Текст книги "Стивен Спилберг. Человек, изменивший кинематограф. Биография"

Глава 3
Аркадия: лучшие и худшие времена

Если в Нью-Джерси он чувствовал себя аутсайдером, то в Аризоне он и вовсе стал словно инопланетянин. Семья поселилась в пригороде Феникса, граничащем с пустыней. За 13 лет жизни он сменил три места жительства, но своим истинным домом он считал Скоттсдейл, где семья жила между 9 и 16 годами Стивена. Спилберги купили ранчо в новом модном районе под названием Аркадия, наконец бросили якорь и стали обрастать всеми теми благами, которыми должна была обладать средняя американская семья тех лет. Тогда женщины еще носили фартуки в духе Донны Рид, а Бетти Фридан не написала свою книгу-бомбу «загадка женственности». Всех все устраивало, за исключением одного нонконформиста, известного как Ли Спилберг, которая, несмотря на свой талант ассимилироваться где угодно, была не в восторге от обыденности этого места.

По воспоминаниям Спилберга, это напоминало окрестности в «Полтергейсте»: «кухонные окна выходят на кухонные окна, обращенные к кухонным окнам. Люди машут друг другу из окон». Для десятилетнего ребенка тут собралась целая галерея образов: отвоеванные у природы территории, такие плавные, напоминающие о подавлении и подчинении, безликий, одинаковый пейзаж жилых районов и на фоне всего этого – раздолье природы огромной страны и бездонное ночное небо у подножия горы Кемелбэк.

Аризона стала одновременно лучшим и худшим временем в жизни мальчика: здесь ему пришлось заново пускать корни, так варварски вырванные из Нью-Джерси, ходить в новую школу, заводить новых друзей – и это все на фоне подросткового периода взросления. Здесь он был бóльшим аутсайдером, чем где бы то ни было, «слабоумный в мире крутых парней». Его уши торчали, нос был слишком длинным. Хулиганы звали его «Спилберг-жук».

Он пережил то, что сам потом назовет «шестью месяцами торжества несовершеннолетнего преступника», в которые он был особенно изобретателен в плане терроризирования родных сестер и вообще всех вокруг (например, на своей бар-мицве он забрался на крышу дома и закидал гостей сверху апельсинами). В это же время вовсю шла война между Леей и Арнольдом. Как вспоминал Спилберг несколько лет спустя, в одной комнате мать играла на фортепьяно в компании подруг, а в другой комнате отец в компании коллег-инженеров обсуждал «компьютерные мышеловки»¹. Мальчик закрывался в своей комнате и затыкал щель под дверью полотенцем, чтобы не слышать шума.

Хотя Аризона и была низшей точкой социальной и эмоциональной удовлетворенности мальчика, именно там он нашел свою мечту, с которой развеялись страхи, неувереность, с которой были не страшны неурядицы дома и ощущение хаоса вокруг. С камерой в руке он не просто ничего не боялся – теперь он знал, как превратить свои страхи (и особенно свою непопулярность) в нечто особенное.

Сначала Арнольд отдал сыну свою старую камеру Kodak Brownie, а затем вручил 8-миллиметровую камеру, которую взял у своего друга. Отец всегда брал ее в отпуск и снимал небольшие фильмы о семейном отдыхе, но как только камера попала к Стивену, он сразу пошел дальше и моментально отказался от сомнительного жанра кинохроники и взялся за отражение реальности в принципиально ином ключе. Он снимал, как семья приезжает на автомобиле, под косым углом (как заметила Ли, «словно из-под покрышки машины»); если он не был доволен кадрами, то заставлял всех повторять сцену снова и снова. «Постановка была сама по себе гораздо веселее, чем просто фиксация на пленку», – вспоминал он².

Будучи начинающим режиссером, он с самого начала сам занимался и действием, и «спецэффектами»; его главным героем был электропоезд, а идеальным сюжетом – крушение. Он снимал немые фильмы, инстинктивно учился нагнетать волнение, играя резкими сменами кадра, темпа и крупными планами; особенно ему удавались взрывы и нагромождения. Возможно, так находили выход обиды, беспокойство и ярость, вызванные неурядицами дома. Кроме того, отец – дитя времен Депрессии – постоянно заставлял его эконмить дорогую пленку: так, еще не став сполна режиссером, Стивен уже усвоил другую сложную систему отношений – режиссер и продюсер.

