Текст книги "Клуб 28, или Ненадежные рассказчики"

Глава 2
Сатанинские ноты, или на пути к «Успеху»

Кто понимает музыку, тот знает, как жить эту жизнь. У меня, например, напрочь отсутствуют и музыкальный слух, и музыкальный вкус. Указанное обстоятельство грозило похоронить книгу, которую вы читаете, однако мне посчастливилось познакомиться с земляком не по крови, но по почве – уроженцем Гомеля Антосем Уладзiмiравiчам. Замерщик на топографо-геодезических работах третьего разряда, сотрудник транспортной компании по трудовой книжке и меломан по призванию взял на себя бесплодную роль логиста музыкального досуга – эдакого вергилия, ведущего по лабиринтам музыки, помогающего отличить сатанинские ноты (а они действительно существуют, например, diabolus in musica – «тритон»: музыкальный интервал в три целых тона, запрещенный к использованию средневековыми монахами) от хоралов архангелов, слэмящихся на контрольно-пропускном пункте имени апостола Петра.

Впервые мы оказались вместе на концерте российской группы Jack Wood пару лет назад. Я пригласил в компанию свою несостоявшуюся зазнобу Анну Павловну, заглянувшую на бокал вина (перед концертом), бутылку пива (во время) и засветло ретировавшуюся домой к годовалой дочери. Мы остались втроем: я, Антось Уладзiмiравiч и Михась Сяргеевiч – еще один гомельский беларус. Ничего не могу с собой поделать: всех самых близких сердцу друзей я называю либо по фамилии, либо по имени-отчеству. Антось Уладзiмiравiч мою привычку не одобряет: по его словам, обращение по имени-отчеству – чаще всего издевка или совсем близкий подъеб, программная сборка версии 1.2 inside joke, а именование человека по фамилии – выказывание пережитков советского стиля мышления или грубая демонстрация превосходства в должности. По словам земляка, в отношениях обоюдное поименование должно звучать проще:

«Когда между мужчиной и женщиной есть притяжение, они друг друга по имени называют. Но стоит страсти стихнуть и поделиться на ноль, как тут же возникают “бывшая”, “еврейка”, “сомелье”».

Особые страдания Антосю Ўладзiмiравiчу причиняют разговоры его коллег, в которых то и дело проскальзывает местоимение «моя».

– Так от нежности, от деликатной «Дашеньки» или милой «Машеньки», мы переходим к огрубению: «Моя звонила», «Моя ждет», «Моя бесится», – уверяет земляк и приводит еще один пограничный случай проявления нежности. – А вы слышите звенящую пошлость, проявляющуюся в штамповании паточных «котенков», «заек» и прочих представителей фауны? На публике обращаться друг к другу ванильными словесами считается дурным тоном и проявлением бескультурья, однако по мере того, как интим нивелируется и улетучивается из нашей жизни (а с каждым днем подобных проявлений становится все больше: полвека назад бравые дружинники привлекли бы любого из нас к административной ответственности за прогулки с девушкой под ручку или поцелуй в щеку на людях), пошлость становится нормой, и мы уже не удивляемся «рыбкам» и «кисам» в окружении.

Наблюдения Антося Ўладзiмiравiча, безусловно, ценны для великой науки любовеведения и должны высекаться золотыми буквами над входом в любой столичных ресторан, а теперь вернемся в «ГлавClub» на улице Орджоникидзе, 11.

Михась Сяргеевiч долго наблюдал за конвульсиями музыкантов Jack Wood на сцене и флегматично заметил:

– Я бы с их вокалисткой замутил.

Антось Уладзiмiравiч незамедлительно забетонировал эфемерные поползновения:

– Не получится: ее муж на гитаре играет. Всех хороших баб разобрали. Но нас ждут хорошие в раю.

– Проблема в том, что мы окажемся в аду, – говорю. – На концерте Джимми Хендрикса, Курта Кобейна и Дженис Джоплин.

– И Николая Расторгуева, – добавил Антось Уладзiмiравiч.

– А почему Расторгуева?

– Если без Расторгуева, это будет рай, а не ад.

