Текст книги "Небесный замысел любви. Фантом любви. Книга третья"

Утром разразился скандал, крик свекрови по поводу: где ее золото, она точно клала его в пепельницу. Все вопросы были обращены только к Миле. Она в недоумении моргала глазами, не понимая при чем здесь она, но её объяснений никто не слушал. Вечером, после работы, свёкр устроил ей жесткий допрос, мол если она не брала сама золото его жены, значит к ней кто-то приходил днем, без них, ведь она, находясь в декретном отпуске, днем дома находилась. Мила, вспомнив, что он выбросил золото вместе с очистками мандаринов, сказала об этом, чем повергла в полное бешенство свёкра и к нему присоединилась, причитая со слезами, свекровь. Скандал был «не в сказке сказать ни пером описать».

Муж её любил и защищал от всех нападок родителей, наревевшись, она так и не смогла тогда уснуть от возмущения, что свёкр так яростно не принимал очевидный свой опрометчивый поступок и не хотел ничего даже слышать.

Под утро начались схватки и преждевременные роды.

Когда исполнилось дочке несколько месяцев произошла вновь крупная ссора, свекровь указала ей на дверь, дочка мешала им спать по ночам. Тогда свекровь разыграла сцену с головной болью, которая мешала ей работать, она представила мужу, что у неё пошли неприятности на работе из-за появившихся головных болей, которые мешали ей добросовестно выполнять свои должностные обязанности заведующей аптекой. А головные боли у нее появились из-за того, что она плохо начала спать, малышка плакала по ночам.

Мила всегда переживала все выговоры родителей мужа в её адрес, потому что она очень старалась им угодить, чтобы не было этих ссор из-за бытовых вопросов. Она спала очень чутко и всегда при малейшем беспокойстве дочки тут же вскакивала и убаюкивала малышку или переворачивала ее на другой бочок, или давала ей немного воды, она не отходила от дочки до тех пор, пока малышка не успокаивалась. Но тем не менее несколько ночей действительно она не могла успокоить дочку, которая плакала и ничто её не могло успокоить часов до трех ночи, потом она успокаивалась и все засыпали.

И вот в один из вечеров разразился очередной скандал, на её голову посыпались разного рода упрёки и самый оскорбительный для неё упрек был в том, что она из бедной простой семьи и что ее родители не дали за ней никакого приданного, кроме постельных принадлежностей для молодых и подарков свёкру, свекрови и мужу. А что могли дать ее родители, простые рабочие люди? Мила не понимала, родители итак заняли деньги на ее свадьбу, и все делали для нее от души, ничего не тая. Эти упреки были не впервые и в этот раз родители мужа позволили себе ещё и оскорбить её родителей, уж с этим Мила никак не могла смириться. Она любила своих родителей.

Мила заявила твердо свёкру:

– Не смейте оскорблять моих родителей! Никогда! Они сделали все, что было в их силах для меня, пусть я из простой семьи и я этим горжусь. Мне ничего от вас не нужно! Запомните, пройдут годы, и я все сама заработаю для жизни и ничего от вас не возьму! Ничего вашего у меня не будет!

– Мы посмотрим, как ты сможешь заработать сама! – закричала свекровь. – Заработает она! Пока ты живешь у нас и тебя кормит муж, мой сын!

– Ты не должна создавать для сына и для нас неудобства. Мы все работаем и зарабатываем деньги, которыми ты пользуешься, а твоя задача добросовестно справляться с твоей дочерью, а раз она у тебя кричит, и мешает всем спать, то это говорит о том, что ты не справляешься со своими обязанностями, – кричал свёкр. – И не смей перечить моей жене, ты теперь носишь мою фамилию и будь добра подчиняться нашим требованиям, а раз не нравиться – вот тебе порог, – резко указал на дверь, – мы тебя не держим!

И понеслось, слово за словом, скандал разгорался, муж защищал как мог жену, но родители его не слушали и Мила, не выдержав оскорблений в адрес своих родителей, вырвавшихся в гневе изо рта свёкра в адрес ее отца, сдерживая слёзы, быстро начала собирать свои немногочисленные вещи и вещи дочки.

Увидев, что она собирает вещи, свекровь облегченно вздохнула и сказала сыну: «Пусть едет к родителям. Сынок, так будет лучше для всех, ты хоть будешь высыпаться, я уже не говорю про себя и отца».

– Ма, ты, что такое говоришь? Там в двушке живут четыре человека! И мы еще трое? Как мы там разместимся, подумай? – кричал сын.

Свекровь, поджав губы, молчала.

