Текст книги "Красный волк. Проклятый остров"

Мира Армант
Красный волк. Проклятый остров

© Мира Армант, текст, 2023

© Татьяна Захарова, иллюстрации, 2023

© Азазель Аль-Калифа, обложка, 2023

© Ксения Keynari Рыжикова, обложка, 2023

© Дрим Менеджмент, 2023

* * *

Предисловие

Создать свой мир отваживаются не многие. Мире Армант, автору «Красного волка», это вполне удалось. Мир в данном случае равен термину «вселенная» – как, например, вселенные известных компаний комиксов о супергероях, другая – мир взрослеющих юных волшебников или Семь королевств Джорджа Мартина; фанаты всё чаще ругают Анджея Сапковского, но виной тому торопливость стриминговых платформ, не развернувших как следует мир «Ведьмака» в сериале. В российской литературе создать свой мир дано лишь избранным. Неплохим результатам завершилась попытка Марии Семёновой с её «Волкодавом», то было освоением почвы славянского язычества. Ещё раньше Ник Перумов взялся за ниву Толкина – за условное продолжение «Алой книги Западных пределов», «Сильмариллиона», «Великих сказаний Средиземья» и прочего наследия автора, которого фанаты, памятуя о его учёном звании, уважительно именуют профессором. У Перумова вышло слабо, потому что, будучи талантливым исследователем по призванию, он возжелал административных должностей в фанатской иерархии, председательства в конах, безусловности собственного авторитета… Ну да бог с ним, с Перумовым, ведь все знают, что в конце Третьей эпохи волшебники навсегда уплыли в сторону Заокраинного Запада… В урбанистической фантастике тревожный, но логичный мир создал Вадим Панов, его «Kamata Yan» гармонично собирается и разбирается с циклом «Тайный город», по которому был снят один из первых сериалов такого рода с модным Павлом Прилучным. Очень хорош роман «Боги богов» Андрея Рубанова, но то – автор такого дарования, которое не предполагает циклов, и потому создателем собственной вселенной считаться не может. Вселенные «Ночного дозора» Сергея Лукьяненко и циклов Василия Головачёва раздирают фанатское сообщество на непримиримо враждующие стороны. Есть пара неплохих примеров российского стим-панка, но далёкий мир раннего викторианского капитализма нашим авторам чужд. Мира Армант создала одновременно знакомый, комфортный для любителей фэнтези мир.

Остров Пэй и описываемая часть Материка достаточно обширны для того, чтобы уместить несколько королевств. Великолепные, хоть и мрачноватые дворцы скрывают тайны и интриги. Впечатляющий архитектуры храмы и монастыри населены представителями жреческого сословия, отчасти напоминающего средневековые монашеские ордены и конгрегации, действуют жрецы и при дворе молодого короля Льенара. Он получил в наследство от отца едва объединившееся государство, и всё указывает на то, что вельможи покорённой его части вынашивают планы о возвращении прежнего статуса. В объёмной, подробной вводной части мы исчерпывающим образом знакомимся с миром «Колдуна». Если основа «Песни льда и пламени» Мартина – английская Война Алой и Белой розы, то исторической опорой писательницы, по-видимому, стали бесконечные кровопролитные войны итальянского ренессанса. Эпичная кульминация масштабного пролога – битва за Эсбор, в которой участвуют наёмники, напоминающие кондотьеров.

Ещё одно, тайное сословие мира писательницы – это так называемые Серые. Если у Джоан Роулинг это просто волшебники, у Мосян Тунсю в «Мастере тёмного пути» – заклинатели, то у Миры Армант просматривается концепция «Фауста». Маги здесь обретают свои способности, заключив сделку с тёмными силами. Колдунов немного, они являются редкостью, исключением в мире автора романа. Отношение к ним и у самой писательницы двойственное, оно не сопоставимо с присущим ей, да и всему литературному направлению, гуманизмом. Колдун Марк, исполняя желание покорить сильное мятежное герцогство, насылает на противников чуму, увиденное ужасает короля, но, как известно, дьявол всегда обманет. Но всё в этом романе имеет логичное, даже художественное объяснение. Вставная новелла о том, как юный сын фермера стал Серым, чем заплатил за своё могущество, поистине трагична…

Сами тёмные силы появляются в виде призраков, однако оставляющих полное впечатление телесности. Ещё одно проявление – огромный красный волк, здесь, по-видимому, неосознанная перекличка с ранобэ Исуны Хасэкуры «Волчица и пряности». Но и это мистическое существо объяснено особой притчей, писательница не экономит на подробностях, потому её мир столь достоверен.

