Текст книги "Доверься мне"

Глава 9

Первые сорок пять минут Спенсер проспал.

Потом его затошнило, и мы притормозили на обочине. Пусть я и не могла подержать ему волосы, как это делала для меня Элли, но гладила его по спине и бормотала успокаивающие слова, которыми надеялась как-нибудь до него достучаться. Наконец я помогла ему снова сесть в машину, и на этот раз у него даже получилось самостоятельно пристегнуться.

Через полтора часа мне пришлось остановиться, чтобы заправиться. Помимо неоново-зеленых шлепанцев из ящика распродажи я купила большой стакан кофе, бутылку воды и сэндвич для Спенсера. А когда вернулась, он стягивал свою куртку.

– Что ты делаешь? – мягко спросила я и пристроила кофе в подставку для напитков между нами.

– Надевай, – односложно ответил он и бросил мне на колени черную парку.

Даже пьяный, этот парень не растерял свои манеры. Я забыла свою куртку в «Хиллхаусе» и осталась в одном тоненьком синем платье. Хотя сейчас его дополнили едко-зеленые шлепки, чтобы по пути у меня не соскальзывали ноги с педалей. Температура была явно всего на пару градусов выше нуля, и я правда очень замерзла.

– Ладно. Но только если ты примешь вот это, – я вытянула раскрытую ладонь с двумя таблетками аспирина, – и выпьешь кофе.

Его взгляд перескочил с таблеток в одной моей руке на воду в другой.

– Спасибо.

Я открыла бутылку, и Спенсер не сводил с меня глаз, пока пил, а его кадык дергался при глотках. Потом он закрыл воду и отдал ее мне. Плотно закрутив крышку, я заменила кофе в держателе на бутылку и вручила Спенсеру дымящийся картонный стаканчик. Вслед за чем, как и обещала, натянула парку, и меня окутал его запах. Только тогда я вновь вывела автомобиль со стоянки.

После того как Спенсер выпил половину кофе, ему заметно полегчало. Тем не менее он и слышать ничего не желал про сэндвич и потребовал, чтобы я убрала его куда-нибудь из зоны его видимости. Лучше всего так, чтобы он еще и не чувствовал его запаха. Вместо этого Спенсер вытащил из кармана штанов жвачку и закинул в рот. Воздух между нами наполнился приятным мятным ароматом.

Обстановка была напряженной. Мне пришлось максимально сконцентрироваться, поскольку, с одной стороны, хотелось доехать как можно быстрее, а с другой – добраться живыми. Параллельно я старалась отвлечь Спенсера и рассказывала ему про странную фотосессию с Сойер и папиных безуспешных попытках сходить на свидание.

Он слушал и будто бы ничего не имел против моей болтовни, однако сам не разговаривал. Не проронил ни слова, и это было так необычно для него, что у меня сводило живот.

Мой телефон звонил несколько раз. Наверняка Элли хотела знать, что случилось. Я не обращала на нее внимания. Потом Спенсер достал свой мобильник и что-то на нем напечатал. Звонки почти сразу прекратились.

Остаток пути мы провели в молчании. На самом деле это очень красивая дорога, она проходила через национальный лес с возвышающимися над нами верхушками гигантских темно-зеленых деревьев и белыми горными вершинами в окружении облаков, но причина поездки и то обстоятельство, что кроме стука дождя в машине висела полная тишина, мешали мне наслаждаться видами.

Спенсер коротко проинструктировал меня, чтобы я ехала по восточной части. Маршрут был мне знаком, несмотря на то что я выросла намного западнее, в Бивертоне, и спустя какое-то время мы добрались до Истморленда.

Дальше мы проехали вдоль великолепной аллеи, мимо больших ворот и широких подъездных дорожек, некоторые из которых казались такими длинными, что домов, перед которыми они заканчивались, вообще не было видно. Ни одно из местных зданий не шло ни в какое сравнение с бунгало, где взрослела я. Живущие тут люди, должно быть, сказочно богаты.

– Можешь остановиться здесь, – внезапно сказал Спенсер, показывая рукой на правую сторону улицы.

Я выполнила его указания и теперь не знала, что делать дальше. Спенсер выглянул наружу, посмотрел на подъездную дорожку, перед которой я припарковалась. Ладони у меня стали липкими от долгой сосредоточенной поездки.

