Текст книги "Неподобающая Мара Дайер"

27

Ряды пальмовых деревьев поднимались по бокам узкой улицы, а между домами проглядывал океан. Когда мы доехали до конца тупика, для нас открылись огромные автоматические железные ворота. У входа была видеокамера.

Этот день становился все более странным.

– Итак… Чем именно занимается твоя подруга?

– Можно сказать, она праздная леди.

– Логично. Наверное, если ты можешь позволить себе здесь жить, тебе не нужно работать.

– Да, наверное.

Мы миновали громадный, кричаще-великолепный фонтан в центре поместья: мускулистый, практически обнаженный грек стискивал запястье девушки, тянущейся к небу. Ее руки переходили в ветви и выбрасывали бледно-золотистую на солнце воду. Ной подъехал прямо к переднему входу, где ожидал мужчина в костюме.

– Доброе утро, мистер Шоу, – сказал этот человек, кивнув Ною, а потом двинулся к пассажирской дверце, чтобы открыть ее для меня.

– Доброе утро, Альберт. Я сам.

Ной вышел из машины и открыл для меня дверцу. Прищурившись, я посмотрела на него, но он избегал моего взгляда.

– Наверное, ты часто тут бываешь, – осторожно проговорила я.

– Да.

Альберт открыл для нас переднюю дверь, и Ной немедленно влетел в дом.

Хотя пейзаж, фонтан, подъездная дорожка и ворота были экстравагантными, ничто не могло подготовить меня к тому, как выглядел особняк внутри. По обе стороны – арки и колонны, упирающиеся в двойной балкон. Мои «чаксы» поскрипывали на безупречно чистом узорчатом полу. Во внутреннем дворике был еще один фонтан на греческую тему, с тремя женщинами, несущими кувшины для воды. Сама необъятность этого места просто поражала.

– Никто не может здесь жить, – сказала я самой себе.

Ной меня услышал.

– Почему?

– Потому что это не дом. Это похоже на… декорацию. Из фильма про мафию. Или на броский свадебный салон. Или… на «Энни»[47]47
  «Энни» – знаменитый бродвейский мюзикл и два фильма про сиротку Энни, которая ищет своих родителей. Там есть сцена, когда Энни берет в свой дом на Рождество миллиардерша.


[Закрыть].

Ной слегка склонил голову набок.

– Злой, но точный разбор. Увы, здесь и в самом деле живут.

Он беспечно прошелся до конца двора и свернул налево. Я последовала за ним, широко распахнув глаза и дивясь. Мы очутились в таком же дорогом коридоре. Я не замечала бросившейся ко мне маленькой черной мохнатой молнии, пока она не оказалась всего в нескольких шагах от меня.

Ной подхватил собаку в тот миг, когда она на меня напала.

– Ах ты, маленькая сучка, – сказал он рычащей псине. – Веди себя хорошо.

Я подняла брови, глядя на него.

– Мара, познакомься с Руби.

Корчащаяся масса толстых складок и шерсти старалась дотянуться до моей яремной вены, но Ной ее сдержал. Плоская морда мопса только усиливала его яростное рычание. Это забавляло и одновременно тревожило меня.

– Она… очаровательна, – сказала я.

– Ной?

Я повернулась и увидела шагах в двадцати от нас маму Ноя – босую и безукоризненно одетую, в белом льняном платье.

– Я думала, тебя сегодня весь день не будет дома, – сказала она.

Не будет дома?

– Я, как последний идиот, забыл тут ключи.

Забыл ключи… Тут.

Только теперь я заметила желтовато-коричневую собаку, пытающуюся спрятаться за коленями доктора Шоу.

– Это?..

Я перевела взгляд с собаки на Ноя. Он широко улыбнулся.

– Мэйбл! – громко позвал он.

Она в ответ заскулила и попятилась, еще дальше упрятавшись за подол доктора Шоу.

– Иди сюда, красотка.

В ответ она снова заскулила.

Все еще глядя на собаку, Ной спросил:

– Мама, помнишь Мару?

Присев и пытаясь подозвать собаку, Ной мотнул в мою сторону головой.

– Помню, – улыбаясь, ответила доктор Шоу. – Как поживаешь?

– Хорошо, – сказала я.

Но я была слишком заинтригована разворачивавшейся передо мной сценой, чтобы как следует сосредоточиться. Свирепый мопс. Ужас Мэйбл. И тот факт, что Ной здесь живет. Здесь.

