Текст книги "Дочь Клеопатры"

И вот учитель Веррий широко улыбнулся.

– Последний вопрос.

Я посмотрела на Тиберия, решительно выпятившего губы.

– Кто еще, кроме Софокла, – начал учитель, – написал пьесу под названием «Антигона»?

– Еврипид! – воскликнула я.

Тиберий откинулся на стуле, признавая поражение, и, глядя на меня со смешанными чувствами уважения и ревности, наконец произнес:

– Вот и появился у нашего учителя еще один достойный ученик.

Учитель подошел к моему столу и торжественно протянул мне свиток.

– Это тебе. «Антигона» Софокла.

Я подняла глаза.

– Насовсем?

– Разумеется. А как же иначе?

Я поблагодарила, мы положили фишки обратно на стол учителя, и тот отпустил нас небрежным движением руки.

– Отправляйтесь на Марсово поле, заниматься.

– Откуда ты столько знаешь? – повернулся ко мне Марцелл.

– Она только и делает, что читает да рисует, – как бы вскользь бросил Александр, но я расслышала в его голосе настоящую гордость.

– Ну, так ты быстро накопишь личную библиотеку, – предсказала Юлия. – Наконец-то нашелся кто-то, кто поставит Тиберия на место.

Тот сердито стиснул зубы, но промолчал. На улице нас уже ожидала Галлия, прикрывшись от нестерпимого зноя кожаным зонтиком.

– Ну как все прошло, госпожа Селена? Господин Александр?

При виде моего свитка она ухмыльнулась.

– Я знала, учитель Веррий будет рад такой ученице! Дай угадаю: ты вырвала награду прямо из рук Тиберия?

Приемыш Цезаря пожал плечами.

– Она достойный противник. Не то что другие пустышки, которые зря занимают чьи-то места. Ладно, посмотрим, что будет, когда дело дойдет до Саллюстия.

Я повернулась к Галлии.

– Кто это?

Тиберий расплылся в довольной улыбке.

– Кто такой Саллюстий? – переспросил он. – Всего лишь величайший из римских военных историков. Ты что, не читала «О югуртинской войне»? Или «О заговоре Катилины»?

– Кому нужны эти нудные сочинения, кроме тебя? – фыркнул Марцелл.

Галлия предупредительно кашлянула, предлагая окончить спор.

– Идемте лучше на Марсово поле.

– Хорошо, если доберемся, – проворчала Юлия. – Вы посмотрите, сколько людей. Они же везде.

Шел второй день триумфа. Мимо Форума только что прошествовал парад, поглазеть на который собрались тысячи зрителей. Ребятишки бегали взапуски между колоннами. Мамаши громко бранились, а отцы хохотали. В отличие от Александрии, по здешним улицам не гулял приморский бриз, поэтому в воздухе висел запах фимиама из храма Венеры Родительницы вперемешку с ароматом ofellae, круглых лепешек с расплавленным сыром. В толпе можно было увидеть людей со всех концов света. Германцы и галлы выделялись среди них высоким ростом и волосами соломенного оттенка. Темнокожие женщины из южных областей Египта, покачивая цветными корзинами на головах, проворно сновали между группами пьяных зевак и ассирийскими лавочниками.

– Сюда, – позвала Галлия, откинув от лица пряди, выбившиеся из длинной косы.

Солнце вошло в зенит, и раскаленные камни мостовой прожигали нам ноги даже сквозь кожаные сандалии.

– И чем мы будем сейчас заниматься? – обратилась я к Юлии.

Та презрительно фыркнула.

– Не мы, а только мужчины. Пока они скачут на лошадях и машут мечами, нам положено тихо сидеть за прялками вместе с Ливией. С нами еще будут Галлия, Випсания и Октавия с дочками.

– Но я не умею прясть!

– Совсем?

– Совсем!

– Чем же ты занималась, пока упражнялся твой брат?

– Плавала вместе с ним.

– В реке? – воскликнула девушка.

– Нет. В бассейнах. Да и кто станет прясть по доброй воле?

– Никто, – помрачнела она. – Но Ливии кажется, что это занятие прививает нам надлежащую скромность.

– А может, мне лучше порисовать? – пролепетала я, посмотрев на кожаную сумку с альбомом, висевшую на боку, и на свиток учителя Веррия.

– Ну нет, – предостерегла Юлия. – Она тебя выучит прясть, даже если придется руки стереть до кровавых мозолей. – И вздохнула, подняв глаза. – Пришли.

