Текст книги "Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию"

Г-н де Монтень, поскольку на следующий день было воскресенье, с утра осмотрел несколько церквей, в том числе у католиков, которых тут много, и повсюду нашел службу весьма хорошо проведенной. Здесь имеется шесть лютеранских и шестнадцать пасторов; две из шести захвачены у католиков, четыре построены ими самими. Одну он видел этим утром, она выглядит как большой зал какой-нибудь коллегии: ни изображений, ни органа, ни креста[194]194
  В «Опытах», II, 12, Монтень неоднократно возвращается к пустоте протестантских храмов и рассуждает об эмоциональной ценности украшений и музыки в католических церемониях.


[Закрыть]. На стене много изречений на немецком, отрывки из Библии; две кафедры, одна для священнослужителя, который читает проповедь, а под первой – вторая для того, кто руководит пением псалмов. На каждом стихе они ждут, чтобы он задал тон следующему; но поют вразнобой, кому как заблагорассудится, заглушая друг друга. После этого пастор поспешил к алтарю, где прочитал много молитв по книге, и на некоторых молитвах народ вставал, складывал руки и низко кланялся во имя Иисуса Христа. Закончив читать с непокрытой головой, он положил на алтарь салфетку, поставил туда кувшин и соусник с водой. Некая женщина, за которой следовала дюжина других, предъявила ему спеленутого ребенка с открытым лицом. Пастор трижды обмакнул пальцы в соусник и побрызгал на лицо ребенка, сказав несколько слов. Когда это было сделано, к ним приблизились двое мужчин, и каждый прикоснулся к ребенку двумя пальцами правой руки: пастор что-то сказал им, и все.

По выходе г-н де Монтень заговорил с этим священнослужителем. Пасторы здесь не касаются никакого церковного дохода, Сенат платит им публично; в этой одной церкви народу было гораздо больше, чем в двух-трех католических. Мы не увидели ни одной красивой женщины, их платья весьма отличаются одно от другого; зато среди мужчин трудно отличить дворян, тем более что тут люди всякого рода носят бархатные шапочки и все со шпагой на боку.

Мы поселились в гостинице под вывеской с изображением дерева, которое в этой стране называется linde[195]195
  Linde (нем.) – липа.


[Закрыть], примыкающей к дворцу Фуггеров[196]196
  Фуггеры были династией известных по всей Европе банкиров, которую основал рабочий-ткач, поселившийся в Аугсбурге в XIV веке. Поддерживая дело католиков, они часто ссужали значительные суммы Максимилиану, Карлу V и Филиппу II. Будучи возведены в дворянское достоинство за свои услуги, они даже получили право чеканить монету. Их построенный в 1512–1515 годах дворец, рядом с которым остановился Монтень, до сих пор существует, равно как и Fuggerei (который в «Дневнике» не упоминается) – это был своего рода рабочий поселок с ничтожной платой за жилье, основанный около 1520 года Георгом и Ульрихом Фуггерами.


[Закрыть]. Один из этого рода несколько лет назад умер, оставив своим наследникам два миллиона полновесных французских экю; а эти наследники стали постоянно давать здешним иезуитам за молитвы о его душе тридцать тысяч флоринов, к чему те очень быстро привыкли[197]197
  Иезуиты вновь обосновались в Аугсбурге в 1573 году, а этот Фуггер, вскоре умерший, возможно, Якоб (1516–1575), известный своим меценатством.


[Закрыть]. Сказанный дом Фуггеров крыт медью. Обычно дома тут гораздо красивее, больше и выше, чем в любом городе Франции, а улицы гораздо шире; он [г-н де Монтень] нашел, что Аугсбург размером с Орлеан.

После обеда мы пошли посмотреть, как фехтуют в общественном зале, где было очень многолюдно, и там платят за вход, как в балаган к фиглярам, и, кроме того, там сиденья – простые скамьи. Сражались кинжалом, шпагой в обеих руках, палкой о двух концах, бракемаром[198]198
  Бракемар (braquemart) – обоюдоострый короткий и широкий меч.


[Закрыть]; а потом в месте еще более восхитительном, чем в Шаффхаузене, видели соревнования с призом по стрельбе из арбалета и лука.

Вернувшись оттуда к городским воротам и въехав через них в город, мы увидели, что под мостом, где нам пришлось проехать, проложен большой канал, куда вода попадает из-за городских стен и течет дальше по деревянному мосту над городским рвом, который наполнен речными водами[199]199
  Река, вода которой отведена в ров, – это Лех. Внимание Монтеня опять привлекают гидротехнические сооружения.


[Закрыть], а под этим мостом ходят люди. Вода этого канала вертит множество колес, приводящих в действие насосы, которые по двум свинцовым трубам качают воду из источника, довольно низкого в этом месте, на самый верх башни по меньшей мере пятидесяти футов высоты. Там она изливается в большую каменную емкость, и из этой емкости по многим желобам стекает вниз, и оттуда распределяется по городу, в котором благодаря этому единственному средству полно источников воды. Частным людям, желающим приобрести такой отвод для себя лично, это дозволяется, надо только заплатить городу двести флоринов сразу или назначить ему десять флоринов ренты. Уже сорок лет, как тут пользуются этим прекрасным устройством.