Были многочисленные пикники, походы, в которых бескрайние просторы Аризоны фиксировались на камеру Стивена. Его мир буквально перевернулся, когда он увидел небеса в телескоп своего дяди Бадди, а затем сходил с отцом в кино на «Место назначения – Луна». Его пытливый ум отправился в стратосферу научной фантастики и был очарован идеями полетов на ракете. Все неурядицы в школе и дома меркли на фоне космического пространства, которое было и убежищем, и театром его фантазий.

Однажды Арнольд разбудил его среди ночи, посадил в машину и, не сказав, куда они едут, поехал в пустыню. С собой отец прихватил термос с кофе. Стивен испугался – где мама? Отец его похищает? Но вот они приехали, расстелили одеяло, легли и стали смотреть на небо, такое чистое и без смога, что звезды казались больше и ближе, чем когда-либо. Наконец Арнольд сказал ему, что он прочел о появлении в это время кометы. Правда, вместо нее начался метеоритный дождь. Яркость и интенсивность падающих звезд смущала Арнольда, который пытался объяснить это с научной точки зрения. Но тщетно: Стивен, испуг которого уже прошел, был восхищен великолепием падающих звезд. Его первоначальный страх перед внутренними потрясениями испарился – все было в порядке, даже больше, чем в порядке. Поклонник «Сумеречной зоны» и ее четвертого измерения, Стивен просто наслаждался этим небесным чудом.

Его волшебная память зафиксировала и этот момент: элементы небесного ливня появятся в «Близких контактах третьей степени». Еще одна «рождественская» сцена – разбуженный в ночи малыш, осторожно идущий к «дереву» со звездами, словно выложенными дарами Всевышнего. Когда он решил использовать это воспоминание, сцена не ограничилась лишь отцом и сыном, но добавились сотни людей на одеялах, которые ищут в небе НЛО. Причем тут важна и темная изнанка сцены – страх ребенка быть похищенным, снова и снова появляющийся в фильмах Спилберга.

Этот зародыш режиссера боевиков и научной фантастики был готов продемонстрировать свой талант аудитории. Успех наступит, когда он станет бойскаутом – то есть частью того социального института, который определит всю его дальнейшую жизнь. Будучи членом патруля «Огненная стрела» инглсайдского отряда 294, он был несилен по части физических достижений, за который ребята обычно и получали нашивки; поэтому Арнольд предложил ему попробовать получить нашивку за фильм. Так появился девятиминутный вестерн «Перестрелка».

Он уже понял, что может развлекать других ребят историями за посиделками вокруг костра (его истории были самые захватывающие и страшные); теперь же настала очередь поражать фильмами. «Перестрелка» была принята на ура. С этого момента он начал брать камеру во все походы и снимал мальчишек – к их большому удовольствию. Бойскауты заполнили вакуум в душе Стивена – социальный, эмоциональный и квазирелигиозный. Впервые он почувствовал себя частью так называемого мужского братства, частью которого не мог ощутить себя из-за отсутствия инициации со строны отца, и стал частью сообщества, своего рода конгрегации, которой еще не нашел в иудаизме. Он ходил в еврейскую школу, которую ненавидел, и всячески отрицал еврейскую идентичность (как в том случае с апельсинами на бар-мицве). Именно с бойскаутами он впервые почувствовал себя частью чего-то.

После «Перестрелки» фильмы Стивена становятся длиннее, сюжеты богаче, а амбиции больше. Когда сын снимал вестерн, Арнольд отвозил его и всю команду – бойскаутов и соседских ребятишек – к ближайшему ресторану, около которого стоял настоящий дилижанс. Стивена очаровывала романтика Второй мировой войны и факт того, что отец в ней участвовал. Арнольд был мобилизован в 1942 году, а затем переведен в Военно-воздушные силы в качестве радиста и был участником некоторых боев в Юго-Восточной Азии. Правда, из-за того, что радиотехников и их аппаратуру берегли пуще глаза, он провел большую часть времени до демобилизации в связном пункте эскадрильи.

Арнольд также помогал сыну получить разрешение для съемок и даже договорился о том, чтобы Стивену разрешили использовать настоящий самолет для фильма «Отряд истребителей» (Спилберг взялся за него в седьмом классе) о том, как американский солдат удирает от отряда немецких истребителей, используя в съемках самолет и складские помещения.

Всех, кто хорошо знал Стивена, поражало то, насколько он фокусировался на процессе, как уверенно вел себя на «съемочной площадке», как четко объяснял своим «актерам» и «команде» (семье и друзьям), что делать.

Да, в его кругу уже были девчонки, но в основном все они были лишь подругами. Некоторые помнили его как застенчивого, но более дружелюбного, чем остальные мальчишки, парня. Пока те задирали девчонок и привязывали к деревьям (Стивен предпочитал отрабатывать такие трюки на родных сестрах), он снимал подружек на 8-миллиметровую камеру.

