Текст книги "Звездочет"

Глава 4

Прочитав расшифрованное письмо, Йен передал его Себастьяну, сидевшему по его правую руку.

– Утром его принес один рыбак. Представить себе не могу, как наш Л.Н. раскрывает подобные вещи, однако он еще ни разу не ошибся.

Остальные четверо мужчин, сидевших за столом, согласно закивали. Ни один из них не был знаком лично с их английским кузеном Люсьеном Нортом Говардом, графом Дэнфордом, и вовсе не из-за того, что никто из них не пытался познакомиться с ним. Майлз и Криспин, проводившие, по меньшей мере, по полгода в своих английских поместьях, уже привыкли получать вежливые отказы на свои приглашения, в которых непременно сообщалось, что «к несчастью, их кузен не может встретиться с ними», причем записки обычно были написаны сдержанным дворецким графа, в тоне которого тем не менее слышалась некоторая угроза.

Единственным свидетельством существования кузена была часто приходящая от него корреспонденция, отправленная из разных уголков мира самыми экзотическими способами. Письмо могло быть доставлено на одном из судов Арборетти, а могло быть получено из рук посыльного-иностранца, который мгновенно бесследно исчезал. В письмах обычно приводились какие-то дорожные анекдоты вперемежку с путевыми впечатлениями; бывали там обычно и деловые советы. Кстати, без этих советов корабельная империя Арборетти не стала бы наиболее преуспевающей и богатейшей в стране. Это по рекомендациям Л.Н. они расширили свою торговлю и вместе с древесиной стали отправлять по всему миру всевозможные товары. Суда Арборетти везли в своих трюмах ткани, вина, специи, растения, животных, военное снаряжение, золото, серебро, драгоценные камни – словом, все, что можно было купить в одном месте и выгодно продать в другом. Всего за восемь лет шесть судов, оставленных в наследство дедушкой, превратились в целый флот, с которым соперничали большинство городов-государств полуострова.

Будучи членом британского правительства в Венеции, их дедушка Бентон Уолсингем влюбился в Лауру Фоскари-Долфин, единственную дочь древнего венецианского рода, и решил поселиться в Венеции. Там он сразу понял, что Европа – великолепный рынок сбыта английской древесины, необходимой для строительства всего, начиная с домов и заканчивая корабельными верфями, и взялся за создание собственной компании. Он назвал компанию «Арборетти», что в переводе означало «маленькие деревца» и напоминало о ее основном товаре. После смерти Бентона Уолсингема «Арборетти» перешла шестерым его сыновьям.

Через семьдесят лет после основания название компании можно было рассматривать, скорее, как пародийное, учитывая необыкновенно высокий рост шестерых мужчин, которые расширили предприятие. Торговцы всего света с уважением говорили об «Арборетти», а возраст шестерых высоких юношей, как правило, увеличивали раза в два. Однако наибольшую известность братья получили у женщин. Красивые и богатые, они произвели настоящий фурор у этой половины населения Европы, оставляя после себя дорогие подарки и разбитые сердца.

Л.Н. в этом отношении был первым. Во всех графствах христианского мира непременно была прекрасная женщина, которая вспоминала своего «любимого Люсьена». Как у него хватало времени ухлестывать за красотками и заниматься одновременно делами, оставалось для братьев тайной, однако они привыкли к подобному положению дел и лишних вопросов кузену не задавали. Точнее, они вынуждены были сдерживать свое любопытство, потому что в завещании их покойного деда оговаривалось, что последнее слово во всех делах должно было оставаться за графом Дэнфордом, которого Уолсингем сам вырастил после смерти его младшей дочери.

Так что когда Л.Н. приказал своим кузенам прекратить поставку в Британию пороха и ядер, а вместе этого загрузить трюмы испорченным зерном, им оставалось лишь качать головами и выполнять его требование.

– Я пообещал этот порох лорду еще два месяца назад. Он нужен ему для сражений в горных районах, – пояснил Майлз. – Не думаю, что он будет в восторге, получив вместо пороха гнилое зерно и крыс.

