Текст книги "Серые розы Роннебю"

Домик у ручья

Что ест водяной?

Наверняка бабушка знала ответ, но ведь если спросить напрямик, взрослые тут же что-нибудь заподозрят. Поэтому на следующий день всей троице пришлось по-настоящему и основательно наесться рыбными пирожками, бутербродами с икрой и густым супом с плавающими в масле кусочками семги.

– Фух, я больше не могу, – Кёрстен отложила ложку и толкнула под столом Малыша, который забавлялся тем, что наматывал на вилку длинные водоросли. – Мы вообще-то Солу должны оставить!

– Вопрос в том, как мы все это богатство к нему понесем?

Девочка задумалась. Сам-то Улле наверняка уже все придумал, вон как глаза блестят.

– Ну… – протянула она, катая по столу хлебный мякиш. Этого пряничным человечкам хватит на целый день. Пока что те вели себя хорошо, по крайней мере, сидели тихо в игрушечном домике Кёрстен, который она развернула к стене, чтобы кошка не утащила квартирантов. Вреднющая Никса, однако, запрыгнула на самую верхнюю полку книжного шкафа, откуда удобно просматривалась вся комната, и оттуда щурила на девочку свои зеленые глазищи.

– Можем сказать, что хотим покормить Бурре…

– Ага, и устроим ему настоящий пир – в честь чего, интересно? К тому же, собакам рыбу нельзя.

С шумом отодвинув стул, Улле скрылся в соседней комнате. О чем он там разговаривал с бабушкой, Кёрстен не успела подслушать – уже через минуту, страшно довольный, тот с победоносным видом вернулся, таща в обеих руках пузатую корзину.

– Что ты ей сказал?

– Секрет!

Улле хранил упорное молчание даже когда они вышли из дома и направились в лес. Но не прямой дорогой, как раньше, а сперва через шаткий мостик возле выкрашенного желтой краской дома Оке – добродушная старушка углядела их через вышитые занавески и долго-долго махала вслед вязаной куклой-рукавицей, с которой не расставалась ни на минуту. Затем пришлось перелезть через забор и пойти чьим-то выгоном, где паслась корова с теленком – и тут они просто обязаны были задержаться, чтобы хорошенько погладить маленького бычка, а заодно скормить ему половину пирога с рыбой, который все равно не поместился в заполненную до краев корзину.

– Так куда мы все-таки идем? – не выдержала Кёрстен, когда они снова развернулись в сторону леса и пошли своей особой секретной тропой, по которой бегали летом за дикой малиной, а осенью – в заросли лещины за спелыми орехами.

– К хромой Лотте в гости, – сделав страшные глаза, ответил Улле. И тут уж Кёрстен в третий раз чуть не выронила еще теплый сверток с остатками пирога прямо в вязкую слякоть.

Потому что каждый в Роннебю знал, что Лотта немного не в себе. Вернее, «немного» – это про добродушную Оке, которая постоянно сидит возле окна и спрашивает у прохожих, какой сейчас год. Ну, или еще про бедолагу Йонаса – тому время от времени казалось, что он снова на поле боя, и вокруг взрываются гранаты, а по земле стелется коварный ядовитый газ.

Но Лотта – совсем другое дело. Все в городе ее побаивались и выдумывали про нее небылицы, одна другой краше. А все потому, что несмотря на разбитые ревматизмом ноги и скрюченные от работы пальцы, Лотта занималась стиркой. Но у кого она стирала – оставалось загадкой. И сколько ей лет, тоже никто не знал. Когда бабушка Ноэль была маленькой, Лотта уже возилась со своими простынями, напевая под нос одну и ту же песенку:

 
Олуф Святой, отважный король,
Сидел на норвежском престоле.
В ту пору была Хорнелуммер-гора
Полна ненавистных троллей…66
  «Святой Олуф и тролли», пер. Веры Потаповой


[Закрыть]
 

Кёрстен было очень интересно послушать ее от начала до конца, но Лотта то и дело прерывала пение, чтобы выплеснуть из корыта грязную воду или принести еще мыла. А вернувшись, снова начинала с самого первого куплета. А порой, будто почувствовав, что за ней наблюдают, принималась гоняться за детьми с мокрой тряпкой в руках и шипела, словно рассерженная кошка. Даже Малышу доставалось за то, что тот вздумал обирать ее кусты ирги, посаженные на заднем дворе вместо изгороди. Один только Улле сумел найти к ней подход.

