Текст книги "Неподобающая Мара Дайер"

– А ты – моя.

С этими словами он пошел прочь.

24

После школы Даниэль ожидал меня у задней калитки. Он перевесил перегруженный рюкзак на другое плечо.

– Ну-ну. Разве это не тема для пересудов всего города?

– Новости здесь разносятся быстро? – спросила я.

В тот же миг я заметила, что на меня поглядывают другие ученики Кройдена. Мы с Даниэлем пошли к машине.

– Наоборот, дорогая сестра. Я услышал, чем закончилось представление возле обеденных столов, только полтора часа спустя. Поговорим об этом? – спросил Даниэль, когда мы добрались до машины.

Я резко засмеялась, открыв дверцу и нырнув внутрь.

– Нет.

Даниэль последовал за мной меньше чем через секунду.

– Ной Шоу, вот как?

– Я сказала нет.

– Когда это случилось?

– Нет – значит нет.

– Ты ведь не думаешь, что без моей помощи тебе разрешат выбираться из дома с этим парнем?

– И все равно – нет.

Даниэль вырулил с парковки.

– Что-то мне подсказывает, что ты передумаешь, – сказал он.

И улыбался дороге перед машиной весь путь домой. Это так раздражало. Когда он зарулил на подъездную дорожку, я выскочила с пассажирского сиденья, краем глаза заметив младшего брата, который сидел на корточках у кустов, отделявших наш участок от соседского. Даниэль уже ушел в дом.

Я подошла к Джозефу. Как и вчера, с ним, похоже, все было в порядке. Как будто я и не попадала в больницу. Мне хотелось позаботиться о том, чтобы так и было дальше.

– Привет, – сказала я, приблизившись. – Что…

Черная кошка, которую гладил Джозеф, приоткрыла желтые глаза-щелочки и зашипела на меня. Я сделала шаг назад.

Джозеф убрал руку и повернулся, не вставая с корточек.

– Ты ее пугаешь.

Я подняла руки, защищаясь.

– Извини. Идешь в дом?

Кошка тихо мяукнула и метнулась прочь. Брат встал и вытер руки о рубашку.

– Теперь иду.

Едва очутившись внутри, я бросила сумку у стола в прихожей. Не обратив внимания на то, что в сумке что-то хрустнуло, я прошла на кухню. Зазвонил телефон, и Джозеф кинулся к нему, чтобы ответить.

– Резиденция Дайеров, – официально сказал он. Уморительный у меня брат. – Подождите, пожалуйста.

А потом, прикрыв трубку:

– Это тебя, Мара, – сказал он. – И это ма-а-альчик, – пропел он.

Я возвела глаза к потолку, но призадумалась, кто бы это мог быть.

– Я поговорю в своей комнате, – сказала я, и Джозеф зашелся хихиканьем.

Ужасно.

Убравшись с глаз его долой, я трусцой преодолела оставшийся путь и взяла трубку.

– Алло?

– Алло, – ответил Ной, подражая моему американскому акценту.

Но я все равно узнала голос.

– Откуда у тебя мой номер? – выпалила я, не успев подумать.

– Это называется «расследование».

По голосу было ясно, что он самодовольно ухмыляется.

– Или «преследование».

Ной захихикал.

– Когда ты злишься, ты просто очаровательна.

– А ты – нет, – ответила я, но невольно улыбнулась.

– В какое время мне заехать за тобой в воскресенье? И где именно ты живешь?

Нельзя допустить, чтобы Ной встретился с моими родными. Тогда разговорам не будет конца.

– Ты не должен за мной заезжать, – быстро сказала я.

– Учитывая, что ты понятия не имеешь, куда мы отправимся и что я не собираюсь тебе об этом рассказывать, мне обязательно нужно за тобой заехать.

– Я могу встретиться с тобой где-нибудь в центре.

Судя по голосу Ноя, это его позабавило.

– Обещаю погладить брюки перед встречей с твоей семьей. Я даже принесу цветы ради такого случая.

– Дело не в том, – сказала я. Может, честность будет самой лучшей политикой. – Если ты приедешь, моя семья будет лезть в мою жизнь.

