Текст книги "Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте"

На втором этапе обеспечивалась переброска танковых и моторизованных дивизий с территории Дании и дополнительных пехотных дивизий с французского побережья. На третьем этапе предусматривалась дальнейшая переброска пехотных дивизий и материальных ресурсов для создания складов-баз. Детали второго и третьего этапов должны были разрабатываться после того, как выяснится, сколько морских судов останется в наличии после первого десанта».

Отсюда видно, что план был разработан достаточно детально. Он даже включал учреждение Контрольной комиссии как гражданского правительства Британии.

1 августа 1940 года Гитлер издал следующую директиву:

«Фюрер и верховный главнокомандующий

вооруженными силами

Ставка фюрера

1 августа 1940 года

ДИРЕКТИВА № 17

О ведении воздушной и морской войны

против Англии

С целью окончательного разгрома Англии я принял решение продолжать и активизировать военные действия против Англии в воздухе и на море.

Для этого я приказываю:

1. Немецким военно-воздушным силам всеми имеющимися в их распоряжении средствами как можно скорее разгромить ВВС Англии.

В первую очередь уничтожать самолеты в воздухе, их наземные базы и склады, а также промышленные комплексы, включающие производителей зенитных средств.

2. По достижении временного или локального превосходства в воздухе продолжать атаки на гавани, уделяя особое внимание продовольственным складам, особенно продовольственным складам в Лондоне.

3. Нападения на военные и торговые корабли имеют второстепенное значение и должны предприниматься только в тех случаях, когда они представляют особенно удобные цели для усиления эффективности в рамках пункта 2 или для дополнительной тренировки экипажей самолетов.

4. Усиленную воздушную войну планировать таким образом, чтобы в любой момент можно было привлечь достаточное число самолетов к выгодным, внезапно появляющимся целям.

Кроме того, авиация должна сохранить боеспособность для операции «Морской лев».

5. Я оставляю за собой право на акции устрашения в качестве ответных мер.

6. Усиление воздушной войны можно начать 5 августа 1940 года.

Точную дату назначит штаб военно-воздушных сил в зависимости от времени завершения подготовки и погодных условий. Одновременно объявить военно-морскому флоту о запланированной активизации военных действий на море.

Гитлер».

Примерно через месяц, 3 сентября 1940 года, фельдмаршал Кейтель разослал приказ, в котором ориентировочной датой вторжения называлось 21 сентября. Безусловно, это была приблизительная дата; войска следовало оповестить за десять дней, то есть 11 сентября, если дата вторжения затем будет подтверждена.

Несмотря на разработку деталей, в подготовке операции не чувствовалось энтузиазма. Похоже, Гитлер испытывал сомнения. Во многом в этой сдержанности виновата оценка боеспособности англичан: фон Рундштедт признал, что Англия в тот момент была для немцев «сфинксом». Не было надежной информации, разработчики плана получали от разведотделов приблизительные оценки. Разведчики предупреждали о высокой боеспособности английских ВВС и всемогуществе английского военного флота. Их характеристика британского солдата, основанная на опыте сражений во Франции, была сильно приукрашенной. Приводим отрывок этой характеристики:

«Английский солдат находился в прекрасном физическом состоянии. Он переносил ранения со стоическим спокойствием. Боевые потери он обсуждал абсолютно хладнокровно. Он не жаловался на лишения. В бою он был тверд и упрям. Его уверенность в окончательной победе Англии непоколебима.

Английский солдат всегда проявлял лучшие воинские качества. Безусловно, территориальные дивизии (территориальные войска – резерв первой очереди сухопутных войск. – Примеч. пер.) уступают в подготовке регулярным войскам, однако этот недостаток компенсируется их высоким боевым духом. В обороне англичанин стойко переносил удары противника. В период боевых действий с англичанами 4-й армейский корпус взял в плен меньше солдат, чем в боях с французами или бельгийцами. С другой стороны, потери с обеих сторон были огромными».

Немецкая разведка ошибалась и в количестве английских солдат. Приведем оценку противника из директивы фон Рундштедта по группе армий «А» в начале сентября 1940 года:

«1. Противник: оценка дислокации английской армии на начало сентября:

а) Использование семнадцати дивизий для обороны побережья. Тесное взаимодействие этих дивизий с береговой патрульной службой, военно-воздушным и военно-морским флотами.

