Текст книги "Человек семьи"

Глава 5

По пути в Нью-Йорк Стэнли Станрилович стукнулся колесом своего большого белого трейлера, наверное, о камень. Сидя за рулем своего грузовика, он прекрасно проводил время с Кей Старр, тихо напевая слова песни «Колесо фортуны» вместе с певицей: «Колесо фортуны кружится, да, да, да, дам, дам, да, да...»

Стэн хорошо справлялся с последней частью пути от скотобойни до города. Большой серебристый грузовик слегка покачивался на ветру, поддувающему с реки. Он спустился по улице Диган, проехав мимо погруженного во тьму стадиона Янки. Цифровое табло на здании показывало время 1.13 ночи.

"Хорошее время", – подумал Стэн. У него в запасе было десять минут. Он собирался, выгрузив мясо у мясного магазина фирмы "Ройял", заехать в закусочную на рынке. Там в любое время суток можно было съесть несколько датских фруктовых пирожных, запив крепким кофе, а затем, поболтав с другими водителями, направиться обратно в Квинс.

Хорошая идея пришла ему в голову в свое время – купить этот трейлер. Работая в сверхурочные часы, он зарабатывал до четырех сотен в неделю – совсем не пустяковую сумму для любого мужика его профессии.

Стэн счастливо посвистывал сквозь зубы, вторя Пэтти Пэйдж, исполнявшей свой коронный номер – песню "Вальс Теннесси". Когда трейлер повернул на дорогу, ведущую с автострады на Девятнадцатую авеню, Стэн заметил проблесковый вращающийся луч света патрульной машины. Он подумал, что, должно быть, внизу произошло какое-то дорожное происшествие, и начал автоматически сворачивать в сторону, одновременно тормозя. Как только он въехал на Вест-стрит, перед его передними фарами возник коп, сигналивший остановиться и направлявший на Стэна ослепляющий свет своего фонаря.

"Вот сукин сын! – подумал водитель. – То ли проверка веса груза, то ли еще что. Почему они пользуются, черт подери, таким слепящим светом?"

Он остановил грузовик возле одной из опор идущей над городом автострады и начал вытаскивать из кармана бумажник.

– Ладно, парень. Слезай-ка вниз, – сказал полицейский.

Стэн с усталым лицом спустился из высокой кабины. "Да, – подумал он, – наверное, это тормоза. Где-то найдешь, где-то потеряешь".

Он двинулся к полицейскому, светящему фонарем. Прежде чем успел сказать что-нибудь, ощутил оглушительный удар сзади, от которого у него едва не вылезли глаза из орбит, а нижняя челюсть прокусила язык. Затем, как при вспышке огня, он увидел черные ботинки, булыжную мостовую, и на этом все кончилось...

* * *

На следующий день Пат Конте сидел с лейтенантом Артуром Марсери в кофейне «Братья-близнецы» на углу Шестой и Уэйверлей. Пат дежурил в смену от восьми утра до четырех дня. Пока Том работал с радиопередатчиком, он пил кофе в кофейне и просматривал страницы развернутой «Дейли ньюс», ожидая первый вызов. – Этот долбаный идиот Терли! – яростно вскрикнул Пат. – Ведь то была великолепная, чистая работа, а он умудрился все испоганить!

В газете было написано:

НИКАКИХ СЛЕДОВ ПОХИТИТЕЛЕЙ ГРУЗОВИКА. ВОДИТЕЛЬ ПОЧТИ ПРИ СМЕРТИ.

Стэнли Станрилович, тридцати семи лет, из дома 85-11 по Тридцать седьмой улице в Джексон-Хайтс, оказался при смерти, когда сегодня его привезли в больницу Святого Винсента. Его полузамерзшее тело обнаружили висящим на крюках его рефрижератора под Вест-сайдской автострадой сегодня рано утром, Владельцы мясной фирмы "Ройял" заявили, что из грузовика было похищено мяса обшей стоимостью на сорок тысяч долларов.

