Текст книги "Нелепая смерть. Загадочные и трагичные истории из практики патологоанатома"

Глава 3

Подав заявление на должность санитара морга, я не сразу сообщила об этом родителям, брату Майклу и деду. Хотя у нас очень теплые отношения, все же о некоторых вещах лучше не говорить, пока не будешь окончательно уверен. Но я все-таки не удержалась, получив письменное уведомление о том, что после демонстрации вскрытия меня включили в приоритетный список кандидатов.

Родители были в курсе, что работа в интернате мне не по душе, однако советовали не бросать ее, пока не найду другую. У меня были перед ними определенные обязательства. В нашей семье все очень ответственные, и я не знала, как они отреагируют на подобный шаг. Мама с папой знали о моем увлечении криминалистикой – мой книжный шкаф был забит литературой о преступлениях и преступниках. Но я полагала, что моя новая работа не будет напрямую связана с убийствами и что увлекательных криминальных историй, которые так часто показывают по телевизору, там будет немного. Позже выяснилось, что я не ошиблась.

Когда меня пригласили на интервью, я ничего не сказала даже своим коллегам на прежней работе, но мне не терпелось с кем-нибудь поделиться. После своей первой смены я вернулась домой около половины третьего, взяла собак, и мы отправились пешком за две с половиной мили к родителям. Мама, как всегда, страшно обрадовалась Харви и Оскару, а папа крикнул из кухни:

– Эй, смотрите-ка, парни вернулись!

Стоило псам услышать его голос, как они тут же кинулись тщательно его облизывать.

– Все хорошо, дорогая?

Сколько себя помню, папа всегда задавал мне этот вопрос. Мама тоже была верна себе:

– Ты голодная? Я как раз заваривала чай, присоединяйся.

И потом:

– Тебе не нужны деньги?

А закончила традиционным:

– Люк (это мой бойфренд) хорошо о тебе заботится?

Получив ответы на все вопросы, она ушла заниматься чаем. Настала папина очередь.

– Хорошо, что ты еще не забыла, где мы живем, – сказал он.

Этот укор я слышала всякий раз, когда не общалась с родителями больше трех дней.

После обычных разговоров о работе и жизни в целом я решилась наконец открыть правду. Мама, к моему удивлению, обрадовалась.

– Ты будешь работать с трупами? – воскликнула она. И добавила, понизив голос:

– Если бы мне было столько же лет, сколько тебе, я бы тоже этим занялась.

Папа отреагировал иначе:

– Это дурная наследственность, особенно если посмотреть на линию твоей матери.

Мне на ум сразу пришла «Семейка Аддамс», потому что Адамс – девичья фамилия мамы. В выпускном классе меня прозвали Мортишей – за бледное лицо и длинные темные волосы. Впрочем, я сказала родителям, что ничего пока не решено и это был лишь очередной этап интервью.

Когда же пришла пора настоящего собеседования, мама даже взяла отгул, чтобы поехать со мной. Папа ограничился пожеланием удачи. Мне показалось, что перспектива моей новой работы вдохновляет маму даже больше, чем меня. Она ждала меня в кафе рядом с больницей, пока мне задавали кучу вопросов на тему того, почему я хочу получить эту работу и как я справляюсь с совершенно незнакомыми ситуациями. Чаще всего я отвечала, что в случае возникновения трудностей обращусь за помощью к более опытному сотруднику. Мне показалось, что двадцать минут длились целую вечность. В конце концов меня отпустили, сообщив, что во второй половине дня со мной свяжутся.

Я вернулась к маме. Она не стала меня донимать, спросила лишь, как я себя чувствую и не хочу ли что-нибудь выпить, чтобы расслабиться. И в эту минуту зазвонил мой мобильный. Меня взяли. Мама так сжала меня в объятиях, что я едва не испустила дух. Я позвонила папе, чтобы сообщить новость. Он сдержанно произнес:

– Очень рад, милая.

Потом я позвонила Майклу. Тот отреагировал совершенно типично:

– И что теперь?

Что до Люка, то он обрадовался, потому что знал, как для меня было важно получить эту работу. Он даже предложил вечером отпраздновать столь радостное событие.