– Что ж, он сможет попробовать накормить им северных повстанцев, – усмехнулся Тристан, сидевший на другом конце стола. – Возможно, гнилое зерно убьет их быстрее пороха, так что королевский канцлер будет доволен.

Разговор прервал долгий крик, раздавшийся из противоположной части палаццо. Наступило молчание, глаза присутствующих устремились на Йена.

– Похоже, это моя очаровательная невеста, – пробормотал он, торопливо поднимаясь из-за стола. – Прошу извинить меня, я всего лишь на минутку…

– За ним! – вскричал Криспин, едва Йен вышел из комнаты. – В этом доме уже много лет не происходило ничего интересного, и я буду не я, если пропущу хоть что-нибудь.

– А-а-а-а! – истерично вопила Бьянка. Она всю ночь ворочалась в огромной постели и не могла отделаться от чувства, что за ней наблюдают. Открыв глаза, она увидела ужасное чудовище с огромными клыками, которое разглядывало ее. – Убирайся! Помоги-ите! На помощь!

Рука страшного существа прикрыла ее рот.

– Ш-ш-ш! Тихо, детка. – Бьянка услыхала успокаивающий мужской голос. – Йен нам головы оторвет, если ты будешь так громко кричать.

Повернув голову на голос, Бьянка наконец разглядела, что это вовсе не какое-то чудище, а обычный пожилой человек с круглым лицом и добрыми улыбающимися глазами. Рядом стоял второй – тоже старик, на чьем лице застыло озабоченное выражение. Первый, более веселый, держал в руках карнавальную маску, изображающую разъяренного кабана. Протянув маску Бьянке, чтобы та смогла разглядеть ее получше, старик убрал руку с ее рта.

– Йен сказал нам, что ты ждала увидеть каких-то чудищ, которые будут твоими компаньонами, вот мы и решили не обманывать твоих ожиданий, – пояснил он. – К тому же нам показалось, что тебе не помешает разогнать кровь, потому что в последние часы она у тебя, кажется, немного подзастыла.

– Похоже, ты был прав, Франческо, по-моему, глоточек доброго бренди, что Йен держит у себя в погребе, был бы не менее полезен и не так перепугал бы ее. Ты только посмотри на нее, она же нипочем теперь не успокоится. Боюсь, ты вновь переборщил.

Бьянка переводила взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь понять, что происходит. Должно быть, это были те самые Роберто и Франческо, которых Йен оставил в качестве ее компаньонов. Но вместо чудовищ, как выяснялось, он привел к ней докторов, и не простых, а весьма известных. Ее отец часто говорил с восхищением о Франческо ди Римини и Роберто Коллона, к тому же Бьянка узнала их лица – портреты обоих были изображены в медицинском справочнике, по которому она сама изучала травы. Но не успела Бьянка вымолвить и слова, как до нее донесся голос Йена. Вдруг что-то отбросило ее назад на кровать, а на лицо ей упало одеяло.

– Она уже проснулась? – донесся до нее голос Йена. – Кажется, я слышал ее голос. Это нормально так долго спать? – Его вопросы сыпались один за другим.

– У нее был ночной кошмар, дорогой племянник, – заверил его Франческо, незаметно пряча карнавальную маску. – Тебе не о чем тревожиться. Сон ободрит ее, не стоит торопить природу – пусть все идет своим чередом. Ты согласен со мной, Роберто? Ведь лучше не будить ее?

– Совершенно верно. Как только она проснется, мы тут же позовем тебя, Йен, – пообещал Роберто.

– Да-да, к тому же тебе будет лучше расспросить ее, когда она еще не совсем придет в себя после сна, – добавил Франческо, не сводя глаз с племянника. – Кстати, позволь просто полюбопытствовать: ты собирался использовать для своего дела кинжал? Может, тиски, гвозди, кнут? Вспомни-ка, как они помогли тебе в последний раз…

– Да какого дьявола ты?.. – Йен не смог договорить, потому что Роберто наклонился над кроватью и принялся успокаивать вновь закричавшую Бьянку.