б) Двадцать две дивизии тактического и оперативного резерва в районе Лондона. Их задача: отражать нападение противника контратаками...»

Неудивительно, что, оценивая потенциальные силы англичан в тридцать девять дивизий, Генеральный штаб не решался осуществлять вторжение через Ла-Манш всего двадцатью шестью дивизиями. О том, что в тот период в Англии не было таких фантастических сил, уже говорил Уинстон Черчилль[7]7
  23 апреля 1942 года премьер-министр Черчилль сказал: «Более того, в 1940 году вторжение 150 тысяч отборных солдат оказалось бы гибельным для нашей страны» (Речи на секретных совещаниях. Лондон, 1946. С. 52).


[Закрыть].

Около сотни танков и две-три укомплектованные дивизии – вот и все, чем располагала Англия в те дни. Правда, в Британии были миллионы отважных мужчин с вилами, готовых защищать свои дома. Когда речь идет о войске, вынужденном бросить оружие на пляжах Дюнкерка, оценить его численность в тридцать девять прекрасно вооруженных дивизий по 15 тысяч солдат в каждой – полный абсурд. Немецкая разведка начинала демонстрировать, чего она в действительности стоит.

Одним из самых убежденных скептиков был фон Рундштедт. Хотя он получил приказ командовать операцией, но больше всех сомневался в ее успехе:

«Предполагаемое вторжение в Англию было вздором, поскольку мы не имели необходимых транспортных средств. Главным образом это были баржи, которые должны были привести из Германии и Нидерландов. Затем их следовало оборудовать носовыми аппарелями для спуска танков и другой техники, обучить войска подниматься на борт и выгружаться на берег. Мы относились к этому как к игре, поскольку было ясно, что вторжение немыслимо, если наш флот не в состоянии форсировать Ла-Манш и доставлять подкрепления. И немецкая авиация была неспособна выполнить эти задачи, если бы их не смог выполнить флот.

Вероятно, мы бы справились, но как сложилась бы ситуация с подкреплениями и снабжением – другой вопрос. Существовала и еще одна трудность. Баржи пришлось бы буксировать, а это возможно только при приливе. Если бы что-то случилось в пути и я потерял бы один-два часа, нас застиг бы отлив и мы застряли бы на некотором расстоянии от английского побережья. Я всегда скептически относился к этой операции. Должен признать, что велась серьезная подготовка, однако в то время у нас было очень мало парашютно-десантных войск – одна воздушно-десантная дивизия.

У меня было ощущение, что на самом деле фюрер никогда не хотел вторгаться в Англию. Ему не хватало смелости. Он обычно говорил: «На суше я герой, но на воде я трус». Гитлер явно ожидал от англичан мирных инициатив. А позже уже было бессмысленно пытаться осуществить вторжение, потому что англичане стали слишком сильны».

Действительно ли высказывались серьезные возражения против вторжения в Англию в конце лета 1940 года? Если бы немецкий Генеральный штаб знал истинную численность сухопутных сил Британии в тот период, настоял бы он на другом варианте развития событий? Возражения редко влияли на решения Гитлера прежде, не повлияли и в этом случае. Истинной причиной того, что Германия не форсировала Ла-Манш, была твердая уверенность Гитлера в его способности договориться с Англией. Он и представить себе не мог, что после падения Франции англичане продолжат борьбу. Если не принимать это объяснение, то остается ряд совершенно нелогичных и необъяснимых событий.

Заявление фон Рундштедта о том, что Гитлер «ожидал от англичан мирных инициатив», подтверждается генералом Гюнтером Блюментритом, который во время битвы в Нормандии был начальником штаба фон Рундштедта. Полный антипод фон Рундштедта по внешности и по характеру, Блюментрит обладал качествами, которых не хватало фон Рундштедту. Командующий был молчалив, Блюментрит – словоохотлив; фон Рундштедт – холоден и бесстрастен, Блюментрит – добродушен; фон Рундштедт занимался общими вопросами, Блюментрит терпеливо копался в деталях. Его смуглое, широкое и выразительное лицо контрастировало с бледным, худым, невозмутимым лицом фон Рундштедта. Вместе они составляли прекрасную команду. Если бы им разрешили вести войну по-своему, они еще долго одерживали бы победы.