Бракосочетания католиков с лютеранами тут – обычное дело, и тот, кто этого больше желает, подчиняется закону другого; и таких браков множество: наш хозяин был католиком, а его жена – лютеранка. Они чистят стекла метелкой из щетины на длинной палке. Говорят, что здесь имеются очень красивые лошади за сорок – пятьдесят экю.

Городские власти оказали честь г-дам д’Эстиссаку и де Монтеню, отправив им к ужину четырнадцать больших кувшинов, полных вина, которое доставили семь приставов в ливрее вместе с почтенным магистратом, которого пригласили к ужину, потому что таков местный обычай; и носильщикам тоже кое-что перепало: они получили экю. Магистрат, который ужинал вместе с господами, сказал г-ну де Монтеню, что в этом городе решено почтить таким образом всего троих именитых чужестранцев, а посему в заботе об их достоинстве соблюдаются подобающие церемонии: одним дают больше вина, нежели другим. Один из бургомистров поднес это какому-то герцогу; а нас они приняли за баронов и рыцарей. Г-н де Монтень по каким-то причинам захотел, чтобы мы [т. е. слуги] схитрили, не рассказывали, кто они такие на самом деле, и в течение дня прогуливался по городу один; он считал, что само это побуждает других к большему уважению[200]200
  Выдвигались довольно смелые гипотезы о причинах, которые побуждали Монтеня сохранять инкогнито, ему приписывали даже роль тайного политического агента, что, правда, не находит никаких подтверждений. Может, это было вызвано просто его желанием «не бросаться в глаза», чтобы лучше слиться со средой и наблюдать ее изнутри в свое удовольствие (см. ниже). Однако и тут и там, как видим, это привело к совершенно противоположным результатам.


[Закрыть]. Эту честь им оказывали все города Германии.

Когда он зашел в церковь Богоматери, до крайности замерзнув и держа платок у носа (потому что, начиная с Кемптена, холода начали кусаться, а до этого было тепло, насколько возможно), то даже не подумал об этом, полагая, что никто не обратит на него внимания и не будет остерегаться, поскольку он тут один и одет совсем не по погоде. Когда же люди больше привыкли к нему, они ему сказали, что церковникам такая повадка показалась странной. В общем, он совершил как раз то, чего более всего избегал: сделаться заметным каким-нибудь образом, который враждебен вкусам тех, кто его видел, потому что, хоть и оставаясь таким, какой есть, он всегда сообразуется с обычаями того места, где находится, и в Аугусте, гуляя по улицам, носил подбитую мехом шапочку.

Они в Аугусте говорят, что избавлены если не от мышей, то от больших крыс, каковой напастью захлестнуло остальную Германию; и рассказывают о многих связанных с этим чудесах, приписывая сию благодать одному из своих епископов, который похоронен в их земле, а землю с его могилы они продают малыми комочками размером с орех и утверждают, что можно изгнать эту нечисть из любой области, куда бы эту землю ни принесли[201]201
  В Германии многие легенды касаются крыс и способов избавления от них, но конкретно об этой легенде сведений не сохранилось.


[Закрыть].

В понедельник мы были в церкви Богоматери, чтобы посмотреть на торжественное бракосочетание некоей богатой, но безобразной девицы из города с приказчиком Фуггеров, венецианцем: мы там не увидели ни одной красивой женщины. Фуггеры, которые многочисленны и все очень богаты, занимают в этом городе все первейшие ряды. Мы видели также два зала в их доме: один высокий, большой, мощенный мрамором, другой низкий, со множеством древних и современных медалей, с маленькой комнаткой в самом конце. Это самые богатые помещения, какие я когда-либо видел. Мы видели также танцы в этой ассамблее: это были только аллеманды[202]202
  Аллеманды (фр. аllemandes) – досл. «немецкие»; старинные танцы на три такта.


[Закрыть]. Они то и дело прерывают их и возвращают дам обратно на их скамьи, обтянутые красным сукном и расставленные по бокам зала в два ряда: кавалеры тут не смешиваются с дамами. Сделав маленькую передышку, они возобновляют танцы, поцеловав себе руки[203]203
  В «Опытах», I, 43, Монтень выступает против обычая целовать себе руки перед приветствием: «Пусть они откажутся… от обычая целовать… свои пальцы перед тем, как сделать приветственный жест, – в старину такая церемония была в ходу лишь по отношению к принцам».


[Закрыть], а дамы их принимают, не целуя свои, потом, положив им руку под мышку, обнимают их и прижимаются щекой сбоку, а те кладут им правую руку на плечо. Они танцуют, поддерживая друг друга, без всяких головных уборов и не слишком богато одетые.