Кражу не обнаружили бы до утра, если бы владелец фирмы "Ройял" Уильям Бергдорф не заметил брошенный грузовик по дороге на работу на Западной четырнадцатой улице. Именно Бергдорф обнаружил искалеченного водителя и вызвал полицию.

Бергдорф сообщил, что водитель Станрилович, перед тем как потерял сознание, сказал ему, что грузовик остановила полицейская машина. Пока он разговаривал с полицейским, ему нанесли удар по голове сзади.

В больнице подтвердили факт, что Станрилович страдает от гематомы под твердой мозговой оболочкой, возникшей в результате улара по голове, и лицевых ранений. Кроме того, на теле обнаружены глубокие колотые раны от мясных крюков, вызвавшие серьезную потерю крови.

Детектив Мартин Болински из Шестого полицейского участка отказался комментировать этот случай, лишь упомянув, что уже в течение некоторого времени расследует случаи давления мафии на фирму "Ройял".

Бергдорф отказался высказать свое мнение по поводу давления мафии на свою фирму и заявил, что, по-видимому, это был обычный угон грузовика, В районе рынка циркулируют слухи о том, что Бергдорф пострадал от серии неудач в последнее время в что несколько его рабочих были избиты в течение последнего месяца, о чем в полицию не поступало никаких сведений.

– Говорил я этому долбаному идиоту Терли, чтобы он пригнал грузовик ниже, в направлении к рынку Вашингтона, за контору "Ройяла". К утру водитель был бы уже мертв, – возмущался Пат.

– Подожди, а как же случилось, что ты сам не убедился в его смерти, прежде чем запарковать грузовик? – спросил Артур.

– Я не занимался его парковкой, а регулировал уличное движение, пока они вынимали груз. Предполагалось, что Терли позаботится о водителе, но он опознал поляка. Тот оказался одним из тех парней, с которыми он проводил разборку пару недель тому назад. Прежде чем Терли решился оглушить его как следует, этот поляк крепко двинул его по яйцам. Терли решил сперва отомстить ему. Думаю, ему хотелось устроить поляку мучительную смерть. Долбаный идиот! Еще один хороший удар трубой по голове, и он бы покончил с ним, раз и навсегда!

– Ладно, ведь он все равно собирался прикончить его сегодня утром.

– Да, – сказал Пат, – но ведь этот поляк остался жив и намекнул о полицейской машине. Может, разглядел номер участка, правда, сомневаюсь в этом. Я сам слепил его светом фонаря все это время.

– Ладно, в целом все обернется нормально, мне так кажется, – сказал Артур. – Я слышал, что твой старый приятель Ал Сантини как раз сегодня утром вошел в правление "Ройяла" в качестве вице-президента.

– Ты думаешь, Бергдорф может проговориться? – спросил Пат.

– Не строй из себя клоуна. У него от страха уже полные штаны.

– Может быть, я и глуп или еще чем-нибудь страдаю в таком духе, – возразил Пат, – но до сих пор не пойму, как все это должно было сработать. Знаю только, что организация затеяла это дело не просто для ограбления.

– Поверишь ли, я и сам не знаю всех подробностей, – признался Артур, – но, грубо говоря, суть в следующем. "Ройял" снабжает мясом, птицей, яйцами и прочим товаром различные оптовые организации, рынки и несколько ресторанов. Фирмой управляет Бергдорф. Далее, компанию "Правд" по оптовой продаже мяса и птицы возглавляет парень по имени Пит Кастеллана. Он – двоюродный брат Гамбино. "Ройял" испытывала финансовые затруднения. Один из парней, работавший в этой фирме, Томми Бергано, связан с семьей Вито. Он организовал фирме кредит при условии, что Кастеллана войдет в фирму на правах частичного владельца. Ты пока все понимаешь?

– Немного, – ответил Пат.

– "Ройял" назначила обычный один процент в неделю. Теперь, у Кастеллана есть партнер в другой фирме, Кармине Ломбардоцци, усек?

– Понял.