В 1940 году Блюментрит был начальником штаба фон Рундштедта, и потому его рассказ о том, что происходило после падения Франции, очень важен. По словам Блюментрита, в Сен-Жермен, где расположилась группа армий «А», жизнь для завоевателей была райской. Все надеялись на мир и не воспринимали всерьез вероятность жестоких сражений. Правда, вроде бы планировалась отправка армий в Англию, но к этому не относились серьезно. Фон Рундштедт никогда не посещал штаб, где разрабатывался план, не инспектировал районы, где собиралось снаряжение для вторжения, войска, готовящиеся к операции.

По мнению Блюментрита, такое прохладное отношение командующего объясняется не только военными трудностями операции, но и политической обстановкой за несколько дней до и сразу после падения Франции. Старшие офицеры чувствовали, что в достижении своих политических целей Гитлер полагается на блеф. Это ощущение появилось во время событий 1939 – 1940 годов, когда войска, дислоцированные в Рейнской зоне, поднимались по тревоге для нападения на Францию не менее одиннадцати раз. Если иногда причиной приведения войск в боевую готовность были ссоры Гитлера с Генеральным штабом, в других случаях это делали, чтобы сбить с толку войска союзников. Поскольку обман был одним из главных орудий Гитлера, неудивительно, что многие военачальники считали приготовления к вторжению средством, используемым для того, чтобы запугать Англию и заставить ее пойти на мирные переговоры.

«Приказ Гитлера, запретивший нам атаковать англичан в Дюнкерке, убедил многих в том, что фюрер верит: англичане пойдут на мирные переговоры, – сказал Блюментрит. – Я разговаривал с несколькими офицерами люфтваффе, все они говорили, что Гитлер запретил массированные налеты на корабли, вывозившие англичан из Дюнкерка. Эта позиция фюрера прояснилась для меня на его встрече с небольшой группой офицеров сразу после прорыва во Францию. Совещание состоялось в Шарлевиле в ставке группы армий. Гитлер был возбужден и обсуждал с нами свои политические замыслы. Он сказал, что очень доволен ходом наступления, которое превзошло его самые смелые ожидания. После падения Франции останется лишь Англия.

Гитлер объяснил, что, по его мнению, в данный период существуют две фундаментальные структуры, которые следует считать краеугольными камнями западной цивилизации: католическая церковь и Британская империя. Власть и сила этих двух структур должны восприниматься как существующий факт, долг Германии – сохранить их, поэтому нужно как можно скорее заключить мир с Англией. Гитлер хотел предложить Англии великодушные условия и даже отказаться от своих притязаний на колонии. Разумеется, Англии пришлось бы распустить или серьезно уменьшить свои вооруженные силы; но в награду за такую уступку Гитлер готов был разместить в Англии десять дивизий, чтобы помочь британскому правительству обеспечивать безопасность Соединенного королевства. После того как мы своими ушами слышали эти теории фюрера, вряд ли нас можно винить за то, что мы не верили в серьезность вторжения в Англию».

Если у кого-то еще остаются сомнения насчет цели перелета Рудольфа Гесса в Англию, то позиция фюрера может пролить свет на эту тайну. Несомненно, Гитлер не был единственным высокопоставленным нацистом, верящим в то, что Англия готова обсудить с Германией условия мира. Пожалуй, не найдется лучшей иллюстрации близорукости немцев, чем фантастически превратное представление Гитлера и его советников о том, что происходит в голове среднего англичанина. С того момента, как немцы решили напасть на Польшу, до дня подписания перемирия в Реймсе они постоянно ошибались в расчетах.

Директивы Гитлера, датированные концом лета 1940 года, продемонстрировали, насколько велика была его уверенность в скорой капитуляции Англии. Во-первых, Гитлер отдал приказ о проведении грандиозного парада в Париже; затем демобилизовал всех солдат – участников Первой мировой войны, чтобы они занялись сельским хозяйством и другими мирными делами. Потом был издан приказ о демобилизации пятидесяти немецких дивизий с целью возвращения солдат к гражданской жизни; в конце концов было запланировано значительное уменьшение производства вооружения. Если связать эти события с отношением фюрера к Англии и скептическим отношением Генерального штаба к возможности военного вторжения, неудивительно, что никого не поразил следующий приказ, прибывший из Берлина 12 октября 1940 года:

«Ставка фюрера

12 октября 1940 года

1. Фюрер принял решение о том, чтобы подготовка к высадке десанта в Англии с настоящего времени и до весны продолжалась только как средство военного и политического давления на Англию.

