Текст книги "Связанные звездами"

Перекресток

Тэнзи Бринклоу – Водолей, онколог, бывшая жена уролога Джонатана Бринклоу и мать подростков Саскии, Женевьевы и Авы, фанатка Дайаны Ригг (времен сериала «Мстители»[38]38
  «Мстители» – английский телесериал 1961–1969 годов о паре агентов, которым приходится распутывать сложные и невероятные преступления.


[Закрыть]), тайно голосующая за либералов, – каждый месяц обедала со старыми подругами Джейн Астен и Хиллари Эллсворт. Как уже случалось прежде, ресторан, выбранный для их июньских посиделок, был неудобно далеко от консультации Тэнзи, поскольку ни Джейн, ни Хиллари никогда не задумывались о том, как впихнуть ланч в свой рабочий график.

На протяжении всего ланча Тэнзи удавалось держать левую руку под столом. Суп не был этому препятствием, как и брускетта[39]39
  Горячий и хрустящий хлеб, который натирается головкой чеснока по поверхности и затем приправляется оливковым маслом и другими ингредиентами.


[Закрыть]. Но на десерт Джейн предложила заказать сырную тарелку, и со стороны Тэнзи было непростительной ошибкой согласиться на это, как она теперь понимала, поскольку намазать бри на крекер одной рукой не представлялось возможным. Спрятав левую руку под стол, Тэнзи не могла не обращать внимания на выступы новенького кольца, красующегося на пальце. И понятия не имела, понравится ли оно Хиллари и Джейн. Оно было изготовлено на заказ и сильно отличалось от других: огромный дымчато-коричневый турмалин, прямоугольный с фасетной огранкой, закрепленный на ободке из белого и розового золота. Тэнзи сама не могла решить, то ли это самое красивое кольцо, что она видела в жизни, то ли оно вовсе ей не подходит. Но Саймону она сказала, что красивее ничего в жизни не видела. В конце концов, ее всегда отличали безупречные манеры.

Если бы нужно было описать доктора Тэнзи Бринклоу одним словом, это слово было бы «вежливая». А если можно было бы добавить еще одно, им стало бы «ужасно». Ее родители, более британцы, чем сами британцы, полагали, что вежливость – главная добродетель. К прочим относились аккуратность, скромность и хорошая дикция (чтобы оградить маленькую Тэнзи от ленивых гласных одноклассников, ее ждали частные уроки ораторского искусства). И хотя первый бал Тэнзи остался в далеком прошлом, в некотором смысле белые атласные перчатки (с жемчужными пуговками у локтя) она так и не сняла.

Вежливая, нетребовательная улыбка и столь же вежливый понимающий кивок стали для нее настолько привычными, что именно так – около шести лет назад – она отреагировала на сообщение мужа о скором разводе. Джонатан вывалил эту новость на нее сразу после того, как они устроились в креслах самолета, уносящего их на Фиджи, в двухнедельный семейный отпуск, и девочки полностью погрузились в систему развлечений самолета.

– Дорогая, – сказал он, взяв Тэнзи за руку, – я решил, что, наверное, будет лучше сказать тебе об этом сейчас, чтобы ты успела привыкнуть к этой мысли. Когда мы вернемся, я съеду. Я ухожу от тебя.

Он все уже обдумал, сообщил муж, и напомнил, что, когда они пару лет назад купили новый дом, тот был записан полностью на ее имя. Очевидно, что легче и разумнее всего будет, если ей достанется семейное гнездышко, а ему – квартира в городе и дом на побережье, хотя она с девочками сможет использовать пляжный домик в любое время, конечно, уведомив его не позднее, чем за две недели. Что касается движимого имущества – а его было немало, – он решил, что раздел 60 к 40 в пользу Тэнзи будет справедливым, учитывая, сколько лет она не имела собственного дохода, потратив это время на воспитание их детей. Есть ли у нее вопросы? Вопросы? Они мелькали в ее голове, как золотые рыбки в бассейне.