Александр изумленно переглянулся со мной. Сотни построек теснились на горизонте, борясь за пространство за стенами Рима. Мраморные бани лепились к бетонным стенам театров, гигантские арки состязались в заметности с шумными форумами.

– Ты когда-нибудь видела столько зданий? – спросил мой брат.

– Собранных в одном месте – никогда, – неодобрительно проронила я.

Лавки и заведения громоздились вокруг нас самым нелепым образом, совершенно не соответствуя друг другу ни назначением, ни внешним видом. Из душной кирпичной лавки мог высунуться пекарь и зазывать желающих на свиное вымя с крабовым пирогом, а на блестящей мраморной лестнице бани торговали вразнос египетским льном и ароматическими маслами.

Марцелл указал на поле, усеянное обломками колонн и брошенными строительными тачками.

– Вот здесь будет Пантеон Агриппы.

– Святилище? Прямо здесь? – уточнила я, и он рассмеялся.

– Пока не похоже, но знаешь, когда архитекторы моей матери приложат руку…

Между тем я искала глазами храм Исиды, но как его различить среди этого хаоса?

– А как насчет египетских богов? – спросила я.

– Святилище в нескольких улицах отсюда, – с готовностью отозвался Марцелл. – Хочешь посмотреть?

– Ни в коем случае! – сурово вмешалась Галлия, грозно взглянув на меня. – Цезарь будет ждать.

– Но это же по пути, – возразил юноша.

– Лупанарий тоже, – сердито бросила рабыня. – Может, еще и туда наведаться?

– Знаете, я ни разу в жизни не видел храма Исиды, – внезапно вмешался Тиберий, и все обернулись к нему. – Думаю, надо пойти.

– Видишь? – обрадовался Марцелл. – Даже он согласен. Это только на минутку, – пообещал он. – Александр и Селена могли бы разъяснить значение непонятных росписей.

– Да, и еще эти маски, – вставила Юлия. – Разве тебе самой никогда не хотелось заглянуть внутрь?

Нас было пятеро против одной. Галлия покосилась на стражей.

– О них не беспокойся, – заверил Марцелл. – Не расскажут.

– Правда? – спросила я. – Откуда ты знаешь?

Он усмехнулся, глядя мне прямо в глаза.

– Поверь на слово.

Тогда наша спутница вопросительно посмотрела на Тиберия. Если кто и помчался бы жаловаться Октавиану, то это он.

– Мне хочется в храм, – просто сказал юноша. – Никто ничего не узнает. В случае чего свалим все на Селену. Скажем, будто царевна пыталась бежать. Получится очень правдоподобно, – прибавил он с хитрецой.

Заметив мое беспокойство, Марцелл перебил его:

– Идем.

Мы бодро миновали несколько оживленных улиц. Я силилась не выдать нарастающего возбуждения. Пусть Юба злится, пусть Галлия что-то подозревает – у меня непременно получится поговорить с верховным жрецом Исиды и Сераписа.

– Думаешь, это удачная мысль? – тихо спросил мой брат по-парфянски.

– Конечно удачная.

– Если Октавиан дознается, храм вообще могут снести.

– Но мы должны пообщаться с верховным жрецом, Александр. Если уж он не поможет вернуться в Египет, тогда я не знаю, кому это вообще под силу.

– Что? – громко воскликнул брат. – Ты с ума сошла!

Марцелл и Юлия обернулись в нашу сторону, и ему пришлось понизить голос:

– Ничего не выйдет. Даже не думай. Достаточно ты уже натворила.

– Ради тебя!

Он поморщился.

– Хочешь вернуться домой или нет?

– Хочу. Я ведь законный царь Египта.

– Мы оба слышали, что сказал тогда Октавиан. Меня он готов выдать замуж, а тебя оставить в живых до тех пор, пока это будет выглядеть жестом милосердия.

– Он… он еще передумает.

– А вдруг нет? Разве нам помешает запасной план?

До нас уже доносился запах ароматной смолы кифи, наполнявший александрийские храмы.

– Лучше рискнуть жизнью ради побега, – решительно продолжала я, – чем сложа руки ждать, пока тебя не отправят вслед за Антиллом и Цезарионом.

Брат промолчал. Только замедлил шаги, когда мы приблизились к лестнице храма. На ступенях группа военных окружила какую-то молодую пару.

– Хозяин, нас это не касается! – поспешила воскликнуть Галлия.

