Текст книги "Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2"

Нью-Йорк
(2001)

Наступил мой день рождения, и часы показывали всего 8.50 утра. Почему мой телефон звонил?

Накануне я с актерами Брюсом Уиллисом и Беном Стиллером напился на вечеринке Недели моды. В три часа утра, перед самым уходом из «Lot 61», бара в Челси, я решил найти какую-нибудь женщину, которая составила бы мне компанию ночью. Но потом подавил это желание и отправился домой один. Пообщавшись с Кэти в Лос-Анджелесе и осознав, насколько она мне нравится, я начал задумываться о том, чтобы наконец разобраться с паническими атаками и попытаться завязать полноценные отношения с этой девушкой. Я заказал машину, которая после обеда должна была отвезти меня в аэропорт Кеннеди. Кэти прилетала из Сан-Франциско в Нью-Йорк, и я хотел встретить ее в аэропорту.

Мы с ней продолжали обмениваться электронными письмами и созваниваться каждый день. Я был счастлив. Удивительно, но до сих пор паника ни разу не скрутила меня.

Телефон перестал звонить. Я повернулся на другой бок и попытался снова заснуть. И тут снова раздались трели звонка. Черт! Наверное, это наглый менеджер по продажам какой-нибудь компании или кто-то ошибся номером! Никто из моих знакомых не стал бы звонить мне так рано, особенно в мой день рождения. Через некоторое время телефон умолк, и я перевернулся на другой бок.

И он тут же зазвонил снова. Я, грязно ругаясь, выбрался из постели, пробежал по холодному бетонному полу лофта и поднял трубку.

– Алло! – зло закричал я. У меня было похмелье. И я ждал, что сейчас продавец на другом конце провода предложит мне поменять оператора междугородней связи.

– Моби! – Это был Дэмиен. – Поднимись на крышу!

– Что? Зачем?!

– Поднимись на крышу! – требовательно повторил он, в его голосе слышались отчаяние и страх. – Всемирный торговый центр взорвали![93]93
  Взрыв Всемирного торгового центра (двух башен-близнецов) 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке произошел в 36-й день рождения Моби.


[Закрыть]

– Что-о?!

– Иди на крышу!

Я, обвязавшись вокруг пояса полотенцем, стал подниматься по лестнице на крышу и услышал зловещий гул…

Пообщавшись с Кэти в Лос-Анджелесе и осознав, насколько она мне нравится, я начал задумываться о том, чтобы наконец разобраться с паническими атаками и попытаться завязать полноценные отношения с этой девушкой.

Позже мне стало известно: первый самолет врезался в Северную башню, пока я спал. Поначалу люди предположили, что произошла чудовищная ошибка: что-то напортачил пилот. Все обитатели Нижнего Манхэттена выбрались из квартир. Гул, который я услышал, был порожден говором тысяч людей, стоящих на крышах. Они стали кричать, увидев, как к Всемирному торговому центру приближается второй самолет. Он целенаправленно развернулся по длинной дуге и летел прямо на Южную башню. Шагнув на свою крышу, я услышал грохот. Самолет протаранил ее.

Теперь люди кричали не только от недоумения и страха. Их обуял ужас: они поняли, что причина происходящего – не трагическая случайность или ошибка пилота. За этим несчастьем кроется чей-то злой умысел.

Мой мозг отказался работать, он не способен был воспринять увиденное мною. Я растерянно огляделся. Вот моя крыша – с серым деревянным настилом, с потрепанным дождем и ветром столом, за которым я ел блинчики и читал «New Yorker»; с открытым душем, которым я никогда не пользовался; с маленькими грядками, на которых я пытался выращивать лаванду и мяту…

Ум, сердце, душа отказывались воспринимать наблюдаемое мною. Здания в сотню этажей не должны падать.

А на расстоянии меньше мили от меня полыхали башни-близнецы.