– Все потому, что я знаю ее тайну, – хвастался он. И все. И сколько Кёрстен ни пыталась его подкупить сахарными крендельками с повидлом, секрет мальчишка так и не раскрыл.

Сегодня они не стали углубляться в лес, а свернули от старого вяза налево. Река текла от мельницы в сторону Роннебю, петляя и постепенно истончаясь, как кончик серебристой пряжи. Местами ее уже затянул тонкий ледок. Скоро, совсем скоро они с Улле наденут коньки и на спор попробуют добраться до самого истока. Дядя Альфред сказал, что река берет начало в горах, из-под камня, который на самом деле – самый настоящий тролль, заснувший вековым каменным сном. Улле поспорил, что сможет забраться хозяину гор на кончик носа.

– Где-то здесь в заводи живет большущий карп.

– Кап-п, – подтвердил Малыш, поглядывая на корзину. Улле уже несколько раз доставал из шуршащего свертка пирожки в форме рыбок, которых они лепили всей дружной компанией. Кёрстен тайком хотела положить вместо рыбного фарша что-нибудь маленькое, как на Рождество, но как нарочно, не смогла найти ничего подходящего.

Вот если бы кое-кто не стащил у нее пенал этим летом…

– Наверное, в животе у него до сих пор моя красная точилка, – девочка мужественно отвернулась от жующего Нильса. Да, они знатно пообедали, но на свежем воздухе снова нагуляли аппетит. А ведь так хотелось, чтобы Сол попробовал бабушкины румяные пирожки.

Улле только ухмыльнулся в ответ.

– Говорил же, ее гномы украли. Я тогда обшарил все дно – ничего, прямо-таки ничегошеньки не нашел. А если бы карп проглотил железку, он бы тут же всплыл кверху брюхом, уж точно!

– Тосьн-но, – Малыш повел носом и довольно зажмурился. – Холосо пахн-нет!

Да уж, даже отсюда чувствовался аромат земляничного мыла. Вскоре вдалеке показалась ярко-красная дверь хижины, которую сама Лотта с гордостью называла своим Пристанищем. Судя по всему, именно его Уллле и имел в виду вчера, хотя назвать жалкую лачугу домом как-то язык не поворачивался.

Да здесь немногим лучше, чем на мельнице! – с горечью подумала Кёрстен, рассматривая крохотные окошки с разбитыми стеклами, кое-где заткнутыми ветошью. Вокруг хижины так тесно росли сосны, что, казалось, именно они поддерживают покосившиеся стены. Закопченная труба изогнутой загогулиной торчала из черепицы, так густо поросшей мхом, что за ним было не разглядеть, какого цвета первоначально была крыша. Наверное, красного, как и все крыши в Роннебю – но сейчас из ярких цветов осталась только дверь с прибитой к притолоке связкой бубенчиков. Они, как и ярко-красный цвет, должны были привлекать в дом удачу.

Вокруг дома белыми парусами полоскалось выстиранное белье. Снежно-белое, без единого пятнышка, с тончайшими кружевами – таких простыней и наволочек, пожалуй, не было даже в графском поместье. Кто же каждое утро привозил прачке белье, если на снегу вокруг не было никаких следов?

Хозяйка вышла им навстречу в засаленном чепце на голове и рваной-прерваной шали, повязанной крест-накрест поверх выцветшего платья. Из темных, захламленных глубин лачуги пахло свежезаваренным травяным чаем. Никто не знал, на что живет Лотта. Семьи у нее не было, скромного хозяйства едва бы хватило, чтобы прокормиться. Бабушка рассказывала, что пару раз прачку и вовсе хотели забрать в дом престарелых, да только удивительным образом не смогли найти дорогу к лесной хижине: все тропы словно связались в один узел, упорно уводя посетителей то вправо, к реке, то глубоко в лес, а красная черепица все маячила где-то далеко-далеко, за верхушками сосен. С тех пор к скромному жилищу старухи никто не осмеливался подойти. Разве что жаждущие погадать на судьбу девушки – гадала Лотта и впрямь хорошо, и не на кофейной гуще, а на… еловых шишках. По крайней мере, погоду предсказывала точно, гораздо лучше маститых синоптиков на радио.

И к их приходу тоже явно приготовилась заранее.

– Чу, даже не вздумайте приводить сюда эту сырость! – крикнула она с порога, вытирая руки о залатанный передник непонятного цвета. Если у нее так хорошо получается отбелить белье, то почему себе не постирает?