С помощью дядюшки Йен уже почти вышел из комнаты, как тут Роберто не удержал извивающуюся в сбившемся одеяле фигуру.

– Кнуты? – завопила Бьянка, пытаясь вырваться из-под одеяла. – Ты собираешься допрашивать меня с помощью кнута?!

Трое мужчин оторопело уставились на нее. Ее глаза потемнели от ярости, губы дрожали.

– Давайте же, продолжайте! Пытайте! Можете бросить меня в тюрьму, где меня сожрут крысы, но я не скажу вам, что мне известно. – И, скрестив на груди руки, она свысока посмотрела на Йена.

– Очаровательная девушка, вот вы и решили загадку! – раздался из-за спины Йена мужской голос. Подняв глаза, Бьянка увидела группу высоких мужчин, которые, как она догадалась, были остальными Арборетти. Один из них с улыбкой обращался к ней. – Вот как мой брат проводит время… В тюрьму с крысами… Каким же глупцом я был, что не замечал этого прежде! – Криспин насмешливо покачал головой, а его компаньоны едва сдерживали смех.

Наступила очередь Йена удивляться. Оглянувшись на незваных пришельцев, он приказал им немедленно уйти.

– Это комната дамы, – заявил Йен. – И мою нареченную оскорбляет ваш неожиданный визит и ваши слова…

– А я совсем не против, – заявила Бьянка, обращаясь к четверым мужчинам, застывшим у двери. – Для меня большая честь познакомиться со знаменитыми Арборетти. Я знаю немало женщин, которые были бы в восторге, увидев в своей спальне любого из вас, не говоря уже обо всех пятерых сразу.

Не в силах больше сдерживать смех, Арборетти расхохотались. Бьянка непринужденно присоединилась к ним, не упустив, впрочем, возможности рассмотреть каждого из нежданных гостей.

Ей было известно, что блондин, обратившийся к ней, был Криспином, братом Йена. Несмотря на репутацию щеголеватого прожигателя жизни, Криспин был известен своей невероятной добротой и добрым нравом.

Рядом с ним, с упавшей на лоб прядью, стоял, как догадалась Бьянка, Майлз, тот самый часовщик, о котором говорил Йен, и известный поэт. Его поэтический дар всегда связывали с той легкостью, с какой он влюблялся. Всем женщинам Майлз посвящал стихи, и однажды он сочинил за день целых десять стихотворений, однако несчастным дамам не на что было надеяться, потому что он был помолвлен еще в возрасте пяти лет.

Подле любвеобильного поэта высился Себастьян, темноволосый полиглот. И волосы, и страсть к изучению языков он унаследовал от матери-турчанки, а синие глаза и завораживающую улыбку – от отца-венецианца. До Бьянки доходили слухи о том, что он может соблазнить женщину в людной зале. Ей всегда это казалось невероятным, но теперь, увидев его, она подумала, что в сплетнях, пожалуй, была доля правды.

Рядом с Себастьяном стоял Тристан, бывший предводитель венецианских воров. Благодаря былому занятию он смотрел на жизнь с неким изумлением, а на его губах то и дело играла лукавая усмешка, которая, как ни странно, придавала правдоподобие всему, что он говорил. Бьянка слышала, что его коллекция современного искусства, которую он держал во дворце, где жил вместе с Себастьяном, была одной из лучших в Европе, а потому решила спросить о ней. – Да, Тристан известен тем, что собирает произведения искусства, – ответил Майлз, не давая кузену и рта открыть. – Но Йен обошел его, приведя в дом вас.

Комплимент Майлза был таким искренним, что Бьянка, смеясь, поблагодарила его. То, с какой легкостью они нашли общий язык, вовсе не устраивало Йена. Атмосфера была легкой и приятной, а ведь он рассчитывал на напряженное молчание. Словно почувствовав его отчуждение, Бьянка обратила на него свое внимание, с теплотой во взоре взглянув на Йена. Это было так приятно, что Йен уже был готов сдать свои позиции… Черт возьми, промелькнуло у него в голове, она опять вертит им как хочет, словно он какой-нибудь мальчишка-малолетка!