Я видел их ежедневно – спокойных, суровых стражей Нижнего Манхэттена. Я помнил, как бывал в дедушкином офисе в Вулворт-билдинге, когда Всемирный торговый центр только строился, и смотрел из окна на два огромных котлована, вырытых под закладку фундамента будущих небоскребов. Потом башни росли, закрывая окна дедушкиного офиса, и его секретарь сухо ворчал, что они испортили вид из окна.

А теперь эти высоченные башни были объяты пламенем и дымились жутким черным дымом.

Все это казалось нереальным. Хотелось думать, что яростное оранжевое пламя – всего лишь пиротехнический трюк, устроенный на съемках какого-то фильма-катастрофы. Но беда была не постановочной, а настоящей, и в миле от меня умирали тысячи людей.

Дэмиен все еще был на проводе.

– Моби, что происходит?! – кричал он, громко всхлипывая. Я знал Дэмиена с конца 80-х и никогда не видел, чтобы он плакал. А теперь он стоял на Черч-стрит в микрорайоне Трайбека и смотрел, как из окон башен вываливаются люди. И рыдал в трубку.

Улицы внизу подо мной наполнились воем сирен. Полиция, пожарные, национальная гвардия, машины скорой медицинской помощи – все они стремились на юг, к Всемирному торговому центру.

Я спустился с крыши, оделся и включил сразу и телевизор, и радио, и компьютер. Я просматривал все новостные сайты и все каналы ТВ. Везде была информация о том, что произошло, и нигде – о том, почему это случилось и чья в том вина. Я лихорадочно переключал каналы и листал сайты. И вдруг снова услышал страшный грохот. Мне казалось, что звук удара самолета о Северную башню был ужаснейшим. Но этот грохот был громче, сильнее и намного страшнее всего того, что мне доводилось слышать.

Я побежал на крышу. Из двух башен осталась только одна, окруженная апокалиптическими облаками пыли. Куда исчезла вторая? Та, в которую я водил бабушку на обед в день ее 70-летия? Та, в которой этим утром были тысячи людей?!

– Нет, – тихо сказал я. – Нет. Нет…

Я замолчал, наблюдая, как к небу поднимается огромный столб пепла и дыма. Ум, сердце, душа отказывались воспринимать наблюдаемое мною. Здания в сотню этажей не должны падать. Не должны тысячи людей с утра приезжать на работу, чтобы там погибнуть.

На крышах вокруг никто больше не кричал. Люди плакали или же стояли молча, как и я.

Мои планы на этот день, на мой день рождения, доселе были простыми. Я должен был встретить Кэти в аэропорту, поужинать с ней в веганском ресторане «Angelica’s Kitchen», а потом сходить на пару вечеринок Недели моды. Затем мы выпили бы водки, приняли наркотик и занялись сексом на крыше.

Но миру пришел конец.

Я смотрел на оставшуюся башню и гигантское дымное облако, накрывающее Манхэттен. И продолжал повторять, слушая вой сирен:

– Нет. Нет. Нет…

Нью-Йорк
(2001)

Спустя месяц после трагедии 11 сентября в Нью-Йорке продолжался траур. Каждый забор и пустая стена были покрыты тысячами фотографий погибших. Все улицы патрулировались полицейскими и военными. Большинство моих друзей сочли пьянство единственным действенным способом осознания того, что нельзя было принять.

Мир сошел с ума. Казалось, что Нью-Йорку был нанесен смертельный удар. Магазины и рестораны закрывались, предприятия банкротились, и люди толпами покидали город. Мои отношения с Кэти закончились, не успев толком начаться: она не хотела переезжать в Нью-Йорк, а я не желал покидать город, где родился. Он не нуждался во мне, но оставить его, когда с ним случилось несчастье, – это было выше моих сил.

Я не знал, как справиться со своим горем. Я был травмирован. Поэтому, как и многие другие жители Нью-Йорка, больше пил, принимал больше наркотиков и теперь мог привести домой любую женщину, которая на это соглашалась.

Однажды вечером я сидел, напиваясь, в баре отеля «The Mercer», когда ко мне подошел незнакомый мужчина. Он представился как Ларри и спросил, не хочу ли я полетать на вертолете – до Стейтен-Айленда и обратно.