– Что ты, Лотта? Мы ведь даже еще ничего не сказали, – лучезарно улыбнулся Улле. А Малыш шмыгнул носом и спрятался за Кёрстен, ведь на плече у Лотты красовалось все то же мокрое полотенце, что и в прошлый раз.

Мыльная пена в корыте внезапно совершенно отчетливо вздохнула, выпустив стайку разноцветных пузырей.

– И нечего тут вздыхать! – прикрикнула старуха, а сама все не сводила глаз с корзины. – Мне только мокриц не хватало! Думаете, этот паршивец не пытался напроситься ко мне в гости? Да я его уже раз пять выгоняла поганой метлой!

– Ясно. Тогда мы пойдем, – выдохнул Улле, демонстративно поворачиваясь так, чтобы корзина оставалась на виду. Недовольно пожевав беззубым ртом, Лотта продолжала стоять, приложив корявую ладонь козырьком, и глядела им вслед. Наконец, когда дети уже было почти дошли до заросшего седым мхом валуна, у которого, казалось, были и брови и бородавчатый нос картошкой, старуха все же их окликнула.

– У старика Юле полным-полно места, – заговорщическим шепотом сообщила она, живо выкладывая из корзины еще теплые свертки. – К чему ему столько комнат, раз его самого дома нет? А ключ от замка лежит под садовым гномом. Уж можете мне поверить, я сама в свое время так и ему и сказала: старый друг, нет более надежного места для ключей, чем один из уродцев Мадлен, потому что ни одна живая душа к ним не осмелится подойти! Так-то вот!

– Так-то оно так, но как быть с водой из реки? – не выдержав, Кёрстен тихонько, бочком, отодвинулась вместе с корзиной подальше, но Лотта все же успела ухватить для себя почти все самое вкусное. Бедолаге Солу остались только пирожки с икрой и тушеные в бульоне овощи. А ведь они надеялись, что водяной уже сегодня отпразднует с ними новоселье в доме Лотты.

– Как быть? – передразнила ее прачка, разворачивая хрустящую бумагу и надкусывая поджаренную в масле лепешку с сыром. – А колодец во дворе на что?

А ведь верно. Совсем недавно мама взяла Кёрстен с собой в школу на урок по географии. Правда, девочка почти все время тихонько продремала на задней парте, но все же запомнила большую карту, на которой голубыми чернилами было показано, как река ныряет под заросший лесом берег и продолжает течь уже под землей. Улле с Малышом, кстати, на тот урок не попали и потому мало что поняли из ее объяснений.

– Но ведь вода же в колодце чистая, так как же… Ах, да ладно, – Улле махнул рукой и легонько присвистнул, подзывая кого-то рукой. – Давайте уже нашего водяного накормим, пока сами все не съели.

Тут же со стороны реки к ним подплыло серебристое облачко пара, которое быстро превратилось в очень голодного мальчишку в абсолютно сухой одежде. Только кончики волос у Сола немного намокли и подернулись инеем. Получилось почти красиво, с его-то белыми волосами.

– Могли бы и раньше позвать, – пожаловался Сол, набрасываясь на заботливо завернутый бабушкой в несколько полотенец горшочек с тушеной рыбой и овощами. – Я от запаха чуть волком не завыл, пока за вами шел.

– Прости, я хотел, чтобы Лотта увидела, какой ты голодный и несчастный, – небрежно бросил Улле, и Кёрстен захотелось хорошенько стукнуть его по голове. Подумать только, водяному пришлось терпеть целый день. А прачка все равно отказалась его впускать.

– Зато у меня для тебя хорошие новости: дом у тебя все-таки будет.

– Погоди, – возразила Кёрстен, – мы ведь там даже еще не были. А вдруг Солу не понравится?

– Еще бы ему не понравилось! – хохотнул Улле и принялся загибать пальцы: кухня, гостиная, прихожая и ванная комната – будешь плескаться в ней, сколько душе угодно.

– Так ведь залезать в чужой дом нехорошо, – все еще сомневалась девочка, но в этот момент заметила мечтательный взгляд Сола.

– А можно… – голос у него, и без того простуженный, заметно дрогнул. – Можно, я запущу туда золотых рыбок?