Мы видели и другие дома этих Фуггеров в других местах города, содержание и украшение которых обходятся им недешево: это летние дома для удовольствий и развлечения. В одном мы видели часы, в которых движителем является вода, служащая противовесом. А также два больших рыбных пруда, полных рыбы, накрытых кровлей, двадцати шагов в квадрате. Со всех четырех сторон у каждого пруда имеется много маленьких трубок, одни прямые, другие изогнутые кверху: через все эти трубки изливается вода, весьма приятно для глаз, через одни горизонтально, а из остальных бьют вверх на высоту одной пики. Между двумя прудами имеется пространство в десять шагов с дощатым настилом, и в досках этого настила имеется много маленьких, обрамленных медью дырочек, совершенно незаметных. И вот, когда дамы забавляются, любуясь, как играет эта рыба, остается лишь привести в действие некую скрытую пружину: внезапно через все эти дырочки бьют тонкие и упругие струйки воды на высоту человеческого роста, окатывая этой прохладой дамские исподние юбки вместе с ягодицами. В другом месте, где имеется трубка такого занятного фонтана, пока вы, да и кто угодно, смотрите на него, вам в лицо вдруг отовсюду брызжут тонкие струйки воды из маленьких неразличимых трубочек, и там есть вот эта латинская надпись: Quæsisti nugas, nugis gaudeto repertis[204]204
  «Ты искал развлечения, так вот оно – наслаждайся». Эти фонтаны-шутихи тогда вошли в моду, см. далее описание тех, которые Монтень видел при посещении знаменитых итальянских вилл.


[Закрыть]. Имеется там также вольер двадцати шагов в квадрате, двенадцати – пятнадцати футов высоты, закрытый со всех сторон латунной проволокой, весьма искусно завязанной и переплетенной; внутри десять – двенадцать пихт и фонтан; и все это полно птицами. Мы видели там польских голубей, которых тут называют индийскими, я видел таких и в других местах: они большие и у них клюв как у куропатки. Мы оценили также предусмотрительность садовника, который в ожидании возможной грозы или заморозков перенес в маленький сарайчик множество артишоков, капусты, латука, шпината, цикория и прочих растений, собранных будто для еды, и воткнул их стебли в определенную почву, надеясь сохранить их пригодными и свежими месяца два-три. И в самом деле, так у него была сотня ничуть не увядших артишоков, а если бы он просто срезал их, то этого хватило бы разве что на шесть недель. Мы видели также некий свинцовый, изогнутый и открытый с двух сторон инструмент с отверстиями. [Если], наполнив эту трубку водой, держать ее обоими отверстиями кверху, а потом резко и проворно перевернуть ее так, чтобы один конец набирал воду в наполненной ею посудине, то из другого она польется наружу: когда воде задано это истечение, она, дабы избежать пустоты, все время будет наполнять канал и беспрерывно вытекать[205]205
  Собственно, это описание сифона и принципа его действия.


[Закрыть]. Герб Фуггеров, который император Карл V пожаловал им, возведя их во дворянское звание, – это разбитый пополам щит, слева лазурная лилия на золотом поле, справа золотая лилия на лазурном поле[206]206
  См. выше, с. 116, прим. 1.


[Закрыть].

Мы пошли повидаться с людьми, сопровождавшими из Венеции к герцогу Саксонскому пару страусов: черного самца с красной шеей и сероватую самку, которая несет много яиц. Они ведут их пешком и говорят, что эти животины устают меньше, чем они сами, и вынуждены уворачиваться от всех их ударов, когда те затевают лягаться; но они держат их с помощью хомута и постромок, натянутых над птичьими ляжками и плечами, охватывая все тело, а также длинных поводьев, которыми они их останавливают или заставляют сворачивать по своему усмотрению.

Во вторник благодаря необычайной любезности городских властей нам показали окольные ворота, которые имеются в сказанном городе и через которые тут во всякое время ночи принимают хоть пешего, хоть конного, кто хочет войти, лишь бы сообщил свое имя и адрес, у кого он проживает в этом городе, или название городской гостиницы, которую ищет. Этим окольным входом ведают два верных человека, нанятых городом. Верховые платят за въезд два батца[207]207
  См. выше, с. 88, прим. 2.