Меня учили никогда не садиться в машины с незнакомыми людьми, но никто ничего не говорил о вертолетах.

– Конечно, – сказал я этому случайному человеку. – И когда же?

– Завтра, в три часа дня. Приезжайте на вертолетную площадку на углу 27-й улицы и Вест-Сайд Хайвей.

* * *

На следующий день я проснулся в два часа дня, быстро позавтракал и на такси доехал до вертолетной площадки. Ларри встретил меня и проводил в небольшой зал ожидания, где познакомил с другими людьми, которые должны были лететь с нами на Стейтен-Айленд. Там были три артиста «Цирка дю Солей», клубный промоутер, которого я знал, двое суровых шкафоподобных мужчин в темных костюмах, похожих на боссов мафии, и симпатичная бывшая участница конкурса «Мисс США»; я помнил, что в прошлом году она заняла на нем второе место.

Меня учили никогда не садиться в машины с незнакомыми людьми, но никто ничего не говорил о вертолетах.

– Мы полетим на двух вертолетах, – объяснил нам Ларри. – Пообедаем на Стейтен-Айленде в доме моего друга, а потом вас доставят обратно.

Бесплатный обед в доме друга?.. С утра я опохмелился пивом и теперь ничему не удивлялся. Мне было весело. Цирковые акробаты и боссы мафии летят на вертолете на Стейтен-Айленд, до которого полчаса езды на автомобиле? Ха!..

– Есть ли в этом хоть какой-то смысл? – спросил я у бывшей участницы конкурса «Мисс США».

– Абсолютно никакого, – сказала она. – Меня зовут Кларисса.

– Моби, – представился я, осторожно пожимая ей руку.

Мы полетели над Гудзоном. Мне не хотелось смотреть на то место, где раньше стояли башни-близнецы, но взгляд сам притянулся к нему. Увидев груды обломков высотой более ста футов, я вновь ощутил гнев и безнадежность, которые последние недели пытался заглушить водкой и экстази. Я не знал, смогу ли когда-нибудь избавиться от горя, которое сдавливало мне грудь.

К счастью, мы удалились от Нижнего Манхэттена и уже через несколько минут приземлились на Стейтен-Айленде, возле новенького особняка, стоящего на берегу Атлантического океана. Нас встретил маленький человечек, ростом не более пяти футов, по имени Стивен. Немолодой, с рыжими редеющими волосами, зачесанными назад, он был одет в строгий черный костюм.

– Благодарю вас за то, что вы согласились стать моими гостями, – вежливо сказал он, когда мы вошли в огромную гостиную с полом, выложенным белым мрамором с золотыми прожилками. Несколько слуг с серебряными подносами стали разносить шампанское. И я принялся напиваться.

– Это ваш дом? – спросила Кларисса у Стивена.

– Да, – сказал он и загадочно улыбнулся. – Хотите экскурсию?

– Конечно.

Мы проследовали вслед за Стивеном в холл, в центре которого стоял на постаменте огромный нефритовый тигр.

– Позвольте рассказать одну историю, – сказал Стивен и повел нас вверх по мраморной лестнице. Она выглядела так, словно ее привезли на Стейтен-Айленд со съемок MTV о довоенной Джорджии.

– Я всегда хотел быть провизором, – начал свой рассказ хозяин особняка, – поэтому в 70-е годы поступил в фармацевтический колледж. Мой отец работал фармацевтом в Куинсе, и мне хотелось иметь модную аптеку на Манхэттене на Пятой авеню.

Он медленно вел нас через лабиринт спален и гостиных. Во всех комнатах были панорамные окна, выходящие на Атлантический океан.

– После окончания колледжа я занял немного денег и открыл свою аптеку, но в нее никто не ходил. Через пару месяцев меня стало мучить воспоминание о том, что мои кредиторы обещали укоротить мне пальцы, если я не верну долг.

Мы с Клариссой одновременно опасливо взглянули на шкафоподобных «боссов мафии».