Я их слишком хорошо знала.

– Поздравляю – ты только что сделала перспективу куда более соблазнительной. Какой у тебя адрес?

– Ты не представляешь, как я тебя ненавижу.

– Выкладывай адрес, Мара. Ты же знаешь, что я все равно выясню.

Я вздохнула, сдаваясь, и продиктовала адрес.

– Я буду у тебя в десять.

– Вот как, – удивленно отозвалась я. – А я почему-то думала, что речь идет о дневной встрече.

– Смешно. В десять утра, дорогая.

– Разве девушке нельзя выспаться в выходные?

– Ты не спишь. Увидимся в воскресенье, и не надевай дурацких туфель.

Ной дал отбой прежде, чем я смогла ответить.

Я стояла, таращась на телефон. Ной так меня раздражал! Но нервная дрожь пробежала по моей спине. Мы с Ноем. В воскресенье. Одни.

Мама сунула голову в комнату и заговорила, испугав меня:

– Папа сегодня приедет домой к ужину. Ты можешь помочь накрыть на стол? Или у тебя слишком болит рука?

Рука. Мама. Позволит ли она мне поехать?

– Сейчас приду, – сказала я, кладя телефонную трубку.

Похоже, в конце концов мне все же понадобится помощь Даниэля.

Пройдя по коридору, я проскользнула в его комнату. Он лежал на кровати, читая книгу.

– Привет, – сказала я.

– Привет.

Он не поднял глаз.

– Итак, мне нужна твоя помощь.

– В чем, скажи на милость?

Даниэль собирался сделать наш разговор как можно труднее. Восхитительно.

– Мне нужно встретиться в воскресенье с Ноем.

Он засмеялся.

– Рада, что позабавила тебя.

– Извини, это просто… Просто произвело на меня впечатление, вот и все.

– Господи, Даниэль, я и вправду такая уродина?

– Да перестань! Я не это имел в виду. На меня произвело впечатление то, что ты согласилась встретиться. Вот и все.

Я надулась и подняла руку.

– Не думаю, что мама когда-нибудь выпустит меня из виду.

Тут Даниэль наконец на меня посмотрел и приподнял бровь.

– Мама ужасно злилась вечером в среду. Но теперь, когда ты разговариваешь кое с кем, наверное, я смогу выступить в роли волшебника.

Он широко улыбнулся.

– Смогу, если ты выложишь все как на духу, как говорится.

Если кто-то и мог уладить дела с мамой, так это Даниэль.

– Прекрасно. Что именно выложить?

– Ты знала, что такое случится?

– Мой альбом пропал в среду.

– Милая попытка уйти от ответа. А как насчет того, что Шоу объявил практически всей школе, что позировал тебе обнаженным?

Я вздохнула.

– Для меня это было полной неожиданностью.

– Я так и подумал, когда услышал. Я имею в виду, в самом деле, ты ведь почти не покидала дома…

Даниэль не договорил, но я услышала непроизнесенное: «Ты почти не покидала дома, если не считать поездки на вечеринку, в больницу и на прием к психиатру».

Я прервала неловкое молчание:

– Итак, ты мне поможешь или нет?

Даниэль слегка наклонил голову и улыбнулся.

– Он тебе нравится?

Это было невыносимо.

– Знаешь, забудь про это.

Я повернулась, чтобы уйти.

Даниэль сел.

– Хорошо, хорошо. Я тебе помогу. Но только из чувства вины. – Он подошел ко мне. – Я должен был рассказать, какое дело взял папа.

– Что ж, тогда мы квиты, – ответила я. И улыбнулась. – Если ты поможешь мне накрыть на стол.

– Итак, по какому особому случаю?.. – спросила я отца за едой.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– После нашего переезда это, наверное, третий раз, когда ты возвращаешься домой в такое время.

– Ах это. – Отец улыбнулся. – Что ж, в офисе был удачный день.

Он откусил и проглотил кусок цыпленка с карри.

– Выяснилось, что мой клиент – стоящий клиент. Так называемой свидетельнице сто лет от роду. Она не будет присягать на кресте.

Мама встала, чтобы принести из кухни еще еды.

