Текст книги "Экслибрис. Лучшие книги современности"

Собрание сочинений Деборы Айзенберг (2010)

Короткий рассказ Деборы Айзенберг «Сумерки супергероев» («Twilight of the Superheroes») повествует о Нью-Йорке незадолго до событий 11 сентября 2001 года. Автор дает детальное представление о том, что в городе изменилось, а что осталось прежним; как все возвращается к точной копии нормальности, несмотря на то, что в небе зияет дыра и люди помнят, как «врезались те самолеты, прорывая занавес синего сентябрьского утра и обнажая лежащий сразу за ними темный мир».

«Если история чему-то нас и научила, – объясняет герой по имени Натаниэль, – так это вот чему: несмотря на все усилия и лучшие (или худшие) намерения, несмотря на несокрушимую до умиления веру в нашу способность предвидения, на самом деле мы, бедные люди, не способны думать наперед. Слишком уж много переменных. Так что всегда, когда что-то случается, выходит, что за самые важные вещи никто не отвечает».

Многим героям рассказов Айзенберг открываются подобные истины. Несчастный случай, болезнь, внезапный разрыв отношений или крушение призрачных надежд – непредвиденные события такого рода вселяют в людей отчетливое представление о ненадежности жизни и понимание, что в любой момент может произойти что-то хорошее, ужасное или просто неожиданное. Иногда – потеря близкого родственника или откровение в отношении родных, а порой – крупное общественное событие, отражающееся на судьбах отдельных людей.

В более позднем сборнике рассказов «Твоя утка – моя утка» («Your Duck Is My Duck») Айзенберг пишет, что в последнее время новости чаще всего напоминают «волшебное сказочное зелье», порождая «идущий из глубин зла все нарастающий ужас» – ужас, просачивающийся в коллективное сознание, по крайней мере, в сознание тех, кто чувствует сопричастность к творящимся в мире несправедливости и предательству.

Благодаря драматургическому таланту написания диалогов и безошибочному чутью к деталям, раскрывающим образы, Айзенберг создает рассказы, не уступающие по эмоциональной насыщенности романам. Текст всего в несколько страниц погружает читателя в будни и жизнь героев, знакомит с их семьями, против влияния которых они восстают или чью защиту принимают. С легкостью переходя от событий прошлого к настоящему и обратно, писательница показывает, как воспоминания и давно минувшее отражаются в принимаемых сегодня решениях, каким образом неумолимое движение времени и ограничивает нас, и освобождает.

Будь то подростки в поисках собственного пути во взрослую жизнь, странствующие по миру молодые художники или пожилые люди, чей конец уже виден на горизонте подобно верхушке айсберга, – все они чувствуют себя непосвященными, безоружными перед лицом ролей, которые, как они неожиданно поняли, они играют. Они поддаются странным, идущим из потока сознания размышлениям – например, о том, что происходит при заваривании чайного пакетика: «Капли воды сопровождают чаинки в пакетике или как?» Или меланхоличным философским отступлениям вроде: «Люди родились, они жили. Сбились в маленькие группы, а потом умерли».

Вместо того чтобы облачать истории персонажей в аккуратные предопределенные формы, Айзенберг позволяет им органично вырастать в причудливые, асимметричные повествования, населенные пугающими и неожиданными поворотами реальной жизни.

Бесплодная земля (1922)
Т. С. Элиот

Почти столетие спустя после публикации поэма Т. С. Элиота «Бесплодная земля» остается одним из основополагающих столпов модернизма. Наряду с «Улиссом» Джойса, опубликованным в том же 1922 году, «Весной священной» Стравинского, «Авиньонскими девицами» Пикассо и внутренними монологами романов Вирджинии Вульф это произведение воплощает призыв Эзры Паунда[27]27
  Эзра Паунд (1885–1972) – американский поэт, переводчик, литературный критик. Один из основоположников англоязычной модернистской литературы.


[Закрыть] к художникам: «Делай новое!» В рваном, скачкообразном стиле этих работ, в их тяге к отрывистости и коллажности, в их неблагозвучности и неоднородности, демонстративном неповиновении традициям и отказе от подчинения линейным законам выразились присущие людям в ранние годы XX века отчуждение и смятение, связанные с попытками побороть политические и общественные перемены, от которых корчился мир, и справиться с разрушительными последствиями Первой мировой войны.

