Текст книги "Немая и Туз"

Глава 2

На следующий день она проснулась рано. Долго лежала в постели, размышляя о том, чем бы заняться сегодня. Нужно просто потерпеть… нужно как-то отвлекать себя, чтобы не маяться от скуки. Хотя бы таким образом приблизить миг, когда она исчезнет отсюда.

Надев халат, она тихонько шмыгнула в ванную комнату. В новую жизнь стоит уходить чистой, с открытой душой и вкусно пахнущим телом. Водопровод давно требовал ремонта, но она все-таки смогла дождаться, когда из крана польется горячая вода.

Не жалея и не экономя, она высыпала в ванну несколько видов душистой соли, которыми обычно пользовалась Элис. Приготовила ароматное мыло для волос и с удовольствием опустилась в это буйство великолепных запахов, растворенных в теплой воде.

После нескольких дней, окрашенных отчаянием, чувством голода и непонятной одержимостью Тузом, это утро казалось ей идеальным. Немного горько было осознавать, что, скорее всего, в следующий раз она сможет принять ванну с солью очень не скоро. Но ее это не пугало.

В конце концов, за счастье нужно платить. Иногда – дорого.

Вдоволь накупавшись, она выбралась из ванны и вытащила пробку. Пока с утробным бульканьем вода сливалась, Сиэлла насухо вытерлась и подошла к большому зеркалу на стене. Оно запотело, и Силь провела по нему ладонью, чтобы посмотреть на себя.

Рука дрогнула, и посреди ее лица в отражении осталась белая полоса запотевшей поверхности. В этот же момент слив в ванне сыто рыгнул, поглотив остатки воды.

Сиэлла вздрогнула от неожиданности и едва не поскользнулась на изумрудно-зеленой плитке-мозаике, покрывающей пол.

Ну уж нет! Ничто не испортит сегодняшний день!

И уж тем более плохо работающий слив!

Натянув халат, Сиэлла покрыла голову полотенцем и тихо, стараясь поменьше напоминать о себе, пошла к себе в комнату.

Но там ее уже ждали.

– Доброе утро, Сиэлла, – сухо сказал отец. Он сидел на стуле возле ее гардероба. В руках у него была большая коробка, в таких обычно забирали платья из ателье.

– Доброе утро. – Силь закрыла дверь и скинула полотенце с волос. Пусть пахнет ароматным мылом, а не отсыревшей тканью!

Отец прищурился. Он будто не знал, с чего начать разговор. Но Сиэлла не собиралась ему помогать. Обида за проданный рояль была еще жива, и вряд ли у отца получится погасить эту обиду каким-то там платьем. Да и нужно ли? Судя по всему, эта тряпка куплена на вырученные за инструмент деньги!

Сиэлла решила, что никогда не наденет его, будь там даже королевское одеяние.

Так и не дождавшись, пока отец начнет разговор, Сиэлла подошла к туалетному столику. Странно. На этом зеркале тоже было пятно. Там же, где и в ванной – пересекая лицо от левого уха до уголка губ.

Как будто тонкий, давно заживший шрам.

Что это еще за пятно?

Хмыкнув, Сиэлла обнаружила следы угольного карандаша, которым вчера подводила глаза. Не подумав, она стерла карандаш с зеркала чистой рукой, и теперь ладонь была испачкана. Немного из-за этого рассердившись, Силь повернулась к отцу.

– Ты хотел о чем-то поговорить? – хмуро спросила она.

Он поморщился. Ему определенно было неуютно.

– Я принес тебе подарок, – сказал он очевидное.

– Мне ничего не нужно. – Сиэлла подавила желание обнять себя за плечи, помня об испачканной ладони. От отца веяло холодом, и этот холод проникал под халат, заставляя ежиться от озноба.

Отец встал и положил коробку на кровать.

– Ты обижена, но я рад, что вчера ты не стала устраивать сцен, – сдержанно ответил он, проигнорировав ее слова. – Это тебе.

Он открыл коробку.

Внутри лежало белоснежное свадебное платье. Лиф его был отделан крупным жемчугом и тончайшим ховарским кружевом, настолько невесомым, что к нему и прикасаться было страшно! Подол, судя по всему, тоже был украшен.

Сиэлла затаила дыхание. Она никогда не видела такой красоты. Руки сами потянулись к платью, и, лишь коснувшись белоснежного шелка кончиками пальцев, она осознала.