– Это замечательно, Маркус, – сказала она, наблюдая за мной.

Я тщательно старалась сохранить спокойное выражение лица.

– Ну, что я могу сказать? У Ласситера есть алиби. Его семья живет тут не одно поколение. Он один из самых уважаемых агентов по земельной собственности в Южной Флориде, он жертвует сотни тысяч долларов обществам защиты природы…

– А разве это не оксюморон?[40]40
  Оксюморон – сочетание слов с противоположным значением.


[Закрыть] – вставил Джозеф.

Даниэль улыбнулся младшему брату.

– Думаю, Джозеф прав. Может, все это притворство. Я имею в виду, он же торгует земельной собственностью – и жертвует деньги тем, кто его ненавидит? Это явно всего лишь спектакль. Наверное, так он и купил благожелательное отношение к себе, когда решался вопрос о залоге.

Я решила поддержать эту точку зрения, просто для видимости.

– Согласна. Похоже, ему есть что скрывать.

Я говорила с должным оживлением. Мама даже показала мне из кухни большие пальцы. Моя миссия была выполнена.

– Хорошо, – сказал отец. – Я понял, на меня навалились всем скопом. Но это не очень смешно, ребята. Человека судят за убийство, а улики не вяжутся.

– Но, папа, разве это не твоя работа – говорить так?

– Кончай, Джозеф. Скажи ему, папа, – обратился Даниэль к отцу.

Когда папа повернулся к нему спиной, Даниэль подмигнул младшему брату.

– Что мне хотелось бы знать, – заговорила мама, когда отец открыл рот для ответа, – так это в какой вуз в следующем году поступит мой старший сын.

Тут уже Даниэль оказался в центре внимания. Он послушно доложил о том, в какие учебные заведения ожидает приема, и, накладывая рис басматри[41]41
  Рис басматри – длиннозерный душистый рис из Индии.


[Закрыть] на свою тарелку, я повернулась к нему. Я уже взяла рис в рот, когда заметила, как с моей вилки что-то упало.

Что-то маленькое. Что-то бледное. Что-то шевелящееся.

Я застыла, перестав жевать, когда взгляд мой скользнул по тарелке. Белые личинки корчились на фарфоре, полускрытые карри. Я прикрыла рот рукой.

– Ты в порядке? – спросил Даниэль.

Потом сунул в рот вилку с рисом.

Все еще с набитым ртом, я посмотрела дикими глазами сперва на него, потом на свою еду. Никаких личинок. Но я не смогла заставить себя проглотить пищу.

Я встала из-за стола и медленно пошла к коридору. Едва завернув за угол, я ринулась в гостевую ванную и выплюнула еду. Колени мои дрожали, я была вся в липком поту.

Побрызгав водой на бледное лицо, я по привычке посмотрела в зеркало.

За мной стоял Джуд, одетый так же, как в ту ночь, когда я видела его в последний раз. В его улыбке не было ни капли тепла.

Я не могла дышать.

– Тебе нужно перестать думать об этом месте, – сказал он, прежде чем я повернулась к унитазу и меня вырвало.

25

Будильник ошарашил меня, разбудив утром в воскресенье. Я вообще не помнила, как уснула. На мне все еще была вчерашняя одежда.

И я до сих пор ощущала усталость. И может, немного нервничала из-за сегодняшней встречи с Ноем. Может. Немного.

Я сосредоточилась на шкафу с одеждой и прикинула, какие у меня есть варианты.

Юбка – нет. Платье – определенно нет. Тогда, может быть, джинсы?

Я надела изорванную пару и, выхватив из ящика свою любимую футболку, рывком натянула и ее.

Двинулась на кухню. Сердце мое дико колотилось – по контрасту с остальным телом, которое двигалось так медленно, как будто все было нормально. Потому что так все и было.

Мама вставляла ломтики хлеба в тостер, когда я вошла.

– Доброе утро, мама.

Голос мой звучал так ровно! Я мысленно поаплодировала себе.

– Доброе утро, милая.

Она улыбнулась и вытащила из кофейника фильтр.

– Ты рано встала.

Она заправила за ухо прядь коротких волос.