Концерт зашел «на ура», как и последующий променад по пивным барам. Наутро мы отправились в рюмочную «Зюзино» на Болотниковской улице, 21. День рисовал радужные перспективы, пока Михась Сяргеевiч не открыл дверь ногой. И что вы думаете? «Молодой человек, позвольте…» Нас почти не пустили. Нас почти выгнали. Но что может остановить мотивированного беларуса? Нет в мире силы грознее, чем амбициозный, талантливый и по умолчанию терпеливый беларус, а Михась Сяргеевiч вырос эталонным «тутэйшым». С боем, горем пополам и выветрившимся на треть похмельем мы все-таки уселись за дальний столик и забаррикадировались от остальных посетителей трехлитровыми банками пива, а Михась Сяргеевiч делился последними сводками с беларусских фронтов, в частности, с «Дня Волi»:

– Мы шли в толпе, вокруг буйствовал ОМОН, а нам только и оставалось, что с горочки спуститься. Румянец на щеках заалел, метель. Но дома ждет бутылка вина. Ну, как бутылка? 11 бутылок. И мы знаем, что хоть тушкой, хоть чучелом, но обязаны дойти!

Целеустремленность – необходимое качество любого мужчины, а правильная мотивация – его непреложное проявление. Будет мотивация, появится и остальное. Неудивительно, что в «Зюзино» мы все-таки назюзились. Прикончив пиво, отправились в кабак в историческом центре Москвы.

– Horam bonam nychthemeri tibi opto! – «Доброго времени суток»: Михась Сяргеевiч приветствовал официантку на языке старажытных беларусов, а именно: на латыни. – Я был там, а сел здесь, – он упал на стул, объясняя, почему мы оказались в «СПб», а не ирландском пабе. Взяли по пиву, гомельчанин задумался и выпалил. – Я, кстати, заметил, что сейчас, когда женщины слышат, что я женюсь, у них нездоровый блеск в глазах появляется. Они видят своеобразное подтверждение ценности «актива». Как на бирже. Раnic buy, фактически.

Посмотрев на помятого меня, он потрепал по плечу и добавил:

– Но ты не кисни, Милорад. У тебя тоже есть шансы. Ты же слегка ебнутый. Вот женщин такое привлекает: они хотят с тобой переспать и выпить хотя бы каплю твоего безумия. Ради генетического разнообразия.

И ведь прав, поклонник Дарвина и знаток евгеники. Через 10 минут попросили счет, и официантка пристыдила: «Уже уходите? А у нас дискотека…» Минчанин-москвич опешил от наглости, растерялся и мастер каламбуров гомельчанин-москвич, нашелся только гомельчанин-гомельчанин:

– Женщина, я не танцую.

Универсальный ответ, на все случаи жизни, квинтэссенция мужской мудрости: «Нужно знать, чего ты хочешь, и знать, что ты этого хочешь» – Ницшу почитайте. Михась Сяргеевiч раззадорился:

– Женщина, вы мне нравитесь. А я вам?

Пришел черед официантки стушеваться. Искренность – опасное оружие, ему почти невозможно противостоять, но барышня оказалась достойным противником и устояла под натиском беларусской харизмы. «Paulisper symphonia canebat, paulisper baro saltabat», как говорится: «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Мы расплатились и продолжили променад по вечерней столице. На улице Михась Сяргеевiч огляделся и проорал:

– Земляки, там что-то сатанинское! Надо разобраться!

– Михась, это осетинские пироги, – успокоил товарища Антось Уладзiмiравiч.

– Правда? А как называется?

– «Аист», – ответил я и допустил фатальную ошибку, выпустив из бутылки пива джинна мелкопоместного национализма. Истерика клаксонов проезжающих машин, гул последних троллейбусов и щебет поздних магнитол потонул в стройном дуэте гомельчан:

 
Белый аист летит,
Над белесым полесьем летит.
Белорусский мотив
В песне вереска, в песне ракит.
Все земля приняла
И заботу, и ласку, и пламя,
Полыхал над землей
Небосвод, как багровое знамя.
Молодость моя, Белоруссия,
Песня партизан, сосны да туман.
Песня партизан, алая заря,
Молодость моя, Белоруссия.
 

Беларусы пели с душой и достоинством, скупым, но пробирающим надрывом, и поздние пешеходы, машины на переходе и патруль полиции почтительно расступились перед исполнителями. Мы пулей ринулись к «Аисту», и от полного разгрома заведение уберегли только проезжая часть и бар на углу, сразивший нас рикошетом. Но долго в воздухе июньском курлыкал бусел одинокий.