Мир острова Пэй привлекателен и разработан без противоречий. Однако важнее то, что в нём происходит. Скажут: фантастика вообще, а фэнтези, миры и вселенные меча и магии и подавно – вариант эскапизма, возможность ухода от действительности; именно так рассматривали критики советской эпохи «Властелина колец» Толкина. Отчасти так оно и было. Сейчас массовые технологии манипулирования достигают целей, обратных поставленным. Люди становятся непредсказуемыми, способными на необдуманную щедрость, яростную злобу, полную апатию – и часто это одна личность. Нынешний «эскапизм» как раз полезен, он может освободить от социальных комплексов, уродств развития двуногих млекопитающих. Роман Миры Армант не оставляет нас лицом к лицу с устрашающей бездной иллюзий, которых в реальном мире развелось куда как больше, чем в литературе, даже фантастической. Коллективные надежды, мифы, политические стремления становится всё менее реальными, настоящими. Писательница вырывает нас из-под власти этих монстров, предлагая момент мыслительной остановки, преодоления темноты потока окружающей жизни.

Сергей Шулаков

Всякое же зло есть душевный недуг.

Свт. Василий Великий

Глава I

Втом ноябре стояла необычная для этих мест погода. Яркое солнце пробивалось из-за низких серых облаков, едва прогревая воздух, наполненный запахом осени. Это был не тяжёлый запах раскисших прелых листьев, а тот звенящий и невесомый, который хотелось вдыхать, вдыхать жадно снова и снова, словно, измученный жаждой, не можешь оторваться от сосуда с чудесным нектаром. В пустеющих после сбора урожая полях, в пожелтевших лесах стояла обволакивающая тишина. Перелётные птицы, подчиняясь извечным правилам, улетели на юг, а местные пернатые вели себя тише обычного. Они, настороженно нахохлившись, затаились, будто не доверяя затянувшейся осени. Листья, теряя силу и осеннее очарование, обычно опадали к этому времени, но в тот год их что-то задержало, и они с трепетом и надеждой оставались на ветвях тучных деревьев. Зима всё никак не наступала.

На скалистых берегах острова Пэй уютно расположилось небольшое королевство Фортресс. Мир и добро царили в этом наполненном размеренным существованием государстве. И вот здесь произошло по-настоящему долгожданное событие: у короля Эдмунда Вильгемонта и королевы Элеоноры родился первый и единственный сын. Королевская семья слишком долго ждала появления наследника, но рождались только девочки. Да и те появлялись на свет слабыми и безжизненными.

Первую дочь звали Аурелия. Её жизнь была коротка. Всего одну неделю ей было суждено радовать родителей. Король с королевой действительно радовались своей малышке, ведь ничто не предвещало такого стремительного несчастья. Девочка родилась в срок, положенный природой, она была крепким милым ребёнком и вызывала у всех только восхищение и искренние улыбки. Но в одно злосчастное утро кормилица нашла в колыбели уже остывшее тельце несчастного младенца. Она умерла во сне, так и не проснувшись, не издав ни единого звука. Ушла тихо. О судьбе нянек и кормилицы никто не знает. Их больше не видели. Возможно, в смерти ребёнка и вовсе не было их вины, так бывает. Дети иногда умирают без всякой видимой причины.

Похоронив Аурелию, королевская чета и весь двор год носили траур. А спустя ещё год всё королевство уже снова ждало появления наследника. Король с особым вниманием приглядывался к королеве: живот у неё был острый, и лицом она похорошела. «А ещё и ворон на крыше поселился», – будет мальчик. По крайней мере, так говорили придворные предсказатели. И вот подошёл срок. Ждали, что со дня на день забьют в колокола, возвещая о рождении ребёнка у королевской четы. И обязательно сначала ударят двенадцать раз в набатный колокол, подтверждая, что родился именно наследник. И начнётся веселье под игривый перезвон колоколов поменьше. Но…колокола не зазвенели, ни большие, ни маленькие, а вместо общего веселья королевство вновь накрыло трауром. Вместо праздника весь двор собрался позади кафедрального собора, на погосте. В землю опустили ещё один крохотный гроб со второй дочерью короля – Луизой, которая, в отличие от своей старшей сестры Аурелии, уже родилась мёртвой. Элеоноры не было на похоронах. Неделю она металась в горячке, увлажняя болезненным, липким потом простыни, горячечными стонами и криками содрогая стены замка и пугая придворных детей. Она вопила, требуя вернуть ей Аурелию и Луизу. «Королева двинулась рассудком», – судачили вокруг и боязненно обращали взгляд к небесам. А поседевший за последние несколько дней Эдмунд каждый день молился в соборе, давая Богу невыполнимые клятвы, лишь бы тот оставил ему его жену. И суровый Пэйский Бог сжалился над королём, его супруга не умерла.

