Текст книги "Посылка для Анны"

Она ничего не знала о своем отце – даже его имени, Сенара наотрез отказывалась сообщать ей подробности. Но знание о том, что он где-то здесь, в городе, дарило Анне ощущение связи с ним. Лондон стал объектом ее амбиций со времен той самой оговорки: план проклюнулся в подростковые годы, и в конце концов она бросила все, чтобы следовать ему. Возможно, она уже встречала отца, возможно, он заходил в здание «Мессенджера» и желал ей доброго утра, забирая свой пропуск. Она часто думала о нем по дороге на работу, посещая галереи, книжные магазины и кафе вместе с Тиш и Джонасом или прогуливаясь по прекрасным лондонским паркам. В ее самых тайных мечтах он выходил из толпы и протягивал ей руку. Она видела свое отражение в его глазах и наконец чувствовала, что у нее есть кто-то родной…

– Я просто думала, что здесь очень интересно жить. Вот и все.

– Но ты не скучаешь по… Откуда ты родом?

– Корнуолл, Полперро. Нет, не особенно.

– Кажется, я там никогда не был. Родители всегда возили нас в Норфолк или Маргит…[17]17
  Норфолк – графство на востоке Англии. Маргит – город, туристический центр в графстве Кент. (Примеч. пер.)


[Закрыть] – Его прервала резкая трель стоявшего на столе телефона. – Ну вот, хоть какое-то дело!

Анна чуть отвернулась, чтобы взглянуть на свои вчерашние заметки для Бена. И услышала, как резко повысился его голос:

– Вы готовы? Определенно? Идеально! Нет, больше никого не приводите – и никому не говорите, что встречаетесь со мной, хорошо? Место встречи я укажу в сообщении. – С грохотом положив трубку на место, он встряхнул головой. – Я знал, что сегодня не будет скучно. Анна, это тема!

Так и не получив никаких объяснений, она наблюдала за тем, как Бен развил кипучую деятельность, и перемена в нем прямо-таки поразила ее. Анна словно видела адреналин, бурлящий в его венах, пока он договаривался о времени и месте интервью, молниеносно рассылал сообщения и что-то записывал в свой блокнот. Десять минут спустя он покончил с делами и развернулся к ней. Его глаза сияли.

– Мы получили его!

– Что получили?

– Эксклюзив, ради которого я работал месяцами. Я все объясню по дороге. Но это именно то, ради чего я здесь! Пойдем…

Его возбуждение заразило и Анну, и она заторопилась следом к ожидающему внизу такси. Она не знала, чего ждать, что будет впереди, – и это одновременно и нервировало, и восхищало.

– Эта история может стать крахом одного известного политика, – объяснил Бен, все еще дополняя некий список в блокноте, пока такси перестраивалось в полуденном потоке машин. – Не просто может, а станет, запомни. Выборы уже на носу, и партия подает его как безупречного главного помощника премьер-министра. Да это будет взрыв! Джульетта на прошлой неделе велела мне забыть об этой статье, но я знал, что напишу ее, понимаешь? Я чувствовал вот этим. – Он ткнул себя большим пальцем в грудь. – Такое бывает редко, но, когда все же случается, это шок! Не смотри так испуганно, я со всем справлюсь.

– А мне что делать? – спросила Анна, внезапно чувствуя себя лишней.

– Просто смотри, – улыбнулся он, – и наслаждайся!

Глава девятая

Ванесса Милбурн не привыкла нервничать. Но сегодня ей казалось, что все ее нервы обнажены. Что было естественно, ведь сложно не тревожиться, собираясь выдать журналистам грязное белье своего босса, который скоро станет бывшим, и все же Ванесса не ожидала, что будет так бояться. То, что специально для эксклюзивного интервью «Дейли мессенджер» сняли номер в отеле, ничем ей не помогло; он был обставлен так, чтобы казаться исключительно комфортным, но она никак не могла расслабиться. Устраиваясь на твердом сиденье кресла у роскошной кровати, Ванесса чувствовала себя не в своей тарелке.

Она не могла передумать. Только не теперь. Алистер сам заварил эту кашу, когда отрекся от их долгого романа, выставив ее лгуньей и неверной любовницей. Но ведь это не у нее была семья: обожаемая прессой жена с глазами голубки и несколько сопливых детишек. Ванесса сохраняла свой восхитительно свободный статус, и изменила она только себе. Алистер ее использовал, предал одновременно ее и свою семью, а теперь он ждет, что Ванесса ради него упадет на меч? Ни за что! Ванесса Милбурн всегда была бойцом. Строя свою карьеру, она прошла через многие шторма и испытания. И теперь настала ее очередь сказать свое слово.