Как долго он все это планировал? Записать дом на ее имя – разве это было не для налоговой? Или он уже тогда знал, что собирается уйти? Замешана ли здесь другая женщина? О боже, или это другой мужчина? Из-за этого у них не было секса вот уже четыре месяца? Что за черт? Он от нее уходит? Почему? Но ни на одном из них она не могла сосредоточиться на время, достаточное для того, чтобы его озвучить, и к тому же они летели бизнес-классом и неподалеку стояла ослепительно улыбающаяся стюардесса с подносом, уставленным высокими бокалами с коктейлем из апельсинового сока с шампанским.

– Коктейль? – предложила девушка.

И Тэнзи выдавила в ответ вежливую улыбку.

– Благодарю, – произнесла она.

Все время, проведенное на Фиджи, Тэнзи чувствовала себя так, словно получила сотрясение мозга. Она проводила долгие, однообразные дни на белом, как на открытке, песке, глядя, как ее девочки плещутся в бирюзовых, как на открытке, волнах. По вечерам она пила пина коладу и курила гвоздичные сигареты, хотя ни то, ни другое ей не нравилось как до поездки, так и после. А затем с обычной тщательностью собрала весь багаж, и они отправились домой, ее муж переехал, а муж Хиллари – терапевт – прописал ей таблетки, чтобы снять остроту переживаний. Вот только ушла не острота, а глубина. Все годы после развода Тэнзи жила – как она поняла после – будто в голографическом пазле, в странном месте, где трехмерность – это просто иллюзия. И лишь в последние полгода, с тех пор, как встретила Саймона Пирса, она ощутила, как что-то просыпается в такой глубине, о которой она успела позабыть.

Саймон был медбратом. Акушером, если быть точнее. В синей форменной рубашке и брюках, с новорожденным ребенком на руках, он представлял собой головокружительную смесь мужественности и чувствительности. Он был младше нее на пятнадцать лет, и у него не было дома, лишь крошечная, ничем не примечательная съемная квартирка в шаговой доступности от его любимого книжного и лучшего в городе артхаус-кинотеатра «Орион». Машины у него тоже не было, и ездил он на мотороллере, за который, по собственному признанию, еще полностью не расплатился. Тэнзи все еще хотелось рассмеяться при мысли, что единственной по-настоящему ценной вещью у Саймона была его первоклассная итальянская кофемашина.

Хиллари и Джейн уже встречались с Саймоном на нескольких мероприятиях и всегда демонстрировали неизменное радушие. Тэнзи, будучи довольно открытой, рассказала подругам о нем все: как познакомилась с ним на раздаче в кафетерии больницы и как он предложил пообедать в кафе, а не давиться клейким рисом и застывшим куриным карри с избытком зелени. Но она не рассказала ни Хиллари, ни Джейн, что именно на этом импровизированном первом свидании Саймон безо всяких намеков с ее стороны заметил, что Тэнзи довольно сильно похожа на Дайану Ригг времен сериала «Мстители». И хотя Тэнзи не скрывала от Джейн и Хиллари, что секса в их отношениях много, но и не слишком распространялась на эту тему. У мужа Джейн хозяйство было крошечным и весьма вялым, а муж Хиллари вот уже больше двадцати лет предпочитал тратить свой любовный пыл на секретаршу. Не стоило давить на больное, рассказывая подругам о том, что одним из первых подарков Саймона стали облегающие кожаные перчатки для вождения, которые она уже не один раз надевала в спальне.

Тэнзи сделала глубокий вдох и положила левую руку на белую льняную скатерть рядом с сырной тарелкой. Грани камня заискрились в лучах послеполуденного солнца, льющегося в огромные, с видом на море, окна ресторана. Хиллари застыла, прямо с прилипшей к наполовину съеденной помаде крошкой сыра. Брови Джейн от удивления скрылись под густой рыжей челкой.

– Саймон попросил меня выйти за него, – объявила Тэнзи. Она чувствовала, что лицо у нее покраснело, а шея и грудь пошли пятнами.

– Выйти за него? – переспросила Хиллари.

Джейн взглянула на кольцо и чуть отпрянула.

– О мой бог, что это? Кварц?