– Да.

Я и вправду встала рано. И она не знала почему. С самой среды я пыталась придумать, как упомянуть о моих сегодняшних внезапных планах, но в голове по-прежнему было пусто. А вот-вот должен был явиться Ной.

– У тебя на сегодня планы?

Пора.

– Вообще-то да.

Продолжай говорить небрежно. Невелико дело!

– И что ты задумала?

Мама рылась в застекленном шкафчике, и я не видела ее лица.

– Вообще-то не знаю.

Это была правда: я не знала, хотя родители обычно не любят такое слышать. Особенно мои родители. Особенно моя мать.

– Что ж, и с кем ты отправляешься? – спросила она.

Если она пока ничего не подозревала, скоро будет подозревать.

– С мальчиком из моей школы…

Голос мой замер, я приготовилась к допросу третьей степени.

– Хочешь взять мою машину?

Что?

– Мара?

Я заморгала.

– Извини… Я думала, что сказала: «Что?» Что?

– Я спросила, не хочешь ли ты взять «Акуру». Мне она сегодня не нужна, а ты нынче не принимала кодеина.

Должно быть, Даниэль выполнил свою часть сделки. Позже мне надо будет спросить, на какие хитрости он пустился.

Я решила не поправлять маму и не говорить, что не принимала кодеин уже несколько дней. Ожог все еще давал о себе знать, но с пятницы боль стала куда слабее. И под повязкой он не выглядел так плохо, как я ожидала. Доктор из отделения первой помощи сказал, что, наверное, останется шрам, но пузыри как будто уже подживали. Пока все шло хорошо.

– Спасибо, мама, это… Но он, наверное, заедет за мной на своей машине. Он будет тут через… – Я сверилась с часами. Проклятье. – Пять минут.

Мама удивленно повернулась ко мне.

– Хотела бы я, чтобы ты предупредила меня пораньше, – сказала она, проверяя свое отражение в стеклянной дверце микроволновки.

– Ты отлично выглядишь, мама. Он все равно, наверное, просто просигналит снаружи.

У меня было искушение бросить и на себя беглый взгляд в микроволновку, но я не хотела рисковать – как знать, кто может уставиться на меня оттуда. Я налила себе стакан апельсинового сока и уселась за кухонный стол.

– Папа тут?

– Нет, уехал в офис. А что?

Тогда на одного человека меньше будет наблюдать мое приближающееся унижение. Но не успела я должным образом выразить свою мысль, как на кухню неторопливо вошел Даниэль. Он потянулся, взглянув на кончики своих пальцев на фоне потолка.

– Мама, – сказал он, целуя маму в щеку, и подошел к холодильнику.

Сунув в холодильник голову, Даниэль спросил:

– Есть планы на сегодня, Мара?

– Заткнись, – сказала я, но без жара.

– Не дразни ее, Даниэль, – сказала мама.

В переднюю дверь трижды постучали. Стук возвещал о прибытии Ноя.

Полсекунды мы с Даниэлем смотрели друг на друга. Потом я встала из-за стола, а он захлопнул дверцу холодильника. Мы оба метнулись в прихожую. Даниэль успел первым. Ублюдок.

Мама вышла сразу за мной, вытягивая шею.

Даниэль широко распахнул переднюю дверь. Долгие продолжительные аплодисменты – вот чего заслуживал Ной. В белой футболке, темных джинсах, полный своего неряшливого обаяния. И он держал цветы.

Я не знала, бледнеть или краснеть.

– Доброе утро, – сказал Ной, сверкнув всем ослепительной улыбкой. – Я Ной Шоу, – добавил он, глядя поверх моего плеча.

Он вручил лилии маме, которая протянула руку мимо меня, чтобы взять цветы. Букет был потрясающим. Ной обладал хорошим вкусом.

– Для меня удовольствие познакомиться с вами, миссис Дайер.

– Входи, Ной! – с чувством сказала она. – И ты можешь звать меня Инди.

Я умирала. Плечи Даниэля тряслись от молчаливого смеха.

Ной шагнул в дом и ухмыльнулся моему брату.

– Ты, должно быть, Даниэль?