В завершение мы с мамой навестили деда и все подробно ему рассказали. Хотя я не была уверена, что он правильно понял то, что услышал, но он определенно гордился тем, что внучка будет работать в крупной больнице.

Глава 4

Мне предстояло многому научиться и в первую очередь познакомиться с коронерской службой. Коронер – это чаще всего юрист, хотя некоторые из них имеют медицинское образование. Если квалифицированный врач не может констатировать естественный характер наступления смерти, к расследованию ее причин привлекается коронер. С этого момента тело поступает в его полное распоряжение и даже близкие родственники не могут помешать ему потребовать вскрытия, если того требует расследование.

Отсюда и значимость коронерской службы. Клайв сказал, что по существу морг работает на коронера, потому что после скандалов в Бристоле и Олдер-Хее вскрытия в больницах в образовательных или исследовательских целях почти не проводятся. Этот процесс требует согласия ближайших родственников, а поскольку причина смерти уже установлена, то семьи крайне редко соглашаются, чтобы кто-то, пусть даже и в интересах науки, копался в кишках их близких.

Причины неестественной смерти далеко не всегда очевидны, поскольку, помимо самоубийства, насилия (в этом случае аутопсия проводится судмедэкспертом, а не коронером) или несчастного случая, смерть бывает вызвана, например, профессиональным заболеванием, которое возникло по легкомыслию либо самого человека, либо кого-то другого.

О подобном случае я сейчас расскажу.

Еще не минуло недели с момента моего вступления в должность, когда в наш морг привезли труп из Амбер-Корт. Амбер-Корт – это огромный дом престарелых, расположенный в другой части графства. Стоимость пребывания там невысока, но вот за качественный уход придется раскошелиться. Обитает там огромное количество несчастных больных стариков, а обслуживающий персонал состоит из маргиналов, поскольку руководство принимает на работу всех, кто дышит и ходит. Платят этим людям мало, работают они из рук вон плохо, и доверенные им старики живут в ужасных условиях. Я так и представляю себе маленького сального жирняка, засевшего в своем кабинетике и потирающего ручки в предвкушении барышей от так называемого ухода.

Поскольку в Уэст-Мидлендсе было хорошо известно, что собой представляет Амбер-Корт, почти каждая смерть, произошедшая там, оказывалась в поле зрения коронера, который призван был выяснить, не умер ли обитатель учреждения из-за халатности персонала. Поэтому практически все умершие там подлежали вскрытию.

Клайв с невероятной быстротой извлек внутренние органы высохшей, почти бестелесной престарелой дамы, миссис Этель Хамблер. И тут доктор Эд Барберри, который вновь почтил нас своим присутствием, обнаружил нечто такое, от чего смолкли привычные разговоры, а Клайв даже выключил радио. При вскрытии в трахее миссис Хамблер была обнаружена бумажная салфетка. Когда Эд ее развернул, все вздрогнули – в углу было написано имя умершей. Сразу стало понятно, что произошло. Так называемые опекуны, абсолютно неграмотные в медицинском отношении люди, оставили ее обедать в одиночестве – несмотря на то, что женщина страдала тяжелой деменцией и полностью утратила связь с реальностью. Решив, что должна съесть все, что находится перед ней, старушка, поскольку рядом не было никого, кто мог бы ей воспрепятствовать, сжевала заодно и бумажную салфетку, которая застряла в горле.

Установив причину смерти, Эд сообщил об этом коронеру. Позже Клайв рассказал, что этим дело не кончилось. По логике эту смерть можно было квалифицировать как несчастный случай. Но несчастные случаи бывают разные – некоторых не только можно, но и нужно избегать. Задача коронера заключалась как раз в том, чтобы провести между ними границу. Я же поклялась себе, что никто из моих родных никогда не окажется в доме престарелых. Я буду ухаживать за ними, как бы трудно это ни было, но ни с кем из них не произойдет ничего подобного.

В завершение Клайв вложил внутренние органы на место и придал телу пристойный вид – теперь старушка выглядела лучше, чем до вскрытия. Затем тело отправили в хранилище, где миссис Хамблер в обществе других усопших должна была ожидать сотрудников ритуальной службы.