– Турмалин, – объяснила Тэнзи.

– Практически одно и то же, – отмахнулась Хиллари, а затем достала очки и склонилась над кольцом. – Отличная работа. Возможно, стоило недешево.

– Уф, какое облегчение, – сказала Тэнзи с улыбкой.

Хиллари и Джейн обменялись быстрыми взглядами, и у Тэнзи возникло отчетливое впечатление молчаливого сговора.

Первой начала Джейн.

– Ты же понимаешь, Тэнзи, что даже если кольцо дорогое, это слишком маленькое вложение. Учитывая то, что он может приобрести.

На долю мгновения Тэнзи приняла слова подруги за комплимент. Затем ее глаза сузились.

– Что ты хочешь этим сказать?

Вмешалась Хиллари.

– Скажем так. Если бы речь шла о состоятельном докторе-мужчине, отличном специалисте, на которого нацелилась хорошенькая медсестричка без гроша за душой, на пятнадцать лет моложе него, что бы ты подумала? Что она потрясена его выдающимися личными качествами?

– Нет, – возразила Тэнзи со смехом. – Саймон не…

Джейн подняла ладони и начала загибать пальцы.

– Ни машины, ни дома, тридцать пять на носу и ни гроша за душой, и тут появляется коллега средних лет с кучей денег…

Она многозначительно замолкла. Рот Тэнзи приоткрылся, как у выброшенной на берег рыбы.

– Чего я не понимаю, так это того, что он делает со своей жизнью, – подхватила Хиллари. – В смысле, почему у него нет денег? Он же работает, правда? Почему у него даже машины нет?

Джейн внимательно посмотрела на Тэнзи.

– Недавно… – Она сделала паузу. – …Ты сказала, что хочешь сменить свою «Вольво», что собираешься присмотреть что-нибудь другое. Это он предложил?

– Да. Да, выходит, что он, но…

– Что за машина? – спросила Джейн. Выражение ее лица говорило, что вся правда скрывается в ответе.

– «Альфа Ромео Спайдер»[40]40
  «Альфа Ромео Спайдер» (серия 105/115) – автомобиль с кузовом типа родстер, выпускавшийся итальянской компанией Alfa Romeo с 1966 по 1993 годы.


[Закрыть], – прошептала Тэнзи.

Хиллари хихикнула.

– Ох, Тэнзи. «Альфа Ромео»? Это же совсем не твое.

– Он сказал, что я это заслужила. Что я много работаю. Что я должна получать то, что хочу.

– Но кто на самом деле этого хочет? Ты? Или он? – спросила Джейн, выливая оставшееся в бутылке белое вино в бокал Тэнзи и подзывая официанта, чтобы заказать еще одну. Последовало короткое, напряженное молчание.

– По-прежнему не могу понять, что он делает со своими деньгами, – задумчиво сказала Хиллари.

– Он много путешествует, – подсказала Тэнзи.

– Может, это азартные игры, – продолжила Хиллари, и тут ее глаза расширились. – Или… алименты.

– Откуда, ты говоришь, он родом?

Тэнзи сказала. Джейн скривилась.

– Думаю, ты должна признать, Тэнзи. Он просто НТКМ, – сказала она.

Тэнзи такого сокращения не знала. Она с недоумением переводила взгляд с одной подруги на другую.

– Не такой как мы, – перевела Хиллари.

– Если сказать по-другому… – Джейн сделала эффектную паузу. – Альфонс.

Для девочки, родившейся и выросшей в богатом районе, это слово обладало особой силой, и тело Тэнзи немедленно на него отреагировало. Жар, до этого приливавший к щекам, теперь собрался в районе солнечного сплетения; это был стыд, столь мучительный, что от него горело горло, пламенели щеки, свербило в носу и покалывало ладони.

– О-о, я только что вспомнила.

Хиллари выудила из своей объемной кожаной сумки номер «Звезды». Она выложила его на стол с таким видом, словно это было важной уликой в судебном разбирательстве.

– Кто это? – спросила Джейн, постучав наращенным ногтем по обложке. – Мы ее знаем?