– Тебе помочь? – тихо спросила я.

Спенсер сам отстегнулся и покачал головой. Открыв дверь, он сделал глубокий вдох. Затем встал… и неожиданно опустился обратно на пассажирское кресло. Он так крепко вцепился в край сиденья, что ладони выглядели белыми как мел.

Я вынула ключ из зажигания и торопливо вышла. Быстро обежала вокруг машины и обхватила Спенсера рукой.

– Мне не нужна твоя помощь, – прорычал он.

Серьезно, он на меня зарычал.

Шлепнув его по плечу, я крепче сжала его талию.

– Я тебя доведу. Точка. Конец дискуссии.

– Командир, – проворчал он, пока я помогала ему подняться. Спенсер глубоко втянул в себя воздух и в конце концов закинул руку мне на плечи.

– А ты все еще пьян. – Я захлопнула дверцу автомобиля ногой и чуть не потеряла один шлепанец.

– Вообще-то я не пью, – сказал Спенсер и свободной рукой потер лоб. – По крайней мере, не больше одной бутылки пива, по крайней мере. – Когда он сообразил, что повторяет слова, то недовольно скривил губы.

– Знаю, Спенс. Знаю, – ответила я, направляя его по тротуару к кованым воротам.

– Вот именно поэтому я и не пью. Именно… – Он осекся и плотно стиснул зубы.

Боже мой, да что здесь только произошло?

Я сосредоточилась на том, чтобы в целости и сохранности довести его до ворот. Потом помогла открыть их, и при этом весь его вес лежал на мне, хотя он и старался держать равновесие. Ворота запищали, и мы шагнули внутрь.

Я не поверила своим глазам.

Передо мной возвышалось самое большое здание, которое я когда-либо видела. Это действительно гигантский дом. Терракотовая черепица покрывала двускатную крышу с четырехугольным слуховым окном над входной дверью. С боковых сторон находилось еще два слуховых окна, вмонтированных в крышу. Фасад был выполнен из светлого камня, а оконные рамы сочетались с черепицей. На лужайке перед зданием росли бесчисленные деревья и кусты, сейчас еще без листвы, но наверняка тут уже скоро все зацветет, и газон тоже выглядел ухоженным. На просторном переднем дворе стояло два шикарных черных автомобиля.

– Ну ничего себе, – вырвалось у меня.

В следующую секунду из дома послышался приглушенный вопль, и я оцепенела. Пальцы Спенсера впились мне в плечо, и он потащил меня дальше.

Вновь пронзительный крик. Кричала девочка, в этом я была уверена.

– Спенсер… – начала я, но хватило одного его взгляда, чтобы заставить меня замолчать.

Я сглотнула сухой ком в горле и поспешила провести его последние метры до двери. Добравшись туда, он убрал руку с моего плеча и выпрямил спину. Сделал еще один глубокий вздох. Вдох. Выдох. Встряхнул ладонями. И вдруг показался абсолютно спокойным. Суровая линия, в которую сжался его рот, исчезла, а вместе с ней и любой намек на то, что до этого момента он зависел от моей поддержки.

Его руки уже не тряслись. Поразительно ровным движением он повернул ключ в замке и распахнул дверь. Я последовала за ним в дом.

И у меня опять перехватило дыхание.

Мы стояли в холле, который был больше, чем гостиная и кухня моего отца, вместе взятые. Мраморный пол. Абстрактная скульптура рядом со стеклянным столиком с изогнутыми ножками, на котором красовался огромный букет цветов в вазе, сверкающей в ярком свете ламп и отбрасывающей блики на стены кремового оттенка. Тут же две лестницы с витыми перилами вели на верхний этаж.

Косгроувы были не просто состоятельными.

Они, судя по всему, баснословно богаты.

Поначалу я даже не осмеливалась пройти дальше за Спенсером в своих едко-зеленых шлепках. Чувствовала себя недостойной этого дорогого пола.

