Текст книги "Чего хочет мой ребенок. Нейропсихология о том, как понять потребности своих детей и построить гармоничные отношения"

Глава 2. Нейроцепция и поиск чувства безопасности и любви

Прежде чем дети смогут устойчиво изменить что-либо в своем поведении, они должны почувствовать, что их любят и они в безопасности.

Брюс Перри

Переехав на другой конец страны, Лестер и Хизер вскоре заметили, что их восьмилетний сын начал плохо спать. Поначалу Рэнди радовался тому, что у него теперь будет собственная спальня (в старом доме он делил комнату с младшей сестрой). Мальчик даже сам выбрал цвет краски для стен и покрывало с супергероями для своей кровати. Но вскоре после переезда Рэнди начал в тревоге просыпаться посреди ночи и часто приходил к родителям.

Кроме того, у него вдруг появилась необъяснимая тяга к чистоте: он начинал пылесосить ковер, если его сестра уронит пару крошек, а то и без всякой видимой причины. Поначалу родителей забавляла эта внезапная любовь к уборке. Затем у Рэнди появилась еще одна новая привычка: он много часов раскладывал игрушки сестры в определенном порядке. Тогда родители обратились ко мне.

Они пытались обсудить с Рэнди этот вопрос, предлагали ему рассказать о своих чувствах, обсуждали с ним его ночные страхи. В его комнате поставили ночник и пообещали сводить его в магазин за замороженными йогуртами, если он сможет оставаться в постели всю ночь. Но ничего не помогало. Всего за несколько месяцев благополучный ребенок как будто откатился назад в развитии и не отпускал от себя родителей ни на шаг.

Иногда наши привычные воспитательные инструменты – объяснения, расстановка границ и поощрения – не работают. Нередко причина в том, что за поведением ребенка стоит более глубокая потребность, выходящая за рамки его осознанного понимания: фундаментальное человеческое стремление чувствовать себя в безопасности в этом мире. С момента рождения люди стремятся чувствовать себя защищенно – это лежит в основе нашей физиологии.

Как мы видели, если у ребенка прочная платформа, он с большей вероятностью будет открыт для контакта и будет готов выполнять различные просьбы. Если же платформа ослаблена, способность к действию сужается – иногда настолько, что даже самые простые вещи кажутся непреодолимо сложными. Это объясняет, что случилось с Рэнди. После переезда он стал сильнее зависеть от родителей и не получал никакого удовольствия от собственной комнаты, возможности завести новых друзей или исследовать незнакомый район.

Я заверила Лестера и Хизер, что для поведения, которое они заметили у своего сына, есть веские причины и мы будем вместе искать ответы. Платформа каждого ребенка определяется тем уникальным опытом, который он получил, взаимодействуя с миром. Нередко она теряет устойчивость, особенно когда мы сталкиваемся со значительными жизненными изменениями. Временные неудачи позволяют лучше понять ребенка и выяснить, что именно обеспечивает ему чувство защищенности. В перспективе эти знания помогут нам научить его приспосабливаться к разнообразным жизненным требованиям.

Чувствуя себя в безопасности, дети могут в полной мере использовать развивающиеся у них руководящие функции. (Вспомните, какие качества нужны успешному руководителю для управления бизнесом: он должен сохранять концентрацию, решать возникающие задачи, быть дисциплинированным и гибко реагировать на меняющиеся обстоятельства.) Конечно, мы хотим, чтобы наши дети развили эти важные навыки, которые пригодятся им в будущем, чтобы стать независимыми и успешными. Но важно помнить, что на овладение этими умениями у детей уходят годы и даже десятилетия. С детства и до старшего подросткового возраста развиваются контроль над эмоциями и поведением, способность обдумывать, планировать и адаптироваться. Нередко такие трудности, как семейный переезд, приводят к временному регрессу. Как я объяснила Лестеру и Хизер, поведение их сына станет для них более понятным, если они подумают о том, как дети в целом переживают трудности и стрессы.