Медленно, очень медленно она поправлялась, и так же медленно возвращался к обычной жизни король. Он так же и продолжал проводить время за молитвами по полночи. А порой и днём, бросив всё, уходил молиться, и никто не удивился, когда малый трапезный зал, примыкающей к спальне короля, вдруг превратился в часовню. Теперь король обращался к Богу с просьбой послать ему наследника. Молитвы короля вскоре были услышаны – через долгих пять лет после похорон второй дочери Элеонора вновь понесла. На сей раз король приказал скрывать положение королевы до тех пор, пока это будет возможно. Он окружил себя монахами в голубых рясах. Монашеское облачение такого цвета указывало на особое положение служителей Говерской церкви. Эдмунд все ночи напролёт проводил в своей часовне, а днём, осунувшийся и бледный, был рядом с супругой. Четверо лучших лекарей жили при дворце без права покидать его. Дела, требующие вмешательства короля, проходили через Хранителя Большого Ключа, и только если у Хранителя не хватало мужества принять решение за короля, он писал ему записку, которую передавал через одного из монахов голубых рясах. Но, как правило, ответа он не получал. Тогда Хранитель, сокрушённо качая головой, откладывал неразрешимое дело на потом. Обращаться повторно к королю было бессмысленно, а порой даже опасно, ведь все вокруг знали: гнев короля Вильгемонта может быть разрушителен. Однажды Хранитель аккуратно намекнул Эдмунду, что его отход от дел королевства может неблагоприятно сказаться на положении дел. Но он король ничего не хотел слушать. Один его яростный взгляд сказал больше, чем тысяча слов. Больше Хранитель не пытался вразумить правителя.

Роды были долгими и мучительными, и они извели и без того ослабленную Элеонору. Но наконец её мученья закончились, и двадцать пятого ноября, с первыми лучами солнца воздух над замком разорвало от удара набатного колокола. Всё вокруг замка, где был слышен колокол, замерло – каждый в Фортрессе знал: один раз бьют в колокол, если умер член королевской семьи, два – пожар, три – чума, четыре – нападение врага, а после пяти начинаются праздничные набаты. И тут же последовал второй удар! Третий! Четвёртый! Пятый! Слава Говеру – Богу остова Пэй! Праздников на острове больше, чем бед, и многим из них соответствовал набатный счёт. Двенадцать ударов! И колокола на колокольне собора взорвались долгожданным перезвоном. Его подхватили колокола и колокольчики всех церквей и храмов по всему Фортрессу. Весть о рождении наследника долетела до соседних королевств острова, и там тоже раздались праздничные колокольные перезвоны, приветствующие появление на свет принца Льенара. Так мать попросила назвать своего долгожданного сына.

Счастью короля не было предела. Но к вечеру он вновь удалился в часовню в окружении свиты монахов в голубом. Элеонору вновь, как в прошлые роды, настигла горячка. Короткая радость от рождения сына перекрылась зудящей тревогой за жизнь жены. В полночь король вышел из часовни и призвал к себе лекарей, но по растерянным их взглядам понял, что надежды почти нет. Лекари же по взгляду короля тоже многое поняли…

Монах, отличавшийся от других нашитым на голубой рясе кроваво-красным глазом Говера, взял короля под руку и аккуратно увёл в часовню. Через мгновение из часовни высыпали остальные восемь монахов, дверь за ними захлопнулась и скрежетнул засов. За закрытыми дверями, стоя на коленях под чашей Говера, главный монах шептал королю на ухо:

– Нет… Говер дозволяет. Он и сам к ним ходил. Ходил, ходил! Нет… в откровениях этого нет. Поверь мне. Я-то знаю! Просто знаю… просто поверь! Знаю и всё!

Монах вскочил с колен, приложил руки к губам и поклонился чаше.

– Завтра её доставят. Через неё Говер откроет тебе будущее. Если на то будет его Воля. Всё только через его Волю!