Оглушительный лязг эхом отозвался от высоких стен фойе, и плечи Спенсера снова напряглись. Зазвенели посыпавшиеся на пол осколки, мое дыхание участилось. Мы бросились вверх по правой лестнице, Спенсер крепко цеплялся за перила и перескакивал через две ступеньки. Он быстро бежал по проходу мимо дверей, когда вновь раздался громкий визг, на этот раз совсем близко. В конце коридора Спенсер замер и оглянулся через плечо.

– Внутрь тебе нельзя, – твердым голосом произнес он.

Из-за этого властного тона и серьезности в глазах я с трудом его узнала.

– Я подожду здесь, – хотела сказать я, однако он уже переступил порог комнаты и закрыл за собой дверь.

До меня доносился шум голосов. Укоризненный мужской голос. Спенсер, который тихо что-то ответил. Примирительный тон вмешавшейся женщины. Их прервал следующий крик, превратившийся в вой, когда Спенсер что-то произнес. Его голос звучал мягко и ровно и успокаивал меня, несмотря на то что я прислонилась к стене и не находилась с ним в одном помещении. Послышались душераздирающие рыдания. Девочка издавала жалобные звуки, от которых у меня пошла дрожь по телу. Всякий раз, когда Спенсер что-то говорил, на мгновение воцарялась тишина. Затем все повторялось заново.

Через некоторое время дверь открылась, в коридор вышло двое людей старшего возраста, и я предположила, что это родители Спенсера.

Первое, что бросилось мне в глаза, – это что Спенсер выглядел как идеальная смесь их обоих. У него были глаза матери и отцовская форма лица.

А второй в голову пришла мысль о том, что я, по всей вероятности, представляла собой ужасную картину. Мистер Косгроув уставился на меня так, словно я бездомная, без разрешения пробравшаяся к нему в дом.

Плевать. Зато на нем полосатая пижама.

– Ты, наверное, Доун, – произнесла мама Спенсера. Она протянула мне руку.

Я пожала ее, надеясь, что ладони у меня уже не липкие.

– Рада с вами познакомиться, миссис Косгроув, – откликнулась я с бодрой вежливой улыбкой.

Вой опять стал громче, и я вздрогнула.

– Пойдемте вниз, Доун, – тут же предложил мистер Косгроув и положил руку мне на лопатки, чтобы направить вдоль коридора.

Вот бы рядом был Спенсер.

Миссис Косгроув приготовила мне чашку горячего шоколада, чем моментально нашла прямой путь к моему сердцу. К сожалению, кружке с дымящимся лакомством не удалось прогнать многозначительную тишину, в которой тиканье громадных напольных часов казалось неестественно громким. Тик-так.

Я чувствовала себя в точности так, как и смотрел на меня мистер Косгроув. Как на нарушителя спокойствия. Инородное тело, которое необходимо удалить как можно скорее.

Лучше бы я просто подождала в машине, чем вот так ворвалась в личное пространство этих людей.

Тик-так.

– У вас замечательный дом, мистер и миссис Косгроув, – сказала я и сделала рукой жест, описывающий всю гостиную. В газовом камине горел огонь, который излучал красивый свет и погружал комнату в приятную атмосферу. Я сидела на… Без понятия, как называются эти штуки с высоко поднятыми сиденьями и без подлокотников. В любом случае моя пятая точка полностью в нее погрузилась, и я гадала, сумею ли вообще когда-нибудь встать.

Впрочем, возможно, мне в принципе не стоило переживать по этому поводу. В крайнем случае мистер Косгроув лично подхватит меня под руки и вышвырнет из своего дома.

– Большое спасибо, очень мило с твоей стороны, Доун, – добродушно улыбнулась мне миссис Косгроув. В ее глазах все еще читалось беспокойство.

– Откуда вы? – неожиданно спросил мистер Косгроув.

– Я выросла в Портленде, сэр.

– Где именно?

– В Бивертоне, сэр.

Он крякнул и откинулся на спинку кресла.

– И ты тоже учишься в Вудсхилле? – поинтересовалась мать Спенсера, а я с облегчением вновь повернулась к ней.

– Я на втором семестре и изучаю английский язык и писательское мастерство. Университет просто отличный, и мне правда…

Опять фырканье от мистера Косгроува.

– …очень там нравится.

Миссис Косгроув утвердительно кивнула:

– Спенсер был не в восторге, когда его не приняли в Портленд, но сейчас рассказывает только хорошее.