[Закрыть], пешие проходят за один. Эти ворота, куда проникают снаружи, обиты железом, и сбоку у них имеется железная рукоятка с присоединенной цепью, за которую надо потянуть. Эта цепь по весьма долгому пути со многими поворотами сообщается с очень высоким помещением для привратников, где дергает колокольчик. Привратник со своей лежанки в одной рубашке тянет на себя другую рукоятку и открывает эту первую дверь, которая находится более чем в доброй сотне шагов от его караульни. Тот, кто входит, оказывается на крытом мосту над городским рвом длиной примерно сорок шагов, вдоль которого двигаются рычаги, открывшие эту первую дверь, и та вдруг захлопывается за спиной вошедших. Когда этот мост пройден, они оказываются на маленькой площадке, где говорят с первым привратником и называют свое имя и свой адрес. Выслушав это, привратник посредством колокольчика предупреждает своего напарника, который помещается этажом ниже, в большом помещении, и этот второй привратник с помощью пружины в галерее, прилегающей к его караульне, открывает в первом месте небольшой железный барьер, а потом с помощью большого колеса поднимает подъемный мост, притом что ничего этого нельзя заметить, потому что все движения происходят в толще стен и ворот, и вдруг все это с грохотом закрывается. Потом со своего поста открывает большую, весьма толстую дверь из дерева, усиленную многими железными пластинами. Пришелец, который на всем своем пути не видит никого, с кем можно было бы перемолвиться словом, оказывается запертым в некоем зале. После этого ему открывают другую, похожую дверь; он входит во второй зал, где имеется свет, и видит там медную плошку, которая свешивается вниз на цепочке; в нее-то он и кладет деньги, которые должен за проход. Эти деньги поднимаются вверх привратником: если тот недоволен [размером суммы], он оставляет его там томиться до завтрашнего дня; если же удовлетворен, то согласно заведенному обычаю таким же образом открывает еще бóльшую дверь, похожую на другие, которая неожиданно захлопывается сзади, стоит ему пройти; и вот он в городе. Это одно из самых хитроумных изобретений, что мне доводилось видеть. Английская королева нарочно отправила сюда своего посла, чтобы упросить городской совет раскрыть ей действие этого механизма: они говорят, что отказали ей в этом[208]208
  Это столь изобретательное устройство, секрет которого так и не смог узнать посол Елизаветы Английской, – знаменитый Einlass, сооруженный в 1514 году; позже его опишет также Монтескье в своем «Путешествии из Граца в Гаагу».


[Закрыть]. Под этим входом имеется большое подземелье, в котором можно укромно разместить пятьсот лошадей, чтобы получить помощь или отправить на войну втайне от большинства городского населения.

Уйдя оттуда, мы пошли осматривать церковь Святого Креста, которая весьма красива. Они там устраивают большой праздник в честь чуда, которое случилось более ста лет назад, когда одна женщина, не захотев проглотить тело нашего Господа[209]209
  То есть облатку во время причастия.


[Закрыть], вынула его изо рта, обмазала воском и положила в шкатулку, а когда исповедалась, то обнаружила, что все там превратилось в плоть, чему они приводили множество свидетельств, и это чудо описано во многих местах на латыни и на немецком. Они показывают под хрусталем этот воск с маленькой частицей плотской красноты. Эта церковь покрыта медью, как дом Фуггеров, и здесь это вовсе не большая редкость. К ней примыкает церковь лютеран, и они так же строятся и селятся возле своих церквей, как католические священники возле клуатров своих[210]210
  Клуатр – крытая, замкнутая, как правило, четырехугольная молитвенная галерея, обычно примыкающая к церкви, в том числе монастырской.


[Закрыть]. При вратах этой церкви они поместили образ Богородицы, держащей Иисуса Христа, среди других святых и детей и эти слова: Sinite parvulos venire ad me[211]211
  Фраза на латинском языке из Евангелия от Луки: «Пустите детей приходить ко мне» (Лк. 18:16).


[Закрыть] и т. д.

Имелся в нашей гостинице некий снаряд из железных деталей, который слуга опускал с высоты на дно весьма глубокого в двух местах колодца и приводил в движение неким инструментом, заставляя подниматься и опускаться одну за другой на два-три фута эти железные детали; они двигаются, погружаясь в воду в этом колодце и черпая ее своими плошками, выливают в свинцовый желоб, который направляет ее в кухни и повсюду, где в ней нуждаются. У них тут имеется и портомой, нанятый, чтобы срочно отстирывать вещи, которые запачкались в их стенах. Они подают паштеты, и большие и малые, в цветных глиняных посудинах, полностью по форме их корки; и мало проходит трапез, чтобы вам не предложили драже и горшочки с вареньем; хлеб тут самый превосходный, насколько возможно; вина у этого народа хорошие, чаще всего белые, но не из окрестностей Аугсбурга, их доставляют из мест в пяти-шести днях отсюда. Из ста флоринов, которые хозяева тратят на вино, республика требует себе шестьдесят и меньше половины с частного человека, который покупает его для собственного потребления. Еще у них во многих местах есть обычай класть благовония в комнатах и в печах.

Изначала город был весь цвинглианским. Но, с тех пор как сюда были призваны католики, место цвинглиан заняли лютеране; и в настоящее время католиков больше имеется во власти, хотя гораздо меньше в общем количестве населения. Г-н де Монтень посетил также иезуитов и нашел среди них весьма ученых.

В среду утром, 19 октября, мы там позавтракали. Г-н де Монтень весьма сетовал, что уезжает, потому что был всего в одном дне пути от Дуная, так и не увидев его, и от города Ульма, где тот протекает, и от места Зауэрбруннен с его водами в полудне пути оттуда[212]212
  Sauerbrunnen (в первых изданиях Керлона – Sourbronnen) значит «кислый источник»; в настоящее время близ Ульма нет водного курорта с таким названием.