– Это внучка той женщины, которая раньше держала магазин одежды за торговыми рядами Александрия Парк. Дочь младшего сына, того, который женился на этой… Я не знаю. На ком? Гречанке? Македонке? В любом случае я считаю, это просто нелепо. Ей всего пятнадцать, а она уже играет Джульетту в «Гайети». Я боюсь представить, что станет с ее учебой, – сказала Хиллари.

– Она красивая, – заметила Тэнзи.

– Конечно, – согласилась Джейн. – Ей же пятнадцать. Любая девчонка кажется красоткой, когда ей пятнадцать. Кроме уродин.

– Ладно, суть в том, – повысила голос Хиллари, – что я прочитала это только вчера. И сразу же подумала о тебе. Потрясающе в тему. О боже, я обожаю Лео Торнбери. Он всегда прав. Подожди, сама услышишь. Где же это? Водолей, Водолей. Вот. Послушай: «Водные знаки, в этом месяце вы окажетесь на перепутье чувств. Но какое же направление вам выбрать? Звезды говорят вам остерегаться притворной любви. “Если бы только, – мечтала Кэтрин Мэнсфилд, – можно было отличить истинную любовь от притворной так же легко, как мы отличаем съедобный гриб от поганки”. Вам следует прислушаться к тайному голосу вашего сердца и советам тех, кому вы больше всего доверяете».

Джейн подняла брови, изображая глубокую задумчивость. Затем, мрачно кивнув, вынесла Саймону Пирсу приговор:

– Поганка.

Тэнзи показалось, что ее с размаху ударили в живот. Те, кому вы больше всего доверяете. Хиллари и Джейн были подружками невесты на ее свадьбе, крестными матерями ее девочек. Они бы не стали ей врать.

– Неужели я была такой слепой? – спросила она тихим напряженным голосом.

– И вот еще вопрос, – спокойно продолжила Джейн. – Он когда-нибудь просил у тебя денег?

– Я действительно как-то раз погасила его долг по кредитке, – призналась Тэнзи.

– Он попросил или ты сама предложила? – уточнила Хиллари.

Тэнзи не могла вспомнить точно. Не совсем так. Он сказал, что с его стороны было бы глупо платить такие проценты, если бы был другой вариант. Но она сама спровоцировала его на эти слова, это точно. «Не беспокойся о деньгах, – сказала она тогда, – у меня их больше, чем я могу потратить». О боже, как это могло случиться?

– Кто предложил – неважно, Хилл. Одного того, что он рассказал ей о своем долге, для меня достаточно.

– Я просто не думаю, что он… притворялся, – произнесла Тэнзи. – Он не такой.

Она вспомнила, как в их первый раз из вежливости симулировала оргазм, а он остановился, взглянул на нее с лукавой улыбкой и спросил: «Разве настоящий не лучше?»

– Я уверена, что у него ко мне чувства, – настойчиво продолжила она. – Уверена.

– В этом-то и есть твоя проблема, душа моя, – заявила Хиллари. – Ты такая доверчивая. Ты ведь и с Джонатаном ни о чем не подозревала, да?

Как это могло случиться? Она не знала. Но знала, что в банк она тогда отправилась, вся сияя после оргазма, под ручку с Саймоном. Опьяненная. Она была опьяненной. И отправила ему несколько тысяч долларов. О боже, она такая идиотка. Тэнзи вспомнила обо всех тех женщинах в телешоу с затемненными лицами и измененными голосами, которые со слезами признавались, что по собственной глупости отдали все свои сбережения брачным аферистам из какой-нибудь Нигерии.

Тэнзи стащила отвратительное кольцо с такой скоростью, будто оно жгло ей палец, и положила на льняную салфетку. Три женщины разглядывали его, как ужасную аварию, с безопасного расстояния.

– Господи, – пробормотала Тэнзи, – я должна покончить с этим, да?

– Бедняжка, – вставила Хиллари.

– Выстави ему счет, – велела Джейн. – Пусть вернет все до цента.

В ответ Тэнзи Бринклоу вежливо улыбнулась.