Глава 5

Как и большинство из нас, я всегда полагала, что морги имеют дело только с мертвыми. Но скоро поняла, что ошибалась.

Однажды, услышав звонок, я подошла к красным дверям и увидела курьера с большой желтой корзиной примерно фут глубиной и два фута в диаметре. Он сунул корзину мне:

– Из службы доставки.

– Что это? – спросила я.

Курьер посмотрел на меня.

– Поскольку я не чертов аист, это точно не чертов младенец.

С этими словами он удалился.

В вестибюле появился Клайв. Увидев, что я в недоумении рассматриваю корзину, он поморщился:

– Ох…

– Что это? – спросила я.

Он забрал у меня корзину.

– Продукты.

– Продукты? – непонимающе переспросила я.

– Продукты зачатия, – сказал Клайв.

Я все еще не понимала. Мы дошли до хранилища, где Клайв поставил корзину на поддон и повернулся ко мне.

– Результаты абортов, выкидышей и все такое, – пояснил он.

Мне слегка подурнело.

– Их доставляют сюда? – недоверчиво спросила я.

– Куда же еще?

Я никогда об этом не задумывалась, но теперь мне стало ясно, что это правильно.

– И тут есть младенцы? – нервно спросила я.

Клайв улыбнулся:

– Что ты, Шелли, конечно, нет. Если ребенок родился мертвым или умер сразу после рождения, с ним поступают так же, как и с обыкновенным покойником. Но результаты абортов и выкидышей на раннем сроке ничем не отличаются от обычных тканей.

Мне как-то не захотелось думать об этих тканях.

– И что с ними будет дальше?

– С ними мы обращаемся как обычно. Если родители желают их похоронить, их передают сотрудникам ритуальной службы. Если захотят кремацию, значит, так тому и быть. Впрочем, чаще всего родители предоставляют все нам. Мы приглашаем священника, а затем отправляем ткани в крематорий. К ним относятся с должным уважением.

Примерно через месяц ситуация повторилась – я открыла дверь, и на пороге снова стоял курьер. Теперь у него было белое пластиковое ведро с крышкой. Оно имело около восемнадцати дюймов в диаметре и фута три в высоту. Курьер вручил доставку с таким видом, словно дарил мне цветы.

– Это вам, – сказал он.

Я ничего не понимала. Снова продукты зачатия? Обычно их доставляли в одинаковой таре, но, возможно, она закончилась и решили использовать то, что было под рукой.

Ведро оказалось страшно тяжелым. Когда я слегка его тряхнула, внутри раздался стук. Там было что-то большое. Меня охватила паника – неужели кто-то ошибся и положил туда ребенка?!

Я позвала Клайва.

Он выглянул из кабинета. Увидев, что у меня в руках, сказал:

– Поставь в нижний холодильник слева.

– А что это?

Клайв улыбнулся:

– Судя по размерам, это нога.

Я чуть не уронила ведро.

– Нога?!

– Ну да, – кивнул Клайв. – Руки кладут в ведра поменьше.

Я доковыляла до холодильника и сделала, как велел Клайв. Я знала, что в нижнем холодильнике слева хранятся продукты зачатия, но не понимала, что там могут находиться и другие «ткани». Потом я вернулась в кабинет. Грэм взял отгул, чтобы поохотиться, и мы с Клайвом были вдвоем.

– Значит, к нам доставляют и конечности тоже?

– Ну да, из операционных. А еще стопы и кисти.

Клайв помолчал и добавил с хитрой усмешкой:

– А вот головы не доставляют – по крайней мере, из операционных.

Клайв рассказал, что бо́льшая часть ампутированного материала отправляется наверх, в лабораторию, где исследуется патологоанатомами. Но некоторые фрагменты тел не требуют такого исследования. Мелкие части – например пальцы, которые уже невозможно спасти, и необходима экстренная ампутация – прямо в операционной отправляются в корзину. Руки и ноги (конечности ампутируют из-за травм или проблем с кровоснабжением) слишком велики, поэтому их отправляют в морг, где они находятся в ожидании кремации.

– Вообще-то, это еще не все, – сказал Клайв. – Кое-кто постоянно что-то откапывает.