– Сын, тебе не надо туда ехать! Ты, что будешь в примаках? – жестко заявил свекр.

– Ну раз ты указал на дверь моей жене и дочке, значит ты и мне указал на дверь. Отец, это ты указал нам на дверь, я подчиняюсь, мы уходим!

Собрав свои вещи, детскую коляску, они в ночь хлопнули дверью, никто их не останавливал. Поймав такси, поехали к родителям Милы в посёлок ТЭЦ – 22. Ночью они приехали неожиданно к родителям Милы, где в двух смежных комнатах жили родители и две сестры Милы.

Сёстры уступили им маленькую комнату, переселились на пол в большую проходную комнату, где спали родители. Лида, к тому времени разошлась с мужем Виктором по причине его любви к зелёному змею, жила у родителей.

Так они прожили год, семь человек в двушке. И надо отметить, что жили дружно, не ссорились. Дочку, которую как настояла Мария Федоровна, назвали Олей, в честь сестренки Милы, которая рано умерла от воспаления легких. Мила очень хотела назвать дочку Вика – Виктория (победа), но Мария Фёдоровна настаивала назвать девочку Олей. Мила и уступила, а муж был совсем не против и не настаивал ни на чем. Он любил жену и во многом с ней соглашался.

Олечка росла забавной и любимой девочкой. Бабушка с дедушкой в ней души не чаяли, тетки её тоже любили. К Сергею все члены семьи относились хорошо, так что в семье был мир.

Мила и муж учились в вечерних институтах, родители сидели с внучкой, во всем им помогали, академический отпуск в институте Мила не брала. Оля была очень привязана к маме и когда Мила уезжала в институт, кричала криком. В итоге накричала по всем разным причинам себе пупочную грыжу, которая её беспокоила, конечно, её плач беспокоил всех, но никто не упрекал Милу, все переживали за малышку и делали всё для того, чтобы ей помочь.

Летом, когда Оле было уже больше года, родители мужа приехали мирится. Все это время муж общался с родителями, заезжал к ним, о чем они там говорили, Мила не спрашивала, муж не говорил, но родители все-таки приехали мирится, были вежливы и сдержанны с Милой. Она им не поверила, но мама сказала ей, чтобы она ехала с мужем к ним, мирилась и терпела, находила общий язык с ними, ведь она теперь носит их фамилию.

Миле очень не хотелось уезжать из родного дома, но она всё понимала, что все устали от тесноты, которую она причинила родителям и сёстрам своей семьей.

В конце лета Мила вернулась с дочкой и мужем в квартиру родителей мужа.

Быстро четыре года прошли в жизненных заботах, она старалась быть хорошей женой. Любящей и заботливой матерью, невесткой, хозяйкой, студенткой и, конечно, работницей, она работала музыкальным руководителем в детском саду около их дома, куда устроил ее свёкр.

Но сердце её молчало, как не старалась, горело и сгорело дотла в первой любви без остатка.

А родители мужа всё смирится не могли с тем, что она любовь их единственного сына забрала. Муж её любил, называл Решей, мой Орешек, защищал перед родителями своими.

И вот ей снится сон и Грант говорит: «Ты беременна, тебе нельзя рожать, ослепнуть можешь ты, нельзя тебе рожать. Люблю тебя. Услышь меня».

Мила в волнении проснулась: «Грант, что он говорил? Не может быть такого, я не хочу».

В недоумении она пошла к врачу. Но так все и оказалось, как ОН сказал во сне ей. Она в волнении мужу рассказала про сон свой и про испуг ослепнуть и не желание рожать.

Муж выслушал и строго заявил: «Чушь все это! Забудь ты про него, его нет давно. Снам не верь. Современные мы люди. Рожать ты будешь, сына я хочу, продолжателя рода моего».

Она задумалась и замолчала, никому не говорила больше про этот сон свой странный.

Но вскоре сон опять приснился и голос Гранта ей шептал: «Нельзя рожать тебе, с сыном будешь мучиться всю жизнь, услышь меня, ослепнуть можешь ты. Люблю тебя».

Она всё думала и размышляла про сны и предупреждения ЕГО, ещё и ещё просила мужа, но муж её был неумолим в своём решение, стать вновь отцом, так сына очень он хотел.

Она всё думала о снах своих, родителям всё рассказала, отец испуганно смотрел на дочь: «Люся, Грант тебя любил и просто так не будет снится, снам поверь. Нельзя рожать тебе».

А мать её в слезах запричитала: «Ослепнуть? Господи, как же так? Дочь, нельзя тебе рожать. Но в тоже время, муж твой хочет сына, а вдруг детей не будет больше? Господи, как же поступить?»