После того как поэму «Бесплодная земля» несколько десятилетий преподавали в школах и университетах, широко заимствовали примененные в ней новаторские идеи, подражали ее стилю и высмеивали, многим читателям она может показаться обычной, даже в чем-то банальной. Сложно понять, насколько радикальной она была, когда впервые вышла в свет – ломая правила стихосложения, заимствуя новый язык и приемы, чтобы поднять не самые модные в те времена темы духовного отчуждения и присущего жителям больших городов беспокойства.

Однако в сегодняшнем прочтении поэма удивительным образом доносит до нас воспоминания о разрушенном Первой мировой войной мире. Поэма изображает общество, потерявшее определенность и старые правила: это духовная пустыня, где «не дает мертвое дерево тени», где одинокие люди в оцепенении проходят через «Нереальный город» и где сам поэт – «связь ничего / С ничем»[28]28
  Перевод А. Сергеева.


[Закрыть].

 Поэма изображает общество, потерявшее определенность и старые правила: это духовная пустыня, где «не дает мертвое дерево тени», где одинокие люди в оцепенении проходят через «Нереальный город» и где сам поэт – «связь ничего / С ничем».

Элиот заметил однажды, что написал эту поэму, чтобы «дать выход своему личному… брюзжанию на жизнь». Отчасти это отражало душевные страдания из-за неудачного брака и нервного срыва. Как и труды Кафки, основанные на осмыслении отношений с властным отцом и снабдившие нас неустаревающими метафорами, характеризующими современную жизнь и политическое устройство, «Бесплодная земля» Элиота стала зеркалом крупных преобразований. Изображаемый им мир не так уж отличается от нашего, одолеваемого ощущением утраты и разлада, – говоря словами Элиота в эссе об Улиссе, этот мир являет собой «безмерную панораму тщетности и анархии», жаждет искупления и обновления.

Книги Джозефа Дж. Эллиса
Братья-основатели: Революционное поколение (2000)
Американское творчество: Триумфы и трагедии при основании республики (2007)
Революционное лето: Рождение американской независимости (2013)
Американский диалог: Основатели и мы (2018)

Спору нет, ни одна книга по истории не сравнится с потрясающим мюзиклом Лин-Мануэля Миранды «Гамильтон»[29]29
  Американский мюзикл о жизни государственного деятеля Александра Гамильтона. Особенностью мюзикла является использование рэп– и r’n’b-музыки наряду с привычными бродвейскими мелодиями.


[Закрыть]. Однако для тех, кто хочет узнать побольше о временах Войны за независимость, работы историка Джозефа Дж. Эллиса для начала станут хорошим подспорьем.

На страницах нескольких книг Эллис рассказал о периоде основания страны, представив живые описания ключевых событий Войны за независимость и накануне учреждения Конституционного собрания. И, кроме того, привел сжатый анализ идей, идеалов и предрассудков, владевших тогда умами людей. На сегодняшний день это важнейшие вопросы для понимания – особенно учитывая нападки Дональда Трампа на призванную защитить нашу демократию систему сдержек и противовесов, созданную отцами-основателями, а также их собственные фатальные ошибки в борьбе с нашим первородным грехом – рабством.

В «Американском диалоге» («American Dialogue: The Founders and Us»), вышедшем в 2018 году, Эллис пишет, что эпоха основания государства произвела «Большой взрыв, породивший все планеты и орбиты в нашей политической вселенной, установив тем самым институциональную основу для того, что по сей день вызывает споры, связанные с предназначением нашего народа и страны».

Эллис напоминает, насколько малы были шансы на успех Американской революции. Британская армия и флот представляли собой самые мощные вооруженные войска в мире, а Континентальная армия под предводительством Вашингтона была не более чем разрозненной кучкой плохо вооруженных, необученных, оголодавших мужчин, порой даже не обутых.

Удачное стечение обстоятельств сыграло огромную роль в действиях американских руководителей, которые часто принимали решения на краю пропасти.

Не окутай туман Нью-Йорк во время Бруклинского сражения, смог бы Вашингтон переправить почти десять тысяч человек по контролируемому англичанами проливу Ист-Ривер из Бруклина на Манхэттен?