На лице моем выразилось полное непонимание, и он пояснил:

– Кости и все такое. Полиция доставляет это сюда, и кто-нибудь из патологоанатомов определяет, человеческие ли это останки.

Я собралась совсем испугаться, но Клайв все испортил, добавив:

– Этого никогда не бывает…

– Чьи же это кости?

– Чаще всего овечьи или собачьи. К счастью, серийные убийцы встречаются редко.

– И все же полиции нужно убедиться?

Клайв кивнул.

– Иногда попадаются очень странные находки. Однажды нам привезли нечто, похожее на кисть в дамской перчатке. Кто-то нашел ее во время чистки канализации.

– Господи боже! Как она туда попала?

Клайв расхохотался.

– Бедняга Эд долго с этим возился. Сначала решил, что это настоящая кисть, но в итоге выяснилось, что кто-то набил перчатку куриными костями и фаршем.

– Вот черт!

– Похоже, кому-то это показалось удачной шуткой.

– Очень дурацкая шутка!

– Мир кишит идиотами, Шелли…

Мы пили в кабинете кофе. Закончив, Клайв отодвинул кружку и сказал:

– А однажды нам привезли настоящую ступню.

– Одну? – недоверчиво спросила я.

– Одну, – подтвердил Клайв. – В кроссовке. Ее нашли на берегу реки, возле старой часовни. Она почти полностью разложилась.

– И чья она была?

Клайв пожал плечами.

– Не знаю. Мне кажется, они так и не разобрались.

В памяти всплыло огромное количество случаев из моей обширной криминальной библиотеки.

– А расследование?

– Забавно, но полиция привезла ступню в субботу вечером и оставила здесь на пару дней. Никакого шума, никакой общенациональной тревоги. В понедельник кто-то пришел и забрал ее. Нет тела – нет дела.

– Правда?

– Чистая. Мы думали, что появится объявление о розыске одноногих ребят или психа с мачете, который рубит ступни, но ничего подобного. Лишь через несколько недель мы узнали, что удалось выяснить.

– И что же?

– Ступня принадлежала бродяге, который упал в реку Северн в Вустере. Тело обнаружили в камышах – оно почти полностью разложилось. Похоже, ступню просто подхватило и унесло течением. Именно такая версия и была у полиции, поэтому никакого шума не поднялось.

– И они не удосужились сообщить вам об этом сразу?

Клайв пожал плечами.

– Ты сама скоро поймешь, что мы находимся на низшей ступени пищевой цепочки, Шелли. Мы падальщики – те, кто делает грязную работу за гроши, и все вокруг это знают. Никто не считает себя обязанным что-то нам сообщать. Мы узнаем о чем-либо, лишь когда нас хотят запугать.

Клайв говорил спокойно, но в его словах чувствовалась горечь.

Глава 6

На следующей неделе установилась необычайно теплая для апреля погода, а в моей жизни появился Барри Паттерсон. Как и большинство мужчин, которых я знала, он принес только проблемы. Впрочем, он был не совсем обычным мужчиной. Даже совсем необычным. Мистер Барри Паттерсон весил 254 килограмма, и появился он в пятницу.

Когда раздается звонок, никогда не знаешь, что тебя ждет. Когда Грэм открыл дверь, перед ним стояли четверо здоровенных, потных и громко матерящихся ритуальщиков. На складной каталке, которая готова была вот-вот развалиться, помещались носилки, а на них под простыней высилась настоящая гора, словно там лежало не одно, а три тела. Каталка страшно скрипела; простыня с трудом скрывала распластавшуюся под ней тушу. Поприветствовав нас, ритуальщики покатили это монструозное сооружение в хранилище.

Я была в недоумении, но Клайв и Грэм сразу догадались, в чем дело, и это повергло их в уныние. Мне не терпелось все узнать, но никто не спешил развеять мое неведение. Ритуальщики, ужасно ругаясь, переместили эту глыбу на гидравлическую каталку, которая тут же сползла в максимально низкое положение, словно испустив дух. Простыню сняли, и я узрела самого толстого человека в мире. Ритуальщики поведали нам его историю.