Размышления, ссоры, уговоры, споры, сомнения… но муж настаивал рожать… Свекровь была, конечно, против второго ребенка. Свёкр был за второго ребенка, хотел внука, продолжателя их рода и фамилии, успокаивал жену, изредка повышая на неё голос. Она замолкала, потом вновь поднимала этот вопрос, о чем они шептались при всегда закрытой двери кухни Мила не знала.

Муж к тому времени закончил институт и по протекции отца стал офицером КГБ.

Когда Мила узнала, что свёкр полковник КГБ, у неё как-то сжалось и заволновалось сердце. Почему? Она не поняла, но внутренне она была против, чтобы муж служил в этой организации и она робко сказала ему об этом. Муж удивился её реакции и ответил, что это его призвание и он должен пойти по стопам отца, как единственный сын.

И всё же Мила решила сделать аборт, не говорить ничего мужу, он как раз был в служебной командировке в Риге. Она решительно пошла к врачу, а ей в ответ: муж должен сдать кровь. Мила была в недоумении, зачем, это мое решение и как она не возмущалась и не просила, врач наотрез отказалась давать ей направление, пока муж не сдаст кровь. Вернувшись домой через месяц, муж наотрез отказался идти сдавать кровь и запретил ей делать аборт.

Ей ничего не оставалось, как уступить.

Беременность проходила тяжело, её мучил сильный токсикоз. Ее никто не жалел, не сочувствовал, ей было неуютно и холодно в доме родителей мужа. Но по выходным дням муж всегда уводил ее из дома, чтобы быть меньше с родителями, они встречались с его друзьями, ходили в кафе, в театр, в кинотеатры, дискуссировали, обменивались мнениями, ей с ним было легко и интересно, он сыпал шутками, прибаутками, был начитан, воспитан и симпатичен.

Муж возвращал её к жизни, она оттаивала после своего горя потери любимого Гранта.

Свёкр, с подачи свекрови, стал всё чаще к ней придираться по бытовым мелочам. Излюбленной темой его недовольства была половая тряпка, которая лежала на резиновом коврике перед входной дверью в общем коридоре. От требовал, чтобы она всегда была мокрой, чтобы грязь с обуви не тащилась в дом и требовал это исключительно от Милы. Она ежедневно подметала и протирала везде пол, промывала тряпку, аккуратно расправляя ее на коврике. Но свёкр приходил домой поздно и к тому времени эта злосчастная тряпка успевала высохнуть на беду Милы. Свёкр, выражая очередное недовольство по поводу тряпки, просто не слышал или не хотел слышать ее разумные объяснения по поводу того, что тряпка просто высохла. Мила просила Марию Владимировну подтвердить, что тряпка была мокрая, когда она вернулась домой, но свекровь почему-то не помнила этого факта никогда.

И вот в один из вечеров свёкр пришел «под хорошим шафе», он долго тщательно вытирал ноги, что-то бормоча себе под нос, потом долго раздевался, аккуратно развешивая свою одежду, опять что-то бормоча. Свекровь, как всегда, сидела, вытянув ноги, в своем кресле и смотрела телевизор, к нему не вышла, была не в настроении. Мила сидела за письменным столом, занималась. Муж паял свои платы. Свёкр принял душ, наодеколонился так, что дышать было невозможно. Сын поморщился и сделал отцу шуткой замечание, когда свёкр вошел к ним в комнату и начал отчитывать Милу за сухую тряпку. Это не понравилось ему, слово за слово и началось… Крик, мат, упреки, все сыпалось на голову Милы. Муж, защищая жену, не уступал отцу и горячился не на шутку, единственно, что не ругался, держал себя в руках. Свёкра несло не на шутку. Мила пыталась успокоить мужа и просила свёкра, чтобы тот тоже успокоился и хотела выйти из комнаты и ещё раз помыть эту злосчастную тряпку, но свёкр ее не понял и чуть ее не ударил, когда она хотела выйти из комнаты, он её не выпускал…

Мила ужасно испугалась, когда он жёстко схватил её за руку, она вскрикнула от боли, но тут вовремя подскочил муж и освободил её… Она выскочила из комнаты, спряталась в ванной комнате, рыдая от испуга и обиды, и сидела там, пока не затих скандал.