Это платье не от отца.

«…Я хочу, чтобы свадебное платье на тебе сидело хорошо. А не висело».

Его купил Тинклер.

Сиэлла сжала кулаки. Так сильно, что почувствовала, как ногти впиваются в ладони. Кажется, даже до крови.

Нужно вести себя хорошо. Забыть о том, что отец продал ее рояль. Забыть о том, что он не раздумывая выдает подарок ее жениха за свой.

Стало даже немного обидно за Нейтана. Совсем немного. Впрочем…

– Какое красивое… – осторожно обронила Сиэлла. – Дорогое, наверное!

– Мне ничего для тебя не жалко, – ответил отец.

Он делал вид, что продажа рояля ничего не значит! А это платье… нет у ее отца таких денег!

Нет!

Как же противно осознавать, что твой родной человек бессовестно лжет, пытаясь выглядеть лучше. На самом деле, если бы он сказал правду, Сиэлла бы поняла…

Она бы поняла.

Скоро она отсюда уйдет. И никогда не вернется. Она никогда не наденет это платье. У нее будет другое. Совершенно простое, без изысканной вышивки и кружев, но зато она выйдет замуж по любви.

– Спасибо. Если можно, я… мне нужно переодеться. Не в свадебное платье, конечно. – Она вымученно улыбнулась. – В халате немного прохладно.

– Да, конечно. – Отец подарил ей неловкую улыбку в ответ.

Он, наверное, подумал, что они помирились. Но это было не так.

Стоило ему уйти, как Сиэлла с удовольствием вытерла испачканную угольным карандашом ладонь о белоснежный шелк.

Все равно это платье ей не пригодится!

Спрятав коробку с платьем в гардероб, Сиэлла быстро переоделась, высушила расческой волосы, заплела косу и спустилась к завтраку. Отметив тот факт, что сегодня, когда ее не нужно было «вразумлять», никто и не стал ждать ее появления, налила себе кофе и взяла кусок подрумяненного хлеба.

Элис, убедившись, что старшая падчерица перестала морить себя голодом, завела нудный разговор с Эви о новых веяниях столичной моды.

– Узкий подол – это же так неудобно! – восклицала она.

Сиэлла в разговоре не участвовала, впрочем, никто ее и не просил. Она даже порадовалась, что ее не заставляют говорить. Молчать было намного удобнее. Так она меньше боялась выдать себя.

Теперь, когда ее протест сошел на нет… ей нечем было заняться! Рояля больше не было, и Сиэлла поняла, что хочет уйти. Интересно, а если она уйдет на прогулку, ее будут преследовать?

А вдруг отец все-таки подозревает, что она хочет сбежать?

Что ж, стоит это проверить.

Заглянув в свою комнату, она схватила плащ, натянула перчатки – судя по посеребренным желтым листьям клена в саду, сегодня ночью ударили заморозки – и вышла из дома.

В кармане платья не было даже одной медянки, но ее это не беспокоило. Судя по возгласам мальчишки-разносчика, сегодня ночью возле ратуши никого не убили.

И это показалось Сиэлле добрым знаком.

Она шла по улицам Омирши, с наслаждением вдыхая аромат полыни, что нес за собой степной ветер. На самом деле в осенней Омирше всегда было что-то очаровательное. Особенно ранней осенью, когда ветра еще не обозлились и не начинали нести тучи из песка. Бескрайняя степь дарила городу невероятные ароматы увядающего разнотравья, горькие и сладкие одновременно.

Скоро станет холодно, и город сначала заметет песком, а потом и снегом.

Чего Сиэлла никогда не любила – так это весну. Время, когда снег сходил, обнажая грязь и мусор.

Но до весны далеко.

Добравшись до площади Трех Башен – исторического центра Омирши, Сиэлла остановилась и повертела головой по сторонам.

На самом деле жаль, что у нее нет денег. Вот там, в лавке мелочей, сверкает серебряная губная гармоника, а рядом с ней лежит рейта – примитивный музыкальный инструмент степняков, состоящий из круглого каркаса и трех струн.

А в витрине книжного магазина Силь увидела совершенно очаровательную записную книжку: маленькую, меньше ладони, с обложкой из крашеной кожи, а еще с маленькой закладочкой-тесьмой.