Если весной или в начале лета 1941 года вновь возникнет необходимость в реальной боевой готовности к десантной операции, соответствующий приказ поступит заблаговременно. До того времени будет совершенствоваться план операции.

2. Все меры, касающиеся ослабления боеготовности, должны регулироваться со следующих точек зрения:

а) Необходимо поддерживать у англичан впечатление, что мы продолжаем крупномасштабную подготовку к высадке десанта.

б) В то же время следует освободить немецкую экономику от бремени...

(Подпись) Кейтелб

Начальник штаба ОКВ».

Кроме решения не вторгаться в Англию Гитлер в те дни принял еще одно решение, которому суждено было обречь его на поражение. Согласно свидетельству генерала Варлимонта, с 16 июля 1940 года до 12 октября 1940 года планы вторжения в Англию были гораздо более реальными, чем могло показаться из приведенных в этой главе свидетельств фон Рундштедта и Блюментрита. Но предварительные условия для вторжения так и не были выполнены, поскольку британский военный флот и британские ВВС в середине сентября, когда намечалось вторжение, еще были достаточно сильны. Неспособность люфтваффе разгромить британскую авиацию Гитлер осознал, когда в воздушных налетах на французские прибрежные воды были разбиты суда, готовые к переброске вермахта в Англию. К 21 сентября британские самолеты уничтожили 21 транспорт и 214 барж, что составляло около 12 процентов флота вторжения. Все новые данные об операции «Морской лев» подтверждают сложившееся мнение о том, что, Гитлер всегда прохладно относился к вторжению. Из механизма принятия им прошлых решений видно, что, если бы он действительно был настроен твердо, никакие сомнения и возражения генералов и адмиралов не смогли бы заставить его отказаться от вторжения. На совещании, созванном генералом Йодлем в конце лета 1940 года, Гитлер заявил, что намеревается вторгнуться в СССР. Так на пике своей величайшей победы фюрер вымостил дорогу к своему величайшему поражению.

А что происходило с Генеральным штабом в те триумфальные дни? Гитлер не пожалел для генералов почестей. 19 июля в своей речи перед рейхстагом он осыпал высших офицеров такими похвалами, что они почувствовали себя польщенными и благодарными. Одновременно пропагандистская машина Геббельса «открыла шлюзы» и на немецкое общество вылились потоки высокопарных слов о «Гитлере – полководце». В голове среднего немца сложился образ непобедимой группы тевтонских военных гениев, над которыми парит сверхгений – Адольф Гитлер. Генералы, устрашенные почестями и пропагандой, смиренно склонили головы перед верховным главнокомандующим. Их воля, их независимость, их сопротивление были сломлены. Вот что говорит по этому поводу генерал Варлимонт:

«Оглядываясь назад, я даже сейчас с трудом верю в то, что успех французской кампании и награды покончили с оппозицией высокопоставленных офицеров Генерального штаба. Безусловно, Гитлер прекрасно сознавал это, когда принял решение напасть на Советский Союз. Впервые главнокомандующего армией и Генеральный штаб свели на роль простых исполнителей воли Гитлера. Они стерпели это, и так началось их окончательное падение. Чем дольше длилась война, чем хуже складывалась ситуация на фронтах, тем больше деградировала военная стратегия и постепенно размывалась структура верховного командования. В Генеральном штабе, оказавшемся беспомощным перед переменами и не имевшем лидера, прежняя единодушная оппозиция уступила место враждебным и подозревающим друг друга группировкам. Однако партия продолжала укреплять свою власть в вермахте, но в конце концов бросила его, предоставив страшной судьбе».

Так закончился первый год войны. Он подарил немецкому народу три славные победы: Польшу, Норвегию и Францию. Но он же преподнес ему три поражения, в то время далеко не столь очевидные, но гораздо более важные: Дюнкерк, несостоявшееся вторжение в Англию и решение напасть на СССР.

Часть третья
ОШИБКИ

К концу Второй мировой войны у населения разбомбленных, выгоревших немецких городов появилась привычка обмениваться едкими шуточками по поводу своего незавидного положения. Одной из самых популярных была история о невежественном немецком крестьянине, которому преподали первый в его жизни урок географии. Стоя перед большой картой мира, учитель указывал положение и очертания разных стран.

– Эти большие розовые области, – сказал учитель, обводя Соединенное королевство, Канаду, Индию, Австралию и другие части империи, – принадлежат Англии.

– Да-да, – кивнул крестьянин. – Англии.