– Почему? – возразил Марцелл. – Это же просто кучка солдат. Наверное, гонят взашей попрошаек.

Он принялся расталкивать собравшихся зевак, чтобы посмотреть поближе.

– Не лезь! – рявкнул ему вслед Тиберий.

– Хозяин, не вмешивайтесь!

– Что происходит? – властно осведомился Марцелл.

Седой центурион из оцепления внимательно посмотрел на него.

– Кто вы такие?

– Я – сын Цезаря, – гордо провозгласил Тиберий.

Центурион покосился на стражников Октавиана, замерших за нашими спинами.

– Что вам здесь нужно?

– Не ваше дело! – отрезал Тиберий.

– Кто эта женщина? – спросил Марцелл.

Центурион прищурился.

– Рабыня. Заявляет, будто бы их вместе с мужем освободили. – При этих словах он подбросил в руке мешочек из кожи. Внутри зазвенели монеты. – Где-то украли. Это, наверное, из каравана…

– Который на прошлой неделе был ограблен по дороге к храму Сатурна? – закончил вместо него Тиберий.

Центурион ухмыльнулся.

– Вот именно.

– И что же, она напала на караван? – усмехнулся Марцелл.

Несчастная представляла собой поистине жалкое зрелище. Разодранная туника, рваные сандалии… Центурион прокашлялся.

– Не она, значит, он. К тому же есть подозрение, что они как-то связаны с этим мятежником, которого плебс называет Красным Орлом.

– Можно? – сказал Марцелл, протянув руку за кошельком.

– Что ты делаешь? – зашипела Юлия. – Накличешь на всех неприятности!

Помедлив, центурион передал ему золото.

Юноша с притворным вниманием уставился на кожу – и вдруг заявил:

– Она не врет. Это их деньги.

Солдаты начали возмущаться, однако Марцелл повысил голос:

– Кошелек из дома Октавии.

Центурион напрягся:

– Лучше взгляните внимательнее и вы поймете, что ошибаетесь.

– Нет, не ошибаюсь.

– Хотите сказать, – негодующе начал центурион, – что сестра Цезаря просто так раздает свои деньги?

– Она – нет. А я раздаю.

Солдат посмотрел на Галлию, побледневшую как полотно, потом на Тиберия, притихшего из осторожности, и неожиданно махнул рукой.

– Хорошо. Нам же меньше работы. Отпустить их, – объявил он с важным видом.

Мужчина и женщина бросились благодарить своего спасителя, но тот лишь насильно сунул им в руки мешок с деньгами.

– Скорее убирайтесь отсюда.

Солдаты растворились в толпе. Правда, я успела заметить, как перед уходом центурион подозрительно обернулся. Мы вчетвером уставились на Марцелла. Думаю, и стражи за нашими спинами недоуменно переглянулись. Первым нарушил тишину Тиберий:

– Отлично. Может, заглянем в Карцер и выпустим узников?

– Это было ужасно глупо, – скривилась Юлия. – Кому интересно, что станется с парочкой беглых рабов? Они же воры.

– Нет. Они муж и жена, которые просто хотят быть свободными, – возразила я, и светлые очи Марцелла устремились в мою сторону. – По-моему, это очень добрый поступок.

Девушка посмотрела на нас обоих, рассерженно бросила:

– Так мы идем или нет? – И зашагала дальше по лестнице.

Марцелл улыбнулся мне и беззвучно, одними губами произнес:

– Спасибо.

– Только недолго, – предупредила Галлия. – Осмотримся – и на Марсово поле. Цезарь ждет.

Мы поспешили вверх по ступеням за Юлией. Проходя через арку, я поморгала, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Святилище в точности повторяло александрийский храм. Прохладные стены были украшены знакомыми росписями с изображением Исиды и Сераписа. Бритоголовые жрецы в длинных льняных одеяниях курили ладан. Напротив нас блистала сапфировыми очами статуя Матери-богини в золотом ожерелье.

Марцелл приглушенно присвистнул.

Из сумрака тотчас возник высокий мужчина.

– Добро пожаловать домой, – произнес он, и я заметила, как Галлия напряглась.

– Верховный жрец, – шепнул мой брат по-парфянски. – Тот самый?

Я молча кивнула.

– Царевич Александр, царевна Селена. – Мужчина приветственно развел руками, словно хотел заключить нас в объятия. – Вижу, с вами высокочтимые гости?