– Воистину. Рад познакомиться, – сказал брат.

То была медленная и мучительная смерть.

– Садись, пожалуйста, Ной. – Мама показала на кушетку в гостиной. – А я поставлю цветы в воду.

Я увидела спасительную возможность и ухватилась за нее.

– Вообще-то, думаю, мы должны…

– С удовольствием, спасибо, – быстро сказал Ной.

Он пытался скрыть самодовольную ухмылку, но ему это не удалось, а Даниэль смахивал на кошку, пожирающую канарейку.

Оба они вошли в гостиную. Даниэль сел в мягкое кресло, а Ной пристроился на одном из диванов. Я стояла.

– Итак, чем вы займетесь сегодня с моей младшей сестрой? – спросил Даниэль.

Я закрыла глаза.

– Боюсь, мне нельзя испортить сюрприз, – ответил Ной. – Но обещаю вернуть ее нетронутой.

Он этого не говорил!

Даниэль захихикал, и эти двое каким-то образом завязали беседу. Кажется, о музыке, но не знаю наверняка. Я была слишком поглощена тем, что тонула в смущении, и не обращала на них большого внимания, пока мама не вернулась из кухни и не порхнула мимо меня, чтобы усесться прямо напротив Ноя.

– Итак, Ной, из какой части Лондона ты родом? – спросила она.

Утро было полно сюрпризов. Откуда она знала, что он из Англии? Я уставилась на маму.

– Из Сохо, – ответил Ной. – Вы там бывали?

Мама кивнула, и тут на кухню прибрел в пижаме Джозеф.

– Моя мать жила в Лондоне перед тем, как переехать в Штаты, – сказала мама. – Когда я была маленькая, мы обычно отправлялись туда каждый год.

Она притянула Джозефа, усадив его рядом с собой на диван.

– Между прочим, это мой сын, – ухмыляясь, сказала она.

Ной улыбнулся моему младшему брату.

– Ной, – представился он.

– Джозеф, – ответил брат и протянул руку.

Мама и Ной продолжали болтать, как старые знакомые, о Матушке Англии, а я переминалась с ноги на ногу, ожидая, когда же они договорят.

Мама встала первой.

– Была рада познакомиться с тобой, Ной. Правда. Приезжай к нам как-нибудь на обед, – добавила она, прежде чем я смогла ее остановить.

– С удовольствием, если Мара меня примет.

Четыре пары бровей выжидательно приподнялись – все ждали моего ответа.

– Конечно. Как-нибудь, – сказала я и открыла дверь.

Ной криво ухмыльнулся.

– Не могу дождаться, – сказал он. – Я был так счастлив побывать у вас, Инди. Даниэль, нам нужно будет еще поговорить. И, Джозеф, очень рад был познакомиться.

– Подожди!

Мой младший брат вскочил с дивана и побежал в свою комнату.

Вернулся он с мобильником.

– Какой у тебя номер? – спросил он Ноя.

У Ноя был удивленный вид, но все равно он продиктовал номер.

– Что ты делаешь, Джозеф? – спросила я.

– Я в сети, – ответил брат, все еще не отрываясь от телефона. Потом поднял глаза, и лицо его озарилось улыбкой. – Все, нашел.

Мама улыбнулась Ною, и мы с ним вышли из дома.

– Хорошо проведите время! – крикнула она нам вслед.

– Пока, мама, мы вернемся… позже.

– Подожди, Мара, – сказала мама, спустившись на несколько ступенек крыльца.

Ной поднял на нас глаза, но, когда мама оттащила меня в сторону, пошел дальше, к машине, оставив нас одних.

Мама протянула руку. На ее ладони была круглая белая таблетка.

– Мама, – прошептала я сквозь стиснутые зубы.

– Мне будет спокойнее, если ты ее примешь.

– Доктор Мейллард сказала, что это необязательно.

Я оглянулась на Ноя. Он стоял возле своей машины, глядя в другую сторону.

– Я знаю, милая, но…

– Ладно, ладно, – прошептала я и взяла таблетку.

Ной ждал, а я не хотела, чтобы он это видел. Самый низкий шантаж.