Он подошел к матери и наклонился, чтобы погладить Мэйбл; из другой его руки все еще пыталась вырваться Руби. Мэйбл постучала хвостом по ногам доктора Шоу. Невероятно, насколько лучше она теперь выглядела, хотя прошла всего одна неделя. Позвонки и тазовые кости все еще выпирали, но она уже начала набирать вес. И ее шерсть выглядела гораздо, гораздо более здоровой. Поразительно.

– Возьмешь ее?

Ной протянул мопса матери, которая подставила руки.

– Раз уж мне пришлось вернуться, дам-ка я Мэйбл и Маре заново познакомиться, пока мы тут.

Мэйбл совершенно не хотелось принимать в этом участие, и доктор Шоу, похоже, это поняла.

– Почему бы мне не увести обеих собак наверх, пока вы…

– Она нервничает из-за того, что Руби подняла такой шум. Просто забери Руби, и все будет в порядке.

Ной присел, чтобы приласкать Мэйбл.

Доктор Шоу пожала плечами.

– Рада была повидаться с тобой, Мара.

– Взаимно, – тихо сказала я, и она вышла.

Ной поднял Мэйбл, держал под живот, прежде чем она успела метнуться вслед за доктором Шоу. Бедная собака стала перебирать лапами в воздухе, как будто бежала по призрачной механической беговой дорожке. В моем мозгу мелькнуло воспоминание о шипящей черной кошке.

«Она тебя боится», – сказал Джозеф.

Мэйбл тоже боялась. Меня.

У меня перехватило дыхание. Мысль была безумной. С чего бы ей меня бояться? Я веду себя как параноик. Ее испугало что-то другое. Я попыталась не выказать своей обиды, сказав:

– Может, твоя мама права, Ной.

– С ней все в порядке, она просто волнуется из-за Руби.

К тому времени, как Ной принес собаку туда, где я стояла, можно было разглядеть белки глаз Мэйбл. Она в недоумении смотрела на меня.

– Ты что, утром перед выходом из дома искупалась в моче леопарда?

– Да. В моче леопарда. Никогда без этого не выхожу.

Мэйбл заскулила, тявкнула и напряглась в руках Ноя.

– Хорошо, – в конце концов сказал он. – Миссия отменяется.

Он опустил Мэйбл на пол и наблюдал, как та выбирается из коридора, стуча когтями по мраморному полу.

– Наверное, она тебя не помнит, – сказал Ной, все еще глядя в сторону Мэйбл.

Я опустила глаза.

– Уверена, что дело именно в этом.

Я не хотела, чтобы Ной видел, как я расстроена.

– Что ж, – наконец, сказал он.

Откинулся на пятках и внимательно посмотрел на меня.

Хотелось бы мне не краснеть под его взглядом.

– Что ж. – Пора было изменить тему разговора. – Ты – лживый лжец, который лжет.

– Да?

Я осмотрелась, взглянула на высоченный потолок и широкие балконы.

– Ты держал все это втайне.

– Нет, не держал. Ты просто никогда не спрашивала.

– А как я могла догадаться? Ты одеваешься как бродяга.

При этих словах губы Ноя растянулись в издевательской улыбочке.

– Ты не слышала, что не стоит судить книгу по обложке?

– Если бы я знала, что сегодня у нас будет День Избитых Пословиц, я бы осталась дома. – Я потерла лоб и покачала головой. – Поверить не могу, что ты ничего не сказал.

Глаза Ноя бросали мне вызов.

– Что, например?

– Ну, не знаю. Например: «Мара, может, ты захочешь сделать макияж и надеть туфли на высоких каблуках, потому что я собираюсь в воскресенье отвезти тебя в мой фамильный дворец в Майами-Бич». Что-то вроде этого.

Ной потянулся всем своим гибким телом, подняв руки над головой и сложив пальцы в замок. Его белая футболка задралась, обнажив полоску живота и резинку трусов над поясом джинсов. Я заметила, что ширинка у него на пуговицах. Молодец!

– Во-первых, тебе не нужен макияж, – сказал он, а я возвела глаза к потолку. – Во-вторых, ты бы и часа не продержалась на каблуках там, куда мы отправляемся. Кстати, я должен забрать ключи.

– О да, загадочные ключи.