Всю ночь Эдмунд провёл за запертыми дверями часовни, поглощённый своими мыслями, молитвами и надеждами. Полумрак молельной комнаты порой обрывался в полную тьму, и тогда король зажигал следующую свечу, смотря на неё немигающим взором. Он беспрестанно нашёптывал священные тексты, смиренно стоя на коленях, уткнувшись взглядом в пол.

На рассвете, изнеможённый, он пришёл в спальню Элеоноры. Эдмунд присел на край кровати королевы и положил ей на лоб руку, отчего она открыла глаза. Всю ночь её терзала лихорадка, но лекари свершили, казалось, невозможное, или молитвы мужа возымели действие, и под утро жар отступил. Королева пришла в себя и попросила, чтобы ей принесли сына. Как только колыбель с наследником внесли в опочивальню, Элеонора приподнялась на локтях и неясным взглядом посмотрела на спящего малыша. Слёзы материнской любви и нежности покатились по её щекам. Однако королева тут же опустила голову на подушку и крепко заснула, ведь она была ещё очень слаба. Эдмунд, увидев жену и сына рядом, почувствовал прилив осторожной радости, и надежда опять затрепетала у него в душе. Он тихо, чтоб не разбудить новорождённого и благоверную, сел в углу в расшитое кресло и через минуту уснул сам крепким сном.

Проснулся король от того, что кто-то осторожно тряс его за плечо. Он продрал глаза и увидел перед собой суровое, но с едва заметной кривой улыбкой лицо монаха. На его рясе горел красный глаз Говера.

– Чего тебе надо? – недовольно прошептал Эдмунд, бегло оглядев комнату, и, убедившись, что королева не разбужена, а сына унесла кормилица, добавил, – Что случилось?

Монах молча указал взглядом на дверь и жестом пригласил короля пройти за ним. Они оба тихо вышли из комнаты королевы.

– Она пришла, – прошептал монах Эдмунду, когда король закрыл за собой дверь в спальню, – Пришла и ждёт. Она говорит, что должна видеть наследника.

– Кто она? – у короля кружилась голова от утомления. Он потёр виски. Короткий сон в кресле дал ещё и головную боль, и он не очень понимал, что происходит и чего от него хотят.

Монах некоторое время смотрел в сонные глаза короля в ожидании, что тот вот-вот вспомнит об их разговоре. Такую дерзость сложно себе представить, но между этим двумя не было тайн. За семь лет король полностью открылся старику, и тот стал ему отцом. Настоящим отцом! В нём было всё то, чего не было в настоящем отце короля, покинувшем мир задолго до того, как он сел на престол. А главное, в этом монахе-старце была искренность и неподдельная доброта, которыми не был наделён природой родитель Эдмунда.

– А-а-а… – протянул король, – Послушай, – он взял монаха под локоть, и они прошли немного по коридору, отдаляясь от опочивальни королевы, – Я даже не знаю… Так вроде всё наладилось… Благоверная пришла в себя… Она даже попросила принести ей сына! Представляешь? Сын тоже, вот видишь… Спит, ест… Может, беды обошли мой дом стороной? Мои молитвы были услышаны! Спасибо тебе в первую очередь! – Эдмунд коротко взглянул вверх.

– Второй раз она не придёт, – нахмурился монах. – Я надеюсь, ты понимаешь? Если ты её сейчас не примешь, она не придёт больше никогда!

– Да и Бог с ней! – король уже было направился обратно к спальне жены, но монах удержал его за рукав туники.

– Я прошу тебя! Прими! Хотя бы просто поговори с ней… Выйди, встреть и просто поговори! С ней нельзя так! Это опасно.

– Зачем? – Эдмунд раздражённо одёрнул руку старика. – Зачем это надо? Что за условности, или, может, она забыла, куда пришла?! К кому она пришла?! Может, прикажешь мне выйти к ней лично и напомнить кто есть кто?!

– Пойми, Эдмунд, – суровость взгляда монаха как испарилась, – Сейчас ты думаешь, что всё наладилось и отвергнешь её. Оскорбишь! Понимаешь, оскорбишь! Но в следующий раз, а следующий раз может наступить уже завтра, она не придёт. И… – монах закрыл рукой глаза, и его ладонь сползла вниз по морщинистому лицу до самого кончика бороды, – И… Я не уверен, что, оскорбившись, она не наделает… Не сделает… – от волнения он дёргал носом, нервно выдыхая при этом.