– Прими ее сейчас, пожалуйста.

Я бросила таблетку в рот и спрятала под языком, притворившись, что проглотила. Потом открыла рот.

– Спасибо, – сказала мама с печальной улыбкой.

Я молча пошла прочь. Услышав, как двери дома закрылись, я вынула таблетку изо рта и бросила на землю. Не то чтобы я решила не принимать лекарств, я просто не хотела, чтобы меня заставляли.

– Напутственная беседа перед свиданием? – спросил Ной, вальяжной походкой приблизившись к пассажирской дверце, чтобы открыть ее для меня.

Интересно, увидел ли он, как мама дала мне таблетку и как я сплюнула. По его поведению непохоже было, чтобы заметил.

– Это не свидание, – сказала я. – Но ты устроил там настоящий спектакль. Она даже не спросила, когда я вернусь.

Ной ухмыльнулся.

– Рад, что ты наслаждалась этим. – Он окинул взглядом мою одежду и кивнул: – Сойдет.

– Ты такой высокомерный, блин!

– Ты говоришь такие грязные слова, блин!

– Тебя это беспокоит? – улыбнулась я.

Мысль, что я досаждаю ему, доставила мне удовольствие.

Ной ухмыльнулся и захлопнул за мной дверцу.

– Вовсе нет.

26

Я ожидала, что Ной зажжет сигарету, как только отъедет от дома. Вместо этого он протянул мне пластиковый стаканчик с кофе глясе.

– Спасибо, – слегка удивленная, сказала я.

Похоже, туда добавили столько молока, сколько требуется. Я отхлебнула. И сахара тоже.

– Так сколько нам ехать? Чтобы попасть куда следует.

Ной взял свой стаканчик, губами вытащил из него соломинку и пожевал ее; мускулы перекатывались на его челюсти. Я не могла отвести взгляд.

– Сперва мы остановимся, чтобы повидаться с другом, – сказал он.

С другом. Это не казалось зловещим, и, сказать по правде, я пыталась не быть параноиком. Но часть меня гадала, не затевается ли что-нибудь. Нечто большее, чем то, что планировала Анна. Я тяжело сглотнула.

Ной одной рукой включил айпод, держа второй рукой руль.

– «Аллилуйя»[42]42
  «Аллилуйя» – песня канадского писателя, поэта, автора песен Леонарда Коэна, получившая широкую популярность благодаря каверу Джона Кейла, уэльского музыканта и автора песен.


[Закрыть], – сказала я.

– Что?

– Песня. Мне нравится этот кавер[43]43
  Кавер – исполнение чужой песни или композиции.


[Закрыть].

– В самом деле? – судя по виду Ноя, он был неприятно удивлен. – Вот уж не думал, что тебе такое по вкусу.

– Да? А что же мне по вкусу?

– Я бы сказал, что ты тайная фанатка попсы.

– Укуси меня в зад.

– Если настаиваешь.

Песня кончилась, заиграла какая-то классика. Я потянулась к айподу.

– Позволишь?

Преувеличенно разочарованно Ной покачал головой, но сделал мне знак – давай.

– Успокойся. Я не собираюсь менять музыку, я просто хочу ее просмотреть.

Я пролистала список – у Ноя был отличный, но не отличающийся размахом вкус. Мои предпочтения были куда более разнообразными. Я удовлетворенно улыбнулась.

Ной выгнул бровь.

– И над чем ты ухмыляешься?

– Я гармоничнее тебя.

– Невозможно. Ты американка, – заявил он. – А поскольку это так, ты гармоничнее только потому, что тебе нравится всякое дерьмо.

– И как ты ухитряешься иметь друзей, Ной?

– Я каждый день задаю себе тот же вопрос.

Он сжевал пластиковую соломинку.

– Серьезно. Пытливые умы хотят знать.

Ной заломил бровь, но глядел только вперед.

– Думаю, я знать не хочу.

– Ты чуть было меня не одурачил.

– Одурачить тебя было бы легко.

Это было очень обидно слышать.

– Катись в ад, – негромко проговорила я.

– Уже там, – спокойно проговорил Ной, вытащил соломинку изо рта и швырнул на пол.