И без того робкий с девочками, Стивен был буквально убит своим первым свиданием. В пятом классе (как он сам позднее расскажет) он влюбился, и Арнольд вывез парочку на машине на прогулку. В какой-то момент девочка положила свою голову Стивену на плечо. Когда они вернулись домой, Арнольд сообщил об инциденте Лее. Это был ад. Постоянно звучало слово «неразборчивый». Это настолько напугало Стивена, что он еще долго будет шарахаться от противоположного пола, лишь бы не ошибиться в выборе. Ну а потом ему стало не до свиданий – не было времени и нужно было экономить деньги для фильмов.

Круг его полномочий становился все шире: Стивен стал собственным представителем, сценаристом и социологом. Он раздобыл 16-миллиметровые фильмы Диснея, доступные для некоммерческого показа, с помощью флаеров и постеров, сделанных при поддержке Арнольда, рассказывал о них соседской ребятне, а затем устраивал показы в гостиной Спилбергов. Под занавес он как бы невзначай показывал свои фильмы вроде «Один день в жизни Грома» о приключениях своего кокер-спаниеля, снятый на камеру, привязанную к тележке, – чем не Лоуренс Аркадийский?

После показа фильма типа «Дэйви Крокетт: Царь природы» Стивен проводит собственные фокус-группы, выпытывая у зрителей, что им понравилось, а что нет. Кроме того, в нем уже тогда наметился филантроп: он брал плату за показы, надеясь накопить денег на новые фильмы, однако Арнольд предположил, что куда полезнее будет, если мальчик потратит их на благотворительность. Так что первые заработки Стивен пожертвовал приюту Перри для детей-инвалидов с психическими отклонениями; в дальнейшем помощь детям станет для него пожизненным обязательством.

Уже тогда проницательный в отношении прибыли и способов ее получения, он взял под контроль «бизнес» своих сестер, которые продавали еду и лимонад с лотка во время его кинопоказов, ссуживая девочкам процент от продаж. также он за плату выполнял поручения соседей. Вся его деятельность днем и ночью была направлена на фильмы: покупку лент, планирование, съемки. Даже в столь юном возрасте он торопился так, словно время истекало.

Когда он не ходил в школу или не прогуливал ее, чтобы снимать кино, он читал фантастику, смотрел телевизор или ходил в кинотеатр. Арнольд взял его и еще одного мальчика посмотреть «Психо» в автокинотеатре – все трое были в ужасе. На заднем дворе он и его друг смонтировали немую картину – дань уважения вестерну Джона Форда «Искатели».

Есть противоречивые истории, в том числе его собственные, о том, как мало или как редко он смотрел телевизор. В детстве некоторые программы так пугали его, что родители этим пользовались. Позже Стивен говорил, что его телевизионная диета была строгой, хотя многочисленные ссылки в его фильмах и интервью показывают, что это неправда. Вероятно, Спилберги считали просмотр телевизора пустой тратой времени и, как в большинстве семей, пытались ограничить часы просмотра. Получалось, что мальчику нравилось что-то, что считалось низкосортным, бестолковым, но при этом он все равно жаждал это получить.

Это была вершина его неприязни к отцу, которого он готов был винить во всем – за отлучки, за чрезмерную строгость. На тот момент, по словам друга, Стивен был сыном своей матери, озлобленным на отца до такой степени, что готов был «отречься от него». Видя искреннее участие Арнольда в работе над фильмами сына, невольно удивляешься гневу мальчика. Да, с одной стороны, Арнольд не лелеял его, не гулял и не играл в мяч. Он ведь был классическим «мозгом», пятидесятилетним успешным человеком, преуспевающим в интеллектуальных занятиях, в которых Стивен никогда не смог бы превзойти его. Стивен постоянно чувствовал разочарование отца, отравлявшее его юную жизнь. Его изобретательность и воображение в шкале ценностей отца даже не брались во внимание, были даже помехой. А телевидение было едва ли не «отчимом» – актом того самого «низкого» искусства, которое приносило мальчику радость, стимулировало, утешало и помогало во многом разобраться.

Интеллектуальность Арнольда была синонимична занудству, которое отчего-то считалось признаком всех евреев – так, во всяком случае, считали все их ненавистники. Поэтому мальчик отождествлял себя с нееврейскими обывателями и превращал самое главное богатство евреев – интеллект – в объект презрения. Отсюда амбивалентность, граничащая с презрением к мальчику в Amblin, этаком суррогате Стивена, которого, как часто бывает, сыграл библиотекарь. По словам биографа Джозефа МакБрайда, Спилберг однажды сказал, что хотел быть неевреем так же сильно, как и кинорежиссером³.