– Так что раньше чем ты узнал об этом, "Ройял" заимела кучу неприятностей и не смогла выплачивать проценты. Поэтому твой друг Сантини был принят в фирму для ее защиты. Так вроде бы обстоят дела сегодня. Теперь "Прайд" начинает скупать мясо у "Ройял" на сумму до двухсот тысяч долларов, понимаешь? И "Ройял" разоряется. Только на этот раз Бергдорф настолько замешан в манипуляциях, что не может ни на кого пожаловаться. А тем временем не меньше чем полмиллиона долларов разошлись неизвестно куда.

– Ладно, – сказал Пат. – Я всего лишь простой ученик колледжа и не в состоянии понимать столь крупные дела.

– Никто и не говорил, что ты должен понимать все это, – возразил Артур.

Глава 6

Операция с фирмой «Ройял», казалось, явилась поворотным моментом в отношениях Пата с Семьей. Несколько дней спустя после его встречи с Артуром в кофейне «Братья-близнецы» Пату позвонил сам Сэм:

– У тебя уик-энд пока свободен, Паскуале?

– Конечно. А в чем дело?

– Для тебя это большой день. И день большой гордости для меня и всей Семьи. Думаю, ты догадываешься, почему. За тобой заедет машина, и мы все поедем к Дону Антонио.

– Спасибо.

– И еще одно: конечно, ничего не говори Констанце. Для нее – это просто поездка на охоту, куда-то в глушь. Все ясно?

– Конечно, – сказал Пат спокойным деловым тоном, но в душе у него все кипело от радости и волнения.

Лимузин Мэсси подхватил его около девяти часов утра в субботу. В машине уже сидели Сэм и Артур Марсери. Конни была довольна, что ее семья так хорошо относится к Пату, но не пришла в восторг от этой идеи с охотничьей вылазкой.

– Все эти ружья, – раздраженно сказала она. – Можно нечаянно поранить кого-нибудь.

– Мы будем осторожны, – успокоил ее Пат. – Кроме того, сама знаешь, что происходит во время таких поездок. Гораздо больше сидения на месте, выпивки и болтовни, чем настоящей охоты.

– Ладно, все равно завтра я буду занята на благотворительном базаре в приходе Святого Адриана.

Большой лимузин поднялся на окружную дорогу Готорна, затем направился выше по Таконик, устремляясь на север, через округа Вестчестер и Датчесс, проезжая мимо круглых коричневых холмов с пятнами снега.

После почти трех часов езды они добрались до заставы в Филлнмонте с надписью, объявляющей о конце Таконика, и повернули на запад, в направлении границы Массачусетса.

Пат с интересом разглядывал пустынные, неразработанные пространства сельской местности с изредка встречающимися белыми столбами изгородей, разделяющих участки выпаса стад, на которых точками рассеялись коровы мясных пород Блэк Ангус и Херефорд.

– Мне нравится здесь наверху, – заметил он.

– Да, это – хорошее место, и оно удалено от главных магистралей, – сказал Сэм.

– Мы едем на ферму Дона Антонио?

– Точно, – ответил Сэм.

– У него здесь много земли?

– Все те коровы, за которыми ты наблюдал по дороге, принадлежат ему.

Теперь они свернули с гладкой дороги на гравий проселка, огороженного каменными заборами, которые подвели их машину к железным воротам. По краям ворот стояли две каменные арочные башенки в готическом стиле. Они фактически являлись будками для охранников.

Коротышка в куртке из плотной ткани с поясом и в шляпе, нелепо сидящей поверх черных теплых наушников, подошел к воротам с дробовиком в руках. Опознав машину, он просигналил второму сторожу внутри будки, и ворота с лязгом отворились. Пат с любопытством оглядел каменные коморки, в которых в любую непогоду укрывались охранники.

– Они похожи на две каменные гробницы, – заметил он.

Артур громко расхохотался. Сэм взглянул на него с нескрываемым отвращением.

– Многие, приезжавшие сюда, говорили точно то же самое, – оправдывался Артур, пытаясь подавить приступы смеха.