– Я боялся, и мне нужно было что-то сделать, чтобы наладить бизнес. Я нашел в подвале аптеки несколько старых кукол, и мой друг, бродвейский мастер декораций, поставил их в витрину. Она стала привлекательной.

Он прервался, остановившись перед очередной дверью.

– О, – сказал он, – вот это моя спальня!

Стивен открыл дверь в просторную комнату с шикарным розовым ковром на полу. Кровать стояла на подиуме у стеклянной стены с захватывающим видом на океан. У другой стены разместилось джакузи.

Он медленно вел нас через лабиринт спален и гостиных. Во всех комнатах были панорамные окна, выходящие на Атлантический океан.

– В магазин стали приходить люди, – продолжал Стивен, – но они хотели покупать кукол, а не лекарства. Я продал все, что было в витрине. А потом пошел на швейную фабрику в Куинсе и заплатил нескольким работницам за то, чтобы они сделали для меня из обрезков тканей еще нескольких девочек-игрушек. Я выставил их в витрину, и людям они понравились.

Он привел нас в маленькую гостиную, гордо улыбнулся и указал на двух кукол, сидевших на диване.

– Вот так я и придумал линию мягких скульптурных «Маленьких людей» Cabbage Patch.

Мы все ошеломленно молчали. Я – прежде всего потому, что не понимал: зачем Стивену нужна эта экскурсия? И чего он, собственно, от нас хочет?

– Я продал их компании Coleco за кучу денег и стал снимать фильмы вместе с моим другом Стивеном Сигалом, который живет по соседству.

– А он сейчас в Америке? – спросил один из артистов цирка.

– Нет, он шлет свои извинения, но пребывает в России с Путиным.

Стивен провел нас по лестнице вниз, в столовую.

– А теперь давайте поедим! – сказал он. Мы все расселись за длинным столом, и слуги принесли большие блюда с итальянским салатом.

– Эй, ты слышал о том русском парне, которого нашли неподалеку, на пирсе? – тихо спросил у меня клубный промоутер, когда тарелки с салатом сменились тарелками спагетти.

– Нет, а что случилось?

– Его привязали к доске, и во лбу у него была дыра от пули.

Один из «боссов мафии», до сих пор молчавший, промокнул рот салфеткой и сказал:

– Он не должен был здесь появляться.

Я вообще перестал что-либо понимать.

– Мне нужно еще выпить, – сказал я Клариссе. – Мы отсюда выберемся живыми?

Мы съели десерт и после обильной выпивки в библиотеке, отделанной дубовыми панелями, полетели обратно на Манхэттен.

Я так и не получил ответы на вопросы, которые задавал себе во время экскурсии.

– Спасибо, Ларри, – сказал я, когда мы вышли из вертолета. – Это был самый странный опыт в моей жизни.

– А какие у вас планы сейчас? – спросил он. – Хотите пойти на вечеринку?

Я должен был встретиться со своими друзьями Ли и Дейлом, поэтому спросил, не могут ли они пойти с нами.

– Конечно! – сказал Ларри. Он дал мне адрес ресторана на пересечении Парк-авеню и 20-й стрит, и я отправил друзьям sms-сообщение. Мы с Ларри и Клариссой взяли такси и долго ехали почти через весь город. Ли и Дейл ждали у входа в ресторан: вечеринку организовал застройщик-миллионер, охрана у него была строгой, и поэтому без нас их не пропустили.

На Стейтен-Айленде я опрокинул в себя три бокала шампанского, три бокала красного вина, рюмку водки перед десертом и аперитив с арманьяком, так что был на верном пути к тому, чтобы напиться вусмерть. Ли и Дейл оказались еще более пьяны, чем я.

– А! – воскликнул я, войдя в ресторан и узнавая знакомую обстановку. – Помню! Здесь я познакомился с Дэвидом Боуи!

Глаза Клариссы расширились.

– Ты знаком с Дэвидом Боуи?

– Вообще-то мы живем по соседству. Машем друг другу ручками с балконов.

– Правда?!

– Приходи ко мне, и я тебе все покажу, – кротко предложил я и взял ее за руку.