Но вместо того чтобы хоть немного расслабиться, Йен заговорил суровым тоном:

– Довольно. Уходите отсюда все! Мне надо поговорить с моей нареченной наедине.

Краем глаза он видел, что Бьянка открыла было рот, но, задумавшись на мгновение, промолчала. Хорошо. Она должна помнить, кто тут главный.

Уходя, Арборетти приветливо кивали или подмигивали девушке. Оставшись наедине с Бьянкой, Йен ощутил на себе ее вопросительный взгляд и вдруг почувствовал себя смущенным, словно забыв, что делает в этой роскошной комнате рядом с красивой женщиной, которая сидит в разобранной постели. Направившись к ней, он поймал себя на мысли: так ли нежна кожа у нее на плечах, как на щеках? Интересно, ее соски, проступающие сквозь тонкую ткань ночной сорочки, розового или персикового цвета? Каковы на вкус ее губы? Что бы он почувствовал, прижавшись своим телом к ее телу?

И вдруг Йен, к собственному ужасу, ощутил возбуждение. Однако он уже давно приказал себе не путать эмоции с сексом, и, похоже, это правило сослужит ему хорошую службу именно сейчас, когда в постели перед ним сидит полуобнаженная красавица. Пожалуй, на то время, пока Бьянка живет у него в доме, он будет ходить к куртизанкам днем. Может, даже два раза в день, добавил он про себя, заметив, что ее голая ступня высунулась из-под одеяла.

Сердце Бьянки заколотилось как бешеное. Йен был так близко, что мог прикоснуться к ней и она могла дотронуться до него. Ей так хотелось взять его за руку, ощутить прикосновение его пальцев к своему телу, которое жаждало ласк! Но тут Бьянка вспомнила, как груб. был Йен с ней прошлой ночью, а потому решила не торопить события, чтобы он не ушел. Ощущая на себе его взгляд, Бьянка почувствовала, как внутри у нее разливается незнакомое, но очень приятное томление. Она подняла на него глаза, и ей до отчаяния захотелось, чтобы он накрыл ее губы своими. Бьянка нервно облизнула рот.

– Я подожду в прихожей, пока вы одеваетесь. Нам надо поскорее избавиться от тела Изабеллы, так что с расспросами мне необходимо покончить сегодня же. Утром вам принесут одежду из дома вашей тетушки – найдете ее в шкафу. Пожалуйста, поторопитесь.

– Разумеется, милорд, – отозвалась девушка. – Я понимаю, что разложение трупа – это проблема.

Я быстро, не тревожьтесь.

Бьянка старалась скрыть обиду и смущение. На одно мгновение ей показалось, что он не испытывает к ней ненависти. Увы, она ошиблась. Их объятия прошлой ночью были случайностью. Он не чувствует к ней ничего, кроме презрения. Впрочем, сказала себе Бьянка, есть ведь и другие мужчины – гондольеры, дворецкие, слуги, в конце концов, остальные Арборетти! Такой огромный дом – да в нем наверняка полно мужчин. Доказать свою невинность, сказала она себе, куда важнее, чем потерять ее, даже в объятиях графа д'Аосто. Во всяком случае, так должно быть. Повторяя эти слова про себя, как молитву, Бьянка быстро оделась и направилась на встречу с графом.

Глава 5

Бьянка и Йен поднялись наверх, к лабораториям, так же, как накануне спускались оттуда, то есть в полном молчании. Йен, державший в руках несколько восковых свечей, позволил Бьянке первой войти в холодную комнату. Запах разлагающегося тела так и ударил ему в нос, но Бьянка, как ни странно, даже не обратила на него внимания. Граф спросил себя, все ли убийцы так хладнокровны. Они вместе зажгли свечи и расставили их по настенным подсвечникам.

– Ночью я приказал Джордже принести еще льда. – Йен указал на несколько больших кусков льда, которыми было обложено тело. – Я подумал, что это замедлит разложение.

– Да, очень хорошо, – пробормотала Бьянка, рассматривая сделанные накануне рисунки. Она должна была собраться с мыслями, чтобы начать свой рассказ. Подняв глаза, она увидела, что Йен рассматривает лежащее на столе тело.