Как мы узнали в главе 1, мозг постоянно проверяет баланс нашего телесного бюджета, чтобы убедиться, что мы можем бесперебойно функционировать, или, говоря научным языком, поддерживать аллостаз. Нам не нужно прилагать волевые усилия, чтобы заставить сердце биться, легкие – дышать, а желудочно-кишечный тракт – перерабатывать пищу. Всем этим управляет нервная система. Она постоянно отслеживает информацию, поступающую из окружающей среды и от наших внутренних органов, и по мере необходимости вносит коррективы ради нашего здоровья и безопасности.

Наш организм оснащен замечательной мониторинговой системой. Ее работа определяет, займем мы открытую или оборонительную позицию, будем сотрудничать или откажемся от взаимодействия. С учетом этого мы можем подобрать для ребенка индивидуальный подход, отвечающий его реакциям. Отказываясь учитывать этот факт, мы в итоге начинаем требовать от детей больше того, на что они способны.

Для начала нужно разобраться, как люди вообще воспринимают и понимают окружающий мир. Поняв, как ребенок реагирует на ситуацию, мы можем, в зависимости от обстоятельств, помочь ему укрепить платформу (обнять, устроить передышку) или сформулировать свои просьбы и ожидания, побуждая его самостоятельно справиться с проблемой. Это позволяет нам определить, не слишком ли многого мы требуем в данный момент. Ответ на этот вопрос – в том, как действуют встроенные в мозг и тело системы распознавания опасности и безопасности.

ДЕТЕКТОР БЕЗОПАСНОСТИ

Нейроцепция, интероцепция и система распознавания опасности

Глубоко в дебрях нервной системы и далеко за пределами осознания в каждом человеке заложен механизм оценки степени опасности и безопасности окружающей среды. Это скрытое чувство много тысяч лет приходило на помощь нашим предкам (тем из них, кому удалось выжить). Например, оно помогало инстинктивно бежать от дикого животного или приближающегося пожара, спасая свою жизнь.

Стивен Порджес назвал способность оценивать степень опасности или безопасности окружающей среды нейроцепцией. Наша нервная система постоянно наблюдает за внешней и внутренней обстановкой (то есть за тем, что происходит вокруг нас и внутри нашего тела), а также за нашими отношениями с другими людьми, чтобы убедиться, что мы в безопасности. Когда нам что-либо угрожает, она инстинктивно побуждает тело к действию. Нейроцепция – это процесс, в ходе которого наш мозг автоматически и подсознательно регистрирует ощущения и распознает их как опасные или безобидные. Хотя сенсорные сигналы, запускающие нейроцепцию, находятся вне нашего осознания, мы часто замечаем результат действия нейроцепции в виде собственных телесных ощущений (например, учащенного сердцебиения). За все подобные ощущения отвечает еще один процесс – интероцепция, то есть восприятие сигналов из глубины тела, сообщающих о том, что мы чувствуем внутри. Это называется интероцептивным осознаванием. Сложные слова, верно? Если вы никогда не слышали о нейроцепции и интероцепции, ничего страшного. Позвольте мне коротко рассказать об этих механизмах, потому что это поможет вам по-новому взглянуть на реакции вашего ребенка (и ваши собственные реакции) на жизненные события.

Как работает нейроцепция? Нейробиолог Лиза Фельдман Барретт объясняет: наш мозг – это, по сути, прогностическая машина молниеносного действия. За пределами сознания разные отделы нашего мозга общаются друг с другом. Они постоянно сопоставляют поток входящих данных с накопленным в прошлом опытом, чтобы сообщить телу, что ему делать дальше. «Ваш мозг постоянно вычисляет и прогнозирует. Самая важная его задача – предугадывать энергетические потребности вашего тела, чтобы вы могли оставаться живыми и здоровыми», – пишет Барретт. Именно это происходит, когда вы слышите звук резко приближающегося автомобиля и отпрыгиваете в сторону еще до того, как успеваете это осознать. Вы не планировали прыжок: ваш мозг сделал это, чтобы вас защитить. Действие и сопутствующее ему напряжение сил существенно израсходовали ваш телесный бюджет, но, вполне вероятно, они спасли вам жизнь.