[Закрыть]. Эта водолечебница находится в равнинной области, вода там прохладная, ее подогревают, чтобы пить и принимать ванны: от нее во рту некое покалывание, что делает ее приятной для питья, она пригодна при головных и желудочных болях; ванны замечательные, и, как нам рассказывали, там великолепно селят в весьма удобно устроенных гостиницах, как в Бадене; но уже быстро приближалась зимняя пора, да к тому же нам было совсем не по пути, пришлось бы снова пройти по своим следам, возвращаясь в Аугусту, а г-н де Монтень всегда избегал вновь проезжать одной и той же дорогой[213]213
  Монтень любил делать зигзаги, «лишь бы снова не попадать на тот же путь и не видеть дважды одно место». См. ниже, в Роверето.


[Закрыть]. Я оставил щиток с гербом г-на де Монтеня перед дверцей печки в комнате, где он проживал; это было очень хорошо нарисовано, и я заплатил два экю художнику и двадцать солей столяру[214]214
  Гербы рисовались на деревянных щитках, см. выше, с. 66, прим. 1.


[Закрыть]. Там протекает река Лех, Lycus. Мы проехали через очень красивую местность, которая родит много хлеба, и приехали на ночлег в

БРУК, пять лье, большая деревня с очень хорошим местоположением в герцогстве Баварском, католическая. Мы оттуда уехали на следующий день, в четверг, 20 октября, и после этого продолжали двигаться по большой хлебной равнине (поскольку в этом краю совсем не делают вина), а потом по лугам, тянувшимся насколько хватало глаз, и приехали к обеду в

МЮНХЕН, пять лье, большой город, размером примерно с Бордо, расположенный на реке Изар, Iser, главный в герцогстве Баварском, который они[215]215
  То есть курфюрсты Баварские.


[Закрыть] сделали своей столицей. Там имеется красивый замок и самые прекрасные конюшни, какие я когда-либо видел во Франции или в Италии, сводчатые, способные вместить две сотни лошадей[216]216
  Эта фраза – лишнее свидетельство того, что Монтень возвращался к тексту «Дневника» и вносил в него дополнения, потому что путешественники еще не ступили ногой в Италию.


[Закрыть]. Это очень католический город, многолюдный, красивый и торговый.

После дня, проведенного вне Аугусты, можно прикинуть расходы: четыре ливра в день на человека с лошадью и по меньшей мере сорок солей на пешего. Мы нашли занавеси в своих комнатах, но никаких балдахинов над кроватями, а впрочем, тут все довольно чисто; они подметают свои полы с древесными опилками, которые кипятят. По всей этой стране рубят репу и рапс с тем же усердием и проворством, как при молотьбе зерна: семь-восемь человек, взяв каждый в обе руки по тесаку, размеренно бьют ими в корытцах, действуя наподобие наших прессов[217]217
  Для винограда или маслин.


[Закрыть], а потом солят это на зиму, как и кочанную капусту. Оба эти корнеплода они выращивают не в огородах, а в полях, где сажают их во множестве и собирают урожай.

Их нынешний герцог женился на сестре г-на де Лоррена, и от этого брака у него двое уже подросших мальчиков и девочка. У него есть брат, они оба живут в одном городе[218]218
  Герцоги Вильгельм V и Фердинанд. Первый женился на Рене де Лоррен, от которой имел трех детей: Максимилиана (1573), Марию-Анну (1574, которая станет императрицей) и Филиппа (1576). Его брат вступил в неравный брак (1588) и положил начало ветви графов фон Варенбергов.


[Закрыть]; в тот день, когда мы там были, оба отправились на охоту с дамами и так далее. В пятницу утром мы уехали оттуда и сквозь леса сказанного герцога видели несметное количество каких-то рыжих животных, сбитых в стада, как овцы, и за один перегон прибыли в

КЁНИГСДОРФ[219]219
  Название Kœnigsdorf, предложенное В. Риттером, принято как наиболее вероятное; в первых изданиях Керлона было – Kinief; в копии Леде – Kiniestaf.


[Закрыть], захудалую деревушку, шесть лье, в сказанном герцогстве.

Часть 2, написанная рукой секретаря

– Кёнигсдорф – Миттенвальд – Зеефельд – Инсбрук – Халль – Инсбрук – Штерцинг – Бриксен – Кольманн – Больцано – Бранцолль – Тренто – Роверето – Торболе – Роверето – Боргетто – Воларне – Верона – Виченца – Падуя – Ка’ Фузина – Венеция – Ка’ Фузина – Падуя – Батталья – Ровиго – Феррара – Болонья – Лояно – Скарперия – Флоренция – Сиена – Буонконвенто – Ла Палья – Монтефьясконе – Рончильоне – Рим –

Иезуиты, которые крепко заправляют в этом краю, вызвали тут большое волнение и снискали народную ненависть за то, что понуждали священников прогнать своих сожительниц, угрожая им великими карами; а те жаловались, поскольку прежде к этому относились столь терпимо, что они пользовались этой поблажкой, как чем-то вполне законным, и теперь укоряли своего герцога[220]220
  Браки священников, вызывавшие споры еще в Средние века, долго оставались проблемой. О контроверзах с орденом иезуитов, обосновавшимся в Баварии примерно в середине XVI века, см. Анри Эстьен «Апология Геродота».