Мистер Паттерсон пожаловался на одышку, что неудивительно при таком весе. Его близкие позвонили в «Скорую», но он, увы, умер до ее прибытия. Мало того – в прибывшей машине не оказалось оборудования для транспортировки такого огромного тела, поэтому санитарам пришлось призвать на помощь коронера, который, в свою очередь, вызвал ритуальщиков. Но даже этим громилам вместе с помощниками не удалось сдвинуть покойника с места. Пришлось вызывать пожарных, которые, наконец, оторвали мистера Барри Паттерсона от смертного одра, да и то с помощью грузовой лебедки. А потом шестеро мужчин переложили тело на носилки, используя ремни и подъемное оборудование. После всего случившегося я часто думаю о том, присутствовали ли при этом члены семьи и что они чувствовали.

Ритуальщики уехали, оставив нас наедине с проблемой: на нашей единственной хорошей каталке возлежал труп весом в два с половиной центнера, в то время как она могла выдержать не более 220 кг. Стоит ли говорить, что ей пришел конец. Кроме того, в нашем морге можно было разместить 40 тел, а для крупногабаритных обитателей отводилось восемь мест; при этом рассчитывалось, что вес самого тучного не превысит 160 килограммов. Поместить мистера Паттерсона в холодильник не представлялось возможным, поэтому ему суждено было лежать на каталке при комнатной температуре, пока коронер не распорядится насчет аутопсии. Сейчас был вечер пятницы, а коронер мог сделать распоряжение не раньше понедельника. Если тело не заморозить, оно начнет разлагаться, и в отношении мистера Паттерсона процесс точно не заставит себя ждать. Пара дней форы, может быть, у нас и есть, но дальше тянуть уже однозначно нельзя, потому что труп тогда начнет попросту представлять угрозу для окружающих.

Позвонив коронеру, Клайв выяснил, что это дело находится в ведении некоего Невилла Стаббза. На тот момент я была еще не в курсе того, что ничего хорошего нам это не сулит, и недоумевала, с чего это Клайв так скривился. Вскоре выяснилось, что Невилл вполне нормальный парень, только жутко рассеянный. К примеру, запрос на вскрытие он набирал сразу в теле письма и нередко забывал нажать «отправить» или отправлял, но в гистологическую лабораторию. Теперь всякий раз, когда я звоню в гистологию, мне приходится выслушивать по тому поводу шуточки.

Клайв объяснил Невиллу ситуацию и попросил прислать запрос на вскрытие к вечеру, чтобы мы могли сделать все необходимые приготовления к понедельнику и как можно скорее передать тело в ритуальную службу. Невилл заверил его, что займется этим немедленно. Клайв и Грэм вздохнули с облегчением, но была еще одна проблема – нам предстояло каким-то образом переместить эту тушу на патологоанатомический стол.

Вечером мы расходились в подавленном настроении. Хоть Клайв и успокаивал нас тем, что, мол, мы сделали все, что было в наших силах, не могу сказать, что с нетерпением ждала понедельника.

Придя домой, я захватила кое-что из одежды, деньги, собак и отправились к родителям. В половине седьмого уже совершила налет на папин винный шкаф. Я сообщила родителям, что останусь у них на выходные и что чуть позже к нам присоединится Люк.

Я думала о своей новой работе. Что меня больше всего поразило за две первые недели в морге – это царившая там строжайшая конфиденциальность. Я и по опыту прежней работы знала, насколько это важный момент, но в морге этому придавалось особое значение. Я и мои коллеги чувствовали своей священной обязанностью уважать мертвых и хранить их тайны. У мертвых ведь нет ничего, кроме достоинства. Поэтому кое-что из морга выносить не следует.

Еще я думала о Люке. За все время, что я трудилась в новой должности, он не выказал ни малейшего удивления по поводу моего решения. Я посвятила его во все тонкости своей новой работы и, если честно, ждала, что он хоть как-то отреагирует… Не знаю, посмотрит на меня так, как будто у меня выросла еще одна голова… Но нет – он всего лишь поддержал меня. Не стал задавать лишних вопросов, не изменил своего отношения ко мне… Кстати, Люк – инженер, и у него очень ответственная и напряженная работа. Мы вместе уже около года, и за это время я ни разу не видела его раздраженным по поводу каких-то неурядиц на службе. Единственное, что его бесило, – это автохамы. Люк обладал редкой способностью оставлять работу на работе и почти не касался этой темы в общении со мной.