– Ты собираешься жужжать об этом весь день? Я думал, мы с тобой делаем успехи.

– Прости. Я просто слегка потрясена атакой мопса и тем, как психанула Мэйбл. И тем фактом, что ты живешь в Тадж-Махале.

– Ерунда. Тадж-Махал занимает всего лишь сто восемьдесят шесть квадратных футов. А этот дом – двадцать пять тысяч.

Я тупо уставилась на него.

– Я шучу, – сказал он.

Я тупо смотрела на него.

– Ладно, не шучу. Пошли, а?

– После вас, мой сеньор, – сказала я.

Ной раздраженно вздохнул и зашагал к гигантской лестнице с перилами, украшенными искусной резьбой. Я последовала за ним наверх, позорно восхищаясь открывшимся передо мной зрелищем. И не зрелищем дома – джинсы Ноя были свободными, едва державшимися на бедрах.

Когда мы, наконец, добрались до верхней площадки, Ной свернул налево, в длинный коридор. Шикарные восточные ковры заглушали звук наших шагов, а я впитывала все детали висящих на стенах картин маслом. Наконец Ной остановился перед блестящей деревянной дверью. Он протянул руку, чтобы ее открыть, но, услышав сзади звук небрежно захлопнувшейся двери, мы обернулись.

– Ной? – спросил сонный голос.

Женский.

– Привет, Кэти.

Даже с рубчиками от подушки на лице уже знакомая мне девочка была абсолютно сногсшибательной. Она выглядела такой же потусторонне-ошеломляющей в комплекте из короткой сорочки на бретельках и шортов, как и в маскарадном костюме феи. Теперь, когда она была без этого костюма, не при пульсирующем свете клуба, мне стало ясно, что у нее такая же инопланетная красота, как и у Ноя. Ее волосы были такого же цвета темного меда, только длиннее; кончики их касались зашнурованного низа сорочки. Ее голубые глаза изумленно раскрылись, встретившись с моими.

– Не знала, что ты не один, – сказала девочка Ною, сдержав улыбку.

Он бросил на нее взгляд, потом повернулся ко мне.

– Мара, это моя сестра Кэти.

– Кэт, – поправила она, потом бросила на меня понимающий взгляд. – Утро доброе.

Я сумела ответить лишь кивком. В этот миг бойкий блондинистый капитан команды поддержки ходила колесом в моей полой вене. Его сестра. Его сестра!

– Вообще-то уже почти полдень, – сказал Ной.

Кэт пожала плечами и зевнула.

– Что ж, рада познакомиться, Мара, – сказала она и подмигнула мне, прежде чем пойти вниз по лестнице.

– Я тоже рада, – ухитрилась выдохнуть я.

Сердце неистовствовало у меня в груди.

Ной полностью открыл дверь, и я попыталась взять себя в руки. Это ничего не меняло. Ровным счетом ничего. Ной Шоу все равно был распутником, все равно был поганцем, и все равно я была ему не ровня. Такова была мантра, которую я мысленно повторяла снова и снова, пока Ной не наклонил слегка голову набок и не спросил:

– Ты войдешь?

Да. Да, я вошла.

28

Комната Ноя испугала меня. В центре ее доминировала низкая современная кровать без пружин, но, не считая кровати, в комнате не было никакой мебели, кроме длинного стола, ненавязчиво скрывавшегося в алькове.

Ни постеров. Ни грязного белья. Только гитара, прислоненная к боку кровати. И книги.

На встроенных полках от пола до потолка – ряды и ряды книг. Солнечный свет лился в громадные окна, выходившие на залив Бискейн.

Я никогда не представляла, как выглядит комната Ноя, но если бы представила, такое не пришло бы мне в голову. Она явно была роскошной. Но… Пустой. Как будто в ней никто не жил. Я обошла комнату, проводя пальцами по корешкам некоторых книг.

– Частная коллекция Ноя Шоу к вашим услугам, – сказал он.

Я уставилась на заголовки.

– Не может быть, чтобы ты все их прочитал.

– Пока нет.

Я слегка улыбнулась:

– Итак, это тактика погони за собственным хвостом.

– Пардон?

Я слышала в его голосе веселье.

– Тщеславие книг, – сказала я, не глядя на него. – На самом деле ты не читаешь их, они здесь просто для того, чтобы производить впечатление на твоих… гостей.