Она загадочно улыбнулась.

– Дейл, – обратился я к другу, когда мы заказали напитки, – расскажи Клариссе об игре «положи х*й».

– Во-первых, ты очень красивая, – сказал он ей.

– Она заняла второе место в конкурсе «Мисс США», – заметил я, гордясь своей новой подругой.

– Так вот, – продолжал Дейл, – «положить х*й» – это когда ты вытаскиваешь пенис из штанов на вечеринке и прикасаешься им к кому-то.

– Фу, – сказала Кларисса и поморщилась. – Это сексуально, что ли?

– Нет-нет, – серьезно сказал он. – Это не сексуально, а просто глупо и смешно. Ты трогаешь только одежду, и человек, на которого ты этот х*й положил, об этом даже не догадывается.

Кларисса повернулась ко мне:

– Ты это делал?

– Нет, – смущенно признался я.

Вечеринка оказалась не слишком интересной. На ней присутствовали в основном бизнесмены и представители строительных компаний. Самым примечательным из них был Дональд Трамп. Он стоял в нескольких ярдах от нас у подножия лестницы и громко разговаривал с другими гостями.

В то время Трамп был средней руки владельцем строительной компании, а также – из-за своего бурного темперамента и скандального нрава – главным героем бульварных газет. Недавно он выступил в реалити-шоу, и это придало ему известности.

– Моби, давай, положи х*й на Трампа, – сказал Ли.

– Что? – переспросил я. – А надо?

– Да, – спокойно молвил Дейл.

– Ага! – шаловливо подтвердила Кларисса.

– Черт, – сказал я, осознавая, что класть на Дональда Трампа все же придется. Выпил водки для храбрости, вытащил свой вялый пенис из штанов и небрежно прошел мимо бизнесмена, задев членом край его пиджака. Мне повезло: он, похоже, ничего не заметил и даже не пошевелился.

В то время Трамп был средней руки владельцем строительной компании, а также – из-за своего бурного темперамента и скандального нрава – главным героем бульварных газет.

Я вернулся к друзьям и заказал еще один напиток.

– Сделал? – спросила Кларисса.

– Сделал. Положил на Трампа х*й.

Выпив еще немного, я спросил у Клариссы:

– Не хочешь пойти ко мне, посмотреть на балкон Дэвида Боуи?

– Неплохой способ привлекать женщин! – весело ответила она. – Я согласна!

Мы доехали на такси до моего дома и зашли в магазин, чтобы купить пива. Я вспомнил: днем 11 сентября здесь было полно людей, которые молча запасались водой и едой. Никто не знал, насколько серьезно случившееся и насколько плохо все может обернуться в будущем. Прическа и пиджак человека, стоявшего в очереди передо мной, были усыпаны серым пеплом, летевшим с места катастрофы. Он стоял с опущенной головой и тихо плакал.

Теперь же, месяц спустя, в магазине в час ночи горел яркий свет, и казалось, что ничего страшного не произошло. Мы с Клариссой купили упаковку «Сьерра-Невады» и принесли ее на крышу. Я показал ей дом, в котором жил Дэвид Боуи, и балкон своего знаменитого соседа. В миле от нас на месте Всемирного торгового центра возвышались кучи обломков и раскинулось пепелище.

– Ты хочешь остаться в Нью-Йорке? – спросил я.

Она наморщила нос, задумавшись.

– Думаю, да… А ты?

Это был город, в котором я родился. Город, где можно было повстречать красивую женщину и привести ее на крышу над своей квартирой, чтобы глупо потаращиться на балкон Дэвида Боуи.

– Вряд ли что-то заставило бы меня уехать, – улыбнувшись своим мыслям, сказал я.

Стратфорд, Коннектикут
(1975)

После школы мы с Роном пошли играть на развалинах заброшенного особняка.

Рон был одним из моих лучших друзей в Стратфорде. Он нравился девочкам, потому что был красивым и довольно высоким для пятиклассника. Но девочки его не интересовали.