– Там на самом деле здорово. Не только кампус, но и занятия. Почти все преподаватели, которые мне встречались, изо всех сил стараются удовлетворить потребности студентов. Выбор лекций и семинаров очень широк, и можно самостоятельно решать, какой у тебя будет профиль. Я по-настоящему довольна учебой.

– Прекрасно. Так и должно быть, – согласилась со мной миссис Косгроув.

– А чем вы занимаетесь, если можно спросить? – осторожно произнесла я.

– Мы адвокаты по бракоразводным процессам. Наш офис здесь неподалеку.

Я подавилась.

– Ох, Доун. Всё в порядке? – испугалась миссис Косгроув.

– Да. Спасибо, – выдавила я.

– И вы сегодня были с моим сыном, когда он напился? – ни с того ни с сего выпалил мистер Косгроув.

Я не стала ему отвечать.

– Ах, Рэймонд, – одернула его жена.

– Его поведение – это позор, Натали!

– Не говори так.

Мистер Косгроув так резко встал, что кресло царапнуло ножками пол. Я задержала дыхание и почувствовала, как напряглись плечи.

– Он учится какой-то бесполезной чепухе, не имеет никаких жизненных перспектив, заявляется сюда пьяным – на него нельзя положиться. А ты слишком слепа, чтобы это понять!

– Закончил?

Тик-так.

В дверном проеме стоял Спенсер, подняв руку над головой и упираясь ею в косяк. Он смотрел на отца с равнодушным выражением лица. Не похоже, чтобы он слышал такое впервые.

Без единого слова его отец вышел из комнаты, и чуть позже я услышала, как где-то хлопнула дверь.

Поза Спенсера мгновенно изменилась. Все в нем вдруг приняло усталый, измученный вид.

– Оливия спит, – сказал он.

– Хорошо, – ответила ему мать. – Вы останетесь на ночь?

На секунду его взгляд метнулся ко мне. В итоге Спенсер покачал головой и сильнее сжал дверной косяк.

– Нет. Но спасибо, мам.

Миссис Косгроув поднялась и за несколько шагов оказалась возле сына, чтобы заключить его в крепкие объятия. Он уткнулся лицом ей в плечо, и это был настолько интимный момент, что мне пришлось отвернуться.

Я слышала, как миссис Косгроув что-то пробормотала, слова утешения, которые затерялись в волосах Спенсера. Затем она произнесла:

– Езжайте аккуратно.

Я оторвала взгляд от пола под ногами. Мама Спенсера тепло посмотрела на меня и натянуто улыбнулась.

– Ладно, – ответил Спенсер, опять обняв ее на прощание.

– Спасибо за горячий шоколад, – сказала я, прежде чем мы вернулись в холл.

– Надеюсь, в следующий раз мы познакомимся еще раз, Доун, как следует. – Миссис Косгроув слегка коснулась моей руки.

После того как она заперла за нами дверь, мы со Спенсером молча направились к автомобилю. Шлепанье моей обуви было единственным звуком, который разрывал ночь.

Спенсер вложил мне в ладонь ключи, и я села в машину. Сам же он остался снаружи, прошел немного по дорожке и замер на развилке между несколькими деревьями, где согнулся пополам, уперев руки в колени. Несмотря на такую позу, я видела, как сильно тряслось все его тело.

Это разбивало мне сердце.

Он разбивал мне сердце.

Я завела машину и отважилась взглянуть на Спенсера. Щеки у него больше не краснели. Хороший знак. Дыхание было спокойным и равномерным, но даже во сне он казался встревоженным. Как будто у него на плечах лежал груз весом в тонну и придавливал его к земле.

– Ты пялишься на меня, – произнес он, не открывая глаз.

Он вообще не спал. Этот идиот целых два часа прикидывался, что спит, чтобы просто-напросто со мной не разговаривать. Я даже не сомневалась.

Но винить его в этом не могла.

– Потому что ты прелестно выглядишь, когда притворяешься спящим, – парировала я.

Распахнув глаза, он встретился со мной взглядом.

– Мы на месте. – Я кивнула в сторону его дома.

Спенсер ничего не сказал, лишь смотрел на меня.

– Мне проводить тебя до двери?