[Закрыть].

Именно тут нам подали первые яйца в Германии в рыбный день, а иначе [их подают] в салате, четвертинками. Равным же образом нам тут подали деревянные стаканы из маленьких клепок и, среди прочих, с серебряными обручами. Некая благородная барышня дворянского рода, оказавшаяся в этой деревне, отправила г-ну де Монтеню своего вина.

В субботу рано поутру мы оттуда уехали и, повстречав по правую руку реку Изар и большое озеро у подножия Баварских гор, за один час поднялись на небольшую гору[221]221
  Гора находится в Кессельбергском ущелье; река же – не Изар, а скорее его приток Лойзах, большое озеро – Кохельзее.


[Закрыть], наверху которой имеется надпись, гласящая, что герцог Баварский велел пробить тут скалу сто лет назад или около того, и по нетрудной, удобной и заботливо содержимой дороге устремились в самое чрево Альпийских гор, а хорошая тихая погода нам в этом сильно помогла.

Спустившись с этой невысокой горы, мы повстречали очень красивое озеро[222]222
  Вальхензее.


[Закрыть] длиной в одно гасконское лье и столько же в ширину, окруженное со всех сторон очень высокими и неприступными горами, и, по-прежнему следуя этой дорогой, иногда встречали у подножия гор маленькие равнины с очень приятными лугами, где имеются жилища, и за один перегон добрались на ночлег в

МИТТЕНВАЛЬД, маленькую деревушку герцога Баварского, довольно хорошо расположенную вдоль реки Изар. Там нам впервые в Германии подали каштаны, причем совсем спелые. В гостинице имеется парильня, где проезжие имеют обычай потеть за полтора батца. Я ходил туда, пока господа ужинали. Там было много немцев, которым ставили банки и отворяли кровь[223]223
  Судя по тому, что эти наблюдения остались в «Дневнике», Монтень, вероятно, сам послал слугу разузнать об этой парильне, по какой-то причине не сумев или не захотев посетить ее. Во всех прочих случаях, оставшись один, этот секретарь-камердинер ничего о своих впечатлениях не сообщает.


[Закрыть].

На следующее утро, в воскресенье, 23 октября, мы продолжили следовать по этой тропе меж двух гор и встретили на ней ворота и дом, которые закрывали проход[224]224
  Малый форт, закрывавший горный проход через теснину Шарниц, был разрушен французами в 1805 году.


[Закрыть]. Это был вход в страну Тироль, принадлежавшую герцогу Австрийскому: мы приехали к обеду в

ЗЕЕФЕЛЬД, маленький городок с аббатством, три лье, приятное местоположение; церковь довольно красива и знаменита одним чудом. В 1384 году некто из простолюдинов, именуемый держателем прилегающих земель,не желая удовлетвориться на праздник Пасхи обычной облаткой, потребовал себе бóльшую, но когда она очутилась у него во рту, земля под его ногами разверзлась, и он провалился туда по шею, успев ухватиться за угол алтаря; священник вынул эту облатку у него изо рта. Они до сих пор показывают эту расселину в полу, забранную железной решеткой, и алтарь, на котором остался отпечаток пальцев того человека и облатки, весь красноватый, как капли крови. Мы нашли там также одну недавнюю запись некоего тирольца на латыни, который подавился несколько дней назад кусочком мяса, застрявшим у него в глотке, так что он три дня не мог ни проглотить его, ни выплюнуть, но дал обет и пришел в эту церковь, где неожиданно исцелился.

Уехав оттуда, мы обнаружили на той высоте, где находились, красивые деревни, а потом, преодолев получасовой спуск, встретили у ее подножия красивое селение, весьма удачно расположенное, а над ним, на обрывистом утесе, который казался неприступным, красивый замок[225]225
  Фрагенштайн, сегодня в руинах.


[Закрыть], который господствует над этой спускающейся вниз узкой, вырубленной в скале дорогой. Ее ширина чуть меньше, чем нужно обычной повозке, какими пользуются во многих местах среди этих гор: возчики, которые по ней ездят, привыкли тут сужать обычные повозки по меньшей мере на фут.

Дальше мы обнаружили очень длинную долину, по ней течет река Инн, которая в Вене впадает в Дунай[226]226
  На самом деле Инн сливается с Дунаем в Пассау, между Инсбруком и Веной.