Дорога длиной примерно в пятьсот ярдов шла вокруг яблоневого сада и кедровой рощи. Затем они неожиданно оказались на огороженной железной оградой квадратной площадке. Посередине нее на пьедесталах из цветного камня размещалась группа бюстов, выполненных в жутковато реалистической манере. Большинство их изображали детей, а в середине по-королевски гордо возвышалась конная статуя. Она хорошо бы смотрелась в лондонском Гайд-парке, не будь вся раскрашена варварски сверкающими разноцветными красками. Камзол всадника – блестяще-коричневый; жилетка – светло-коричневая, будто полированная; шляпа – федора с пером – коричневая с бежевым; лошадь, поднявшая переднее копыто, будто намереваясь спрыгнуть вниз и присоединиться к остальным смертным, – белая. На мраморной доске памятника была выгравирована только одна фамилия: "Марсери". Буквы надписи были заполнены ярко-красной краской с желтой окантовкой. Каждая из меньших статуй тоже была раскрашена, но в более спокойные цвета: лица были телесного цвета, а волосы – естественных оттенков. Дети были одеты в яркие рубашки и куртки.

– Святая Матерь Божья! – воскликнул Пат, выворачивая шею, пока они проезжали мимо, не в силах оторваться от столь фантастического зрелища.

Сэм казался смущенным:

– Знаешь, никто, кроме членов семьи и близких друзей, не видел этого. Впрочем, Энтони заслужил, чтобы позволить себе такую слабость.

Дорога повернула снова. Внезапно перед ними оказался трехэтажный каменный дом с красновато-коричневой черепицей на крыше. На каждом углу возвышалась каменная башня, увенчанная черным рыльцем водосточной трубы. Трубы на каждой стороне дома и башни образовывали наверху купол наподобие птичьей клетки.

Перед домом была разбита круглая цветочная клумба, теперь по-зимнему погруженная в сон. Кусты были заботливо укрыты джутовыми мешками. За клумбой были запаркованы не менее восьми лимузинов.

Как только они подъехали, из дома выскочил маленький, темнокожий человек с крысиным лицом.

– Я позабочусь о парковке машины, мистер Марсери, – сказал он, но Томми, шофер, отрезал:

– Я запаркую ее сам.

– Хорошо, Томми, – согласился Сэм. – Затем спустись в подвальный этаж, распиши пульку с другими парнями.

Небольшая толпа уже собралась в прохладной с каменными стенами комнате справа от входа. Комнату украшали доспехи и футляры с охотничьими ружьями, но мебель выглядела домашней и удобной. Она состояла из огромных мягких кресел и диванов в ситцевых цветастых чехлах. Пат узнал в толпе несколько знакомых лиц: Дженовезе, Лючезе, Бойярдо, Ломбардоцци, Джерри Катена, Томми Райана Эболи – парня, которого он встречал в "Копа", Майкла Миранду и, конечно, Франческо Саверия, известного многим под именем Фрэнка Костелло. Его удивило присутствие среди них своего старого приятеля Ала Сантини из Общества американских католиков на Малбери.

Гости беседовали, в основном, о спорте и шоу-бизнесе. Иногда упоминали друзей, называя их не настоящими именами, а известными всем псевдонимами, например "Идиоты из Буффало" или "Денди Фима".

Сантини приветствовал Пата с особенной теплотой, но не сказал ни слова о своей работе в "Ройял". Просто схватил Пата за плечо и сильно сжал его.

– Ты превосходно работаешь, малыш, – похвалил он.

Они успели выпить только по бокалу скотча, когда отворились дубовые двери в конце комнаты и вышел Дон Антонио, одетый, как обычно, в черный костюм. Правда, отдавая дань вольной жизни в сельской местности, он позволил себе надеть желтую рубашку и тонкий шерстяной шарф вместо галстука.

– Джентльмены, – сказал он, – прошу к столу.

Все поставили свои бокалы и последовали за Антонио, словно военизированная группа, соблюдающая строгую дисциплину.

Столовая, увешанная геральдическими знаменами, напоминала трапезную в средневековом замке. Стол имел форму подковы, в центре которой стоял столик для церемоний. Перед каждой группой из трех-четырех гостей на столе располагались хромовый бокал с салфетками, солонка и перечница, весьма напоминавшие сервировку ресторана Дюка в Форт-Ли.