Теперь он сморщил нос:

– Это дико странно.

– Почему?

– На самом деле должно быть наоборот.

– В смысле, это ты должен привезти меня домой и спросить, проводить ли меня до двери?

Он кивнул и потер глаза. До недавнего времени ресницы у него были мокрыми. Сейчас уже нет.

– «Эмансипация» – волшебное слово, Спенс.

– Я сам дойду. Можешь взять машину, тогда завтра я заберу ее у общежития.

– О’кей. Спасибо.

Он отстегнулся.

– Спенс?

У него вырвался недовольный звук, а его взгляд скользнул по моему лицу и опустился на шею.

– Хочешь поговорить об этом? – с опаской спросила я.

– Нет.

Последняя попытка:

– Кто такая Оливия?

Выражение его лица ожесточилось, взгляд стал холодным и непроницаемым.

– Я ответил тебе «нет», Доун. Это означает, что я не хочу об этом разговаривать.

– Прости, – прошептала я.

Он тяжело сглотнул, и этот звук показался мне чересчур громким в тесном пространстве салона. На улице все словно вымерли. Тут были только мы вдвоем. Его тревога и печаль, которые он старался скрыть за стеной, и мои ошибки, которые создали между нами слишком большую дистанцию.

– И не только за это. За все, я имею в виду, – добавила я чуть погодя. Все, что накопилось внутри за последние несколько часов, сейчас норовило вырваться из меня наружу. По-другому я не могла. Не после всего, что с нами сегодня случилось. – И в клубе я тоже не то хотела сказать. Я повела себя как полная дура и…

Его ладонь закрыла мне рот.

Я удивленно моргнула.

– Я не хочу тебя слушать, Доун, – произнес Спенсер охрипшим голосом. Он казался сонным. Может, действительно не просто делал вид.

Мне хотелось ответить, и я потянулась, чтобы убрать его ладонь с моего рта, но он удержал меня второй рукой и покачал головой.

– Я ясно выразил свою позицию, а ты довольно однозначно дала мне понять, что об этом думаешь. Не надо приукрашивать правду только потому, что теперь тебе вдруг стало меня жалко.

Затаив дыхание, он вновь обвел взглядом мое лицо. И, казалось, запоминал каждую эмоцию, изучал мои веснушки, как будто собирался их пересчитать.

Тик-так.

– Думаю, мне нужна дистанция. – Спенсер отнял руку от моих губ, и это происходило, как в замедленной съемке.

Не успела я ничего сказать, как он уже вылез из машины, бесшумно закрыл пассажирскую дверь и зашагал по дорожке к своему дому.

Глава 10

Мой любимый цвет – розовый. Так всегда было, и мне наплевать, что он совершенно не сочетался с моими волосами. В большинстве случаев я считала этот контраст даже симпатичным.

В детстве я часто играла в машинки, но разукрашивала их в розовый, украшала наклейками с цветочками и давала им имена. То же самое продолжалось и сейчас с вещами для университета. Все мои блокноты обклеены разноцветной фольгой, а в пенале найдутся ручки любого оттенка розового, который только можно себе представить, некоторые даже с блестками, феями или единорогами. Каждый раз, когда я за них бралась, у меня повышалось настроение. Это скрашивало мои студенческие будни.

Мой сосед на «Началах американской литературы до 1865 года» как раз развлекался с одной из вышеупомянутых ручек с феями и зачарованно наблюдал, как внутри прозрачного корпуса плавают блестки.

– Отвал башки, – прошептал Исаак и еще раз встряхнул ручку. – Как чертов снежный шарик.

Я ухмыльнулась и записала следующие ключевые моменты презентации.

«Начала американской литературы до 1865 года» – это определенно один из самых тяжелых моих предметов. И дело тут не столько в тематике, сколько прежде всего в профессоре Уолдене. Строгий и крайне несправедливый, он относился к тем преподавателям, которые явно получали удовольствие от своей профессии, только когда придирались к студентам. Он внушал настоящий ужас. Нельзя было садиться слишком далеко, так как там опасность, что тебя спросят, достигала максимума. Но и слишком близко садиться тоже не стоило, поскольку тогда он постоянно обращался к тебе напрямую. Мы с Исааком заняли два боковых места в среднем ряду аудитории. Здесь было спокойно и спрашивали очень редко. Впрочем, это лишь совсем немного уменьшало наш страх перед профессором Уолденом.

