Текст книги "Следы на песке"

Мишель Бюсси
Следы на песке

MICHEL BUSSI

GRAVÉ DANS LE SABLE

Copyright © Presses de la Cité, 2014

© Елена Клокова, перевод, 2020

© «Фантом Пресс», оформление, издание, 2020

Такси в ад – и обратно – смерти в пасть[1]1
  Подпись к исторической фотографии, сделанной 6 июня 1944 года Робертом Ф. Сарджентом, помощником главного фотографа во время высадки десанта в Омаха-Бич. – Здесь и далее примеч. перев. и ред.


[Закрыть]

Смерть челюсти сыто свела

Этот роман родился из иллюзии

Моей матери

Этот роман впервые выходит под названием «Следы на песке», но написан он давно. Больше двадцати лет назад.

Мои книги не объединены общим героем, и те, кого они заинтересуют, могут читать их в произвольном порядке, – но первое произведение всегда занимает особое место в биографии писателя, даже если было написано в тридцать лет.

Сочиняя роман, я не знал (да и не очень верил), что однажды он увидит свет. Со следующими моими книгами все складывалось иначе.

Тогда я работал, не имея ни малейшего понятия о законах детективного жанра, и потому изобретал и менял их по ходу дела. Возможно, описание места действия длинновато, частный детектив излишне романтичен, наемный убийца неловок, но такова уж моя манера повествования.

Этот роман полон намеков, кивков, ссылок, наваждений и даже навязчивых идей, некоторые из которых перешли в следующие книги и были дополнены и развернуты. Надеюсь, внимательные читатели получат немалое удовольствие, подмечая и разгадывая мои коды.

В 1994 году в распоряжении писателей не было интернета, Гугла, онлайновых энциклопедий. Они не могли кликнуть мышкой и увидеть фотографии ста револьверов или полный список наград американской армии со времен Джорджа Вашингтона. Альтернатива была проста: надолго закопаться в исследованиях или… все выдумать! В следующих романах я тщательно выверял детали (почти всегда), а за мной текст вылизывали бдительные редакторы. Книга «Следы на песке» миновала сито реальности, так что читатели могут развлечься, отделяя правду от вымысла, факты от выдумок автора, который дал волю фантазии, но правдоподобности повествования не навредил. Честно говоря, я иногда жалею, что литераторы сегодня так хорошо оснащены, и мечтаю писать, руководствуясь собственным воображением, а не подсказками всезнающего интернета.

Было бы здорово придумывать марки автомобилей, бренды одежды и названия спиртных напитков, изображать судебные процедуры так, как я их вижу, забыв о законах, постановлениях и указах. Вы можете спросить: «А что вам мешает?» – и будете правы. Именно так я однажды и сделаю. Вообще-то я уже сейчас так поступаю. Иногда. Втихаря. Пишу о полиции, ни разу не побывав в комиссариате.

У этого романа было несколько жизней. Три – если быть точным. В первой он десять лет «спал» в ящике письменного стола, а потом увидел свет под названием «Грифельная доска». Во второй был переименован в Omaha Crimes и ввел меня в мир детективной литературы. Теперь под названием «Следы на песке» книга благополучно перекочевала в третью жизнь, а четвертую – чем черт не шутит! – возможно, обретет на экране.

Идею романа мне подал кинематограф. По воспоминаниям о фильме «Самый длинный день»[2]2
  «Самый длинный день» – американский черно-белый фильм (1962, две премии «Оскар») о высадке союзников в Нормандии в 1944 г., снятый по книге Корнелиуса Райана. Над картиной работало несколько режиссеров: Кен Эннакин снимал британские и французские сцены, Эндрю Мортон – американские, Герд Освальд и Бернхард Викки – немецкие.


[Закрыть] я был уверен, что американские рейнджеры бежали на приступ бетонной стены по команде лейтенанта. Первый, второй, третий, четвертый… Посмотрев картину еще раз, я убедился, что сцены фатального отсчета в ней нет и в помине. Правда, ни один историк и не утверждал, что ничего подобного не происходило. За отсутствием Истины я ее выдумал.

Желаю вам приятного чтения в компании Алисы, Лизон, Ника, Ральфа, Эмилии, Лаки, Теда… Всем им отведено особое место в моем сердце – как друзьям детства, которых мы помним всю жизнь.