– Ты злая девчонка, Мара Дайер, – сказал Ной, стоя посреди комнаты.

Я чувствовала на себе его взгляд, и мне это нравилось.

– Я ошибаюсь? – спросила я.

– Ты ошибаешься.

– Хорошо, – отозвалась я и наугад сняла книгу с полки. – «Морис» Э. М. Форстера[48]48
  Форстер, Эдвард Морган, чаще Э. М. Форстер (1879–1970) – английский романист и эссеист.


[Закрыть]. О чем эта книга? Валяй.

Ной рассказал мне о главном герое – гомосексуалисте, который поступил в Кембридж в Англии конца прошлого века. Я ему не поверила, но, поскольку сама этой книги не читала, двинулась дальше.

– «Портрет художника в молодости»?[49]49
  «Портрет художника в молодости» – первый и отчасти автобиографический роман ирландского писателя Джеймса Джойса.


[Закрыть]

Ной упал животом на кровать и делано скучающим тоном отбарабанил еще один синопсис. Я скользнула взглядом по его спине, и ноги мои зачесались от смущающего порыва – мне хотелось подойти к кровати и присоединиться к нему. Вместо этого я не глядя вытащила другую книгу.

– «Улисс»![50]50
  «Улисс» – наиболее известный роман ирландского писателя Джеймса Джойса.


[Закрыть] – выкрикнула я.

Ной покачал головой, зарывшись лицом в подушку.

Я удовлетворенно улыбнулась, вернула книгу на полку и потянулась за следующей. Суперобложки на ней не было, поэтому я прочитала название на обложке:

– «Радость…» Дерьмо!

Я прочитала название до конца хрипловатым, едва различимым голосом и почувствовала, что краснею.

Ной перевернулся на бок и сказал с притворной серьезностью:

– «Радость дерьма» я никогда не читал. Судя по названию – отвратительная книга.

Я покраснела еще сильнее.

– Но я читал «Радость секса»[51]51
  «Радость секса» – иллюстрированный справочник Алекса Комфорта.


[Закрыть], – продолжал Ной, и озорная улыбка преобразила его лицо. – Не то чтобы в последнее время, но, думаю, это одна из классических книг, к которой можно возвращаться снова… и снова.

– Мне больше не нравится эта игра, – сказала я, возвращая книгу на полку.

Ной потянулся и взял что-то с пола рядом с акустической гитарой, прислоненной рядом с покрытым наклейками чехлом. Он позвенел ключами и сказал, все еще ухмыляясь:

– Что ж, теперь можно ехать. После ты можешь вернуться и с пристрастием допросить меня насчет содержимого библиотеки. Хочешь есть?

Вообще-то я хотела – и кивнула. Ной подошел к хорошо замаскированному интеркому и нажал на кнопку.

– Если ты велишь какому-нибудь слуге принести еду, я уйду.

– Я собирался удостовериться, что Альберт не передвинул машину.

– Ах да. Альберт, дворецкий.

– Вообще-то он камердинер.

– Сам ты себя не обслуживаешь.

Ной проигнорировал меня. Он посмотрел на часы у кровати.

– Нам следовало быть уже на месте. Я хочу, чтобы ты успела получить как можно более полные впечатления. Но по дороге мы можем остановиться «У Мирейи».

– Еще один друг?

– Это ресторан. Кубинский. Самый лучший.

Мы подошли к машине, и Альберт улыбнулся, когда Ной открыл для меня дверцу.

Имение скрылось из виду, и я собрала всю свою храбрость, чтобы напасть на Ноя с вопросами, которые мучили меня с тех пор, как я узнала о его богатстве. Вопросами финансового рода.

– Итак, кто вы такие, люди? – спросила я.

– Мы, люди?

– Мило. Твоя семья. Предположительно тут могут жить только баскетболисты и бывшие поп-звезды.

– У моего отца собственная компания.

– Ла-а-адно, – сказала я. – Какая именно компания?

– Биотехнология.

– И где же папаша Уорбакс[52]52
  Папаша Уорбакс – миллионер из комикса «Сиротка Энни», в переносном смысле – богатый благодетель.


[Закрыть] этим утром?

Лицо Ноя ничего не выражало. Любопытно.

– Не знаю, и мне плевать, – легко ответил он. Он смотрел прямо перед собой. – Мы с ним… не в близких отношениях, – добавил он.