– Как думаешь, он нас не тронет? – шепнула я и еще ниже согнулась над тетрадью, чтобы выглядеть как можно более усердной. Какой я и была на все сто процентов. В данный момент я писала что-то о Гражданской войне и проблемах, которые принесло с собой понятие «американский» в рамках формирования литературы.

– Понятия не имею, но надеюсь. Не хочу, чтобы он вдруг растерзал меня, как Даррена, – отозвался Исаак и опять потряс мою ручку.

По части выступлений на публике Исаак очень похож на меня, потому мы и сдружились в самом начале курса. Когда пару недель назад Даррен отвечал свой доклад, профессор Уолден неожиданно его прервал и открытым текстом сообщил, насколько плохо проработана его презентация. Было по-настоящему больно наблюдать, как Даррен – весьма самоуверенный и, если честно, даже дерзкий парень – весь вспотел и начал заикаться. После того как несколько студентов попросили хотя бы дать Даррену закончить доклад, профессор Уолден всех их выгнал из лекционной. Сейчас наш поток заметно поредел, так как многие бросили курс.

Этого мужчину я боялась до смерти. Сегодня мы с Исааком сильно нервничали, потому что собирались в конце занятия спросить у профессора, нельзя ли вместо выступления сдать курсовую работу.

– Ты только из-за этого так прихорошилась? – негромко полюбопытствовал Исаак, указывая подбородком на мою прическу.

Я подняла руку и провела пальцами по волосам, заплетенным в виде венка, который крепился на голове шпильками. Кроме того, я добавила что-то вроде тоненькой цветочной нити, тянущейся по всему плетению. Прическа навевала мысли о весне, хотя на улице до сих пор стояли холода.

– Прозвучит тупо, если я отвечу «да»?

Он тут же помотал головой:

– Нет, подруга. Я тоже. – Исаак ткнул в свою белую рубашку и галстук-бабочку с редкими белыми крапинками на темной ткани. В сочетании с очками в коричневой пластиковой оправе и намеренно взлохмаченными волосами смотрелось это просто отлично.

Мы отсидели до конца лекции, а потом дождались, пока аудитория опустеет, прежде чем осмелились подойти к профессору Уолдену.

То, что это устрашающий человек, можно было понять сразу по его кошмарному твидовому костюму, под которым он носил жилет того же зеленовато-бежевого цвета с абстрактным узором. Из-под воротника выглядывал узел галстука коньячного оттенка. Волосы у него были совсем седыми, почти белыми, а нижнюю половину лица вообще не представлялось возможным разглядеть из-за большой бороды. Ей он придавал угловатую форму – никогда раньше не видела бороды с такими острыми краями, – и всегда, когда он говорил, волосы то поднимались, то опускались. Еще из-за нее никогда не удавалось понять, улыбается он или нет. Хотя я очень сомневалась, что он в принципе на это способен.

– Профессор Уолден, – начал Исаак и прочистил горло, – надеюсь, мы вам не помешали.

Не глядя на нас, он продолжал собирать свои бумаги на кафедре в стопку. Но изобразил жест, который, видимо, поощрял нас продолжать.

– В качестве итоговой работы по предмету у нас предусматривается выступление с докладом, – подхватила я. – Мы получили очень интересную тему и считаем, что ее можно прекрасно раскрыть в письменной форме, поэтому надеемся, что вы дадите нам разрешение подготовить для зачета курсовую на десять страниц вместо устного доклада.

Профессор Уолден быстро вскинул глаза, бегло взглянул на меня и сунул свою кипу бумаг в папку на резинке. Затем убрал ее в коричневый портфель, замок которого защелкнулся с тихим звуком.

– Зачем вы учитесь? – внезапно спросил он, уставившись прямо на меня. Лицо его оставалось абсолютно пустым. Либо на нем все-таки отражались какие-то эмоции, однако их скрывала внушительная борода.

Я не нашлась с ответом, так пристально на меня смотрел Уолден.