Лен Магеллан – Водолей, скряга, проживающий в доме престарелых Святой Розарии, непримиримый атеист, страдающий болезнью Паркинсона, отец троих и дед семерых, любитель луковичек в остром маринаде – умирал. Смерть была у него внутри, сочилась из всех пор, окрашивая кожу в безжизненные оттенки коричневато-фиолетового и зеленого. Он чувствовал запах смерти в своем дыхании, когда, прислонившись бедром к раковине в отдельной ванной, пытался попасть зубной щеткой только в рот, а не в нос или подбородок. Он не верил в жизнь после смерти или в то, что придется расплачиваться за свои ошибки (он ни за что не назвал бы их грехами). Не верил в то, что воссоединится со своей умершей женой, как и в то, что они с Деллой будут сидеть рядышком в креслах-качалках, стоящих на краю облака, и умиротворенно поглядывать на земную жизнь их детей и внуков. Он верил в то, что его сознание однажды угаснет, а тело сгниет в гробу.

Каждый вторник к Лену приходила добровольная сиделка. Приходила не потому что он просил об этом, а потому что монахини, призраками скользящие по коридорам, заметили, как редко его навещает семья. Сиделкой была женщина средних лет с редеющими волосами и бейджиком, на котором было написано имя Грейс. Иной раз его тянуло сказать, что значок с таким именем весьма полезен перед ужином[41]41
  Grace at dinnertime – молитва перед ужином.


[Закрыть], но не хотелось заморачиваться.

У Лена вызывал отвращение вид розовой шелушащейся кожи, проглядывающей сквозь ее седеющие пряди. Для него то, как она старается с помощью начесов и лака скрыть залысины, казалось чем-то очень личным, и видеть это каждый вторник в одиннадцать утра совсем не хотелось. История с волосами раздражала его едва ли не сильнее, чем мягкое сочувствие в невыразительных серо-голубых глазах. Но он решил, что раз уж он сочувствует ее залысинам, серым шнурованным ботинкам, несексуальной фигуре и некрасивому лицу, то его сочувствие обнуляет ее сочувствие.

У Лена была привычка отгораживаться от Грейс телевизором. Чтобы показать, насколько ей здесь не рады, он хватал пульт от телевизора и трясущимся пальцем жал на кнопки в поисках «Магазина на диване». Тупые американцы, пытающиеся продать ему мазь от прыщей или тренажер для пресса, хотел показать он Грейс, ему более интересны, чем она и ее ханжеская болтовня. Хотя, если быть честным, он не знал, сколько ханжества в ее болтовне, ведь с ней ни разу не разговаривал. Она просто приходила каждую неделю и сидела с ним по полчаса, пока он смотрел телевизор. И при этом улыбалась так, словно одно ее присутствие приносит ему небывалую пользу.

В один из вторников, тем не менее, осуществлению планов Лена помешал пульт. Он отказался работать. И в этом была виновата его дочь Марианджела. Купила дешевые ненадежные батарейки. Лен пошарил в верхнем ящичке прикроватного столика, но ничего не нашел.

– Иисусе, – пробормотал он, надеясь задеть Грейс.

В доставке батареек, так же как и виски, и маринованных луковичек, ему приходилось полагаться на родственников. Словно в треклятой индонезийской тюрьме, только вот здесь не было черного рынка. Не имело значения, что деньги у него водились – ему не удалось найти ни одной сговорчивой монахини, готовой сбегать для него за бутылкой.

– Может, мне почитать вам газету? Или журнал? Миссис Миллс из соседней палаты это нравится, – предложила Грейс.

– В жопу миссис Миллс, – проворчал Лен.

– Простите?

– Ничего.

Так что Грейс достала номер ежедневной газеты из сумки и педантично начала читать.

– Почему бы вам не отвязаться от меня и не пойти почитать библейские истории каким-нибудь неграмотным аборигенам? – предложил Лен, но Грейс просто продолжила читать.