Несмотря на напряженность в отношениях между отцом и сыном в вопросах учебы, умственной деятельности и ужасного влияния телевидения, у них было много общего. Арнольд разделил со Стивом свое увлечение научной фантастикой и рассказывал истории о том, как в детстве ходил в кино и любил фильмы с приключениями Дугласа Фэрбенкса вроде «Багдадского вора». Даже интерес к технологиям – Арнольд собрал телевизор в 1950-х годах и привез домой тот злополучный транзистор – Стивен унаследовал от него, хотя интерпретировал иначе.

Грех Арнольда – абсентеизм – был бичом многих отцов, пытающихся обеспечить растущую семью, гонящихся за более высокими зарплатами для покупки более красивых домов. Но его отсутствие действительно означало, что при политике вседозволенности Леи дома словно бы отсутствовали взрослые. А Стивен был в том возрасте, когда мальчику нужна дисциплина, пусть даже условная.

Как часто бывает в таких ситуациях, мать была для него скорее сообщницей, этакой леди Макбет. Она возила его на природу на поиски натуры для съемок и, как она сама рассказала Эду Брэдли в шоу «60 минут» в 1993 году, «писала записки учителям… Я любила, чтобы он был дома. У меня был пробковый шлем и специальный костюм, чтобы ездить вместе с ним в пустыню»⁴.

Соседи в Аризоне считали Ли странноватой, особенно в связи с тем, что часто видели ее с Берни, лучшим другом семьи. Только годы спустя, когда Лея соберется за него замуж, до Стивена наконец дойдет, что его мать запала на «дядю Берни» – в их благовоспитанной семье и мысли не могло возникнуть о чем-то подобном.

А Лея никогда не отрицала этого: «Меня словно громом сразило. Я была безумно влюблена».

Нонконформизм Леи и ее богемная репутация начали смущать сына. Теперь он жаждал матери, которая играла бы в бридж и посещала собрания PTA (Ассоциации родителей и учителей), как другие матери. «Стив всегда жаждал каких-то традиций, – сказала она в интервью. – Возможно, потому что у нас их не было»⁵.

Следующим удачным ходом в кинокарьере Стивена стал «Отряд истребителей», начатый в 1959 году и завершенный и показанный в 1962 году; эта лента принесла Стивену признание. Снятый шестью камерами, с включенными кадрами кинохроники, с задействованием настоящего самолета, фильм был на редкость хорош и динамичен. Хотя персонажи были довольно плоски, и они послужили делу: сам Стивен сыграл в фильме злого нациста и нашел роль для одного из своих школьных обидчиков, превратив его из врага в сообщника. Так мальчик вынес еще один важный урок: если не можешь победить силой, научись обезоруживать противника умом.

Все эмоциональные подводные течения в его жизни – проблемы дома, его собственные неугомонные поиски себя – только усилились после того, как он окончил начальную школу и отправился в Arcadia High, огромную государственную школу, которая была более консервативной и более респектабельной. Но именно там он нашел родственные души, творческих чудаков, подобных ему, и даже сформировал круг друзей. Как и в большинстве пригородных средних школ, легкая атлетика имела первостепенное значение. Но среди учеников уже были еврейские подростки; школа предлагала массу вариантов для развития способностей, включая драматический клуб и музыкальную группу, к которым он присоединился. Он по-прежнему смотрел на активности, подобные кружку драмы, свысока, с позиции «качка», называя их «колонией прокаженных». Да, он пытался играть, но был неуклюж и робок, не запоминал слова (помеха, из-за которой ему позднее трудно будет идентифицировать себя с актерами), а еще приходилось много читать и учиться, с чем у него дело обстояло не очень. Из-за привычки притворяться больным, чтобы оставаться дома и работать над фильмами, он часто подвергался дисциплинарным мерам. Слабая академическая успеваемость и отсутствие интереса к учебе в колледже – единственный во всем этом довольно элитном учреждении! – вызывали непонимание и конфликты с Арнольдом, который оказывал на него давление и склонял к тому, чтобы выучиться на врача или инженера.

И все же родители поддержали его в съемках первого художественного фильма об НЛО «Блики». Он выиграл 16-миллиметровую камеру, но Арнольд убедил его обменять ее на 8-миллиметровый Bolex Sonerizer, чтобы можно было напрямую записывать звук. Он использовал Bolex для создания фильма, вдохновленного НЛО, который они с Арни так и не увидели в ту незабываемую ночь под звездами. Как и большинство людей, выросших в пятидесятые годы, он был очарован сообщениями о летающих тарелках и рассказами о жизни на других планетах.