Если бы Вашингтон располагал более многочисленной армией, его действия в отношении английских войск были бы агрессивнее. Однако после зимовки в Велли-Фордж он придерживался оборонительной тактики, которая вынудила англичан сражаться за симпатии простых граждан из обширной сельской местности. Это истощило ресурсы британской армии и в конечном итоге помогло переломить ситуацию.

Эллис описывает бешеный вихрь событий, время от времени отступая в сторону, чтобы посмотреть в зеркало заднего вида истории и оценить, как на ней отразились принятые на бегу решения.

Он также подчеркивает роль самих действующих лиц и некоторые их решения, продиктованные личными мотивами. Автор разбирает, как это повлияло на то, что тринадцать колоний встали под девизом «Мы, народ Соединенных Штатов», равно как и на оставленное нам в наследство социальное и политическое неравенство, сохраняющееся по сей день.

Эллис убедительно заявляет, что подчас правильные люди с правильными навыками оказываются там, где надо в нужный момент: речь о несгибаемом военном руководстве Вашингтона, смекалке Джеймса Мэдисона, непревзойденной политической тактике и мудрой финансовой стратегии Александра Гамильтона. Однако после Луизианской покупки расизм и лицемерие заставили Томаса Джефферсона отказаться от того, что Эллис называет «самой удачной возможностью для реализации политики постепенной эмансипации, которая поставила бы рабство на путь вымирания» и «изменила бы ход американской истории в соответствии с его собственными словами из Декларации о независимости».

По мнению Эллиса, идеологические и личные разногласия между отцами-основателями – крепкая дружба и непрекращающееся соперничество – стали почвой для интеллектуального брожения, породившего «копию Конституции, основанную на той же системе сдержек и противовесов, только более приближенную к людям». Они расходились в вопросе взаимоисключающих требований в отношении федерального суверенитета и суверенитета штата, а также в понимании значения Американской революции. Заключалась ли она в достижении индивидуальной свободы и полном разрыве с британскими и европейскими политическими традициями – или означала «добродетельную сдачу личных, государственных и коллективных интересов на пользу высоких целей американской государственности»?

И хотя Вашингтон, Гамильтон, Адамс, Джефферсон, Мэдисон и Франклин принадлежали, по описанию Эллиса, к «величайшему в американской истории поколению, наделенному политическими достоинствами», они оставались людьми своего времени. Их ограничивали собственные предубеждения и недостатки, равно как и общепринятая тогда мораль. Оглядываясь назад, на их жизнь и решения, Эллис напоминает, что изучение истории – интерактивный процесс, заключающийся в «непрерывном разговоре прошлого и настоящего».

Основатели американской демократии
Федералист (1788)
Александр Гамильтон, Джеймс Мэдисон и Джон Джей
Прощальное послание Джорджа Вашингтона (1796)

«Федералист» – один из важнейших документов Америки – занимает почетное место рядом с Конституцией, Декларацией о независимости и Биллем о правах. В наше время необходимо читать их заново – ведь учрежденные отцами-основателями институты, призванные служить краеугольными камнями демократии, сейчас под угрозой.

Под скоординированным руководством неутомимого Александра Гамильтона, которому на тот момент было тридцать с небольшим лет, в период с 1787 по 1788 год им, Джеймсом Мэдисоном и Джоном Джеем было написано восемьдесят пять эссе, призванных согласовать и одобрить новую конституцию. Эти эссе, многие из которых впервые обнародовали в газетах, защищают Конституцию и представляют собой обстоятельное, развернутое размышление отцов-основателей о том, как будет работать демократия в Америке.

Документы составлены с учетом реалистичной оценки человеческой натуры, со знанием подводных камней, на которые наталкивались другие демократические режимы, и с осознанием тех опасностей, с которыми, вероятно, столкнется Америка в ближайшие годы. Гамильтон предупреждал, что «за мнимой маской радения за права народа чаще всего скрываются сулящие риск амбиции» и что деспоты прошлого, «ниспровергавшие свободы республик, в большинстве своем начали карьеру, подобострастно заискивая перед народом, – начали как демагоги и заканчивали как тираны». Он также предостерегал, что партийные активисты будут привлекать новообращенных посредством «громких заявлений и ожесточенных оскорблений».