К несчастью, звездный репортер «Дейли мессенджер» быстро показал себя первостатейным идиотом. Он уже оскорбил ее с самого утра, неверно угадав ее возраст (кто в наши дни угадывает возраст?), а теперь пытался представить дело так, словно он – ее единственный спаситель. «Ты обычный газетный писака, – думала она, пока он засыпал ее все более снисходительными вопросами. Все в ней кричало ему: – Я тебе не глупая девчонка, продающая историю о знаменитости! То, чем я готова поделиться, разрушит авторитет одного из самых уважаемых политиков, которого прочат на смену самому премьер-министру!»

Ванессе стоило вместо этого обратиться к «Пост». Они были совершенно бестактны и лишены совести, но ей хотя бы не пришлось обманываться в ожиданиях. Надо было уйти, отшить этого надоедливого молодого человека и заново продумать свою стратегию.

Но… ее заинтересовала молодая женщина, сидевшая рядом с репортером. Ее, казалось, окутывала аура спокойствия – и в то же время она все больше смущалась с каждым новым глупым вопросом своего коллеги. По словам журналиста, она участвовала в какой-то программе по обмену опытом в газете, но в ее возрасте она не могла быть студенткой колледжа. Ванесса поймала себя на том, что ее притягивает добрый взгляд этой женщины. И у нее возникла идея.

– Думаю, на этом мы закончим, – резко сказала она, с немалым удовольствием отметив потрясение Бена Мак-Ара, лишившее журналиста всей его надменности.

– Что? Вы… вы не можете! – запротестовал он. – Вы обещали мне эксклюзив.

– Я обещала эксклюзив «Дейли мессенджер», а не вам. – Вновь обретя власть над событиями, Ванесса выпрямилась и сосредоточилась на его компаньонке. – Поэтому говорить я буду с ней.

Теперь поразилась уже молодая женщина:

– Нет! Я просто сопровождаю… Я не журналист…

– Тем лучше для меня. От вас я могу ожидать хоть немного здравого смысла.

Мак-Ара напрочь утратил свой самоуверенный вид и теперь смотрел на нее с плохо скрываемой яростью.

– Нет, – прорычал он. – Ни в коем случае.

О, это становилось все веселее с каждой секундой! Ванесса вскинула подбородок, чтобы наградить растерянного репортера взглядом, полным высокомерия.

– Такова сделка, Мак-Ара, соглашайтесь или уходите. Либо я говорю с ней, либо я найду другую газету, которая купит мою историю. Поверьте, у меня много других предложений.

Это, конечно, была ложь, но журналист об этом не знал. Зато Ванесса могла сказать что хотела, получить свои деньги и жить дальше, заодно отомстив одному нахальному молодому человеку, который непрерывно оскорблял ее последние полчаса.

С удовольствием наблюдая за тем, какой эффект произвели ее слова, – как будто разорвалась бомба, – она откинулась на бархат неудобного кресла и начала ждать…

Это было худшее из всего, что могло случиться.

Анна беспомощно взглянула на Бена, не зная, что делать. Возникла ситуация как раз того рода, которых она боялась, и Анна отчаянно пожалела о том, что согласилась принять участие в ворк-шедоуинге. Одно дело – ответить на вызов Джульетты Эванс под взглядами всей редакции, но совсем другое ждало ее сейчас. Это была история Бена, и по тому, что он говорил, становилось понятно, насколько она важна. Она представляла собой большой куш – тот редкий тип статей, которого он так жаждал, благодаря которому его карьера могла взлететь.

Анна видела, что интервью идет плохо. Отчасти она понимала раздражение Ванессы Милбурн – от этого интервью зависела жизнь женщины, и ей была необходима уверенность в том, что информация будет подана в нужном свете. Что стало причиной – обычный конфликт личностей или то, с какой жадностью Бен вцепился в эту возможность, – Анна не поняла, но ее шокировали некоторые фразы, которые он произнес этим утром. Они никак не могли принадлежать тому очаровательному и сообразительному человеку, с которым она уже не раз сидела рядом во время интервью. Но она и представить не могла, что неровное начало может привести к такому финалу…

Она знала, что Бен чувствует себя оскорбленным: его блестящий эксклюзив вырвали у него из рук и отдали обычной секретарше! Она ведь даже не проходила стажировку в редакции, хотя в этом случае произошедшее тоже стало бы для него ударом. Он переводил взгляд с Анны на изысканно одетую женщину в кресле и обратно. О чем он думал?