Только теперь она поняла, какой дурочкой была! Конечно, он был влюблен в Изабеллу и горько переживает ее смерть. Неудивительно, что он возненавидел ее, считая, что она убила его возлюбленную. Девушка вспомнила про медальон Изабеллы, в котором обнаружила прядь светлых волос, без сомнения, срезанных с головы ее спутника. Итак, они были любовниками. Внезапно Бьянка почувствовала ревность к женщине, чьи останки лежали перед ней на столе. Черт возьми! Что ему сейчас нужно, подумалось ей, так это не бесстрастное описание тела Изабеллы, а сочувствие.

Бьянка откашлялась.

– Как давно, милорд, вы ее… м-м-м… знали?

Йен поднял на Бьянку глаза. Он был удивлен и немного смущен.

– Знал ее? – переспросил он.

– Вы можете не отвечать, если это причиняет вам боль, – в свою очередь смутившись, остановила его Бьянка.

– Боль? – Йен явно был ошарашен. Впрочем, через несколько мгновений смысл ее слов, похоже, дошел до него, потому что он деловито заговорил: – Кажется, вы кое-чего не поняли, синьорина Сальва. Я не знал Изабеллу Беллоккьо. Впервые я увидел ее мертвой. К тому же она была не моего круга.

Бьянка недоумевала: почему он ей лжет?

– Но… медальон! – не сдержавшись, выпалила она. – В нем была прядь ваших волос. Так что вы, без сомнения, были любовниками.

– Думаю, вам лучше не соваться в мои любовные дела, и я не знаю ни о каком медальоне. К тому же почти у половины населения Венеции волосы того же цвета, что у меня. Может, вы раньше были подругами, а потом поссорились из-за какого-нибудь ее клиента и убили ее из ревности?

– Изабелла была убита не в порыве страсти и не в ссоре, – покачав головой, заметила Бьянка. – Тот, кто сделал это, за много месяцев замыслил убийство.

– Откуда вам знать, если только это не ваших рук дело? – Граф был уверен, что загнал ее в угол.

Бьянка удивленно посмотрела на него:

– Хорошо, тогда как вы объясните кинжал и записку, которая была адресована вам? Непохоже, чтобы такие вещи кто-то придумал в последнее мгновение. Зато они доказывают мою невиновность. И зачем я, с вашей точки зрения, оставалась на месте убийства до вашего прихода?

Это звучало убедительно, однако Йен заметил огрех в ее рассуждениях.

– Как это по-женски – заявлять, что ваша явная виновность является доказательством невиновности! Кстати, мне казалось, что вопросы буду задавать я. Нет ли у вас каких-нибудь других, более убедительных доказательств того, что убийца – это не вы?

– Я учила Изабеллу писать, а потому приходила к ней каждый понедельник. У нас была назначена встреча. – Она посмотрела графу прямо в глаза, ожидая, что он возразит ей.

– Звучит вполне невинно, – заметил он. – Почему вы согласились обучать Изабеллу? Что заставило вас, дочь почтенного семейства, связаться с куртизанкой? У вас большое состояние, оставленное отцом, так что в деньгах вы недостатка не испытывали… Так какой же был мотив?

– Как вы сами говорили, женщинам не нужны мотивы, а только средства, – парировала Бьянка. От ярости она едва говорила. Он отвратителен, решила она, и ко всему прочему полный дурак. И как только ей могло прийти в голову, что этот человек привлекателен? – В отличие от умных, достойных и возвышенных мужчин вашего круга, – саркастически произнесла она, – женщинам, которые хотят получить образование, еще надо найти человека, который поможет им. Многие женщины вроде Изабеллы стесняются признаться мужчинам, что они неграмотны. А ведь без этих умений женщина становится зависимой от кого-то. Впрочем, я подозреваю, что вам, мужчинам, это даже выгодно. Вы не согласны со мной, милорд?