– Кажется, он вас узнал? – с нажимом спросил Тиберий.

– Наверное, успел разглядеть во время триумфа, – ровным голосом отозвался мой брат.

– Вы пришли посмотреть на Исиду и Сераписа? – продолжал жрец.

– Да, – ответила я, и он улыбнулся.

В самом деле, все грандиозные изваяния из мрамора с розовыми прожилками были привезены из Египта. Даже скульптуры в купальне, вероятнее всего, создала рука моего соотечественника.

– Шепсит, – позвал верховный жрец, щелкнув пальцами, и рядом с ним появилась молодая женщина, – проведи наших новых друзей по храму.

Служительница послушно склонила голову.

– А ты разве не идешь? – окликнул меня Марцелл, когда все двинулись вслед за ней.

– Я вас догоню. Только принесу жертву.

На его лице отразилось замешательство. Но тут Юлия взяла своего спутника под руку и увела прочь. Жрец посмотрел на меня сверху вниз.

– Читала мою записку?

– Да. Поэтому я здесь.

– Значит, ты уже понимаешь, какую судьбу уготовил вам Цезарь, – продолжал он предостерегающим тоном, провожая меня в крохотную комнату, спрятанную за занавесом из бус. Тут было тесно от сундуков и корзин. Я постаралась отогнать воспоминания о похожих сундуках, некогда украшавших наш дворец в Александрии. – Как по-твоему, сколько должно пройти времени, прежде чем Цезарь надумает избавиться от последних отпрысков Клеопатры?

– Я… я не знаю. Поэтому и пришла. За помощью.

Он улыбнулся.

– Хочешь вернуться в Египет?

– Если наши жизни в опасности.

– Конечно в опасности! – Он придвинулся ближе. – Что стало с твоим отцом? Твоей матерью? Братьями? Где теперь александрийские жрецы Исиды и Сераписа?

– Мертвы, – прошептала я, вжимаясь спиной в мраморную стену.

– Верно. – Мужчина остановился. – Но я помогу вам бежать.

Я покосилась на занавеску из бус.

– В Египет?

– Или в Индию. Куда пожелаете.

– А как же римские воины?

– Я знаю людей, которые примут вас под защиту.

– Навсегда?

– Пока твой брат не войдет в нужный возраст, чтобы собрать свою армию и бросить вызов Цезарю.

– Отец проиграл ему, а у отца была половина римских легионов! Почему вы уверены, что у брата получится?

Глаза верховного жреца превратились в узкие щелки.

– Может, и не получится. Может, в первой же битве он будет разбит вместе со всеми воинами. Как полагаешь, а что будет, если Александр останется здесь?

– Октавиан пощадил сыновей отца от Фульвии. У меня есть старшие братья…

– Да, но не дети царицы Египта!

Повисла тяжелая пауза. Мы уставились друг на друга. Даже сквозь напоенный ладаном воздух я чувствовала его зловонное дыхание. Так пахнут люди с прогнившими зубами.

– Тебе дорога твоя жизнь?

– Разумеется.

– Тогда остается одно – бежать.

Я пристально изучала его лицо.

– И кто нам поможет?

Протянув руку, он провел костлявым пальцем по моему ожерелью.

– Люди сделают что угодно за хорошую цену.

Эти камни могли прокормить его до скончания дней. Но как же можно отдать материнский подарок?

– А если я откажусь платить?

Верховный жрец схватил меня за локоть.

– Все мы платим.

– Убери руки!

– Давай сюда жемчуг! – прошипел он. – И навсегда забудешь о Риме.

– Отойди от нее!

Занавеска раздвинулась, и перед нами возник Марцелл, а с ним – четыре охранника с каменным выражением на лицах. Жрец отпустил мою руку и вежливо улыбнулся.

– Ну как, понравилось в храме?

Марцелл посмотрел на меня.

– Он тебе сделал больно?

– Нет.

– Вообще-то, – проговорил племянник Октавиана, выдержав пристальный взгляд жреца, – Исида не так уж любима в Риме, чтобы ее священники могли безнаказанно оскорблять гостей Цезаря.

Тот улыбнулся еще шире.

– Ах, значит, это гостья?

– Да, – с нажимом ответил Марцелл и, взяв меня за руку, вывел из комнаты.

– Не забывай о моих словах, – недобро промолвил жрец на прощание. – Покровительство Исиды стоит и большего.

На внешнем дворе служительницы трясли золотыми систрами[20]20
  Систр – музыкальный инструмент, обязательный атрибут поклонения Исиде.