Анна разжала пальцы, вцепившиеся в шелковый шарф на шее, отчаянно пытаясь вернуть ощущение уверенности в себе, сопровождавшее ее раньше всякий раз, когда она его надевала. Но волшебство шарфа было утрачено для нее.

– Нет. Вы обещали историю мне, мисс Милбурн. Я журналист, Анна – нет.

Ванесса покачала головой:

– Тогда сделки не будет.

Анна заметила панику в глазах Бена, когда женщина поднялась.

– Подождите!

Она запнулась, осознав, что ее возглас привлек к ней взгляды Бена и Ванессы. Пульс отдавался в ушах так громко, что у нее закружилась голова, но Анна нашла нужные слова:

– Я это сделаю… Но только если вы позволите задать вам те вопросы, которые уже подготовил мистер Мак-Ара.

Соображала она буквально на ходу, но мысль, похоже, оказалась удачной.

Если она задаст вопросы Бена, интервью по-прежнему будет принадлежать ему – она всего лишь озвучит его слова. По крайней мере, таким образом она поможет Бену со статьей, ради которой он столь усердно трудился. Но согласится ли Ванесса?

Она чувствовала, как давит на нее взгляд Бена: он оскорблен или впечатлен?

Ванесса в течение нескольких невыносимых секунд размышляла над этим предложением, в то время как Анна боролась с желанием выбежать из комнаты. Почему она решила, что справится с этим? Как она вообще оказалась в такой ситуации?

А затем…

– Хорошо. – Ванесса вернулась в кресло и обратилась к Бену. – Вы можете идти.

Бен медленно кивнул:

– Я уйду. Но мне нужно перекинуться парой слов с коллегой. – Он мягко подхватил Анну под локоть и вывел ее в прихожую отельного номера.

– Я не справлюсь, – с паникой в голосе прошипела Анна.

– Справишься. Ты можешь, и ты должна. – Он вложил ей в ладонь свой блокнот в переплете из черной кожи, словно передавая Святой Грааль. – Задай эти вопросы, и… и все будет хорошо.

Бен явно импровизировал, как и Анна минутой раньше. Он не улыбался, взгляд его был серьезен.

– И если придумаешь что-то еще, спрашивай. Ты ей нравишься, в этом твое преимущество.

– Но я не знаю, что говорить и как это делать.

– Знаешь. Считай это беседой с новой знакомой. И не волнуйся, если начнешь запинаться, она и не ждет, что ты окажешься профессионалом, а значит, скажет тебе больше, чем сказала бы мне. Просто сделай это. А я буду снаружи.

Бен, не став ждать ее возражений, быстро выскользнул из комнаты и оставил Анну одну. Она лихорадочно вчитывалась в его кривой почерк на страницах блокнота. Ей стало плохо, и она оперлась рукой на колонну, чтобы вновь обрести равновесие.

«Ты справишься», – повторила она себе, заставляя себя не тревожиться о чувствах Бена. С ними можно будет разобраться позже, когда появится время. Она понимала, насколько важно для него это интервью, и не могла его подвести. Пальцы сжали прохладный шелк шарфа, находя утешение, которое несколько мгновений назад казалось невозможным. Она знала, что дело просто в ее воображении, это оно приписывает волшебную силу обычному неодушевленному предмету, но сейчас Анна готова была черпать силы где угодно.

Когда она вернулась в номер, Ванесса Милбурн стала совсем другой женщиной. Исчезли суровые складки между бровями, руки, ранее сцепленные на груди, теперь спокойно лежали на алом бархате кресла возле колен.

Она улыбнулась, когда Анна заняла свое место:

– Ну что ж, давайте начнем сначала?

Час спустя Анна все еще дрожала. Но на этот раз причиной была не тревога. Она пошла на риск и преуспела. Прошло уже много лет с тех пор, как она в последний раз была такой смелой. Возбуждение, которое встряхивало ее сейчас, она испытывала только в юности, когда в один из солнечных дней друг уговорил ее нырнуть с обрыва, расположенного неподалеку от дома. Риск был настолько велик и так подействовал на нее, что она несколько часов не могла говорить, когда потом вместе с друзьями сидела у костра на пляже, глядя на разлившийся по небу потрясающий алый закат.