– А эта большая территория, – сказал учитель, указывая на Соединенные Штаты, – Америка.

– Америка, – задумчиво повторил фермер. – Да-да, Америка.

– А эта огромная территория на востоке, – продолжал учитель, обводя указкой бескрайние просторы Советского Союза, – СССР.

– Хм, – пробормотал крестьянин. – Понимаю. СССР.

– А вот здесь в центре, – продолжал учитель, тыча указкой в Европу, – вот этот маленький кусочек земли в центре – это Германия.

Крестьянин помолчал с минуту, обдумывая новую информацию. Затем, словно желая закрепить полученные знания, подошел к карте и, указывая на эти страны по очереди, повторил то, что ему рассказали:

– Англия... Америка... СССР... а вот этот маленький кусочек земли в центре – Германия.

– Верно, – согласился учитель.

Еще с минуту крестьянин сосредоточенно разглядывал карту, затем в изумлении уставился на учителя:

– Кто-нибудь рассказал об этом фюреру?

Хотя в 1945 году эта история была весьма актуальна, в конце 1940 года она не имела бы никакого смысла. Ибо в то время Третий рейх господствовал над всей Европой и частью Азии, завоевав Францию, Нидерланды, Польшу, Австрию и Чехословакию, имея в союзниках страны, подписавшие Трехсторонний пакт: Италию, Японию, Венгрию и Румынию, а также заручившись поддержкой так называемых нейтральных стран: Финляндии и Испании. Официально сопротивлялась этой сплоченной компании лишь Британская империя, представленная на тот момент маленькой, необученной, плохо вооруженной и сосредоточенной на южном побережье Англии армией. Какой-нибудь несведущий английский крестьянин, глядя на карту, вполне мог бы задать вопрос: «Кто-нибудь рассказал об этом Черчиллю?»

Пока на пике своей славы немцы пировали в Париже, маршировали в Осло и танцевали в Вене, человек, который добился всего этого, трудился над разрушением результатов своих трудов. И некому было предостеречь его, сдержать или посоветовать. Германский Генеральный штаб, расслабленный военными победами и подавленный внутренними распрями, готов был следовать за фюрером куда угодно. Вцепившись в стремительно взлетающую ракету, там волей-неволей цепко держались за нее, пока она не упала на землю.

Первые победы – политические и военные – были одержаны главным образом благодаря интуиции Гитлера. Австрия, Чехословакия, Польша, Норвегия, Франция стали подтверждением верности личной политики и философии фюрера, убедили немецкий народ и его лидеров в непогрешимости Адольфа Гитлера. Более того, в этом уверился сам Адольф. Лишив себя права на возражения из-за слепой веры в одного человека, немецкий народ отныне лишь наблюдал со стороны, как этот человек совершает ошибку за ошибкой... пока неизбежная победа не обратилась в неизбежное поражение.

Ошибкой номер один, как мы уже видели, был несостоявшийся разгром англичан под Дюнкерком, и это было личным решением Гитлера. Ошибка номер два – отказ от вторжения в Англию. Эта ошибка была совершена потому, что немецкие штабисты и разведчики неправильно оценили боеспособность английской армии, а Гитлер проявил политическую близорукость: недооценил характер и решительность британцев. И это было лишь начало. С сентября 1940 года по сентябрь 1943 года предстояло совершить еще множество серьезных ошибок.

Отказавшись от незамедлительного вторжения в Англию, фюрер стал искать альтернативный план удушения империи. Уже убежденный в необходимости войны с Советским Союзом, он еще раздумывал, не мудрее ли отложить нападение на СССР до тех пор, пока не поставит Англию на колени. Главным сторонником идеи сначала расправиться с Англией, а потом двинуться на восток был рейхсмаршал Герман Геринг. В начале сентября 1940 года Риббентроп обсуждал возможности вступления в войну Испании с испанским министром иностранных дел Серрано Суньером. Как следует из протоколов беседы Риббентропа и Муссолини, испанцы в тот период хотели завоевать Гибралтар; для уверенности в победе Германия пообещала обеспечить Франко специальным оружием и войсками.