– Почему ты так себя ведешь? – спросила я, очень стараясь говорить ровным тоном.

Но в мою голову прокрался неприятный образ: я на балу по поводу окончания учебного года, вымазанная свиной кровью[44]44
  Имеется в виду сцена из романа Стивена Кинга «Кэрри»: главную героиню, застенчивую девочку, одноклассники вымазали свиной кровью на выпускном балу.


[Закрыть].

– Я хочу показать тебе кое-что.

Я отвернулась и стала смотреть в окно. Никогда не знаешь, чего ожидать от Ноя на следующий день или даже – черт! – в следующую минуту.

Пересекающиеся эстакады вились вокруг нас и над нами, громадные бетонные чудовища – единственный пейзаж этой части 95-й автомагистрали[45]45
  94-я автомагистраль тянется параллельно Атлантическому океану от штата Мэн до штата Флорида.


[Закрыть]. Мы ехали на юг, и бо́льшую часть пути молчали.

Потом по обе стороны шоссе городской пейзаж уступил место океану. Шоссе сузилось, превратившись из четырехполосного в двухполосное, круто пошло вверх, перед нами замаячил высокий мост.

Очень крутой. Очень высокий.

Мы поднимались на него за целым роем стоп-сигналов машин, ползущих по эстакаде впереди. У меня сжалось горло. Я ухватилась перевязанной рукой за центральную консоль. Боль разрывала руку, а я старалась не смотреть ни вперед, ни вбок, где бирюзовая вода и силуэт Майами на фоне неба стали почти невидимыми.

Ной положил руку на мою. Очень легко. Едва прикоснувшись.

Но я почувствовала.

Я склонила голову к плечу, чтобы посмотреть ему в лицо, и он слегка улыбнулся, все еще глядя вперед. Улыбка была заразительной, и я улыбнулась в ответ. Тогда Ной переплел свои пальцы с моими забинтованными, все еще лежавшими на пластике. Ощущение его руки на моей слишком меня захватило, чтобы я почувствовала боль.

– Ты боишься чего-нибудь? – спросила я.

Улыбка его испарилась. Вернулся непроницаемый Ной. Он кивнул.

– Ну же? – поторопила его. – Обо мне же ты знаешь…

– Я боюсь фальшивок.

Ничего не значащий ответ. Я отвернулась. Он даже не мог ответить откровенностью на откровенность. Примерно минуту мы молчали. Но потом…

– Я боюсь быть фальшивым. Пустым, – без выражения произнес Ной.

Он выпустил мои пальцы, и его ладонь на мгновение легла на тыльную сторону моей, почти полностью накрыла ее. Я перевернула ладонь и вцепилась в его прежде, чем осознала, что делаю.

Потом до меня дошло. Сердце мое пропустило удар. Я наблюдала за лицом Ноя, пытаясь что-нибудь на нем разглядеть, может быть, какой-то знак… Я и вправду не знала, что именно.

Но его лицо ничего не выражало. Гладкое лицо, лоб без морщин. Пустота. А наши пальцы все еще были сплетены. Не знаю, то ли я силой удерживала его, то ли его пальцы просто покоились в моих, то ли…

– Нет ничего, чего бы мне хотелось. Нет ничего, чего я не могу сделать. Мне на все плевать. В любом случае я просто мошенник. Актер в собственной жизни.

Его внезапная искренность сразила меня. Я понятия не имела, что сказать, поэтому промолчала.

Ной вынул руку из моей и показал на громадный золотистый купол за водой.

– Это океанариум Майами.

Я снова промолчала.

Свободной рукой Ной пошарил в кармане. Вытряхнул сигарету и зажег, вдохнув дым через нос.

– Нам пора.

Он хотел отвезти меня домой. А я, к собственному удивлению, не хотела этого.

– Ной, я…

– В океанариум. У них там есть кит-убийца.

– Хорошо…

– Ее зовут Лолита.

– Это…

– Изврат?

– Да.

– Я знаю.

И да наступит неловкое молчание.