Он не знал, что он гей, потому что никто из нас не знал, что такое гей…

Мы бродили по развалинам, балансировали на каменном фундаменте и гадали, как выглядели комнаты до того, как дом сгорел дотла.

– Когда я разбогатею, куплю его и устрою в нем бильярдную, – сказал Рон.

Я ответил:

– А мне бы хотелось купить его и жениться на Фрэнси из соседнего классса. Знаешь ее? – Рон молча кивнул. – И мы бы здесь жили.

Я поднял кусок бетона и швырнул его в сторону рассыпающегося камина.

Покинув разрушенный особняк, мы некоторое время бегали по лесу и нашли несколько размокших порножурналов. Я попытался палкой открыть один из них, но журналы превратились в сплошное мокрое месиво. Мы сумели разглядеть всего несколько фотографий обнаженных женщин с черными треугольниками лобковых волос.

– Фу! – сказал Рон и отвернулся. Я смотрел на эти фотографии, и мое сердце гулко стучало. Порно тогда было незаконной редкостью, обычно его прятали. И вот оно попало мне в руки – размокшие, поврежденные снимки. Но какими же оглушающе притягательными они были! Я хотел забрать журнал с собой и спрятать, чтобы иметь возможность разглядывать расплывшиеся изображения обнаженных грудей и ягодиц, когда захочу. Но Рон посоветовал мне оставить журнал там, где мы его нашли: «Тебе нужны неприятности?»

Рон был одним из моих лучших друзей в Стратфорде. Он нравился девочкам, потому что был красивым и довольно высоким для пятиклассника.

Мы пошли обратно к моему дому. По дороге мой приятель зачем-то заглянул в ливневую канализацию.

– Там пять долларов! – завопил он.

– Что?

И вправду, на дне водостока лежала пятидолларовая банкнота.

– Как бы нам ее достать? – озадачился Рон. Я никогда не видел его настолько взволнованным.

– Давай поднимем решетку, – сказал я. Мы вцепились в мокрые, скользкие металлические прутья.

– Раз, два, три, тяни! – командовал я, но, несмотря на все наши усилия, решетка не сдвинулась с места.

– Может, туда можно из другого места пролезть? – спросил Рон. Мы огляделись. Никакого прохода в канализацию поблизости не наблюдалось.

– Давай найдем палку, – предложил я. Мы поискали на обочине дороги и нашли длинную тонкую палку. Один ее конец я обмазал грязью и медленно опустил его в сток. С первой попытки купюра прилипла к палке. Я вытянул ее, и Рон схватил вожделенную бумажку.

– У меня есть пять долларов! – истошно закричал он, подскакивая на месте. Мы осмотрели купюру. Она была мокрой и перепачканной в сточной грязи. Но все-таки эта зеленая штучка выглядела прекрасной!

– Я дам тебе доллар, потому что ты помог мне ее достать, – посерьезнев, весомо сказал Рон.

– По-моему, это справедливо, – немедленно и столь же весомо ответил я. Доллар был для меня настоящим богатством. Тем более ценным, что подарила мне его не бабушка, как она иногда это делала, а великодушные боги ливневой канализации!

Мы решили сегодня же потратить найденные деньги и пошли ко мне домой, чтобы попросить мою маму довезти нас на автомобиле до универмага.

– А зачем ты заглянул в этот водосток? – спросил я Рона по дороге.

– Я не знаю! – развел он руками.

Мы вошли в дом, и он закричал:

– Бетси, я нашел пять долларов!

Бетси – имя моей мамы. Она, как истинная демократичная хиппи, просила моих друзей называть ее по имени.

– Мы можем поехать в «Брэдлис»? – спросил я.

«Брэдлис» был самым дешевым из всех универмагов в Стратфорде. На вершине иерархии городских универсальных магазинов стояли «Мейси» и «Блумингдейл», но мы не могли позволить себе что-то покупать ни в одном из них: цены там кусались. А вот в «Брэдлис» мы всегда делали большую часть покупок. Здесь пахло жареной едой, между стеллажами с дешевыми товарами слонялись толпы иммигрантов и коннектикутских бедняков. Мы сели в мамин «Плимут» и быстро доехали до универмага.