– Джентльмены, каждый из вас знает свое место за этим столом, – сказал Дон Антонио.

Все сели. Пат сел рядом с Артуром, чтобы руководствоваться его советами. Во главе стола сидел Дон Антонио, справа от него – Фрэнк Костелло, слева – Вито Дженовезе. За ними разместились Джерри Катена и Томми Эболи, рядом с ним – Майкл Миранда. Было очевидно, что порядок размещения гостей за столом соблюдался не менее строго, чем в Виндзорском замке.

Стол освещали гигантские старинные канделябры; перед каждой группой из четырех гостей стояло по несколько бутылок с винами.

Дон Антонио встал, как только гости расселись по местам. Своим хрипловатым громким голосом, в котором все еще слышался сицилийский акцент, он сказал:

– Вскоре примемся за еду, но сначала проведем небольшую церемонию, согласны?

Гости кивнули. Электрический свет потускнел, и теперь все помещение освещал гигантский канделябр. В то же мгновение Пат заметил, как кто-то шепнул что-то Сантини и он вышел из комнаты.

Дон Антонио произнес звучным голосом: "Паскуале Конте, выйди вперед, пожалуйста."

Пат подошел к столу, стоявшему в центре подковы, и встал прямо напротив Дона Антонио. Незаметный в тени мужчина вышел из-за его спины и положил на стол маленький изящный стилет, выполненный в стиле древних традиций, и "беретту", в которой шокированный Пат опознал свое оружие, захваченное у преступника во время разбойного нападения. Дон Антонио торжественно оглядел двадцать пять человек, собравшихся около церемониального стола.

– Перед вами, как вы знаете, человек настоящей Семьи Паскуале Конте. Я представляю вас ему, хотя многие из вас знают его. В недавнее время мы "произвели" очень мало таких людей, и поэтому всякий раз, когда такое происходит, подобное событие следует считать очень важным.

Головы собравшихся вокруг стола торжественно кивнули в знак согласия.

– Мой брат, Сэм, говорит мне о том, что времена меняются, поэтому на сей раз мы проведем церемонию на итальянском и английском языках.

Пат стоял, расставив ноги и сложив руки за спиной, в позиции "вольно" для военного. С его лица сочились капли пота, то ли от жара канделябра, то ли от напряженности переживаемого момента. Он не был уверен, от чего именно.

Эти античные позы и жесты могли показаться комичными, но Пат воспринимал все это серьезно. Это был самый значительный и наиболее важный момент, который он пережил за всю свою жизнь.

Дон Антонио начал произносить что-то, напоминавшее итальянскую молитву, при этом он иногда жестами указывал на нож и огнестрельное оружие. Пат, бывая на Малбери, узнал множество итальянских слов, но их оказалось недостаточно, чтобы полностью понять то, что произносилось на скиджи – сицилийском диалекте. Единственное, в чем он был уверен, так это то, что здесь происходило нечто, относящееся к его посвящению оружию и ножу.

Дон Антонио, пронзительно глядя прямо в глаза Пата, сказал на английском языке:

– Это оружие и нож представляют жизнь и смерть. Они определяют силу нашей связи с Семьей. Мы можем выжить с их помощью и погибнуть из-за них, в зависимости от воли Семьи. Вытяни палец, которым нажимаешь на курок.

Пат вытянул вперед указательный палец, Антонио вел себя властно. Он был похож на священника, руководящего проведением торжественной мессы. Вперед выступил Сэм и взял со стола стилет. Зажав палец Пата в своей руке, он быстрым и ловким движением вонзил острие ножа в кончик его пальца. Пат ощутил острую боль, но даже не моргнул глазом. Когда выступила капля крови, Сэм наклонился и высосал ее с пальца. Затем он прошептал: "Протяни другую руку, ладонью вверх".

Пат повиновался. Сэм положил ему на ладонь крошечную цветную литографию, похожую на те, какие раздавались в церкви Святого Диомаса. Пламенем серебряной зажигалки Сэм поджег край бумажки. Вскоре всю ее охватил огонь. Пат стоял, не шелохнувшись, пока пламя не угасло. Боль была терпимой, так как жар сразу поднимался вверх.