[Закрыть]. По латыни Инн называется Œnus. От Инсбрука до Вены пять-шесть дней водного пути. Эта долина показалась г-ну де Монтеню самым приятным пейзажем, который он когда-либо видел; она то сужалась, когда ее теснили горы, то расширялась с нашей стороны, слева от реки, достигая области, где возделывают и пашут землю прямо на склонах довольно отлогих гор, то открывая с другой стороны равнины, одна над другой в два-три этажа, и везде полно красивых дворянских усадеб и церквей. И все это замкнуто и ограждено со всех сторон горами бесконечной высоты.

На нашей стороне мы обнаружили на скалистой горе распятие в таком месте, куда ни одному человеку невозможно добраться без помощи спущенных сверху веревок[227]227
  Этот утес называется Мартинсвальд.


[Закрыть]. Говорят, что император Максимилиан, дед Карла V, отправившись на охоту, заблудился в этих горах и в знак избавления от опасности велел поставить там образ креста. Эта история изображена также в городе Аугусте, в зале стрелков из арбалета. Вечером мы приехали в

ИНСБРУК, три лье. Главный город графства Тироль, по-латыни Œnopontum. Это столица Фердинанда, эрцгерцога Австрийского[228]228
  Фердинанд Австрийский (1529–1595), граф Тирольский, второй сын императора Фердинанда I и племянник Карла V. «Инсбрук» по-немецки значит «Иннский мост», а Œnopontum – перевод этого названия на латынь.


[Закрыть]: очень красивый, маленький и очень хорошо построенный город в глубине этой долины, полной источников и ручьев, что является удобством, весьма обычным для городов Германии и Швейцарии, которые мы видели. Почти все дома построены здесь террасами.

Мы остановились в «Розе», очень хорошей гостинице: тут нам подавали оловянные тарелки. Что касается салфеток на французский лад, то мы их уже получили несколько дней назад. Вокруг постели имелись кое-какие занавеси, но, чтобы показать нрав этого народа, они были красивые и богатые, полотняные, определенного вида: открытые и искусно изрезанные, да к тому же короткие и узкие, в общем, никак не пригодные для того, как мы ими пользуемся; а балдахин маленький, всего в три пальца шириной, зато весь в кисточках. Мне для г-на де Монтеня дали постельное белье, на четыре пальца вокруг богато отделанное белым позументом. Как в большинстве других городов Германии, тут имеются люди, которые на улицах выкрикивают час и звонят. Повсюду, где мы были, у них принято подавать рыбу вперемешку с мясом; однако не наоборот, в рыбные дни они ее с мясом не мешают[229]229
  Монтень, большой любитель рыбы, как мы уже видели (см. выше, с. 77, прим. 2), не любил смешивать ее с мясом (см. «Опыты», III, 13).


[Закрыть], по крайней мере для нас. В понедельник мы оттуда уехали, следуя вдоль сказанной реки Инн по нашу левую руку, по этой красивой равнине; и приехали к обеду в

ХАЛЛЬ, два лье; мы совершили эту поездку исключительно ради того, чтобы увидеть этот город. Он невелик, как и Инсбрук, величиной с Либурн[230]230
  По поводу величины городов, а также разных мест, рамки сравнения отсылают часто к Гаскони, родине наших путешественников. Рейн, который, разливаясь, превращается в озеро Унтерзее, напоминает им Жиронду перед Бле; Кемптен сравнивался с Сент-Фуа-ла-Гранд, Мюнхен с Бордо, а здесь Зольбад Халль сравнивается с Либурном на Дордони, километрах в тридцати от Бордо. Несколько далее Монтень сравнит с Либурном также Больцано.


[Закрыть] или около того, на сказанной реке, которую мы переехали по мосту. Это там добывают соль, которой снабжается вся Германия; и каждую неделю делается девятьсот чушек по экю за штуку. У этих чушек объем в полмюи[231]231
  Мюи (muid) – винная бочка; в 1590 году, т. е. через десять лет после путешествия Монтеня, объем мюи по указу Гернриха IV, прежде варьировавшийся в зависимости от области, был установлен в 300 парижских пинт, это почти 280 литров; соответственно, бочка в полмюи (demi-muid) стала составлять 150 парижских пинт, около 140 литров.


[Закрыть] и почти такая же форма, потому что посудина, которая служит ей изложницей, и есть бочка. Все это принадлежит эрцгерцогу; но и издержки очень велики. Для варки этой соли я видел там больше дров, чем в любом другом месте, потому что под многими большими сковородами из листового железа величиной в добрых тридцать шагов по кругу они поддерживают огонь и кипятят в них соленую воду, которая приходит сюда с одной из соседних гор, с расстояния более двух больших лье, из нее-то и выпаривается их соль. Там имеется несколько красивых церквей, в частности церковь иезуитов, которую г-н де Монтень посетил, как сделал то же самое в Инсбруке; другие духовные лица тоже великолепно поселены и устроены.

После обеда мы вновь увидели этот берег реки, равно как и прекрасный замок[232]232
  Замок Амбрас, где Фердинанд Австрийский по преимуществу проживал и собрал там известную коллекцию произведений искусства.