Я знаю, что те, кто держал в руках томик Omaha Crimes в черно-белой обложке с изображением десантных катеров, воспринимали роман как военные мемуары. Для них он имел особую остроту, ему они до сих пор отдают предпочтение и могут слегка приревновать к изданию под другим названием. Точно так же взрослый напутствует уходящего в «большую» жизнь мальчишку, советуя не забывать о корнях.

Я считаю чудом, что мой первый роман, напечатанный провинциальным издателем, через несколько лет стал известен не только во Франции, но и в других странах. Меня восхищает, что книге суждены тысячи новых жизней, которые подарят ей читатели.

Мишель Бюсси

Первая эпоха
1944
Умереть в Нормандии

1
Штурм

6 июня 1944

Омаха-Бич[3]3
  Омаха-Бич – кодовое название одного из пяти участков вторжения союзников на побережье оккупированной Франции в ходе операции «Оверлорд» (англ. повелитель) во время Второй мировой войны. Высадка произошла на берегу пролива Ла-Манш, близ города Лонгвиль. Операция открыла Западный фронт в Европе.


[Закрыть], Пуэнт-Гийом

Чрево десантного катера разверзлось. Сто восемьдесят восемь рейнджеров спрыгнули в холодную воду и мгновенно рассыпались в разные стороны. Сверху они напоминали муравьев на мятой скатерти.

Удобные мишени.

Лаки Мэрри первым выбрался на пляж и даже не запыхался. Он растянулся на влажном песке под защитой небольшого гранитного валуна. За спиной раздался быстрый топот и тяжелое дыхание. Рядом упал Ральф Финн. Жив!

Ральф посмотрел на окутанные туманом скалы Пуэнт-Гийома, на бетонную стену впереди, на Лаки и расплылся в улыбке славного малого, застигнутого вселенской бурей, но готового стоять до конца.

Метрах в десяти громыхнул взрыв, взметнув тучи мокрого песка. Никто не вскрикнул. Из тумана вылетел Алан Ву и плюхнулся рядом с Лаки и Ральфом.

Тоже жив!

Взгляд Алана был спокойным и мудрым. Человечным.

Благородное качество – человечность, но уместно ли оно на войне?

– Первый! – выкрикнул лейтенант Дин.

Лаки, Ральф и Алан открыли огонь по скалам. В воздухе засвистели пули. Целясь, Лаки старался думать об Алисе. Он выберется – как всегда, благодаря ей.

Истошный вопль перекрыл грохот взрывов. Бедолага Бенджамин Йес закончил свой земной путь.

– Второй! – заорал Дин.

Уже?

Лаки обернулся, не прекращая стрелять. В грязной воде прибоя лежали раненые, убитые и те, кто так и не заставил себя выскочить из моря и рвануть через открытое пространство.

Среди последних был и Оскар Арлингтон. Но вот и он добрался до пляжа и медленно пополз по песку. Его била дрожь, глаза налились кровью, руки не справлялись с карабином.

Лаки перехватил его растерянный взгляд.

– Третий!

Ответом на пальбу рейнджеров стал оглушительный взрыв, их накрыло комьями мокрой охристой земли. Оскара Арлингтона трудно было узнать.

Лаки отвернулся. Ему ни до кого нет дела, нужно только представить лицо красавицы Алисы, и тогда он победит, выиграет – так или иначе – у всех Арлингтонов на свете.

– Четвертый!

Лаки охватил сладостный озноб. Он улыбнулся. За игрой в покер он никогда так не возбуждался, даже если делал немыслимые ставки. Жизнь – невероятная игра стоимостью в 1 миллион 440 тысяч долларов! Он зажмурился и тут же снова открыл глаза: нежный образ Алисы заслонил пороховой дым.

Он бессмертен.

Влажная рука Оскара Арлингтона вцепилась в рукав его полевой куртки.

Слишком поздно.

Не время колебаться.

Сейчас он получит ответ, правильно ли поступил, ввязавшись три дня назад в безумную авантюру. Выяснит, кто он – самый безголовый или самый гениальный из всех рейнджеров, участвующих в операции «Оверлорд».