Все это время дон Антонио читал по-итальянски клятву, а затем Пат по-английски повторил ее слова:

– Клянусь своей честью быть верным Семье, как и Семья верна мне. Клянусь, что буду, как эта святая реликвия и несколько капель моей крови, сейчас сожженные перед вами, отдавать свою жизнь и свою кровь за Семью, пока пепел и моя кровь не вернутся в свое первородное состояние.

– Теперь, после испытания огнем и кровью, – сказал дон Антонио, – ты стал одним из нас.

Затем он произнес другую речь по-итальянски и объяснил сказанное:

– Сейчас, когда ты стал одним из нас, ты вошел в нашу Семью. Семья важнее всего – твоей религии, твоей страны, твоей собственной семьи, твоей жены, твоих детей, если таковые будут у тебя. Семья – это высший вид преданности. Те, которые не подчиняются ее правилам, кто предает Семью, уходят от нас с помощью ножа или оружия. Ты понимаешь, Паскуале Конте?

– Понимаю.

– Тогда отныне ты – один из нас, и Сэм – твой крестный отец.

Сэм расцеловал Пата в обе щеки, глаза его увлажнились от пережитых эмоций.

– Это самый замечательный и торжественный день в моей жизни, – сказал Сэм.

Пат стоял, напряженно улыбаясь, пока остальные подходили пожать ему руку, все еще испачканную кровью.

– Теперь садись на почетное место за столом, пока мы будем посвящать следующего. Позовите Сантини, – сказал дон Антонио.

Глава 7

После официального признания Пата членом Семьи его жизнь практически не изменилась. О принятии Пата в Семью знали только главные ее члены. Даже в Маленькой Италии его положение оставалось прежним. Но связь между конкретными делами и Семьей становилась для него все более очевидной. Например, он понимал теперь, почему только определенные уборочные грузовики обслуживали главные ночные клубы; или почему только определенные фирмы, поставляющие белье, заботятся о снабжении этих заведений салфетками, полотенцами и скатертями. Или почему в заднем проходе убитого на Тридцать седьмой улице – некоего Джианинни – был найден грош – цена, которую Семья отдала за его жизнь в знак того, что он оказался предателем. Пат продолжал заниматься в колледже Бернарда Баруха, а кроме того, стал готовиться к экзамену на звание сержанта. Не сдав экзамена, невозможно было получить повышение в звании и должности, даже если имеешь влиятельного «раввина». Хотя при могущественном покровителе можно было ожидать льгот при назначении на работу после получения звания.

Постепенно служба в патрульной машине начала утомлять Пата, которому хотелось теперь работать в детективном бюро. Но его постоянный советник, лейтенант Артур Марсери, считал, что в настоящий момент он может принести больше пользы, будучи рядовым.

Прошло три месяца после посвящения, прежде чем Пату, как новому члену Семьи, поручили "убрать человека". Задание было нетрудным для исполнителя, находящегося в том особом положении, какое занимал Пат. Речь шла о ранее надежном "друге Семьи", который, по некоторым признакам, превращался в опасного врага.

Капитан Уолтер Кессель был помещен в больницу Святого Винсента после инсульта. Некоторые люди поговаривали, что причиной его болезни стали определенные заявления, поступившие в Комитет Кефовера от бывшего мэра О'Дуайера и его друга Джеймса Морана. Эти заявления касались весьма высоких доходов капитана. Кроме того, сам Кессель находился в списке лиц, подлежавших допросу в комитете вследствие его связей с итальянской лотереей, оперировавшей в Вилледже и восточном Гарлеме. Таким образом, его дело оказалось в неприятной близости к делам Вито Дженовезе.