Зачем нам знать, как наш мозг воспринимает поступающую изнутри и снаружи информацию? Это крайне важно, чтобы понимать эмоции и поведение наших детей (и свои). Так мы можем оценить, насколько ребенок в данный момент открыт для взаимодействия. Для развития человека доверие и безопасность имеют огромное значение, и у этой идеи есть нейронаучная основа. Знания помогают родителям понять, как ребенок воспринимает окружающий мир и как с учетом этого скорректировать взаимодействие с ним.

Представьте, что нейроцепция – это постоянно работающая в фоновом режиме компьютерная программа, и ее задача – побуждать нас к действию (или бездействию) ради обеспечения нашей безопасности. Для простоты я буду использовать выражения детектор безопасности и система безопасности вместо научного термина нейроцепция. Итак, детектор безопасности определяет, угрожают ли нам сигналы, которые мы получаем изнутри нашего тела, из окружающей среды или от других людей. Если угроза обнаружена, он быстро сообщает телу, что делать дальше.

Как это происходит? Мы наблюдаем мир и обрабатываем информацию о нем с помощью сенсорных систем: видим, слышим, обоняем, пробуем на вкус, осязаем и воспринимаем некоторыми другими органами чувств. Мы активно впитываем все, что сообщает нам окружающий мир, оцениваем свои внутренние ощущения (такие как боль или приступы голода – здесь работает интероцепция), происходящее непосредственно рядом с нами (например, шумы или запахи) и сигналы от других людей (как они выглядят, как разговаривают с нами и т. д.). За всем этим наблюдает наш детектор безопасности. В главе 6 мы подробно рассмотрим, как ваш ребенок интерпретирует сенсорную информацию, поскольку это дает ключ к пониманию его эмоций и поведения. Но пока важно усвоить одно: то, что кажется вызовом вам, может не совпадать с тем, что ваш ребенок воспринимает как вызов или угрозу. Это зависит от индивидуальных различий, прошлого опыта, генетики, телесной конституции и общего разнообразия человеческих ощущений.

Нейроцепция каждого человека уникальна. Каждый из нас испытывает внутренние и внешние ощущения через собственную индивидуальную систему обратной связи между мозгом и телом. Одни люди принимают парацетамол при первых признаках головной боли и сразу начинают волноваться, поможет им таблетка или нет. Других головная боль такой же силы почти не беспокоит. Кто-то воспринимает определенные обстоятельства или ощущения как напряженные или болезненные, а кто-то легко их переносит.

То же самое относится и к детям. Один ребенок наотрез отказывается смотреть фильм, потому что для его детектора безопасности громкие звуки неприятные, пугающие и угрожающие. Другой ребенок упрашивает включить этот же фильм, потому что его детектор безопасности оценивает звуки как забавные и не содержащие угрозы. Другими словами, наше чувство безопасности зависит не от объективных обстоятельств, а от решения нейроцепции, а наше поведение обусловлено системой подсознательного наблюдения, встроенной в тело.

Родители часто говорят мне, что ребенок начал вести себя тревожно ни с того ни с сего, на ровном месте. Однако концепция нейроцепции показывает, насколько это наблюдение ошибочно. Дети всегда реагируют на что-то, даже если это что-то неочевидно для нас, родителей, и для них самих. Нейроцепция объясняет, почему ребенок отрицательно или положительно реагирует на большие и мелкие жизненные события, и показывает, что поведение редко возникает без причины.

Представьте, что ваш малыш услышал вдалеке звук вертолета. Его тело воспринимает этот звук как неприятный, и он начинает плакать (нейроцепция опасности). Вы не замечаете вертолет, поэтому не понимаете, почему ребенок плачет. Через некоторое время вы наконец слышите гул двигателя и догадываетесь, что ребенка беспокоит звук. Вы начинаете утешать малыша. Через несколько минут его тело улавливает сигналы безопасности, которые вы ему транслируете. Он успокаивается и снова начинает весело бегать вокруг вас (нейроцепция безопасности).