Америку строили на просветительских идеалах разума, свободы и прогресса, и основатели хотели создать правительство, которое сдерживало бы крайние порывы электората и позволило бы достигнуть консенсуса в долгосрочной перспективе – в отличие от краткосрочных политических целей.

Одной из величайших опасностей Мэдисон считал власть тех, кого называл «фракции». Он имел в виду группы граждан, объединенных «общими стремлениями или интересами», которые «нарушают права других граждан или постоянные и совокупные интересы данного сообщества».

В пятьдесят первой статье «Федералиста» Мэдисон пишет: «Будь люди ангелами, ни в каком правлении не было бы нужды. Если бы людьми правили ангелы, ни в каком надзоре за правительством – внешнем или внутреннем – не было бы нужды. При создании правления, где люди ведают людьми, главная трудность состоит в том, что в первую очередь надо обеспечить правящим возможность надзирать за управляемыми. Однако вслед за этим необходимо обязать правящих надзирать за самими собой».

С этой целью основатели разработали три ветви власти – исполнительную, законодательную и судебную, – чтобы сдерживать и уравновешивать друг друга. По словам Мэдисона, ни одна из ветвей не «должна обладать, прямо или косвенно, подавляющим влиянием на другие».

Например, президенту дали право выдвигать послов и судей Верховного суда, но только по совету и с согласия Сената; при заключении договоров с другими странами их должны были подписать две трети членов Сената. Кроме того, законодательные органы могли привлечь президента к ответственности и суду – и снять с поста в случае «признания виновным в государственной измене, взяточничестве или других тяжких преступлениях и проступках». Основываясь на указанных причинах, Гамильтон утверждал, что «налицо абсолютное несходство» между президентом США и королем Великобритании.

Навряд ли большинство читателей захочет знакомиться со всеми статьями, содержащимися в этой книге, однако для начала могу порекомендовать следующие: написанное Гамильтоном введение (№ 1); статью Мэдисона об опасности фракционной политики (№ 10) и написанную им главу о системе сдержек и противовесов в правительстве (№ 51).

Актуальны и подробные размышления Мэдисона о распределении полномочий между тремя ветвями власти (№ 47–49), а также глава авторства Гамильтона о сдерживающих мерах в отношении президентской власти (№ 69) и важности существования независимых судов (№ 78).

Еще один важнейший документ, созданный на заре Республики и повторяющий многие темы, сформулированные в «Федералисте», – выпущенное восемь лет спустя, в 1796-м, ближе к концу второго президентского срока Прощальное послание Джорджа Вашингтона (текст доступен в интернете).

Вашингтон излагает пугающие предсказания об опасностях, с которыми может однажды столкнуться молодая страна. Он предупреждает: чтобы защитить будущее, Америка должна охранять Конституцию и не терять бдительности, отслеживать попытки саботажа и разделения, а также сохранять баланс полномочий в правительстве, с такой тщательностью созданный им в содружестве с другими основателями.

Вашингтон пишет о росте числа «хитрых, честолюбивых, амбициозных и беспринципных людей», способных «ниспровергнуть власть народа» и «незаконно захватить бразды правления в свои руки, уничтожая впоследствии те самые механизмы, которые возвысили их до несправедливого владычества».

Он говорит о «коварных уловках иностранных держав» и опасности влияния «честолюбивых, коррумпированных или введенных в заблуждение граждан», которые могут посвятить себя любимой ими иной стране и «предать или принести в жертву интересы» Америки.

И, наконец, Вашингтон предупреждает о «непрекращающихся искажениях партийного духа», которые порождают раздор, насаждая «необоснованную зависть и фальшивые тревоги», а также упоминает о рисках, возникающих из-за межфракционной борьбы (Востока против Запада, Севера против Юга, руководства штата против федерального правительства) и угрожающих единству страны. По его словам, граждане должны с негодованием осуждать «малейшие попытки отделить любую часть нашей страны от остальных или ослабить священные узы, которые теперь связывают воедино различные ее части».

Невидимка (1952)
Ральф Эллисон

«Я – невидимка» – так начинается замечательный роман Ральфа Эллисона, вышедший в 1952-м[30]30
  На русском языке не издавался; В. Голышевым и О. Пановой переведены лишь избранные моменты книги.