[Закрыть], но у меня в голове звучал только голос Юбы.

– Что это было, тонкости вашего жертвоприношения? – ехидно поинтересовалась Юлия, когда мы дошли до ступеней.

Брат смерил меня сердитым взглядом и сам ответил:

– Не будем об этом.

– Такое могло случиться с кем угодно, – рассудил Марцелл. – Если на шее роскошная добыча. Не существует богини, жрецы которой не отличались бы алчностью.

Я попыталась выдавить из себя улыбку.

– Вот, – произнес он с сочувствием и предложил мне льняной платок.

Вытирая глаза, я вдохнула запах… Теперь мне хотелось лишь одного – выплакаться у него на плече. Но рядом стояла Юлия. И Тиберий.

– Видите, что бывает, когда заходишь в незнакомые места, – наставительно проговорила Галлия.

– А мне понравилось, – наперекор ей бросила Юлия.

– Что именно? Мужчины, одетые как шакалы? – заметил Тиберий.

– Можно подумать, ты сам не заглядывался на женщин, – огрызнулась она.

Юноша слегка покраснел. К счастью, о происшествии больше никто не упоминал, а когда перед нами возникло Марсово поле, даже брат перестал на меня сердиться и громко воскликнул:

– Вы только посмотрите!

Перед нами раскинулись сотни акров долины, окаймленных водами Тибра на западе и склонами Квиринала на востоке. Тут размещались лошади, дорожки для скачек, для марафонцев, и ровные зеленые поля, где сотни солдат упражнялись в кулачном бою, в рукопашной борьбе, в играх с кожаным мячом. Блестящие от пота мужчины с разбега бросались в Тибр, чтобы охладиться, и я подумала: «Какие храбрецы. Неужели они не боятся крокодилов?»

– Что это за постройки? – спросил Александр, указывая на здания с куполами, разбросанные по равнинам.

– Конюшни, – ответил Марцелл. – Здесь богачи содержат своих лошадей. Внутри есть и бани, где можно помыться и переодеться. Вон там, – прибавил он, ткнув пальцем в сооружение у реки, – конюшни моего дяди.

Октавия с Ливией уже дожидались нас под сенью портика, сидя за прялками в окружении младших детей. Тония и Антония покорно следовали наставлениям матери, а Друз и Випсания беспрестанно хихикали. Октавиан, Агриппа и Юба стояли в коротких подпоясанных туниках, в сандалиях, кожаные ремни которых перекрещивались на мускулистых лодыжках. Из всех троих только Цезарь надел широкополую шляпу, спасаясь от наступающего дневного зноя.

– Александр, – начал Агриппа вместо приветствия, – ты знаток лошадей, поэтому на сегодня назначены скачки. Иди переодевайся, Марцелл и Тиберий покажут тебе, где выдают туники, а заодно найдут подходящий меч.

Брат посмотрел в мою сторону.

– А как же Селена?

– Твоя сестра превосходно проведет время за прялкой, – ответил Юба.

– Да она не знает, что это такое.

– Чтобы девушка и не умела прясть? – возмутилась Ливия.

– Она дочь царицы, – резко возразила Октавия. – Мать обучала ее языкам, а не труду прислуги.

– Лучше бы Клеопатра привила ей приличные манеры. А то еще кончит жизнь, обнимаясь с коброй.

Александр так и вскинулся, но Марцелл выступил вперед.

– Пойдем уже.

Брат обернулся. Я храбро кивнула и улыбнулась.

– Иди. Скачки не могут ждать. – А когда мужчины ушли, обратилась к Октавии: – Если позволите, я предпочту заниматься чтением. Или порисовать…

Тут Ливия рявкнула:

– Ты будешь делать то, что и все остальные! Пришлось мне сесть между Юлией и Октавией. Девушка тут же шепнула:

– С ней лучше не спорить.

– Почему же? – Голос Октавии прозвучал словно гром среди ясного неба, и дочери уставились на нее широко раскрытыми глазами, а семилетняя Випсания громко ахнула. – Нет смысла учить Селену ткать или прясть. Где она сможет использовать эти навыки?

– В семейной жизни, – сердито сказала ее невестка.

– Сегодня осталось мало мужчин, предпочитающих домотканые туники. Вряд ли ее супруг окажется одним из них. Не вижу причин, почему бы царевне не заняться рисованием.

Ливия уронила на колени деревянный челнок.