После бара вернулись на квартиру Антося Ўладзiмiравiча. Переступив порог, я столкнулся с бородатым мужиком в трусах, стоящим у плиты.

– Здорова, земляки! – сказал бородач и повернулся к шкворчащей сковороде.

– Аляксей, тоже из Гомеля прикатил. Он неделю в Москве перекантуется – и в Киев, так что, если потребуется вписка на Украине – свистите, – пояснил Антось Уладзiмiравiч, открыл холодильник и достал пару полуторалитровых баклашек пива. Однако Михась Сяргеевiч брезгливо отвернулся от запотевшей тары: негоже отвлекаться на алкоголь, когда Аляксей бросил нам кулинарный вызов. Проснулся здоровый азарт, и мы не позволили себе сбежать с передовой кухонной баталии, отступить перед лицом картофельного врага, ретироваться перед сковородой – и засучили рукава.

Стрелки часов приближались к трем часам ночи. За окном сигналили кареты «скорой помощи» и полицейские машины, а в съемной однокомнатной квартире неподалеку от метро «Тульская» четверо здоровых мужиков за 30 чистили картошку, перетирали в комбайне, отжимали воду и жарили на сковороде. Как заметил однажды Антось Уладзiмiравiч, «когда встречаются четыре англичанина – они делают Beatles, когда встречаются четыре беларуса – они делают драники, хотя для готовки достаточно и одного человека». Но не в тот вечер: через 10 минут блюдо доверху заполнили горячие драники, и даже компьютер не успел бы перезагрузиться, как мы зачистили тарелки. Жизненный совет от Антося Ўладзiмiравiча: если у вас с утра похмелье и трясутся руки, то срочно займитесь приготовлением драников. Плавные движения успокоят вас и создадут благолепную атмосферу для уравновешения внутреннего мира. Но только драть следует руками, ведь крафтовый драник – это искусство!

Отужинав, мы загрустили. На блюде сиротливо остывал последний драник, ждущий, что кто-то вспомнит и о нем, протянет руку и подарит счастье быть съеденным, а мы приступили к пиву и великосветским беседам:

– Понимаете, коллеги, женщины непознаваемы, потому что органично противоречивы. Они вечно находятся в подвешенном состоянии, как кубиты в квантовом компьютере, – заметил Аляксей. Я бы доверял земляку: бывший строитель, бывший бармен, бывший цимбалист (он действительно профессионально играл на цимбалах, это не метафора ради редкого словца) разбирался и в архитектуре компьютеров. – Нельзя полюбить женщину и сохранить разум.

– Вы верно заметили, уважаемый коллега, – согласился Михась Сяргеевiч. – Любовь меняет мужчину, и, зачастую, не в лучшую сторону: она делает его слабее. Незаметно, но верно влияет на когнитивные функции головного мозга.

Аляксей отмахнулся:

– Вот поэтому во имя науки я выбираю одиночество с его вечной рефлексией страха социальной неустроенности, но возможностью принимать взвешенные решения и действовать сообразно им, а посему предпочитаю окучивать астральных женщин бальзаковского возраста, но без продолжительных привязанностей.

Я откинулся на стул, переваривая услышанное и дюжину драников:

– Отличный концерт, земляки. Надо повторить! А теперь я баиньки, – вызвал такси. В прихожей накинули по стременной, перекурили у подъезда, и я укатил домой.

Мое предложение поддержали: в следующие полтора года узкая беларусская тусовка в разных составах побывала на трех десятках выступлений и в январе 2019 года добралась до группы «Суперкозлы» в клубе «Punk Fiction».

* * *

Январь выдался на удивление теплым: ветер носило по улице, жизнь скулила своим чередом, и за окном расплескалось то неприятное время года, когда ходишь по тротуарам криво не потому что пьяный, а потому что лужи. Пусть я надел добротные ботинки, слякоть и лужицы обходил стороной: мало ли, какой они глубины. Как «пустыня ширится сама собой, и горе тому, кто сам в себе свою пустыню носит», так и дыры в московской плитке множатся и углубляются без причины, и горе тому, кто захочет добраться до дна, ибо дна у столичной бездны нет. Жаль, что даже с таким багажом за плечами не свезло: поскользнулся, зачерпнул жижи по щиколотку и помянул имя собянинское всуе.