Владеющий собой Исаак бросился мне на помощь:

– Ради знаний, чтобы получить возможность сделать карьеру, самостоятельно работать…

– Я не вас спрашивал, хотя меня очень радует, что вы прочли брошюру Вудсхиллского университета, – оборвал его профессор.

Исаак рядом со мной будто окаменел.

Я подавила порыв похлопать его по руке.

– Мне бы хотелось стать независимой, – начала я и говорила при этом честно. – Я хочу узнать все о литературе, понять писательское искусство и…

– Где вы собираетесь работать после учебы? – перебил меня он своим низким проницательным голосом.

Для чего вы задаете мне вопрос, если прерываете, не дослушав?

Мне пришлось сделать глубокий вдох.

– Я бы с удовольствием работала в издательской сфере. – О своей мечте целыми днями в удобной одежде работать из дома я ему сообщать не буду.

– И вы полагаете, что подобное отношение к работе облегчит вам начало трудовой деятельности? – продолжил он и пригвоздил меня к месту взглядом своих серых глаз.

Должно быть, я ослышалась.

– Прошу прощения?

Профессор Уолден надел пальто и неторопливо застегивал пуговицы.

– Вы считаете, что сумеете проработать всю жизнь, ни разу не выступив перед людьми? Если не сделаете доклад, то не сдадите этот предмет. Все предельно просто. – Он смерил меня взглядом с головы до ног.

Я ясно видела, как он поморщился, зацепившись взглядом за цветы в моих волосах.

– А впрочем, если подумать, я бы и так порекомендовал вам сменить курс. Возможно, «Исследования о женщинах-писательницах» больше подойдут вашим… представлениям. – Он взял в руки свой портфель. – Доброго дня.

У меня рот открылся.

Рядом со мной задыхался от возмущения Исаак.

Уверенным шагом профессор Уолден пересек аудиторию. Я смотрела ему вслед. Понятия не имею, сколько я так простояла. Лишь когда Исаак осторожно дотронулся до моей руки, мне стало ясно, как сильно меня трясло.

Вообще-то после лекции мы с Элли договаривались вместе пообедать. Каждые пару недель я учила ее новым рецептам, потому что она непременно хотела научиться хорошо готовить. Чаще всего мы находили их в интернете, вместе шли в магазин, а потом глупо танцевали на кухне под музыку, пока нарезали овощи и закидывали ингредиенты в кастрюли и на сковородки. Сегодня до этого, увы, не дошло.

Ворвавшись в квартиру к Элли, я устремилась сразу в гостиную, и мне было абсолютно все равно, голый там кто-нибудь или нет. Потом развернулась к Элли, которая замерла в дверном проеме перед гостиной.

– Этот… этот чертов жопо-говно-сраный-мудак! – выдавила я, тяжело дыша.

На самом деле мне казалось, что физическая нагрузка от ходьбы досюда пешком меня успокоит или по меньшей мере чуть-чуть ослабит мой гнев, но этого не случилось.

– Профессор Уолден сказал нет? – с сочувствием спросила подруга.

Я металась туда-сюда по комнате. Во мне все просто клокотало.

– Как вообще можно быть таким злобным?

Элли села на диван, прямо под стену с фотографиями, на которой висело и несколько наших снимков.

– Что произошло?

Ответить внятно я не могла – не в такой ярости. А она не стихала. В этот момент мне правда очень хотелось по чему-нибудь ударить. Желательно по твидовому костюму профессора Уолдена. Или по его подлому бородатому лицу.

– Этот хренов любитель твида!

– Раньше твои оскорбления были лучше, Доун, – раздался откуда-то из глубины квартиры голос Кейдена.

– Поцелуй меня в зад, Кейден! – так же громко откликнулась я, а потом испуганно взглянула на Элли. – Я не это имела в виду, клянусь.

Она лишь ухмыльнулась.

– Боже, по-моему, я еще никогда ни на кого так не злилась. Меня трясет от ярости. Видишь? – Я вытянула в сторону Элли обе ладони.

Было слышно, как дверь в рабочую комнату Кейдена с тихим скрипом приоткрылась шире.

– Мне запереть Спайди? Вдруг ты сдерешь с него шкуру в таком бешенстве.

Я скрестила руки на груди, чтобы они перестали дрожать.