2
Мрачная лотерея

3 июня 1944

Порт Дентона, Англия

Они ушли на небо под проливным дождем… Эта фраза не давала покоя Оскару. Скорее всего, где-то вычитал ее недавно. Или эти слова произнес какой-то придурок. На их десантном катере придурков было предостаточно. Придурков, возомнивших себя пророками. Придурков, ставших мистиками за несколько дней до Страшного суда.

Оскар упирался большим выпуклым лбом в иллюминатор и смотрел на падающие с неба струи, пеленой закрывавшие акваторию порта, серый брезент маскировочных чехлов, проблески маяка.

Никто и не сомневался, что в предстоящий прoклятый день 6 июня над этим прoклятым пляжем разверзнутся небеса. Дождь будет ледяным, и тяжелый мокрый песок налипнет на сапоги – если они доберутся до пляжа… Все знали, что в такую гнилую погоду они покинут землю без всяких сожалений.

Он ни за что не удержится на веревке!

Оскар вспомнил, что у него никогда не получалось взобраться по канату – ни в школе, ни в тренировочном отряде. Он вечно зависал в метре от земли, как кабанья туша.

Арлингтон криво усмехнулся. Ему не место на этом катере среди героев-безумцев.

Героев было сто восемьдесят восемь, нет – сто восемьдесят семь плюс Оскар Арлингтон. Сто восемьдесят восемь молодых американцев, бойцов штурмового батальона рейнджеров, погрузились на десантный катер, чтобы выполнить одну из самых сложных миссий высадки в Нормандии: занять казематы и блокгаузы на скалах Пуэнт-Гийома.

Утес нависал над обрывистым берегом, и венчало его «гнездо сопротивления», ощерившееся орудиями. Штабисты считали его одной из ключевых точек операции «Оверлорд». Сто восемьдесят восемь добровольцев месяц провели в Англии, карабкаясь на скалы, чтобы натренировать руки и головы, по вечерам сидели в баре, шумели, смеялись. Они верили в свою счастливую звезду и звезды на флаге, который предстояло водрузить на вершине утеса.

В самом большом помещении десантного катера, где еще совсем недавно располагался бар, стояла гробовая тишина. Исчезло все, что помогало убить время, – карты, пиво, кости. Сто восемьдесят восемь рейнджеров сидели кто на чем – на полу, на табуретках, на столах, некоторые сгрудились у иллюминаторов. Сто восемьдесят восемь молодых бритоголовых парней устрашающего вида, всегда готовых рассказать похабный анекдот или отпустить сальную шутку, молчали и переглядывались. Воняло пoтом, сыростью, несвежим дыханием – совсем как в раздевалке футбольной команды после матча. Никто не произносил ни слова. Команда проиграла, каждый ждал наказания и надеялся, что кара падет на голову товарища. Сто восемьдесят восемь пар глаз смотрели на низенькую табуретку, на которой стояла перевернутая каска.

Обычная каска завораживала всех, пугала, как статуя Сатаны.

Какого черта я здесь делаю? – думал Оскар.

Он потел сильнее товарищей. Ему нечего делать среди этих бритоголовых атлетов. Этих десантников. Они высокие, сильные, загорелые, им нипочем английский дождь, а он – жирный коротышка.

Что я здесь делаю?

Что я буду делать на этом пляже?

Они сразу меня ухлопают. Я даже не успею укрыться за чьей-нибудь спиной. В такого жирдяя, как я, не промахнется даже самый близорукий фриц.

И все это по вине одного человека.

Оскар Арлингтон на мгновение зажмурился.

Виновата Эмилия Арлингтон, его мать. Это она возжелала, чтобы сын стал героем, и настояла, чтобы он отправился совершать невозможное вместе с другими рейнджерами.

Спасибо, мамуля. Сука проклятая! Идиотка! Я – герой… Ха-ха-ха! Лезть наверх по веревке! Да я с детства боюсь спускаться с верхнего яруса кровати или по лестнице с чердака. До сих пор боюсь. А рядом молодые придурки мечтают о славе и свято верят, что немцы разбегутся, как только увидят десантные катера. Кретины! Мы все сдохнем на пляже, глядя на меловые скалы.

Оскар с сожалением обвел взглядом парней.