– Да? Малевать дурацкие здания и расписные урны? Ради чего?

– Ну, если все непременно должно иметь какой-то смысл, может, Витрувий возьмется учить ее архитектуре.

Супруга Цезаря подалась вперед.

– Архитектуре? Девчонку?

– А что?

– Твой брат никогда на это не согласится, – пригрозила Ливия.

Впрочем, она почему-то странно притихла, когда появились Октавиан с Агриппой и Юбой.

Я торопливо достала рисунки, ловя на себе восхищенные взгляды Юлии. Должно быть, она не могла взять в толк, с чего вдруг Октавия бросилась на мою защиту. А я, по-моему, догадалась. Это была неплохая возможность позлить недалекую и ревнивую женщину, которую навязал ей в родственницы Октавиан.

Когда подошли Александр, Марцелл и Тиберий, я не проронила ни слова. Даже услышав, как приемыш Цезаря хвастливо пообещал научить моего брата скакать на лошади. Потом молодые люди опять удалились, и между нами повисла гнетущая тишина. До полудня все точно воды в рот набрали. Один раз я подняла глаза и хотела что-то сказать Юлии, но та угрюмо повела головой из стороны в сторону.

Наконец невдалеке показались Марцелл с Александром, скакавшие впереди остальных, и дочка Цезаря поднялась.

– Возвращаются!

– Сядь на место, – велела ей Ливия.

Октавия одарила племянницу сочувственным взглядом.

Александр первым подъехал к самому краю портика и спешился, сияя от гордости. За ним подоспел Марцелл, заявивший:

– Знаешь, твой брат отлично ездит верхом.

Уже потом появились прочие.

– Где вы были? – спросила я.

– На учебных дорожках со столбиками, которые нужно объезжать. Селена, я даже в Александрии так не веселился!

– Неужто в Риме есть что-то лучшее, нежели в Александрии? – съехидничал Юба, ловко соскальзывая с коня.

Шагающий в нашу сторону Октавиан улыбнулся шутке и совершенно будничным тоном заметил:

– Да, наездник он превосходный. Сильнее Марцелла, а то и соперник Тиберию.

Последний сейчас же вскинулся:

– Подумаешь! Разве он что-нибудь смыслит в военной тактике? Ты сам говорил: тому, кто не освоил Саллюстия, нечего и влезать на коня.

– Ну, это всегда можно исправить, – вполголоса проговорил Агриппа.

Тиберий наигранно расхохотался.

– По-вашему, он когда-нибудь сравнится со мной и в знаниях?

Полководец задумчиво посмотрел на Александра.

– Как знать.

Юба опустил руку Тиберию на плечо.

– Пойдем окунемся в Тибре, – предложил он. – Какая разница, кто нынче был первым.

– Не вздумай! – вскочила я.

Мужчины повернулись, но мне было не до их недоумевающих взглядов.

– Разве можно бросаться в незнакомую реку?

Нумидиец весело рассмеялся.

– Действительно, вдруг на дне обитают морские змеи?

– При чем тут змеи, – отмахнулась я. – А крокодилы?

– Сожалею, царевна, что именно мне приходится говорить вам это, – промолвил Юба с ухмылкой, – но в Тибре не водится ни одного крокодила.

Я вопросительно посмотрела на Тиберия, и тот ответил высокомерной улыбкой.

– Видимо, даже ты не знаешь всего на свете.

Октавиан и Агриппа ушли за ними, а я вернулась на место.

– Не обращай на него внимания, – предложила Юлия.

– Да, но куда подевались крокодилы? Вы что, всех убили?

– А их тут и не было, – пояснила Октавия, опуская веретено. – Только рыбы, но они безобидные.

Интересно, каково это – плавать в речке? Я задумалась, а когда Марцелл с Александром разоблачились до исподних повязок, спросила Октавию:

– Мы тоже поплаваем?

– Что? В набедренных повязках? – возмутилась Ливия.

– И еще в нагрудных, – предложила я.

Випсания хихикнула в кулачок.

– В таком случае ты могла бы нагой проехать во время триумфа, – вставила жена Цезаря.

– До этого чуть не дошло, – едко напомнила ей Октавия.

Ливия подалась вперед и впилась в меня взглядом.