– Что-о?! – король повысил голос, – Ты кого ко мне привёл?! Ведьму?!

Эдмунд крайне негативно относился ко всему, что связано с колдовством, магией и целительством в целом. По его мнению, ничто не могло принести выгоду и добро, если к этому приложили руку тёмные силы.

– Тише, тише! – зашипел монах, поднимая в успокаивающем жесте ладонь, – Просто с ней надо как со змеёй. Не обижай – и она не укусит. А поставишь блюдечко с молоком – передавит всех крыс в подвале. Ну? Послушай меня! Она полезная старуха. Я знаю её достаточно долгое время. Прими!.. – монах умоляюще взял короля за рукав.

Эдмунд в раздражении выдернул свой рукав из пальцев монаха и посмотрел на него с такой укоризной, что тот склонился в поклоне, чего не было уже много лет. Король зашагал по коридору, впечатывая каблуки сапог в каменный пол древнего замка. Монах засеменил за ним.

– Как её зовут? – бросил через плечо Эдмунд.

– Севелина…

– Севелина?.. – удивился король, – Она что, с юга?

– Точно не знаю. Она живёт в Фортрессе уже очень давно, и никто не может припомнить, как она тут появилась.

Стражники, стоявшие у дверей приёмного зала, звякнув латами, распахнули двери. Король решительно вошёл, и при неярком свете факелов он не сразу различил на фоне портьер тёмную фигуру, стоящую спиной к нему. Серый плащ с накинутым на голову капюшоном медленно повернулся в его сторону. Тень скрывала лицо гостьи.

– Ты желал встречи со мной? – проскрипел голос из-под капюшона, – Вот я здесь.

– Я не то чтобы… Э-э… Да, желал! – король растерялся от такой наглости, никто не смел заговаривать с ним первым.

– Покажи мне его, – плащ колыхнулся и как бы поплыл по воздуху к нему.

Сгорбленная фигура приближалась всё ближе и ближе, и когда капюшон почти коснулся лица короля, она остановилась. Эдмунда окутал запах горных фиалок, и он неожиданно для себя глубоко вдохнул этот необыкновенный аромат, который на мгновенье отправил его в блаженную негу. Это так не вязалось с пугающим образом гостьи. И вдруг совершенно другой, чарующе прекрасный голос донёсся до него:

– Покажи мне сына.

Словно под гипнозом, король повернулся и направился в комнату малыша. За ним тенью поплыла фигура Севелины. Монах, как оглушённый, остался стоять в приёмном зале.

Эдмунд распахнул дверь детской, пропуская вперёд гостью. Не останавливаясь, та скользнула прямо к колыбели и слегка склонилась над ней, рассматривая ребёнка. Король резким движением руки приказал уйти прочь кормилице и прислуге. Они безропотно покинули комнату, озираясь на фигуру в плаще. Севелина долго смотрела на младенца, не прикасаясь к нему, но вдруг её голос снова зазвучал:

– Будь спокоен, король Фортресса. Твой наследник вырастет здоровым. Да… Я вижу ум и силу. Он превзойдёт тебя на троне. Конечно, ты этого не увидишь. Но теперь хотя бы знаешь. – Севелина тихонько засмеялась, и смех её был тонок и прекрасен, как журчанье горного ручейка.

– Элеонора? – прошептал король.

– Умрёт! – оборвав серебристый смех, безжалостно и коротко проскрежетала Севелина. – Уйдёт до рассвета. Но это не важно.

Севелина развернулась и снова приблизилась вплотную к Эдмунду, источая запах тех же фиалок, только теперь был он уже приторным и слишком навязчивым. Лицо короля слегка перекосило, и он пытался задержать дыхание. Суровый мужчина пытался рассмотреть лицо старухи под капюшоном, но, как он ни всматривался во тьму, ничего не выходило. Скороговоркой, так что было трудно разобрать отдельные слова, Севелина зашептала ему в лицо:

– Ты не увидишь его свадьбы. Ты не увидишь его славы. Ты не увидишь его побед. И никто из ныне живущих. Никто! И даже Я! Не увидим его смерть. Никто… – и снова зазвенел прекрасный смех, подобный утреннему пенью диких птиц.

Так, посмеиваясь и подрагивая под плащом плечами, Севелина выскользнула из комнаты, оставив онемевшего Эдмунда один на один со всем тем, что свалилось на него за эти несколько странных минут.