– Конечно, – по-хозяйски ответил Улле. В свое время старый Юле был дружен с Альфредом и частенько захаживал в его лавку, то за садовым инструментом, то просто поговорить по душам. Улле он научил играть на подаренной губной гармошке, чем мальчишка страшно гордился и теперь, видимо, считал себя вправе всем распоряжаться. – И рыбок, и лягушек. Думаю, старик не обидится, если мы устроим в его доме маленький бассейн! Эй, Сол-недосол, а тебя делиться не учили?

– Соленой рыбки было бы сейчас очень неплохо… – сонно пробормотал водяной, засыпая на месте с куском пирога в руке. – И теплого чаю с мелиссой…

Письмо

Исписанный твердым почерком листок бумаги она перечитала трижды. И трижды прошлась через всю залу до окна и обратно. Неслыханно, просто невероятно. После стольких лет молчания…

Обычно бледные щеки графини Росен теперь пылали. И, рассматривая себя в потемневшее стекло фамильного зеркала, она тщетно скользила пальцами по янтарной раме: ответ не появился сам собой на полированной поверхности, не было в раме и волшебного рычага, способного перенести обладателя в зазеркалье. Каменные завитки оставались холодны к ее мысленной просьбе, а в мутном отражении по-прежнему белела злополучная записка на крышке бюро.

Неужели он все-таки приедет?

Фру Росен со вздохом потерла виски, бросив напоследок укоризненный взгляд на фамильную ценность. Итак, чуда не произошло, зато привычному укладу жизни пришел конец, окончательно и бесповоротно.

– Хельга, – колокольчик зазвенел резко и немного нервно, хотя графиня и старалась держать себя в руках, – мне нужно позвонить!

Хрусталь, звякнув, рассыпался по паркету. Удержать себя в руках оказалось все-таки легче, чем фигурную ручку в форме лебедя.

– О, какой ужас! – вбежавшая горничная только руками всплеснула. – Красивый, был… второго такого не найти.

– Брось, милая. Незаменимых вещей нет, – хозяйка поджала губы, едва не добавив: как, впрочем, и людей тоже. Долгие недели без горячего кофе и выстиранного белья научили ее быть осмотрительнее в словах. – Как я уже сказала, мне нужно позвонить, срочно!

– Будто сами не знаете, где телефон, – проворчала девушка, проворно складывая осколки в передник. – На кухне висит целая дюжина латунных колокольчиков, если что. Шнурки для слуг нам все равно без надобности.

Ох, боюсь, скоро нам понадобятся не только шнурки для звонка, но и новые слуги, – сетовала про себя графиня, пока спешила в гостиную. Элегантное начало для телефонной беседы она придумала, когда шла по коридору. Плавный переход к делу – когда спускалась по лестнице. И – благополучно забыла все напрочь, пока лихорадочно крутила диск, набирая единственный знакомый номер.

– Господин Мауер? Да, я получила… Хочу сказать, дело крайне неожиданное… Да, да, я поняла. Хорошо, буду вам крайне признательна.

Положив трубку, она еще некоторое время рассеянно рассматривала изогнутые ножки и резьбу на ручке. Против обыкновения, здесь узор изображал вовсе не розы, а рассыпанные веером букетики полевых цветов. Когда-то их серединки украшал речной жемчуг, но и сейчас потемневшая бронза выглядела не хуже, да и зеленоватый оттенок был очень даже к месту.

Почуяв неладное, слуги столпились у дверей. Похоже, вид у госпожи Росен был до того растерянный и счастливый, что даже ворчливая Бо застыла с поварешкой у руках и впервые не выдала ни одной колкости.

– Итак, у нас ожидаются гости! – громко и, насколько это было возможно, бодрым голосом объявила графиня. – Мальчик с матерью. Хельга, будь добра, подготовь для них гостевую комнату. И соседнюю тоже. А ведь господин Мауэр, вероятно, тоже захочет остаться, так что комнат понадобится целых три… Боже, сколько хлопот сразу!

– А этот мальчик – осторожно начала Хельга, когда все втроем дружно принялись снимать чехлы с мебели, – случайно не…?

– Пока еще рано что-либо утверждать, – отрезала фру Росен. И вздохнула: все-таки как-то здесь пустовато и неуютно… Андерн, очень хорошо, что вы здесь. Отправляйтесь-ка, любезный, с Хельгой на чердак и принесите оттуда что-нибудь милое и изящное… Нехорошо, если наши гости вздумают сбежать в первый же день.