Засмотревшись на эту красоту, она и не заметила, как кто-то подошел к ней сзади.

– Хочешь, я тебе ее куплю? – Кто-то обнял ее за талию и прижался к ее волосам губами.

Подпрыгнув от неожиданности, Силь развернулась и с размаху ударила нахала по щеке, совершенно уверенная, что это Нейтан Тинклер.

– Элдж?!

Возлюбленный отшатнулся от удара и прижал руку ко рту.

– Я тебя… что ты здесь делаешь?

Элдж потер подбородок, будто бы проверяя, на месте ли челюсть, и усмехнулся.

– Твой отец дал мне три выходных. Как бы это сказать…

– В рамках очередного понижения жалованья? – понимающе кивнула Силь.

Ну что ж, отец дошел до края.

Даже стало немного совестно, что она так и оставит его на этом краю.

Но это чувство недолго владело ею. Она наконец разглядела, во что одет Элдж, и нахмурилась.

– Что это на тебе?

Он оглядел себя.

– Костюм, – сказал он очевидное.

– Я вижу. Откуда ты его взял?

Элдж неловко улыбнулся. Надо признать, темно-бордовый костюм-тройка, состоящий из сюртука, жилета и брюк, очень шел к его соломенным волосам.

– Купил…

– На что? Ты и в лучшие времена себе такого позволить не мог! – В ее голову начали закрадываться подозрения.

Нет… нет-нет-нет!

– Элдж… – севшим голосом спросила она. – Ты что?.. Ты играешь?

Поэтому от него вчера пахло вином и табаком!

Элдж замялся. Нахмурившись, он подарил ей взгляд исподлобья и явно нехотя ответил:

– Да… Но это ничего не значит! – добавил он торопливо. – Я… это ненадолго! То есть… я выигрываю уже две ночи подряд! У нас с тобой будут деньги на первое время, а потом, я…

– Элдж… зачем? – Сиэлла отшатнулась от него. – Зачем ты играл? Это же… это же чертов покер!

– Это не всегда покер! – Видя, что она совершенно не одобряет его поступка, он подался вперед и взял ее за руки. – Силь, я люблю тебя. И я не хочу, чтобы ты жила в нищете, понимаешь? Я должен обеспечить нам будущее… Ты же еще не передумала бежать со мной?

Силь сжала его ладони в ответ.

– Не передумала. И не передумаю. При одном условии. Ты больше никогда не будешь играть…

– Но, Силь!

– …ты знаешь, что я ненавижу игроков. Ты не будешь одним из них, обещай!

Элдж замер. На его лице появилось упрямое выражение.

– Силь, поверь, я не проиграюсь! Если карта не пойдет, я просто остановлюсь, обещаю!

– Не в этом дело. – Как же он не понимает! – Игра – это не заработок. Я лучше пойду работать на хлопковую фабрику и через несколько лет умру, задохнувшись от пуха, но никогда не сяду за игральный стол. Я думала, ты это понимаешь…

Элдж нахмурился:

– Ты никогда не пойдешь работать, понятно? Ты – женщина!

Сиэлла покачала головой.

– Есть же женские профессии. Даже в магполицию берут женщин! Элдж, я…

– Ты не будешь работать!

– А ты не будешь играть!

Элдж на миг замер, а потом рассмеялся.

– Мы еще не успели пожениться, а у нас уже семейные ссоры! – Он притянул ее к себе и легонько коснулся губами ее лба.

– Элдж! Мы же посреди площади! Нас могут увидеть знакомые! – Сиэлла отпрянула от него. – И пообещай мне, что ты больше не сядешь за игральный стол!

– Силь…

– Обещай! – Она топнула ногой.

Элдж глубоко вздохнул, поморщился и кисло ответил:

– Хорошо, упрямица. Если у тебя какие-то проблемы с игроками, я не буду одним из них.

– Ты не сказал «обещаю», – напомнила Сиэлла.

Элдж опять рассмеялся.

– Ты не просто упрямая, да еще и зануда! Когда мы уедем из Омирши, тебе надо будет устроиться в горполицию! Я уверен, ты будешь лучшим детективом!

– Я подумаю, – остывая, ответила Сиэлла. – Но ты так и не сказал…

– Я все-таки куплю тебе эту книжечку. В качестве подарка на помолвку.