Прошел слух, что имя Кесселя вошло в список людей, получавших регулярный доход наличными, кроме обычных взяток, согласованных между полицией и лотереей заранее. В результате у комитета скопилось достаточное количество улик, чтобы арестовать капитана. У Уолтера Кесселя оставалось всего несколько выходов из такого критического положения: при допросе в Комитете Кефовера дать исчерпывающие показания и тем повредить делам Семьи; все преступления взять на себя и сесть на много лет в тюрьму; или покончить жизнь самоубийством. Но природа, случай или сам Господь оставили ему другую временную альтернативу. За две недели до того, как Кессель должен был явиться в комитет, у него случился обширный инсульт. В результате в течение года он находился в охраняемой больничной палате, и все ждали, пока к нему снова вернется речь.

Семья имела надежный доступ к информации в любой больнице города. Незадолго до того, как О'Дуайер был вынужден оставить пост мэра и переселиться в Мексику, он назначил помощником комиссара больничного департамента Доменика Дзезега – одного из друзей Семьи. Он недавно сообщил, что состояние здоровья капитана улучшается и Кессель уже может двигать руками и ногами и произносить несколько неразборчивых звуков.

* * *

Однажды после традиционной игры в джин по вечерам в среду Артур беседовал с Патом в ресторане Рокко на Томпсон-стрит.

– Я хотел бы знать, смог бы ты увидеться с капитаном Кесселем, – сказал Артур.

Пат вращался в семейном кругу уже достаточно долго, чтобы знать, что означает "увидеться" с кем-нибудь.

Артур продолжил:

– Насколько мне известно, его состояние улучшается, постепенно восстанавливается речевая способность, и, Бог знает, может быть, скоро он встанет и выпишется из больницы.

– Я не слишком хорошо с ним знаком, – сказал Пат.

Пат был знаком с Кесселем, так как тот присутствовал на заседаниях Совета Чести, когда рядового Конте дважды награждали медалями, но близко знаком с ним не был.

– Ну и пусть. Правда, врачи не разрешают, чтобы его часто навещали. Но полагаю, что если полицейский в форме придет к нему как старый знакомый, его должны впустить. Ведь капитан пока не может ответить на вопрос, действительно ли ты его старинный приятель. Не так ли?

– Полагаю, что не сможет ответить вообще никогда.

Через несколько дней полицейскому в форме с серебряными шестерками на петличках мундира разрешили навестить выздоравливающего капитана. Пат Конте принес с собой несколько журналов, номер "Конфиденциал" и стопку детективов Мики Спиллэйна. Он прихватил также одноразовый шприц для подкожных инъекций, заранее заполненный инсулином.

Арти Уинберг – приятель Пата по Нью-Йоркскому университету – был диабетиком, и он много раз беседовал с ним по поводу этой болезни. Во время таких разговоров Арти неоднократно говорил, что инсулин отпускается без рецептов и в любых количествах. Пат умудрился организовать встречу с Уинбергом, как в добрые старые времена. Они выпивали у Арти в квартире, и оказалось совсем несложным вытащить из аптечки пару игл, когда они расставались. Инсулин Пат купил в аптеке Хадсона на Лексингтон-авеню. Это была большая аптека с низкими ценами на лекарства, а потому вряд ли кто-нибудь смог бы вспомнить человека, купившего одну упаковку ампул с инсулином. Во всяком случае, Пат полагал, что никто не будет впоследствии искать наличие в теле инсулина или следов укола.

Дневная дежурная сестра сообщила ему, что полиции не разрешается впускать к больному посетителей, но он объяснил ей, что идет на работу. Полицейский, развалившийся в кресле у входа в палату, едва взглянул вверх, когда Пат входил к больному, показав охраннику на журналы и книги, принесенные капитану.

Кессель выглядел озадаченным, но не удивился и не встревожился, когда увидел Конте в палате. Пат улыбнулся и сказал: "Привет, капитан. Я принес вам несколько журналов и книг". Половина лица капитана дернулась в гримасе, которую при желании можно было принять за улыбку. Пат повернулся к нему спиной и вынул заряженный инсулином шприц. Кончик иглы был защищен пластиковой крышечкой. Пат заранее не входил в подробности, но знал, какой эффект последует за уколом. Инсулин извлечет весь сахар из крови капитана, мозг перестанет получать питание, и больной незаметно впадет в сон, медленно переходящий в смерть. Инсулин должен быстро поглотиться телом. При этом не наблюдается характерных симптомов, и даже при самом тщательном вскрытии невозможно обнаружить сколь-либо заметных следов инсулина.