12 ноября 1940 года Гитлер отдал командующим сухопутными силами, флотом и авиацией приказ, в котором указывал, что «сложилась политическая ситуация, требующая досрочного вступления Испании в войну (операция «Феликс»). Гибралтар будет захвачен, и британцы не смогут закрепиться на Иберийском полуострове и Атлантических островах». Предписывалось послать офицеров в гражданской одежде на разведку окрестностей Гибралтара и подготовку захвата аэродромов. Гитлер уверил своих командующих в том, что «испанцы, сохраняя секретность», помогут предотвратить прорыв британцев из Гибралтара и улучшение их позиций. Испанцы должны были также оказать помощь в сохранении секретности немецких планов.

Всю зиму 1940 года Геринг настаивал на одобрении своего плана лишить Британию доступа к Средиземному морю. Однако его замысел был более амбициозным, чем переброска нескольких соединений на помощь Франко в захвате Гибралтара. На самом деле рейхсмаршал предусмотрел концентрированные удары по восточному и западному входам в Средиземное море. В этом масштабном наступлении предстояло задействовать три группы армий. Первая под командованием фельдмаршала фон Рундштедта должна была пересечь Испанию, захватить Гибралтар, войти в Марокко и далее наступать по африканскому побережью на Тунис. Вторая группа армий под командованием фельдмаршала фон Бока должна была пройти через Италию в Триполитанию. Третья группа армий под командованием фельдмаршала Листа должна была пройти через Грецию и Балканы, захватить Дарданеллы и Анкару, а затем продолжить движение к Суэцкому каналу.

«Успешно завершив окружение, – объяснял Геринг, – можно будет предоставить Британии право возобновить мирное судоходство по Средиземному морю, но лишь в том случае, если она договорится с Германией и присоединится к нам в войне против СССР».

В части продвижения через Испанию план Геринга был практически выполнен. В Пиренеях собрали пятнадцать пехотных и бронетанковых дивизий, и 600 88-миллиметровых орудий должны были интенсивно бомбардировать Гибралтар. Вдобавок, если сопротивление будет ожесточеннее, чем ожидалось, на Гибралтар предстояло сбросить парашютно-десантную дивизию, чтобы уничтожить батареи и укрепления Гибралтара.

«Атака на Гибралтар всесторонне подготовлена, – восторженно разглагольствовал Геринг, – и она не может захлебнуться. Затем мы пробились бы к Касабланке и Дакару, разгромили бы американские войска в Северной Африке. Самолеты и подводные лодки с этих баз нападали бы на американские конвои; заперев Средиземноморье, мы могли бы пробиться через Триполи к Суэцу, тогда всему итальянскому побережью уже ничто бы не угрожало».

К концу 1940 года Гитлер так и не принял решение, что важнее: уничтожение Британии или война с СССР; то, что с Советским Союзом придется иметь дело, это он уже давно решил. Однако Гитлер сомневался, можно ли вести войну на востоке, не сломив сперва Англию. Он стал подозревать СССР в намерении напасть на Германию еще во время визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 года. По словам Геринга, тогда советский министр иностранных дел сообщил об интересах Советского Союза в Дарданеллах и возможности нападения на Румынию из Бессарабии. Фюрер также заподозрил, что если, оставшись в одиночестве, Британия до сих пор не капитулировала, то она надеется заключить секретные соглашения с СССР. Следовательно, как заявил Гитлер Герингу, необходимо нанести неожиданный упреждающий удар в спину Советам.

Эти достигшие апогея опасения нашли отражение в декабрьской директиве 1940 года. Командующие немецкими вооруженными силами получили приказ провести подготовку к молниеносной войне против СССР до падения Англии. Таким образом, в начале 1941 года вермахт планировал две грандиозные военные операции: Геринг – против британской линии обороны в Средиземноморье, а Гитлер – против Советского Союза. Как отметил Геринг, окончательное решение о том, какая из этих операций станет первой, было принято лишь в марте 1941 года. Именно тогда ситуация серьезно обострилась. Самостоятельное вторжение Италии в Грецию обеспокоило немецкое верховное командование, тем более что авторитет союзницы Германии по «Оси» был сильно подорван ожесточенным сопротивлением греков. Британские дивизии, направленные из Африки в Грецию с целью вытеснения итальянцев обратно к Адриатике, оказались в опасной близости от Балкан.

Последней соломинкой стало свержение югославского регента принца Павла 27 марта, через два дня после того, как он подписал трехсторонний договор. Это убедило Гитлера в том, что Москва поощряет югославское сопротивление странам «Оси», а присутствие британских войск в Греции, казалось, подтверждало подозрения насчет секретных англо-советских соглашений.