Она чувствовала себя живой, как будто очнулась от черно-белого сна и обнаружила себя в полноцветной версии мира. Интервью с любовницей политика словно подернулось дымкой в ее памяти. Заданные ею вопросы Анна начала вспоминать только после того, как они с Беном склонились над диктофоном, сев за столик в ресторане того же отеля, подальше от скопления людей. Воспринимать собственный уверенный голос, льющийся из динамика, было странно, словно она слышала ту версию себя, с которой еще не успела познакомиться.

Когда она вышла из номера, Бен почти ничего не сказал ей, и Анна до сих пор не была уверена в том, что он в действительности чувствует. Он молча занялся блокнотом и диктофоном, пока они в лифте спускались в лобби, а затем договорился с напыщенным метрдотелем элегантного ресторана об отдельном столике.

Бен заказал кофе, не спросив о предпочтениях Анны, и на его лице не отражалось ни малейших эмоций. Анна ждала: довольно скоро она узнает, что он на самом деле испытывает. А пока ей хотелось запечатлеть этот миг и повесить его на стене в рамочке – портрет другой Анны Браун, уверенной в себе, способной импровизировать и даже обмениваться шутками с женщиной, у которой она брала интервью. Это было доказательством того, какой она могла бы стать – и кем еще, возможно, станет…

Запись закончилась, и Бен выключил диктофон. Тихо звякали столовые приборы, приглушенно переговаривались посетители – эти звуки хлынули между ними, как волна, пока Анна смотрела на Бена, а он внимательно изучал белую скатерть между своими ладонями. Наконец она не смогла больше выносить молчание:

– Что скажешь?

Бен покачал головой:

– Ты справилась. – Голос у него был нейтральным, без злости, но и без восторга.

– Я задавала правильные вопросы? В смысле, я задала все те, которые ты написал, но порой мы отклонялись от темы, и я тогда спрашивала о том, что казалось мне уместным… – Осознав, что слишком много говорит, она перевела дыхание. – Бен?

Он криво улыбнулся, встречаясь с ней взглядом:

– Ты отлично справилась. Я серьезно. Спасибо.

Анна почувствовала, как напряжение отпускает ее плечи.

– Это хорошо. А то мне на миг померещилось, что ты на меня злишься.

– Злюсь? Почему? Ты спасла эксклюзив и поработала на удивление хорошо, учитывая, что это твое первое интервью. Джульетта Эванс будет на седьмом небе… – Его взгляд по-прежнему блуждал по периметру блокнота. – Кстати о ней: нам пора возвращаться.

Он вскинул руку, показывая, что разговор окончен.

В такси, по дороге к зданию «Мессенджера», они едва перемолвились парой слов. Бен проверял почту на своем смартфоне, Анна вглядывалась в серость проплывающего за окном города. Его реакция немного раздражала ее, но не могла испортить ощущения триумфа. Анна собиралась наслаждаться им точно так же, как и всеми необычными событиями, которые случились с ней с тех пор, как ей прислали шарф.

Когда этот рабочий день закончится и она вернется в теплую обыденность своей настоящей жизни, она упакует эти невероятные воспоминания и надежно спрячет их, чтобы пересматривать, когда пожелает, как памятные сувениры. Это был новый, еще более ценный подарок, который отправитель шарфа вряд ли рассчитывал ей преподнести. От этого Анне еще сильнее хотелось выяснить, кто же прислал ей шарф. Однажды она лично его за это поблагодарит.

Вернувшись к столу Бена, Анна молча работала, пока он печатал интервью. Завтра утром, когда ее жизнь вернется в обычный ритм, статья, которую она помогла написать, сотрясет всю страну с билбордов национальных новостных агентств. Она почти не верила в сегодняшний поворот событий.

– Я должен отдать тебе гонорар за интервью, – сказал Бен так внезапно, что Анна чуть не выплюнула кофе на стол.

– Нет, не должен. Это же твой эксклюзив.

Он повернулся к ней:

– Он по праву стал твоим. Вопросы, которые ты задавала, привели к главным открытиям: кое-что из сказанного Ванесса Милбурн ни за что не выдала бы, если бы не расслабилась. А это произошло благодаря тебе.