Понимание нейроцепции помогает найти ответ на многие родительские вопросы. Когда мы спрашиваем: «Ощущает ли нервная система ребенка, что он сейчас в безопасности?» – ответ на этот важный вопрос разворачивает перед нами дорожную карту, помогающую ориентироваться в моменте. Даже если ребенок не может ответить на заданный вопрос словами, мы способны увидеть телесные признаки стресса – например, как малыш реагирует на звуки вертолета. И для начала мы пытаемся понять, какие признаки опасности улавливает ребенок, откуда они исходят и почему он чувствует себя незащищенным.

Я рассказала Хизер и Лестеру, что внешне необычное поведение их сына Рэнди – нежелание спать в своей комнате и одержимость уборкой – говорит о том, что его система безопасности делает свою работу. Она распознает угрозу и запускает реакцию, позволяющую ребенку почувствовать себя более защищенным. Наша задача заключалась в том, чтобы помочь ему превратить подсознательно возникшее чувство беспокойства в перцепцию, осознанное восприятие, которое можно обсудить и взять под контроль. Тем самым мы помогли бы Рэнди расширить набор инструментов для управления стрессом, дав ему еще один способ улучшить свое состояние, помимо уборки и наведения порядка. И самое главное, мы научили бы мальчика понимать, когда его тело нуждается в поддержке, выражать словами свой дискомфорт и находить общий язык с родителями в стрессовые моменты (эти весьма полезные инструменты пригодились бы каждому из нас).

Все мы по-своему понимаем, что такое угроза и что такое безопасность, поскольку каждый из нас с рождения (и даже раньше, еще находясь в утробе матери) получает уникальный опыт взаимодействия с миром. Одна из моих дочерей, например, родилась раньше срока и поначалу крайне тревожно реагировала на что угодно. Ее системы восприятия были попросту не готовы к свету, звукам, запахам и движениям, которые ожидали ее вне материнского лона. Поэтому в раннем младенчестве ее система безопасности интерпретировала как угрозу такие простые вещи, как загоревшийся свет и даже моя энергичная манера разговаривать с ней. Она очень быстро начинала нервничать, потому что ее мозг и тело были не готовы справляться с потоком стимулов, поступающих из окружающей среды, в том числе от обожающих ее родителей. Ее тело с трудом приспосабливалось к этим ощущениям. Мы с мужем далеко не сразу догадались, что на самом деле только беспокоим и расстраиваем ее нашей бурной радостью, обилием движения, звуков и разных видов физической стимуляции. Мы думали, что пополняем ее телесный бюджет, но на самом деле, сами того не понимая, расходовали его! Мы действовали из лучших побуждений и даже не догадывались, что создаем стресс для ее нервной системы.

У моей дочери была сенсорная гиперреактивность – она обостренно реагировала даже на обычные повседневные ощущения. Ее система безопасности распознавала угрозу даже тогда, когда ей объективно ничего не угрожало. Из-за этого она слишком бурно реагировала на внешне безобидные ситуации, например когда мы переносили ее в другое место, слишком громко пели или разговаривали, делали что-то слишком быстро или слишком близко. В то время, за много лет до того, как я включила концепцию реакций и потребностей тела в свою психологическую практику, я еще не понимала, что даже звук моего голоса может стать для малышки источником телесного стресса.

Почему нервная система ребенка ошибается, подавая сигнал тревоги, когда на самом деле ребенку ничего физически не угрожает? По целому ряду причин. В силу некоторых генетических или конституциональных факторов у ребенка может быть повышенная чувствительность, что заставляет его обостренно реагировать на сенсорные ощущения. Опираясь на полученный ранее опыт, ребенок предугадывает, что произойдет в похожих обстоятельствах в будущем. Так было и с моей родившейся раньше срока дочерью. В основе ее реакций лежали генетика и ранние подсознательные воспоминания о медицинских процедурах. Все это сыграло роль в том, как она интерпретировала свои ощущения и почему ее тело инстинктивно пыталось защитить ее и позаботиться о выживании. Иногда ранние переживания, такие как инвазивные или болезненные медицинские процедуры, стрессовая обстановка, пережитая утрата или разлука, заставляют мозг ребенка видеть во всем опасность, вызывая сопутствующий телесный стресс. А иногда это врожденный способ воспринимать информацию и реагировать на нее.