– Будто бы там что-то осталось, после нашествия господина Мауэра… – пробурчал себе под нос Андерн, поднимаясь вместе с горничной по скрипучей рассохшейся лестнице. – Половину графского состояния спустили с молотка за сущие гроши…

Хельга, затаив дыхание, осматривалась по сторонам. На чердаке она прибиралась не чаще одного раза в месяц и всякий раз спешила поскорей закончить с уборкой: уж слишком подозрительно тихо было в комнате, лишь изредка поскрипывали под ногами рассохшиеся половицы.

Кажется, когда-то на чердаке был обустроен целый кабинет. С потолка свисала люстра в холщовом чехле, вдоль стен выстроились пустующие ныне книжные шкафы, где вместо книг громоздились всевозможные свертки и покрытые пылью коробки. В углу притаился глобус, на котором при всем желании невозможно было разобрать очертания материков, настолько выцвела краска. Старинный дубовый комод пошел в уплату долгов, но на на половицах до сих пор виднелись круглые следы от четырех ножек. Зато письменный стол уцелел – и за все время работы в этом доме Хельга ни разу так и не осмелилась опуститься в обитое порыжелым бархатом тяжелое кресло.

Кто-то проводил часы напролет, уединившись от детского шума и гама. Но теперь деревянные панели, которыми был обит потолок, почернели и зияли трещинами, а на стенах кое-где виднелись пятна плесени.

– Может, с приездом наследника дела в доме наконец-то пойдут на лад, – кряхтя, Андерн отодвинул от стены ближайший сундук, а Хельга стерла пыль специально захваченным с собой полотенцем. Девушка только хмыкнула в ответ. Стоило еще поглядеть на этого мальчишку: вдруг окажется капризным баловнем, да еще и мать неизвестно как отнесется к старому дому. Что, если новые хозяева решат продать поместье?

– Не надрывали бы вы спину, – посоветовала она конюху, сама вытаскивая из-за шкафа свернутый рулон ковролина. Краски оказались на удивление яркими, однако, несмотря на полуистлевшие пакетики с лавандой, моль все же добралась до него, значительно подпортив рисунок по левому краю. Что ж, его можно было и обрезать, ничего страшного. Зато как красиво будет смотреться лазурно-фиолетовый узор на натертом до блеска паркете! Сейчас Хельге было не жаль долгих часов, проведенных за работой. Может статься, новые владельцы ее труды оценят по достоинству. Странно признать, но в душе девушка привыкла к старому месту и совсем не хотела получить расчет.

Все-таки кое-что им удалось раздобыть: например, обмотанную ветошью скульптуру кораблика из венецианского стекла. Правда, у Хельги мелькнула мысль, не слишком ли проблематично будет держать такое в комнате маленького мальчика, но в конце концов, если играть на ковре, ничего не разобьется и не расколется. А еще, в самую последнюю минуту, старик Андерн потянулся к листу фанеры позади одного из шкафов. И ведь как чувствовал: за куском холстины скрывалось самое настоящее волшебство!

– О, какая прелесть! – фру Росен с восторгом рассматривала старинный адвент-календарь в форме замка. Выкрашенные сусальным золотом верхушки башен обломились, да и краска, имитирующая каменную кладку, кое-где осыпалась, но это ничуть не портило картину, напротив: стены выглядели совсем как настоящие, будто вытерпели долгую осаду жаждущих сладостей малышей. В резные стрельчатые окна можно было разглядеть убранство комнат. Даже сквозь слюдяные стеклышки была заметна расписанные шелковые обои, крохотные креслица и самые настоящие зеркала в резных позолоченных рамах.

Поистине, хочу стать Марихен77
  персонаж из сказки Э. Т. А. Гофмана «Щелкунчик и мышиный король»


[Закрыть] и жить в таком доме, – подумала про себя Хельга, заметив в одной из кукольных зал огромную, под потолок, наряженную елку. – Вот ведь кто-то не поскупился на подарок.

– Жаль, ключ куда-то пропал, – графиня с сожалением указала на замочную скважину, зияющую в циферблате башенных часов. Точно такие же виднелись на запертых резных дверцах, разбросанных то тут, то там. Поверх некоторых были нарисованы фигуры запряженных экипажей, поленницы дров или силуэты солдат на карауле – чтобы нарочно запутать сладкоежек. И на каждой была приклеена крохотная циферка, всего двадцать четыре, на весь месяц до Рождества. – Помнится, дедушка заказал его у какого-то знаменитого мастера из Германии. Мы с братом частенько пытались сжульничать и открыть подарки раньше положенного срока. Но там внутри, кажется, механизм, так что без ключа открыть не получится…

– По мне, подарок и так хорош, – внезапно подала голос старая Бо, все это время рассматривающая замок с неподдельным восхищением, если не сказать, благоговением. – Да если бы мне в свое время подарили такое чудо, я на седьмом небе была бы от счастья!