Сиэлла хмыкнула.

– Меня не очень радует, что ты будешь дарить мне подарок на помолвку с другим.

– Почему с другим? – удивился Элдж. А потом хитро улыбнулся. – Ты помолвлена со мной. Просто об этом никто не знает!

Он выглядел так самодовольно и уморительно, что Сиэлла не выдержала и рассмеялась.

Элдж все-таки купил ей ту книжечку, и Сиэлла была этому даже рада. Несмотря на «грязные» деньги, этот подарок показался ей лучшим на свете. Возможно, потому, что он был от души? Подаренным тем, от кого хотелось получать подарки?

Как бы она хотела пройтись с Элджем рука об руку по улицам Омирши! Гордиться тем, что ее любит самый лучший мужчина в этом мире! Наслаждаться жизнью и подарить себе надежду на новые мечты!

Они обязательно так сделают.

Только в другом городе.

Конечно, Силь была бы не против отправиться в Шивал. Столица привлекала ее своей роскошью. Но там их наверняка сразу найдут.

Или наоборот? Ведь проще затеряться толпе! Да и работу легче будет найти, даже для нее. В конце концов, она обучена грамоте, этикету, прекрасно играет на рояле, неплохо вышивает, умеет вязать…

Сможет ли она когда-нибудь еще раз сесть за инструмент? Пробежаться по клавишам, сыграть любимую песню о черной луне и сверкающем солнце, что никогда не встретятся?

 
…И наши корабли летят,
Как бабочки над кружевом,
Не встретимся с тобой мы никогда.
Предел мечтаний и преград –
Любовь моя. Но нужно нам
Признать, что мы несчастны навсегда…
 

Песня была очень грустной, но такой красивой, что Сиэлла не помнила, чтобы она хоть раз ее не играла, оказываясь за роялем. С нее она начинала, распеваясь. Ею же она заканчивала.

Элджу всегда нравилось, как она поет. И Силь была уверена, что, если жизнь им позволит, он обязательно купит ей хотя бы старый клавикорд. Или фортепиано.

Но спросить об этом прямо сейчас она не решилась. Вместо этого, сунув книжечку в карман, попросила его уйти, пока их не заметил никто из знакомых: в толпе вполне могли оказаться друзья отца, мачехи… или Нейтан Тинклер.

Элдж весело отсалютовал ей, напомнил, что скоро все закончится, и затерялся среди прохожих, а Силь, еще немного поглазев на витрины, отправилась в Старый Парк.

Осень в Омирше быстра и мимолетна: листья едва успевают пожелтеть, а их уже срывает с ветвей жестокий ветер. Злой ветер, кусающий кожу колючим песком, принесенным из степи.

Сиэлла хотела застать эту осень. Успеть прогуляться по парковым дорожкам, вымощенным красным кирпичом. Ощутить вкус горькой сладости увядающей степи. Попрощаться с Омиршей. Запомнить ее именно такой: еще уютной, томно подремывающей перед тем, как на нее обрушится шквалистый ветер.

Сиэлла любила этот город всем сердцем. Но она должна его покинуть. Предать. Исчезнуть навсегда.

Стало немного грустно от предстоящей разлуки.

Может, зайти к Рей? Подруга наверняка сейчас возится в своей маленькой конюшне. Пропахшая потом и навозом, веселая рыжеволосая Рей не представляла своей жизни без своих питомцев. И ее отец никогда не запрещал ей заниматься любимым делом.

Сиэлла не может петь… потому что это стыдно, по мнению ее отца.

А Лара? Ее вторая подруга нашла себя в цветах. Собирая невероятной красоты букеты, она в то же время любила и ухаживать за цветами! Не просто пройтись с декоративными ножничками и жеманной улыбкой, а хорошенько взрыхлить землю, развести какую-нибудь дурно пахнущую подкормку и обойти весь обширный цветник, неутомимо окружая каждое растение заботой.

А у Сиэллы отобрали единственную дорогую в доме вещь. Рояля больше нет, ведь музицировать на потеху публике – недостойно благородной леди.

Может, поэтому отец и не позвал ее подруг на помолвку? Пусть и титулованные особы, они могли каким-то образом шокировать напыщенного Тинклера?

Хотя он ведь игрок. Вряд ли тот, кто проводит ночи на дне этого города, будет шокирован тем, что некоторые девушки способны говорить не только о погоде.