В главе 6 мы подробнее обсудим, почему каждый человек по-своему реагирует на сенсорные и другие сигналы, поступающие изнутри тела (учащенное сердцебиение, приступы голода и т. п.), и на окружающую обстановку и события (например, жизнь рядом с оживленной автострадой, переезд в новый дом или потерю близкого).

Мы все видели, как малыши иногда начинают плакать в кабинете педиатра, вспомнив, что в прошлый раз им делали здесь прививку. Наш ранний опыт формирует подсознательные телесные воспоминания, которые могут снова подняться на поверхность, если какой-то фактор окружающей среды напомнит нервной системе о том, что детектор безопасности изначально обозначил как угрозу. Нам не всегда под силу оградить детей от подобных переживаний. Но мы способны воспользоваться их реакцией как подсказкой, чтобы эмоционально поддержать их.

У взрослых детектор безопасности, естественно, работает точно так же. Когда мои дети были маленькими, а я сильно уставала и чувствовала себя совершенно вымотанной, меня могли вывести из себя самые простые вещи. Мой телесный бюджет находился в состоянии хронического дефицита, потому что я «тратила» очень много на воспитание троих детей и работу психологом. Если утром мы слишком поздно выходили из дома или если находились в общественном месте и я боялась, что одна из моих малышек потеряется, я разговаривала с ними резко и в приказном тоне. Дефицит телесного бюджета иногда заставлял меня произносить слова, о которых я потом жалела. Я проецировала на детей свой недостаток внутренних ресурсов: «Поторопитесь! Из-за вас мы не успеем прийти вовремя!» Я очень боялась опоздать (моя личная проблема), и мое истощенное состояние только усугубляло эту тревогу, заставляя вымещать ее на детях. Недостаток сна, рабочий стресс, многозадачность и необходимость организовывать жизнь детей и свою собственную нередко превращали меня в авторитарную и контролирующую маму. Но когда моя нервная система ощущала, что мы в безопасности, я вела себя с ними совершенно по-другому. (Тогда я еще не осознавала подлинной связи между словами «нервная система» и «воспитание детей».)

Я часто расстраивалась из-за своих родительских срывов и позднее, в более спокойной обстановке, не раз задавалась вопросом, почему же я опять потеряла терпение. Разумеется, я обожала своих детей, так что причина была вовсе не в них. Дело в том, что я не понимала, какой ущерб мне наносит перегруженная делами жизнь. Я никогда не слышала об аллостазе или телесном бюджете, но доказательство было у меня прямо перед глазами: обычно я срывалась на детей, когда не высыпалась, не успевала поесть или побыть в одиночестве, чтобы восстановиться и «подзарядить батарейки».

ПОКАЗАНИЯ СИСТЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ ОПРЕДЕЛЯЮТ ПРОЧНОСТЬ ПЛАТФОРМЫ

Мы постоянно проверяем внутреннюю и внешнюю обстановку. На основе полученных данных наше тело делает то, что помогает нам восстановить ощущение защищенности. Если система безопасности ребенка обнаруживает угрозу, далее мы, как правило, видим соответствующую поведенческую реакцию. Он отказывается от чего-то, сопротивляется или с трудом приспосабливается к новой ситуации, как это случилось с Рэнди после переезда семьи. То, с чем он вполне справлялся раньше (например, спать всю ночь в своей комнате), внезапно стало неприятным или угрожающим. В такие моменты родители чувствуют себя так, будто им приходится постоянно «ходить на цыпочках» вокруг ребенка, опасаясь его реакции. Когда нервная система малыша из последних сил пытается сбалансировать телесный бюджет, мы наблюдаем поведение, которое интерпретируется как плохое: отказ от сотрудничества, попытки командовать, обидчивость, жалобы. Далее положение может усугубиться, и ребенок начнет кричать, драться, убегать или швырять вещи.

Как вы, вероятно, уже поняли, стресс ослабляет платформу. Но далеко не всякий стресс плох. Более того, без него невозможно развитие, поскольку для обучения и роста нам необходимы изменения. В предыдущей главе мы говорили о том, что стресс – это реакция тела и мозга на жизненные задачи и перемены. В некотором объеме он нужен, чтобы мозг понял: следует обратить внимание на что-то новое. Так мы осваиваем новые знания и навыки.