Антось Уладзiмiравiч в длинном пальто и однотонных штанах, сливающихся в цельную серую шкуру, поджидал у шлагбаума клуба. «Punk Fiction» находился в арт-квартале, чем-то напоминающем Берлин начала 2000-х годов: низенькие здания советской постройки, когда-то служившие офисами номенклатуре, переоборудовали под барбершопы и тату-мастерские, магазины винтажной и джинсовой одежды, кафе и бюджетные бары. Тут же находились два культовых андеграундных клуба: «Успех» и упомянутый выше «Punk Fiction», в режиме нон-стоп принимавшие толковые, но пока малоизвестные российские группы.

Земляк приехал загодя и успел подмерзнуть: Антось Уладзiмiравiч не надел шапку, и уши зарозовели. Сегодня он облачился в толстовку с надписью «Полесье» и профилем журавля на груди – чтобы любой, кто увидит, сразу понял, что имеет дело с беларусом. Завидев меня, гомельчанин начал пританцовывать и пускать руками волну, как всегда приветствовал самых близких друзей. Мы поздоровались и направились к клубу.

– Артур Викторович уже на месте.

– А кто это?

– Дружище из Смоленска.

– О, земляк! – говорю.

– С каких пор он тебе земляк? А я тогда кто?

– В январе 1919 года именно в Смоленске учредили Советскую Социалистическую Республику Белоруссия, – отвечаю. – Город стал столицей нового государства. На целых пять дней, пока правительство не переехало в Минск. Больше того: сколько лет Смоленск входил в состав Великого княжества Литовского? Кто сдержал контрнаступление тевтонцев в Грюнвальдской битве в 1410 году? Три смоленских полка! Так что мы с полным правом можем претендовать на возвращение Смоленска в состав Беларуси.

– Может, и Крым?

– Конечно, и Крым вернем! И Великий Новгород. И Петербург, где жил и работал первопечатник Франциск Скорина. Вообще, я думаю, что все вернем, ведь все в мире – Беларусь, кроме Косово, потому что Косово – это Сербия.

Антось Уладзiмiравiч и сам прекрасно знал все перечисленные факты: он меня проверял. Удовлетворенный ответом, хмыкнул и добавил:

– Артур тоже по андеграунду загоняется, мы часто на концерты вместе выбираемся.

На первом этаже клуба посетители неспешно выпивали за ненадежными картонными столиками, у стойки столпилась очередь из жаждущих накатить. Я застрял у кассы на 15 минут, а после поднялся на второй этаж, где вовсю гремел концерт. Знакомство с коллективом «Суперкозлы» разбередило серьезные философские вопросы, ведь на сцене вокалировала «тонкая ползучая тварь», готовая линчевать без суда и следствия, да и публика подобралась любопытная, свойская, под стать музыкантам: «вейперы и веганы, качки и бариста, девочки с арт-колледжа, сволочи и пацифисты, участники кавер-групп, йоги и барбершоперы, коллекционеры винила, дотеры и видеоблогеры». Я задумался, а кто же мы на этом празднике жизни? Люди, «призванные варить мыло, неистово курить, размножаться и выглядеть классно?» Или человек, у которого «поехали нервишки, он слетели с колес, и если не отыщет выход – то сдохнет, как уличный пес?» Или инженер, сконструировавший ракету, чтобы «улететь в пизду с планеты»?

Группа порадовала, побаловала, хоть выступление и отдавало наебаловом. Я спустился на первый этаж, занял очередь в туалет и краем уха зацепил разговор за столиком неподалеку:

– Да ладно, вы читаете Мариенгофа? – послышался уверенный и по-собачьи добрый мужской голос. – «Циники» – грандиозная вещь!

– Вы тоже читали Мариенгофа?

– Я – и не читал?! – мужчина ответил негодующе, будто кто-то усомнился в его потенции и порядочности.

«Отличный подкат, – подумал я. – Парень наверняка заполучит телефончик». Антось Уладзiмiравiч спустился в зал, просигналил рукой, и мы вывалились на улицу. У крыльца курил среднего роста мужичок за 30 с аккуратно очерченной седеющей бородой и нагладко, слепяще выбритой головой, поигрывающей бликами под светом тусклых фонарей. Приблизительно так я представлял в детстве Деда Мазая, только в ушанке.

– Артур – Милорад, – Антось представил мне товарищу, а затем провернул реверс-инжиринг, – Милорад – Артур. Кстати, Артур тоже ходил на концерт Флоры, как и ты, малыш.