– Я даю Моби доллар, – объявил Рон, – потому что он помогал мне, когда я нашел эти пять долларов.

Мама улыбнулась.

– Очень мило с твоей стороны, Рон. Моби, что ты хочешь купить?

– Пластинку «Convoy», – ответил я без малейшего колебания.

Я услышал песню «Convoy» по радио и сразу влюбился в нее. В ней пелось о тяжелых грузовиках, фурах и рефрижераторах, и это была самая лучшая песня, которую я когда-либо слышал. Я понятия не имел, что такое «медведь в воздухе», и никогда не слышал о компании «Kenworth»[94]94
  «Kenworth» – международная автомобилестроительная компания. Специализируется на производстве грузовиков, тягачей, самосвалов.


[Закрыть], но все в мире «Convoy» казалось необычным.

Мама припарковалась рядом с огромной кучей тающего серого снега. Мы с Роном побежали к зданию магазина, крича:

– Догоняй, мам!

– Скорее, Бетси!

Доллар был для меня настоящим богатством. Тем более ценным, что подарила мне его не бабушка, как она иногда это делала, а великодушные боги ливневой канализации!

Она рассмеялась и поспешила за нами по мокрой парковке. Мы знали «Брэдлис» как свои пять пальцев, так что Рон сразу убежал выбирать конфеты и футболки, а я пошел в отдел пластинок. Там продавались виниловые альбомы Элтона Джона, Боба Сигера[95]95
  Боб Сигер – знаменитый американский рок-музыкант.


[Закрыть] и группы Eagles. Но мне нужна была только одна вещь, и я нашел ее в разделе синглов – «Convoy» С. У. МакКолла[96]96
  С. У. МакКолл – псевдоним Уильяма Дейла Франса-младшего – американского певца, общественного активиста и политика.


[Закрыть].

Я осторожно взял пластинку в руки. Это был первый сингл, который я покупал в своей жизни. Я вернулся ко входу в магазин и стал ждать, когда придет Рон и даст мне доллар.

Он появился довольно скоро – с красной пластиковой корзинкой в руках. В ней лежали десять коробок разных конфет и ярко-желтая футболка.

Рон оплатил свои покупки, а затем протянул мне смятую долларовую купюру. Все это выглядело как очень серьезная сделка. Я пожал ему руку и официальным тоном сказал:

– Спасибо, Рон.

Я отдал этот доллар кассирше, и она положила мою пластинку «Convoy» в маленький коричневый бумажный пакет. Теперь у меня был собственный сингл! И песня, которую я слышал по радио. Теперь она была моей.

После двадцатого прослушивания я стал подозревать, что ситуация, вообще говоря, ненормальная.

Мы высадили Рона с конфетами и футболкой возле его дома. Я опустил окно и закричал ему вслед:

– Не могу поверить, что ты нашел пять долларов!

Когда мы приехали домой, я включил мамину стереосистему, поставил пластинку и нажал кнопку «пуск». Последовали две секунды шипящей виниловой тишины, а затем послышался звук армейских барабанов, с которых начиналась запись. «Convoy» сочетала в себе богатые оркестровые аранжировки, харизматичное исполнение МакКолла и выразительные припевы. Я стоял перед стереосистемой – неподвижный и потрясенный. Через три минуты и сорок девять секунд песня закончилась, И я снова нажал «пуск».

Мне хотелось, чтобы она никогда не заканчивалась. Пластинку я мог слушать сколько угодно, и поэтому прокрутил ее в четвертый раз, и в пятый, неподвижно стоя перед вертушкой.

После двадцатого прослушивания я стал подозревать, что ситуация, вообще говоря, ненормальная. Но каждый раз, когда начинала звучать песня, мне казалось, что происходит что-то волшебное. Поэтому я нажал «пуск» в двадцать первый раз и снова прослушал ее. И еще раз. После 30-го или 40-го прослушивания мама крикнула с кухни, что ужин готов, и я оторвался от стереосистемы.