– Интересная теория, синьорина. Но, как и все ваши доводы, она лишена самого главного – доказательности. Как, к примеру, вы смогли договориться с Изабеллой? Может, она проходила мимо вас по площади как раз в тот момент, когда вы какому-нибудь бедняге шептали на ухо ваши научные теории?..

Бьянка прервала этот поток сарказма:

– На самом деле я познакомилась с ней, когда работала над своей книгой. Для моего исследования было необходимо видеться и говорить со всеми… типами женщин. Кстати, хотела бы обратить ваше внимание на то, что я могла дать неплохой медицинский совет любой женщине, независимо от того, в состоянии была она мне заплатить или нет. Изабелла являлась одной из моих пациенток. – Все это было правдой, хотя и не всей правдой. Так почему же она так нервничала, переживая, что Йен не примет и ее?

Бьянка не могла дольше терпеть его молчание.

– Видите, милорд, я же говорила, что невинна. А теперь, может, вы сообщите мне, что дали ваши расследования?

– Нет. – Граф покачал головой, но в этом жесте не было и намека на извинение. Теперь он не сомневался, что Бьянка сказала ему правду о своем знакомстве с Изабеллой и даже об их отношениях, но что-то еще она определенно утаивала от него. Вероятнее всего, она защищает кого-то, кто ей дорог. Стало быть, ему необходимо узнать, кого именно.

– Не могу сказать, что я не извлек из них совсем никакой пользы, – наконец заявил он. – Вот только неужели вы меня полным простофилей считаете, синьорина? Неужели полагаете, что я возьму да и выложу вам все, что мне удалось узнать о единственном подозреваемом? Может, я и не так умен, как вы… – тут его губы сложились в язвительную усмешку, – но я с младых ногтей отличался неплохой сообразительностью.

Бьянка была удивлена. Ее рот два раза приоткрылся, прежде чем она смогла заговорить.

– Но это же абсурдно! Я сообщила вам, что делала в доме Изабеллы. Я вообще все вам рассказала. Я невиновна!

– Так докажите это, – прищурив глаза, промолвил граф. – Если не вы убили ее, тогда скажите, кто сделал это.

– Да вы самый тупоголовый тип, каких мне только доводилось встречать! Вы по-прежнему настаиваете на том, что я лгунья и преступница?! – Она шагнула к Йену и для убедительности ткнула указательным пальцем ему в грудь. – Вы что же, считаете, что я получаю удовольствие от этой позорной помолвки? – Она ткнула пальцем сильнее. – Да вы раз за разом унижаете меня! – Тычки становились все ощутимее. – Моей репутации конец, моя честность под вопросом! – Когда она замахнулась в очередной раз, Йен схватил ее за палец и привлек к себе.

От его близости у Бьянки голова пошла кругом. Она ненавидела его и в то же время сознавала, что он чересчур красив. Да, чересчур, никуда от этого не деться.

– Вот что, я дам вам одну неделю, синьорина. Семь дней, начиная с сегодняшнего дня, на то, чтобы доказать вашу невинность. – Он сверился со своими замечательными карманными часами. – Сто шестьдесят восемь часов.

Оттолкнув графа, она направилась к двери, а потом снова повернулась к нему.

– Очень хорошо, милорд, раз уж у вас самого ничего не получается, то я найду для вас убийцу, – заявила она. – Только не сомневайтесь в том, что вы дорого заплатите за нашу семейную жизнь. И в течение каждого часа, всей этой недели, в течение целого года вы будете проклинать себя. – Выпалив эту угрозу, она стремительно вышла из комнаты и с треском захлопнула за собой дверь.

Йен смотрел ей вслед. Опять у него появилось ощущение того, что она говорила правду, но все-таки что-то скрывала от него.

Только сейчас граф понял, что никогда серьезно не считал ее виновной в преступлении и не думал о том, почему она не отказалась от помолвки с ним. Не то чтобы это что-то меняло. Ему все равно пришлось бы когда-нибудь жениться, и Бьянка далеко не самый худший кандидат на роль его супруги. Ее семья была почти такой же знатной, как и его, хоть ее отец и был немного чудаковат, и она, похоже, была вполне здоровой, чтобы продолжить род. А поскольку им не придется проводить вместе слишком много времени, все будет хорошо – этакий типичный брак патриция.