– Несомненно.

Мне хотелось, чтобы он рассказал больше, но вместо этого Ной спрятал глаза за темными очками.

Пора было сменить тему разговора.

– Итак, почему у твоей мамы нет английского акцента?

– У нее нет английского акцента потому, что она американка.

– О бог мой, в самом деле? – насмешливо спросила я.

Глядя на профиль Ноя, я увидела его улыбку.

Он помолчал, прежде чем продолжить:

– Она из Массачусетса. И вообще-то она мне не биологическая мать.

Он искоса посмотрел на меня, оценивая мою реакцию. Я сохранила спокойное выражение лица. Немногое я знала о Ное, если не считать слухов о его внеучебной деятельности, но теперь поняла, что мне хотелось бы узнать больше. Когда он за мной заехал этим утром, я понятия не имела, чего ожидать, и до настоящей минуты все еще оставалась в неведении. Но больше мне не думалось, что имеет место некий гнусный заговор, и я начала испытывать любопытство.

– Мама умерла, когда мне было пять, а Кэти – четыре.

Это откровение вышибло мысли у меня из головы. И заставило почувствовать себя идиоткой, ведь я выбрала не одну, а целых две неприятные темы для беседы.

– Мне жаль, – запинаясь, сказала я.

– Спасибо, – ответил Ной, глядя на дорогу перед нами. – Это было давно, я почти не помню ее, – продолжал он, но поза его стала напряженной.

Минуту он молчал, а я гадала, не стоит ли мне что-нибудь сказать. Но потом вспомнила, как все говорили мне, как им жаль, что Рэчел умерла, и как мне не хотелось этого слышать. Тут было просто нечего сказать.

Ной удивил меня, продолжив:

– Перед смертью мамы она, папа и Рут, – он мотнул головой в сторону дома, – были очень близки. Рут училась в школе в Англии, там они и познакомились, и остались друзьями в Кембридже, учиняя хаос и организуя акции протеста.

Я приподняла брови.

– Рут рассказала мне, что моя мама была самой большой… энтузиасткой. Приковывала себя к деревьям, врывалась в университетские научные департаменты, освобождала лабораторных животных – и все такое прочее.

Ной сунул в рот сигарету.

– Они втроем наслаждались, занимаясь всем этим, – непостижимо, зная моего отца, – и каким-то образом он убедил маму выйти за него замуж.

Пока Ной говорил, сигарета болталась в его губах, притягивая мой взгляд, как магнит.

– Они тогда еще учились в университете. Некий крайний акт восстания или что-то в этом роде.

Ной зажег сигарету, открыл окно и затянулся. Он так и не снял темных очков, и лицо его было совершенно бесстрастным.

– Мои бабушка с дедушкой были от этого не в восторге. Они старая финансовая аристократия, им с самого начала не очень нравилась моя мать, и они считали, что отец загробил свое перспективное будущее. Et cetera, et cetera[53]53
  И так далее, и так далее (лат.).


[Закрыть]. Но отец с матерью все равно поженились. Моя мачеха переехала в Штаты, чтобы учиться на ветеринара, а мои родители некоторое время вели богемную жизнь. Когда у них появились дети, дедушка с бабушкой были счастливы. Мы с Кэти появились с таким небольшим интервалом, что, думаю, старики надеялись, что мама возьмет декретный отпуск от неповиновения обществу.

Ной стряхнул сигаретный пепел на шоссе.

– Но мама вообще не сбавила темпа. Она просто брала нас с собой, куда бы ни отправлялась. Пока не погибла. Ее ударили ножом.

Господи.

– На акции протеста.

Иисусе.

– В тот день она заставила отца остаться дома, чтобы присмотреть за Кэти, но я был с мамой. Всего за несколько дней до этого мне исполнилось пять, но я не помню, как все произошло. Во всяком случае, мало помню. Отец даже не упоминает ее имени. И теряет самообладание, когда его произносит кто-то другой, – без интонаций выговорил Ной.

Я лишилась дара речи. Мама Ноя умерла – была убита, – и он был там, когда это случилось.

Ной выдохнул дым через нос, и тот окутал его облаком, прежде чем вылететь в окно. День был роскошным, небо – голубым и безоблачным. Но, по мне, снаружи с тем же успехом мог бушевать ураган. Ной в мгновение ока стал для меня другим. Меня полностью захватил его рассказ.