– Нравится пластинка? – спросила она, накладывая мне на тарелку спагетти.

– Очень нравится, – ответил я, все еще пребывая в легком трансе после двух часов прослушивания одной и той же песни. Мы ели спагетти, а наши кошки спали на полу кухни. После ужина мама сказала:

– Вечером придет Кип.

Кип мне не нравился. Мама встретила его на заправке в Бриджпорте, где он работал. У него были длинные черные волосы, от него пахло бензином, и он всегда смотрел на меня, как на бродячую собаку, вставшую у него на пути. Мама и раньше встречалась с парнями, работавшими на заправках и в автомастерских, но все они приходили к нам умытые и в чистой одежде. Кип заваливался в наш дом сразу после работы – в заляпанном машинным маслом комбинезоне и с черными от грязи лицом и руками. Кроме того, они с мамой всегда размещались в гостиной, а это значило, что стереосистема будет мне недоступна.

– Хорошо, мам, – сказал я.

Меня утешала мысль о том, что завтра Кип уйдет и, как обычно, не будет появляться дня три. И я смогу слушать «Convoy», сколько моей душе угодно.

* * *

Утром я вышел на кухню к завтраку. Мама сидела за столом, сжимая обеими руками чашку кофе. На ее бледном лице застыло выражение растерянной озабоченности. По утрам она никогда не была веселой, но сейчас казалась особенно расстроенной. Я никогда не спрашивал, все ли с ней в порядке, потому что она могла ответить криком. Просто старался вести себя тихо и молчал. Но на этот раз она сама спросила меня:

– Мобс, как ты?

Я перестал засыпать сахар в миску с хлопьями.

– Нормально. А что?

– Ты в порядке? После вчерашней ночи?

Я был в полном замешательстве.

– Что ты имеешь в виду?

Она изумленно уставилась на меня:

– Ну, после того, что случилось вчера вечером…

Мне стало очень неловко.

– А что случилось?

– Ты правда ничего не помнишь?

Я стоял у холодильника. Время замедлилось. Я понятия не имел, о чем она говорит, и когда попытался вспомнить вчерашний вечер, у меня закружилась голова.

– Нет, не помню. Я сделал уроки и лег спать.

Она закурила сигарету и посмотрела мне прямо в глаза.

Мамины глаза наполнились слезами.

– Ты спас мне жизнь, Мобс!..

– После того как ты лег спать, ко мне пришел Кип. Мы начали ссориться. Потом перебрались в кухню и продолжали друг на друга кричать. Помнишь?

– Нет, – ответил я.

– Он бесился, потому что я сказала ему, что больше не хочу его видеть. Ну, знаешь… Не хочу быть его девушкой.

Я почувствовал облегчение, потому что Кип мне не нравился. Правда, когда у мамы не было парня, она очень грустила. И это немного озаботило меня.

– А потом он перестал орать, схватил нож и сказал: «Либо я, либо ты! Один из нас должен умереть!»

Она нервно затянулась сигаретой.

– Он пошел на меня с ножом в руках. И тогда появился ты.

– Что?!

– Да! Ты встал посредине кухни. Мы не услышали, как ты вошел. Но когда Кип увидел тебя, бросил нож и выбежал из дома.

– Я спал?

– Нет, ты не спал. Но ты молчал. Когда Кип ушел, ты вернулся в свою комнату.

Я никогда ничего не забывал, но этого не помнил, хотя все произошло несколько часов назад. Первой моей мыслью было: нет, я спал в постели. Но в этот момент я вдруг осознал, что каким-то образом оказался в двух местах одновременно. И на своем матрасе, лежащем на полу, и на кухне. Воспоминание напоминало лунный свет, проходящий сквозь бумажную салфетку. Теперь я точно знал: такое случалось со мной и раньше. Это было необъяснимо, но «раздвоение» я переживал не раз.

Выдать сейчас маме «я был и там, и там» было бы безумием.

Поэтому я просто высказал предположение:

– Наверное, я ходил во сне?

Мамины глаза наполнились слезами.

– Ты спас мне жизнь, Мобс!..