Вы не подумайте лишнего: «малыш» – сокращенно от «Милорад». – Не ври, Антось! Это я рассказал тебе про Флору и ее концерт! Милая девушка, очень артистичная, – заметил уроженец Смоленска.

Его щетина так ярко серебрилась под фонарем, что за глаза я окрестил знакомого «Бородой». Так и записал в телефонной книге, потому что имя «Артур» тут же вылетело из головы, не причинив урона извилинам.

– Кстати, концерт не только Флорой запомнился. Под занавес выступления какой-то наглый парень, расталкивая всех локтями, с букетом лилий над головой к сцене продирался. Оттоптал мне ногу, Артур отступил, показывая кроссовок, – и даже не извинился!

– Знаю этого товарища, – говорю. – Мой университетский друг Иван Денисович.

– Хм, – Артур погладил щетину. – Хороший парень. Целеустремленный, настойчивый. Уважаю такие качества в мужчинах.

Мы рассмеялись, открыли по пиву и закурили, обсудили будущие концерты, последние релизы молодежных поп-хитов, забытые и полузабытые андеграундные группы, пока не затронули тему последних кинопремьер.

– У меня, – говорит Артур, – как и у героев DC, тоже есть супер-способности. Две! Первая проявилась еще в детстве: где бы в квартире отец ни спрятал пиво, я всегда его находил. Всегда. В шкафу спрячет – в шкафу найду, в сумке на антресолях – ее открою, в вентиляционной шахте – и туда дотянусь. Пивной компас в моей груди, ей-богу. А вторая суперспособность хитрее: если я пьян, то не могу переписываться неграмотно. Я все внимание концентрирую, чтобы описки не допустить, и в этом кроется колоссальный плюс: перечитаешь трижды, прежде чем отправить, и потрешь все лишнее, что хотел сказать. Помню, как бывшей «смс» строчил сразу после расставания. Пивной бар в ночь с воскресенья на понедельник обезлюдел, а я над смартфоном трясусь. Уже и пиво выдохлось и затемпературило, и фонари за окном погасли, и предрассветные сумерки, – а я редактирую, перечитываю и снова редактирую.

– Так отправил в итоге сообщение? – спрашиваю.

– Неа, смартфон сел, – Артур затянулся сигаретой, стряхнул нахлынувшие воспоминания вместе с пеплом папиросы и перевел тему. – Ходил на днях на «Аукцион», но бывшую так не встретил, а ведь она всегда была страстной поклонницей Федорова: ни одного концерта не пропустила!

– И давно вы расстались?

– Уже порядком, думаю. Начали встречаться – душа в душу, а затем особа увлеклась религией, а точнее, иудаикой – и подменили человека! Ссоры посыпались, и жили мы, как кошка с собакой – лаялись без причины, на пустом месте. Стукнуло 28 лет – перекрыло наглухо! – Подожди, подожди – сколько ей стукнуло? – Антось Уладзiмiравiч подался вперед, ухватившись за услышанное.

– 28.

– Хм. Вот и моей бывшей в 28 крышу сорвало, – задумчиво протянул гомельчанин.

– Так, секундочку! Вас бросили 28-летние? – я не поверил знакомому и задумался, нанизывая на фаланги известные мне примеры малообъяснимого поведения 28-летних женщин. Вот, например, история Заболоцкого: в 49 лет его жена Екатерина, замученная пьяными выходками, бросила поэта и ушла к писателю Василию Гроссману, а что в ответ сделал Заболоцкий? Тут же, после второго свидания, женился на 28-летней поклоннице Наталье Роскиной. И зачем?