Это было похоже на репетицию «Инопланетянина» и «Близких контактов третьей степени» – с инопланетными захватчиками, хрупкой семейной жизнью, изолированным молодым человеком. Разница лишь в том, что «Блики» более метафоричны эстетике 50-х, чем остальные фильмы спилбергианы с инопланетянами, которые угрожают захватить умы людей, и паранойей – как в отношении правительства, так и в отношении инопланетян.

Есть также отголоски «Сумеречной зоны» и возникает образ одержимого эксперта по НЛО. Ученый «безумен» и вместе с тем прав – это человек, который предупреждает, но которого никто не слушает. Этот искатель истины, подобный Кассандре, или сумасшедший, пророк апокалипсиса неверующего мира, служит архетипом в нескольких повествованиях ХХ века: в научной фантастике это провидец, который предсказывает исчезновение человека, но также и одинокий еврей, который видит, как в товарных вагонах везут людей.

Молодой режиссер представил семью и домашних животных как драматических персонажей: пропадает собака, затем девочка (одна из сестер Стива), а ее мать (фрейдистское предупреждение!) умирает от сердечного приступа. Зло или Нечто, ответственное за эти катаклизмы, исходит из зловещего красного света, «мастерского образа» и инстинктивной смеси страшного и одновременно завораживающего.

Арнольд и Лея разводятся. Это событие тревожит Стивена и, естественно, находит отображение в фильме. Речь о браке на грани – только, конечно, это муж положил глаз на чужую жену. И еще момент – образ этого зло-красного облака света впервые видят мальчик и девочка, у которых свидание в машине. Ее голова лежит у него на плече, когда они становятся свидетелями вспышки. Обездвиженная страхом, она кричит, прежде чем сюжет начнет развиваться дальше.

«Блики» стали невероятно сложным проектом. Стивен написал 67-страничный сценарий, а для записи первого саундтрека задействовал школьную музыкальную группу, которая исполнила написанную им же партитуру. (Он всегда был одержимым любителем музыки и собирателем записей. Позднее его давний соавтор и композитор Джон Уильямс скажет, что Спилберг сам мог бы стать композитором.) Он играл на кларнете, а Лея на пианино. Гараж Спилбергов стал студией записи, а окрестности Феникса – съемочной площадкой.

Действие и диалоги, возможно, были дилетантскими, а сценарий полон седой риторики, но повествование было визуально изобретательным; Спилберг уже проявил свою способность организовывать сложные движения. Люди на съемочной площадке двигались слаженно и четко, ровно так, как он велел, зараженные его энтузиазмом. Те, кто участвовал в съемках «Отряда истребителей», говорили: «Он в 14 лет оставался абсолютным ребенком»⁶.

И он действительно им был. Как и другой гений-ботаник из гаража, идол ХХ века, тоже по имени Стив, Спилберг учился и решал проблемы экспоненциально, за счет эмоций и социума. У них с Джобсом вообще много общего. Перекраивая культурную карту мира, оба будут управлять предприятиями, которые будут объединять людей, нежели выделять индивидуальности; плюс каждому из них помогали гораздо больше, чем принято считать. И все же каждый из них был волшебником, поставщиком магии с мощным личным видением и мастерством стиля, которые включали, формовали, обтекали и смешивали работу других⁷.

Разница только в детствах каждого из них: изобретатель iPhone и Mac всю жизнь страдал из-за того, что был усыновлен, и, судя по всему, был не способен к подлинному семейному чувству. Он изобрел футуристический гаджет, который позволил всем быть вместе и одновременно в одиночестве. Маленький принц Спилберг, с другой стороны, был залюблен. Родительские войны были лишь малой частью его жизни, спрятанные за ширмой обожания, а зловещие грохоты развода просто заставляли его гораздо больше ценить то, что он потерял. Безумный трудоголизм Джобса – это побег от семейственности. Спилберг же, напротив, создаст большую семью и поставит ее во главу угла.

24 марта 1964 года состоялась грандиозная премьера «Бликов» в кинотеатре Феникса; были прожекторы, лимузин (с режиссером и его звездами), вспышки фотокамер и рецензии. Гордая мать называла своего талантливого 17-летнего сына Сесил Б. ДеСпилберг. Фильм стоил менее шестисот долларов, а при цене 75 центов за билет едва ли принес большую прибыль.