– Мой отец покончил с собой по вине твоего отца. И вот твой отец сам убивает себя из-за моего мужа. Мир тесен, не правда ли? Представляю, как твоя мать, собираясь в Рим, воображала себя нашей будущей царицей, желала примерить корону в Сенате. Но римлянам не по нраву женщины, которые разрисовывают лица, наряжаются в нитки бус или плавают в речках. Мы никогда не примем малолетнюю александрийскую шлюшку, мечтающую занять место матери. Я знаю, чего ты хочешь, – со злобой продолжала она. – Чтобы мой муж отослал тебя обратно в Египет. Скорее грек рассчитается с долгами в календы, нежели это случится!

В Риме календами называли первое число каждого месяца; греки не знали подобного дня.

Ливия договорила и откинулась на сиденье. Октавия улыбнулась.

– Очаровательно, как всегда. Лишний раз убеждаюсь, что брат не ошибся, когда выбирал супругу.

Я осмелилась посмотреть на Юлию, но та неотрывно глядела на прялку перед собой. Мы еще целый час работали молча, покуда мужчины развлекались в реке. Постепенно жара стала невыносимой даже в тени, но и тогда мы не тронулись с места. Октавия вытирала пот со лба белой льняной тряпицей. Волосы Юлии слиплись. Представив себе, как брат рассекает прохладные воды Тибра, я ощутила нарастающий гнев. Мама всегда предлагала нам равные возможности. Александра пускали плавать – значит, и я могла. Он учился в Мусейоне – я была рядом. Впервые в жизни единственной причиной запрета стал мой пол.

Наконец мужчины вернулись. Брату хватило ума не выглядеть чересчур довольным. Увидев, как мы изнываем от зноя, он с беспокойством спросил:

– Ну, как порисовала?

– Жарко, – отрезала я по-парфянски. – А ты как поплавал?

– Хорошо.

– Не сомневаюсь, – нахмурилась я. – Все лучше, чем сидеть с этой горгоной.

– Прости, – смутился он. – В следующий раз откажусь…

– Да при чем здесь это, – капризно сказала я.

– Совершенно тебя замучила? – спросил Александр, покосившись на Ливию.

– Хорошо еще, что мы с ней не живем.

Брат передернулся.

– Ладно, идем. – И протянул мне руку. – Галлия всех проводит в Большой цирк.

– Наверное, нам придется стоять на улице и заглядывать через арки?

Александр усмехнулся.

– Марцелл говорил, проход разрешен для всех.

– Видимо, деньги женщин ничем не хуже мужских.

Когда брат ушел на конюшни сменить одежду, Юлия приблизилась ко мне. Все это время она пыталась следить за нашим разговором.

– Слушай, сколько языков ты знаешь?

– Четыре. И еще чуть-чуть по-еврейски.

– Как ты их изучала?

– Впитала, пока росла. Так же как ты – латынь.

– А в школе?

– Шесть дней в неделю.

Юлия призадумалась и тихо произнесла:

– Иногда я пытаюсь представить, что было бы, если бы битву при Акции выиграл твой отец.

– Наверное, тебя бы тогда убили, – честно сказала я.

– Или отправили в Александрию, учиться в Мусейоне вместе с тобой.

Мужчины переоделись и возвратились к нам. Октавия наказала служанке привести нас домой до заката солнца и не давать Марцеллу потратиться до последнего денария, какие бы щедрые суммы он ни сулил охранникам. А тот как ни в чем не бывало спросил у Тиберия:

– Ты с нами?

– В цирк? Нет уж, благодарю покорно.

– А что? – рассмеялся Марцелл. – У тебя есть дела поинтереснее?

– Мы с Друзом пойдем заниматься к Агриппе.

– Опять Саллюстий? – полюбопытствовала я.

– Саллюстия мы проходили два года назад. Сейчас изучаем великих римских полководцев. Брат уже наизусть помнит историю Катилины, вплоть до его восстания против Республики.

– Тогда почему он не учится с нами в школе? – удивилась я.

– Друзу всего девять лет. Но даже он понимает, что наблюдать за конями, которые бегают по кругу, напрасная трата времени.

Мы тронулись в путь. По дороге Юлия обратилась к Марцеллу:

– Зачем ты всегда приглашаешь этого умника?

– Из жалости, – честно признался юноша.

– Вот уж зря, – рассердилась она. – Он ничем не лучше своей мамаши.

– Просто она его запугала.

– Ну и что? – воскликнула Юлия. – Он сам позволяет!

Галлия продолжала идти вперед и не оборачивалась.

– Да ведь у парня нет выбора.

– Мог бы просто молчать.