Из чувства мести! А почему девушка согласилась? Из жалости. Когда женщина не испытывает никаких положительных эмоций к мужчине, единственное чувство, способное привести обоих в кровать – жалость. Или другой пример: за несколько месяцев до свадьбы двадцативосьмилетняя Маргарета Бергман, сестра Ингмара Бергмана, сбежала от своего кавалера – писателя и литературоведа Пола Бриттена Остина. Ингмар, пусть не сразу, отыскал сестру и вернул домой, потом и свадьба состоялась. Конечно, можно сказать, что такие поступки среди Бергманов – дело семейное (ведь и сам кинорежиссер тоже сбежал от невесты накануне бракосочетания), но я, как и Велимир Хлебников, слышу здесь «тихий вой струн вселенского закона». Товарищи нетерпеливо переминались с ноги на ногу, ожидая разъяснений. – Секунду, секунду, – я заточил карандаш и принялся за математические выкладки. Вероятность того, что меня бросит 28-летняя девушка, составляет 1/9 [потому что я встречаюсь с женщинами в возрасте от 25 до 33 лет включительно], вероятность того, что аналогичная особа расстанется с Артуром Викторовичем, равняется 1/17 [потому что он предпочитает девушек в возрасте от 18 до 35 лет, мы же не педофилы какие], а вероятность расставания молодухи с Антосем Уладзiмiравiчам – 1/6 [от 28 до 33 лет]. Но какова вероятность того, что каждого из нас бросила 28-летняя, спросите вы? Чтобы выяснить это, необходимо перемножить вводные, – и получится результат в 0,001, или 1 шанс к тысяче. Согласитесь, маловероятно. Я потребовал перестраховки – и занялся сбором статистических вводных, обзвонив университетских товарищей:

– Саня, а сколько было Лене, когда вы развелись? 28?! Интересно! Андрей, а когда ты расстался с Полиной? Ей было 28?! Игорь, а во сколько вы разошлись с Ингой? 28?! Игорь, а не желаешь ли ты присоединится к клубу мужчин, брошенных 28-летними женщинами? Не желаешь?! По-лузерски выглядит, говоришь? Иди нахуй! и я повесил трубку. Побеседовав с семью знакомыми, удостоверился, что всех бросили 28-летние женщины (кроме Алексея, потому что его бросил 28-летний парень). Однако собранного материала мне было недостаточно, и я снова потянулся к телефону:

– Владимир Владимирович, прошу прощения, что тревожу вас молниями «телеграмма», но задача аховая! А сколько лет было Марии Борисовне Чуковской, когда вы в нее влюбились, а затем Чуковский вас из окна дачи выбросил?

– Кто выбросил? – Маяковский взревел бархатным басом. Меня выбросил? Привяжи меня к кометам, как к хвостам лошадиным, и вымчи, рвя о звездные зубья, или Млечный Путь перекинув виселицей, возьми и вздерни меня, – стерплю. Но чтобы Чуковский меня из окна вышвыривал – неподъемная мука! Что это за наглая клевета? – он замолчал и нехотя добавил: – 35 ей тогда исполнилось. А что случилось-то?

– Мы с коллегами бьемся над проблемой психологической неустойчивости 28-летних женщин…

Маяковский добродушно рассмеялся:

– Ха, вот отсюда и стоило начать, щегол. Лиле 28 лет исполнилось, когда мы весной 1919 года вернулись в Москву и поселились в неотапливаемой квартире в Полуэктовом переулке. Как сейчас помню: «Двенадцать квадратных аршин жилья. Четверо в помещении – Лиля, Ося, я и собака Щеник». Эх, хорошо! А потом…

И голос сломался в унисон поскрипыванию телефонного кабеля. Напоследок я расслышал что-то нечленораздельное, но узнаваемо крепкое, матерное. Я прополоскал горло сидром и набрал другой номер:

– Рюноцке, Рю, братюня, ну как ты там, за ширмой? Страшная огненная буря и горящая карета, падающая с моста?

Акутагава, как всегда лапидарно, ответил:

– Напротив: льды, резкий пронизывающий ветер и вечное сияние над бескрайним снегом. Но через мост четырехглазые собаки пропустили. Кто ж меня, бродячего пса, покусает?

– Недурно, – говорю, – но ты уж прости прямолинейного беларуса: я по личному вопросу. Подскажи, а во сколько лет твоя мать с ума сошла?

– В 28…

– Сочувствую, – отвечаю. – Спасибо за откровенность. И вот еще, ну ты это, заходи если что, или звони.

– Договорились, – и Акутагава повесил трубку. Я повернулся к Антосю и Артуру просиявшим:

– Что я говорил? Что я говорил? А вы не верили! В аду нет огня туда каждый приходит со своим!

Товарищи, не понимая, о чем речь, растерянно пожали плечами, а я перевел дыхание, настраиваясь на последнюю и самую ответственную аудиенцию. Для храбрости накатил сидра и прилип к трубке потным ухом:

– Александр Сергеевич, здравствуйте. Искренне прошу прощения за поздний звонок, но вопрос у меня серьезный назрел, – я запнулся, не зная, какие вежливые слова подобрать. Пушкин нетерпеливо покусывал мундштук, посапывая в трубку, и я выпалил, как есть, а сколько лет было Анне Керн, когда она вас бортанула?