На следующий день Мила решила сделать большую уборку в квартире, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей прошлого вечера. Пролила все цветы, вытерла везде пыль, помыла пол в квартире и в общем коридоре, простирала тряпку с порошком и замочила ее в тазике, решила выложить ее пред входной дверью после шести вечера, чтобы она не успела высохнуть к приходу свекра. К тому времени они жили в маленькой комнате втроем, родители переехали в большую комнату, но сняли со стен ковры, висевшие над их кроватями. Под коврами были старые выцветшие обои, посмотрев на них, Мила решила повесить постеры из коридора. Там висело много разнообразных картин, постеров, все это было не в одном стиле, безвкусно. Все стены маленького коридора квартиры были увешаны, а в маленькой комнате, где они жили стены были голые.

Оля, хмурясь, не раз говорила: «Мам, у нас такие страшные стены в комнате», – вспомнив слова дочки, она решила перевесить два постера к ним в комнату.

Приладив их на стене, она отметила карандашом место для гвоздиков, чтобы их повесить, когда придет муж. На их месте в коридоре перевесила картины, посмотрев на интерьер стен коридора, осталась довольна: убрав постеры, получился единый стиль. Муж в тот вечер пришел в семь вечера и быстро по просьбе Милы вбил гвоздики, повесил постеры.

Поужинав втроем, Мила с мужем вошли в свою маленькую комнату, а Оля, спросив у папы разрешения можно ли ей поиграть в большой комнате, пошла строить замок на полу.

Сергей посмотрел на стены в комнате, улыбаясь, сказал: «Да, так лучше и у нас как-то повеселее стало. Летом переклеим обои. Я сейчас хотел переклеить, но маман не разрешила, сказала у нее голова будет болеть от запаха клея. Потерпи немного, летом они уедут на дачу, мы с тобой все переклеим. Да?»

– Да, но до лета еще полгода ждать, можно было и сейчас поклеить здесь же совсем мало переклеивать, за шкафом можно и не трогать, он такой большой мы его и не сдвинем.

– Ты права, но мать не разрешает. Ты же знаешь, ее не переубедить. Реша, потерпи.

Вздохнув, Мила согласилась и села за пианино, принялась тихо разучивать новую пьесу. Муж принялся ремонтировать транзистор, который стал плохо работать.

Пришла свекровь, не обратила внимания на стены, повозившись в кухне, тихо поговорив с сыном, ушла в свою большую комнату, где Оля играла на ковре.

Пришел свёкр, долго вытирал ноги о мокрую тряпку, Мила успела после прихода мужа и свекрови еще раз ее промыть и расстелить мокрую тряпку перед входом. Он долго раздевался в коридоре, развешивая аккуратно свою одежду на разные вешалки, никто к нему не выходил, он не любил, чтобы ему мешали раздеваться.

– Маш, добрый вечер. Кто перевесил мои картины в коридоре? – послышался строгий голос свекра.

– Добрый вечер, Володя. Картинки? Я не знаю, я ничего не перевешивала. Недавно пришла, устала очень, только присела (в кресле сидела уже больше двух часов).

– Понятно. Отдыхай, я сам разберусь. Олечка, привет, а дедушка пришел и тебе конфетку принес, – протянул конфету.

– Деда, привет, видишь я замок строю, потом.

– Ну строй, я дверь закрою, – свёкр закрыл дверь и резко открыл дверь в маленькую комнату.

– Какое право ты имеешь трогать наши вещи и присваивать их себе?

– Добрый вечер, Владимир Федорович, – ответила Мила. – Я ничего не присваивала, просто перевесила два постера временно вон на стену. В коридоре все стены завешаны, в нашей комнате голые стены. Я хотела немного уюта и все.

– Когда заработаешь себе на уют тогда и будешь его делать, – пьяно ухмыльнулся, – а сейчас живи в том, что тебе предоставили, итак живешь на всем нашем. Чтож тебе твои родители не создали уют?

– А при чем здесь мои родители? Я же живу у мужа… в вашей квартире?

– А я сказал, не смей трогать ничего без моего разрешения! – закричал свекр. – Не заработала, не трогай! Что непонятно тебе! И прекрати здесь громыхать, сотрясать воздух своей музыкой, – грубо выругался и дальше продолжал твердить одно и тоже, словно заезжая пластинка, стоя на месте и держась за дверь.

Мила встала, сняла картинки со стены и хотела их повесить в коридоре на старое место, но свекр не дал ей выйти из комнаты, стоял в дверях.

– Владимир Федорович, разрешите мне выйти.

– Что? Да кто ты такая? Кто ты такая, чтобы командовать здесь… в моем доме? Я ещё не закончил говорить, а ты уже командуешь, – оттолкнул её.

Мила ударилась об дверь, слёзы брызнули из глаз.

Сергей, испугавшись, вскочил, начал ругаться с отцом… Крик мужа и свёкра был не шуточный… Мила испугалась за мужа, когда он вцепился с отцом, в этот раз он не на шутку разошёлся, защищая жену. Свекровь во время всего крика не выходила из комнаты. Оля испугалась крика и громко плакала.