Молодые дураки. Если бы вы знали… Я-то знаю, потому что долго беседовал с Тедди Бауром, одним из немногих на этом плавающем гробу, у кого есть мозги. Он тоже не понимает, зачем тут оказался, но знает, что нас ждет. Тедди бывал во Франции до войны, приезжал писать пейзажи и как свои пять пальцев знает нормандское побережье. Потому его и зачислили в отряд. Тедди не альпинист, а художник. Он часами смотрел на скалы, примеривался к утесам, рисовал Пуэнт-Гийом при разном освещении. Этот меловой пик такой мощный, что ни море, ни ветер, ни другие стихии не смогли его выветрить или хотя бы изъязвить, и людям остался донжон, с которого так удобно наблюдать за природной цитаделью, которой является побережье Нормандии.

Если верить легенде, еще в детстве будущий Вильгельм Завоеватель поднялся на эти скалы и поклялся, что покорит Англию. Тедди сказал Оскару: «Здесь Бастард перевоплотился в Завоевателя, потому утесу дали его имя. У его отца Роберта Великолепного по прозвищу Дьявол был небольшой замок в километре от моря, где Вильгельм проводил много времени. По сей день существует деревня Шато-ле-Дьябль[4]4
  Замок Дьявола.


[Закрыть]».

Шато-ле-Дьябль.

Цель номер два после блокгауза на утесе.

Встретимся в Шато-ле-Дьябль.

Ну что же, план понятен. А молодые психи верят, что их ждут райские кущи! Тедди Баур считает задачу невыполнимой – что сверху, что снизу. Меловая стена, длинный, абсолютно открытый пляж, а за ним еще одна, неприступная стена. Мы разобьемся о скалы, как волны прибоя, останется несколько потеков крови, которые смоет следующая высокая волна.

О бетонной стене сержанты сообщили позавчера. Даже Тедди Баур не знал. Немцы возвели ее посреди пляжа уже во время войны.

Решили усложнить дело, думал Оскар, придать ему завершенность. Мало этим садистам шестидесятиметровой отвесной скалы с тобруками[5]5
  Тобруки – скругленные бетонированные доты, в которых могли разместиться пулеметчик, минометный расчет или даже башня танка. Тобруки соединялись подземными тоннелями.


[Закрыть] на склонах и казематами на вершине[6]6
  На вершине скалы немцы соорудили восемь бетонированных казематов и четыре полевые позиции для 75-мм и 88-мм орудий, державших под обстрелом каждый метр пляжей.


[Закрыть], они не поленились защитить подножие бетоном! Стена мешает подобраться к утесу поближе, чтобы точнее прицелиться из ракетницы для запуска крюков штурмовых «кошек» с канатами, но при этом она ниже дотов, так что укрыться за ней невозможно. А поверху еще и колючая проволока идет, зацепишься – и тебя добьют.

Вот лейтенант Дин, главный садюга среди командиров-янки, объяснил: прежде чем штурмовать, придется подорвать стену.

– Будет бойня, – сквозь зубы процедил Дин. – Настоящая бойня.

Он сделал паузу, чтобы сто восемьдесят восемь десантников – почти все пошли на войну добровольцами – прочувствовали ситуацию. Люди ждали продолжения, они не поверили в бойню: никто не посылает на убой штурмовую группу десантников. Хотя… история со стеной тоже не шутка. Рейнджеры вслушивались в каждое слово своего командира, надеясь услышать хитрый план нейтрализации немецкой ловушки, который наверняка разработали в штабах. Молчание все длилось, потом Дин закончил:

– Но мы не дадим проклятым немцам уничтожить нас, так, парни? Не попадем в их чертову западню, верно? Мы придумали, как свести к минимуму потери личного состава.

Свести к минимуму потери личного состава.

Попахивает авантюрой, подумал Оскар Арлингтон. И не ошибся.

Командование решило не посылать на убой всех рейнджеров. Разумнее будет отправить лишь некоторых, одного за другим, вдруг кто-нибудь доберется живым и заложит взрывчатку. Стену взорвут, проделают брешь.

Некоторых…

Кого конкретно?

Тех, кому не повезет.

Им всем предстоит тянуть жребий. В каску положат бумажки с номерами от 1 до 188. Тот, кому достанется листок с № 1, пойдет первым, далее по порядку.

– Это самое справедливое решение, – сказал Дин.

Сам он, естественно, в орлянку с судьбой играть не собирался.