Затем Гитлер пришел к выводу, что не может больше тянуть с решением советского вопроса. Пришло время отказаться от запланированного Герингом решающего удара по английским позициям и все усилия сосредоточить на грядущей войне на Востоке. Вторжение в Югославию и Грецию 6 апреля должно было расчистить плацдарм для военных действий против СССР. История убедительно продемонстрировала, каким катастрофическим было это решение для Германии. Задним числом, когда все уже было кончено, фельдмаршал Вильгельм Кейтель согласился с приговором истории:

«Вместо нападения на СССР мы должны были удушить Британскую империю, перекрыв Средиземноморье; первым делом следовало захватить Гибралтар. Это еще одна упущенная нами благоприятнейшая возможность».

И это была потерянная возможность или ошибка номер три.

Разгром Греции и Югославии оставил у немцев неприятный осадок. Большей части британских войск удалось бежать с материка, и они засели к югу от Пелопоннеса на острове Крите. По мнению Гитлера, эту потенциальную базу будущих британских военных действий на Балканах необходимо было уничтожить до вторжения в Советский Союз. Поначалу фюрер считал невозможным захват Крита атакой с воздуха, однако генерал-полковник Курт Штудент, командующий немецкими парашютно-десантными войсками, в конце концов переубедил его. Как ни странно, эту победу на Крите, интенсивно изучавшуюся стратегами союзников как идеальный образец воздушно-десантной операции, сами немцы считали своей первой серьезной неудачей.

Генерал-полковник Штудент, бледнолицый, высоколобый, с пронзительным голосом, скорее был похож на преуспевающего администратора, чем на бесстрашного командира отважных парашютистов. Успешное применение парашютно-десантных войск в Голландии и прорыв линии Мажино в Эбен-Эмаэле сблизили Штудента с восхищавшимся его подвигами фюрером. Взлетом своей карьеры он безусловно был обязан личной преданности и близким отношениям с Гитлером; по мнению многих офицеров немецкого Генерального штаба, он был не столько талантлив, сколько обладал широкими партийными связями. Как говорил генерал Ойген Мейндль, который вел планеры на Крит: «У Штудента было полно идей, но ни малейшего представления о том, как их претворять в жизнь».

20 мая воинское соединение, состоявшее из воздушно-десантной дивизии (горно-егерской, в срочном порядке преобразованной в воздушно-десантную) и планерной части, начало атаку на Крит. Первый день операции прошел очень плохо. Военная разведка снова ошиблась в оценке сил противника и не сообщила разработчикам плана о наличии у защитников Крита двадцати пяти танков. Поэтому у десантников не было противотанкового оружия, и первая волна парашютистов была разбита. К тому же планеры приземлились между первой и второй линиями обороны, а не за ними, как планировалось; подкрепления, отправленные морем из Греции, были атакованы британским флотом и понесли серьезные потери. Однако немцам удалось захватить аэродром Малеме и после жестокого десятидневного боя заставить англичан, новозеландцев и австралийцев эвакуироваться с острова.

Штудент признал: «Фюрер был очень недоволен ходом операции. Наши потери на Крите для того периода были слишком высоки. До тех пор нам везло: вся французская кампания не стоила нам столько человеческих жизней, сколько единственная битва в 1870 году. То же самое можно сказать и о Балканской кампании, за исключением Крита. Только на Крите из 20 тысяч участников операции мы потеряли 4 тысячи убитыми и пропавшими без вести».

В сравнении с будущими ошибками и потерями, битва за Крит не показалась бы немцам такой удручающей, однако она повлекла за собой два очень важных последствия. Во-первых, по плану события на Крите не должны были занять более трех дней, но, поскольку на преодоление упорного сопротивления британцев потребовалось десять дней, наступление на Россию пришлось отложить еще на одну неделю. Из-за ранней русской зимы 1941 года эта отсрочка лишила немцев хорошей погоды, когда они более всего в ней нуждались.

Второе и более серьезное последствие битвы за Крит: Гитлер стал суперосторожным и недоверчивым во всем, что касалось будущих воздушно-десантных операций вермахта. У Штудента было еще несколько планов военных действий в Средиземноморье. «После Крита я предлагал атаковать Кипр с целью создания плацдарма для воздушной атаки и парашютного десанта на Суэцкий канал, – заявил он. – Однако Гитлер отверг мой план из-за потерь, понесенных нами на Крите».