На нервной почве под утро у Милы начались схватки, муж вызвал скорую…

И вот её везут в больницу, голоса врачей: «Преждевременные стремительные роды, везем…»

А дальше всё стремительно случилось… Всё, как Грант сказал во сне, родился сын и она ослепла! Кровоизлияние и отслоение сетчатки произошло, в добавок сепсис и мастит ей еще до кучи.

В больнице снится сон: «Борись. Я помогу. Люблю тебя. Ты не умрешь».

Она выкарабкалась, но зрение потеряла. Всё вновь произошло, как ОН сказал ей во сне.

Во время родов произошло отслоение сетчатки, она потеряла зрение, не совсем, в очках при минус 12, она видела не чётко только первую строчку одним глазом, второй глаз не видел почти ничего. Да еще мастит ей еще до кучи. Мила не помнила почему её в таком состоянии выписали из роддома, а впрочем, это же был роддом, а не больница, Она хорошо помнила, что её забирал муж, довольный, что родился сын, как он и хотел, и сёстры.

Привезли её домой к родителям, а дочка осталась с мужем в квартире его родителей, она ходила в детский сад. Вскоре у неё поднялась высокая температура, грудь болела так, что она не могла сдерживать слезы, сын кричал постоянно. Миле помогала вся её семья, сын был в основном у них на руках по очереди. Несколько дней она промучилась дома, потом отец, видя состояние дочери, вызвал скорую помощь.

Больница была переполнена, но тетушка Евдокия, работавшая в то время в отделении гинекологии, помогла положить племянницу. У Милы начался сепсис крови, привезли вовремя, как сказали врачи… И ещё бы попозже и конец был бы другой.

Она провалялась в больнице больше двух месяцев и все это время ее семья возилась с ее сыном. Сёстры привозили его на кормление в больницу к Миле. Муж жил с дочкой у родителей, работал, приезжал, волновался за жену и сына, потом уезжал.

Выписавшись из больницы, Мила узнала, что свёкру дали по улучшению его жилищных условий двухкомнатную квартиру на Варшавке. Это было далеко от них, дом был у самой окружной дороги, район был не благоустроен, один маленький магазин, цивилизация с инфраструктурой находилась за три остановки по Варшавскому шоссе. Родители купили им немецкий гарнитур: стенку и мягкую мебель. На декретные и сэкономленные деньги Мила купила мебель для кухни, холодильник. Прожив месяц с родителями, они попросили их переехать в новую квартиру.

Радости Милы не было предела, теперь она самостоятельная замужняя женщина, мать двоих детей, ей было 28 лет.

Но её радость быстро испарилась в жизненных заботах матери двоих детей, целыми днями она была одна – муж уезжал в шесть утра, приезжал около десяти вечера, уставший, дети уже спали. Их квартира была на 16-м этаже, лифт почти никогда первые годы не работал, ни друзей, ни знакомых не было. Дочке 4 года, сын – грудной ребенок. Она крутилась одна как белка в колесе. Мальчик был очень беспокойный, да это было и понятно, отразились её нервотрёпки, когда она ходила беременной. Надо было постирать, приготовить, большая проблема была купить продукты и потом с коляской, с сумками вернуться в квартиру на 16-м этаже. Проблемой был частый поход в детскую поликлинику, до которой надо было идти далековато пешком, с двумя детьми. Она очень уставала, но не роптала.

Через три года свёкр сделал обмен квартиры в их район, в пятнадцати минутах от дома родителей мужа и часа езды от родителей Милы.

По рекомендации сестры, Валентина к тому времени работала заведующей детским садом в Москве, Милу взяли работать методистом в РОНО – районный отдел народного образования. Сына устроили в детский сад, дочка пошла в первый класс. Муж, как офицер, все также был загружен на ответственной работе, дети его видели только в выходные, а Мила и по вечерам, уставшего, когда дети уже спали.

Через несколько месяцев Мила из-за невозможности вовремя забирать сына из детского сада, РОНО и детский сад работали до 19 часов, и она не успевала забирать ребёнка, перешла работать методистом в детский сад.

Через год ее назначили заведующей детским садом, так началась ее карьера руководителя образовательного учреждения. Об этом будет далее рассказ…

Ей шел 31-й год, у неё было высшее педагогическое образование, двое детей, занятой муж – офицер, двухкомнатная обставленная квартира, работа рядом с домом. Казалось бы, все хорошо, но… это только казалось людям, которые не знали многого.