Он был прав, но Анна не могла позволить ему так просто отказаться от истории, настолько важной для его карьеры. Вне зависимости от того, какой оборот приняло само интервью, это Бен нашел тему и договорился о встрече. Он не мог предугадать, что личная неприязнь Ванессы помешает ему закончить дело. К тому же Анне было достаточно пережитой радости. Несмотря на сегодняшние приключения и ощущения, она не хотела стать журналистом. Опыта, полученного рядом с Беном, ей хватило, чтобы понять это: ненормированный рабочий день, способность задвинуть совесть подальше, если требовалось, не говоря уже о пристрастии к кофеину, которое просто не могло быть здоровым. Такая жизнь не для нее.

– Это твой эксклюзив, твоя история. Я не хочу заносить ее на свой счет.

Бен откинулся на спинку кресла.

– Ты поразительный человек, Анна Браун. Любой из моих знакомых вцепился бы в возможность опубликоваться на первой странице.

– Я не такая. Для меня это совершенно не важно. – Она взглянула на часы, висящие на стене редакции. – И я уже примерно пять минут назад перестала быть твоей рабочей тенью.

Она протянула ему руку:

– Спасибо за интересные две недели.

Бен поднялся и сжал ее ладонь:

– Ну… Тогда, наверное, как-нибудь еще увидимся?

Анна улыбнулась, забирая сумочку и пальто:

– Надеюсь.

Она вышла из отдела новостей уверенно, словно оседлав воздушную волну, и поразилась тому, как отличалось это ощущение от той нерешительности, с какой она прибыла сюда две недели назад. Повернувшись в лифте, она заметила, что Бен уже вернулся к работе, а потом суетящиеся сотрудники редакции скрыли его из виду. Дверь лифта медленно задвинулась, завершая странную главу в жизни Анны.

В ту ночь она крепко спала, воспоминания о пережитом дне смешались со сладким запахом шелка с рисунком из мелких роз, и от этого ей было очень легко и спокойно.

Глава десятая

Утро субботы выдалось теплым и ярким. Солнечный свет заливал квартиру Анны к тому времени, как она вышла из спальни позавтракать. Двухнедельная программа ворк-шедоуинга была закончена, и она ощущала себя вымотанной, но счастливой, чувствуя ту же усталость, которую она помнила с детства, после Рождества, проведенного с бабушкой и братом, пока мать работала в местном пабе. Было уже начало десятого – обычно она по субботам просыпалась гораздо раньше, – но в это утро лень казалась наградой.

Она открыла дверь, чтобы поднять с коврика сложенную газету. Симус, управляющий домом, позволял курьеру доставлять газеты прямо к дверям обитателей Уолтон Тауэр вместо того, чтобы засовывать объемные стопки в почтовые ящики главного холла.

– Меньше всего людям нужны ящики, доверху забитые бумагой, и газеты, которые комкают до полной нечитабельности, – говорил он с густым белфастским акцентом, от которого каждая фраза словно приобретала особую важность. – К тому же парню не помешает размяться. Видела, какой у него живот?

С горячим тостом и чаем Анна устроилась в столовой, чтобы прочитать раздел о путешествиях. Она восхищалась фотографиями архипелага в Индийском океане, когда кто-то постучал в дверь.

Человека, улыбнувшегося ей с порога, Анна была очень рада видеть.

– Джонас! Ты вернулся!

Ее друг похлопал загорелыми руками по своей выцветшей синей футболке, словно убеждаясь в собственном существовании.

– Похоже на то.

– Входи! Чайник только что закипел. Ты уже завтракал? Я могу сделать тосты, если хочешь.

Джонас Раудон с улыбкой наблюдал, как Анна танцует по кухне.

– Что-то я не припомню, чтобы ты раньше была так рада меня видеть.

Анна рассмеялась, но Джонас был прав. Он уезжал заниматься съемками на целый месяц, и ей не хватало его общества. Они дружили уже несколько лет, с того самого дня, как Джонас въехал в свою квартиру и они познакомились в холле, пока грузчики вносили его мебель. У него был твердый йоркширский взгляд и спокойный характер, что для Анны стало глотком свежего воздуха: он, как и она, был чужаком в городе, не имеющим понятия об общепринятых нормах лондонской жизни. На этом они и сошлись, и Анна дорожила дружбой с Джонасом больше, чем какой-либо другой за всю свою жизнь.

Характером он напоминал ее брата Рори. Любовь Джонаса к природе и странное чувство юмора были заразительны, и Анне нравилось проводить с ним время.