Уже повернув на улицу Красной Луны, в конце которой ее ждал обнесенный стальным забором особняк семьи Рей, Сиэлла остановилась.

Не будет ли ей больно, ведь она знает, что это их последняя встреча?

А если она случайно проговорится? Не выдаст ли ее потом Рей?

Силь доверяла подруге, но… но сомнения, закравшиеся в душу, показались ей правильными.

Это – знак.

Лучше уж она представит, что сможет прийти сюда в любую минуту. Завтра, послезавтра, через месяц… через год.

Так легче.

Ведь легче, да?

Она должна уехать отсюда.

Там, в столице (в столице ли?), она наверняка найдет новых друзей, а потом – работу. Или наоборот. Она будет женой Элджа, и у них будет много детей!

Она будет счастлива. Она обязательно будет счастлива! По-другому не может быть.

Элдж обещал, что завтра все решится.

Завтра.

Сиэлла развернулась и тихим шагом пошла домой.

На душе почему-то было тяжело. Хотелось плакать.

Очевидно, за ней никто не следил. Вернувшись домой, Силь обнаружила отца в рабочем кабинете, а Эви с Элис за вышиванием и светской беседой. Ну вот и хорошо. Значит, удастся сбежать незамеченной.

Сбежать. Почему-то после прогулки мысль о побеге больше не приносила прежней радости. Наоборот, сердце сжималось, стоило Сиэлле подумать о том, что скоро вся привычная жизнь останется в прошлом.

Но отказываться от своих планов Сиэлла не собиралась. Ради счастья нужно чем-то жертвовать, ведь так?

Оказавшись в своей комнате, она вновь почувствовала острую утрату инструмента. До того как в ее жизнь ворвался Нейтан Тинклер, обычно она долгие часы проводила в музыкальной комнате. Разучивала новые песни, повторяла старые… даже иногда пыталась играть что-то свое, хотя получалось не очень хорошо.

Но теперь рояля не было. И заняться было решительно нечем. Можно было, конечно, найти что-нибудь почитать или присоединиться к мачехе и младшей сестре, но Сиэлла поняла, что не хочет. Женские романы ее сейчас не привлекали, а вышивать она не очень любила, хотя конечно же умела.

Поэтому она вытащила из кармана подарок Элджа, села за письменный стол и окунула перо в чернильницу.

Что бы такое написать?

Для дневника книжица была слишком маленькой, да и не вела Силь дневников…

«Киран Крейн

Торговец рыбой

Динар Крейн».

Только выведя последнюю букву, Сиэлла осознала, что она делает. Зачем ей это? Скоро она исчезнет из Омирши, и Туз окажется от нее далеко. Он перестанет ее волновать.

Но ведь ей все равно нечем заняться, верно?

И Сиэлла продолжила. Напротив имен проставила знаки мастей, которые имели игральные карты, а также пометила, пальцев какой руки лишилась каждая жертва. К сожалению, насчет торговца рыбой она была не уверена и поставила напротив его имени знак вопроса.

Почему игральные карты? Почему руки разные? Может быть, Туз вовсе и не маньяк? Может, он – враг Крейнов, а торговец рыбой был нужен для того, чтобы замести следы? А зачем отрубать пальцы? Зачем потрошить тело? И при чем здесь печень?

Может, они все проигрались? Это вполне может быть. Но зачем их тогда убивать? С мертвеца трудно взыскать долг!

Или это все-таки связано с Крейнами? Что Силь про них знает? Старший сын – тот еще повеса и транжира, но в последнее время остепенился и даже собирался жениться. Средний, Динар, наоборот – скромный парень, который с трудом подбирал слова. Кажется, он заикался. А еще у него было плохое зрение, и он носил очки, которые ему совершенно не шли.

Младшему сыну Крейнов было девятнадцать, и пусть он уже время от времени появлялся в обществе, вряд ли он мог кому-то помешать. Потому что учился в сыскной школе: у него внезапно для всей семьи проснулся дар заклинателя духов, и он собирался пойти работать в магполицию. После обучения, конечно.

Его никто не заставлял: наличие дара не предполагает обязательного вступления в ряды полицейских, но он хотел сам.

Теперь, скорее всего, и не передумает. Сиэлла не могла представить, как сильно этот парень, наверное, хочет отомстить Тузу, убившему двух его старших братьев!