[Закрыть], где находился эрцгерцог Фердинанд Австрийский, которому г-н де Монтень хотел облобызать руки и заехал туда утром, но обнаружил, что тот занят в совете, о чем ему сказал некий граф. После обеда мы снова туда зашли и нашли его в саду, по крайней мере, подумали, что мельком видели его там. Однако те, кто пошли сообщить ему, что господа здесь по случаю, передали им, что он-де просит его извинить, но на следующий день это будет ему удобнее; хотя, если они имеют надобность в его благорасположении, им стоит послушаться какого-то графа-миланца. Эта холодность в сочетании с тем, что им позволили всего лишь увидеть замок, немного покоробила г-на де Монтеня; а поскольку он в тот же день пожаловался на это какому-то офицеру свиты, тот ему ответил, что, как сказал ему этот принц, у него нет никакой охоты видеться с французами и что французский королевский дом является врагом его собственного[233]233
  Честно говоря, монархи Франции и Австрии вовсе не были тогда в состоянии войны. По мнению П. Мишеля, «подлинная причина холодности Фердинанда не имела отношения к политике: просто французская почта отказывалась возместить ему убыток от потери изумруда большой ценности».


[Закрыть]. Мы вернулись в

ИНСБРУК, два лье. Там мы увидели в одной церкви восемнадцать бронзовых изваяний принцев и принцесс Австрийского дома[234]234
  В Хофкирхе находится мавзолей императора Максимилиана с изображениями представителей рода Габсбургов.


[Закрыть].

Мы побывали также на торжественном ужине кардинала Австрийского и маркиза Бургау, отпрысков сказанного эрцгерцога и его сожительницы, купеческой дочки из Аугусты, которая родила ему этих двух сыновей, а не других, он и женился-то на ней ради того, чтобы их узаконить[235]235
  Старший, Андреас (1557–1600), был кардиналом с 1576 года; младший, Карл (1560–1618), был маркизом фон Бургау. Их мать, Филиппина Вельзер, принадлежала к очень богатой купеческой семье из Аугсбурга.


[Закрыть]; и в том же году эта его жена умерла. Весь двор все еще в трауре по ней. Их прием был почти как у наших принцев; и зал, и навесы, и стулья обтянуты черным. Кардинал старший, и думаю, что ему нет еще двадцати лет.

Маркиз пьет вино только из закупоренных бутылок, а кардинал – сильно разбавленное. Они тут совсем не пользуются закрытыми блюдами[236]236
  Здесь nef – блюдо с крышкой для подачи кушаний принцам, чтобы избежать попыток отравления; см. выше, с. 114, прим. 1.


[Закрыть], а только открытыми и подают мясо по-нашему. Когда они рассаживаются за столом, получается немного длинновато, и все подходы к нему загромождены яствами; кардинал сидит в его главе, а у них это всегда с правой стороны.

Мы видели в этом дворце игру в мяч и довольно красивый сад. Этот эрцгерцог – большой строитель, знаток архитектуры и подобных удобств. Мы видели у него десять – двенадцать пушек, стреляющих ядрами с большое гусиное яйцо, поставленных на раззолоченные и изукрашенные, насколько возможно, колеса, да и сами орудия тоже были раззолоченными. Они всего лишь из дерева, но их ствол покрыт металлическими пластинами, и жерло внутри тоже все обито тем же листом. Такую пушку может нести за горловину всего один человек и стрелять из нее хоть и не слишком часто, но столь же большими зарядами, как из литых орудий.

Мы видели в полях при его замке двух быков необычайной величины, серых, с белой головой, которых ему подарил герцог Феррарский, потому что этот герцог женат на одной из его сестер, на другой герцог Флорентийский, а Мантуанский на третьей[237]237
  Барба, жена Альфонса II д’Эсте, герцога Феррарского; Иоанна, жена Франческо I Медичи; Элеонора, жена Гульельмо Гонзага, герцога Мантуанского. Большие серые быки перестанут удивлять путешественников в Италии, где их разводили во множестве; см. ниже, этап между Баттальей и Ровиго.


[Закрыть]. В Халле раньше были три сестры, которых называли тремя королевами[238]238
  Маргарита, Елена, а также Магдалена – халльская аббатиса, единственная, кто еще была еще жива в 1580 году.


[Закрыть], потому что дочерей императора удостаивают такого титула, как других называют графинями или герцогинями из-за их земельных владений; и именуют их по королевствам, которыми владеет император. Из этих троих две уже мертвы; третья еще жива, но с ней г-н де Монтень не смог повидаться. Она затворница, как монахиня, и приняла там и разместила иезуитов.

Утверждают, что сказанный эрцгерцог не может оставить свои владения собственным детям и что они вернутся к преемникам Империи, однако так и не смогли растолковать причину, говорят только о его супруге, дескать, она была не совсем подобающего происхождения для женитьбы на ней, и каждый твердит, что хоть она и была законной, но вот ее дети ^—непохоже. Тем не менее у него имеется большая куча звонкой монеты, чтобы им оставить.