[Закрыть]. «Нет, я вовсе не привидение вроде тех, что одолевали Эдгара Аллана По, и не оживший сгусток эктоплазмы из какого-нибудь голливудского триллера, – продолжает он. – Я – человек из плоти и крови, не лишенный способности мыслить». Свою особенность он объясняет так: «…люди не хотят меня видеть. Вам наверняка доводилось наблюдать в цирке трюк с отрезанной головой. Вот и меня, как циркача в этом номере, со всех сторон окружают беспощадные кривые зеркала». Глядя на него, люди видят «окружающие предметы, отражения отражений и даже то, чего нет на свете, – словом, что угодно, только меня там не найти».

«Быть невидимым» – фигура речи для «быть черным в Америке». Тебя игнорируют, преследуют, унижают, по-другому относятся в суде и применяют к тебе топорные расовые стереотипы. Вместе с тем Эллисон предполагает, что быть невидимым – экзистенциальное условие, с которым сталкиваемся мы все в попытке отбросить предположения других и понять, кто мы такие.

«Невидимка» – реалистичное, но в чем-то сказочное и даже сюрреалистическое прозорливое размышление о расовом вопросе, занявшее достойное место в мультикультурном наследии Соединенных Штатов. И одновременно – яркий модернистский роман о воспитании, написанный в форме кафкианского повествования о пути рассказчика от наивности к знанию, от пассивности – к действию, от доверчивости – к пониманию.

Путь этот – сущий кошмар: последние двадцать с лишним лет жизни рассказчик претерпевал нескончаемую череду предательств. Приученный к смирению школьник из маленького захолустного городка подвергается унизительным нападкам белых, которые приказывают ему и группе других чернокожих подростков сражаться друг с другом на боксерском ринге с завязанными глазами. И хотя герой поступает на стипендиальную программу в университетский колледж для темнокожих, то, с чем он сталкивается, не перестает удручать: руководитель университета доктор Бледсо держится за свой пост, потворствуя белым грантодателям, и отпускает заявления вроде «если это поможет мне сохранить место, я к утру любого негра вздерну на дереве».

После того как Бледсо вышвыривает героя из колледжа, тот отправляется в Нью-Йорк, где его и дальше преследуют неудачи: работа на заводе «Оптик-Уайт» по производству «лучшей краски в мире» приводит в заводскую больницу, где его подвергают электрошоку, чтобы все забыл. Позже он присоединяется к левоцентристской организации «Братство», чьи установки смутно напоминают коммунистическую партию. Герой разочаровывается, узнав, что руководители «Братства» тоже, судя по всему, хотят использовать его в своих целях.

Во вступлении Эллисон замечает, что его герою свойственны некоторые черты главного персонажа «Записок из подполья» Достоевского: он тоже поселяется в подвале, освещенном 1369 лампочками. Существует как в спячке, пытаясь придать жизни смысл и подготовиться «к действию». Герой решает, что у него есть «социально ответственная роль»: он расскажет свою историю – ту, что изложена на этих страницах, – и опишет все, о чем узнал за время скитаний.

Пережитое его не озлобило. Он осознал, что «к смыслу жизни можно прийти как через любовь, так и через ненависть, иначе вы просто потеряете время и в вашей жизни не будет никакого смысла». Вместо того чтобы все делить на черное и белое, отвечать только «да» или «нет», он пытается охватить все. «Разнообразие – вот ключевое слово», – говорит он, не стремясь «к бесцветности», а понимая, что «Америка соткана из многих нитей», что «наша судьба – стать одним целым, и все же многими».

На самом деле это перекликается с собственными взглядами Эллисона. Он как-то сказал, что писал «Невидимку» в надежде создать историю, которая послужит «спасательным кругом, дающим надежду, и помогает удерживаться на плаву, когда мы лавируем меж коряг и водоворотов, отмечающих вечно колеблющийся путь к демократическому идеалу или от него».

 «Невидимка» – реалистичное, но в чем-то сказочное и даже сюрреалистическое прозорливое размышление о расовом вопросе, занявшее достойное место в мультикультурном наследии Соединенных Штатов.