– Что ж, как говорится, каждому свое, – в животе у фру Росен очень вовремя заурчало, и она деликатно кашлянула. – Кажется, мы увлеклись и слегка пропустили время обеда. Но, думаю, внеочередной кофе с тостами мы все заслужили.

***

На уборку пришлось потратить целый день. Правда, Сол сразу предложил просто-напросто залить пол водой, но Кёрстен запротестовала. И так неизвестно, что скажет хозяин, когда вернется, так еще и не хватало развести сырость в комнатах.

– Старый Юле вряд ли вернется, – совсем по-взрослому рассуждал Улле, на пару с братом вытряхивая полосатые вязаные половики. – Иначе стал бы он мне на прощание дарить свою губную гармошку?

И все же, зачем тогда музыканту было оставлять целые залежи сгущенки и маринованных овощей в кладовке? Судя по всему, голодная смерть Солу в ближайшее время точно не грозила. Оно и ладно, а то ходить каждый день якобы на пикник было бы слишком подозрительно.

– Какое же счастье, что я вас встретил, ребята, – водяной с наслаждением поочередно откусывал то от бутерброда с ветчиной, то от шоколадного рогалика, обсыпанного ванильной крошкой. – В жизни ничего вкуснее не ел!

Бурре тоже перепала жареная куриная ножка, от которой по очереди успели откусить все, включая Бамсе. Кёрстен все же притащила с собой котенка. Должен же кто-то ловить мышей в доме? Да и пустить кошку в новый дом – хорошая примета. Вопреки ожиданиям, полосатый Бамсе не только не испугался водяного, но даже проникся запахами леса и мокрой земли от его одежды.

– Надо же, я и не знал, что котята такими ласковыми бывают, – мальчик растроганно чесал коту пушистое пузо, пока тот блаженствовал на брошенном в кресло штопанном-перештопанном пальто.

К слову, некоторые заплаты показались Кёрстен странно знакомыми. Например, вон та, над карманом, в виде голубого кита. Если подумать, бабушка когда-то давно поставила ей точно такую же, прикрыв коварную дырку на коленке.

– Послушай, Сол, а не знаком ли ты случайно с бабушкой Ноэль? – решила на всякий случай спросить Кёрстен. Но в этот момент Бурре все-таки проник через входную дверь в прихожую и загнал котенка на дверь. Оттуда Бамсе совершил великолепный прыжок на старинные ходики – которые, к сожалению, могли вместить крохотную кукушку, но вовсе не воспитанного на чистом сливочном масле кота. Естественно, все вместе дружно ухнули вниз, прямо в оставленное возле стены пустое ведро.

– Оставьте, я починю, – Сол поймал между ладонями лохматую морду пса и растрепал давно нечесаные бурые бакенбарды. – Эх ты, ведь так и в прошлый раз чуть не утонул, когда погнался за кошкой. Насилу я успел тебя из воды вытащить.

Так вот откуда пес знает водяного, – переглянулись между собой дети. Ну, а то, что их новый знакомый оказался на все руки мастер и сумел починить не только рухнувшие часы, но и старенький примус, могло очень пригодиться в дальнейшем.

Но кто конкретно добавил им хлопот, так это, конечно, пряничные человечки. Да-да, Кёрстен пришлось отдать своих квартирантов Солу, потому что у нее в доме человечки устроили настоящий тарарам: вооружившись чайными ложками, сперва устроили набег на полки с вареньем – и разбили самую вкусную баночку с черешней и грецкими орехами; чуток подпороли шов на маминой подушке, чтобы достать каждому перо на шляпу – а после устроили бег наперегонки с Никсой, и конечно же, совершенно случайно все вместе приземлились на мамину кровать, устроив в комнате настоящий снегопад. Юркие, проворные, сейчас они шныряли повсюду, норовя перевернуть банки с речной водой, на всякий случай расставленные по всем углам, забирались за шкафы и выбирались обратно, облепленные пылью с головы до пят.