Поставив перед ним чашку чая и тарелку с горкой тостов, она подумала о том, сколько всего произошло в ее жизни, пока он отсутствовал. Ей столько нужно было рассказать, но с чего начать?

– Как тебе Испания? – спросила она, радуясь тому, что видит своего симпатичного и поразительно неряшливого друга, удобно раскинувшегося на софе. Было так здорово, что он наконец вернулся.

– Жаркая. Испанская. Паэльи и чоризо[18]18
  Паэлья – национальное испанское блюдо из риса, подкрашенного шафраном, с добавлением оливкового масла. Чоризо – пикантная свиная колбаса из Испании и Португалии. (Примеч. ред.)


[Закрыть] я наелся на всю оставшуюся жизнь.

– Я серьезно. Тебе понравилось там работать?

– Ага, понравилось. Работа была сама по себе неплохая. И заплатили хорошо, так что мне некоторое время не придется беспокоиться о выплате ренты. Ребята там были хорошие. Познакомился с одним парнем, который работает в Би-би-си, он обещал замолвить за меня словечко, когда вернется. Так что, кто знает… – Его серые глаза чуть сузились. – А у тебя все хорошо?

– Да. И у меня для разнообразия есть много новостей. – Она с удовольствием заметила, как удивился Джонас. – Какие у тебя на сегодня планы? Не хочешь где-нибудь пообедать?

– Забавно, что ты об этом сказала. Я как раз собирался сегодня утром пройтись в поисках места для съемок и думал спросить: не хочешь ли присоединиться? Мы уже давненько с тобой не проводили выходных в поле, я надеялся, что тебе понравится. И там рядом есть почти пристойный паб, можно в нем пообедать.

Дальше уговаривать Анну не понадобилось. Возможность прогуляться с лучшим другом в такое замечательное утро показалась ей чудесной. Час спустя они направились в сторону Хемпшира в потрепанном походном фургоне Джонаса. Воздух, влетавший в открытые окна, становился все чище по мере того, как урбанистический ландшафт уступал место полям и чудесным маленьким деревням в обрамлении пологих холмов. Это была замечательная часть мира, и Анна расслабилась на теплом виниле переднего сиденья, глядя на залитую солнцем дорогу.

Они остановились на безобидного вида площадке для автомобилей у поля с высоким диким разнотравьем.

– Какой чудесный день, – сказала Анна, выбираясь из фургона и ощущая спиной теплую ласку солнца.

Хотя до Пасхи оставалась еще неделя, погода была скорее летней, непривычно теплой для этого времени года. Странно было не чувствовать веса теплой одежды, ведь зимние холода едва успели остаться в прошлом. Она любила свою работу и здание, в котором бывала каждый день, но часть ее души все так же стремилась за город. Сенара была права только в одном: сельская местность осталась у Анны в крови, и годы жизни в Лондоне не сумели этого изменить.

– Не представляю, как ты выдерживаешь день за днем в помещении. Я бы уже через несколько минут полез на стену. – Джонас передал ей пару заляпанных грязью резиновых сапог. – Держи, они тебе наверняка понадобятся. Могут быть великоваты, но у меня в машине есть запасные носки.

Анна захихикала, натягивая сапоги: в них ее ноги просто терялись.

– Никогда не думала, что твоя работа требует следить за модой. Ну вот. Сойдет?

– Ага. – Он одобрительно улыбнулся. – Очень хорошо.

Верный бордер-колли Джонаса по кличке Беннетт выпрыгнул с заднего сиденья и начал носиться вокруг, пока они шагали по лугу, заросшему дикими цветами и травой. Его радостный лай вполне соответствовал счастливому настроению Анны. Она нашла длинную палку и высоко подбросила ее, пес подпрыгнул, ловя палку в воздухе, и Анна рассмеялась. Ленивое гудение шмелей звучало со всех сторон, потревоженные их шагами мошки облачками взлетали над травой. Было еще довольно рано, но утро несло ожидание жаркого дня, а чистое небо над головой намекало, что день будет и вовсе безоблачным.

Джонас нес на плече штатив, а в руке сумку с камерой, слегка задевая ею верхушки трав и цветов. Анна завороженно наблюдала за другом в его естественной среде обитания. Он был совершенно расслаблен и сливался с природой, частью которой был не менее, чем природа была частью его самого. Анна действительно не могла представить его выживающим в офисной среде. Он был создан для работы на воздухе.