Наше все оглушительно рассмеялся:

– Кесаревич, негодник, ах, негодник! Уважил старика. Тридцать.

– А не 28, нет?

– Вот в Кишиневе, я тебе скажу, была одна 28-летняя особа… он ностальгически притих, и я спросил с надеждой на громкий биографический скандал:

– А что было в Кишиневе?

Он резко приосанился: я даже в динамики расслышал, и твердо сказал:

– Оставь моим хроникерам: пущай поархивятся, а ты заинтригуй, заинтригуй – ты умеешь, – и повесил трубку. Ошалелый, я поглядел на товарищей:

– Господа, я полагаю, мы только что стали первооткрывателями вселенского закона, регулирующего гормональные взрывы у 28-летних девушек и объясняющего перепады в их настроении! И мы обязаны продолжить изыскательскую работу.

– Вряд ли это случай. Пожалуй, мы столкнулись с повсеместной проблемой, – Артур вильнул умом, как пес хвостом. – В 28 женщина хочет тусить, а тело намекает, что пора о детях подумать, о семье, и в результате происходят мощные гормональные взрывы, объясняющие нелогичные импульсивные поступки.

И мы поспешили к барной стойке с целью отметить открытие, пока Антось Уладзiмiравiч делился новыми измышлениями:

– Вот, например, моя 28-летняя сейчас хочет выйти замуж, но чтобы выйти замуж, необходимо работать над собой. Люди постарше, за тридцать, прекрасно все понимают, а она – нет, и продолжает делать вид, что виноваты все вокруг, кроме нее. И зачем я с ней связался? «Есть догадка, что я себя наебал» – это из раннего Гете или «Петли Пристрастия». А чего она хочет? И чего хотят 28-летние в основной своей массе? Чтобы было красиво. Красиво! Красивая картинка – и дальше пустота.

– Нарциссизм! – Артур Викторович воплем отогнал стайку хипстеров на три шага назад. – Нар-цис-сизм, – прочеканил он, уже тише. – Вот почему я отправил бывшей на день рождения 13 желтых нарциссов и зеркальце!

Антось Уладзiмiравiч подхватил мысль:

– Вот и получается, что нынешние 28-летние ждут от отношений цветов, ресторанов, круизов и других знаков внимания, а не настоящих поступков и подвигов. Но давайте называть «инстаграмы» своими именами: им нужна обертка, а не содержание, срежиссированный результат, а не процесс, требующий усилий. В общем: они хотят красивую картинку, а я хочу человека, который будет для меня всем.

Он зло сплюнул, а я затянулся сигаретой. Товарищи ухватили самую суть проблемы: катастрофа нашего времени заключается в том, что мы фокусируемся на внешних проявлениях богатства, забывая о содержании. Листая ленту в «фейсбуке» или «инстаграме», глядя на фотокарточки с пляжей Корсики, с концертов рок-идолов и из театров, умом я понимаю: страница любого моего знакомого или знакомой – это рафинированная ложь, искусственная «цифровая личность», представленная отфотошопленными фотографиями в наилучших ракурсах, с «правильными» ссылками, «умными» цитатами и «нужными» событиями, вот почему соцсети нельзя считать достоверным и полным отражением действительности. Я долго недоумевал, как мои знакомые купили квартиру, сделали ремонт, потратили уйму денег на гардероб и поездки по миру, пока не выяснилось, что жили они в кредит и оказались на грани банкротства. Теперь в «инстаграме» впору публиковать сторис из зала суда и банковских кабинетов, где ведутся переговоры о рефинансировании. Однако даже четкое и аргументированное осознание лживости картинки все равно не убивает страх что-то упустить, прожить жизнь недостаточно ярко, насыщенно, полно.

С другой стороны, я твердо знаю: не нужно ничего желать. Все и так есть, все и так здесь и сейчас. Вы не можете полноценно жить в настоящем моменте, если у вас есть будущее. Будущее – как тот чулан из далекого детства, в котором непременно прячутся монстры, а мы – у двери, и боимся нажать на ручку. С грузом страха за плечами невозможно хорошо танцевать. Но постоянная зачистка прошлого и умение нагло, почти надменно остановиться перед будущим, как кошка перед открытой дверью, – великое искусство, оно требует легких ног.

