанов рассыпался на несколько частей от удара огнем. Но огонь безвреден для камня: большое чудовище раскололось на четыре маленьких, более быстрых, проворных и таких же голодных. И вот уже еще четыре глотки вопили: «Ееееииеессссть!». Полчище продолжило движение.

Ни оружия, ни пути к отступлению у людей не было. В округлой озерной долине, куда ни глянь, шевелились камни, отрезав путь к выходу. Отходить можно было бы к озеру, но что ожидает в его водах – непонятно. Сработает ли переход и где окажутся они снова? Рик бросил еще два или три огненных шара, но результат не изменился. Каменная поросль чуть отхлынула назад, но быстро наверстала отвоеванные мгновения и метры. И даже больше: голодные монстры из камня стали сами отрывать от себя куски и бросать в сопротивляющихся. Меткостью глыбы не отличались, но каждый ошметок оживал и шустро ковылял к цели, повизгивая. Каменная рать уменьшалась в высоте, но числом все прибывала, увеличивая скорость, сокращая расстояние.

Мэй взглянула на защитника и обомлела: он терял силы с каждым новым броском и теперь выглядел измученным. Лицо покрылось испариной, глаза запали, губы он сжал, но резкая складка у носа выдавала напряжение. Но он продолжал метать огонь, ведь другого оружия у них не было. Мэй понимала, что им не выстоять долго.

Теперь Рик старался швырять свои снаряды не в монстров, а под ноги им, отгоняя нежить. Множилась она сама вполне успешно.

– Когда подойдут совсем близко, бей голыми руками, – наставлял женщину теряющий силы воин. – Если это каменные стражи, то мы пробьемся. Если нет, нас и так ничего не спасет, будем надеяться на легкую смерть.

Дыхание у Рика сбилось, он уже даже стоял нетвердо, чуть не терял равновесие после каждого броска, глубоко зарывая ноги в серый прибрежный песок. Каждый из следующих шаров получался у него меньше и тусклее предыдущего.

– А если мы уже умерли, то бояться вообще не стоит, стоит дать им то, что просят! – воскликнула женщина, осененная. – Я дам тебе сил, а ты продержись еще несколько минут.

Воодушевленная Мэй прильнула к воину. Он тут же расправил плечи и сотворил очень яркий шар. Метнув его, он отогнал чудищ на несколько метров. И этими мгновениями воспользовалась «жрица». С ловкостью китайского карманника она вспорола куртку Рика и вытащила оттуда «Паркер».

«Только бы не пустой!» – взмолилась она мысленно, чиркнув пером по краю рукава. Синяя клякса расползлась по шелку. То, что надо! А самый шустрый каменный гад, из самых мелких и шустрых, уже подобрался на расстояние трех метров.

Красные широкие рукава пошли в ход первыми. Мэй оторвала кусок шелка и написала на нем два иероглифа, протянула Рику:

– Подожги скорей, просто подожги, не спрашивай!

Тот повиновался. Красный лоскут мгновенно осыпался пеплом на ладонь женщины. Она шагнула вперед и дунула на нахальную тварь. Та взвизгнула особенно звонко, и Рик закрыл глаза, чтобы не видеть, как голова женщины треснет под ударом каменной плети. Но Мэй, живая и невредимая, дернула воина за рукав:

– А заклятию ветра тебя моя бабка не учила?

– Нет, – мотнул головой мужчина. Одним жестом и ответил, и разогнал страхи.

– Тогда нам все-таки придется палить наши одежды, – выдала Мэй без тени улыбки. И скинула кимоно. – Подержи их еще чуть-чуть!

«Еда» – царапала женщина на кусках ткани, разрывая свой дорогой наряд, отрывая рукава и полы. Первый комплект белья постигла та же участь. То же – на куртке Рика. Затем она раскидала тряпки по кругу.

– Рик! Поджигай вещи! Твоя задача – снова сделать костер, но чтобы горела одежда, – воскликнула она. – И молись, если веришь хоть во что-то, чтобы дым шел в сторону наших врагов!

Когда клубы дыма коснулись полчища воющих камней, те замерли и затряслись. Их чрева заколыхались, раздуваясь еще больше. Те, кто оказывался в дыму, оседали, степенно усаживались на землю, удобно откидывались друг на друга, замирали. Те, кого дым лишь задел, гнались за клубами, сбивая собратьев. Сплетая в погоне за вожделенными клубами базальтовые отростки корней и ветвей, каменные колоды рвали друг друга на куски, умножая себя и топча себя же. Опьяненные, впавшие в сон собратья тут же растаптывались и крошились под ноги голодным. Теперь глыбам не было дела до двух людей на краю озера. Ожившие камни уничтожали себя в жестокой битве за глоток дыма, и вскоре неживое войско, разделенное само в себе, уже неслось вниз, на понадеявшихся на спасение людей, обычным каменным потоком. Обвалом, смертельной горной волной.

Теперь выбора не стало вовсе. Схватившись за руки, они пустились со всего духу прочь от камнепада. А тот буквально заливал долину. В чреве его все еще можно было различить рвущих себя и других на куски базальтовых монстров. То и дело взметались вверх длинные пряди-руки, разбрызгивая мелкую щебенку маленькими фонтанами, то тут, то там крошево словно вздувалось, выкидывая на поверхность новые глыбы. Смертоносная каменная волна уже почти настигла Мэй и Рика.

Женщина, тонкокостная и невысокая, крепко уцепилась за большую, крупную ладонь спутника. Он тащил ее в начале их бешеного забега, а последние шаги до кромки воды ей пришлось тащить его изо всех своих дамских сил. Рик едва переставлял ноги, и в мозгу уже вертелась фраза: «Брось меня! Спасайся сама!», как навстречу бегущим из озера поднялась волна высотой с двухэтажный дом. И оттуда, как из зеркала или сквозь гигантскую линзу, на убегающих взглянула огромная женщина.