Было время, когда ему хотелось жениться и иметь семью. Он представлял, что у него с женой будут не такие холодные отношения, как у его родителей, что они будут доверять друг другу, понимать друг друга, у них будут общие интересы, и их даже свяжет любовь. Не то чтобы Йен полагал, будто такие отношения вообще невозможны, ведь именно так жили Франческо и Роберто, но ему стало казаться, что для него такие вещи недоступны. Он не стоил любви – Мора убедила его в этом. И ее нельзя даже винить в этом. Лишь он сам виноват в том, что в ее глазах загорелся огонь ненависти. Она была права – он мог разочаровать любого человека, который слишком близко приблизился к нему. Женитьба непременно вызовет ненависть к нему у его жены.

Йен отогнал от себя эти мысли – как делал прежде уже много раз. Ему надо заниматься делами, он слишком надолго забыл об Арборетти. В этой комнате необходимо навести порядок, а тело, точнее, то, что от него осталось, унести отсюда и с почестями предать земле. Слава Господу, у него всегда много неотложных дел.

Бьянка шла из лаборатории, щеки ее заливал румянец. Вспоминая обрывки разговора, она сердилась, но временами чувствовала себя смущенной. Так, погрузившись в свои мысли, она и не заметила, как налетела прямо на Криспина.

– Вы всегда бросаетесь мужчине в объятия? Бьянка оторопело подняла на него глаза.

– Ох, милорд, простите! Я задумалась и… – сбивчиво лепетала она. – Все дело в вашем брате. Простите меня… – Побагровев, Бьянка отступила назад.

– Да уж, мой братец мог так подействовать на вас, синьорина. Боюсь, ему нравится огорчать людей. Но это не беда – как только вам захочется тепла и сочувствия, я к вашим услугам. Чисто по-братски, – поспешил добавить он, заметив ее тревогу. – Впрочем, у нас нет времени на болтовню. Я послал за вами, чтобы сообщить, что тетушка и кузены пришли с визитом вежливости. Вы готовы увидеться с ними немедленно, или вам надо переодеться?

Оглядев свое желтое платье, в котором всегда работала, и убедившись, что на нем нет никаких подозрительных пятен, девушка покачала головой:

– Нет, они привыкли видеть меня в домашнем и, думаю, были бы весьма удивлены, если бы после помолвки я вдруг резко изменила своим привычкам. Кстати, вам совсем не обязательно провожать меня. Если вы укажете мне направление, я, без сомнения, сама найду дорогу.

Вскоре они оказались в просторной комнате с большими окнами. В середине стояли две кушетки, на которых уютно расположились ее тетушка Анатра, кузен Анджело и кузина Аналинда. Когда-то тетушка была первой венецианской красавицей (во всяком случае, так Бьянке говорили), однако теперь единственными напоминаниями о былой красоте стали ее дети. Анджело, с вьющимися светлыми волосами и большими невинными глазами, был настоящим кавалером. Черты его младшей сестры были такими же, но они смягчались ее женственностью и девичьей привлекательностью. Ее недавнее вступление в венецианское общество было весьма многообещающим, особенно если учесть, как много признаний в любви, написанных стихами, она получила. («Их больше дюжины, – призналась Аналинда Бьянке на прошлой неделе. – Столько не получала даже Катарина Нонте!») И теперь, когда Бьянка была помолвлена с Йеном, перед Аналиндой открывались широчайшие перспективы, ведь у богатого и знатного графа было много кузенов. Впрочем, похоже, эта мысль пришла в голову лишь одной из дам.

Воздух в комнате, казалось, подрагивал от напряжения, несмотря на отчаянные попытки Франческо и Роберто развлечь Анатру. Бьянка тепло улыбнулась кузену и кузине и присела в реверансе перед тетушкой.

– Добрый день, тетя. Какой приятный сюрприз!

– Во всяком случае, он не так неожидан, как твоя помолвка, – сухо заметила тетушка Анатра. – Любишь ты доставлять неприятности.