Мы свернули с шоссе, прочь от океанариума, и улица, изогнувшись, привела нас в оживленный район, полный персиковых, желтых, оранжевых и розовых оштукатуренных коробок… Домов… С решетками на окнах. Все было на испанском: каждая вывеска, каждый фасад магазина.

Но даже рассматривая все это, я чувствовала, что Ной сидит рядом, в нескольких дюймах от меня, и ждет, когда я что-нибудь скажу. Поэтому спросила:

– Так что, ты… Э-э… Видел Лолиту?

И мне захотелось ударить себя по лицу.

– Господи, нет.

– Тогда откуда ты узнал о ней?

Он пробежал пальцами по волосам, и несколько прядей упали ему на глаза, поймав блики утреннего солнца.

– Моя мама – нечто вроде активистки, борющейся за права животных.

– Правильно, она же ветеринар.

– Нет, активисткой она стала раньше. Она сделалась ветеринаром из-за всех этих дел с животными. Во всяком случае, в этом есть нечто большее.

Я свела брови.

– Сомневаюсь, что можно выразиться более туманно.

– Ну, я не знаю, как еще это описать. Честно.

– Она занимается спасением животных или чем-то вроде?

Интересно, откалывала ли мама Ноя такие трюки с воровством собак, как я.

– Чем-то вроде. Но это не то, что ты думаешь.

Ха.

– Тогда что же?

– Ты когда-нибудь слышала про Фронт освобождения животных?[46]46
  Фронт освобождения животных – международная подпольная организация, ставящая своей целью освобождение животных от преследования со стороны человека, путем проведения акций прямого действия, как то: извлечение животных из научных лабораторий и звероферм, а также экономический саботаж предприятий, задействованных в опытах на животных, мясомолочной и др. индустриях, базирующихся на использовании животных.


[Закрыть]

– Это не те люди, которые вызволяют из клеток лабораторных обезьянок и распространяют вирусы, превращающие человека в зомби?

– По-моему, это из фильма.

– Правильно.

– Но общая идея такова.

Я представила доктора Шоу в шерстяной маске, освобождающую лабораторных животных.

– Мне нравится твоя мама.

Ной слегка улыбнулся.

– Дни, когда она сражалась за освобождение приматов, остались в прошлом после того, как она вышла за моего отца. Родня со стороны мужа не одобряла ее занятий, – сказал он с притворной серьезностью. – Но она все еще жертвует деньги таким группам. Когда мы сюда переехали, она так сердилась из-за Лолиты, что провела несколько акций по сбору денег, чтобы попытаться собрать достаточно средств на аквариум побольше.

– А что произошло? – спросила я, когда Ной сделал длинную затяжку.

– Ублюдки продолжали набивать цену без всяких гарантий, что и вправду построят такой аквариум, – сказал Ной, выдохнув дым через нос. – Как бы то ни было, теперь, из-за папы, она просто жертвует деньги. Так я думаю. Я видел конверты с обратным адресом в нашей почте.

Ной резко свернул вправо, и я инстинктивно выглянула в окно. Я не обращала внимания на пейзаж – я сидела в нескольких дюймах от Ноя, в конце концов, – но теперь обнаружила, что как-то незаметно Северная Куба превратилась в Ист-Хэмптон. Солнечный свет пробивался сквозь листья гигантских деревьев по обе стороны улицы, через ветровое стекло и панель в крыше автомобиля, испещряя пятнами наши лица и руки. Дома здесь были экспериментами излишеств: каждый более показушный и нарочитый, чем предыдущий, и в них не было никакого единства. Что все же роднило современный застекленный дом по одну сторону улицы с величавым особняком в викторианском стиле по другую, так это богатство. Оба были дворцами.

– Ной? – медленно спросила я.

– Да?

– Куда мы едем?

– Не скажу.

– И кто твой друг?

– Не скажу.

Потом, такт сердца спустя, он добавил:

– Не беспокойся, она тебе понравится.

Я посмотрела на рваные колени своих джинсов и на изношенные спортивные туфли.

– Я чувствую себя до нелепости неподходяще одетой для воскресного позднего завтрака. Просто имей в виду.

– Ей будет все равно, – сказал Ной, пробегая пальцами по волосам. – И ты идеальна.