А ведь в высшем обществе Омирши иметь магический дар – это дурной тон. Именно потому, что его наличие практически обязывало служить закону. Чопорные лорды и леди не должны служить.

Сиэлла еще раз поглядела на свои записи и раздраженно тряхнула головой. Вот зачем она испортила подарок Элджа ненужными записями?

Туз – не ее проблема.

В Омирше двенадцать участков магической полиции и столько же – городской.

Вряд ли она, будучи просто женщиной, без дара, лишенной талантов в этом деле, сможет переплюнуть опытных детективов.

Тем более через пару дней ее уже не будет в городе.

Сиэлла закрыла книжицу, спрятала ее под подушку и отправилась в библиотеку с твердым намерением найти чтение по душе.

Ей нужно убить время, только и всего.

* * *

Остаток дня прошел спокойно. Так же спокойно Сиэлла и заснула. Ей снился город, в котором не было вечных песков или сухого ветра. В этом городе было столько же солнца, как и в Омирше, но не было запаха степи, и почему-то именно там ей было хорошо. Она бродила по светлым широким улицам, заглядывая в каждый маленький сквер на своем пути. Она улыбалась солнцу и чувствовала себя спокойно и хорошо. Она знала, что сегодня вечером она будет петь. И завтра – тоже. А еще она знала, что скоро она и тот, кто в этом сне и в этом городе был ее мужем, на следующей неделе приглашены на прием к мэру. Там их будут ждать.

Она зашла в магазин готовой одежды. Пройдясь вдоль рядов шелковых и бархатных платьев, она зачем-то подошла к зеркалу. Зеркало было во весь рост, и она с удовольствием рассмотрела свое одеяние. Фиолетовое платье, украшенное золотым и серебряным шитьем, черный корсет, сиреневые перчатки, облегающие ее руку. На ней была шляпка с вуалью, и Сиэлла подняла сетчатую ткань, чтобы увидеть свое лицо.

И то, почему она носила вуаль. На левой стороне, от уголка губ и до виска, через щеку зиял старый шрам. Он приподнимал ее губы так, что казалось, будто она все время криво улыбается.

Сиэлла во сне прикоснулась к рубцу, чувствуя, как в ней всколыхнулся ужас… Что это? Откуда? Как она может петь в самых популярных салонах этого города, будучи обезображена подобным шрамом?

Ужас нарастал, засыпая разум красным песком, и Сиэлла отшатнулась от зеркала. Споткнувшись, она упала… но не на пол, потому что пола не было. Тьма поглощала ее, и Силь слышала ее удовлетворенное урчание.

Когда тьма сыто причмокнула, Сиэлла вскочила на кровати, проснувшись.

Руки дрожали, ночная сорочка промокла от пота, к тому же на ней была кровь: оказывается, Сиэлла во сне искусала губы. Что это с ней?

Она кое-как сползла с кровати и бросилась в ванную комнату. Там ее долго тошнило горькой желчью и остатками ужина: кусочками тушеных овощей и жареной рыбы. Когда ей стало немного лучше, она повернулась к зеркалу. Под глазами залегли синие тени, губы распухли, но она с облегчением обнаружила отсутствие шрама. Во сне он был таким реальным, что она была почти уверена, будто он всегда был с ней.

Странный сон.

Что он значит? Предупреждение? Предчувствие? Или это подсознание играет с ней злую шутку?

Плеснув на лицо холодной воды, Сиэлла почувствовала, что замерзла. Влажная от пота сорочка облепила тело, заставив дрожать от озноба. Но, идя в ванную, Силь не взяла с собой халат, и поэтому пришлось потерпеть.

Вернувшись в комнату, она кое-как стащила с себя сорочку и, подрагивая от озноба, открыла гардероб. В глаза бросилось платье для прогулок из фиолетового кашемира. На самом деле покрой его был столь простым, что в нем Сиэллу можно было принять за служанку. Когда-то оно ей очень понравилось.

Но, кажется, теперь она его уже никогда не наденет.

Вытащив вчерашнее одеяние, Сиэлла быстро облачилась в него и снова подошла к зеркалу. Шрам не появился.

Постепенно ужас сходил на нет, и она решила, что приснившаяся ей дрянь – всего лишь отзвуки ее тайного нежелания покидать Омиршу. Она ведь любит родной город, и мысль о разлуке приносит боль.