– Рут вернулась в Англию, когда услышала, что сталось с мамой. Давным-давно она рассказала мне, что после смерти матери отец мой никуда не годился. Он не мог заботиться о нас, не мог заботиться о себе. То была просто беда… До того, конечно, как он продал душу акционерам. И Рут осталась здесь, и они поженились, хотя он ее не заслуживал и вообще стал другим человеком. И вот пожалуйста, мы все одна большая счастливая семья.

Выражения глаз Ноя за солнечными очками нельзя было разглядеть, но мне очень хотелось. Кто-нибудь в школе знал о его матери? О нем самом?

А потом мне в голову пришло, что Ной не знал о том, что случилось со мной. Я посмотрела на свои колени, теребя нитки на порванных джинсах. Если бы сейчас я ему рассказала, это выглядело бы так, будто я сравниваю наши трагедии… Будто считаю, что потеря лучшей подруги сравнима с потерей матери, а я так не считала. Но если я ничего не скажу, что он подумает?

– Я просто… – начала я. – Я даже не…

– Спасибо, – холодно перебил Ной. – Все в порядке.

– Нет, не в порядке.

– Не в порядке, – четко отозвался он.

Ной поднял солнечные очки, но лицо его все еще было сдержанным.

– Но в том, что отец продался корпоративу, есть свои плюсы.

Он говорил развязно, поэтому я ответила в тон:

– Например, получить машину на шестнадцатый день рождения?

Ухмылка Ноя была полна озорства:

– У Кэти «Мазерати».

Я заморгала.

– Неправда!

– Правда. Но она еще недостаточно взрослая, чтобы по закону иметь водительские права.

Я приподняла брови.

– А твоя машина? Это твой знак подросткового бунта, что ли?

Уголок рта Ноя приподнялся в легкой улыбке:

– Печально, правда?

Он говорил легкомысленным тоном, но в выражении его лица было нечто затравленное. Он сдвинул брови, и мне так хотелось протянуть руку и разгладить их.

– Сомневаюсь, – вместо этого сказала я. – Думаю, это храбрый поступок. Имея такие деньги, ты мог бы столько всего купить. Не воспринять это как должное – высокоморально.

Ной изобразил ужас:

– Ты только что назвала меня высокоморальным?

– Так и есть.

– Как же мало она знает, – сказал Ной и потянулся, чтобы прибавить громкость на айподе.

– «Дес кэб»? – спросила я. – Неужто?

– Ты как будто удивлена.

– Я бы никогда не подумала, что ты слушаешь такое.

– Это единственная из современных групп, которая мне действительно нравится.

– Я собираюсь расширить твой музыкальный кругозор, – сказала я.

– Для угроз еще рановато, – ответил Ной, свернув на оживленную узкую дорогу.

Тут было полно людей, выбравшихся из домов, чтобы насладиться погодой. Ной припарковался на улице, как раз когда песня закончилась, и я позволила ему открыть для меня дверцу. Я уже начала к этому привыкать.

Мы миновали небольшой сквер, в котором несколько стариков играли в домино. На одной стене была нарисована большая красочная фреска; игровые столы укрывались под полосатыми тентами. Я еще никогда ничего подобного не видела.

– Это ничего не значит, видишь ли, – внезапно сказал Ной.

– Что не значит?

– Деньги.

Я огляделась по сторонам, взглянув на фасады магазинов (по большей части обшарпанные), на автомобили, припаркованные на улице. Машина Ноя, наверное, была тут не из самых новых.

– Думаю, твоя перспектива искажена, потому что у тебя и в самом деле есть деньги.

Ной остановился и уставился перед собой.

– Это откупные, – сказал он с оттенком раздражения. – Чтобы отцу не приходилось проводить с нами время.

Но потом заговорил более легкомысленным тоном:

– Даже если бы он мне ничего не давал, есть трест, куда я вступлю, когда мне исполнится восемнадцать.

– Мило. И когда это будет?

Ной снова зашагал вперед.

– Двадцать первого декабря.

– Я пропустила твой день рождения.

Почему-то из-за этого мне стало грустно.

– Пропустила.

– И что ты думаешь делать с этими деньгами?

Ной быстро улыбнулся.

– Превратить в золотые монеты и купаться в них. Но сперва, – сказал он, взяв меня за руку, – я думаю пообедать.