– Хочу научить Спайди есть людей, а потом натравить его на профессора Уолдена. Можно?

Из комнаты Кейдена донесся тихий смех, и я резко обернулась. Позади Кейдена, стоящего в дверях, за огромным письменным столом сидел Спенсер. Перед ним ярко светились два монитора, он сидел спиной к нам и не поворачивался. Я уже несколько дней с ним не виделась.

Думаю, мне нужна дистанция.

Свою машину он забрал днем в воскресенье, когда я еще крепко спала, отдыхая после ночи. Сойер вручила ему ключи, и он тут же ушел. Соседка сразу забросала меня вопросами, что между нами. Я не отвечала и вместо этого безостановочно думала о том, что случилось прошлой ночью. Я действительно волновалась за Спенсера. С большим трудом мне пришлось заставлять себя уважать его личную жизнь, но мысленно раз за разом я прокручивала в голове эти события.

Что произошло у него в семье? Почему отец как будто бы презирал его? Что было в той комнате? Еще ни разу я не видела его таким раздавленным, как той ночью, и хотела знать, что с ним происходило. Хотела поддержать его. Хотела снова стать ему подругой, но боялась, что в ближайшее время он этого не позволит. Не после того, что я ему наговорила.

Оторвав взгляд от его спины, я уставилась в пол.

– Что такого сказал профессор Уолден, от чего тебе так вынесло мозг? – спросил Кейден.

Я сделала глубокий вдох и пересказала им все дрожащим голосом.

– Что? – вырвалось у Элли, и Кейден тоже помрачнел.

– Тупой ублюдок.

– Может, мне и правда стоит сменить предмет, – вслух рассуждала я, опускаясь на диван рядом с Элли.

– Этого ты точно не будешь делать. Тогда он победит, а нам это не нужно, – ответила она и переплела наши пальцы.

Я вздохнула и положила голову ей на плечо. Возникло желание заплакать, но за несколько месяцев я не проронила ни одной слезинки. И когда это произойдет в следующий раз, то уж точно не из-за идиота вроде профессора Уолдена.

– Ничего страшного, если я сегодня не буду готовить? – спросила я и подтянула ноги к себе.

– Конечно. Можем заказать доставку или сходить куда-нибудь поесть. Что захочешь.

– Я хочу пиццу. И мороженое. И шоколад. И измазать машину профессора Уолдена пеной для бритья, а потом забросать яйцами.

Элли захохотала:

– В такой последовательности?

Я кивнула, не поднимая голову с ее плеча:

– Именно в такой последовательности.

– Для начала хватит просто пиццы? – осведомился Кейден.

Я так яро закивала, что цветочки у меня на голове запрыгали.

Час спустя я уже сидела на полу между ног у Элли, потому что Кейден вечно пилил меня, если я пачкала диван, и стучала ладонями по столу в гостиной. Кейден принес сразу четыре тарелки и поставил две из них передо мной и Элли. При виде растекающегося сыра у меня потекли слюнки.

– Спенс, заканчивай прятаться от Доун и тащи свою задницу сюда, – громко прокричал Кейден.

Мое лицо приняло почти такой же цвет, как соус в пицце.

– Спасибо, Кейден.

– Разберитесь уже как-нибудь. Эта супружеская ссора невыносима, – откликнулся тот и сел.

Не знаю, на что я рассчитывала. Во всяком случае, не на улыбающегося Спенсера, который бодро вошел в гостиную. Он выглядел как обычно. Веселые искорки в глазах, озорная улыбка на губах и ручка в руке, которой он безостановочно щелкал. Он был… просто Спенсером.

За исключением того факта, что избегал моего взгляда.

Он сел к нам, и мы начали есть. Элли включила эпизод сериала, в котором я практически не понимала героев из-за шотландского акцента. Вместо этого мой взгляд снова и снова устремлялся к Спенсеру. С поразительной скрупулезностью он снял начинку со своей пиццы, положил в рот, а пустое тесто съел в самом конце. Они с Кейденом обсуждали походы в горы и какие-то новые отражатели, которые планировали купить. Он шутил, острил и смешил Элли и Кейдена. А мне никак не удавалось соотнести этого Спенсера с тем человеком, который еще в конце недели сказал мне, что в его жизни уже ничего не наладится.