Но нужно выбирать. И Сиэлла выбрала Элджа.

Сквозь темно-зеленые портьеры в комнату проникал скудный свет, и, отодвинув их, Силь поняла, что едва рассвело. До завтрака еще почти два часа, Элис и Эви, возможно, еще даже не проснулись.

Впрочем, после того как ее стошнило, она совсем не хочет есть. Но выпить чаю с мятой, чтобы избавиться от мерзкого привкуса во рту, не помешает.

Быстро расчесав волосы и заплетя косу, Силь тихонько вышла из своей комнаты и спустилась вниз. На кухне уже вовсю кипела работа: кухарка Шерри всегда начинала день задолго до рассвета.

– Госпожа Сиэлла? Вы выглядите бледной! – Немного полноватая, Шерри была немолодой женщиной с круглым, улыбчивым лицом и невероятно красивыми глазами цвета свежезаваренного кофе.

– Просто дурной сон. – Силь искренне улыбнулась кухарке. – Можно мне чашку мятного чая?

– Конечно! – засуетилась Шерри. – Сейчас, госпожа, я все сделаю. Ох, как не вовремя ваш отец отпустил Элджа на выходные! Мне нужно на рынок, купить пряностей… да и морковь закончилась почти… Мирра сможет только после завтрака… суп сегодня будет без моркови…

– Хочешь, я тебе помогу? – улыбнулась Сиэлла. Суета кухарки подействовала на нее успокаивающе.

– Ну что вы! – Шерри укоризненно на нее посмотрела. – Вы – леди, вам не пристало ходить на рынок за морковью!

Она поставила перед Сиэллой дымящуюся чашку с мятным чаем.

– Мне все равно нечем заняться, – ответила Силь. – Теперь у меня даже рояля нет.

Шерри сочувственно покачала головой.

– Зря ваш отец так сделал, конечно… вы так красиво пели!

– Я и сейчас могу петь, – сделав глоток, ответила Сиэлла. – Но не хочу. Скоро моя жизнь изменится, так что… возможно, все к лучшему.

Шерри провела рукой по ее волосам.

– Вы очень красивая, госпожа Сиэлла, – сказала она. – И душа у вас красивая.

Силь поморщилась, вспомнив, на что собирается обречь свою семью. А потом – на что ее семья собиралась обречь ее.

Все правильно.

– Ты ошибаешься, Шерри. Нет во мне ничего особенного, – тем не менее ответила она.

Выпив чаю, Силь почувствовала себя немного лучше. Она поблагодарила кухарку и все-таки настояла на том, чтобы ей помочь. Оказывается, убивать время – это так утомительно! Почему-то идти на прогулку без повода ей не хотелось. А так – она даже что-то полезное сделает.

Может, это тоже подсознание? Когда она уедет из Омирши и выйдет замуж за Элджа, ей придется вести жизнь простой горожанки. Ходить за продуктами, и не за пучком моркови и парой мешочков с пряностями, а носить тяжелые корзины.

Надо хотя бы попробовать, каково это – быть не леди. Приготовиться.

Узнать заранее.

Смириться с тем, что в глубине души не дает ей покоя. Ведь этот страшный сон – всего лишь следствие ее затаенного страха!

Было странно брать у кухарки деньги. Конечно, их выделил Шерри отец Сиэллы, как раз для таких нужд, но все равно – странно. Потому что у самой Сиэллы не было даже медянки.

Сунув несколько ассигнаций в карман, Силь вышла из дома. Сегодня утренний сад показался ей каким-то зловещим. Бархатцы почему-то были не оранжевыми, а лиловыми… а краешки их лепестков были будто забрызганы свежими каплями крови.

Это все сон на нее так действует… Сейчас она прогуляется, и из головы выветрится всякая дрянь!

Выйдя за ворота, Сиэлла вдохнула полной грудью городской воздух. Для прогулок было еще рановато, и встретить знакомых она не боялась. Да и что такого, если она пройдет мимо какой-нибудь расфуфыренной мадам с пучком моркови в руках? Можно представить, что это – букет роз… от жениха!

Улыбнувшись, Сиэлла почувствовала, что дурные мысли действительно улетучиваются. Еще немного, и страшный сон ее отпустит… она перестанет ощущать на щеке стянутую шрамом кожу.