– Именно это вы мне всегда говорили, – таким же сухим тоном ответила Бьянка. Тетя Анатра никогда не скрывала своей неприязни к отцу Бьянки, и она не без удовольствия перенесла свою нелюбовь к этому человеку на его эксцентричную дочь. Когда она поняла, что бережливый брат не только не растратил свое состояние, но даже приумножил его, то стала думать о нем немного лучше. Точнее, не о нем, а о его наследниках. Более того, ей пришло в голову, что Бьянке неплохо бы выйти замуж за ее единственного сына, за ее дорогого Анджело. Однако испорченная девица снова и снова отказывалась это сделать. И вот теперь она помолвлена с графом. И все ее денежки уплывут из семьи! При мысли об этом Анатра задыхалась от ярости.

– Странно, что ты прежде никогда не говорила о своей привязанности к д'Аосто, – кислым тоном проговорила тетушка Бьянки. – Но еще более странно, что он согласился взять тебя без приданого.

Бьянка не могла понять, к чему тетя произнесла эти слова, однако почувствовала, что сделала она это далеко не из добрых побуждений.

– Вообще-то у меня большое собственное состояние, не забывайте об этом, – холодно напомнила она родственнице. – А поскольку граф богат, как сам Мидас, то его такие вещи не особенно волнуют.

Тетя Анатра стала хватать ртом воздух – в точности как рыба, вытащенная из воды. Взяв мать за руку, чтобы хоть немного успокоить ее, Анджело заговорщически подмигнул кузине. Он услыхал о помолвке Бьянки и о том, что она уехала из дома, только сегодня утром, когда вернулся после трехдневного загула. Анджело ввалился в семейный дворец, все еще ощущая тяжелый аромат, исходивший от его любовницы, и чувствуя, пожалуй, даже некоторое онемение в одном органе, которому явно пришлось в эти дни перетрудиться. Впрочем, он тут же стал искать кузину, чтобы проверить, возбудится ли он даже в таком взвинченном состоянии при виде ее, что с ним обычно случалось. Анджело решил про себя, что это будет своеобразный эксперимент. Несколько лет назад он проделал пару дырочек в стене ее комнаты напротив зеркала и подолгу наблюдал за тем, как она моется и одевается. Он знал каждую родинку на ее теле, каждую безупречную линию ее стройной фигурки, каждую милую ямочку.

Узнав о том, что Бьянки нет дома, Анджело впал в ярость, но когда ему стало известно имя ее нареченного, то ярость его перешла в любопытство. Бьянка и граф д'Аосто… Было что-то подозрительное в такой поспешной помолвке и особенно в том, какое время они выбрали для нее. Изнывая от желания разузнать об этом деле побольше, он стал донимать Анатру и свою сестру просьбами поскорее нанести новоявленной невесте визит. Впрочем, похоже, его план провалился. Кажется, никого из членов семьи графа не удивила поспешная помолвка, а Бьянка была так же спокойна и привлекательна, как всегда. Что бы там ни происходило, какова бы ни была причина столь неожиданного брака, его упрямой кузине удавалось удачно скрывать это. А потому Анджело решил, что даром тратит время на светский визит.

Он в нетерпении поднялся с места и поклонился Бьянке.

– Жаль, что тебя не будет с нами у Грифалькони, – вежливым тоном произнес он, но голос его прозвучал фальшиво. – И хоть я зеленею от зависти при воспоминании о твоей помолвке, я все же уверен, что ты станешь отличной женой графу д'Аосто.

Анджело взял ее за руку и уже хотел было поцеловать ее, но тут заметил, что пальцы девушки перемазаны чернилами.

– Господи, неужели ты работала в первые же дни в доме своего жениха? Резала дохлых кошек и прочую дрянь, а потом записывала результаты своих изысканий в тетрадку? – Он говорил с нескрываемым отвращением.

Сердце Бьянки тревожно забилось.

– Кто-то же должен заниматься делами, – промолвила она, надеясь, что ее голос не слишком сильно дрожит.