– И всем бывшим стукнуло 28, верно? – уточнил я, и товарищи скупо кивнули. – Это не рядовое совпадение.

Открыв свежеобретенную мысль, как холодную бутылку пива на турецком пляже, мы начали смаковать и другие удивительные совпадения. Антось Уладзiмiравiч расщедрился на наблюдения:

– Сколько дней в самом коротком, а, следовательно, и самом ужасном месяце? 28! Совпадение? Не думаю! По моему притязательному мнению, високосный год на временной ленте появляется с такой же частотой, как нормальные бабы среди 28-летних, то есть каждая четвертая, – затем беларус задумался и добавил: – Бывают и обратные случаи: минское «Динамо» единственный раз выиграло Чемпионат СССР по футболу в 1982 году. Вывод: число «28» наоборот приносит счастье.

Он перевел дыхание и жестом ровным и мерным, как у слона, погрозил кому-то в небо, а затем резко продолжил:

– Господа, считаю необходимым безотлагательно учредить мужской «Клуб 28»! Мы обязаны разобраться в причинах указанного феномена! Возможно, тем самым мы спасем кому-нибудь из мужчин жизнь или хотя бы рассудок!

– Поддерживаю, – Артур Викторович поднял бутылку. – Однако также считаю нужным вынести на рассмотрение коллегиального органа на следующем заседании новый вопрос: а есть ли у мужчин аналогичное такое состояние а-ля «женские 28»? В чем оно проявляется, и какой временной коридор маскулинного крышесноса?

Дорогая читательница, неужели вы подумали, что у мужчин не бывает роковых 28? Дудочки! Ближе к 30 что-то ломается и в нас: мужчина начинает творить глупости, надменно и свысока поглядывая на окружающих, возомнив себя королем мира и поплевывая с колокольни. Но за плевком с крыши обычно следует падение.

Я записал поставленную коллегами задачу в электронный календарь и распрощался. Товарищи – люди солидные и деловые, опытные и серьезные – отправились кататься на подледеневшей к вечеру снежной горке во внутреннем дворе клуба, а я домой, к бутылке виски.

По пути вспоминал последние любовные отношения и задумался: как только целенаправленно и осознанно, внимательно и умышленно загадаешь что-то, спланируешь – неважно что: отпуск или уикенд, свадьбу или поход к стоматологу, рождение детей или уборку квартиры, покупку машины или чехла для телефона, – все непременно пойдет наперекосяк. Вот и сегодня дождь, крыши домов, челка девчонки в окне ресторана, письма в блокноте без адресата, стрелки часов на козырьке магазина, свет фонаря на тропинке по центру аллеи, мысли, рассыпавшиеся из черепной коробки, как спички, выпавшие из коробка, – все наискось.

Достойные вещи нечасто выпадают по жизни. Встретив такую, следует ухватиться накрепко. Думаю, поэтому у нас родилась идея собрать «Клуб 28». Конечно, дорогая читательница (я не случайно обращаюсь к читательнице: по статистике российских издательств, главными книгоприобретателями в стране являются именно женщины, больше того: с вероятностью 6,5 к 10, эти строки читает женщина в возрасте от 25 до 55 лет; но я надеюсь, указанное обстоятельство не отпугнет мужчин и не заставит их закрыть книгу из чувства брезгливости или высокомерия, ведь «такая, ребята, тема: баба прячется в каждом – гопник ты или богема, это бабе неважно»), вы можете возразить нам, обвинив в мизогинии, наговоре, глупости, провокации, разжигании вражды по признакам пола и возраста, и начать спор до посинения скул, до онемения пальцев, серфящих в «гугле» контраргументы и возражения, но давайте будем честны: сегодня любые публичные диспуты ведутся не для того, чтобы выяснить истину или прийти к консенсусу, а для того лишь, чтобы навязать свою точку зрения (которая, безусловно, всегда верна) вашему оппоненту (который, безусловно, всегда ошибается) и убедить окружающих, какой ты умный (или умная). Вот почему я предлагаю пропустить этап препирательств и взять за аксиому, что участники «Клуба 28» – идиоты, а спорить с идиотами себе дороже. В данном случае мы обменяемся с вами взаимным презрением, расстанемся на холодной ноте и при своих позициях.