– Молчание не для Тиберия. Он до последнего вздоха будет жаловаться.

– Тогда зачем это нужно Ливии? – вставил мой брат. – Нашла бы себе другое занятие.

Марцелл красноречиво переглянулся с Юлией.

– Да ведь он – ее главная надежда. Ливия спит и видит сына римским правителем, хотя ему милее было бы вступить в армию и пойти на галлов.

– Но ведь наследник ты, а не Тиберий! – выпалил Александр.

– Сейчас – да. А если случится что-нибудь непредвиденное, если я упаду с коня или получу рану в битве…

– Марцелл! – воскликнула Юлия.

– Что?

– Из наших уст, да Юноне в уши, – напомнила девушка. – Не стоит даже упоминать о таких вещах.

– Почему? – презрительно усмехнулся он. – Полагаешь, богам есть дело до наших речей?

– Отец говорит, что есть.

– Он хочет, чтобы плебеи так думали. Религиозной толпой легче править. Не уродится хлеб или засорится акведук – всегда можно переложить вину на Юпитера.

Помолчав, Юлия проговорила:

– Похоже на правду. Кажется, мой отец не живет, а лишь выступает на сцене. Наверное, поэтому он и выберет в наследники тебя. Ты всегда готов подыграть.

– Другими словами, я готов быть марионеткой?

Юлия раскрыла рот, чтобы возразить, но Марцелл только усмехнулся.

– Пусть так. Осторожничать нужно не нам, а Селене и Александру.

Мы шли по течению Тибра мимо Бычьего форума – места, где продавался скот и где стояло такое зловоние, что его ощущали, пожалуй, даже в Элизиуме[21]21
  Элизиум – в античной мифологии страна блаженных, находится далеко на западе, в которой царит вечная весна. В Элизиуме без печали и забот проводят время выдающиеся герои древности, а также люди, которые вели праведный образ жизни.


[Закрыть]. Юлия достала из сумочки маленький деревянный шарик, поднесла к носу, понюхала и передала мне.

– Что это?

– Амбра. Все женщины пользуются такими.

Я глубоко вдохнула и задержала дыхание, не желая расставаться с непривычным запахом. Потом все же выдохнула – и закашлялась.

– Ужасно, верно? – посочувствовал Марцелл. – Я бы на месте Цезаря вообще перенес Бычий форум на другой берег Тибра.

– Тут всегда такая толкучка? – посетовал Александр.

Мимо нас провели быка с рогами, обвязанными пучками сена; племянник Цезаря еле успел отпрянуть, чтобы не угодить под копыта.

– Ага, всегда. Не говоря уже о праздничных днях.

Наконец мы пришли на место. Галлия и Марцелл помедлили, чтобы дать нам посмотреть на бетонный мегалит, украшенный арками и мраморными скульптурами. Мне уже доводилось видеть Большой цирк со склона Палатина, где Октавиан устроил длинный деревянный помост, чтобы наблюдать за играми прямо из собственной виллы, но я не представляла себе, насколько это в действительности огромное сооружение, пока не очутилась у подножия лестницы.

– Вот бы такой рисунок в твой альбом, – сказал Александр.

Изнутри доносились ликующие вопли толпы. Зрители громко ревели после каждого круга, завершенного колесницами. Галлия пробилась через плотный поток зрителей, и мы очутились у западных ворот. Мужчина в тоге жестом позвал нас войти, прокричал неразборчивое приветствие, и мы полезли вверх по узкой лестнице в ложу Цезаря.

– Осторожнее! – громко предупредила рабыня. – Тут даже взрослые мужчины что ни день ломают себе шеи.

– Если напьются, – подхватила Юлия.

– Или спешат в объятия какой-нибудь шлюшки, – засмеялся Марцелл, но Галлия не улыбнулась.

– А что это за каморки были внизу, под арками? – спросил Александр.

– Притоны, – хихикнула Юлия. – Там и днем и ночью не протолкнуться.

Наконец мы взобрались на самый верх, и перед нами раскинулся залитый солнцем грандиозный Большой цирк. Окруженная тремя ярусами сидений арена простерлась от Авентина до Палатина. Стоило нам оказаться в ложе, как Марцелл разглядел внизу тучного человека, принимающего ставки у зрителей, и замахал ему, зычно крикнув:

– Сюда!

Тот, отдуваясь, заторопился к нам, и я удивилась, как можно было обзавестись брюхом при столь подвижной работе.