По мере того как вечер подходил к концу, мои мысли все чаще стали возвращаться к мистеру Паттерсону. Нелегко было не только не думать, но и думать о том, что ждет меня утром в понедельник.

Глава 7

Даже если бы я не думала о мистере Паттерсоне все выходные, едва уловимый запах, донесшийся до меня, когда я с утра вошла в морг, живо вернул бы меня с небес на землю. Я еще не успела привыкнуть к трупному запаху, но порой к нам привозили тела, уже начавшие разлагаться, так что совсем уж незнакомым он не был.

Пахло едва-едва, однако этот дух был настолько специфическим, что не походил ни на один из известных на земле запахов, и сколь бы часто вы его ни обоняли, привыкнуть к нему невозможно. Выругавшись про себя, я быстро прошла в кабинет. Клайв и Грэм уже были на месте. Двери они закрыли, надеясь избавиться от миазмов мистера Паттерсона. Грэм заварил мне растворимый кофе, и мы обсудили предстоящую работу. Клайв так и не придумал, как переместить тело на стол. Впрочем, атмосфера царила такая, что думать в принципе было трудно.

Время едва тащилось – обычная бумажная рутина, уборка и разборка. Запрос на вскрытие до сих пор не поступил. О чем, черт побери, думает Невилл? Он обещал отправить его сразу, как только сможет, и, поскольку офис коронера работает дольше, чем морг, Клайв рассчитывал, включив с утра компьютер, увидеть запрос у себя в почте. Но не тут-то было. Тело мистера Паттерсона выглядело вполне прилично – немного зеленых разводов на животе и плечах, но никакой слизи и прочих неприятностей. В верхней части бедер, правда, появились язвы, но коллеги сказали, что это не проблема.

Наступил вторник. Клайв включил компьютер, но запроса на вскрытие так и не обнаружил. Звонить Невиллу смысла не было – все равно раньше девяти он не появится. В этот день нам нужно было провести вскрытие двух старушек – хоть какое-то развлечение, – но даже Эд Барберри, подпевающий Джону Денверу за работой, не мог не обращать внимания на усиливающееся амбре.

Все это время Клайв пытался придумать, как нам водрузить мистера Паттерсона на стол. Сделать это без специального оборудования, вручную, мы бы не смогли, а наш подъемник был рассчитан не более чем на 130 килограммов, так что оставалось только молиться, чтобы никто не пострадал. Клайва подобная перспектива отнюдь не вдохновляла, но, поскольку запрос на вскрытие так и не пришел, пришлось смириться.

Сколь бы невероятным это ни казалось, но прошел еще день, а мы так и не дождались запроса из службы коронера. Клайв несколько раз звонил Невиллу. Он уже начинал злиться, но тот никак не мог связаться с врачом мистера Паттерсона и добыть историю болезни, чтобы узнать, нужно ли делать вскрытие. Мистер Паттерсон по-прежнему лежал в хранилище на сломанной каталке. Его присутствие все более и более удручало нас, и зелень расползалась по его груди. Вся больница чувствовала: что-то не так. К нам стали поступать жалобы на вонь – как будто это мы были ее причиной. Больше тянуть было нельзя. Одно утешало: после часа в этих стенах запах уже не ощущался, потому что обоняние попросту капитулировало. Даже родственников к умершим мы вынуждены были не пускать, потому что зловоние проникло в зал прощаний. Я слышала, как Клайв врет им что-то насчет полицейского запрета. Невилл по-прежнему безмолвствовал.

И вот наконец на следующее утро Клайв обнаружил у себя на почте долгожданный запрос. Что ж, одной проблемой меньше. Теперь предстояло переложить мистера Паттерсона на стол. Гидравлический подъемник работать категорически отказывался. Тело располагалось ниже патологоанатомического стола, и мы не могли просто передвинуть его на стол. Требовалось больше мужской силы. Грэм позвонил носильщикам и попросил прислать сюда пару самых крепких парней. Они явились через десять минут. Увиденное и унюханное выбило почву у них из-под ног, но они все-таки принялись за работу. Нам пришлось трудиться впятером, но в итоге все-таки удалось поднять каталку и перевалить гигантский труп на стол.