Предсказуемый, умеренный и контролируемый стресс вырабатывает стрессоустойчивость. Представьте себе группу в детском саду: к небольшому потрясению, вызванному разлукой с родителями, добавляется ощущение новизны – новые знания, новые друзья. Для большинства детей это зона продуктивного вызова: они учатся и обретают новые навыки и знания именно благодаря этому посильному, умеренному и предсказуемому «положительному» стрессу. Способность постепенно приспосабливаться, не сломавшись под давлением, повышает стрессоустойчивость.

Посильный и предсказуемый стресс помогает детям расти и развивать в себе новые полезные качества. Однако если он непредсказуемый, интенсивный и продолжительный, это подрывает устойчивость: дети и взрослые испытывают на себе последствия хронической активации стрессового ответа.

Заботясь о своем теле и разуме, мы поддерживаем физическое и психическое здоровье. Но если вы или ваш ребенок слишком часто подвергаетесь стрессу, причем слишком интенсивному или длительному, это может привести к дефициту телесного бюджета. Когда напряжение накапливается день за днем, год за годом, его кумулятивное воздействие (так называемая аллостатическая нагрузка) крайне разрушительно. С накоплением физических последствий стресса связаны различные заболевания, в том числе гипертония, сердечная недостаточность, ожирение, диабет второго типа, депрессия, тревожные расстройства и другие проблемы, характерные для людей старшего возраста. Из следующих глав вы узнаете, как родителям пополнить телесный бюджет своих детей (и свой) и поддерживать положительный баланс. Пока замечу, что самый главный вклад в наш телесный бюджет – здоровый сон. Это основа для успешной организации жизни на всех уровнях и для людей любого возраста.

Если ребенку долгое время не удается преодолеть поведенческие или эмоциональные трудности, возможно, стрессовая нагрузка слишком высока и ему требуется помощь. Причиной стресса редко становится какой-то один случай. Обычно сочетаются несколько факторов – та самая подводная часть айсберга: переживания последних дней, недостаток сна, физическое самочувствие, расход энергии на переживания, о которых вам ничего не известно. Поведение, которое мы видим, отражает накопившуюся у ребенка (или у нас) стрессовую нагрузку.

Зная о том, как работает детектор безопасности, мы можем понять, почему один и тот же опыт сегодня доводит ребенка до истерики, а на следующий день оказывается вполне приемлемым для него. Разница в том, как этот опыт воздействует на ребенка, и в состоянии телесного бюджета, зависящего от показаний детектора безопасности.

У каждого из нас нейроцепция уникальна. Одно и то же происшествие кажется одному человеку стрессовым и угрожающим, а другому вполне безобидным. Все мы реагируем на мир по-своему. Это зависит от многого, в том числе от сенсорных данных об окружающем мире, передаваемых органами чувств, от накопленного ранее опыта и состояния телесного бюджета. Вот почему в воспитании так важно найти индивидуальный подход, соответствующий уникальным реакциям нашего ребенка. Чтобы проиллюстрировать, насколько могут отличаться представления о безопасности как у родителей, так и у детей, давайте посмотрим, как две семьи по-разному справились с похожими сложными ситуациями. Затем вернемся к истории Рэнди и к тому, как его семья поддержала его после переезда на другой конец страны.

ДВА РЕБЕНКА И ДВЕ СЕМЬИ – РАЗНЫЙ ОПЫТ

Паркер

В первые месяцы жизни Паркера врачи обнаружили у него заболевание сердца. В дальнейшем потребовалась бы корректирующая хирургическая операция. Когда мальчику исполнилось три года, педиатр предложил его родителям обсудить со мной, как эмоционально подготовить Паркера и самих себя к операции. Во время нашей первой встречи, без мальчика, родители поделились, что диагноз стал для них огромным потрясением. Но они также рассказали, что семья у них крепкая и религиозная. Вера помогала им думать, что высшие силы направят Паркера на путь исцеления.