Оскар поговорил с Тедди Бауром, и тот заявил, как отрезал: номера с первого по двадцатый уже покойники! Расстояние слишком велико, взрывчатка тяжелая, так что первых тут же подстрелят как кроликов. Придется двигаться короткими перебежками, метр за метром, от трупа к трупу. «Двадцать первых приговорены», – заключил Тедди. Значит, чтобы сохранить надежду выжить, нужно ставить на № 30, а еще лучше – на № 41.

Оскар думал и потел. Чем дольше думал, тем сильнее потел. Он один из ста восьмидесяти восьми несчастных, собравшихся вокруг каски, и ему придется тянуть жребий. Оскар дрожал от ужаса, пытаясь представить, как будет там – на свету, на пляже. «Я в любом случае утону, даже если воды будет по пояс, и на берег не выберусь, так что номер очереди значения не имеет».

Все верно, так почему он не сводит глаз с судьбоносной каски?

Тишина была почти невыносимой. Никто не решался первым шагнуть к табуретке. Каждый думал о своей висящей на ниточке жизни.

Но что делаю тут я, Оскар Арлингтон? Мамаша могла раз двадцать меня перевести, если бы захотела. Она лично знакома с половиной командного состава нашей армии. Ей ничего не стоило найти мне спокойное место в штабе – отвечать на звонки, клеить марки. Да, я был бы уклонистом, но ведь полезным! А она решила, что ее сын должен стать героем, пусть даже мертвым. Престиж семьи важнее всего. Престиж и карьера Эмилии Арлингтон. В Америке наберется не больше десяти женщин-политиков, и одна из них – моя мать.

Гребаная семейка!

Сволочные Арлингтоны! Все, с самого первого, покинувшего Англию, и кончая Эмилией. А я как последний идиот молчал и не протестовал. Испугался и не попросил: мама, я не хочу на фронт, не хочу умирать молодым на чужой войне. Давай немного подождем… Мне не хватает навыков, а в нашей благословенной стране полно парней, которые мечтают повоевать и покрыть себя славой. Ну же, мама, Арлингтоны достаточно трудились и рисковали с 1787-го, пусть теперь другие исполнят свой долг. Нет, Арлингтоны подобных разговоров не ведут! Но чувствуют-то они как все люди, и мать должна понимать все без слов. Мать должна рыдать вослед уходящему сыну – он ведь может не вернуться. Эмилия Арлингтон прекрасно знала, что ее взрослый ребенок не хочет, чтобы ему продырявили шкуру в Нормандии. Да и кто бы захотел? Любая женщина попыталась бы спасти свое дитя, но только не Эмилия, железная леди из Вирджинии, несгибаемая госпожа Арлингтон, любимица американской прессы. Гадина! Наверняка надеется, что я сдохну, как отец, превратившийся в живого мертвеца. Он не вылезал из пижамы, кашлял, отхаркивался и умер в тридцать один год. Мне было шесть. Его убил газ. Иприт, который немцы пустили в 1918 году, постепенно разъедал его внутренности. И убил. Но Эмилии Арлингтон мало одного героя в семье. У нее разыгрался аппетит.

Оскар смотрел на каску, к которой никто так и не осмелился подойти.

Нет, это было бы слишком просто! Я найду выход! Не лягу здесь во имя героического и трагического предназначения Арлингтонов. Твой сын станет героем, мама, но не мертвым. Я еще попользуюсь твоим положением и состоянием, можешь не сомневаться!

Убийственная лотерея стартовала.

Несколько рейнджеров решились: одни были безрассудно отважны, другие до мозга костей суеверны. Первый вытащил № 123 и громко объявил об этом – так родился ритуал.

Человек пятнадцать вытащили из каски бумажки. Оскар не торопился.

Необходимо ждать, ждать, ждать. И не паниковать! На пляже ты превратишься в тупого десантника, но здесь, в стаде бизонов, думай головой, употреби мозги на дело…

Молодому застенчивому официанту из Денвера – Оскар не знал его имени – достался № 3. Парень окаменел. Никто не смел встретиться с ним взглядом, чтобы не увидеть его слез.

Уф, пронесло, подумал Оскар. Пока пронесло.

К каске подошел Барри Монро, самый болтливый и громогласный в команде. Оскар терпеть его не мог – уж больно тот был вульгарен и слишком любил войну. Барри вел себя на катере как туземный царек: считал, что может делать что заблагорассудится, используя свои главные «достоинства» – злобность и склонность к насилию. Война дала Монро невероятный шанс блеснуть – хотя бы раз в жизни. Это уводило его от обыденности, на войне он мстил своему боссу, преподавателям, родителям, а возможно, жене – всем, кто его унижал.