Нет у нее шрама. И никогда не будет. С чего он ей вообще привиделся?

Как же хорошо, что она выбралась! Кажется, она впервые отправилась на прогулку так рано. Оказывается, Омирша бывает и такой. Разомлевшей, заспанно улыбающейся утреннему солнцу.

Сиэлла миновала улицу Мятного Хлеба, свернула в переулок Двуликих Волков (название переулка было взято из пантеона странных богов степняков, но звучало очень поэтично), а потом вышла на широкий проспект Желтых Орхидей. Конечно, орхидеи, капризные цветы, любящие влажность и тепло, в Омирше не росли. Только в центральной оранжерее возле ратуши. К ратуше проспект и вел, что, наверное, и стало причиной назвать его именно так.

Шла не торопясь… до завтрака было еще много времени, да и не хотела она есть. Пусть чай с мятой и принес облегчение, но при мысли о еде Сиэллу снова начинало немного мутить.

Так что если она немного опоздает, ничего страшного. Теперь, когда она закончила свою голодовку-протест, никто не настаивал на ее присутствии во время семейного завтрака.

Смешно…

Она брела вдоль центрального проспекта Омирши, улыбаясь городу, который улыбался ей. Щемящее чувство скорого расставания немного портило настроение, но это чувство было светлым. Возможно, когда отец смирится с ее побегом, он ее простит? Может быть, она еще вернется сюда? В этот город колючих ветров с горьким привкусом бескрайней степи.

– Я буду скучать, моя Омирша… – прошептала Сиэлла.

Ратуша и соседствующая с ней оранжерея были все ближе. Силь нужно было пересечь главную площадь, а потом нырнуть в переулок Красных Ночей, чтобы сократить дорогу до рынка.

Но, ступив на красно-желтую мостовую площади, Силь заметила какое-то столпотворение как раз у входа в нужный ей переулок.

Что случилось? Легкая и светлая грусть уступила место тревоге.

А потом Сиэлла вспомнила, что Туз уже три дня никого не убивал.

А потом она вспомнила, что именно здесь обычно находят его жертв.

А потом она вспомнила, что хочет узнать, кто такой Туз.

Не помня себя и не понимая, зачем она это делает, Силь бросилась к толпе работяг, пренебрегших своими обязанностями. Судя по робам, это фабричные, не дошедшие до кирпичной мануфактуры в северной части Омирши.

Достигнув скопления людей, Силь услышала обрывки разговоров и поняла, что оказалась права.

– Туз бубновый в этот раз…

– …кто-нибудь знает, кого убили?..

– …молодой парень совсем…

Молодой? Неужели маньяк убил последнего сына Крейнов?

– …вы видели? Сюртук хорош… крови-то почти не видно!

– …бедняга… за что его так?

– …печень в рот запихнули… меня сейчас стошнит…

Проталкиваясь сквозь толпу, Сиэлла осознала, что в ее голове не осталось ни одной мысли. Сознание полностью очистилось, превратилось в прозрачное стекло. Это стекло плавилось, накаляя воздух в груди. Казалось, что она дышит огнем.

Это, наверное, оттого, с чем она сейчас встретится. Она боялась до дрожи увидеть изувеченное тело, но зачем-то упрямо шла, локтями расталкивая собравшуюся толпу.

Оцепление из патрульных горполиции ее не остановило.

Потому что даже через плечи одетых в синюю форму высоких мужчин Сиэлла увидела.

Тело.

Искаженное мукой лицо. Отрытый кровавый рот, в который засунута… печень.

Мертвый взгляд, устремленный в небо… полумрак переулка не давал солнцу осветить глаза.

Они больше никогда не заблестят. Они больше никогда не посмотрят на этот мир.

Они больше никогда не согреют Сиэллу.

Она вцепилась в плечи ближайшего патрульного и страшно закричала. Она чувствовала, как чьи-то руки обвивают ее талию, как кто-то тащит ее прочь, слышала, как ей кто-то говорит, чтобы она успокоилась.

Ей было все равно, кто это. Она продолжала кричать – пронзительно, высоко, срывая голос. Убивая его.

Ей даже хотелось, чтобы сквозь толпу ее тащил Туз. Чтобы он убил и ее. Она кричала и кричала, пока ее голос не превратился в хриплый сип.