Что касается следа от укола, то капитан был исколот не менее чем подушечка для иголок – так много лекарств вводили ежедневно в его тело посредством инъекций в течение этого года. Медицинские эксперты вряд ли заметят еще один след от укола. Сам укол должен был пройти легко, так как был подкожным, а не сложным внутривенным – следовало просто воткнуть иглу и нажать на поршень шприца.

Пат сел и, перелистывая страницы журнала, начал терпеливо ожидать, ничего не говоря капитану, который, видимо, подумал, что Конте зачем-то прислали из департамента, и постепенно перестал обращать внимание на пришедшего.

Пат рассчитывал, что всю операцию можно завершить за три четверти часа, если ее никто не прервет. Но его задача намного упростилась, когда через десять минут глаза изможденного, поседевшего человека в кровати закрылись и он заснул. Пат знал, что у больного была полностью парализована левая сторона тела, и он специально сел у этого края кровати. В палате было тепло, и тело больного было укрыто только простыней. Процедура заняла не более минуты. Пат воткнул иглу в тело сквозь простыню и нажал на поршень, чтобы он дошел до дна шприца. Парализованное тело, будучи нечувствительным, никак не отреагировало на укол. Так же вел себя и капитан – он даже не шевельнулся, продолжая спать.

Пат вынул иглу, положил ее в карман и вышел из палаты так быстро, что погрузившийся в кресло охранник вряд ли смог заметить время его выхода, не говоря уж о том, что сумел запомнить его внешность. Во всяком случае, Пат был спокоен. Смерть не должна была вызвать подозрений, и по всей вероятности, вскрытия не будет.

Смерть капитана Кесселя не повлекла вскрытия. Она вызвала лишь появление нескольких строк в газете. Не было бы и этого, если бы капитан не имел столь значительного послужного списка в полиции нравов. Нигде не было упомянуто о расследовании комитетом Сената и окружным прокурором Хоганом подозрительной финансовой деятельности капитана, так как в любом случае такие дела не попадали в печать. В газете просто указали, что капитан умер в результате осложнений, последовавших за инсультом, возможно, из-за тромба, образовавшегося в мозговом сосуде.

Пат не вдавался в детали, рассказывая Артуру Марсери об этом задании, и Семья не потребовала от него подробного отчета. Им просто нужно было, чтобы работа была выполнена. Но Артур взирал на него после этого с очевидным восхищением.

– Не перестаю задумываться над этим делом, – сказал он. – Ведь это не было чистым везением? Я хочу сказать, ведь это не произошло случайно?

Пат рассмеялся и сказал:

– Ну, у меня для ожидания подходящего случая было слишком мало времени, не так ли?

* * *

Конечно, не все «работы» Пата проходили столь же незаметно. Он производил много арестов, необходимых для организации. Владельцы ресторанов и баров в Вилледже, не принимавшие защиты от Тони Бендера или Томми Эболи, часто оказывались перед угрозой ареста или штрафа. То же самое происходило с владельцами лавок, установившими в зале китайский бильярд или сигаретный автомат, приобретенные из источников, не имевших отношения к Семье.

Вся эта деятельность Пата приводила к значительному удлинению списка арестов, произведенных в Шестом участке. В результате он заслужил признательность и уважение капитана Кернера – командира участка.

Пат сдал экзамен на чин сержанта весьма успешно – попал в число пяти процентов полицейских, получивших наивысшие оценки. Он в большей степени, чем другие, привык к атмосфере экзаменов, так как к этому времени уже год проучился в колледже. Вопросы были несложными и не содержали подвохов. Теперь оставалось только ждать нового назначения. Полученные за годы службы награды и благодарности добавили значительную сумму очков к оценке на экзамене, и Пат оказался в самом начале списка экзаменовавшихся. Ожидание назначения не должно было затянуться надолго.