Хуже войны для Оскара была необходимость спать рядом со скотами, которые рыгают, бздят и пришпиливают к стенам фотографии голых красоток.

Барри Монро вытянул № 5.

Отлично! – возликовал Оскар. Если так пойдет, я, пожалуй, поверю в Бога!

Монро зарычал, глядя в потолок, потом ударил кулаком в стену и заорал. Все опустили глаза, а он разрыдался.

Оскар выжидал. Он решил тянуть жребий в числе последних, цеплялся за безумную надежду, что номера с 1-го по 20-й выйдут раньше. Художнику Тедди Бауру достался № 19.

Он сегодня не заснет, подумал Оскар. Будет прикидывать в голове размеры пляжа и расстояние до стены, рассчитает, сколько метров сможет пройти рейнджер с грузом взрывчатки, умножит на 19. Ему не повезло, так пусть не портит настроение остальным!

Настал черед Лаки Мэрри. Оскар и его не любил. Лаки был амулетом отряда, красивым, неглупым, веселым и заводным. Он напоминал героя Эррола Флинна, потерявшегося в реальной жизни, но продолжающего играть роль под градом пуль[7]7
  Имеется в виду фильм «Отчаянное путешествие» (1942, режиссер Рауль Уолш), в котором сыграл Эррол Флинн (1909–1959), звезда Голливуда и секс-символ 1940-х.


[Закрыть]. Холостых… Лаки олицетворял собой идеальную Америку по версии миссис Арлингтон. За все это Оскар и не любил Лаки Мэрри. А еще – за невероятную, легендарную удачливость: ему дьявольски везло во всем, особенно в покере. Он обчистил всех матросов, выиграл полкатера и жребий тянул с улыбкой победителя. № 148! Парень почувствовал неловкость и быстро отошел.

Прохиндей! – озлился Оскар. Это какой-то трюк!

Ирония судьбы – следом за Лаки студент-правовед Бенджамин Йес достал № 1. Он закрыл глаза – наверное, думал о семье, о том, что у него есть от силы два дня, потом рампу десантного катера откинут, и через несколько минут его жизнь закончится. Вот что такое № 1.

Осталась бумажка с № 4, следом по опасности номера с 31-го по 39-й.

Если я не ошибся, не тянули пятнадцать человек. Терпение, еще чуть-чуть терпения, не паникуй и не теряй головы, уговаривал себя Оскар.

Молодой рейнджер вытащил № 121. Следующий – его прозвали Дрочилой – дрожащей рукой взял со дна бумажку. 69! Все заржали.

Может, лучше остаться лежать мертвым на пляже, чем терпеть этих вонючих тупиц до самого Парижа… Чтоб вы все сдохли, завтра или послезавтра! Сколько их осталось? Двенадцать? Меньше? А номер 4 до сих пор не вышел!

У Оскара было все больше шансов стать Четвертым.

Этого я не знаю наверняка, подумал он, глядя, как очередной рейнджер с обреченным видом разворачивает бумажку. Ну же, приятель, постарайся, пусть это будет четверка!

98.

Ублюдок! Один шанс из одиннадцати.

Следующий… Давай, Джонни, порадуй Оскара.

59.

Дерьмо! Один шанс из десяти. Оскар понял: пора. Сейчас идеальный момент. Он не мог шевельнуться.

Ну давай же, остались только трусы вроде тебя. Вперед!

Тело Оскара отказывалось повиноваться.

Тощий сгорбленный парень взял бумажку. Таким вечно не везет. У него будет четверка. № 4. Он приговорен.

Господь милосердный, клянусь святым семейством Арлингтонов, что больше никогда не буду думать в храме о разных гнусностях!

«Приговоренному» достался № 113 – к его собственному изумлению.

Дьявольщина, один шанс из девяти.

Оскар потащился к каске, чувствуя спиной взгляды солдат. Его не любили – за то, что был другим, за мать, богатство, спесь, презрение к остальным и нежелание умирать в Нормандии.

Он коснулся пальцами холодной стали, взял бумажку, заколебался, бросил ее, достал другую.

Развернул.

№ 4.