На краю луга с разнотравьем они нашли грубо вырезанные деревянные ступеньки для перехода через сложенную из камня стену. Джонас прошелся по ним, словно не заметив, и протянул руку Анне, которой справиться с препятствием оказалось куда сложнее.

– Уже недалеко, – пообещал он, указывая на лесистый островок, где тропинка становилась песчаной, а дальше ее засыпал толстый ковер выгоревших сосновых иголок. – Вот за эту рощу.

Анна следовала за ним, и прохладный воздух сосновой плантации пощипывал ее голые руки, напоминая, что они скрылись от почти летнего солнца.

– Как ты нашел это место? – спросила она, аккуратно выбирая дорогу между выступающими над землей корнями и холмиками колючей травы.

– Одна из исследовательниц в Испании упомянула о нем. По выходным она выгуливает здесь свою собаку. Сам бы я никогда его не нашел. Но у него, я думаю, есть немалый потенциал для съемок дикой природы.

– Тут замечательно. Мой офис явно проигрывает твоему.

Он рассмеялся:

– Я бы даже сказал, вчистую проигрывает. Не представляю, как ты расслабляешься в своей бочке с селедкой.

– Не все так плохо. К тому же для меня важны люди. А быть на природе, но в одиночестве я бы не смогла.

– Может, и так. Но теперь взгляни вот на это…

Они вдруг вышли на берег поразительно прозрачного озера, серебристые воды которого мягко плескались на красном песке пляжей, а над ними носились и парили стрекозы. В окружении темного соснового леса, подсвеченное утренним солнцем, озеро казалось сказочным.

– Ух ты!

Улыбка Джонаса стала шире, пока Анна впитывала в себя вид.

– Красиво, да?

– Я в него влюбилась.

Она сняла с пояса теплую куртку и расстелила на поросшем мхом толстом древесном корне, чтобы присесть. Воздух над водой был прохладнее солнечных лучей, бивших ей в лицо, и этот контраст напомнил ей о детстве, о том, как она сидела на веслах в лодке, плывущей в сторону острова Лу, с Рори и дядей Джейбзом. Не хватало только запаха соли и кружащихся чаек.

Джонас установил штатив и видеокамеру, сделал несколько фотографий цифровым фотоаппаратом, который носил на шее. Анна наблюдала, как озерные насекомые скользят по легкой ряби на воде там, где она набегает на берег. Сложно было придумать вид, менее похожий на тот, который окружал ее последние две недели, и Анна вдруг поняла, что размышляет, понравилось бы Бену спокойствие этого место так же, как ей, или нет. Она улыбнулась себе: бездеятельность наверняка ему досаждала бы.

– Пенни за твои мысли. – Анна подняла взгляд и увидела, что Джонас уже стоит рядом с ней. – В них ты явно была за много миль отсюда.

Он плюхнулся на большой плоский камень неподалеку и начал отлистывать назад снятые фотографии, чтобы Анна могла просмотреть их на маленьком экране цифровой камеры.

– Я просто задумалась о своем ворк-шедоуинге.

– О чем?

– Это такая схема, согласно которой тебя на две недели отправляют в соседний отдел, чтобы дать возможность посмотреть, как работает другой сотрудник.

– Вроде «Меняю жену», только на работе?

Анна захихикала:

– Ты смотришь слишком много дешевых телешоу в промежутках между заданиями. Нет, совсем не так. Скорее это похоже на повышение квалификации. А меня направили в отдел новостей, к главному репортеру.

Впечатленный, Джонас даже выпрямился:

– Ого, вот это серьезная перемена, ага? И как ты справилась?

Сидя у мягко плещущего тихого озера, Анна рассказала Джонасу о невероятных двух неделях сотрудничества с Беном, которые закончились ее внезапным повышением до ранга журналиста в его последнем эксклюзивном интервью.

– Ого! И как он это воспринял?

– Думаю, в итоге он был доволен.

Когда она вчера уходила, Бен выглядел так же, как обычно, но остались ли у него тяжелые чувства, она могла выяснить только со временем.

– Так или иначе, это не важно. В понедельник все вернется на круги своя.

– И ты этому рада? Никакой драмы, никаких интересных встреч по всему городу?

Анна задумалась над вопросом. Раньше она обязательно ответила бы «да», желая вернуться в безопасное и знакомое окружение. Но теперь она уже не была в этом уверена.