Ему казалось, что она тщательно выбирает, что ему читать. В ее газете не было статей про аварии, преступления и смерти, только про потерявшихся пони, нашедших своих хозяев, и звезд, побрившихся ради благого дела. Лен притворился, что задремал. Сквозь полузакрытые веки он наблюдал, как Грейс сложила газету и убрала ее назад в сумку. Но на этом она не успокоилась. У нее был еще номер «Звезды».

– Кто вы по знаку зодиака, Лен?

Лен издал притворный храп.

– Лен!

В ее голосе внезапно промелькнули стальные нотки, заставившие его распахнуть глаза.

– Я спросила, под каким знаком вы родились.

– Не разбираюсь во всех этих фокусах-покусах.

– Ладно, когда ваш день рождения?

– Не помню.

– О, чушь собачья, – заявила она.

Лен хрюкнул.

– Я могу сама узнать, Лен.

Он поднял бровь, провоцируя ее. А она вытащила медкарту из держателя на стене рядом с кроватью. Святые небеса. Об этом он не подумал. Грейс открыла карту и хихикнула.

– Что?

– Лен – это сокращенное от Валентин? Родился, дайте-ка догадаюсь… Четырнадцатого февраля? О да.

Грейс снова хихикнула, и Лен сжал пульт, против всякого разумения надеясь, что телевизор включится и заполнит комнату рассказами о пилюлях для похудения или средстве от эректильной дисфункции. В жопу все. В жопу его избалованных детей и их учебу в частных школах стоимостью как три почки, раз они не смогли научиться даже тому, что покупать чертовы дешевые батарейки – это плохая экономия. Тем временем Грейс прочистила горло.

– Водолей, – начала она.

Позже в этот же день, через несколько часов после того, как Грейс отправилась читать миссис Миллс или кто там еще был в ее списке, слова из гороскопа все еще крутились в мозгу Лена. Грибы, поганки. Притворная любовь. Ни один из его проклятых сопляков не любил его хоть вполовину так же сильно, как наследство, которое они наверняка примутся делить прямо над крышкой его шикарного гроба. Уверенность в том, что все им должны, размером с Тадж-Махал. В этом была их общая проблема. И его тоже.

Вся беда была в том – и теперь Лен это отчетливо понимал, – что он всегда был слишком справедливым и открытым. В его нынешнем завещании говорилось, что после его смерти все его активы (грамотно распределенные между ценными бумагами, акциями, облигациями и недвижимостью) должны быть проданы, а полученная сумма поровну разделена между тремя его детьми. Его дети, зная об этом, не видели никакой необходимости подлизываться. Если бы он так рано не раскрыл все свои карты, мог бы организовать среди отпрысков небольшое соревнование на лучшего подхалима. Слишком поздно для этого. Но еще не поздно преподать этим подлым и неблагодарным поганкам урок.

Стоит или не стоит?

Как там было в этой фокус-покус-колонке? Те, кому вы больше всего доверяете.

Лен потянулся за беспроводным телефоном и после долгих усилий набрал номер своего поверенного.

Ник Джордан сидел на полу в зале для репетиций с раскрытым сценарием на коленях и недоеденным роллом в руке, когда Верди вернулась с ланча вне себя от волнения.

– Смотри! – воскликнула она, усевшись рядом с Ником и пихнув что-то прямо ему под нос. Ему потребовалась секунда, чтобы понять, что она показывает ему обложку недавно вышедшего номера «Звезды Александрия Парк». – Это я, это я! И тут, и тут я.

– Эй! – восхитился Ник. – Потрясающе выглядишь.

– Правда?

Так и было. Два ее портрета-отражения полностью заняли обложку «Звезды». Открыв журнал, Ник увидел третью, более нейтральную версию Верди, на этот раз в полный рост. Одетая в зеленую рубашку с серыми легинсами, босая, она сидела верхом на венском стуле, положив подбородок на сложенные руки. Прямой взгляд был чуть игривым и совершенно бесстрашным. Заголовок гласил: «Лицо с обложки». А ниже была подпись: «Жюстин Кармайкл».