Зато теперь мало кто на них позарится, – удовлетворенно думала Кёрстен. Даже Бамсе, который поначалу опешил от встречи с ожившими печеньками, пару раз погнался было за самым большим человечком, а потом долго сидел в углу и чихал, наглотавшись сахарной пудры с пылью вперемешку.

– Может, банки убрать? – не выдержал Улле, когда ему пришлось в третий раз вытирать разлитую воду. – Вроде, Лотта оказалась права – колодец действует.

– Оставьте, – попросил водяной. – Я в них лилии буду разводить.

– Да ты, оказывается, романтик, – присвистнул Улле, и заслужил очередной толчок локтем в бок от Кёрстен. Потому что нет ничего зазорного в том, чтобы наводить уют в доме, верно? И если совсем начистоту, пару раз у Кёрстен прямо-таки зачесались глаза, глядя, как Сол восхищенно ходит по крохотной комнатушке, гладит засаленные занавески и мышиного цвета скатерть на кухонном столе. Пусть для кого-то это была всего-навсего жалкая лачуга старика, но для мальчика, прожившего не один век в одиночестве на заброшенной мельнице, это был настоящий дворец.

***

– Может, попробовать шпилькой?

– Не открывается… еще сломаем…

– Какая разница, если и так сломано?

Со стороны все трое напоминали сейчас детей, изнывающих от ожидания подарков. Уже были испробованы Хельгины невидимки, теперь в ход пошла канцелярская скрепка, а старик конюх размышлял, сможет ли по-быстрому соорудить отмычку из согнутого гвоздя.

Ну прямо в детство впали, ей-богу.

– Наверняка дети ключ заиграли куда-нибудь.

Бо, в отличие от них двоих, еще помнила прежнего графа – молчаливого, седого старика, что большую часть времени читал, заперевшись в библиотеке или на чердаке, где устроил для себя настоящее пристанище нелюдимого отшельника.

– Кто бы что ни говорил, а этот дед больше всех хлопотал, ездил на извозчике в столицу, покупал подарки. Ма-аленькие такие сувенирчики, – глаза у Бо горели, и сейчас она меньше всего была похожа на обрюзгшую кухарку, ворочавшую подгорелую кашу грязным половником. – Один раз углядела, как он прячет в ящичек куколку. Фарфоровую, в атласном платьице. Вот уже сколько лет прошло, а она у меня до сих пор из головы не идет. А ну как сейчас откроем, а она там лежит?

– Тише, не разбуди хозяйку!

Все затихли, но в соседней комнате, судя по всему, и не собирались ложиться спать. То и дело выдвигались тугие ящики комода, поскрипывали дверцы гардероба, шуршала бумага. А потом раздался отчаянный вопль, от которого разом подскочили не только слуги, но и красиво расставленные на каминной полке деревянные истуканчики с раскрашенными лицами.

– Может, притвориться, что мы уже спим? – прошептала Хельга. Но когда из-за двери донеслись сдавленные рыдания, она не выдержала и, махнув рукой остальным, чтобы не заходили, осторожно постучала.

В комнате царил классический бардак, какой бывает, когда женщина отчаянно пытается найти себе наряд по душе. Все содержимое ящиков, корзин и чемоданов, задвинутых на верх шкафа, сейчас валялось на полу и кровати. А посреди этой груды вещей сидела фру Росен и тихонько раскачивалась, прижимая к груди какую-то тряпку.

– Мое праздничное платье, – сквозь слезы прошептала она, завидев горничную. – Я и надела его всего-то пару раз, берегла…

Нежно-розовый атлас на глазах расползался по швам рваной бахромой; с подола и горловины свисали нити бисера, некоторые бусины уже рассыпались по ковру, исчезнув в складках разбросанного белья.

– Я в нем была такой красивой…

Хельга кашлянула, чтобы ненароком не рассмеяться. Неужели наконец-то настал миг, о котором она так долго мечтала?

– Знаете что? – она обхватила графиню за плечи и развернула к себе. В дверях Андерн разинул рот, но тут же ретировался, зато кухарка жадно пожирала глазами тонкое кружевное белье. – Вам всего-то нужно обновить гардероб. И скажу вам как по сердцу, давно пора перетрясти все это старье!

– Это старье, как ты говоришь, досталось мне от моей достопочтенной матушки! – графиня шумно высморкалась и гордо вскинула распухший от слез нос. – Но заглянуть к портнихе, думаю, все же стоит!