Теперь его нужно было раздеть. Грэм, не церемонясь, разрезал на трупе одежду и стянул ее вместе с кожей и слизью, а мы с Клайвом перекатывали тело мистера П. с боку на бок. От этого мы почти рехнулись.

Раздетый мистер Паттерсон являл зрелище печальное и ужасное. Его бока свисали со стола, тело потемнело и покрылось зеленой слизью, на коже начали появляться язвы. Грэм занялся привычным делом – извлечением внутренностей. Естественно, этот процесс не вызывал у него энтузиазма, но действовал он, как всегда, профессионально и энергично. Поскольку труп был весь в слизи, Грэму нужно было действовать очень осторожно, чтобы не оттяпать себе пальцы. При вскрытии тучного тела самое трудное – разрезать слои жира. А когда эта работа сделана, извлечь органы уже не представляет труда, потому что они обычно ненамного больше органов обычного человека. Грэм пыхтел и ругался, пытаясь удержать жировые слои, чтобы они не мешали вынимать органы, и хоть Грэма нельзя назвать низкорослым, но работать ему приходилось, стоя на цыпочках. Все его инструменты блестели от прилипшего к ним жира. Клайв шепнул мне между делом, что, пожалуй, нужно было на всякий случай обвязать щиколотки Грэма веревкой.

Никогда не верьте сказкам о том, что у толстяков широкие кости. Внутри мистера Паттерсона обитало крошечное существо, отчаянно пытавшееся не задохнуться. Со временем доктор Барберри обнаружил у покойного тромбоз глубоких вен – по-видимому, тромб оторвался, что и вызвало легочную эмболию. По мнению доктора, это было неизбежно, поскольку мистер Паттерсон практически не двигался.

После вскрытия Грэм занялся восстановлением тела. Надо сказать, что зашить тучного покойника трудно – из-за избытка жира кожа утрачивает прочность и при прокалывании рвется. И даже если этого не происходит, еще не факт, что края разрезов сойдутся. Грэм рассказывал, что, когда он только начинал, ему попадались крупногабаритные трупы, у которых после зашивания один сосок оказывался на два дюйма выше другого. Но теперь он уже выработал свой оригинальный и вместе с тем простой способ восстановления крупных тел. Он рисовал на коже трупа три горизонтальные линии и при сшивании следил, чтобы они сошлись в точках, где проходил разрез. Результат был идеален!

Однако проблемы на этом не закончились, потому что вскрытый труп мистера Паттерсона был изнутри затоплен содержимым кишечника, что представляло угрозу для окружающих. У нас не оказалось мешка подходящего размера, а в холодильник тело не влезало. Клайв опасался за здоровье всех работников морга. Хотя любой труп представляет определенную опасность и сотрудники рискуют всякий раз, но тело обычного размера можно упаковать в пакет и вернуть в холодильник. Мистер Паттерсон же лежал неприкрытый и сочился жидкостями, которые стекали прямо на пол. Клайв позвонил Невиллу, чтобы сообщить, что мы готовы передать тело в ритуальную службу, как только Эд сообщит им причину смерти. На этом наша работа была закончена. Поначалу ритуальная служба отказывалась забирать от нас огромный труп – разлагающиеся тела были нужны им не больше, чем нам.

Что же нам делать с этим телом? Нельзя оставлять его на столе на выходные, чтобы по полу растеклась отвратительная лужа. Клайв резонно предположил, что после этого морг попросту закроют, а вся история просочится в прессу. Он подумывал обратиться в департамент контроля инфекций, но не знал, как с ними связаться. Он поделился своими тревогами с Эдом. К счастью, тот знал, как решить проблему. За час все устроилось: за несколько тысяч фунтов мы арендовали рефрижератор, куда мистер Паттерсон наконец-то поместился, и ритуальная служба любезно согласилась забрать тело. Барри Паттерсон покинул здание больницы прямо перед закрытием. Гроб, в котором он отправился в последний путь, напоминал огромный шкаф, который несли восемь человек.