Уже по первым двум абзацам статьи Ник понял, что Жюстин легко разгадала его партнершу, дав читателю легкий намек на наивную самоуверенность юной актрисы, но в то же время не оставив ни малейшего сомнения в том, что она удивительно талантлива.

Общение с Верди стало для Ника настоящей головоломкой. В один момент она казалась прямо-таки пугающе зрелой, в другой ее выдержка куда-то испарялась, и она вела себя как восьмилетний карапуз, переевший сладкого. Их режиссер Гамильтон очень точно это описал: словно Минни Маус и Елену Троянскую впихнули в тело пятнадцатилетней девчонки одновременно.

– Она отличный писатель, – заметила Верди.

– Всегда была, – подтвердил Ник, чувствуя необъяснимый всплеск гордости.

Едва он дошел до середины статьи, Верди выхватила журнал у него из рук.

– Эй, мне что, нельзя дочитать? – возмутился он.

Она тяжело вздохнула.

– Ну, только можешь как-нибудь, типа, побыстрей? Хочу показать остальным.

– Хорошо, хорошо, – согласился он. – Прочитаю статью позже. Но пока ты не унесла журнал, могу я хоть свой гороскоп посмотреть?

– Твой гороскоп?

– Мой гороскоп.

– Ты хочешь прочитать свой гороскоп? – уточнила Верди, прижимая журнал к груди.

– Именно.

Верди зачавкала жвачкой, обдумывая ситуацию.

– Если сможешь угадать мой знак с первой попытки, тогда да, – выдала она.

Ник задумался, но ненадолго. Она была изменчивой, разносторонней, энергичной – ей ничего не стоило прибежать на репетицию после занятий хип-хопом, а после репетиции рвануть на тренировку в бассейн. А после того как дала интервью «Звезде», с энтузиазмом рассказывала всей труппе, что журналистка – старинная подруга Ника. Он вспомнил, с каким многозначительным видом она произносила слово «подруга» и как его это раздражало и радовало одновременно.

– Близнецы, – сказал он, почти не сомневаясь, что прав. – Вестник.

– Вау, – восхитилась она.

Ник с легким самодовольством протянул руку за журналом.

– Я сама тебе прочитаю, – решила Верди, плюхнувшись на сцену рядом с ним. – Какой знак?

– А что, угадать не можешь? – поддразнил Ник. – Я твой угадал.

Верди задумалась. Снова послышалось чавканье.

– Часть меня хочет сказать – Овен. Но для Овна ты слишком странный. Без обид. А другая часть твердит, что ты Рыбы. Но для них ты недостаточно странный. Поэтому я склоняюсь к мысли, что ты… Водолей?

Ник неверяще моргнул.

– Я права, да?

Ник уточнил:

– Слишком странный для Овна и недостаточно – для Рыб, так ты и вычислила?

– Ага, и еще, знаешь, ты слегка тормоз в плане чувств.

Это тоже помогло.

– Прости?

– Ну, знаешь, – продолжила Верди, – ты вроде как невнимательный временами.

– Невнимательный? – переспросил Ник. – Как это невнимательный? Когда?

– Например, с Лаурой.

– А что с Лаурой? – спросил Ник.

Верди изобразила на лице «вот видишь, о чем я».

– Она тебе никого не напоминает?

– Что ты пытаешься сказать?

– О боже, ты безнадежен, – вздохнула Верди.

Ник разозлился. Но затем вспомнил, что Верди – всего лишь ребенок. Что она может знать?

– Я думал, ты собиралась прочесть мне мой гороскоп, – сказал он, отмахнувшись от раздражения.

– О, точно. Собиралась.

Верди сходу выдумала персонажа – мечтательного, увлеченного звездочета с намеком на шепелявость – и начала читать.

Ник внимательно слушал и чувствовал, как при упоминании «перепутья чувств» по рукам бегут мурашки. Лео советовал ему опасаться притворной любви и убедиться, что он хорошо отличает хорошие грибы от поганок.

– Ну, – спросила Верди, уронив закрывшийся журнал на колени и глядя на Ника сверкающими глазами, – насколько хорошо ты разбираешься в грибах?