Для многих других родителей подобная ситуация обернулась бы стрессом или даже травмой, но родители Паркера восприняли этот опыт иначе. Конечно, они испытывали страх и потрясение, но вместе с тем их очень поддерживали семья, друзья и врачи. Они опирались на свою веру и друг на друга. Родители нашли способ поддержать себя и ребенка в период операции и восстановления. На домашних видео, которые они мне показывали, я видела Паркера – жизнерадостного маленького мальчика, играющего с любящими родителями на заднем дворе. После этого мы встречались еще несколько раз, чтобы обсудить, как поговорить с мальчиком об операции.

Через три месяца после успешной операции родители привели Паркера ко мне. Он вел себя открыто, радостно и оживленно, вместе с родителями осмотрел игровые комнаты моего офиса, а затем, улыбаясь, вытащил что-то из маминой сумки. Это был яркий фотоальбом с тиснением на обложке: «Паркер – путешествие героя». Он весело показывал мне фотографии из больницы, на которых был одет в халат со своими любимыми супергероями. Он с явной гордостью переворачивал страницы, демонстрировал фотографии и делился воспоминаниями с мамой, папой и со мной. Было совершенно ясно, что операция запомнилась ему как приключение, а не как травмирующий опыт. Его родители не считали сложившуюся ситуацию непреодолимо опасной. Неудивительно, что их сын отнесся к этому так же.

Уточню: родители Паркера не отрицали, что сын серьезно болен. Это было тяжелое стрессовое событие, и в семье не делали вид, будто ничего не происходит. Во время лечения Паркер не раз испытывал страх и дискомфорт, но его родители всегда были рядом. Они помогали сыну справиться с сильными чувствами, подавая сигналы безопасности (улыбки, объятия, слова утешения). Поддержка позволяла ему контролировать свои реакции и воспринимать текущую ситуацию как поддающуюся управлению. Доказательством служило беззаботное поведение ребенка и фотоальбом, который он с гордостью держал в руках. Его родители, опираясь на прочную систему поддержки, пережили событие, которое могло стать травмирующим для многих других семей. Они извлекли из него ценный опыт, придавший новые силы сыну и им самим. Я сказала родителям Паркера, что они блестяще сдали зачет по стрессоустойчивости.

Рана

Рана – еще один ребенок, в начале жизни столкнувшийся с медицинскими трудностями. Когда девочке было два года, ее мать, Грета, во время купания обнаружила в паху у Раны опухоль. Детектор безопасности матери распознал угрозу, от которой у нее внутри все сжалось в комок. В считаные секунды, как позже рассказывала мне Грета, ее разум пришел к самому зловещему из всех возможных прогнозов: она решила, что у ее дочери рак.

Как оказалось, все было далеко не так ужасно. Врачи диагностировали у Раны паховую грыжу, легко поддающуюся исправлению с помощью небольшой операции. Детский хирург направил семью Раны ко мне: доктора обеспокоило то, что во время подготовки к операции Грета явно испытывала сильный эмоциональный стресс. К тому же ему сообщили, что, когда у Раны брали кровь для планового анализа, ее мать упала в обморок. Хотя врачи давали вполне обнадеживающие прогнозы, детектор безопасности Греты воспринимал сравнительно легкое заболевание дочери как серьезную угрозу.

Короткая операция прошла благополучно, и Рана быстро поправилась. Несколько недель спустя я наблюдала за ней на площадке у детского сада, где она весело играла с другими детьми. Однако Грета по-прежнему не находила себе места и волновалась: вдруг с девочкой еще что-нибудь случится. Убедив маму в том, что с Раной все в порядке, я предложила ей еще немного походить ко мне на консультации. В течение нескольких месяцев я помогала Грете разобраться с сильными эмоциями и страхами, которые вызвала у нее ситуация. Понадобилось немного покопаться, но в конце концов я выяснила, что, когда Грета была ребенком, от рака скончалась ее любимая тетя. Именно память об этом переживании порождала все ее страхи и волнения, связанные со здоровьем. Со временем Грета начала понимать, что прошлый опыт программировал ее нервную систему на поиск похожей опасности. Поэтому ей было так сложно справиться со своими эмоциями, когда дело касалось здоровья и благополучия Раны.